В антрактах танцы под оркестр и буфет

«Долгая счастливая жизнь»
=========================
Жанры – драма, мелодрама
Режиссёр – Г. Шпаликов
Автор сценария – Г. Шпаликов
Оператор – Д. Месхиев
Композитор – В. Овчинников

В главных ролях:
============================
Инна Гулая
Кирилл Лавров
Кинокомпании – Ленфильм,
Третье творческое объединение
Длительность 76 мин
Страна   СССР
Язык русский
Год 1966



«Долгая счастливая жизнь» –  советский мелодраматический фильм 1966 года по сценарию Ген. Шпаликова, он же –  режиссёр кинокартины. Фильм одновременно является и «классикой советского кинематографа «времен оттепели», который, по мнению более поздних кинообозревателей находился на пороге новых открытий в кинематографе и в тоже время, А. Кончаловский отметил, что в «Долгой счастливой жизни» уже есть и предчувствие эпохи застоя, и прощание с романтическими идеалами юности…».

Иными словами, информации о фильме много и самой разной, так что, при желании, с ней можно ознакомиться как на бумажных и электронных носителях, так и в виде разного рода «видеоразборов».
 

Сюжет:
==========================================
Возвращаясь из 3-х месячной экспедиции, инженер по имени Виктор оказывается в небольшом провинциальном городке, где знакомится с работающей на стройке девушкой Леной. Между ними происходит то, что принято называть любовью с первого взгляда: оба испытывают не только взаимное притяжение, но и какое-то внутреннее родство. Они вместе проводят остаток субботнего дня, уверенные, что это та самая встреча, те самые отношения, которые могут случиться только с родственными душами… Однако на следующий день всё обстоит уже совершенно иначе, и, в итоге, они расстаются. Увы. Но они оба ещё молоды, так что впереди у них обязательно будет – долгая счастливая жизнь.

Такое, в общих чертах, кино.



Рядовой литературы
=================================================

Во-первых, мне близко литературное творчество Геннадия Шпаликова. Да, вот, кому-то приходится изводить «единого слова ради тысячи тонн словесной руды»* (если что, это метафора, а не намёк на какую-то конкретную личность), а кто-то: «По белому снегу я палкой вожу, стихи – они с неба, я – перевожу»**. И переводят, переводят «с небесного», да ещё как! Каждое стихотворение, каждое произведение Ген. Шпаликова – не подстрочник, а живой, казалось бы, непереводимый язык самой жизни: трепетный, искренний, солнечный, пахнущий снегом и водой; иногда – добродушный, иногда – насмешливый, иногда – недоумевающий, а порой, срывающийся на беззвучие и немоту: не потому что у «переводчика» не хватает понимания сути происходящего в реальности или скудный словарный запас, а потому что иногда молчание красноречивее и глубже любых слов. Такое тоже бывает в жизни. 

Конечно, трудно, особенно в юности, принять тот факт, что произведения того или иного автора, творческой личности не конгениальны ему же, как… обычному человеку. Помните, у гениального А.С. Пушкина***:

Сальери:

Ты с этим шел ко мне
И мог остановиться у трактира
И слушать скрыпача слепого! – Боже!
Ты, Моцарт, недостоин сам себя.

Моцарт:

Что ж, хорошо?

Сальери:

Какая глубина! Какая смелость и какая стройность! Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь; Я знаю, я.

Моцарт:

Ба! право? может быть... Но божество мое проголодалось.


И пушкинский Моцарт здесь, конечно, не может не восхищать: он знает свое место, его нисколько не прельщают сомнительные комплименты Сальери, «нашептывающего» ему, что он – Бог и что «не гоже лилиям прясть». Он знает, кем ему на время дан этот дар и торопится как можно лучше, и больше успеть, чтобы вернуть его преумноженным.

А легкий, умеющий радоваться и радовать других, владеющий удивительным даром не только видеть, чувствовать (что тоже не каждому дано), но и выражать с помощью обычных слов самое, казалось бы, сокровенное, «проголодавшись»… Геннадий Шпаликов мог не только запросто «остановиться у трактира», но и закутить надолго в ущерб более важному. А музы? Музы терпеливо ждали, как большие вислоухие, с мокрыми носами и большими добрыми глазами, благородные в своей преданности и отзывчивости благодарные дворняги. А, как не ждать? Ведь другого такого не было, нет и не будет.

Увы, иногда (впрочем, довольно часто) факт «знакомства» с автором (его биографией, дневниками, письмами, воспоминаниями о нем и т.п.) не облегчает, а напротив, затрудняет адекватное восприятие его творчества. «…Как тут быть, и он был грешен».**** В самом деле, можно ли вспомнить, навскидку, какого-либо творца, которому было бы чуждо то или иное «повседневное злодейство»: не, в смысле, непременно какой-то «ужас-ужас», а нечто неприятное, досадное, разочаровывающее? Поневоле задумаешься… чтобы припомнить. С одной стороны, считается, не прочувствовав всей палитры человеческих «страстей», невозможно написать о них полно и правдиво, с другой, как писал М. Пруст: «…у поэтов…одним небом больше: это промежуточное небо между небом их гения и небом их каждодневного ума, доброты, чуткости, т.е. их прозы»*****. Так или иначе, (и это – во-вторых) мне искренне жаль, как, в итоге, сложилась, скорее даже, трагически надломилась жизнь, безусловно, талантливого человека Ген. Шпаликова, не сумевшего адаптироваться к земным законам этой жизни (не только навязываемых тем или иным социумом, но и таким естественным законам, как, например, взросление (в широком смысле: включая прощание с юношескими иллюзиями, надеждами и т.п., а также, вышедшие из-под контроля «отношения» с алкоголем). Такая, выходит, вышла поэту цена «за право творческой бессонницы».******

А, в-третьих, несмотря ни на что, на протяжении многих лет я перечитываю время от времени стихи и прозу Шпаликова, пересматриваю фильмы, снятые по его сценариям. Потому что – безо всякой патетики – мне просто всё ещё чем-то близок и интересен его взгляд на проживаемую нами (мной) обыденность, его прозрачное, точное и экономное владение словом в стихах, и вместе с тем, восторженную юношескую избыточность в авторских текстах и сценариях, призванных, всего лишь, помочь уловить момент некоего состояния персонажа или окружающего его мира.


«В чем дело, сразу не поймешь»*******
=========================================

Представьте себе, что зритель, решивший однажды посмотреть фильм 1966 года отечественного производства –  не киноман, не интересуется историей кино и т.п. Не знает, что такое неореализм, не видел фильмов Феллини, Антониони и других признанных классиков этого направления. То есть, ни о какой новой киноэстетике, подходах-экспериментах в работе режиссеров, операторов, драматургов и пр. специального представления не имеет и, где там передал привет «ученик – мастеру», соответственно ни заметить, ни оценить не может. Но, живя в этой стране, проживая, так или иначе её историю, про годы «оттепели», всё-таки, слышал. И о её представителях в нашей культуре тоже. Отчасти. И вот с таким, как бы сказали сегодня наши современные соотечественники, бэкграундом (с культурным и мировоззренческим багажом) человек приходит «в кинотеатр» и смотрит мелодраму/драму с романтическим, многообещающим названием «Долгая счастливая жизнь». (Быть может, конечно, в связи с названием и мелькнет какая-то ассоциация-воспоминание про «Долгую дорогу в дюнах», но и только-то). Так, о чем и какую историю, скорее всего, увидит такой «неискушенный» зритель в данной кинокартине? Про любовь, конечно.  И это странно.

Послевоенное поколение молодых людей – безусловно, особенное поколение, что никоим образом не обесценивает тех, кто жил до него и тех, кто последует после. А в том смысле, какие серьезные задачи возложило на их хрупкие плечи счастливое, потому что мирное, послевоенное время и тот период, который с чьей-то легкой руки принято называть «оттепелью». При том, что «железный занавес», отгораживающий от «другого мира» будет окончательно «поднят» значительно позже, «приподнимать» его начали ещё советские солдаты, «прошагавшие пол - Европы» в период 2-ой мировой и помогавшие отстраивать её в послевоенные годы. Однако, чтобы начать осмысливать произошедшее такого масштаба, хоть сколько-нибудь объективно, должно было пройти лет десять - пятнадцать. Раньше – никак. Ну, а в авангарде таких процессов (со времен Древней Греции уж точно), всегда находилось искусство. Обладающее как специфическими «инструментами» познания мира, так и возможностями донесения познанного им в различных сферах (причем, не только для своих адептов (посвященных), но и для «широких масс»), близкое по природе своей (ибо из него и вышло) к религиозному освоению действительности – искусство, с помощью наглядно-чувственных образов, счастливо минует множество сложных логических и требующих серьезных доказательств мыслительных конструкций, и (хорошо ли это или нет – другой вопрос) делится ценностными, эстетическими и др. «откровениями» – непосредственно, скажем так: от души к душе. Иными словами, художник, ищущий истину, не столько умопостигает её, сколько «понимает» с помощью наития («откровения»), т.е. «поверх барьеров». И, что наиболее волнующе, таинственно и завораживающе – не в виде отдельных формул, а – «одним куском». Но не таким, как «золотой телефон» старика Хотабыча (сумевшего «схватить» и отобразить увиденное, лишь в виде бессмысленной копии), а именно в виде цельной, даже не жизнеподобной, а живой (!) «картинки». Собственно, принципиальное отличие гениального художника от талантливого (и далее – по нисходящей) заключается в том, что непонятным для него самого образом, ему удается охватить, отобразить и выразить такое количество связей, которое просто немыслимо отследить, единожды ознакомившись с его произведением. Иногда проходят не то, что годы, а десятки лет и даже столетий, а цепочка связей и смыслов всё продолжает разворачиваться, увлекая за собой в какую-то, поистине, бесконечность. Возможно ли, чтобы Художник, сотворивший и вдохнувший жизнь в этот, до сих пор существующий мир, умер, если этот мир продолжает, буквально, жить своей, «долгой счастливой жизнью»? Оставляю «знак вопроса».

Впрочем, гений – это, конечно, исключение, своего рода «одно из чудес света». Тем не менее, «крупицу» чего-то подобного, так или иначе испытывали в своей личной жизни, пожалуй, многие. В противном случае, нам просто нечем было бы распознать этот, в частности, посылаемый искусством – «позывной».


«Людей теряют только раз,/И след, теряя, не находят»********
 
В моей домашней библиотеке есть сборник произведений Геннадия Шпаликова, изданный в 1998 году изд-вом «У-Фактория» (Екатеринбург). Опубликованный там сценарий «Долгая счастливая жизнь» отличается от того, что зрители видят на экране. Однако поскольку режиссером фильма был сам автор сценария, то будем считать, что именно такое внесение изменений (наверняка там было и что-то и от «рекомендаций» Госкино и пр. инстанций), сделано было автором осознанно. На мой непрофессиональный взгляд местами, это и хорошо, а местами, мягко говоря, не очень. Так, не зная «выброшенных» деталей, в показанной киноистории можно углядеть лишь следующее.

Молодой, около тридцати лет, мужчина (Виктор), возвращается из длительной (з-х месячной) экспедиции (толком так и не ясно, но, наверное, всё же, геологической) и в автобусе, несколько часов следующем в город, случайно знакомится с симпатичной девушкой (Леной), к которой начинает чувствовать явное притяжение. И, как вскоре оказывается, взаимное. Они делятся в пути историями из детства, потом, по приезде в город, танцуют, целуются и обнимаются на лестнице в перерывах и во время идущего в театре спектакля «Вишневый сад», который в этот день показывали артисты МХАТа, гастролирующего в городе Н.-(«В антрактах танцы под оркестр и буфет» - т.е. возможность провести вечер культурно по полной программе). Но молодым людям, между которыми «пробежала искра», в этот момент, конечно, уже не до спектакля, хотя очевидно, для многих жителей города это - большое событие... В один из моментов Виктор оказывается в буфете во время спектакля, но без Лены, где пьет пиво и беседует со случайным знакомым и тот, по-видимому, угощает его вином. После чего Виктор с Леной снова «встречаются» и общаются. При этом девушка искренне и абсолютно буквально воспринимает всё, что говорит и обещает ей, по сути, абсолютно незнакомый мужчина. Т.е., наоборот. Лене начинает вдруг казаться, что она его очень хорошо знает, поэтому и доверяет каждому его слову, да так, что готова прямо сейчас последовать за ним куда угодно, хоть на край света.

Девушка же Виктора то удивляет, то откровенно нравится, то кажется «ненормальной», то невероятно притягательной своей чистотой и какой-то, на грани отчаянья, непосредственностью, даже наивностью. Однако для мужчины «край света», по всей видимости, это место, где он остановился на ночлег, поэтому он безудержно обещает и говорит «правильные умные вещи», в надежде до отъезда (а он уезжает на следующий день), провести с ней время. По сути, ночь, т.к. всё их стремительное знакомство происходит, практически, на закате дня… Девушка прийти к нему в гости ночью не соглашается, но приходит утром: «с вещами» и дочкой (пока только для знакомства, а заберет к себе, как только они обустроятся), фактически распрощавшись с домом и работой, готовая ехать за любимым человеком, куда он захочет. Мужчина (вчерашний хмель и кураж которого за ночь весь выветрился), ещё вчера восхищавшийся прямотой и простотой Лены (впрочем, и предупреждавший её, в шутку, что «эта наивность тебя и погубит», на что та ему тут же легкомысленно ответила: «Пусть губит. Я согласна»), почему-то не рад её самоотверженному поступку, вообще-то, на деле подкреплявшего все её вчерашние слова.

Ощущение неловкости и абсурдности растет с каждой минутой. В итоге, в кафе на открытой веранде, куда они выходят позавтракать, под предлогом, что ему нужно позвонить, Виктор стремительно убегает прочь от этого места. А когда, спустя некоторое время возвращается, чтобы забрать оставшиеся в комнате вещи, девушки с девочкой уже нет. Герой садится в рейсовый автобус и, очевидно, едет на вокзал. Из окна автобуса он видит мимо плывущую баржу с сидящей на корме девушкой, самозабвенно играющей на баяне. И ещё несколько минут камера показывает всю ту же плывущую, под берущую за душу музыку, баржу, но только на фоне уже разных пейзажей и сменяющих друг друга времен года, как некое метафорическое обещание, что всё ещё будет, обязательно будет, и счастье, и долгая счастливая жизнь.

У кого? Решать зрителю.


«Те, что пляшут и поют по дорогам»*********
==============================================

Несмотря на то, что герой фильма оказался не законченным мерзавцем (да, много чего ему могло искренне показаться, всё-таки, три месяца находился в экспедиции… мда) – не воспользовался моментом, а ведь мог, однако не соблазнил славную, но уж очень странную «девушку», и эта его ошарашенность, разрастающееся чувство неловкости, малодушный побег и, в тоже время, невозможность что-то напрямую сказать доверчивой «девушке» (потому что нечего, а возможно, и из-за присутствия ребенка тоже),  под конец фильма Виктор не вызывает не сочувственного-снисхождения, не понимания (мол, взрослые же люди, бывает), не сожаления-разочарования. А почему-то вспоминается из «Идиота» Ф.М. Достоевского, но только своими словами: «И будешь каяться, будешь стыдиться, что такую… овцу обидел!».   

Про «девушку» много чего можно подумать, прежде, чем порадоваться, что худшего с ней не произошло. Поведение её, всё-таки, действительно, кажется (ибо – не по годам и жизненному опыту), мягко говоря, странным. Восемь классов образования, работает на стройке. Сколько ей? Лет двадцать, двадцать с хвостиком? Во всяком случае, выглядит она моложе своего нового знакомого. Вот только он – холост, а она – растит дочь; муж пил – прощала, домой не приходил – прощала, а развелась потому, что «он – скучный, хороший, но скучный человек». По такой логике выходит, пил бы и гулял, но не был «скучным» –  жила бы с ним дальше?  Красивая молодая женщина, вокруг полно молодых парней и мужчин, а потеряла голову от абсолютно незнакомого человека, только потому что… не похож на других, с образованием и говорит «правильные и умные слова»? Но ведь она же была замужем… (И разные мысли-чувства возникают, по мере собственного взросления и собственного понимания жизни: и удивление, и ожидание продолжения чуда, и возмущение, и понимание, а потом и жалость, и горечь, и сочувствие: не только к Лене, к нам, ко всем, к людям).

Всё было бы совсем иначе, если бы некоторые сценарные штрихи, оставшиеся за кадром, были известны зрителю. Например, что семья девушки была вынуждена несколько раз переезжать: до 15-и лет жили в Караганде, потом – в Воронеже, а теперь в этом далеком Сибирском городе Н. Жила Лена трудно (и у Виктора, и у Лены есть только матери), в семье было пять детей. Зато она, по её словам, всё умеет и не боится никакой работы. «Ненормальность» девушки, о которой полушутя своему случайному знакомому в буфете театра говорит герой – и оттеняет её особенность, и настораживает. Например, знай зритель о «сцене с бабушкой» (вряд ли, написанной автором, ради одного лишь стеба). К ней, а не домой, - как показано в фильме, - бежит девушка ночью за советом в такой жизненно важной для неё ситуации.

Честно говоря, не знаю, что хотел описанием этой сцены (и её продолжением) сказать Шпаликов. Может, в силу своего веселого характера ему просто показалось, что это смешно и забавно? Ну, весь этот диалог с чехардой из признания Лены (наивность которой, получается, замешана на смеси сильного желания иметь рядом верного человека и плечо, на которое можно опереться; детской веры в сверхъестественное и дремучее суеверие). Панический страх потерять, упустить, быть может, самого важного человека в её жизни, гонит её к бабушке с дико-наивной просьбой: «привязать-приворожить» молодого мужчину. И бабушка, в голове которой, - то ли в шутку, то ли всерьез, - мирно сосуществует «сборная солянка» из понятий о колдовстве, магических ритуалах, святой воде, знании 35-молитв (их ровно столько, и она их все помнит) и о необходимости обращения с просьбой в таком содействии непосредственно к Богу, в итоге, не отказывает любимой внучке. А только замечает: поскольку, как оказывается, Лена не знает даже имени (!) мужчины, с которым собирается уехать отсюда навсегда, да ещё и некрещеная (!), то… «может не сработать». Девушка в отчаянье. И тогда родная бабушка, то ли в шутку, то ли всерьез, всё же предлагает ей попробовать… При этом, фактически, «благословляет» её на поход ночью к мужчине… «…А всё время верить не надо. Сегодня тебе нужно – поверь, а завтра обратно выпишись. Я сама так делаю, а то ходишь под богом, как под пистолетом. А колдовство – это же как гипноз, а гипнотизеры – все колдуны, только у них на это дело разрешение есть – диплом, бумага. Вся и разница. Попробуй – вдруг поможет, рискуй. У тебя душа чистая, хоть нет на тебе креста. Мысли у тебя ясные, желания простые. Он где ночует?». <… > Но когда Лена уже пересекла двор и закрыла за собой калитку, а бабка осталась наедине с собой, она не выдержала и широко улыбнулась, глядя вслед уходящей девушке, и улыбка у нее была молодая и добрая, точно как у самой Лены». (цитата из сценария)

Но и это ещё не всё. Девушка, действительно, приходит к нему, уже спящему, и действительно, пытается «побрызгать на него водой» и от сердца поговорить с Богом, «которого, конечно нет, а если ты есть…» и т.д. Наконец, спящий мужчина просыпается, но делает вид, что продолжает спать: он не только не рад приходу славной, красивой, чистой, обворожившей его девушки, но не на шутку напуган. (А, ведь мог бы, как вариант, и прервать весь этот бред: успокоить, превратить в шутку. Но он этого не делает). Девушка уходит, а утром происходит то, что показано в фильме, то, что видят зрители: Лена приходит к нему с чемоданами и дочкой и он, почему-то (?), не особенно этому рад. А далее (в том же сценарии), не менее важный момент: ведь Лена не знает ни реальных намерений мужчины, которые были у него накануне, не знает, что он в страхе наблюдал за её действиями ночью, ну, а герой, конечно, ни о чем таком ей не говорит, и только напряжение между ними возрастает всё сильнее. (И это при том, как пишет Шпаликов ранее, характеризуя своего героя, что «он по своему характеру любил в жизни и в поступках окружающих людей именно определенность и законченность». Заявление, по-видимому, призванное показать, что Виктор хорошо знает и понимает себя, а то и относит сказанное к себе самому. Т.е. таковы и его собственные слова, и поступки?

Но, то ли герой, мягко говоря, ошибается на свой счет, то ли это субботнее событие-встреча – некая точка бифуркации, и что-то происходит, что-то меняется в нем «здесь и сейчас», пока и не осознаваемо, но бесповоротно). Так вот в сценарии именно девушка, поняв всё без слов, говорит то, что впоследствии, должен будет додумать зритель: жаль, ничего у них не получилось – она же не дура, всё понимает, но жизнь – долгая, может, когда и встретятся, и вообще – она желает ему счастья. Однако и в сценарии мужчина, любящий «определенность и законченность», ничего не отвечает и… далее происходит тоже, что происходит на экране.

Конечно, кроме удаленной из фильма фееричной сцены с бабушкой и пр., есть и, казалось бы, незначительные режиссерские поправки. Например, воспоминания героев, которыми они спонтанно начинают искренне делиться, сидя в автобусе.  В фильме эти воспоминания героев заменены, но, на мой взгляд, первый вариант был гораздо точнее, потому что именно с этого момента (в фильме) закрадывается подозрение, что молодой мужчина, если что и почувствовал в незнакомой девушке нечто особенное, то, скорее, нечто другое, а вовсе не «родственную душу»…

…По большому счету, зритель может не только не интересоваться и не знать историю кино, не быть знакомым с экспериментами в стиле неореализма и поэтического кино, как я уже говорила ранее, но и не обязан сверять текст сценария с тем, что он видит на экране. Однако основная задумка автора сценария: показать/рассказать историю «стереоскопически» – что-то, с точки зрения совсем неплохого парня Виктора, а что-то – глазами, тоже ведь хорошей, девушки Лены, –остается лишь на бумаге. В итоге, зритель сам вынужден выбирать, «какими глазами» смотреть на эту удивительную историю о встрече-расставании двух молодых людей, полных схожего желания жить долгой счастливой жизнью – без вранья, с пониманием и полным доверием друг другу, поддерживая и следуя за любимым человеком, хоть на край света и т.д. А, «объяснив» себе мотивацию героев на основании их слов и поступков, зритель, возможно, даже попытается заглянуть и чуть дальше, в их, неизвестное даже автору, будущее.

Впрочем, не исключено, что кроме европейского неореализма на Шпаликова естественным образом повлияли и писатели «потерянного поколения». Скажем, необычайно популярный в нашей стране именно в годы «оттепели» Э. Хэмингуэй и, в частности, его роман «Фиеста» («И восходит солнце»), где диалоги, фразы персонажей – «верхушка айсберга», большая же часть того, что происходит «под водой» – невидимо глазу наблюдателя. (И, кроме того, как мы понимаем, возможно, не вполне осознаваемо и самими персонажами).  Т.е., о чем и было сказано выше: читателю (зрителю) необходимо вовлечься в эту историю и самим наделить смыслом эти «лакуны».


Долгая счастливая жизнь на вишневых косточках
=================================================

Не так давно я прочитала очередную (не помню, какую по счету) статью о том, как снимался фильм «Сталкер». Точнее, сколько раз и как переделывался сценарий. Семь. Семь раз. Резюмировать довольно подробную и обширную статью-реконструкцию можно несколькими строками: Тарковский взялся не за свой материал, но сделал-таки его своим.  Да, но какой ценой? (Т.е. имеется в виду, что, вместо того, чтобы сразу признать, что ошибся, режиссер сделал то, что сделал).

Шпаликов же изначально не только взял нечто из когда-то написанного им, но сам и намеренно написал сценарий для своего будущего фильма, единственного, где выступил ещё и как режиссер. И? Вообще никаких проблем: «хозяин – барин». Но только мне кажется, что снял он совсем иное по сути, чем оно им же самим первоначально задумывалось, кино. Мне не ведомо, по какой причине, переполненный «щенячьим восторгом» и беспричинной радостью («…А мастер уже взбивал горячую пену, пробовал на ремне бритву, и Виктор улыбнулся вдруг, сам того не желая, от всей обстановки, в которую он попал, от блеска зеркал, от вальса по радио, от вида собственной бороды и еще неизвестно отчего. Бывает, радость охватывает человека, а он и не знает, в чем тут дело, что тому причиной – молодость, душевное здоровье? – всё так, но есть в этом и безотчетное: радость, и всё» (одна из характерных цитат сценария), бесшабашностью и прямого взгляда на жизнь («У меня намерения всегда очень простые, понятные», – как говорит о себе Виктор, на сто процентов уверенный, что так оно и есть, уж он-то себя знает, - что так присуще юности и ранней молодости), какой-то, прямо-таки, «мальчишеский» текст-историю, сам же Шпаликов превращает в противоположность. Словно, спохватывается (если ему кто-то на это не указал): ну, что это за ребяческая философия у молодого мужчины-инженера в 30 лет? «А кто его знает, как это получается? Кто знает, каким образом люди находят друг друга? Кто знает, с чего начинается привязанность, влечение, необходимость именно в этом человеке, а не в другом?». Кто знает… В семнадцать с половиной – Аркадий Гайдар уже полком по борьбе с бандитизмом командовал!.. (И, ведь, правда). А не глупо ли (может, оно для самого персонажа и не глупо, но со стороны именно так и видится), «задрав штаны, бежать за комсомолом»?********** И девушка эта загадочная, Лена, ну какая она, в самом-то деле, девушка? Мать-одиночка. Грустно, но факт. Мда. А вот как заметил по этому поводу Э, Хемингуэй (в романе «По ком звонит колокол): «Никогда не потешайся над любовью. Просто есть люди, которым так никогда и не выпадет счастья узнать, что это такое. Все равно, продлится ли это полтора дня или многие годы, останется самым главным, что только могло случиться в жизни человека… Всегда будут люди, которые утверждают, что этого нет, потому что им не пришлось испытать что-либо подобное».

Кроме того, только в мире, сотворенным Шпаликовым, только в той реальности, где можно заново, не касаясь земли, а пользуясь исключительно своей находчивостью и ловкостью, выиграть спор на глазах восторженных мальчишек-сверстников и, вновь переживая радость победы, сложить её к ногам девочки Лены, слушающей его рассказ с широко распахнутыми глазами. Только в этой реальности взрослый, рассудительный мужчина подсаживает парнишку в окошко, чтобы, открыв дверь, проникнуть в здание театра. И здесь это не то что, «хулиганство» или «не солидно», а весело и авантюрно, потому что, смысл-то не в том, чтобы бесплатно попасть на спектакль именитого театра, а – не потерять, вновь увидеть, чем-то так понравившуюся девушку! А, каково?! 

Ещё один любопытный (для меня) момент. «(Происходящее на сцене лишь косвенно связано с нашим повествованием. Выбор текста "Вишневого сада" поэтому ничем не ограничен. Он может быть любым.)» - Такую ремарку пишет Шпаликов в сценарии. И я, действительно, не стала вслушиваться в текст, но не обратить внимание на происходящее на сцене театра, пусть и косвенно, не могла, поскольку камера оператора показывала не только сидящих в зале главных героев и других зрителей в переполненном зале (ибо – аншлаг), но и «происходящее на сцене». И вот о чем я подумала. Лене «ничего не понятно», потому что мысли её давно уже заняты совсем другим, факт. Мне же видится здесь следующее. «Вишневый сад», так уж получилось, не самая моя любимая пьеса, и одна из главных причин этого заключается в том, что… в ней никто никого не любит. Все только говорят о любви, хотят любви, ждут любви, надеются, мечтают, вспоминают. И ни для кого её нет: настоящей, взаимной, не выдуманной, равной, искренней, а персонажам, практически, не удается даже «докричаться» друг до друга настоящих, чтобы быть, хотя бы просто услышанными. Когда-то, в «школьные годы чудесные» за такие мысли в сочинении мне поставили «трояк». Надо было писать другие, «правильные» мысли. Однако русская литература «к старшим классам» уже успела научить меня думать, пусть немножко, но иначе.

И, несмотря на то, как заметил Шпаликов, это не тема для обсуждения в контексте киноистории «Долгая счастливая жизнь», хотелось бы поделиться ещё одной мыслью.

Дело в том, хотим мы этого или не хотим, мы все, поколение за поколением проживающих на этой Земле, живем, в сущности, на «косточках вишневого сада». И лучшее, что мы можем – осознать эту преемственность, а не тешить себя самонадеянно (будучи взрослыми), что, накидав-наплевав (высадив) косточки, выкорчеванных нами же вишен, мы в скором времени и сами будем разгуливать под раскидистыми ветвями цветущего сада. /Как говорил архим. Софроний (Сахаров):
«Свобода [воли] – великий дар, но страшный»./
               
 

Пс1: В сценарии есть такой эпизод. На повороте, когда Виктор уже ехал в автобусе, и все дружно пели, на темном мокром шоссе автобус занесло и развернуло поперек, а от резкого торможения, понятно, сидевшие, невольно, плотнее коснулись друг друга, начался переполох. «Лена, как и всякая девушка в минуту опасности, искала опору и защиту. Такой защитой и опорой оказался сидевший рядом незнакомый парень. Им мог быть и другой, но сидел он, и Лена прижалась к нему». В итоге, всё обошлось, автобус покатил дальше и вновь кто-то снова уже играл на гитаре и пр…  Однако… «Лена все еще держала голову около этого незнакомого парня, рукой касалась его плеча.
– "Ночевала тучка золотая на груди утеса великана", – негромко сказал парень, улыбнулся и дунул сверху на затылок Лены.
Светлые волосы ее легко приподнялись.
– Ничего себе тучка. – Лена села прямо».

Вряд ли автор имел в виду, что-то более того, чем то, что Виктор с легкой иронией декламирует строчку из известного каждому школьнику стихотворения М.Ю. Лермонтова, т.к. голова Лены в этот момент продолжает лежать на его плече. При этом, автор как бы подмечает: отвечая «ничего себе…», девушка комментирует-поясняет это, всего лишь испугом (который, вообще-то, уже миновал). Но дело даже не в этом. Именно это стихотворение, но уже целиком, невольно всплывает в памяти, словно «самосбывающееся пророчество», когда молодые люди, по утру, расстаются…


Пс2: «…веселая песня – слов не разобрать. Хотя, если прислушаться, можно было и уловить текст, который не отличался большим своеобразием, но слова соединялись в смысл общедоступный – про любовь. Песня была длинная, подробная и совершенно не подходила ко всей обстановке раннего осеннего утра и ко всем предметам, над которыми она так разносилась»,

                (сцена завтрака в кафе на открытой террасе, Ген. Шпаликов, сценарий «Долгая счастливая жизнь»)


Пс3: Вот такой на этот раз получился просмотр-прочтение-размышление. Всё ли высказалось, о чем хотелось высказаться? Нет, конечно. Так, кое-что. Смотрите, читайте, размышляйте. Вслух или письменно. Традиции ежемесячной оплаты ЖКХ этому не научат. Но, слава Богу, есть и другие традиции.




==================================================
В заголовке использована строчка из сценария Ген. Шпаликова «Долгая счастливая жизнь»
*) В. Маяковский
**) Ген. Шпаликов
***) А.С, Пушкин «Моцарт и Сальери»
**** (А.С. Пушкин «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях»
*****) М. Пруст «Против Сент-Бёва»
******) стих. Ген. Шпалиова:

***
Не смотри на будущее хмуро,
Горестно кивая головой...
Я сегодня стал литературой
Самой средней, очень рядовой.
Пусть моя строка другой заслонится,
Но благодарю судьбу свою
Я за право творческие бессонницы
И за счастье рядовых в строю.


*******) стих. Ген. Шпаликова:
 
***
Бывает все на свете хорошо,-
В чем дело, сразу не поймешь,-
А просто летний дождь прошел,
Нормальный летний дождь.

Мелькнет в толпе знакомое лицо,
Веселые глаза,
А в них бежит Садовое кольцо,
А в них блестит Садовое кольцо,
И летняя гроза.

А я иду, шагаю по Москве,
И я пройти еще смогу
Соленый Тихий океан,
И тундру, и тайгу.

Над лодкой белый парус распущу,
Пока не знаю, с кем,
Но если я по дому загрущу,
Под снегом я фиалку отыщу
И вспомню о Москве.


********) стих. Ген. Шпаликова:

***
Людей теряют только раз,
И след, теряя, не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.
А если он уходит днем,
Он все равно от вас уходит.
Давай сейчас его вернем,
Пока он площадь переходит.
Немедленно его вернем,
Поговорим и стол накроем,
Весь дом вверх дном перевернем
И праздник для него устроим.

*********) Ген. Шпаликов,- предварительный заголовок/название будущего сценария «Ты и я». «Те, что пляшут и поют по дорогам», как отметил сам кинодраматург это – «развёрнутая метафора, это –молодость, ощущение бесконечности жизни».


**********) С. Есенин




Илл: постер (Яндекс)