Фиалковые ночи

Мелодия тишины, фиалковые ночи, нежная музыка нетерпеливого ветра, сонмы сияющих огней, бриллиантовые гвоздики, вкрученные в бездонный купол густого темно-фиолетового небосвода. Шелковая ночь, убывая, отчаянно сдает свои позиции, дрожащая линия горизонта вырисовывается нежно-малиновой полосой, постепенно заполняя окружающее пространство бледно-розовой акварелью. Сладкоголосые соловьи, разливающийся рассвет, его золотистые нити меняют свои оттенки и струятся к земле, словно неудержимый лучезарный водопад, хрустальный жемчуг утренней росы, дрожащий на лепестках полевых цветов; обреченно тают растерянные звезды, угасая в алеющей бесконечности небес. Перламутровое небо наполняется белоснежными парусами величественных облаков, горделиво проплывающих по бездонному океану вечности. Багровый солнечный диск лениво поднимается все выше и выше, растворяя шелковистыми блестками последние клочья молочно-опалового тумана, окутавшего теплую ласковую реку, густые смешанные леса, луга, полные изумрудного разнотравья, непроходимые болота, песчаные холмы, поросшие длинноногими соснами. Время мне и покаяние, и судья, и приговор!
За вдохом вдох, за шагом шаг, за ночью день, за годом год, за понедельником январь. Жизнь сделала крутой, самый неожиданный поворот, я затерялся на несколько десятков лет во вкрадчивых волнах реки времени. Но небо все то же, и земля все та же, и воздух тот же, и солнце все то же,
и тот же мерный стук дождевых струй в оконном стекле,
и все те же сиреневые зори, и все те же шепчущие о вечности бесстыжие ночи,
и все те же длинноногие сосны, окутанные податливыми смуглыми шалями вечерних сумерек, словно старательные часовые, стоящие вдоль узких проселочных дорог,
и все те же любопытные звезды, мои беспристрастные свидетели и очевидцы, собирающиеся в волшебные конфигурации созвездий,
и все та же раскосая луна, и все тот же темно-сапфировый купол ночного неба,
и все тот же пурпуровый свет восходящего солнца, отражаемый водной гладью,
и все те же рыжие скулы холмов, поросшие небритой щетиной можжевельника,
и все те же кудрявые макушки деревьев, озаренные угасающим солнцем,
и те же мерно покачивающиеся редкие камыши, растущие по берегам зелено-голубой реки, и птицы, поющие все так же,
и все тот же ясный солнечный день, дарующий надежду, переодевающийся в вельветовую ночь, хранящую чьи-то сокровенные тайны,
и все те же расплывчатые тени минувших воспоминаний, бродящие друг за другом в туманных лабиринтах памяти,
и все те же малиновые закаты, пропитанные грустью,
и мир, спешащий, торопящийся все тот же, и люди, бегущие по числовому полю времени за своим счастьем, все те же,
и мое сердце бьется все так же, и дом на берегу реки, в котором я живу, все тот же,
и тот же бездомный ветер, играющий моими волосами, но уже поседевшими, край немыслимого невиданного очарования!
Недалекое прошлое, а так много перемен, подводные камни жизни лежат где-то там, далеко позади, я уже давно никуда не спешу, ничего от жизни не жду, ни с кем не сражаюсь, не бегу от своего прошлого, не отстаиваю свою позицию и не пытаюсь никому ничего доказать.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 1, глава 5
Нарада — Вьясе: И мир вокруг неожиданно изменился в моих глазах. Ничто более меня не радовало и не печалило, ничто не вызывало восторга и удивления, я замкнулся в себе и большую часть времени посвящал самосозерцанию. Но всякий раз, когда гости мои заговаривали о Кришне, я весь обращался в слух, ловил каждое их слово и не мог насытиться сладостными сказаниями об играх неотразимого Господа. Я все чаще ловил себя на мысли, что Господь овладевает моим сознанием, что опостылел мне зримый мир, его некогда соблазнительные образы. Я понял вдруг, что тело мое и мысли не принадлежат мне, это чуждые мне одеяния, которые лишь сковывают мое существо. И так всю осень, покуда святые странники жили в хозяйском доме, я внимал их рассказам о Кришне, во мне рождалось неосознанное желание служить очаровательному Владыке, затмевая все прочие желания к творчеству и бездействию. В сердце моем вскоре не осталось и следа от страхов и сомнений, что свойственны смертным.
 
Шепот гаснущих звезд и еще спящая зеркальная гладь реки, рассеянный свет и уступчивые прикосновения, мягкие силуэты и шелест бездомного ветра, утро, переходящее в день, и вечер, переодевающийся в ночь, легкие тени времени мелькают друг за другом на циферблате жизни. Лес, окутанный утренним светом, звенящая тишина, стекающая с небес, зеленые луга, распростершиеся пестрым ковром под ласковым солнцем, само счастье, казалось, висит над землей, отражаясь в жемчужной росе, дрожащей на лепестках еще сонных полевых цветов. Я боюсь спугнуть эту тишину, тихая пронзительная радость переполняет мое уставшее сердце. Мои мысли, мои переживания, мои слезы, мои дни и ночи, мои мечты, мои желания связаны с Тобой, Господин моего сердца.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 2, глава 3
Всякий, кто хотя бы на миг соприкоснулся с запредельной действительностью, уже на веки теряет влечение к суетным ценностям и достижениям, что прежде ослепляли его. Туман наваждений рассеивается, стоит лучу истины блеснуть на небосводе. Тогда в душе воцаряются невиданные прежде радость и покой, и осознаешь ты, что целью жизни твоей может быть единственно Красота, а способом жизни — лишь любовное служение Красоте. И тогда душа твоя влечется ко всякому звуку и образу, что напоминают о Всевышнем. И противно тебе делается всякое слово, что не повествует о Господе Боге. Смерть бессильна пред рабами безупречной Красоты.
 
Я вижу бесконечность со всех сторон, она окружает меня, как краткую песчинку в бескрайнем океане. Вечность в ограниченном количестве дней и ночей, шаги, шаги, шаги, проносящиеся годы, ветер в парусах удачи, прошлое, настоящее и будущее, хрупкое равновесие из застенчивой весны и беззаботного лета, из болезненной луны и испуганных сумерек, из растерянного заката и взволнованного рассвета, из моей трепетной юности и пересекающихся координат времени, и пространства, в которых я сейчас пребываю. Невидимой тоненькой песочной струйкой невозвратное время утекает сквозь пальцы опущенных рук, линия жизни на ладони стирается, воспоминания бледнеют и размываются, боль в усталом сердце постепенно утихает. Вереница мгновений сплетается в нескончаемую цепь, сквозь сонное сознание пробивается поток атомов и молекул, отделяющих первый шаг от последнего вдоха. Вот и все, поздняя осень за завесой дождя, залитые лунным светом поля, в мягком тумане исчезают деревья, с полуголых ветвей на землю медленно падают багряно-желтые листья.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 3, глава 28
Прозрев, душа поручает свое вещественное тело высшей Воле. И оно, лишенное опеки хозяина, продолжает существовать путем, предначертанным судьбой. В состоянии совершенной безмятежности душа, не отягощенная чувством собственности, не считает плоть своею принадлежностью, равно как и всё, с плотью связанное. Пробужденное сознание воспринимает тело свое и окружающих таким же образом, как человек, проснувшийся ото сна, воспринимает действующих лиц в своих сновидениях. Едва тело перестает проявлять признаки жизни, все его принадлежности, дом, родичи и имущество переходят в чужую собственность. Не жди смерти, чтобы понять, что тебе в здешнем мире ничего не принадлежит! Порви оковы рабства сейчас, покуда пребываешь в ясном сознании! Пробудившаяся ото сна душа видит присутствие единого Начала во всем сущем, ибо все сущее есть множественные грани единой Истины.
 
Осень, сотканная из сиреневых зорь, из музыки беспризорного ветра, из запаха опавших листьев, из слез мятного дождя, торжество увядающей красоты. Рассвет с золотыми глазами, полураскрытые полевые цветы, утяжеленные хрустальной росой, сверкающая на солнце гладь реки, границы неба и земли, размытые нежной дымкой молочного тумана, обнаженное сердце запуталось в проплывающих облаках. Который час? Вечность! Что я делаю? Смеюсь над смертью! И лопасти вращающегося колеса времен, и прогоревшая свеча, и стих чужой, и голос незнакомый, и музыка монотонного дождя, и скороговорка простуженного ветра, и сладких губ последний поцелуй, и ночь слепая, что зовет меня как женщина любимая в ненасытные объятья, и в сумерках увядшие цветы, и тихое «прощай», и след сгорающей звезды, упавшей торопливо, и тысячи пропущенных рассветов, и роза белая в черной траурной петлице.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 3, глава 28
Всемогущий Бог любви, пред которым трепещут даже затворники и ученые мудрецы. В сердце раба Божьего постепенно просыпается любовное влечение к Похитителю сердец. И однажды, когда любовь переполнит все его существо, волосы на теле его поднимутся, из глаз его непрерывным потоком польются слезы, ум его, что когда-то требовал обуздания, вдруг растворится в небытии. Сознательное существо, свободное от умственных цепей, не нуждается более в способности контролировать ум, ибо само становится подобное свету. Созвучное Единому, вырвавшись из потока чувственных впечатлений и самомнения, душа ощущает свою сопричастность к бытию высшей Истины. В состоянии безмятежного созерцания раб Божий выходит за пределы добра и зла, на том завершается его деятельность во внешнем мире.
 
Я только что пересек цитадель разъединения, лежащую между бессмертием и забвением, границу сумеречной зоны, сопредельную область между светом и тенью, между пропастью бесчисленных циклов перерождений и царством вечности. За мной бездонная, неизмеримая, невозмутимая безмятежность, у нее миллионы сияющих лун, миллионы сверкающих солнц, миллионы танцующих вселенных, сонмы мечтательной наготы. Я плыву без движения в черном бархате неба, и только искрящиеся звезды кругом лучезарно улыбаются мне. На моих устах Твое святое имя, Господи, пограничный пункт на входе в бесконечность. Моя станция «счастье», остановите время, я выхожу.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 1, глава 2
Внемлите и вещайте о Кришне, никаким иным делом вы не принесете себе и ближним своим большего блага, чем речами о Красоте, никаким иным оружием не сокрушите в себе беса стяжательства. Направив слух свой к Кришне, вы услышите голос своего сердца, и тогда ни обман, ни зло не коснутся вас. Кто с верой внемлет о Всевышнем, кто с верой служит рабам Всевышнего, тот постепенно исцеляется от сердечных недугов, корыстолюбия и безучастности, а когда сердце чисто от стяжательства и безразличия, в нем пробуждается любовное влечение к безусловной Красоте, которая есть Бог святых. В соитии с Красотою душа свободна от состояния помрачения и возбуждения, безразличия и похоти, в соитии с Красотою душа пребывает в просветлении и радости, в служении Красоте мысли обращены к нечувственной действительности, в служении Красоте меркнут прелести зримого мира, Красота пленит душу Своими свойствами, тем самым даруя ей наивысшую, подлинную свободу! В служении Красоте сердце избавляется от оков предрассудков, сомнения исчезают, уходит вожделение к плодам стараний, когда пред тобою предстает Повелитель твоего сердца, безусловная Красота!
 
Я падаю в бездонный океан ночного неба и растворяюсь среди сияющих звезд!