Последние пионеры

к 100-летию "Артека" 

Настала пора разобрать одну из книжных полок, чтобы освободить место для сборников со своими стихами. Я потянул пухлый альбом со школьными снимками, лежащий поверх книг. Из картонных страниц выпорхнула, и планируя, приземлилась на пол черно-белая фотография, сделанная весной 1990-ого. Мальчишка и девчонка стоят приобнявшись у памятного места проведения первой артековской линейки. Дата на камне «16 июня 1925 года». Получается «Артеку» вот-вот исполнится 100 лет!


Теплый весенний бриз дул с Черного моря. Вечернее солнце раскрашивало склоны Аю-Дага оттенками розового. Из громкоговорителей, висевших вокруг корпуса дружины «Янтарной», на всю округу неслось задорное:
«Артек» - это море бескрайнее, и солнце весёлое раннее.
Радость, которая в сердце навек… Вот что такое - «Артек»!

Среди пионеров, одетых в форменные тужурки и брюки, Оксанка выделялась сразу. И дело было не во «взрослой», в отличие от большинства моих сверстниц, причёске. И даже не в импортных кроссовках «на липучках», которые отец, начальник районного отделения милиции, достал накануне по-блату. Её выделял уверенный, открытый взгляд и еле уловимая пульсация в движениях, как у человека, который слушает любимую музыку, надев наушники.

- Зимняя ночь, как добрая фея… – напевала Оксанка, оглядывая красногалстучную публику, с которой ей предстояло провести ближайший месяц в одном отряде.
- Город послушен ей, как дитя... – отозвался я гнусаво «по-шатуновски», растягивая гласные.
- Слушаешь «Ласковый май»? – она изучающе посмотрела своими голубыми глазами на меня - вихрастого, не по годам рослого пацана, и по-доброму улыбнулась.
- Да, слушаю. – Кто ж из советских школьников не слушал песни детдомовского паренька, почти нашего ровесника. В конце восьмидесятых Юра Шатунов так надрывно и протяжно пел из родительских кассетников о еще незнакомых эмоциях, с которыми мы – будущие подростки, только-только готовились столкнуться.
– А еще Высоцкого люблю. «Здесь вам не равнина – здесь климат иной…», знаешь?
Но она, пропустив мимо ушей моё упоминание о пристрастии к творчеству Владимир Семёныча, запела:
- Пусть в твои окна смотрит беспечный, розовый вечер.
- Пусть провожает, розовым взглядом, смотрит вам вслед. – в ответ запел я.
Строчки «Пусть все насмешки терпит твои, пусть доверяет тайны свои. Больше не надо мне этих бед» мы спели уже хором, под любопытные взгляды наших сверстников.
- Я Оксана. Из города Ровно. – В памяти у меня мелькнула любимая книга с оливковой обложкой. Дмитрий Медведев «Сильные духом». В ней отважный Пауль Зиберт, он же советский разведчик Николай Кузнецов, охотился на нацистов в оккупированном Ровно.
- Андрей. Я из Томска.
- А это где? – в тот момент я не знал, что на свете есть множество людей, которые никогда не слышали имя старинного студенческого города в самом сердце Западной Сибири. И вовсе не имели представления, что моя родная область раскинулась тайгой и Васюганскими болотами по площади равной половине территории Франции.

Ответить я не успел. Смуглый и кучерявый, как эфиоп, вожатый Рашид, родом из Узбекистана, построил отряд и, после коротких вводных о пионерской дисциплине, повел нас в столовую. Там, ожидая, когда откроются двери зала, я впервые услышал, как люди, только что свободно изъяснявшиеся с тобой на чистом русском, начинают бегло говорить на созвучном, но трудно понятном языке.
Под лестницей большого холла, отделанного мрамором, Оксанка стояла с пацаном из старшего отряда. Она живо тараторила, налегая на мягкое «г» и затягивая вверх интонацию произносимых слов. Называла паренька по имени – «БоХдАнкУ». И мило улыбалась ему.

«Хохлы. ЗападЭнцы» – я вспомнил ироничное прозвище украинцев, которое мой батя упоминал в рассказах о службе в армии. Там, в группе советских войск в Германии, в артиллерийском полку было много парней, в том числе и с Западных областей Украины. И если какой-нибудь Мыкола, затупив при выполнении приказа, вдруг произносил «зАраз побАчим», это приводило отца в бешенство. Результатом становилась «прокачка сообразительности, через ноги» – то есть, выполнение приседаний со 152-миллимитровым снарядом в руках. Десять раз. Или Двадцать. Ну или пока батя не уставал считать.

Хохлы. Ревность неприятно кольнула адреналином в район солнечного сплетения. Оксанка, с которой мы только что пели «ласкового мая», которая улыбалась мне, когда я по пути в столовку рассказывал, какой у меня замечательный родной город. Та самая Оксанка, сейчас стояла и мило стрекотала на непонятном, но в тоже время понятном, языке братской республики. «ЗАраз побАчим» – процедил я сквозь зубы, достаточно громко, чтобы они оба услышали. Оксанка засмеялась, Богдан недоуменно выставился на незнакомого бОрзого малолетку, а я рванул на второй этаж к пюрэшке с котлетой и замечательному компоту из кураги.

«Не будут больше надо мной смеяться
У твоего подъезда пацаны…» *

В считанные дни вожатые сдружили нас всех, одиннадцати-двенадцатилетних пионеров. Оторванные от родителей, вовлеченные в коллектив, мы тянулись друг к другу, не смотря на отличия в языках, культуре, традициях и воспитании. Мы занимались спортом, учились, гуляли по огромной территории Артека, устраивали разные пионерские мероприятия и представления. А по вечерам были дискотеки, прямо на улице перед корпусом, где из больших колонок неслось:

«И снова седая ночь, и только ей доверяю я.
Знает седая ночь не все мои тайны…»

Теплая крымская весна почти мгновенно погружала пионерский лагерь в сумерки. Набравшись смелости, я приглашал Оксанку «на медляк», и робко обхватывал едва обозначившуюся девичью талию. А она, в отличие от остальных девочек в отряде, не складывала свои ладони мне на плечи, а обнимала за шею. Это было так волнительно «по-взрослому» и очень приятно. Мы неуклюже топтались в такт музыки, тихо подпевали надрывному голосу Юры Шатунова:

«Не знаешь ты, как медленно и верно
горят огнем непосланные строчки…»

Покидая всесоюзный пионерский лагерь Артек, все обещали писать друг другу письма, и даже предлагали встретиться в Москве на Красной площади. По традиции, всем отрядом спели «Алые паруса». На строчках «…В той бухте, где отважный Грэй нашёл свою Ассоль…» Оксанка и другие девчонки плакали. Автобус тронулся, я махал им рукой из окна. Прощайте, Эмиль из Баку, Жетгерген из Киргизии и Вовка из Самары, друг Олежка из Перми и Оля из Тюмени, Женька из Москвы, Дима из Молдавии и Батырбек из Казахстана. Прощайте, ребята. Прощай, Оксанка. Носи браслет из дюралевой цепочки, который я подарил тебе на память. В своей дорожной сумке, среди тетрадок, фотографий и открыток, я вёз наше совместное фото, сделанное у памятного камня, где в далёком 1925 году, 16 июня состоялась первая артековская линейка.

Мы разлетались по своим городам и республикам братского Союза, не зная, что уже совсем скоро окажемся гражданами разных государств. Что наш «Артек», и весь наш Крым станет на 23 года «ближним зарубежьем». А пионеров-артековцев будут ждать непростые жизненные испытания.

Дорога бежала серпантином между серых гор, раскрашенных оттенками розового. В приоткрытую форточку дул теплый весенний бриз. А я смотрел в окно, гадая, есть ли у кого-то из нас шанс встретиться в будущем. Из кассетного магнитофона в кабине водителя, неслось:

«Люди украсят вами свой праздник
Лишь на несколько дней
И оставляют вас умирать
На белом холодном окне…»

До распада Советского союза оставалось чуть больше года.





© Андрей ЛЕДАЩЕВ
________________
* - здесь и далее фрагменты песен группы «Ласковый май» (автор слов Сергей Кузнецов)