Рыбка в аквариуме

Что же с ним такое случилось? Он не мог вспомнить. Хотел было встать, но ни ноги, ни руки не отвечали на приказы мозга. Так он и лежал на кровати кулём.   
Обвел глазами комнату.
Ничего необычного не наблюдалось. Сквозь занавески, расшитые местными умелицами, пробивался солнечный свет. Наступило утро – самое обычное, казалось бы, утро…
На тумбочке у изголовья стоял маленький аквариум с красной рыбкой, которая плавала туда-сюда, словно совершая утренний моцион. В какой-то момент, когда они встретились взглядом, ему показалось, что рыбка говорит ему «доброе утро». 
В дверной проем были видны часы с кукушкой, висящие на стене гостиной. Они показывали половину десятого. Это были любимые бабушкины часы; после её смерти тетя отдала их ему – на память. Каждый час открывались створки, и из них показывалась птичка, говорившая «ку-ку».
Из другой комнаты, соседней с гостиной, доносились голоса. Знакомые. Один из них принадлежал его жене Эсре. Тридцать лет, как женаты, а за последний год раза два всего поговорили по телефону. Оба они, очевидно, не испытывали ни малейшей потребности в общении. Последний раз жена позвонила по совершенно дурацкому поводу. Он-то думал по ее тону, что она заговорит о чем-то важном, но Эсра сказала:
- Дорогой, я думаю поменять мебель в гостиной. Она совершенно вышла из моды, да еще и потерлась.
До чего важная и интересная тема!
- Как пожелаешь нужным, милая. 
Остальной разговор тоже был про мебель.
Эсра жила в Стамбуле. Довольно необычно для официально женатых мужчины и женщины вести настолько обособленную друг от друга жизнь, не правда ли?
Даже думать обо всем этом было утомительно.
 
***
Вспомнилось, как они познакомились в баре с той красивой девушкой, и ее первый вопрос: «Вы женаты?»
Он не был готов к такому вопросу, хотя задают его часто. Почему людей так интересует матримониальный статус собеседника? Наверное, им хочется его как-то классифицировать. А еще спрашивают: «Ты откуда родом, земляк?» Как это глупо: называть человека земляком и одновременно интересоваться, откуда он. Отвечать, по всей видимости, надо следующим образом: «Раз я твой земляк, то и родился там же, где и ты. Зачем спрашивать?»
В баре они сидели рядом. Пришел он туда, кажется, часов в восемь. Еще никого не было. Заказал стакан ракы и закуску. Потом еще стакан… Потихоньку начали подтягиваться посетители. Знакомые здоровались с ним, дружески похлопывали по плечу или по спине. Некоторые чмокали его в щеку и спрашивали, как дела.
- Что нового, как здоровьишко?
- Всё в порядке, лучше не бывает!
Не бывает? Почему же он тогда сейчас лежит и не может пошевелиться? Отвечал он так по привычке. Люди не очень любят тех, кто жалуется на жизнь: боятся, что те взвалят на их плечи дополнительные трудности, и держатся от них подальше.   

***

Жена всё говорила. Она вообще любила поговорить без всякой надобности. Это всегда его утомляло, и он научился, пропуская её слова мимо ушей, делать вид, что слушает, и время от времени одобрительно кивать головой. Однако жена вскоре его раскусила и сильно разозлилась, как будто было бы лучше, если бы он сказал: «Заткнись уже, надоело слушать твою пустую говорильню!» 
Сейчас она снова трепалась о каких-то пустяках. От такой болтовни зубы сводит. Первые пять лет супружеской жизни были еще ничего, а потом они ни разу не разговаривали дольше получаса. Почему же не развелись? Сложно сказать. Может быть, дело в том, что у них подрастал сын? Наверное, да. Но только отчасти. Да и сын-то давно уже вырос и упорхнул из гнезда.   

***

Он не заметил, когда девушка подсела к нему; какой по счету стакан пил, тоже не помнил. Сначала она попросила закурить. Это старинный и весьма распространенный прием, позволяющий завязать разговор и познакомиться. Стало быть, она обратила на него внимание, и он ей понравился. Теперь ей хотелось узнать о нем побольше.
Женат ли он? Какой глупый, пустой вопрос. «Я мог бы провести целый семинар на тему "Философия брака и вопросы отношений между мужчиной и женщиной"», - подумал он. Тут ведь всё от нее самой зависит. Если он ей понравился, и она желает завести с ним отношения, но при этом слишком «совестливая», чтобы разрушать чужое семейное счастье, то если он скажет, что женат, на этом всё и кончится. Но если он настолько ей понравился, что она в любом случае готова затащить его в постель, то зачем задавать этот глупый вопрос? 
Ответить просто «да» или «нет» было недостаточно. В любом случае пришлось бы давать дальнейшие пояснения.
- Иногда… Время от времени, - сказал он. Девушка удивленно воззрилась на него. «Это как?» - говорили ее глаза.
Почему он так ответил? Она ему понравилась. Он был не против закрутить с ней роман. И, наверное, испугался, что любой ответ приведет к тому, что ничего у них не выйдет – так, что ли?
Тут подошел поэт Неджми и сказал:
- Я отличные новые стихи написал, хочешь послушать?
- Спасибо, дорогой, но попозже, сейчас нет времени, - ответил он. Не хотелось, чтобы Неджми влезал в разговор с девушкой. 

***

- Ах, милый мой, кто бы мог подумать, что с ним такое случится? Ты же знаешь, солнце, мой муж был здоров, как бык. Утром и вечером – ледяной душ, едва проснулся – зарядка. Всегда следил за собой. Но этот тяжелый характер, это пустое самолюбие…
С кем же она говорит?
Когда этот второй человек показался в дверном проеме, он его узнал: их семейный доктор Ибрагим. Его он тоже видел в последний раз давным-давно, когда приезжал в Стамбул. Они тогда пошли вечером в мейхане (он настоял), и доктор все твердил: «Что ты там забыл, на этом юге, да еще один? Ты уже не в том возрасте, чтобы вести богемный образ жизни», и прочее в том же духе.   

***

Он не помнил ни когда они вышли из бара, ни когда пришли домой – даже не был уверен, что это именно его дом. Когда он, немного протрезвев, пришел в себя и огляделся, то не смог поначалу понять, где находится – темно было. Но рядом спала голышом та самая девушка из бара.
Он помнил, что прошептал тогда с досадой: «Тьфу ты!» Вечно с ним так, когда выпьет. «Вот был бы в сознании, насладился бы процессом!»
Девушка приоткрыла глаза и улыбнулась, а он потянулся к ней и поцеловал в губы. Значит, ночью всё прошло хорошо. Он повернулся на другой бок и снова уснул. 

***

Сын после школы уехал в Америку, учился там финансовому делу в университете, а заодно женился на черненькой однокурснице.
Матери он рассказал об этом через три месяца после свадьбы. Эсра плакала навзрыд, несколько часов не могла успокоиться. Вскоре родился черненький внучок. Дед его ни в коем случае не был расистом, но все равно был несколько удивлен случившимся. А вот его жена никак не могла со всем этим смириться. Долгое время жила, словно в трауре. В конце концов не выдержала, села в самолет и улетела в Америку. Когда он созвонился с женой, ее было не узнать. Она рассыпалась в восторгах: невестка очень милая и очаровательная, да еще и мусульманка; внука назвали Али – специально, чтобы ее порадовать (так звали ее покойного отца). Мужу долго пришлось выслушивать агуканье малыша в телефонной трубке, а через несколько дней по почте пришли и его фотографии. Очень симпатичный вышел черненький внучок.   
Разглядывая фотографии, он не смог удержаться от смеха: вспомнил свою бабушку по отцовской линии. Та терпеть не могла смуглых. Сама она была утонченной дамой из хорошей османской семьи. Как назло, все ее невестки были смуглянками. А теперь у внука жена вообще чернокожая, и сын у них такой же. 

***

Они лежали рядышком, укрытые тонким пикейным одеялом, девушка – спиной к нему. Он приподнял одеяло.
Она была совершенно нагая. 
У нее была красивая, безупречная кожа и ровный загар. Та часть тела, которую скрывает нижняя часть бикини, была совершенно белой, а та, за которую отвечает верхняя – нет. Значит, она загорала топлес. Должно быть, она уже давно тут.
Точно не вспомнить, как это произошло. Он прижался к ней сзади и обнял за талию. Девушка открыла глаза, снова улыбнулась и, повернувшись, обняла его.   

***

- Что же с ним приключилось, Ибрагим?
Они говорили о нем в соседней комнате. Ему было даже немножко видно их в дверной проем.
И в самом деле, что с ним приключилось? Проснулся утром – и вот, пожалуйста. Конечности не двигаются и сказать ничего не получается.
Обнаружил его в этом положении Кемаль. Он привез заказанные саженцы. Дверь, должно быть, осталась с вечера открытой. Кемаль постучал и, не дождавшись ответа, вошел. Сначала подумал, что хозяин дома еще дремлет, потряс его за плечо, а когда понял, что тот не спит, но не может пошевелиться, бросился звонить в Стамбул его жене.
Хорошим другом был Кемаль. Отлично разбирался в растениях и верил, что у них тоже есть душа. От Кемаля и он понабрался немного ботанических знаний.
«А теперь я сам стал, как растение. Не могу шевелиться. Не могу говорить. Но душа еще в теле».
- Разновидность паралича, - отвечал доктор Ибрагим. – Надежд на выздоровление почитай, что и нет. Так и будет теперь жить, сколько протянет. Если это можно назвать жизнью… Но я предлагаю на всякий случай всё равно отвезти его в хорошую больницу и провести обследование.
Эсра тяжело вздохнула и зарыдала.
Надо же, как расстроилась. Доктор Ибрагим стал обнимать её, пытаясь утешить. Утер ей слезы бумажной салфеткой. Некоторое время они стояли, обнявшись. Эсра немного успокоилась; обняла Ибрагима еще крепче и уткнулась лицом в его плечо. Потом подняла голову, посмотрела ему в лицо, чмокнула в губы, и они слились в долгом поцелуе. 
«Ах вы паршивцы этакие! Как у вас, оказывается, дело далеко зашло, пока меня не было!»
И что нашла жена в этом лысом, толстом коротышке?
Если бы он мог шевелить руками, то ощупал бы себе лоб – нет ли рогов. 

***

Тем утром он проснулся рано. Оливки и сыр у него были, недавно купил в деревне, но нужно было раздобыть еще кое-что.
Он быстро натянул на себя одежду и пошел в магазин.
- Привет, папаша! – фамильярно, как всегда, поприветствовал его Абдуллах, хозяин магазина, и ухмыльнулся. Знал, что ему это не нравится, и все равно упорно величал его «папашей». Он уже не обращал на это внимания.
- Э, да у тебя гости, что ли? – спросил Абдуллах, пробивая его покупки, которые пришлось сложить в несколько пакетов. 
Однажды он заметил, как Абдуллах жульничает с весами, и взглянул ему в глаза. Тот понял, что его раскусили, но лишь нагло ухмыльнулся – точь-в-точь, как сейчас.   
Вернувшись домой, он приготовил роскошный «завтрак по-деревенски». Девушка уже проснулась и принимала душ. Когда она вышла из ванной и показалась в дверях, завернутая в найденное в шкафу пляжное полотенце, он снова ощутил удивление и восторг. «Неужели я провел ночь с этим прекрасным созданием?»
Он спросил, как её зовут. Шермин. Она была из Стамбула, работала в рекламном агентстве. Училась в школе с преподаванием на французском, потом окончила Академию изящных искусств.

***

Наверное, сильнее всего он обиделся тогда, когда жена изменила ему с пультом от телевизора. Это было еще до того, как он решил перебраться на юг. Однажды он проснулся посреди ночи и пошел на кухню, чтобы выпить воды – в горле пересохло. Жена, как всегда, растянулась на диване. Почему-то ей нравилось вот так, в полусне, лежать до самого утра перед телевизором под дурацкие программы о жизни поп-звезд. Это повторялось буквально каждую ночь. Он уже привык. Сейчас она еще не спала, но его в темноте не заметила. Он вдруг удивленно остановился. Жена-то, оказывается, задрала юбку, сдвинула трусики и увлеченно мастурбировала с помощью телевизионного пульта! Вот уж не думал он, что ему изменят с пультом… Позабыв про воду, он вернулся в спальню.

***

Они провели вместе три дня, даже не выходя из дома.
Точнее, он выходил пару раз – в магазин за едой. Девушка, то есть Шермин, оказалась страстной любительницей сыра. Брынзу она поглощала в огромных количествах. Абдуллах, желая показать, что необычно большие объемы покупок не укрылись от его внимания, чесал языком:
- Папаша, у тебя, наверное, дома беременная женщина поселилась? Судя по тому, сколько ты берешь сыра… Ей ведь белок нужен, кальций и всё такое…

***

Доктор Ибрагим вышел, чтобы найти машину, на которой его можно было бы отвезти в больницу. Эсра дремала на диване в гостиной.
Потом Ибрагим вернулся. Он договорился с Абдуллахом.
Бакалейщик подогнал свой пикап к крыльцу, откинул задний бортик кузова. Вместе с доктором они с большим трудом подняли и потащили больного: Абдуллах подхватил его под руки, а Ибрагим взялся за ноги.   
Жена двумя руками держала за его ремень, чтобы средняя часть не провисала. Глядя на их потуги, ему хотелось рассмеяться. Особенно забавно выглядела Эсра, изо всех сил вцепившаяся в ремень. «Впервые за много лет твои руки оказались так близко к моему члену, распутная женушка…»   
Время от времени он встречался взглядом с Абдуллахом. У того на губах играла знакомая фамильярная ухмылка. Он словно бы хотел сказать: «Ну что? Видишь, что с тобой случилось, задавака? Помнишь пословицу? Не говори, кем стал, говори, кем станешь!»
Его положили в кузов пикапа и отвезли в город, в больницу.
Провели обследование. Подождали результаты анализов. Доктор Ибрагим что-то долго обсуждал с местными медиками. Диагноз совпал с догадкой Ибрагима. Он-то считал его так себе врачом, но диагноз этот скользкий тип поставил правильный.
Домой вернулись тем же способом.
Погода была жаркая, но в дороге его обвевал легкий ветерок. Машина мчалась мимо олеандров и стираксов .
Он очень любил эти деревья, символ здешних мест. Немало их посадил у себя в саду вместе с Кемалем. Наверное, сейчас он в последний раз видел эту дорогу и любимые растения.
«Прощайте, дорогие мои олеандры! Прощайте, любимые стираксы!» - пронеслось в голове.
Погода внезапно изменилась, начал накрапывать дождик. А ведь только что сияло солнце и на небе не было ни облачка.
Абдуллах свернул на обочину. Вместе с Ибрагимом они натянули над кузовом брезентовую крышу.
- Теперь не промокнешь, папаша! – ухмыльнулся Абдуллах.
«Уберите брезент, не надо! – хотелось ему закричать. – Я согласен промокнуть, только бы видеть деревья!» Но из горла не вырывалось ни звука.
Из-под крыши кое-что все-таки было видно. Дорога шла через лес. Дождевые капли барабанили по брезенту.
Вскоре дождь утих. Показалась радуга. Абдуллах остановил машину, брезент убрали.
Запах смоченной дождем земли, свежий воздух, наполнявший легкие, яркая радуга в небе, - всё это говорило ему, что он еще жив.

***

Он даже не помнил, сколько раз они занимались любовью. Шермин ходила по дому в коротенькой ночной рубашке, слушала музыку, ела, читала французский роман, плескалась под душем, когда становилось слишком жарко, и то и дело тащила его в постель. 
Ее как будто терзал постоянный голод. И он был уверен, что она не имитировала оргазм, как Эсра. Теперь он видел разницу.
О том, что Эсра имитирует оргазм, он догадался только через два года после свадьбы. Это стало для него огромным разочарованием. Несколько дней он не мог прийти в себя, всё ломал голову, не его ли это вина. Да нет же! Он старался изо всех сил и был совершенно здоров с этой точки зрения. Разве не были доказательством этому его нынешние забавы с Шермин?

***

Он проснулся от шума.
Очередное утро. В его состоянии – никаких перемен.
Немного погодя он понял причину шума – когда в комнату с криком «Grandpa!»  вбежал чернокожий мальчонка и запрыгнул на кровать, прямо на него.
Он испугался, как бы сорванец не повредил ему чего-нибудь, но нет. В другое время от удара заболел бы бок, но теперь он ничего не чувствовал. Мальчишка, очевидно, был тот самый внук, притча во языцех. Обнял деда черными ручонками и поцеловал в щеку.
«Эх! Был бы я здоров, обнял бы тебя, прижал бы к себе!»
В комнату вошел сын, грустно проговорил:
- Как же это ты так, папуля?
«Папуля», видимо, лучше, чем «папаша»? Если бы он мог говорить, сказал бы: «Ах ты, паршивец!»
Вслед за сыном вошла его жена, потом Эсра, встали рядком перед кроватью.
Сколько он еще сможет продержаться в таком положении? Если бы не паралич, он бы сейчас ушел к морю и долго-долго бродил бы по берегу.
- Доктор, есть ли вероятность, что он выздоровеет? – спросил сын.
- Увы, нет. Нужно просто с этим смириться и не питать напрасных надежд, - ответил Ибрагим.
Сын повернулся к матери.
- И что же теперь будет?
- От нас ничего не зависит.
- Нужно побыстрее определиться, что мы будем делать. Мне нужно немедленно возвращаться в Штаты. Я же всё бросил и прилетел. Работа ждет. Знаете, доктор, сколько стоят авиабилеты? Сплошное разорение!
- Имей в виду, скоро, может быть, придется прилететь еще раз, - перебила его Эсра. – Неизвестно, сколько твой отец еще проживет.
Сын вздохнул и поморщился, явно подумав про себя: «Что, и на похороны приезжать?»
Эх, если бы он мог говорить! «Сытый голодного не разумеет… Похороните меня прямо сейчас и освободитесь, сволочи!»
- В Стамбуле вы не сможете за ним ухаживать, - заговорил Ибрагим. – Да и нет никакого смысла его туда перевозить. Давайте найдем сиделку здесь. Будет присматривать за ним за умеренную плату. Спросим у бакалейщика, может у него есть какая-нибудь знакомая, которая согласится на эту работу.
 
***

Кажется, это было вечером того же дня. Из соседней деревни привезли женщину по имени Зелиха, дальнюю родственницу Абдуллаха. Долго говорили с ней в гостиной.
Потом Зелиха вошла в спальню, чтобы своими глазами посмотреть на больного, и долго стояла у изголовья, сочувственно глядя на него. Было видно, что она его жалеет – куда сильнее, чем жалела жена – но при этом сомневается, браться за работу или нет. Не было в ней уверенности, что справится.
Но доктор Ибрагим сумел ее уговорить. 
Впрочем, другого выбора у нее и не было. Когда Зелиха вышла из комнаты, Абдуллах, склонившись к Эсре, шепотом рассказал, что она – вдова с двумя детьми, никакого источника дохода у нее нет, так что она находится в отчаянном положении и будет вынуждена согласиться. И подмигнул: сами, мол, понимаете.
Поскольку дети Зелихи остались у ее матери, она могла и ночевать в доме. 

***

Внезапный – даже толком не попрощалась – отъезд Шермин его обескуражил.
Проведенные с ней дни стали казаться прекрасным сном.
Теперь он понимал, что для Шермин всё это было лишь эпизодом летнего отпуска. Небрежно, второпях накарябанная и прилепленная к зеркалу записка в ее представлении была, очевидно, прощальным письмом. Если бы не этот клочок бумаги, он и не узнал бы, что она уехала. 
Ее французский роман остался лежать на журнальном столике. Может быть, она его дочитала и оставила ему на память. Но он французского не знал.

***

- Вернемся в одной машине, поместимся, - сказал Ибрагим Эсре. – Мы с тобой сядем впереди, дети – сзади. Вещей у нас немного.
Они уезжали. Недолго пробыли.
Все по очереди расцеловали его в щеки. Последним был внук – он изо всех сил обнял деда, так, словно не хотел расставаться, и поцеловал его много-много раз.
«Вот бы хотя бы он остался…» Они крепко полюбили друг друга. Наверное, голос крови. Как бы весело они играли, если бы он был здоров! «Как бы мой отец его любил, если бы дожил!..» 
Попрощавшись, вышли. С улицы донеся голос Эсры, она давала последние наставления сиделке.
- Оставляю мужа на твое попечение. Смотри, заботься о нем как следует!
Потом захлопнулась дверь и послышался шум отъезжающей машины.
Начиналась новая «жизнь». Жизнь в кавычках.
«Значит, и это мне суждено испытать», - подумал он. Раньше ему казалось, что он никогда не постареет, что всё всегда будет таким, как раньше. Разве не всего несколько дней назад он познакомился в баре с Шермин?
 
***

Он очнулся. Должно быть, долго спал.
В комнате стоял полумрак. Солнце зашло, на улице темнело. Пришла осень, вечереть начинало раньше. 
Из гостиной доносились чьи-то приглушенные голоса. Взглянув в дверной проем, он увидел темную фигуру бакалейщика Абдуллаха, а рядом с ним – Зелиху.
Они сидели на диване. Вдруг Абдуллах обнял женщину и поцеловал ее в шею. Та попыталась оттолкнуть его и взглядом указала на спальню.
-  Да … с ним, не обращай внимания! – немного повысил голос Абдуллах. – Он всё равно ничего не понимает. Он теперь как растение. Говорить не может… Он нам не помеха. 
Да, он теперь как растение. Как олеандр или стиракс.
Абдуллах рывком подвинулся ближе к Зелихе и стал целовать ее груди. Потом обеими руками обхватил за ягодицы и навалился сверху.
«Вот скотина!» - выругался он про себя и закрыл глаза, чтобы не видеть.

***

Вечером следующего дня после отъезда жена позвонила по телефону. Трубку сняла Зелиха – больше было некому.
- Хорошо… Хорошо. Вы не беспокойтесь, всё в порядке, - отвечала она на расспросы Эсры, а в конце разговора сказала: - Абдуллах просил передать вам одну просьбу. Если вы не против, он хотел бы пользоваться велосипедом вашего мужа.
«Нет, нет! Я запрещаю отдавать этому негодяю мой велосипед!» - хотелось закричать ему. Но это было не в его власти.
- Спасибо, Эсра-ханым, - сказала Зелиха. Стало быть, разрешение было получено.
У него одну за другой отнимали все его вещи, а он ничего не мог с этим поделать. Разве не так же, без спроса, нагло срывают с растений – с деревьев, например – их плоды? Вот и с ним так же.
Нужно было привыкать к растительной жизни.

***

У сиделки Зелихи было интересное телосложение. Она была полной: пухлые пальцы, толстые ноги, округлые груди, выдающаяся задница. Красавицей не назовешь, но была в ней какая-то непонятная привлекательность. Если присмотреться повнимательнее, то очень милая это была женщина.
«Если её приодеть, облачить в платье с декольте и отправить в какой-нибудь бар в Бодруме , то за ней увязалась бы немало дурачков», - думал он.
Когда Зелиха, убираясь по дому, нагибалась или садилась на корточки, из-под подола платья выглядывали ее пухлые икры, а из выреза – огромные груди. Больного, который не мог ни пошевелиться, ни заговорить, она считала безопасным, хоть он и был мужчиной, и вела себя при нем совершенно свободно.
Ходящая туда-сюда по дому женщина, да еще рыбка в аквариуме на тумбочке у изголовья – вот и всё, что хоть как-то развлекало его в эти дни, когда он, неподвижно лежа в кровати, изнывал от скуки.   
Зелиха кормила рыбку остатками еды.
Когда сиделка уходила из дома или находилась где-нибудь в другой комнате, он всё ждал, когда она появится в дверном проеме. Очертания ее тела, проступающие сквозь тонкую ткань платья, были самой главной пищей для его фантазий.   
Она кормила его с ложечки. Протирала его тело тряпочкой, смоченной в мыльной воде. Больше всего его смущало то, что она меняла ему пеленки. Тогда он чувствовал себя младенцем. Ему было стыдно, неприятно, но ничего поделать он не мог.
Испражнялся он в пластиковый сосуд – утку. 
Однажды (на самом деле это случилось из-за того, что сиделка где-то задержалась) он не смог удержаться и намочил простыню. Зелиха очень рассердилась.
- Ах ты, хулиган этакий! – кричала она. – Еще раз надуешь под себя, пипиську тебе оторву!
Могла ли она сделать такое на самом деле? Ему стало страшно.

***

Он снова проснулся от шума. В доме было полно людей. Слышался чей-то плач.
Что опять случилось? Кто все эти люди?
Потом в комнату вошли маленькие дети, мальчик и девочка, светленькие, голубоглазые. Встали у изголовья и долго на него смотрели. Девочка спросила, нет ли в дома кукол, чтобы поиграть, а мальчик – за какую команду он болеет. Не дождавшись ответа, потеряли к нему интерес и стали играть на полу.
В комнату вошла Зелиха, увела детей за руки.
- А ну, не беспокойте дяденьку!
Это были ее дети.
Чуть позже, прислушиваясь к разговорам из соседней комнаты, он понял, что случилось. Бакалейщик Абдуллах попал на своей машине в аварию и погиб.
«И все-таки жаль, - думал он. – Упокой Аллах его душу!»
Пикап Абдуллаха столкнулся с грузовиком, разбился всмятку и улетел на дно оврага, в заросли олеандра.
В комнату набились женщины из деревни Зелихи, что приехали на похороны, с любопытством смотрели на него.
- Ох, ох! – завздыхала одна старушка. – Мужчина-то какой видный, красавец! Жалко! Помоги ему Аллах!
Сколько всего случилось за такой короткий промежуток времени…

***

Он привык.
Дни сменяли друг друга – одинаковые, скучные, ничем не примечательные. Скрашивали скуку птичьи голоса, доносившиеся из сада, красная рыбка в аквариуме, частые визиты верного друга Кемаля и, разумеется, Зелиха.
Гигиенические процедуры каждый раз проходили немного по-разному. Со временем Зелиха стала уделять больше внимания некоторым участкам его тела – как будто занималась не обязательной работой, которую хорошо бы побыстрее закончить, а чем-то другим. Протирание влажной тряпкой приобрело сходство с торжественным ритуалом или даже с актом любви. Зелиха явно стала получать удовольствие. 
Однажды его половой орган проснулся и дал понять, что готов выполнить свое предназначение. Зелиха тоже это заметила и специально стала с особенной тщательностью протирать его пах. Вот ведь: все члены отказали, а этот работает! Удивительное дело. Зелиха подобрала подол платья, залезла на кровать, раздвинула полные ляжки и уселась на него.

***

Как-то раз под вечер он впал в полудрему, задумчиво глядя в окно на ветви деревьев. Потом вдруг почувствовал, что кто-то целует его в щеку. Это была Шермин. Она так тихо подошла к изголовью, что он не услышал. По ее щекам катились слезы, портя макияж, и все равно она была прекрасна.
Оказывается, она уезжала в круиз вдоль побережья, а теперь вернулась за забытым французским романом и обнаружила своего недавнего любовника в таком вот прискорбном положении.
Не выдержав, Шермин отвернулась и, всхлипывая, вышла из дома.

***

Неподвижный и немой мужчина не мог причинить вреда. Зелиха хорошо это знала и вела себя так, как ей хотелось, не заботясь о его реакции.
Странная связь между ними постепенно развивалась, становилась двусторонней. И удивительное дело: от этой связи он получал больше удовольствия, чем от отношений с женщинами, которые случались у него до болезни.   

***

Однажды утром приехали Эсра и доктор Ибрагим. Сколько дней прошло с тех пор, как они виделись последний раз, он уже не помнил.
- Как ты, милый? – с улыбкой спросила Эсра, заглянув в дверь.
Это по привычке, видимо. Не ожидала же она, что он ответит: «Всё хорошо, дорогая, а ты как?» Смешно! Эсра и Ибрагим присели на стулья у изголовья. Вскоре Зелиха принесла чай и тоже села рядом.
- Ну как? – спросила Эсра. – Не трудно вам с ним?
- Какие трудности, Эсра-ханым! Он же смирный, как ягненок.
Теперь он стал «как ягненок». Может быть, это лучше, чем быть растением?
Немного посидев, Эсра достала из сумочки фотографию в рамке.
- Смотри, милый, что я тебе привезла.
На снимке были сама Эсра, сын, невестка и внук. Зелиха принесла молоток, Ибрагим вбил в стену гвоздь и повесил фотографию напротив кровати. 
Теперь вся семья была у него перед глазами. В самом центре на руках у матери располагался радостно улыбающийся внук.
«Ах, сорванец! Был бы здесь, да был бы я здоров, затискал бы тебя!»
Посидели еще немного и ушли.
И он снова остался один на один со своей новой «жизнью».
 
***

В гостиной пробили часы, он вздрогнул от неожиданности. Кукушка семь раз выглянула из створок и крикнула своё «ку-ку!»
Часы? Время? Зачем ему теперь эти часы, пытающиеся обуздать течение времени? Разве что для развлечения. Время утрачивает смысл для человека, неподвижно лежащего круглые сутки. Вспомнилось, как он не захотел послушать новые стихи Неджми, сказав, что у него нет времени.
Он снова испытал то чувство, что охватывало его, когда он встречался взглядом с рыбкой в аквариуме. Она словно покачивала головой и говорила: «Ты прав, папаша. Теперь мы с тобой в одинаковом положении, верно?» «Папашей» называл его бакалейщик Абдуллах; он злился и готов был ему врезать, чтобы заткнулся. А вот не надо было злиться. Сколько у него теперь осталось друзей, которые могли бы зайти к нему, развлечь немного? 
Как же много мыслей скопилось у него в мозгу… Заперты там, как в тюрьме. Как же освободить их, как выкричать? Понятное дело, никак. Так они и будут копиться в голове. Долго, долго...

...

- Стиракс лекарственный (Styrax officinalis) – вид, принадлежащий к семейству Стираксовые, распространен в восточном Средиземноморье.
- Grandpa (англ.) – дедушка.
- Бодрум – курортный город на побережье Эгейского моря.