Цепные псы самодержавия. Глава 39

                Глава тридцать девятая

 В субботу Николай ушёл со службы ещё до двенадцати часов. Дома съел тарелку щей, переоделся в наряд приказчика.
 
Вскоре Грабовский был уже на самом известном самарском базаре на Троицкой площади.
 
Во вторник прошёл дождь. Жидкая липкая грязь заливала торговые ряды. Николай сделал несколько шагов, провалился в довольно глубокую лужу. Теперь его сапоги, новые штаны, пиджак и даже лакированный козырёк модной фуражки были заляпаны зловонной чёрной жижей. «Надо же так!» - слегка огорчился Николай, а потом заметил, что у всех людей которые толкались в рядах, одежда была покрыта коркой грязи.
 
- Чвяк! Чвяк!Чвяк! - чавканье под ногами перебивали крики:
 - Картошка! Картошка! Дёшево!
 - Мясо! Недорого! Уступлю! Мясо! Мясо!
 - Держи вора! Дер-жи-жи! Деньги! Мои деньги!
 - Бабка, а ты рот не разевай! Ты где находишься? На печи что ли?
 
Грабовский попал в очень длинный ряд деревянных прилавков, с которых продавали сало, скверного качества колбасу, смалец, куски мяса неаппетитного вида, называемыми  копчёными окороками.
 
Какой-то босой  малец  лет десяти, засмотревшись на еду, налетел на Николая и упал в грязь.
 - Вставай, мальчишка! - Грабовский поднял ребёнка и поставил на ноги.
  Малец, молча, быстро юркнул под прилавок и исчез.
 
- Мил человек, почём сальцо торгуешь? - дед среднего роста с непокрытой седой коротко стриженой головой, широкоскулым лицом, одетый в старый на заплатках военный мундир,  в упор смотрел  своими бледно-голубыми глазами на высоченного и румяного продавца.
 - Ты сколь хотишь? - лениво спросил тот.
 - Дай попробовать тогда я тебе и скажу? - ответил старик.
 - Чичас! - продавец большим  острым ножом отрезал от огромного шмата сала тоненькую пластинку. - Держи! Да смотри не оброни, а то скуса не почувствуешь! Ха-ха!
 
Дед пригладил свои обвисшие седые усы, а потом взяв сало, понюхал  его и сунул в рот. Долго жевал.
 - Хорошо сальцо! - одобрительно кивнул он, - почём отдашь?
 - Двухгривенный за фунт! Сколько возьмёшь! - глупо засмеялся румяный мужик.
 - Полфунта! - немного подумав ответил дед.
 - Бери! - ответил продавец.
 - Держи вора! Держи! - вдруг раздался чей-то истошный крик за спиной Грабовского.
 
Какого-то худющего мужичонку завалили в грязь и безжалостно пинали сапогами.
 - Ну и нравы! - прошептал Николай, отворачиваясь, чтобы не видеть расправу.
  Седого старика в военном мундире уже не было.
 - Капу-у-у-устка! Ядрёная квашеная! Капустка!
- Сбитень! Сбитень! Сбитень!
 - Куличи! Куличи!
 
Крики слышались со всех сторон. В соседних рядах свора собак дралась из брошенной кости. Рычание, лай...
 - Барин! Барин! - кто-то дёрнул Грабовского за локоть.
 Перед ним стоял босой круглолицый парень в одних рваных штанах.
 - Ну, чего тебе? - отшатнулся от него Николай.
 - Барин, дай две копейки опохмелиться! Барин, умираю! Барин! Вишь даже продать нечего! - от парня несло старым сивушным перегаром.
 - Сейчас! - Грабовский полез в карман за бумажником. «Стой! А где же часы?»
 Не было ни цепочки, ни часов. Даже и следа не осталось!
 «Малец украл! Вот специалист! - восхитился Николай про себя. - Я - простачок рот открыл. Забыл в каком месте нахожусь! Молодец пацан!»
 
- Держи, мученик! - Грабовский вынул из бумажника пятачок и протянул парню.
 - Благослави тебя Христос! - тот вырвал монету и сунул её себе за щеку.
 
В самом центре базара была невообразимая толчея. Грабовского толкали и в спину, и в бока. Торговали здесь разным старьём: от рваных галош до побитых молью изношенных овчинных тулупов. Запах стоял настолько тошнотворный, что Николай поспешил покинуть эти ряды.
 
Он вошёл в длинный то ли амбар, то ли сарай. Это было очень странное строение: деревянное, несуразное. С открытыми проёмами для окон и дверей, но с крышей.
 Под ногами по- прежнему чавкала грязь, но уже обильно перемешанная с капустными листьями, картофельной кожурой и гнилой морковью.
  Даже сильные сквозняки не могли вынести отсюда гнилостный запах разлагавшейся еды.

 Это были знаменитые обжорные ряды базара на Троицкой площади.
 За длинными хлипкими деревянными столами на шатающихся лавках сидели люди и ели.
  Над толпой висел сизый дым горевшего масла и пахло жареными оладьями.
 
За одним из столов тесно сгрудились бедно одетые мужики. Они жадно хлебали из глиняных мисок щи. Чавкали молча и сосредоточенно.
 
Вот один встал, вытер руки об штаны, сытно и громко рыгнул и ушёл.
 Сразу же появился высокий болезненно худой мужик.
 - Налей -ка мне щец! - обратился он к бабе сидевшей на большом чугуне.
 - Чичас! - она быстро вскочила на ноги, - миску дай! Вон на столе  пустая стоит! Только что пожрали из неё! - крикнула она худому.
 
Тот протянул торговке миску, а сам принялся вытирать деревянную ложку об штанину.
 Баба быстро и ловко, не утруждаясь ни полосканием, ни мытьём миски, огромным половником наполнила её до краёв.
 - Держи, любезный! Хлеб какой тебе? А?

 В воздухе запахло щами.
 Грабовский вздрогнул от омерзения и пошёл дальше.
   Почти сразу же он наткнулся на деда в латанном военном мундире. Тот с удовольствием уплетал пирожок, смотря на продавца - толстого мужика в овчинной шапке.
 - Ну чё, старик? Как мой пирожок? - спросил мужик.
 - Знатный! Знатный! Горячий ещё! - нахваливал дед.
 - Мои пирожки самые съедобные во всей Самаре! Исчто будешь брать?
 - Буду! Почем отдашь ещё три пирожка? - дед полез в карман форменных штанов , вынул кусок чистой тряпицы и принялся тщательно вытирать руки.
 «Старик отставной военный! Это абсолютно точно!» -  пришёл к выводу Николай.
 
- С требухой, как энтот, по копейке! - продавец зажал большим пальцем левой руки ноздрю и громко с наслаждением выбил из неё соплю.
 - Давай три! - согласился дед и протянул пятак.
 -  Держи пирожки! - мужик протянул три пирожка.
 
Дед снял с плеч вещевой мешок, который был забит чем-то тяжёлым. Завернул пирожки в лист пожелтевшей газеты и аккуратно сунул в мешок.
 - Ну чаво стоишь, дед? Отходи! Не мешай торговать! - как на муху махнул на старика рукой мужик.
 - Как отходи? - возмутился дед, - сдача? Одна копейка! Я же тебе пятачок дал!
 - Ну чаво? Первый пирожок с  требухой ты пробовал? Пробовал! Он две копейки! Остальные по одной! Давай проваливай! Не отпугивай людей!
 - Как так две копейки! - лицо старика стало красным. - Морщинистые щеки покрылись пятнами.  -Да я сейчас тебе морду твою воровскую разобью!
 - Ты сам рвань арестантская! - продавец уже было замахнулся на деда.
 
- Стой! - негромко и грозно приказал Грабовский. - Дай старику ещё пару пирожков! Давай не жмись! Держи! - Николай кинул на прилавок медный пятак.
 
- Держи, отец! Держи! - Николай протянул пирожки старику, - пошли отсюда! Давай помогу тебе твой вещмешок нести. Он видно у тебя тяжёлый! Да не бойся, я не вор! Не сопру его у тебя! - Грабовский рассмеялся, наблюдая за тем  с каким подозрением смотрит на него дед.
 
Старик уставился  на глаза Николая. Потом, не скрываясь, осмотрел одежду Грабовского.
 - Так если, мил человек, желаешь помочь.... Это, как его... давай! Котомка моя и правда сегодня тяжёлая! Картошки, по случаю, дешёвой купил. Да лука. Репу взял и две головки капусты. - Дед протянул ему свою котомку. - Только мне, мил человек, далёко идти! Аж до Солдатской слободы! Знаешь, наверное, где она? - дед посмотрел на Николая своим светло-голубыми, словно выцветшими от времени глазами.
 
- Нет! Не знаю! - ответил Грабовский, надевая лямки котомки на правое плечо.
 - И правда не знаешь? - дед от удивления остановился.
 - Нет! Я в Самаре совсем недавно! Вот вышел прогуляться и попал на базар, - объяснил Николай.
 - А-а-а-а, теперь то мне всё понятно! -улыбнулся старик.
 - Что тебе понятно, отец? - Грабовский внимательно посмотрел на деда.
 - Так кто будет одеваться во всё новенькое с иголочки, чтобы походить по базару? Только приезжий!
 
- Да! -неопределённо ответил Грабовский. «Вообще-то я не подумал! Вообще-то я, образец идиота! Не хотел привлекать к своей особе никакого внимания, а получилось совсем наоборот. Пацан-карманник сразу же понял, что за чучело появилось на базаре. Надо было купить ношенную одежду отдать её Варваре. Она бы постирала, подлатала и было бы всё естественно. Я - полный идиот!»
 
- Мил человек, пойдём! - тронул его за плечо старик. - Меня Акинфием Петровичем кличут. А тебе как зовут?
 - Николаем родители назвали, - ответил Грабовский, смотря себе под ноги.
 
 Они шли по непролазной грязи. Проходили по таким местам, что сапоги засасывало в трясине, как в настоящем болоте.
 -Ты, Николай, за мной нога в ногу иди! Здесь есть такие лужи, что телега с конём утонуть могут. Летом не высыхают. Если упал в неё, то нужно будет выплывать. Ты плавать то умеешь?
 - Умею! - коротко бросил Грабовский.
 
- Николай, а вот здеся, прижимайся к забору! Прижимайся и держись за колья! Не ровен час здеся подскользнуться можно и съехать в лужу! -  Акинфий Петрович быстро перекрестился.
 - А как народ в этих местах ночью ходит? - поинтересовался Грабовский.
 - А зачем здесь по ночам шастать? - искренне удивился старик. - Солнышко село - сиди дома!
 
 Шли уже довольно долго. Повсюду грязь и неказистые бедные деревянные дома. Некоторые с прохудившимися крышами и завалившимися на бок.
 Акинфий Петрович сильно прихрамывал на левую ногу, что не мешало ему довольно резво продвигаться вперёд.
 
- Почти добрались, Николай! Вон уже Молоканский сад и дома нашей Солдатской слободы начинаются. Ты поди устал? - поинтересовался старик.
 - Нет! - Грабовский поправил  на плече лямки тяжёлого вещевого мешка.
 - Вот и пришли! Я сейчас  калитку отворю. Для этого у меня устройство одно есть. Замок ведь больших денег стоит. - Старик прижался к калитке и начал шарить по ней пальцами.
 За высоким дощатым забором не было видно никакого жилья.
 «Он, наверное, в землянке живёт?» - подумалось Грабовскому.
 - Проходи, Николай! Видел какое у меня устройство? Надёжнее замка. Засов специальный, невидимый с улицы постороннему глазу.
 
Низкий деревянный домик был совсем маленьким. Аршина три на два, а может быть ещё меньше. Грабовский едва не задевал головой балки чистого белёного потолка.

 Треть дома занимала русская печь. На ней простая кухонная утварь: деревянные ложки, пара чугунков, глиняные миски и кружки.
 
 Вплотную к стене стоял топчан застланный серым солдатским одеялом. Рядом - старый деревянный сундук.  Над ним, на стене, в резной рамке висел пожелтевший черно-белый рисунок императора Александра Третьего, вырезанный из газеты.
 
Возле большого окна, выходящего во двор, на столе высился блестящий самовар. Возле маленького окна с другой стороны стоял столик с "лапой" для ремонта обуви, клещами, рашпилем, молотками и сапожными ножами.
 
- Обувку всем соседям ремонтирую. Тачать сапоги тоже умею. На  военной службе научился, - увидев любопытный взгляд Грабовского, объяснил старик.
 - А вы Акинфий Петрович, я вижу унтер-офицер в отставке! Много лет служили? - улыбнулся Николай.
 - А как ты узнал, что я служил и отставной унтер-офицер? - искренне поразился старик, не спуская с него своих глаз.
 - Так я и сам служил! Сразу видно! - засмеялся Грабовский.
 - Правда что-ли? - недоверчиво спросил Акинфий Петрович.
 
- Унтер-офицер Лейб-гвардии Кирасирского её величества полка Грабовский! - Николай ловко щёлкнул каблуками сапог.
 - Синий кирасир! -  с восторгом прошептал старик. - Гвардия! Надо же....
  - Отставной унтер-офицер Владимирского 61-го пехотного полка  Вахрамеев Акинфий Петрович! - дед так со знанием дела щёлкнул каблуками своих сапог, что комья прилипшей к ним грязи разлетелись по комнате. - Садись вот на табуреточку, Николай! Садись! Я чичас самовар поставлю. Чайку попьём! Заварки  у меня нет. Дорога больно, а вот сушёный цвет липы есть. С медком попьём! Сахару нет! Забыл когда его покупал.... Дорогой! - старик виновато развёл руками.
 - Петрович, мне идти надо! Давай я  к тебе зайду в следующее воскресенье? Тогда и выпьем чайку? Располагаешь временем? - извинился  Грабовский.
 - В воскресенье? Давай! Я тебя к обеду буду ждать. На заутреню в храм схожу. Вернусь и что-нибудь состряпаю. Ты уж, Николай, только не обмани! Приходи обязательно! - Вахрамеев просительно посмотрел в глаза гостю.
 - Обязательно буду к обеду, Петрович!  Унтер-офицер языком зря
 ляскать не будет! - пообещал Грабовский.
 - Спасибо тебе за помощь, Николай! - старик протянул ему свою руку. - Дорогу найдёшь назад?
 - Найду! И постараюсь не утонуть! - засмеялся Грабовский.
 - Хи-ха-ха! - тоненьким голосом захихикал Вахрамеев.
 
В понедельник  утром поручик Бердников  принёс для начальника управления целую стопку бумаг.
 - Здравствуйте! - смотря в окно, недовольно произнёс он. - На подпись Сердюкову.
- Здравствуйте, Александр Аркадьевич! Сейчас я зарегистрирую в журнале, а когда господин полковник придёт, немедленно ему подам все ваши бумаги, - Грабовский, делая над собой усилие, улыбнулся.
 - Спасибо! - буркнул Бердников и вышел из кабинета.
  «Невоспитанный хам!» - со злобой подумал Николай.
 
Едва за Бердниковым закрылась дверь, Грабовский приступил
к регистрации документов,при этом очень внимательно их читая.
 
Первым оказался рапорт на имя начальника Самарского жандармского губернского управления полковника Сердюкова о том, что поручик Бердников в течение апреля месяца встретился по два раза с 12 секретными сотрудниками, которые у него состояли на связи. Информации о подрывной деятельности против правительства они не имели, поэтому он оформил отчёт о работе с ними этим рапортом.

 Надо сказать, что всего на связи у Бердникова состояли 18 агентов. Из которых только 6 давали информацию.
 
Грабовский был уверен, что эти 12 агентов у Бердникова только числятся, и он даже не встречается с ними. Разве можно серьёзно осуществлять тайную работу с таким количеством людей? Конечно же нет! Однако Департамент полиции требовал от жандармских управлений постоянного увеличения количества секретных сотрудников. «Там в Питере наверное абсолютно нет думающих людей! Наше начальство уверено, что большое число агентов улучшит качество их работы!» - вздохнул Грабовский и принялся читать сообщение агента «Орёл».
 
«Довожу до вас данные о том, что приказчик Ануфриев из лавки по торговле тканями на улице Предтечинской 455 вновь избежал разговора со мной о нашем Императоре Александре Третьем. Едва услышав что-либо о царской семье, Ануфриев всегда сразу же делается неразговорчивым, а выражение его лица становится очень «кислым». Уверен, что эти данные указывают на его тайную связь с революционерами.
 29 апреля 1888 года.
 Секретный сотрудник «Орёл»
 
Грабовский прочитал и не знал, что же ему делать. То ли смеяться до слёз, то ли плакать от убожества «ценной агентурной информации».
 " Бумага всё стерпит!  Какой позор! Какой низкий уровень работы! Примитив!" - от возмущения ему захотелось даже треснуть кулаком по столу, но Николай сдержался.
  «А чего, собственно возмущаться? Все секретные сотрудники поручика Бердникова, также всегда ему строчат агентурные сообщения подобного содержания. Александр Аркадьевич или полный дурак, или??? Скорее всего Бердников не имеет никакого представления, как работать с агентами. Я уверен, что все его секретные сотрудники - это «штучники», которых он завербовал. Балласт! Пустышки!»
  К сообщению агента «Орла» прилагался рапорт  самого Бердникова.
      
 СЕКРЕТНО
 29 апреля 1888 года
 Начальнику Самарского жандармского губернского управления полковнику Сердюкову М.В.

                Рапорт

 Господин полковник! Довожу до вашего сведения, что секретный сотрудник «Орёл» неоднократно указывает на возможную причастность приказчика магазина тканей по фамилии Ануфриев, расположенного по адресу город Самара, улица Предтеченская 455 к подпольному кружку или даже революционной организации со сложившейся структурой.
 На эту причастность указывает ряд признаков:
  - Ануфриев избегает разговоров на политические темы.
 - Никогда не восторгается царской семьёй и нашим императором.
  - Не посещает храм божий, хотя и является православным христианином.
 - Ехидно ухмыляется, когда положительно оценивают деятельность губернатора Самарской губернии.
  Господин полковник, прошу вашего разрешения на агентурную разработку приказчика Ануфриева.
 Поручик Бердников А.А.
 
 «Это же невероятный маразм! Бред умственно отсталого человека! А если полковник Сердюков даст добро на агентурную разработку? Нет! Такого не может такого быть!» - Грабовский сделал в журнале запись о том, что поручиком Бердниковым подан рапорт и тоскливо вздохнул.
 
Стук в дверь.
 - Да! - негромко сказал Николай, открывая папку с самыми неотложными бумагами, которые нужно было отработать сегодня.
 Приоткрылась дверь, и в кабинет вежливо бочком проскользнул дежурный унтер-офицер Огурцов.
 - Николай Васильевич, там почтальон прибыл с письмами. Вы будете получать? - осведомился он.
 - Нет! Получи ты, Огурцов! Мне некогда! - ответил Грабовский.
 - Слушаюсь, Николай Васильевич! - унтер-офицер бесшумно покинул кабинет.
 
 Это была обыкновенная почта и терять время на её получение, расписываясь  за каждый конверт, Грабовскому не хотелось.

 Он положил перед собой лист бумаги, обмакнул стальное перо в чернильнице принялся писать записку- план работы на неделю, для писарей.
  Цепкая память Грабовского позволяла ему, не вставая лишний раз из-за стола,  чтобы открыть сейф и достать оттуда необходимые информативные документы, излагать свои мысли ясно и коротко. Ему писалось легко и быстро.
 - Тук! Тук! - вновь раздался вежливый стук в дверь.
 - Заходи, Огурцов! - пригласил Грабовский.
 - Николай Васильевич, сегодня чой-то много принесли! Я расписался за целых двадцать конвертов! - почему-то виноватым тоном сообщил унтер-офицер.
 - Двадцать? Так двадцать! Клади-ка их мне все на стол! Сюда вот, на краешек. Спасибо, Огурцов!
 - Рад стараться, Николай Васильевич! - унтер-офицер положил высокую стопку конвертов и тихо вышел.
 «Опять разных глупых бумаг наслали! - с отчаянием вздохнул Грабовский. - Придётся читать всё это дерьмо!»
 
 Он взял верхний конверт.
«От портного Леймика А.М. в корзину немедля! Следующий от кого? От «Самарских губернских ведомостей». Прочитаю потом. Может быть даже завтра. А этот конверт мне уже знаком! Очередное письмо из канцелярии губернатора Самарской губернии. Его нужно прочитать немедленно.  А это что такое? А-а-а... письмо от губернского предводителя дворянства...»

 - Тук! Тук! Тук! - лёгеньких три удара костяшками пальцев в дверь, а затем через несколько секунд ещё один.
 - Михаил Юрьевич, входите! - сказал Грабовский, знавший , что так мог стучать только поручик Протасов.
  Точно так! Это был он!

 Протасов ворвался в кабинет.
 - Николай Васильевич, дорогой, доброе утро! Как ваше настроение? - Протасов протянул ему руку.
 - Благодарю вас, Михаил Юрьевич! Чувствую себя очень хорошо! - Грабовский встал и пожал тёплую пухлую ладошку вошедшего.
 - Да, лицо у вас очень свежее! Выспались? - вежливо спросил Протасов.
 - Хотелось бы более... - искренне вздохнул Николай, - но увы...
 - Понимаю, понимаю! - закивал головой  Протасов, - сам такой.
 - А вы, Михаил Юрьевич, не захворали? Простите, спрашиваю вас не для проформы. Беспокоюсь. Никогда не видел вас таким бледным. - Озабоченным тоном поинтересовался Грабовский.
 
- Отвечу вам, уважаемый Николай Васильевич, так говорят самарские купчихи: «Здоровье моё не так, чтобы так, а так, что не так, что не очень так!» - Протасов тихонько засмеялся, - Не выспался. Вот и физиономия моя бледная! Работы у меня образовалось море! Даже не море, а целый океан! Вот возьмите две бумаги! Как только будет Михаил Владимирович, сразу же вручите ему без всякого промедления! Очень важная информация! У меня же очень срочная встреча!  Вернусь часикам... часикам так... К обеду, думаю, управлюсь! Увидимся! - Протасов вышел.
 
Николай сел и начал читать документы, только что врученные ему.
  Первым была записка секретного сотрудника «Иловайского».
 
 На листе бумаги, красивым почерком с круглыми буквами, было написано.
 «Прошлой ночью, 28 апреля 1888 года в двери квартиры, где я проживаю, кто-то постучался. Не позвонил, а именно постучался. Я уже находился в постели. Думал, что мне показалось. Тихий стук, похожий на лёгкий скрежет, повторился. Я встал. Было уже почти 11 часов ночи. Зажёг лампу. Долго раздумывал открывать ли нет.
  Вновь послышался стук. Пришлось одеться и выйти в переднюю.
 На вопрос кто меня беспокоит в такой неурочный час, послышался знакомый голос.
 Я быстро открыл дверь. Передо мной стоял он: Цветков Михаил Андреевич.  Мы вместе отбывали ссылку в Нарымском крае с 1880 года. Я освободился  два года назад, а он, как оказалось позже, два месяца назад.
 
Цветков выглядел жалко:  человеческий скелет в потрёпанном пальто, рваных сапогах. От него очень дурно пахло, он постоянно кашлял в кулак, извиняясь при этом.
 Я предложил ему еду. Цветков с благодарностью её принял. Как выяснилось во время разговора, он не ел больше двух дней.
 Цветков также попросил меня приютить его в квартире, где я проживаю, на три дня. Я без всякого промедления, согласился.
 Разговаривали мы с ним до утра. Как выяснилось, основной целью Цветкова было получить моё согласие или отказ войти в состав новой тайной организации , взамен разгромленной «Народной воли».
 Я попросил время подумать: дня два, сославшись на мой, уже довольно пожилой, возраст.
 Также я задал вопросы о новой организации. Существует ли уже она? Или только находится в стадии организации? Или товарищи только думают о её создании?
  Ответы на эти вопросы были довольно уклончивы. Никакой ясной информации я не получил.
 Цветков, подпольный псевдоним которого был «Химик», настойчиво меня попросил больше никогда к нему так не обращаться. Только по имени или фамилии.
 Иловайский.
 28 апреля 1888 года.

 Кем на самом деле являлся секретный сотрудник «Иловайский» Николай не знал.
 Агентурную информацию он давал не часто, но зато очень важную.
 
Грабовский знал, что «Иловайский» является самым высоко оплаченным агентом Самарского жандармского губернского управления. В месяц ему платили 40 рублей жалования, а к праздникам выдавали ещё и наградные.
 
 Вообще Николай предполагал, что секретный сотрудник «Иловайский» на самом деле является женщиной. Этот вывод он сделал на основании анализа стиля изложения, выражений, употребляемых им в агентурных донесениях, а также характерным почерком.
 
Также Грабовский догадывался, что «Иловайский» ранее примыкал к одной из террористических групп организации «Народная воля» и после неудачной попытки осуществить подрыв царского поезда в ноябре 1879 года, был арестован и приговорён  к ссылке на 6 лет. Не к длительной каторге, а именно ссылке и всего на 6 лет!
 
Николай зарегистрировал  агентурное донесение «От поручика Протасова получено агентурное донесение секретного сотрудника «И» на одной странице.
 Грабовский положил документ в папку и принялся за чтение рапорта поручика Протасова М.Ю.
 СЕКРЕТНО
 29 апреля 1888 года
 Начальнику Самарского жандармского губернского управления полковнику Сердюкову М.В.
 Господин полковник, докладываю, что вчера на конспиративной квартире я имел незапланированную ранее встречу секретным сотрудником «Иловайский».
 Агент «Иловайский» с большой  тревогой рассказал о том, что на него вышел бывший член подпольной террористической организации «Народная воля» по кличке «Химик», которого он знает по ссылке в Нарымском крае.
  Их встреча состоялась в квартире «Иловайского». «Химик» просил у него дать своё согласие на участие в якобы  новой подпольной организации вместо разгромленной «Народной воли».
 «Химик», по его словам будет находиться в Самаре три дня и проживать на квартире у «Иловайского».
  Нашему агенту мною даны следующие рекомендации:
 1. Не задавать «Химику»  никаких  вопросов о новой подпольной организации.
 2. Всячески уклоняться от разговоров и воспоминаниях  о  его прошлой деятельности в «Народной воле».
3. Вести себя естественно, не нервничать, а также изображать  из себя больного пожилого человека.
 Господин полковник, я уверен, что «Химик» подозревает «Иловайского» в предательстве и хочет найти этому доказательства. В связи с этим считаю нужным не принимать пока никаких мер по организации наружного наблюдения за ним. «Химик» опытный подпольщик и может обнаружить за собой слежку, что приведёт «Иловайского» к провалу и вероятной  его ликвидации со стороны террористов.
  Поручик Протасов М.Ю.

 «Да-а-а-а, - подумал Грабовский, - есть серьёзные дела и   у нас:  в Самарском жандармском управлении. Молодец Протасов! Хотя у него на связи 19 секретных сотрудников, а дают стоящую информацию, наверное, человек 5. Много  балласта!  Ведь требование Департамента полиции иметь максимальное количество агентов мешает нашей деятельности!»