Перекресток
( В. Исаков)
Сергеич молча переступил порог уютного зала бокса, поклонился рингу. У нас так принято: ритуал. Не замечая ничего вокруг, стал разминаться. Мы переглянулись с Сашей - «учителем».... Такого за другом никогда не водилось, названный брат всегда общителен и широченная улыбка не сходила с его лица, а тут! После разминки, в притихшем зале от удивления, встал возле «груши» и начал отрабатывать «двоечку». Он не уставал, даже когда склянки пробили тринадцатый раунд. Братан бил со всей силы. Его удары были страшны! Они были примерно, как если ударила бы тебя по голове задним копытом лошадь, так мне по крайне мере рассказывали друзья, когда Сергеич выступал на соревнованиях. А тут груша даже не качалась, а просто сотрясалась дрожью, такие удары называются в простонародье проникающими. А друг без устали уже с упрямством маньяка бил и бил снаряд. И тут мы поняли, что – то не так с нашим товарищем, а когда « груша» от очередного вдруг резко сорвалась с креплений и упала на пол, мы подхватили его за руки, а Саша – учитель обнял. Я стягивал с рук перчатки, а второй Саша « пожарник», что – то говорил успокаивающее на ухо другу. Повели Сергеича к лавке...брат во Христе вдруг обмяк и кулем безропотно осел. Для меня будто молния ударила в январе, наш «старый» стал размазывать глаза тыльной стороной ладошки. Бинты, защищающие руки, валялись на полу бессильными удавами подле боксерок. Удивил, он же был для нас красным знаменем в свои семьдесят пять . По его мускулатуре можно проводить для студентов медиков практическое занятие по анатомии...
Сидели в гараже у Саши « учителя». Зима скребла морозом ворота, а печка стреляла в трубу сучками, ей одной только было весело. Свет пробовал разогнать тоску, пришедшую к нам в гости. Ее сестра Печаль, гладила своими костлявыми наши сердца! Водка томилась в стаканах, вызывая недоумение у закуски. По гаражу витал дух огорчения.
Попробую воспроизвести рассказ нашего брата от первого лица, уж извините, если не получится, как умею...
Жена молодого нашего общего друга Андрея, Сашенька ждала его уже два года с СВО. Парень ушел добровольцем. Месяц в госпитале и десять суток отпуск за все время. Сколько ночей она проплакала на кухонном диванчике. Приходила с работы переделывала домашние дела, не давая себе расслабиться. Из глубокой атеистки она вдруг стала глубоко верующей. Почти перед самым сном, каждый вечер, почему- то колени сами подгибались перед иконой МАМЫ всех МАМ: БОГОРОДИЦОЙ. Она со слезами вымаливала своего мужчину. Может её память, помнила рассказы своей прабабушки, как та стояла на коленях пред иконой БОГОРОДИЦЫ и вымаливала своего суженного. За время той страшной Великой войны к ней в дом приходили три раза похоронки на любимого, и три раза она зажигала в храме свечки за упокой и, три раза пламя тухло. А муж пришел целым и здоровым через год после войны. Гены рода, наверное, сработали. Она, помнит бабушку, которая также вымаливала перед той же иконой за деда, который воевал в Афганистане... Вот, по-видимому, после взрыва снаряда рядом с землянкой, из пяти человек, самым счастливым остался только наш Андрей: вокруг всё в труху, а на нем лишь царапины. И вот сегодня праздник: Андрей должен был вернуться домой. Сашенька летала по дому, будто кто – то подарил ей крылья. Звонок в дверь, раздался цветным праздничным салютом в честь любимого. Тишина обняла весь мир. Андрей, её любимый человек стоял в дверях. Глыба! На груди были три медали и два ордена. Плечи почти во весь пролет двери, загипсованная левая рука, согнутая в локте на перевязи, с правой стороны стоял его «сидор», сама для него покупала, а за его палец держалась маленькая девочка, лет четырех - пяти. Растерялась. Сколько раз они говорили о ребенке, но то квартиру надо было в ипотеку, то машину и, когда уже решились на детишек, тут война. Её любимый, увидев по телевизору, аллею ангелов в Донецке, в одно солнечное утро встал и, ничего не сказав ни ей, ни нам, ушел из дома, якобы по работе уехал в командировку. Сашенька стрелой кинулась на шею любимому и тут не сдержалась: завыла от счастья, что живой, ничего, что чуть хромает, и рука в гипсе, пройдет же, главное дома, не могла остановиться. Взяла себя в руки. Замерла на шее у мужа, вдыхая так любимый ЕГО запах кожи. Потом, чуть совладав с собой, не задавая вопросов, присела и хотела обнять девочку. Та резко спряталась за ногу мужа и испуганно заплакала, Саша отдернула руку.
Девочка спала в их спальне с ярким светом: страшно боялась темноты. Андрей осторожно вытащил свой палец из ладошки малыши и вышел на кухню. Ребята сидели, обнявшись за столом, молчали зачем слова?!. Саша, обвив руками шею любимого, опустила голову на его плечо, слушала историю девочки с двумя неумело завязанными косичками в дорогом, но не по росту платьице и в сандаликах на худеньких, как спичка ножках. Вечером перед сном она навела воду в ванной и, было хотела искупать девочку, но та опять спряталась за ногу мужа и смотрела на неё с ужасом. Она доверяла, как брошенный щенок, только своему человеку. Малышу звали Юлей, вот и всё что знал о ней муж и то, её имя он определил по бирке на грязном, истертом до дыр, когда – то цветном летнем платьице. Солнышко ни разу не прикоснулась к еде, она вообще не хотела кушать, глазки не светились и были ужасно взрослыми. Она не разговаривала, лишь держалась за указательный палец Андрея и не отходила от него ни на шаг. Друг семьи, детский врач с пятидесятилетним стажем, стараясь незаметно стереть с глаз выступающие слезы, сказала просто. Это последствия дистрофии, и у них в её студенческой бытности были лекции по детишкам из осажденного Ленинграда, когда малышей вывозили на большую землю, а они умирали. Дистрофия, это, когда детишки не хотели кушать уже, они не хотели гулять: им было все равно. Не думала, что встретится в наше время с таким случаем. Старая женщина даже отказалась от денег за вызов, с возмущением посмотрев на руку мужа с купюрами красного цвета. Андрей нашел девочку при зачистке города в подвале. В самом дальнем углу в тряпье, если бы она не пошевелилась, так бы и прошел мимо. Она лежала с ещё живой, совсем старой бабушкой. Та получила сквозное ранение в грудь и бедро, успев накрыть собой малышу после бандэровской очереди из автомата. Я все чаще думаю, как гены срабатывают в будущих поколениях: лагеря смерти в Великую Отечественную и наше время, там же такие же были суки - бандэрлоги. Сепсис старушки уже стал отчаянно развиваться, она была обречена, сама понимала. Из последних сил рассказывала на камеру оператора страшные вещи. Просила забрать девочку, маму её убили хохлы зеленского, прежде сорвали с неё колечко, из ушей вырвали сережки, а потом изнасиловали и это всё на глазах у ребенка. Старушка зажимала рот малыше, чтобы не дай БОГ она крикнула, суки и над малышей стали бы издеваться.
Сидели они с жителями в подвале почти полгода, есть нечего, вода только из оставшегося водопровода. Кто выбирался из подвала, хотел убежать, снайперы убивали. Перед уходом мародёров зеленского, пусть его род будет проклят до седьмого колена, мрази в натовской форме спускались в подвалы и измывались над мирными : стариками, не гнушались и старухами...
Бабушка спрятала ребенка в самом, в самом дальнем углу под кипой старых брошенных вещей, приказав не шевелиться девочке, когда зайдут чужие плохие дяди. Вот так без документов, Андрей и привез её домой. После увиденного, подразделение друга наступало три дня без продыха, и перестали щадить « поваров и радистов». У одного нашел видео с того подвала. Взял за шиворот и отвел в подвал к тем, кого бешенный пёс насиловал. Орал ссученный, умолял пощадить, целовал Андрею «берцы». Ему было реально страшно отвечать за свои поступки...
Андрей не смог отдать найдёныша, как можно?! Тут котенка приютишь, не оторвешь, а здесь живой человечек... Прикипел к девочке! Командир дал тридцать суток на обустройство малыши, понимал Андрея: у самого было пятеро. Шли дни, а девочка только пила воду. Вот и зашел к ним на огонек наш Сергеич.
Сергеич перевел дух и потом, глубоко – глубоко вздохнув, продолжил. Он участник двух войн: Афган и Чечня, моментально принял решение. От ребят не медля позвонил жене и без предисловий обрисовал обстановку. В приказном тоне, заставил искать детскую куклу своей бабушки из рогожки, с нарисованными глазками и губками химическим карандашом. Валентина Ивановна, чуть охая, через час примчалась на такси, для ее бюджета это было много.... Вместе по - стариковски зашли в детскую комнату, там было множество игрушек, но девочка сидела на маленьком диванчике для детишек в тишине, не двигаясь, смотрела в одну точку на обоях. Ребята выделили для неё, самую светлую комнату.
Сергееич замялся немного, но собравшись, сказал просто, как отдавал команды своему батальону в горах по рации...
- Юлечка, вот у тебя появилась куколка Маша. Знаешь, детишки наши выросли, а вот заботится о ней больше некому! На тебя вся надежда, выходи её, а то плачет по ночам и перестала кушать. Не знаем, чем можем помочь, вот всё голову ломаем.
Сергеич опять на инстинкте вытер глаза. И почти свистящим шепотом от давящих его слез.
- Вы не представляете, пацаны!
Шмыгнул носом.
- Бля...! Мужики ненавижу падаль в зеленом чехле, наркошу...
Он покраснел за свои слова. Опять стал говорить, уже собравшись.
- Она засветилась вся! Глазки вспыхнули материнским огнём и заботой. Взяла бережно.
Сергеич потёр грудь в области сердца.
-Взяла грамотно, как грудничка, её ведь никто этому учил. Мы первый услышали голосок Юли. Она попросила каши для Маши и чашечку молока с кусочком хлебушка.
Продолжил.
Валентина Ивановнаа ушла на кухню, прихрамывая, зажав обеими руками рот, лишь бы не завыть при малыше. Тут же Саша бросилась варить манную кашу. И ребята понесли её на тарелочке для куклы и самую малость для девочки. Надо же показать кукле на примере Юленьки, как надо кушать. Саша сшила для куколки и девочки халатики, полотенчики, даже мыло и зубные щетки купила одинаковое для обеих, два зеркальца в рамке, чтобы все было по- взрослому.
Через неделю, наша Снегурочка стала оттаивать. Она стала заботиться о Машеньке, даже купались вместе, и разрешала Саше помыть её. Один раз она даже поцеловала ей руку. Саша потом, со слов Андрея, всю ночь прорыдала в подушку. Девочка всё меньше хваталась за палец Андрея и уже не пряталась за ногу защитника при появлении Саши. А та не отходила от нее, как голубка, всё « курлыкала» над ней. На место глазок, которые растворились в воде у куклы, Саша пришила голубые пуговички. Цвет глаз так совпадал с цветом глаз малыши.
Сергеич замолчал. И тут неожиданно. Никто не ожидал услышать от старого диверсанта таких сердобольных слов.
- Вот, пацаны, неужели зеленскому не страшно, что он натворил?! Ведь такие девочки и мальчики подрастут, найдут и спросят с урода или с его сына, за папу?!
Закуска так и осталась в недоумении. Все мы поняли, что забота и любовь даруют жизнь...себе и тому, кто рядом.
Свидетельство о публикации №225030700387