Поезд в пекло

               

Мои легкие резко наполнились воздухом. От этого я проснулся, а веки тяжело приоткрылись. Обычная электричка, в окне только океан бесконечных лесов, полей и иногда беспорядочно разбросанных домиков. Когда солнце периодически выглядывало из-за облаков, моя одежда словно хотела сгореть, так она нагревалась.

Электричку мерно пошатывало, если она набирала скорость. Откуда-то снизу доносился мерный стук. Я все еще не мог отойти от длительного сна, все казалось туманным, а голова была совершенно пустой. Никаких мыслей и воспоминаний, только ощущение полного опустошения, голой оболочки, невероятной усталости. Доехать до конечной и упасть там спать вечным сном — это все, что мне нужно.

В вагоне, кроме меня были еще люди, хотя сиденье рядом со мной оказалось свободным. Некоторые одеты довольно вычурно, другие поскромнее. Абсолютное большинство пассажиров стыдливо прятали взгляд, дремали и всячески старались не обращать внимания на остальных.

А вот двое напротив, наоборот, довольно интенсивно оглядывали вагон, и встретившись со мной взглядом, даже начали подавать какие-то сигналы. Скорее всего, приглашали поговорить невидимым языком переглядываний. Впереди сидел пожилой мужчина, мне показалось, что он дремал. По крайней мере, я так думал, пока он не развернулся ко мне. Морщинистый лоб, высокие скулы, длинная седая борода и слегка прищуренные глаза — вот таким я и увидел его. Мы только встретились взглядами, а он уже заговорил:

— Проснулись, проснулись, это хорошо. При свете солнца спать грешно, — в его голосе играла ехидная усмешка, похоже, он сам себя сдерживал. — Солнышко на лобик светит, а в лобной доле сразу появляется тяжесть, да?

— Эм-м... Ну, да, видимо, — ответил я слегка растерянно.

— Да, именно так! Неправильно это. В таких местах сон дневной людям покой приносить должен, а нет, здесь от него вы только сгореть способны, — продолжал дед, в его глазах искрила насмешка. — А среди прочего, ведь вам, молодой человек, еще много дел предстоит?

— Естественно, но сейчас мне только бы до конечной добраться, — проговорил я, потирая глаза и пытаясь совладать с непослушными веками.

— Что подразумеваете под конечной, родной? Точно конец пути этого поезда? — дед откровенно усмехнулся. — Или думаете, вас там что-то, или кто-то ждет? Нет, пока все идет так, как вы позволяете. Меня точно ждет семья, а вас?

— Я... я... не могу вспомнить...

Голову словно обволок туман. Солнечные лучи проникали сквозь окно и  стремились выжечь на мне всю кожу. От этого становилось больно. Стенки вагона были влажными, из-за этого в вагоне установилось царство духоты. Люди этого явно не замечали, а мне и вдох сделать уже казалось подвигом. Воспоминания сразу же растворялись, как только мой мозг пытался выудить хоть какие-то образы из прошлого. Отдельные фигуры, места, но все без единой картинки. На секунду мне даже показалось, что моя память буквально растворилась в моей голове.

Я зажмурился на секунду и попытался поймать хоть какой-то образ. Все ускользали. Мать, отец, они были позади, а что впереди? Зачем я сел на поезд?

— Жара с духотой у нас смертельны! Вы не думайте о болезнях, как только выйдете на свежий воздух, голова и прояснится.

Внезапно раздались громкие хлопки. Многие начали с подозрением поглядывать на дверь в тамбур. Дед также кинул туда слегка прищуренный взгляд, но уже через секунду продолжил говорить:

— Видите ли, вы идете самым простым путем. Вы могли бы полететь на самолете или заказать такси, да даже навязаться  кому-нибудь в попутчики. Сейчас это не сложно. Но вы выбрали поезд. И вы считаете это правильным. Простой путь  не требует сложных решений. Но жизнь простоты не терпит, она стремится заполнить… подобный провал, — всю свою речь старик почти прошипел, не моргая уставившись мне в глаза. — Вы хотели, вероятно, передохнуть, перевести дух, а не вышло... не вышло, — с этими словами, дед задумался и вновь отвернулся к двери в тамбур.

Еще один сильный хлопок. Совсем близко, в соседнем вагоне. Дверь быстро открылась, спустя мгновение в вагон зашел мужчина. Голая волосатая грудь стала первым, что бросилось в глаза. Он спешно оглядел весь вагон, заприметив место возле меня. Слегка неровным шагом приблизился и уселся рядом, постоянно ерзая. И все это в полном молчании. До меня доносилось только его тяжелое, натужное и одновременно сбитое дыхание. Даже дед с интересом и ухмылкой разглядывал его.

— Меняемся местами, быстро, — тихо прошипел мне мужчина.

Я бросил взгляд на его синие брюки. На его коленях лежал тазер, и смотрел он в мою сторону. Неужели охранник?

Не успели мы поменяться, как дверь в тамбур с силой распахнулась. В вагон зашли двое в черной, облегающей одежде и масках, которые закрывали их лица полностью, оставляя только глаза. Ввалившись, оба начали осматривать вагон. Все сразу увидели в их руках пистолеты. Люди вжались в сиденья.

Один из «черных» пошел вперед и осматривал каждого пассажира, а второй встал у входа в тамбур и громко проговорил:

— Всем тихо! Сидеть! Руки на коленях, а колени ровно. Если дернетесь — пристрелим. Сидите как травинки, тогда, быть может, проживете еще пару часов!

Тем временем бандит добрался до моего сиденья. Охранник до этого уже успел спрятать тазер. А теперь очень удачно притворялся сонным мужиком, которого только что потревожили. Однако бандит, похоже, понимал, кого ему нужно искать. Он пристально вглядывался в лица и одежду каждого пассажира и, когда дошел до нас, я уже сильно нервничал, так же, как и все находящиеся в вагоне, пожалуй, за исключением старика. Тот точно коршун впился глазами в идущего «черного» и разглядывал его с неподдельным интересом. Тот мгновенно заметил такое внимание.

— Чего вылупился? Сядь, сиди, не то череп расшибу! — прохрипел он, нависнув над дедом, но тот даже глазом не повел.

— Не сможете, — спокойно проговорил старик, не сводя глаз с нависшего над ним громилы.

— А? Совсем попутал?!

— Сразу видно глупых и отсталых людей! Только что из деревни? — усмехаясь ответил старик и встал с сиденья, затем расстегнул верхнюю пуговицу своей рубашки. На его груди была закреплена миниатюрная камера.

 — И еще, — через секунду добавил дед, вытаскивая из кармана телефон. — Здесь есть диктофон, запись-то уже идет и, если, — с этими словами он показал на браслет на руке. — Повторяю, если мой пульс опустится ниже прописанного моим врачом значения, то все это добро попадет сначала в скорую, а оттуда, уже уйдет «куда-надо». Вам понятно?

Бандиты слегка опешили и на несколько секунд переглянулись между собой. В это время дед посмотрел на меня и неожиданно подмигнул.

— И вот еще что. Мне нужду бы справить, — жалобным тоном протянул дед. — Я человек слабый, давление скачет и негоже будет меня тут держать!  Вдруг мне плохо станет на жаре, да еще с полным мочевым пузырем. А тут так душно, влажно, лишь бы сердце не прихватило.

— Да ты урод! — громила, почти не размахиваясь ударил кулаком по лицу деда. Тот упал на сиденье и сполз на пол с громким стоном.

— Да ладно, черт рогатый! — бандит ринулся к деду и усадил его на кресло. Спустя мгновение он подобрал его телефон и еще пару секунд вглядывался экран. За маской не было видно эмоций, но стало ясно — он опешил от увиденного, поскольку через мгновение злобно бросил своему дружку. — Да он тут помереть теперь решил! Стой и смотри за этими, я его понесу к врачу.

Обернувшись к сползающему и дергающемуся деду, бандит процедил сквозь зубы:

— Хорош уже сползать, дело с мокрухи начинать...

Стоило только громиле наклониться, как сосед среагировал, толкнул меня в бок и взглядом указал на спину громилы. Он только что наклонился за дедом и уже собирался разгибаться. За ним был его товарищ, вскинувший пистолет.

Внезапно мужик вскочил и выхватил тазер, мгновенно наведя его на цель. Хлопок... еще хлопок. Прямо возле ушей он практически оглушал. Бандит у двери в тамбур резко задергался, начал падать, но в этот же момент я успел подняться и с размаху, обеими руками ударил по спине громилы, метя около легких.

Он дернулся и начал разгибаться, но я успел быстрее. От удара громила охнул и в следующую секунду ему по ребрам пришелся сокрушительный удар от охранника, а затем еще несколько, с огромной скоростью. Громила упал меж сидений на пол, а сосед быстро вскочил на свое сиденье и перескочил к нему.

Я также поднялся и встал ногой на руку с пистолетом. Спустя мгновение охранник уже выкручивал ее, параллельно добавив несколько мощных ударов по лицу. Пистолет выпал, и он подхватил его. В следующую секунду раздался выстрел. Уши почти заложило. Лоб ощущался свинцовым. Я успел отойти на шаг и сразу увидел, что голова громилы была насквозь пробита пулей, превратившись в кровавую кашу. Мужик посмотрел в сторону двери, навскидку навелся, затем выстрелил еще раз. Стена вагона и частично дверь покрылись красными разводами.

Мужчина поднялся, с легким сожалением посмотрел на корчащегося под сиденьем деда и, наконец-то, перевел взгляд на меня.

— Сержант Андрей Фимков, — он протянул мне руку с пистолетом и добавил. — Сейчас я тебе патронов найду, думаю с ПМ ты выстрелить сумеешь. Курс подготовки не забыл?

С одной стороны, все окружающее казалось бредом. Разум был словно в легком тумане, как-будто истощенный чем-то. Хотелось просто лечь и прикрыть глаза. Мое тело как будто медленно заполнялось оловом, делая движения замедленными. Ощущение нереальности и пустоты накатывали, словно морские волны.

— Послушай, нам времени не дадут! Раз уж никто тут желанием не горит мне помогать, хоть ты в стороне не стой! Если они сейчас сюда заявятся, погибну не только я, а ты, да еще может несколько человек. Или вообще все. Да, придется стрелять, может даже человека из него убьешь, — Фимков буквально вложил в мои руки пистолет.

— Просто... Выбора нет... — растерянно бросил я.

— Ну тогда не стой, а бери. Нам еще дальше по вагонам пройти надо. Если дойдем до машиниста, окопаемся там. Главное вот что. Если сумеем доехать до станции, там спецназ нас под белы руки выведет. Вон, смотри, один мужик уже вызывает, нас выведут, если мы не потеряем состав.

Пистолет был теплым и мокрым. Он хорошо лег в руку. Сразу несколько пассажиров взяли телефоны и настойчиво звонили всем экстренным службам. Вагон наполнился хором перекликающихся голосов.

II

Жарко. Душно. Нельзя вставать под солнечные лучи — почти обжигают кожу. А стены вагона... Влажные, испаряющие влагу. Вода висит в воздухе и делает его густым, тяжеловдыхаемым, скользким. Он неохотно заходит в легкие и оседает там, словно слизь.

Фимков остановился прямо перед дверью. Вагоны тут же резко тряхнуло, да так, что мы пошатнулись.

— Знаешь, если мы сейчас откроем дверь... Они ведь слышали выстрелы, об этом я не подумал. Так что, они могут нас встретить на входе, либо засесть в засаде, — негромко проговорил сержант.

— Входить надо осторожно, а там разберемся. Ну, или нас разберут, — ответил я. — Ждать-то мы не можем, если они в одном вагоне соберут весь народ, то дальше мы не пройдем, расстреляют.

— Да, так что готовь пистолет. И вот еще что, — сержант положил руку на ручку двери и продолжил. — Пистолет с предохранителя снят, жми на крючок осторожно, и запомни: делай это решительно, особенно если есть угроза твоей жизни! Просто наведи на врага и жми, жми, пока не превратишь его в кашу! Лучше пусть умрет он, чем ты, даже если придется пострадать кому-либо. Понял? — обратился он ко мне.

— Да, — отвечаю. — А если заложник?

— Или он, или вы оба, — холодно отрезал сержант. — Времени на подумать у нас нет. На счет три резко заходим в вагон, будь готов, — процедил он сквозь зубы, напрягая мышцы.

В голове его слова отзывались щелчками. «Раз... Два... Три». Последняя цифра на мгновение вспыхнула в мозгу ярким светом. Дверь отворилась, Фимков рванул вперед, а я за ним. Удивительно, но мы оба наверняка бы погибли, однако судьба распорядилась иначе.

Перед нами был вагон, полный пассажиров. Ближние сидели к нам спиной, а на дальних местах уже распределились с обеих сторон. Так что около десятка глаз напряженно смотрели в нашу сторону, и мы ошарашенно остановились у входа.

Сержант осторожно, не сводя с пассажиров глаз, придвинулся ко мне.

— Влипли, смотри на них внимательно, — практически прошептал он. — У любого может оказаться «сюрприз».

Не видно лиц. Руки ближайших рядов к нам были пусты. Но уже, начиная с третьего, даже приблизительно и под любыми углами, мы не могли видеть, что они нам приготовили. В конце концов стало ясно — вагон нечистый. Бандиты решили поиграть с нами в угадайку, притворившись невинными пассажирами. Напряжение в голове росло, мысли как молнии метались и бились о стенки черепа, я буквально ощущал биение сердца. Вены пульсировали, и кожа моей головы плясала им в такт.

На секунду лицо Фимкова загорелось идеей.

— Медлить нельзя. Иди вперед, — тихо проговорил он.

— И что я буду делать?

— Люди не дураки, каждый за свою жизнь опасается и стремится сберечь. Среди пассажиров есть террористы. У них пушки. Думаю, мой план ты понял?

— Чего-о? Что ты имеешь ввиду?! — я не сразу врубился, но тут на меня внезапно снизошло озарение. По моим слегка блеснувшим глазам Фимков обо всем догадался.

— Именно, именно, ты сам поймешь, где сидит бандит. А я прикрою. Все равно в стрельбе у тебя опыта никакого, — договорил он и начал подталкивать меня к проходу между сиденьями.

 — Давай, ни пуха.

Вот как! Безумная идея, положиться на человека, его мимику и взгляд, молящий о помощи, когда к его боку приставлено оружие. И верно, они будут вести себя неестественно, ощущая рядом с собой потенциальную мучительную смерть от пули или чего похуже. Все это маленькие детали, которые могут помочь или погубить нас за одну секунду. А враг будет только ждать, пока мы ошибемся и займем неверные места или повернемся не туда. Одна секунда — и прольется чья-то кровь. Снова!

Я ступил вперед. Медленно моя нога нажала на ломкий, проржавевший металл. Раздался легкий хруст песка и пыли, который сюда намело за долгие дни. Еще шаг. Я осторожно начал осматривать первый ряд. Разные лица, непохожие люди, и в каждом сейчас надо увидеть нечто свое.

Слева от меня сидела женщина. Лет сорок пять, не меньше. Она смотрела вперед стальным, практически не мигающим взглядом. Спокойное, контролируемое дыхание и почти никаких движений. Она не шевелилась, создавалось впечатление, что она совсем не обращала ни на что внимания. Рядом с ней находился мужчина, возрастом лет на пять младше ее. Странная, длинная куртка, в которой он спрятал руки сразу бросилась мне в глаза, равно как и его невероятно спокойное выражение лица. Ни один мускул, ни одна волосинка на его лице не дернулись.

И все же, они оба создавали впечатление натянутой струны. Это тот самый момент, когда человек ощущает, словно внутри все вытянулось. Он морально хочет сбежать или зарыться в песок. Здесь люди совсем не герои, они просто желают выжить, точно так же, как и я. Однако сейчас именно мне в спину смотрит дуло пистолета, а может и не одного.

Я повернулся направо. Молодой парень, глаза слегка на выкате, крупный нос и широко раскрывшиеся поры. Вот у кого действительно нервы собрались в кучу. Он сидел словно зверь, которого поймали в силок. Небольшие капли пота медленно текли по носу, а руки исходили в слабозаметном тике. Его взгляд был живым, но он не смотрел прямо, а на следующий ряд, точно в затылок одному из следующих пассажиров. На секунду он перевел взор на меня, а затем вновь указал на тот самый затылок, на котором и волос-то почти не осталось.

Хорошо. Я украдкой обернулся назад. Фимков был на страже, держал пистолет наготове. Легким жестом он приказал мне следовать дальше.

Еще пара шагов. Справа сидели двое. Немолодой толстый мужчина под шестьдесят, который попытался натянуть на лицо кепку. Тень падала, прикрывая широкие губы и маленькие глаза. Рот у него слегка искривлен и до меня доносился тяжелый звук неравномерного дыхания. Оно становилось то чаще, то реже. Каждая секунда мчалась нереалистично быстро. А мои нервы  как-будто пытались замедлить течение времени, но не могли и это отзывалось болью в груди.

Дыхание мужчины вновь ускорилось, ему было совсем некомфортно. Он очень хотел отодвинуться от своего «попутчика», но не мог этого сделать. Поэтому ёрзал, но его движения  были настолько микроскопическими, что я не сразу уловил их.

Переведя взгляд на мужчину, сидевшему рядом с ним, я не удивился. Почти облысевшая голова, слегка прикрытый, притворно полусонный взгляд. На нем широко распахнутая длинная рубашка, под которой скрывалась правая рука, вплотную уткнувшаяся в пожилого соседа.

И вот мой взгляд пересекся со взглядом «притворника». Секунда превратилась в вечность и внутри я ясно ощутил как натянулись нервы. Внезапно мужик подскочил, одним ударом заставив подняться и пожилого. Жаль, что он тем самым полностью закрылся от меня. Раздался выстрел, Фимков свое дело знал, точно попал бандиту в шею. Я быстро развернулся в сторону остального вагона, но тут прогремел еще один выстрел.

Позади громко застонали. Почти мгновенно я навел прицел на второго бандита. Выстрел, рука слегка дернулась, но пуля через секунду достигла цели. Еще выстрел, уже не по мне. Бандиту моя пуля пришлась прямо в грудь. Выстрел. Вторая пуля пробила ему лоб, окатив кровью сиденья и стенку вагона позади. Дернув глазами вправо я увидел последнего террориста. Тот успел поднять с сиденья какую-то ополоумевшую от страха женщину. Его пистолет уже переводился в мою сторону. Положившись на инстинкт, я выкинул руку вперед и быстро нажал на спусковой крючок несколько раз.

Шея и нос женщины окрасились в красный, а бандит, словно тряпичная кукла, тихо осел между сиденьями. Следом упала она. Наступила тишина, прерываемая лишь легкими постанываниями паникующих людей и шорохом неспешно растягивающихся, агонизирующих тел. Некоторые успели рухнуть между сиденьями, другие просто старались забиться в угол, пока шла эта секундная перестрелка.

Легкие работали словно меха, они раздували мою грудь, как бы пытались порвать ее изнутри. Слегка тряслись ноги, наступало предобморочное состояние. Казалось, воздух можно брать ладонями и запихивать себе в рот и нос, чтобы подарить еще несколько мгновений жизни. Пытаясь перехватить дыхание, я решил пойти вперед. Нужно только добраться до кабины машиниста и тормознуть поезд. Бандитам надо ехать вперед, а я остановлю их! Так я решил.

III

Я вступил в узкий коридорчик. Перед дверью, ведущей в кабину машиниста, меня встретил уныло висевший на стенке огнетушитель, да грязная швабра. Вдохнув посильнее горячий, сложно уже несколько раз прошедший через легкие воздух, я нажал на ручку и вошел в кабину. Резко рванув дверь я сразу увидел мозги машиниста. Они украшали своими кусочками практически всю приборную панель. Тело было также здесь, на полу. Рядом, на месте запасного машиниста сидел моложавый мужчина, лет так тридцати-тридцати пяти. Легкая небритость, острый взгляд. И дуло его пистолета уже было направлено на меня. Я на секунду опешил и было подумал, что вот она, последняя секунда, но незнакомец опередил меня.

— А, ну вот и наш дуболом удачливый! Положил столько народу, истинный мясник, — с этими словами он привстал и швырнул пистолет на приборную панель. — Ну, чего стоишь? Проходи в кабину и клади пистолет, стреляться с тобой я не собираюсь.

Я вошел, и только сейчас заметил, насколько в плохом состоянии была приборная панель. Все рычаги напрочь выломаны, а в ней самой несколько дыр.

— Тормоза не работают, — почти ухмыльнувшись проговорил мужчина и резкими движениями покрутил рычаг, отвечавший за регулировку скорости. — Сбавить обороты также не выйдет, —  огорченно добавил он. — Впрочем, это нам и не нужно.

— Мог ведь пристрелить, — растерянно отозвался я. — Как его...

— Да-да. А я не стал. Мы через несколько минут все равно сдохнем, ежели ты летать не умеешь. Вот выбирай, либо пистолетом себе мозги выбьешь, либо воды похлебаешь, — мужчина протянул руку к пистолету. — Дальше нас ждет резкий поворот и выход на мост, где мы всем составом пойдем ко дну с обрыва. И мешать этому смысла просто нет.

Я поглядел вперед, сквозь стекло кабины. Дорога шла прямо, а вокруг обзор закрывали вековые деревья. Их листва словно пожухла от жары. Вдалеке была только небесная синева, безоблачная и чистая.

Мужик сжал свои тонкие губы и вновь сел на место второго машиниста.

— Вот знаешь, пускать людям мозги на ветер не так-то просто. А ты с этим справился, словно заправский спецназовец. Всех моих положил, а ведь они были не пальцем деланы, — с этими словами он взял пистолет и начал крутить его в руках.

— У меня... выбора не было.

— Да-да-да-да, выбора не было, конечно-конечно, — мужчина ухмыльнулся и полез в карман своей рубахи, достав небольшую карамельку, — на-ка, открой ее, просто открой.

— Чего?

— Сделай это, мать твою холерой! Считай последней волей!

Я недоверчиво придвинулся к мужчине и взял из его рук карамельку. Теплая, она не еще не подтаяла и не слиплась от жары. Странно, но она словно сжималась и вновь разжималась в моей руке, как будто в сердечном ритме. Я принялся раскрывать фантик. Но под ним оказался еще один. Я бросил первый на пол и продолжил раскрывать карамель. Под вторым оказался третий, под третьим четвертый, под четвертым пятый, под пятым шестой. Размер конфетки не уменьшался.

— Ну хватит, это тебе не семечки, фантики ты лузгать не сможешь. Знаешь, на что я тебе сейчас намекнул?

— На что?

До меня донесся заливистый смех.

— Видимо, мне, грешнику, не слишком везет на умных, а? — мужчина встал и пристально уставился на меня.

— Я не понимаю.

— А чего понимать? Я и ты, два странных ублюдка с не менее странными мотивами, в одном составе, значится, сошлись. И не помним уже, как тут оказались! Память словно в тумане и ничего нам не осталось, кроме как ворочать наши угли вперед. Вот только цели у нас с тобой разные, герой ты недоделанный! Бабенку-заложницу зачем убил? Близко ведь был, почти правильно все сделал, но ублюдочная кровь о себе знать дает, верно?

— Чего ты несешь, болезный?

— Вот знаешь, у меня всего один шанс тебе сказать. Иногда спокойный выбор делает больше, чем неспокойный. Иногда дисциплина дает больше, чем пустое рвение, а альтруизм может превратить тебя в монстра, что терзает невинные души. Как мою, например. Мы с тобой в театре, а этот поезд — наш с тобой мир.

Мужчина задумчиво глянул на железнодорожные пути впереди. Спустя пару секунд он продолжил.

— Иногда, если прижать свои мокрые ягодицы к сиденью, вполне реально не только себя в живых оставить, но и весь состав. Меня достало играть в навязанную дедком игру, просто достало. Подумай только, каково это — сотни раз говорить с одним человеком, тысячи раз умирать, переживать это снова и снова. Эх... Мы с тобой в аду, брат по несчастью! И ты мой палач!

На секунду мой разум помутился. Я поймал себя на мысли, что не помню ничего о своей прошлой жизни. Одна только мысль о ней была словно истлевший уголь, еще теплый, но неизбежно обращавшейся в пепел при одном прикосновении. Сейчас я смотрел на этого мужчину и начинал понимать, насколько же мне все здесь знакомо. А эта жара... Незнакомец молчал, но вскоре нарушил тишину.

— Теперь-то ты понял? Впрочем, тебе, в отличие от меня, память подтирают. Каждый раз я должен говорить с тобой сначала. Я должен убедить тебя подчиниться. Тогда я стану свободен. Или то, что от меня осталось. Я помню слишком много, слишком. И знаешь, меня радует только одно, сейчас все иначе, совсем иначе, и, быть может, мои слова достигнут твоих ушей.

— Ты думаешь, что-то изменится?

— Да, ты прошел этот круг иначе. Я ощутил это по выстрелам. Ты словно проснулся... или сгорел окончательно. Знаешь, я смотрю на твои синяки под глазами и мне становится страшно, как бы ты не рассыпался раньше нужного нам обоим времени.

— Но ведь я палач! Почему я страдаю?! Почему мне плохо?!

— Ты палач и узник в одном лице. Ты должен был сделать все правильно, видишь ли. Есть разные пути, но ты всегда выбирал неправильный. Ролики вместо велосипеда, скутер вместо машины, поезд вместо самолета. И ты всегда страдал от своих действий, но тут, окончательно перегнул палку. Мы уже и не вспомним как все это было тогда, но твою последнюю пулю я запомнил хорошо. У тебя есть выбор — быть палачом, либо узником. Или был, тут как посмотреть.

— Не понимаю...

— Осознание всегда долго доходит, но внутри себя ты уже понял все. Мы с тобой оказались в одной лодке, а несколько сопутствующих смертей испортили нам жизнь. Пройди свой путь до конца, сделай вывод, подчинись. Перестань вонять и хлюпать, не восставай против порядка. Чертов урод!

В эту же секунду раздался выстрел. Я лишь успел увидеть, как мужчина приставляет пистолет к своему виску. Теперь его труп медленно оседал на полу, а из головы обильно сочилась кровь, губы застыли в искаженном подобии улыбки, глаза выпучились и остекленели.

А впереди уже виднелся мост. Я начал смотреть вперед, словно завороженный. Но в один момент внезапно очнулся, и принялся бешено дергать за все доступные кнопки и рычаги. Впрочем состав, казалось, только ускорился.

«Так вот ты какая — смерть», — подумал я, и с ужасом понял, насколько отчаянно мой разум бьется в застенках черепа.

Я хотел стать птицей, хотел быть камнем, но не мог. Лишь жара приводила меня в чувство и словно сжигала изнутри. Миражи колеблющегося воздуха струились вокруг. Хотелось упасть и потерять сознание. Но я просто стоял и смотрел. Отцепить состав? Рычаг заклинило. Тормоз? Не работает. Снизить скорость? Состав намеренно ускоряется. Сбросить вагоны?! Нет времени!

В глазах мелькнуло резкое искривление рельс. Тряхнуло и состав пошел по высокой зеленой траве прямо к обрыву. До моста оставалось всего пару сотен метров. Время почти остановилось и я, как завороженный, замер. Кабину сильно тряхнуло, я не устоял на ногах и ударился о панель головой. Все сразу померкло...

IV

Воздух сам залетел в легкие. Я очнулся от страшной боли в левой ноге и совершенно не желал открывать глаза. Я уже знал, что мне предстоит. И это пугало больше всего. Безграничная боль и беспомощность. Рядом слышались звуки капающей воды, она почти плескалась в ушах. В прямом смысле, теплая вода мягко омывала мои ушные раковины.

Я осмотрелся. Было темно, и лишь слабенький фонарик светил откуда-то в потолок. Он был практически полностью закрыт двумя телами, создавая своеобразный сумрак. Сверху текла и капала вода, переднее стекло было покрыто трещинами и пузырьки воздуха мелькали перед моими глазами. Я лежал на полу кабины. Левая нога была сломана — над коленом торчала открытая кость.

— О как, мы еще живые, а я ведь вам, молодой человек, еще тогда сказал — сделайте все правильно! Ой-ой, теперь-то мы с вами в пренеприятнейшей ситуации.

Я с трудом повернул голову в сторону выхода. Тот самый дед, что тогда отвлек на себя бандитов, теперь стоял передо мной. Живой и невредимый, в его глазах словно светилась искра, которой он жаждал поделиться вновь. Пришло время начинать все заново…