Мгновение, которое обо всём!

-- Мама, а почему Надя не выходит замуж?
-- А потому что нет настоящих-то мужчин!
Услышав это – я ощутил какую-то тяжесть… неожиданную, непривычную…
Чужую. Не мою.
Тяжесть, которая, оказывается, – дума.
Дума, которая, оказывается, – одного про другого!
Имя этой думе-тяжести – ОЦЕНКА ОДНОГО ДРУГИМ.
Вмиг же – и ощутил: что эта тяжесть-гнёт, значит, – всегда и над всеми… даже, пожалуй, – и над домом над нашим!
И я тогда, школьник-отрок, – как бы обиженный или отпугнутый -- отошёл куда попало в сторону…
Июль. Жгучий.
Папа повёл нашу гостью в лес: показать ягодное место. -- Иначе б я и не посмел, будь кто рядом, к маме с тем моим вопросом!
Мама -- моя посуду после миновавшего особенно хлопотливого, с гостьей-то, завтрака -- ответила мне… да, твёрдо и не глядя на меня.
На улице – среди вроде бы привычных яблоней и гряд – ещё смелее и страшнее стало проговариваться начатое открытие…
Значит, та дума – одного о другом -- и в маме моей.
И значит, наверно… и обо мне!
Так что даже и здесь – под небом без единого облачка – некуда деваться…
И самое-то, оказывается, главное.
Оценка одного на другого, каждого на каждого, -- тайная... не проговорённая…
Умолченная!
Затаённая!
И уже – готовая. И вот такая определённая. Раз и навсегда.
И обо всём. И о всех.
Если про мужчин – про всех-всех! – то решено, прежде всего, вот какое: неуважительное.
И о папе?..
И обо мне?..
Куда идти?..
Куда брести?..
С этой тайной, всех о всех, оценкой было трудно в ту минуту – впервые в жизни – быть лицом к лицу.
До головокружения…
Недаром она, такая оценка, -- тяжёлая!
А недаром – и тайная!..
Значит, это всё такое, происходящее в мире, – стойкое.
И грозное.
И грозящее.
Маме, судя по тому, что она ответила мне холодно, говорить на эту тему не очень приятно. От досады на мою наивность… Да и на свои молчаливые, опять же, думы…
И гостья наша…
Она учится в каком-то вузе. Или уже где-то работает.
Каждый отпуск к нам – так как не находит места для своей красоты соответствующего. Достойного. Спокойного.
Или она… от кого-то скрывается?..
Или она скрывается – от самой себя?!
А папа и мама мои – учителя в школе: где много классов, и в каждом – много учеников и учитель…
А гостья к нам – из города из многолюдного, и от нас она потом – в город в огромный многолюдный…
И везде и повсюду – у всех на всех -- та тяжесть тайных оценок?..
Да и я-то… спросив… попал впросак!
Красота родственницы нашей меня, мальчишку, значит, так волновала – что я уже распространял эту красоту, что с каждым летом, кажется, всё ярче, -- и на всю её судьбу.
Напористо, получается, распространял. – Не спросил: почему она не замужем?.. а нетерпеливо: почему -- не выходит?..
Значит, моя оценка была… прямо-таки властная!
Но это ведь простительно: так как она, оценка моя, по крайней мере, – открытая.
И она, оценка моя, суть требование счастья! Требование счастья – для красоты. Раз уж она красота.
Тогда где же мир… в котором – я?.. и в котором, тем более, мне – предстоит в будущем тесно быть и жить?!..
Почему у каждого на каждого – оценка?..
Почему оценка, каждого на каждого, -- вот такая?
Почему, та иль иная, -- изначально?
Моя же, в данном случае, оценка – вот она.
Притом – изначально.
Миражи!
Я?..
Или весь мир?..
Или – все в мир являются… уже с готовыми оценками?..
И опять я и опять:
Если Надя красивая – то и всё должно быть красиво! – Всё в ней самой. И всё в её жизни с нею…


Ярославль, 5 августа 2024

(С) Кузнецов Евгений Владимирович