Скажи мой брат

Скажи мой брат:
"Ты мне брат или не брат"

Пролог
Скажи мне, брат...
Очень много лет, мне не дает покоя вопрос, на который не могу найти ответа и который я задаю себе вновь и вновь: у меня есть брат или нет? Родословная утверждает – да, но Разум… Разум отвечает куда сложнее. Его зовут Александр, что в переводе с греческого означает «защитник людей». Он младше меня на год и девять месяцев. Кто-то скажет:
– У вас одна мать, значит, вы братья.
Другой тут же возразит:
– Нет, у вас разные отцы. Какой же это брат?
Так всю жизнь — вечный спор, на который, кажется, никогда не найти ответа. Когда я появился на свет, ни о каких младших братьях и речи не было. А через два года передо мной просто поставили факт:
– Вот, твой младший братик. Заботься о нём. Тепер, вас двое. – сказала мама.
С тех пор я не раз задавался вопросами: что значит быть братом? Где проходит граница между кровным родством и чувством настоящего братства?
Глава 1. Первый шаг к ответу
Детство, наполненное противоречиями, стало началом пути к этим вопросам. Наш дом на Дальнем Востоке хранил в себе много тайн. Черно-белые фотографии, на которых мы, два маленьких мальчика, стоим на крышке старого облезлого сундука, были единственным подтверждением нашего общего прошлого.
– А вот ты стоишь возле дырки, — обычно смеялся Саша, тыча пальцем в старую фотокарточку.
Я всегда обижался на эти шутки, но сейчас думаю: не это ли начало той самой невидимой пропасти между нами?
Мама рассказывала, что с самого его рождения я проявлял детское любопытство. Гладил его по щёчке, иногда даже пытался укачивать. Про один случай она с ужасом в голосе рассказывала.
– Ты тогда ещё сам ходить толком не умел, а он уже пытался стоять в своей кроватке, держась за решётку. Вдруг, я захожу в комнату и вижу: Сашка весит на цепочке от часов с кукушкой! А ты тянешь её, как будто хочешь освободить его. Часы тикают, маятник ходит туда-сюда, а он уже весь красный от удушья! Хорошо, что я вовремя зашла. – Мама тяжело вздохнула, каждый раз рассказывая это, и добавляла: – А ты стоял, моргал глазами, как будто не понимая, что сделал. Конечно, это было не единственным приключением нашего детства. Мы жили на Дальнем Востоке, где снег был по пояс, а солнце зимой светило обманчиво ярко. Когда мы переехали в Харьков, где нас ждала бабушка. В город, от куда наша мама была родом. Так наша семья соединилась с бабушкой. Бабушка в моем брате  души в нём не чаяла. Она звала его:
– Александрушка, мой любимый внучок! Мне же она обычно говорила:
– Ты старший, вот и должен уступать. Саша в детский сад не ходил. В семье решили, что  бабушка на пенсии, она и будет постоянно с ним. Бабушка ухаживала и баловала его. А я смотрел на это и чувствовал себя лишним. Впрочем, особой злости на него не было – только неясная обида, которая с годами стала обычной и забылась.
Дворовые шалости.
Уже в детстве он был шустрым и смекалистым. Если я просто лез за яблоками в чужой сад, рискуя быть пойманным, то Саша находчиво, для начала бросал мяч через забор, а затем лез за ним. Если его ловили на горячем, он уверенно объяснял:
– Я за мячиком сюда перелез, он случайно сюда через забор перелетел. В дворовых проказах он всегда находил способы, чтобы выйти сухим из воды. В школьные годы началась мода на спортивные турники, Саша вытянулся и стал выше меня. Мы соревновались в силе и ловкости, но он часто брал хитростью. Помню, как бабушка ставила на стол большую сковороду жареной картошки. Мы с Сашей тут же начинали делить её:
– Это моя половина! Не тронь! – кричал он.
– А это моя! – огрызался я. Доходило до толчков и драки, пока мама не вмешивалась своим строгим окриком. Но Саша был не только шустрым, он любил привлекать внимание. Однажды, в пятом классе, он устроил «фейерверк» на новогодней школьной вечеринке. Зима, Новый год, и вот его приводят домой под руки, со спущенными брюками. Он выглядел растерянным и виноватым, а первым делом закричал, сквозь слезы:
– Мама, только не ругайся! Оказалось, он смешал марганцовку с красным фосфором в одном кармане. Смесь воспламенилась, и брюки загорелись прямо на нём. Итог – ожоги ног и госпитализация в ожоговое отделение. Весь Новый год он провёл в больнице.
– Я просто хотел удивить всех… – говорил он, лежа на больничной койке. В этом весь Саша. Постоянно в поиске приключений на свою попу, жажде внимания. Он всегда проявлял смекалку в дворовых проказах. Да, он был не таким, как я. Может, поэтому мы всегда были на разных берегах одной реки, но всегда нас связывал и держал один мост - это наша мама.
Школьные приключения.
Брата ни чему не научил тот случай с фейерверком. Ему все было мало приключений. И вот в восьмом классе произошёл ещё один инцидент, который на долгие годы остался у всех на слуху. Брат подрался с одноклассником, сыном завуча школы. Всё случилось в школьном туалете, который в те времена был местом "сборов" старшеклассников: кто-то курил, кто дурачился, а кто-то занимался разборками между собой. На перемене, в окружении более сильных и приблатненных друзей, брат решил выяснить отношения с одноклассником. Вспыхнула драка, и результат оказался плачевным: пострадавший отправился домой с разбитым лицом. Новость разнеслась по всей школе, и скандал достиг апогея. Это было не просто избиение — побили сына завуча, что добавило ситуации резонанса. Было решено созвать педсовет. Причём не просто педсовет, а расширенный – с участием всех учителей школы. Вопрос об исключении моего брата стоял остро.
– Тебе придётся идти, – сказала мама, лежа в больнице. Её голос был тихим и слабым. Я молча кивнул, понимая, что выбора нет. Мне, только окончившему восемь классов и учившемуся в училище, предстояло держать ответ за брата перед учителями моей бывшей школы. Педсовет оказался не местом для обсуждений, а настоящим судилищем. Пострадавший — сын завуча, а я – "тот, кто прикрывает хулигана". Учителя, забыв о педагогическом достоинстве, кричали, словно на базаре.
– Как вы можете оправдывать такое поведение?! – раздавался один голос.
– Ваша семья – плохой пример для других? – вторил другой. Я не выдержал. Поднявшись, я громко сказал:
– Вы учителя или базарные бабы? Если учителя, то ведите себя соответственно! В зале повисла тяжёлая тишина. Но это был лишь краткий миг перед очередной волной обвинений. Я пытался объяснить:
– Мы одни. Мама тяжело больна. Если вы исключите брата, это её просто убьёт! Но мои слова не тронули их сердец. Решение было однозначным: брата исключили. Ему выдали "волчий билет" – клеймо, которое фактически закрывало ему двери в другие школы. В тот момент я понял, что теряю веру в справедливость. Но судьба подкинула неожиданную поддержку. Моя бывшая классная руководительница, знавшая нашу семью, теперь была директором другой школы.
– Я заберу его к себе, – сказала она, выслушав меня. – Но ты же понимаешь, это шанс, он не должен его упустить. Брат окончил десять классов в её школе, и я был благодарен за этот шанс. Мы становились взрослыми. Каждый шаг, каждое решение формировало нашу жизнь. А вскоре пришло испытание, к которому мы не были готовы. Мы осиротели. Мне было девятнадцать, брату шестнадцать. После смерти мамы нам досталось небольшое наследство – сбережения, которые она откладывала "на чёрный день". Мы поделили деньги поровну. Я купил звуковой усилитель для эстрады – думал о будущем, о карьере. Брат же с друзьями отправился в Москву и вернулся с джинсовым костюмом, которым гордился, словно это была настоящая драгоценность. Смотрю на те события с высоты прожитых лет и понимаю: мы были молоды, растеряны, а рядом не было взрослых наставников, который подсказал бы, как поступить правильно. Но мы учились на своих ошибках, учились бороться за место в жизни. Окончив десятый класс, мой брат твёрдо решил посвятить себя военной карьере. Призывной возраст был не за горами, и, чтобы избежать службы в армии, он подал документы в высшее военно-командное училище. Брат всегда отличался усердием: он был круглым отличником с первого класса, а его фотография украшала школьную доску почёта. В отличие от меня, его аттестат был на высоте. Я, погружённый в заботы и хлопоты после смерти мамы, не имел возможности уделить брату должного внимания.
Глава 6. Детство окончилось.
Всё, что я знаю о тех событиях, услышал из его рассказов. Когда он после окончания школы подал документы в местное военное училище, его вызвали в военкомат для прохождения комиссии. Там внезапно пришла разнарядка: училище в городе на Неве искало абитуриентов из провинций. Брату предложили попробовать свои силы.
– Учится в таком городе это честь и это перспектива, – сказал военный комиссар, глядя на Александра поверх очков. – Молодой человек, вы согласны ехать? Брат, недолго думая, кивнул:
– Согласен. Ему выдали документы, билет и суточные, словно спешили побыстрее выпроводить его из города. Провожать его на вокзал собрались почти все одноклассники. Среди них была его девушка, с которой он неразлучно провёл последние два года.
– Ты же вернёшься? – прошептала она, прижимая к груди небольшой букет. Брат улыбнулся:
– Конечно. Это всего лишь учёба, а потом я вернусь офицером. Но атмосфера на вокзале была накалённой. Когда состав подал сигнал отправления, Александр, стоя на ступеньке вагона, бросил последний взгляд на свою любимую. Она рыдала, не скрывая слёз.
– Ну хочешь, я останусь? – вдруг выпалил он, стоя на ступеньках готового к отъезду поезда. Девушка, всхлипывая, подняла на него глаза:
– Хочу… не уезжай, прошу тебя! И в этот момент брат, несмотря на всё, решил остаться. Он спрыгнул с вагона, который уже начал медленно двигаться, и обнял её, словно боясь, что потеряет навсегда.
Глава 7.Поворот судьбы.
Я не присутствовал при этой сцене. Почему меня там не было? Наверное, я был занят чем-то важным, а может, просто не знал, насколько судьбоносным будет этот день. Если бы я был там, я бы настоял, чтобы он сел в поезд. Кто знает, как тогда изменилась бы его жизнь? Но прошли годы, и мне кажется, что брат ни о чём не жалеет. Возможно, даже эта вокзальная драма была не просто случайностью, а ещё одним поворотом судьбы. Прошли годы, и мы не раз возвращались в воспоминаниях к тому дню на вокзале. Александр, вспоминая, всегда улыбался, хотя его глаза на мгновение становились задумчивыми.
– Ты жалеешь, что не поехал поступать в военное училище? – как-то спросил я его за чашкой чая. Он посмотрел на меня, чуть приподняв бровь, и ответил:
– Не знаю. Тогда я сделал выбор сердцем. Да, моя жизнь могла быть другой. Кто знает, как сложилось бы, окажись я в другом городе? Его слова звучали просто, но в них был глубокий смысл. Мы оба понимали: жизнь состоит из решений, и не всегда можно сказать, правильными они были или нет. Брат остался дома, в родном городе, устроился на работу.
Мы оба росли, взрослели, учились жить самостоятельно, но тот момент на вокзале стал поворотной точкой, которая определила его путь. Иногда я думаю, как всё могло бы сложиться иначе. Возможно, он стал бы офицером, с другой судьбой, в другом городе, с другими людьми. Но тогда он бы потерял то, что обрел здесь: свои отношения, дружбу и нашу общую историю, пусть сложную, но такую родную. Каждый выбор – это след на тропинке жизни. Брат сделал свой, и, что бы ни случилось, я всё равно горжусь тем, как он идёт по своему пути. Но тот случай на вокзале стал для меня символом того, как эмоции могут повлиять на весь дальнейший ход жизни. Как глупо, на первый взгляд, было выбрать любовь и остаться. Любовь, которая рухнула и исчезла без следа, разбившись об измену "любимой" жены. Их брак был недолгим, как мимолётный дождь: бурное начало, краткий миг семейной жизни, а потом только пустота и горечь.
– Ты когда-нибудь жалел об этом? – спросил я его однажды, осторожно подбирая слова. Он посмотрел на меня с лёгкой грустью, но, как всегда, улыбнулся:
– Жизнь – странная штука. Наверное, тогда я сделал, что считал правильным. Любил ведь, понимаешь? А что вышло – уже другое дело. В его словах не было ни горечи, ни злости, лишь смирение и какое-то странное спокойствие. Он не винил никого, даже её. Время шло, воспоминания становились бледнее, но тот день на вокзале остался для меня примером, как легко можно ошибиться, поддавшись порыву. Тогда, возможно, он думал, что поступает героически, выбирая любовь. А вышло, что не любовь выбрала его. Мы все учимся на ошибках, часто своих. И брат, пройдя через этот опыт, не стал мудрее, а стал более бесшабашным. Пусть этот выбор и не оправдал надежд, он всё равно нашёл в себе силы идти дальше, строить свою жизнь, не замыкаясь в обидах и разочарованиях. Пожалуй, в этом и есть истинная мудрость: принимать свои ошибки, делать выводы и продолжать жить, несмотря ни на что. После тех событий брат вернулся домой. Молодой, энергичный, он быстро нашёл себе применение – женился на той самой девушке, из-за которой остался в родном городе. Брата тесть устроил его электриком в контору ГорСвета. На тот момент я тоже был женат, и мы с женой жили в доме на Конном рынке. Чтобы не жить с нами, брат ушёл к жене. У них дома жила собака породы боксер. Это было его первое большое увлечение. Брат стал настоящим собачником, записался в клуб служебного собаководства, а потом и вовсе превратил свою любовь к собакам в нечто большее. Когда нас переселили на Салтовку, я получил двухкомнатную квартиру для семьи. Брату досталась однокомнатная квартира этажом ниже. Живя рядом, мы часто пересекались. Помню, как он рассказывал о своей собаке, боксёре Сантэре:
– Понимаешь, он не просто пёс. Это партнёр. Он меня чувствует, знает, что делать. Даже без слов. Я не раз видел, как Сантэр послушно выполнял команды брата, на пустыре, где собирались собачники. Однажды брат уговорил меня помочь. Мне нужно было надеть защитный костюм, чтобы собаки тренировались на мне. Когда Сантер прыгнул на меня, я ощутил его мощь. Ткань костюма спасала, но всё же было больно. Я попытался устоять, но Сантэр с лёгкостью сбил меня с ног. Брат хохотал: – Да ты молодец, справился лучше, чем многие! Его гордость за меня была явной, и в этот момент я понял: его связь с собакой – это не просто увлечение. Это был его способ проявить силу и контроль в жизни, где он часто чувствовал себя потерянным. Но брат смеялся, хлопая меня по плечу:
– Видишь? Он только кажется страшным, но знает, где остановиться. Брат всегда был в поисках. Денег не хватало, и он метался в поисках работы. Помню, как он устроился ночным сторожем в новом супермаркете, который ещё не подключили к городской охране. Говорил:
– Заработаю хоть что-то. Лишние деньги не помешают. Но это были копейки. Тогда мы оба понимали, что система не даёт нам возможности жить нормально. Однажды брат загорелся идеей устроиться в торговый флот в одном из городов Прибалтики.
Моменты принятия решений.
– Представляешь, – говорил он с горящими глазами, – море, корабли и хорошая зарплата, вот где настоящая жизнь! Он отправил запрос, свои документы и ждал ответа. Но тут возникла проблема: обязательное требование — служба в армии. Когда он узнал об этом, понял, что выхода нет. С повинной головой пошёл в военкомат. Но там его встретили не с распростёртыми объятиями.
– А татуировки что? – хмуро спросил врач на комиссии. – Откуда они?
– Да так, пацанские, – попытался отмахнуться брат.
– Пацанские? Ты же не сидел в тюрьме? – ехидно спросил кто-то. После осмотра его отправили в психиатрическую больницу. Брат был в шоке. Но делать был не чего, цель оправдывает средства его достижения. В больнице его доводили до истерик, когда врач, записывая что-то в карте, безразлично отмечал:
– Повышенная возбудимость. Вы кричите!
– Да потому что вы из меня идиота делаете! – возмущался брат, сжимая губы.
– Я нормальный! Вы что, не видите?! Но врачи видели только своё. Эти дни в больнице стали для него настоящим испытанием. Каждый взгляд, каждое слово казались приговором. Он прошёл через унижения, оскорбления, но добился своего. Его призвали на службу. Однако служба стала не просто испытанием. Пока он был в армии, его жена изменила с лучшим другом. Это ударило больно. Брат добился отпуска, приехал домой, оформил развод. Он вернулся в воинскую часть совершенно другим человеком – озлобленным, потерявшим доверие к людям. Но и в армии он не сдавался. Писал письма в Прибалтийское мореходство, вновь отправлял документы. Даже после всего он продолжал стремится к своей цели. Жизнь шла своим чередом, мой сын подрастал, а брат пришел с армии и не оставлял попыток уйти в свой первый морской рейс. Прибалтийское мореходство, в котором он устроился работать, было одной из немногих организаций, что имело право ловить рыбу за границей. Валюту им выплачивали бонами — особой валютой, которой нельзя было пользоваться в обычных советских магазинах. Работа давала ему уникальную возможность выезжать за железный занавес без виз. Полгода в рейсе и он возвращался домой с заморскими подарками и приличными деньгами. Но с каждым приездом я замечал, как менялся его характер. Теперь он смотрел на нас сверху вниз, словно стал другим человеком.
– Ну что, сухопутные крабы, как живёте? – говорил он, заходя в квартиру с большим чемоданом. – Нищенская зарплата-то ещё капает? Я молчал, чувствуя, как в груди поднимается горечь. Жена бросала на меня успокаивающий взгляд, но это не помогало.
– Саша, зачем ты так? – однажды не выдержал я. – Мы ведь твоя семья. Мы рады, что у тебя всё хорошо, но зачем унижать?
– Унизить? – с насмешкой отозвался он. – Да что вы знаете о жизни? Вы тут живёте на копейки, а я бороздил океаны, видел мир, зарабатывал. Моя жена не выдержала: – Видел мир? А что ты от него привёз, кроме презрения? Эти слова его задели, но он только усмехнулся, налив себе рюмку коньяка:
– Ладно, не завидуйте. Сегодня я за всё плачу. Пейте, гуляйте, веселитесь. Его деньги всегда сопровождали разгульные пьянки и нескончаемые разговоры о том, как он купит «Волгу» – машину мечты.
– Вот увидите, – говорил он, поднимая бокал. – Буду ездить на «Волге». А вы как ездили на своих трамваях, так и будете. Четыре года таких приездов. Четыре года пьянок, шальных денег и хвастовства. Но всё закончилось внезапно. Однажды, на очередном его приезде, мы познакомили его с соседской девушкой – тихой, скромной, но с твёрдым характером. Их закружило. Быстро, как в урагане.
– Ну что, Саша, хватит ли тебе на семью? – язвительно спросил я, когда он заявил о свадьбе.
– Не твоё дело, – огрызнулся он. – У меня всё под контролем. После свадьбы он снова ушёл в рейс. Когда он вернулся, его жена встретила его с дочкой на руках.
– Всё, Саша, – твёрдо сказала она. – Хватит бегать по морям. У тебя семья. Ребёнок растёт без отца. Либо ты остаёшься, либо так и оставайся в своих океанах.
– Но я же зарабатываю для вас! – вспылил он. – Зачем мне сидеть тут, если там я могу дать больше?
– Ты нужен нам здесь, – не сдавалась она. – Мне нужен муж, а дочке – отец. Я услышал их спор, когда пришёл в гости, и, признаюсь, в душе почувствовал злорадство.
– Что, мореман, на якорь пора? – спросил я, скрестив руки на груди. Он бросил на меня недовольный взгляд:
– Заткнись, брат. Но спорить с женой он не стал. Так закончилась его история с мореходством. Когда всё улеглось, у него осталась кухонная мебель, подержанные «Жигули» и голая квартира.
– Всё ради семьи, – как-то сказал он мне, глядя в окно. – Только вот, кажется, я проиграл в этой игре. Я не ответил. Может, он проиграл, а может, наоборот, нашёл то, что действительно важно. И тут грянула перестройка. Ветер перемен подхватил и нас: я создал свой первый кооператив, погрузившись в свободное плавание бизнеса, а брат тоже не остался в стороне. У него появилась идея открыть свою вулканизацию. На тот момент он работал на заводе торгового оборудования, где зарплаты, как и везде, едва хватало на жизнь. Лихое мореманское житьё осталось лишь в его рассказах, да и те казались всё более выдуманными.
Ветер перемен.
Но брат никогда не сидел, сложа руки. Однажды он позвал меня на кухню:
– Слушай, брат, есть тема. Заводик-то наш дышит на ладан, но в Авторемонтном заводе можно новый шины взять. Если провернуть дело с цистерной машинного масла, то стартовый капитал будет. Я удивился:
– Масло? Это как? Брат загадочно усмехнулся:
– На запасных путях стоит цистерна. Бесхозная. Руководство махнуло рукой: "Хочешь делай, только нас не впутывай". Так что, если с умом подойти и продать ее, есть покупатель – заключил он. Так цистерна стала первой ступенью на пути к его бизнесу. Он наладил поставки шин, несколько партий успешно доехали до нашего родного города. После каждой сделки брат ходил, как павлин:
– Видишь, кто из нас теперь дела двигает? – говорил он мне с высокомерной ухмылкой. Но вскоре пришла ещё одна просьба. Однажды он пришёл ко мне:
– У тебя там эти "Синклера" игровые, да?
– Ну, игровые компьютеры, да. Что, тоже решил в электронику податься? Он покачал головой:
– Не, мне для другого. Надо один на презентацию для начальства цеха, где я шины беру. Хочешь – называй это бартером, хочешь – смазкой для дела. Ты понимаешь.
– Ладно, – вздохнул я. – Только ты мне потом не забудь сказать "спасибо". В поездку по шинам я отправился вместе с ним, чтобы помочь запустить компьютер. Помню, как начальник цеха сидел, склонившись над клавишами:
– И что, в это можно… играть? – пробормотал он, нажимая что-то наугад.
– Можно, – усмехнулся я. – А ещё таблицы считать. Только вам это, думаю, не понадобится. Компьютер оставил впечатление, сделка прошла гладко, а брат, накопив средства, наконец, открыл свою вулканизацию.
Вулканизация, последний рубуж…
На открытии своей вулканизации брат выглядел, мягко говоря, не как успешный бизнесмен. Он стоял с руками по локоть в чёрной грязи, сосредоточенно возился с очередным проколотым колесом. Но даже в таком виде его лицо сияло, а на губах играла фирменная ухмылка.
– Ну что, старший брат, теперь у меня своё дело? – бросил он, вытягивая шину из станка. Я огляделся. На небольшом участке валялись покрышки, стоял старенький компрессор, а по стенам наспех пристроенного вагончика висели инструменты. Это место едва ли тянуло на империю, но в его глазах оно было вершиной успеха.
– Только не зазнавайся, – отрезал я, скрестив руки на груди. Он рассмеялся, обтирая ладони о пропахший маслом фартук:
– Ну ты даёшь. Время такое – кто не зазнаётся, тот пролетает.
– А у тебя, я вижу, с этим всё в порядке, – не удержался я от сарказма.
– Конечно! – ответил он, ни капли не смутившись. – Видишь это колесо? – он указал на покрышку, лежащую у его ног. – Сначала оно пробито, потом я его латаю, а потом на нём едут. И знаешь что? Так и мы, брат: пробиты, но всё равно катимся. Я усмехнулся:
– Звучит пафосно. Но давай без философии, пока ты в грязи по локоть. Он снова рассмеялся, а потом протянул мне грязную руку:
– Помоги-ка с этим "пробитым", а то тут один, а работы – на троих. Я покачал головой, но подошёл и взял в руки инструмент. Тогда, среди запаха резины и гудрона, я вдруг понял: да, он был в грязи, но он работал ради своей мечты. И пусть это не выглядело красиво, зато было искренне, как и всё, что он делал. Брат с триумфом открыл свою вулканизацию. Начало было, как в сказке. Место быстро заработало: металлический контейнер сменился на небольшую уютную станцию с офисом, оборудованным для шиномонтажа, и комнатой, которая должна была стать магазином, но стала местом «посиделок» местных блатоты. Там шли жаркие игры в нарды и карты, анекдоты звучали громче радиостанции, а водка лилась рекой. Брату это нравилось: он был «своим парнем», но не лидером. Ему льстило внимание, но оно же и тянуло его вниз.
– Ну что, парни, кто еще по стопочке? – весело кричал брат, поднимая стакан.
– Ты только наливай, а мы поддержим! – отвечали ему, ухмыляясь. Его рабочие, видя такую доброту, без стеснения пользовались ситуацией. Недоработанные заказы, воровство шин, халтура – всё прощалось. Брат закрывал глаза, лишь бы сохранить образ «рубахи-парня». В это время у меня, старшего брата, дела шли на лад.
Братская подножка.
Моя фирма приносила стабильный доход, я наконец купил новую машину с салона. Пусть это был скромный «Запорожец», но для меня это была гордость. Однажды, пробив колесо, я решил обратиться к брату:
– Слушай, брательник, шиномонтаж твой, выручи. Пробил колесо, надо сделать.
– Конечно, Серега! Оставляй, всё сделаем, как надо! – уверенно ответил он. Я оставил колесо, но когда приехал его забирать, встретил сюрприз. Парни из вулканизации выкатили колесо, которое даже с виду было изношенным.
– Это не моё! – сказал я, рассматривая полулысый протектор. – Вы мне что подсунули?
– Твоё, твоё, чего разорался? – ответили рабочие. – Иди с миром, работы у нас и так хватает. На шум вышел брат:
– В чём дело? – строго спросил он, бросив взгляд на собравшихся.
– Вот смотри, брат, – я едва сдерживал злость, – это колесо не моё! Моя машина новая, а тут… смотрите сами!
– Ты что, моего слова не веришь? – его тон стал ледяным. – Парни сказали, твоё значит твоё! Я не мог поверить, что он принял их сторону. Но решил доказать правоту. Мы сверили серийный номер и дату выпуска. Колесо, что мне выкатили, явно не подходило к остальным трём на моей машине.
– Видишь? Даже номер другой, – спокойно сказал я, пытаясь сохранять контроль.
– Да ты специально это затеял! – резко перебил меня брат. – Думаешь, я не знаю, как люди в 90-е наживаются на родственниках? Ты, значит, хотел своё старое впарить, а моё новенькое себе забрать! Эти слова резанули по-живому.
– Ты серьёзно? Я, твой брат, хотел тебя обмануть? Саня, ты понимаешь, что говоришь? – Я уже не сдерживался.
– Знаешь что, старший братец, не надо из себя святого строить. Тут все такие умные, пока дело до дела не доходит! Я посмотрел на него и понял: разговаривать больше не о чем. Вулканизация, где он был «хозяином», сделала его чужим мне человеком. Слова, которые он произнёс, словно стёрли всё то, что нас связывало.
– Знаешь что, Саня, удачи тебе с твоим бизнесом и твоими «друзьями». Больше ты от меня ничего не услышишь. Я развернулся и ушёл. Три года мы не общались. Три года молчания. А ведь всё началось с пробитого колеса… Та история оставила осадок, который напоминал о том, как жёсткими могли быть 90-е временем, когда деньги и статус легко стирали границы между близкими, меняя людей.
Никому не нужное примирение.
Жизнь разошлась на параллельные линии, как берега реки, которые никогда не сойдутся. У меня была своя частная фирма, диспетчерская служба, которая занималась радиосвязью и обслуживанием оборудования. У брата оставалась его вулканизация, куда я не заглядывал уже долгие годы. Наши пути не пересекались, словно прошлого никогда и не было. Но иногда прошлое возвращается. Это случилось накануне его дня рождения. Я, собравшись с мыслями, решил пойти к нему. Захватил подарок – автомобильную радиостанцию и бутылку шампанского, надеясь, что хоть это растопит лёд между нами. Когда я пришёл, застал его за столом в окружении очередной компании. Работники, «друзья», бутылки, разговоры всё, как всегда. Я вручил ему подарок. Он взглянул на радиостанцию с равнодушием, словно это было нечто ненужное, бесполезное.
– Что мне с этим делать? – бросил он в лицо так, что я едва сдержал гнев. Я попытался объяснить преимущества радиосвязи:
– Ты же можешь звонить через мою службу, связываться с кем угодно. Это удобно… Но он перебил меня, отвёл в кухню и, громко шепча, чтобы остальные не услышали, произнёс:
– Ты зачем пришёл? Тебе что денег надо? Эти слова ударили по сердцу, как плеть. Я попытался ответить спокойно:
– Ты что, брат? Мне ничего от тебя не нужно. Я пришёл поздравить тебя. Но его глаза говорили, что он уже всё для себя решил. Он стоял передо мной, мой младший брат, с которым я делил детство, но которого не мог узнать в этом жестоком, отчуждённом человеке. Желание хлопнуть дверью и уйти было сильным, но я сдержался. После этого случая мы снова стали чужими.
Пролог.
Спустя несколько лет я узнал, что у него случился инсульт. Тяжёлый правосторонний удар, который он перенёс на ногах, лишь утром поняв, что не может встать. Его отвезли в больницу, но лечение он так и не завершил. Врачам, пытавшимся помочь, он отвечал вспышками злости, конфликтами. Они махнули на него рукой. Когда я пришёл к нему в больницу, он с трудом узнал меня. Правая сторона его тела была парализована. Речь запиналась, слова путались, как в пелене. От прежнего брата осталась лишь тень былого величия. Его жена и дочь стали для него всем. Они не бросили его, заботились, терпели его вспышки и отчаяние. Я смотрел на него и чувствовал… пустоту. Это не сблизило нас. У каждого из нас была своя жизнь, свои заботы. Но один вопрос никогда не покидал меня:
– Скажи мне, брат… Ты мне брат или не брат? Жизнь разбрасывает нас, как ветер листья. Кто-то вырывается ввысь, кто-то опускается на землю. Мы были как два берега одной реки, так близки, но никогда не касались. Я помню его, своего брата, его ошибки, его взлёты и падения. Помню, как мы стояли рядом в детстве, как делили картошку и яблоки, как ссорились и мирились. Помню его в те редкие моменты, когда он был настоящим, без масок и злости. Теперь этого всего нет. Осталась лишь память о нашем беззаботном детстве. Но эта память задаёт мне тот же вопрос, что звучит во мне от самого детства:
– Ты мне брат… или не брат? И я знаю ответ. Он был и остаётся моим братом, несмотря ни на что. Мы просто были разными, слишком разными, чтобы понять друг друга. Но это неважно. Мы все здесь, чтобы учиться любить, даже тех, кто порой причиняет боль. Это делает нас людьми.