Кривозубые Хроники. Глава 3

Слава медленно открыл глаза. Темнота окутывала улицы, но башня с часами светилась, словно маяк среди безмолвия ночи. Половина третьего.

«Что… я ещё жив?» — мысли плескались в голове, не желая складываться в осмысленные цепочки. Тело казалось чужим, будто кто-то разобрал его на части, забыл прикрутить несколько винтов и теперь бросил в темноте умирать.

Ему нужно было забраться обратно в дом. Слишком долго он валялся в холодной грязи, ощущая, как боль пропитывает каждую клетку тела. Он пошевелил пальцами, затем рукой. Жив. Это уже начало. Но как подняться? Его взгляд наткнулся на бесформенное месиво, которое когда-то было врачом. Труп доктора распростёрся на мостовой, впитав в себя фонарный свет, и Слава заметил, как в глубоких порезах на его коже засохла кровь, потемневшая, как старое вино. Воздух пропитался густым зловонием крови и гниющего мяса, словно в анатомическом театре после небрежной работы хирурга. Он сглотнул.

— Ну что, несчастный шарлатан, хоть в кончине своей сослужишь мне… — прошептал он, подбираясь ближе.

Тело было жёстким, застывшим в гротескной позе, но при этом липким, как будто жизнь, покинувшая его, оставила после себя отвратительный след. Слава потянул его за руку — хрустнули суставы. Он почувствовал, как из раны на шее доктора вылилось нечто густое, похожее на подтаявший жир. Это было хуже, чем просто кровь — это была жидкость, в которой смерть уже начала свою работу.

— Пресвятая богородица… — прошептал он, но продолжил.

Он выпрямился, вытягивая ноги так, чтобы они коснулись застывшей руки покойника. Затем осторожно, будто боясь, что тот может очнуться, сомкнул обе ступни вокруг его предплечья и потянул на себя. Суставы дохлеца протестующе хрустнули, но тело сдвинулось. Слава повторил движение — ноги дрожали, слабели, но хватку не ослабляли. Он медленно, миллиметр за миллиметром, подтягивал труп ближе, ощущая, как холодная плоть липнет к его собственной коже, оставляя влажные пятна. Когда доктор оказался достаточно близко, он наконец отпустил его руку, чувствуя, как мышцы ног протестующе пульсируют. Перехватил мертвеца за запястья и с трудом перевернул на спину. Теперь оставалось последнее — поднять его выше. Шаг за шагом, рывок за рывком, он тащил его вверх, борясь с судорогами в конечностях. Липкая кровь, что уже начала застывать, мазалась по его коже, одежде, оставляя жирные следы. Каждый рывок отзывался тупым, тянущим болевым спазмом в позвоночнике, словно кто-то тянул сухожилия, играя ими, как струнами. Голова покойника содрогнулась, будто он и в смерти пытался возразить своему положению, но язык его замер в вечном молчании.

Глухая ночь, липкое мясо в руках, он сам — живой мертвец, использующий более мёртвого мертвеца как опору. Пожалуй, в другой ситуации он бы нашёл в этом даже какой-то чёрный юмор.

Слава взобрался на окоченевшее тело, чувствуя, как холодные конечности мертвеца с неприятным влажным чавканьем смялись под его весом. Он не думал об этом. Ему нужно было добраться до окна. Он упёрся ладонями в стену и попытался приподняться. Руки дрожали, будто вены наполнили не кровь, а горячий свинец. Казалось, ещё одно движение — и он просто рассыплется, как потрескавшаяся статуэтка. Но останавливаться нельзя.

Он медленно вытянул руки выше, нащупывая подоконник. Дерево было шершавым, под ногтями застряли щепки, но это не имело значения. Главное — не отпускать. Вдох. Выдох. С трудом он подтянулся, пока грудь не оказалась на уровне окна. Один рывок — и он наполовину свесился внутрь. Верхняя часть тела уже была в комнате, но ноги всё ещё болтались снаружи. Отчаянно зацепившись за край подоконника, он начал перетягивать себя через него, ощущая, как пот соскальзывает по лицу. Последний рывок — и он завалился вперёд, беспомощно падая внутрь. Пол встретил его с глухим ударом, холод пробежался по спине. Он задышал быстрее, оглушённый собственной усталостью.

Собравшись с силами, он начал перекатываться, приближаясь к шкафу с лекарствами. Каждый поворот отзывался тупой, вязкой болью, но он продолжал, пока не ткнулся головой в дверцу. Руки дрожали, когда он дёрнул её. Внутри — два флакона. Один наполнен тёмно-красной жидкостью и помечен как «Крысиный яд», другой — мутной белой, «Спасительная сыворотка, которая поможет вам ходить, даже когда вы чувствуете, что все кости нахуй сломаны»

Он прищурился, пытаясь разобрать надписи, но глаза отказывались фокусироваться. Свет был тусклым, да и какая теперь разница?

— Эники-беники ели вареники… — пробормотал он, не особо задумываясь.

Выбор пал на левый. Слава отвинтил крышку и, не раздумывая, глотнул. Жидкость стекала по горлу, оставляя после себя холодный, металлический привкус. Это был крысиный яд...