Ибо сам я клонюсь к закату... - II

II

Справа от закутанного в плащ Марка стоял его единственный сын и соправитель Младший Цезарь Коммод. Он был выше горбившегося отца ростом, широк в плечах и подобен молодому Марсу, взирающему на людей с олимпийских высот. Густые вьющиеся волосы богоравного воителя хорошо сочетались с роскошной медвежьей шкурой, вздымавшейся у него за спиной на ветру подобно крыльям, а задорный блеск голубых глаз Младшего Цезаря – с сиянием ловко пригнанного к его стройному юному телу панциря, на центральной пластине которого искусный ремесленник изобразил самого Геркулеса. Вся фигура соправителя, фигура мускулистого атлета, излучала радость, силу и мужественное величие. Коммод, молодецки подбоченясь, смотрел на восток, где, примерно в стадии от трибуны, застыли во всем своем великолепии изготовившиеся к парадному маршу союзники и вспомогательные войска.
 По левую руку от Старшего Цезаря скромно расположился коренастый, неприметный Аврелий Пиктор, вольноотпущенник Марка и глава одной из императорских канцелярий. Этот, предпочитавший оставаться в тени человек играл в данном случае роль номенклатора (подсказчика имен), ибо патрон нетвердо помнил имена союзных вождей и наименования воинских частей, которыми те командовали.
Префект претория Клавдий Помпейан, пятидесятилетний невзрачный сириец с крючковатым носом и живыми карими глазами, тактично кашлянул.
- Пора начинать, Доминус, - негромко проговорил Пиктор, обращаясь к Марку.
Тот рассеянно посмотрел на порозовевшее от холодного ветра морщинистое лицо вольноотпущенника и хрипло пробормотал:
- Да, да, начинайте.
Пиктор сбросил капюшон с лысой головы, повернулся и выразительно посмотрел на префекта. Помпейан кивнул, поднял руку и дал отмашку трубачам. Гнусаво запели кавалерийские рожки, и спустя несколько мгновений к трибуне, окруженной императорской когортой, на рысях приблизилась первая союзная ала.
- Архелай, сын князя Осроэны, - негромко и деловито подсказал Пиктор, повернувшись к Марку.
Младший Цезарь сделал серьезное лицо и взметнул в приветствии сильную руку с массивным золотым кольцом на безымянном пальце.
Старший Цезарь откашлялся, дождался, когда союзный вождь и его знаменосец поравняются с передовыми рядами императорской когорты, обозначавшими границу претория, вытянул вперед тонкую сухую руку и громким, но несколько глухим голосом торжественно произнес:
- Приветствую тебя, Архелай, доблестный сын светлого князя цветущей Осроэны!
Дородный «доблестный сын», обряженный в долгополую мидийскую кольчугу, которая горела на солнце подобно рыбьей чешуе, пришпорил коня, отвесил низкий поклон и, не мешкая, повернул к трибуне – месту сбора военачальников. Знаменосец с союзной алой выкрикнули ответное приветствие, а затем, миновав преторий, поскакали на отведенное им в заснеженном поле место, где ждала их стража и был водружен стяг с соответствующими этому подразделению надписью и номером.
- Артавазд, владетель Коммагены, - своевременно подсказал Пиктор, рассмотрев очередную алу, возглавлявшуюся черноусым вождем в пернатом шлеме и темно-коричневом войлочном кафтане. За спиной вождя красовался изогнутый лук, а сбоку у седла был приторочен изящный колчан с пучком позолоченных стрел.
Младший Цезарь насупил брови и вновь вытянул руку. Старший вновь откашлялся и, выждав положенное время, приветствовал своим низким глухим голосом усатого главу союзного государства:
- Рад видеть тебя, сиятельный владетель обильной Коммагены!
После «сиятельного владетеля» последовали не менее сиятельные вожди: арабов-набатейцев, эфиопов, ливийцев, нумидийцев, мавретанов, понтийских эллинов, армян, колхов, скифов, фракийцев, родственных им задунайских даков и гетов, далматинцев, иллирийцев, дружественных сарматов-языгов, недавно переметнувшихся на римскую сторону вандалов-астингов, замиренных маркоманнов …У соправителей, стоявших на трибуне, и военачальников, столпившихся вокруг нее, зарябило в глазах от нарядных одеяний и ярких значков, украшенных пестрыми лентами колесниц и драконов на длинных шестах, быстрых ал и пеших отрядов, передвигавшихся бегом.
- Восхищаюсь тобой, отец, - не удержался от насмешки Младший Цезарь после того, как очередной вождь прошествовал мимо трибуны. – Для каждого предводителя ты всякий раз находишь новый эпитет и, кажется, не повторился ни разу.
- Мы с Пиктором разучивали приветствия в течение пяти последних ночей, - улыбнувшись краем рта, ответил Марк.
В это время к трибуне, с левой ее стороны, подбежал дюжий рослый центурион с золотыми амулами на запястьях, в сером шерстяном плаще и стоптанных калигах. Он поклонился и, встав на цыпочки, передал Пиктору небольшой кипарисовый ларец. Пиктор о чем-то спросил центуриона, принял ларец, осмотрел его и сорвал печать. Затем специальным стилетом открыл ларец и не извлекая лежавшей там навощенной таблички, принялся читать, беззвучно шевеля тонкими губами.
Старший Цезарь посмотрел направо: к трибуне приближался конный отряд огненно-рыжих молодцов, обряженных в звериные шкуры. Не дождавшись подсказки Пиктора, Марк удивленно покосился на вольноотпущенника и легонько шлепнул того по плечу.
Глава канцелярии, оторвавшись от чтения, разинул рот, судорожно закрыл его, а вслед за ртом - ларец. Затем Пиктор как-то отстраненно посмотрел на приближавшихся всадников и сдавленным голосом поспешно и отрывисто произнес:
- Э-э-э…Батавы, Доминус… Ингвеульф…
Марк кашлянул и, привычно вытянув одновременно с Младшим Цезарем руку, приветствовал волосатого вождя:
- Здравствуй, верный конунг Ингвеульф, предводитель храбрых батавов!
Коммод хмыкнул.
- В чем дело, Пиктор? – недоуменно и укоризненно спросил вольноотпущенника старший Цезарь. - Не видишь ни бороды, ни Философа?
Пиктор побледнел и, низко поклонившись, пробормотал:
- Одно… сообщение, Доминус…Я доложу перед пиром…