16. Скандальное происшествие в Мидвилле

Любопытную тенденцию, дорогие мои читатели, я замечаю в событиях, которые я тем или иным образом берусь описывать касаемо той или иной страны, города или места. Мне всегда казалось, что вполне достаточно будет одного единственного повествования, чтобы освятить ту или иную проблему или ситуацию. Однако, в очередной раз практика показывает, что одного рассказа или повести недостаточно. Так вышло и на этот раз – нам с вами вновь придётся вернутся в Атлантиду, где спустя несколько лет после описываемых ранее событий, случилась ещё одна не менее уникальная и шокирующая история, о которой я поведу сегодня речь.
Весь мир уже перешагнул вторую половину XX-го века, наступили ранние «шестидесятые». И «основным вопросом на повестке дня» для всего человечества на тот момент являлась Холодная война между США и СССР: только-только завершился «Карибский кризис», последствия которого оказали серьёзное влияние не только на две огромные страны, но и на весь мир в целом – в самом конце 1962-го года сначала в западных странах, а после уже и в разных уголках планеты начали активно развиваться антивоенные движения, которые продолжались вплоть до 1970-х. И именно в СССР начали раздаваться первые голоса известных учёных касаемо ограничении гонки ядерного вооружения, в частности, академик А.Д. Сахаров в числе первых выразил свой протест, как бы то ни было удивительно, являясь одним из разработчиков ядерного оружия. В последствии КГБ устранило его как неугодного своими гуманистическими взглядами человека для Советской власти, но это случилось уже в Перестроечные времена «красной России».
Однако всё это произойдёт ещё нескоро, а пока мы с вами возвращаемся в Атлантиду, и на некоторое время вновь окажемся в небезызвестном нам городке Коул-сити.
После несостоявшейся мести ныне покойного уже Чарльза Брэкстона город какое-то время всё же пребывал в некотором упадке – пострадавшие от взрывов шахты и заводы пришлось приличное время восстанавливать, тем не менее город возвращался к нормальной жизни благодаря капиталовложениям в добычу угля сообщества компаний Аляскинской железной дороги. Поэтому Коул-сити постепенно «вставал с колен».
То же самое можно было сказать и про нашего старого знакомого Фрэнка Робертсона. После заработанного инфаркта главному редактору «White Truth» пришлось почти целый год восстанавливать здоровье – врачи под угрозой самолично придушить Робертсона прямо на больничной койке строго-настрого запретили ему даже думать о сигарах. Что конечно же ввергло Фрэнка в глубокую депрессию – иногда он капризничал как самый настоящий ребёнок, всем своим видом показывая, как нестерпимо ему хочется курить. Однако запретить ему спиртное врачи так и не смогли: Робертсон наотрез отказался мириться с такой жизненной несправедливостью и сказал, что от пары глотков джина перед сном он не откажется ни за что, даже если медперсонал больницы его сейчас же повесит на стойке для капельницы. Врачи были вынуждены смириться, согласившись исключительно на «пару глотков» и не более.
Тем не менее, несмотря на всю эту своего рода театральность в выходках главного редактора, он прекрасно понимал, что теперь в любой момент он действительно может «отдать концы». Поэтому Фрэнк отнёсся всерьёз к словам эскулапов, хотя бы потому, что если он с его слов «сыграет в ящик», то ни в Коул-сити, а, возможно, и ни в самой Атлантиде уже никто так рьяно и остервенело не будет бороться за справедливость и правду, как это делал он.
К своему удовлетворению или неудовлетворению – Робертсон ещё сам не определился – Фрэнк сбросил почти 20 килограмм после больницы и последующего отказа от сигар. Его раздражало, что приходилось то и дело обновлять гардероб, но в то же время он заметил, несмотря на возраст и послеинфарктное состояние, что ему стало намного легче двигаться и даже просто дышать. Поэтому в одну из зим он с некоторым нескрываемым злорадством в отношении к самому себе выгреб у себя из дома и из кабинета все имеющиеся запасы табака в виде сигар и сигарет и сжёг всё это в бочке для мусора у себя на заднем дворе. Одну сигару, самую хорошую, он всё же оставил, на случай каких-либо непредвиденных обстоятельств, до конца будучи уверенным в том, что ему никогда не придётся её раскурить. Касаемо этого он действительно оказался прав.
С алкоголем произошло приблизительно также, с разницей лишь в том, что Робертсон не устроил показательного выливания содержимого бутылок домашнего бара в раковину или в сточную канаву, а просто раздал всё имеющееся спиртное, что хранил в доме, коллегам из редакции и просто знакомым в городе, оставив себе только одну большую бутыль джина, позволяя себе в самом деле лишь пару глотков перед сном после еды и не более.
После всего этого его хищные нападки в газете на тех или иных субъектов стали более резкими и острыми, хоть и исключительно по делу – теперь только работой Фрэнк мог компенсировать отсутствие сигар, стараясь всю свою многолетнюю никотиновую зависимость, которая теперь представляла собой одну большую невыносимую тягу, вложить словами погорячее в ту или иную статью.
  Свой видавший виды «Ford Mainline» Робертсон продал под давлением Джеймса Хаундмана после поездки в «штаты». Фрэнк успел привыкнуть к своей машине, хотя прекрасно понимал, что автомобиль изрядно устарел, но до последнего не хотел с этим соглашаться чисто из-за вредности своего характера. Бостонский журналист настоял на смене транспорта, и в итоге прямо из Детройта Робертсону привезли новенький «Plymouth Valiant».
Эта модель совсем недавно появилась на американском рынке, но уже с самых первых месяцев завоевала популярность у большинства простых американцев своей надёжностью, компактностью и выносливостью. К тому же автоматическая коробка передач упрощала управление автомобилем, что поначалу сильно обескураживало Фрэнка, и откровенно ему не нравилось. Но вскоре он довольно быстро привык к нововведению, и со временем уже с недовольством вспоминал, как он ранее столько лет проездил на своём «Ford» с ручным переключением.
К слову сказать, тот самый «Ford Mainline» купил Питер Шульц, и был страшно доволен тем, что он теперь владеет автомобилем такого известного человека, как Робертсон. А поскольку ставили они свои машины на стоянке возле редакции, то некоторое время после продажи «Форда» Фрэнк, собираясь ехать домой, по привычке подходил к «Форду», пытаясь открыть дверь уже не своего автомобиля, опоминался, и, чертыхаясь, возвращался к «Плимуту».
После того как Робертсон поправил здоровье, он решил, что из Коул-сити он всё же переедет, с тем условием, что редакция газеты и сотрудники переедут вместе с ним. И переезд Фрэнк наметил не куда-нибудь, а в самый что ни на есть Диптон, столицу Атлантиды.
Это несколько противоречило его желанию «перебраться со временем подальше от всех и вся», но он понимал, что после всего того, что случилось в деле о Чарльзе Брэкстоне, становилось ясно, что нигде во всей Атлантиде ему покоя не будет. И говоря это я подразумеваю только хорошее, так как даже у славы есть и свои положительные стороны, как это ни странно.
Робертсон решил, что можно вполне поселиться в пригороде Диптона, если удастся найти подобие такого же дома как был у него в Коул-сити. Это оказалось не особенно сложным делом, так как Диптонские журналисты были рады помочь в этом деле: их восхищало, что такая известная личность поселится рядом, в надежде при случае затесаться как-нибудь на беседу в дом к Фрэнку, или же перехватить его где-нибудь в городе.
Робертсон, впрочем, не был столь радушно настроен на разного рода общение, даже среди своих коллег по журналистскому делу – как человек замкнутый по натуре, он предпочитал тратить больше времени на работу, нежели на какие-либо задушевные беседы. При условии, конечно же, если это не связано с какой-либо очередной сенсацией – в таких случаях Фрэнк мог часами петь соловьём, если того требовали обстоятельства.
Стейси Милтон и Питер Шульц восприняли переезд с радостью, хотя перемещение, скажем, куда-нибудь во Францию или Италию было бы воспринято значительно веселее, если говорить о планах на будущее. Но пока они были довольны и этому. А Робертсон был доволен вдвойне, так как в глубине души он думал уже не столько о себе, сколько о своих сотрудниках – Фрэнк прекрасно понимал, что если его не станет по каким-либо причинам, то оставаясь в Коул-сити редакция газеты очень быстро «загнётся» - всё же это обычный маленький город, а не столица. Поэтому, случись что с Робертсоном, его коллеги смогут существовать самостоятельно в Диптоне, даже если учитывать то, что без Фрэнка у газеты не будет уже такой славы.
Итак, «White Truth» вместе с журналистами переехала в столицу Атлантиды в начале 1963-го года, практически в самую южную часть Диптона, расположившись в одном из старых зданий трамвайного депо, буквально в сотне метров от оборотного кольца возле конечной станции четвёртой линии.
В Диптоне было всего пять основных трамвайных линий, которые заменяли столице когда-то давно проектируемый метрополитен – чуть ниже я расскажу, почему именно было решено заменить его на трамвайное сообщение, и это решение городского управления оказалось в некоторой степени уникальным: перезвон вагонов и их колёсный перестук, особенно в весеннее и летнее время года, создавали неповторимо-уютную атмосферу, несколько отдаляя похожесть Атлантиды на шумные и бурные города США, приближая, скорее, Диптон к Праге или им подобным.
Как позже выяснила в свободное время для себя Стейси, главная и самая первая трамвайная линия была построена на месте бывшей железной дороги, которая проходила через весь Диптон с севера на юг – благодаря этой промышленной ветке строился город: подвозился песок с карьеров возле небольшой местной речушки для постройки жилых домов и заводов, для перевозки рабочих, оборудования и всего, что в начале XX-го века ещё не позволяла возить на себе колёсная техника. Со временем, когда город разросся и расстроился, губернатор Диптона вынес на обсуждение проект о закрытии железнодорожного полотна через город в виду его дальнейшей нерентабельности.
Жители столицы разделились на два лагеря: на тех, кто решил, что линия своё отработала и настало время её полностью демонтировать, и на тех, кто настаивал на её сохранении как дань истории. Параллельно всем этим прениям был поднят вопрос о строительстве городского метрополитена, так как население Диптона давно перевалило за миллион человек.
В итоге, после бурных и продолжительных споров на голосовании было принято, наверное, самое демократичное из всех решений, которое когда-либо принимало правление Диптона – от постройки метрополитена оказались в виду сложности при прокладке тоннелей под городом из-за большого количества грунтовых вод. А чтобы железная дорога осталась как дань истории и продолжила служить городу в том или ином виде, её решили перепрофилировать в первую трамвайную линию, несколько изменив траекторию движения рельсового пути по Диптону, приспособив её сугубо для пассажирского движения и обеспечив электрификацию.
Таким образом вот уже без малого десять лет Диптон по многу раз на дню оглашают мелодичные перезвоны трамвайных вагонов, став своего рода символом городского уюта. А поскольку бывшая железнодорожная линия в процессе перестраивания под трамвайные нужны оказалась использована не полностью, то разобранные её участки стали чем-то вроде исторических памятников для местного населения. Негласно, разумеется, и некоторые любители канувших в лету железнодорожных линий по собственной инициативе устраивали подобие экскурсий для подрастающего поколения Диптона и для всех желающих, в том числе и для вновь приехавших, которыми оказалась наша уже небезызвестная троица.
Робертсон поначалу не проявил большого интереса к этой истории, но после поразмыслил уже исключительно как журналист, и решил, что из этого может получиться весьма неплохая статья – тем самым Фрэнк рассчитывал завоевать доверие местных жителей к себе на новом месте, причём исключительно с хорошей точки зрения: он в который раз думал только о том, что он оставит после себя. Он предложил эту идею своим сотрудникам, делая упор больше на своего секретаря, сказав Стейси, что если она добудет хотя бы несколько любительских фотографий линии или что ещё лучше их негативов до и после её реконструкции, то статье непременно быть.
В итоге так и случилось: жители Диптона оценили по достоинству первую статью газеты Робертсона, тем самым позитивное отношение к себе Фрэнк обеспечил. Это с учётом того, что слава о нём уже довольно обширно распространилась по всей Атлантиде ещё задолго до его переезда.
Больше всех в этой ситуации была в восторге мисс Милтон: Фрэнк знал её любовь к стальным рельсам, и во время работы над статьёй Стейси получила полную свободу действий. Девушка даже не попросила помощи у Шульца, решив для себя, что всё сделает самостоятельно. Робертсон только добродушно посмеивался над таким стремлением своего секретаря, но знал и понимал, что Стейси делает всё тщательно и от чистого сердца, поэтому только ждал результатов, чтобы оформить статью.
Тем не менее, несмотря на то, что первый выпуск газеты удался, в скором времени тема Диптонского трамвая отошла на второй план – в мире не утихали разговоры о Холодной войне, о «гонке вооружений» между Советским Союзом и Соединёнными Штатами, и всё человечество всерьёз обсуждало вероятность начала Третьей мировой войны.
Этому способствовало огромное количество испытаний различного рода ядерного оружия в обеих странах, и мощь этого самого оружия только росла. Естественно, это никак не могло успокаивать, а наоборот, однако в какую-либо серьёзную угрозу это не перерастало, во всяком случае, пока.
Робертсон очень внимательно следил за этими событиями, стараясь не давать волю бурлившей внутри него ярости – он не мог понять и принять насколько неадекватными могут быть люди и их поступки: ведь только совсем недавно, менее 20-ти лет назад отгремела Вторая мировая война, принеся человечеству более 70 миллионов смертей. И вот теперь это самое «разумное население планеты Земля» готово было полностью стереть себя с лица этой самой планеты, в очередной раз из-за вездесущей политики.
В отличие от Коул-сити, Фрэнк, конечно, не мог так глобально повлиять на ситуацию. Но он неустанно сидел на телефоне, полностью поглощённый междугородными звонками своим немногочисленным друзьям по антифашистской деятельности, которые имели связи по всему миру. И вот в один из дней в начале апреля 1963-го Робертсону стало известно кое-что настолько шокирующее, что вечером того же дня он вернулся к себе домой с новой бутылкой джина, накрепко запер дверь, отключил телефон, выключил свет во всей квартире и в полной тишине и темноте сел в кресло и принялся думать.
То, о чём стало известно Фрэнку, я, само собой, напишу чуть ниже. Сейчас я хотел бы просто обрисовать вам положение и всё то, что было на душе у Робертсона.
От полученных новостей ему жутко хотелось напиться в прямом смысле до смерти, и несколькими годами ранее, ещё до инфаркта, он смог бы позволить себе это сделать, несмотря на абсолютно нездоровый образ жизни. Однако теперь такая выходка становилась для него непозволительной роскошью хотя бы потому, что Фрэнк сейчас стал последним человеком в цепочке людей, которому стало кое-что известно.
А всё потому, что информация по этой цепочке распространялась подобно укусу кобры или любой другой ядовитой змеи: стоило рассказать её кому-либо ещё, как практически моментально рассказавший её человек в ближайшее время оказывался мёртв по тем или иным причинам. Само собой, смерть этого человека никогда не была естественной. И вот теперь последним человеком в этой цепочке оказался Робертсон.
Хочется сразу сказать, а точнее напомнить, что главный редактор не боялся смерти ни в каком из её проявлений после всего, что он пережил на войне – сейчас он просто не мог позволить себе умереть из-за того, что ему стало известно. Поэтому Фрэнк не притронулся к купленной бутылке джина, а лишь отпил свою привычную вечернюю дозу из уже початой, после чего просидев несколько часов в полной темноте, анализируя ситуацию, абсолютно спокойно отошёл ко сну.
Что касается всего того, что ему стало известно, то новостей оказалось две: первая – собственно, как раз весть о том, что человека, который поделился информацией с Робертсоном, нашли повешенным в его же собственной квартире. И вторая, самая главная и самая страшная новость – на территории Атлантиды Советский Союз собирается провести диверсию с возможным применением ядерного оружия, чтобы впоследствии обвинить в этом США, дабы усилить разгорающийся ядерный конфликт между двумя странами.
Фрэнк прекрасно понимал, что стоит ему тем или иным образом опубликовать полученную информацию, то до конца месяца, а то и просто недели он не доживёт. Такое вполне могло случится уже и сейчас, потому что ставки в мировой ядерной гонке росли с каждой секундой. Но несмотря ни на что он принял решение действовать, чтобы как всегда предотвратить гибель невинных людей.
Безусловно, ему бы не помешала помощь Хаундмана, но подвергать риску молодого журналиста он просто не мог – достаточно было одного единственного намёка Джеймсу, и он будет приговорён, а следом за ним и «бостонская бешеная гончая». Поэтому пока что Робертсон принял решение действовать в одиночку. Для этого ему пришлось покинуть Диптон и отправится в Мидвилл – небольшой город, который вся Атлантида негласно называла «самым красивым гетто».
Всё дело в том, что Мидвилл некоторое время назад являлся крупным центром по добыче керамики и производству фарфора для посуды, сантехники и даже зубных протезов. Приблизительно во времена «великой депрессии» добыча была почти полностью остановлена по причине полного истощения ископаемых. И Мидвилл неуклонно начал скатываться в финансовую пропасть.
Всё началось с оттока населения в соседние города, после того как основное производство фарфора было практически полностью прекращено. А со временем по всей Атлантиде медленно поползли слухи, которые потом обрели подтверждение, что Мидвилл становится местом, куда стягиваются бездомные, алкоголики, наркоманы и прочие маргинальные личности.
Своё же название «самого красивого гетто» Мидвилл заработал за счёт того, что каждый дом в городе был украшен разного рода расписными керамическими наличниками на окнах и на дверях, придавая тем самым уникальность каждой улице, переулку, зданию. С упадком уровня жизни Мидвилла и с появлением в городе бездомных, такой контраст ощущался всё более разительно.
Президент Атлантиды безусловно был в курсе происходящего в фарфоровом городке, но пока что бюджет не позволял заниматься Мидвиллом всерьёз. Однако проблема не перестанет быть проблемой и не разрешится сама собой, если на неё просто не обращать внимания. Она будет продолжать назревать, до тех пор, пока не перерастёт в серьёзный конфликт. Или же до тех пор, пока этой проблемой не заинтересуется кто-то ещё со стороны, например, другое государство.
И в данной ситуации так скажем «инициативу» проявил Советский Союз, разумеется негласно, и почти что строго секретно. Говоря «почти», я имею в виду именно то, что Робертсону всё же стало известно об этой готовящейся противозаконной и бесчеловечной во всех смыслах операции.
Суть её заключалась в следующем: как стало известно Фрэнку, уже почти год в Мидвилле находятся несколько диверсантов из «красной России», которые занялись начальной подготовкой операции. Некоторым из этих людей была поставлена задача привлечь как можно больше маргиналов со всей области и даже с Атлантиды. Таким образом, если случится так, что в Мидвилле произойдёт какой-либо ядерный инцидент, то СССР, сразу же заявит о том, что США устроили «атомную резню» и выбрали для этого самые незащищённые слои населения – людей, которым по большому счёту было всё равно от чего умирать, от радиации или лучевой болезни, либо от своих различных пагубных пристрастий и привычек. Конечно же, всё это будет сказано под увещевательные лозунги о том, что «в СССР подобных слоёв населения нет и не может быть, так как у нас всё для народа» и тому подобная ложь. Тем самым у Союза появится повод во всём обвинить «штаты», и следующим шагом во всё этом с 99%-ной вероятностью начнётся Третья мировая война.
Если посмотреть на ситуацию с точки зрения высокой мерзкой политики, то руководство Атлантиды могло даже в какой-то степени быть благодарным за такую выходку СССР – ни одной стране, в особенности такой цивилизованной, не нужны были отбросы общества, в особенности те, кто добровольно «сидит на игле» или спивается. Но обычные люди к политике редко имеют какое-либо серьёзное отношение, и именно поэтому Робертсон всегда сколько себя помнил открывал людям глаза на правду своей газетой. Правда сейчас ставки оказались настолько крупными, что можно сказать, что никогда ранее борьба за простую человеческую жизнь со стороны одного единственного человека не шла так рьяно.
Фрэнк мог раструбить во всеуслышание о том, что ему стало известно, абсолютно наплевав на собственную жизнь. Но дело могло очень быстро «заглохнуть» по причине того, что у него не было абсолютно никаких доказательств. И добыть ему их не представлялось никаким образом. А значит, нужно было «врубать смекалку» как он любил говорить.
По прибытии в Мидвилл Робертсон убедился, что обстановка в городе весьма плачевная: более 70% коренного населения либо покинули город, либо приказали долго жить, и теперь их пустующие дома населяли различного рода маргиналы. Причём столкнувшись на улице с некоторыми из них, Фрэнк с удивлением и ужасом узнал известных музыкантов, художников и вообще деятелей искусства, чья карьера в своё время не сложилась по тем или иным причинам, и люди оказались «на дне». Сейчас было совершенно неважно сами они оказались на этом дне или же их довели до этого обстоятельства – важно было их спасти. Спасти их всех, не взирая на то, что они из себя представляли в данный момент – для Робертсона все они были просто людьми, над которыми нависла смертельная угроза.
Чтобы привлечь внимание к Мидвиллу, нужно было устроить что-то вроде глобального ажиотажа, но сделать это таким образом, чтобы вовлечённые в это тайные структуры не сразу догадались что происходит. Это было непросто, но Фрэнк полагался на свою голову, которая его ни разу ещё не подвела. Поразмыслив пару дней в местной обшарпанной гостинице под пьяные стоны и почти что непрекращающиеся вопли под окнами, он понял, как именно нужно действовать.
Робертсон всё же позвонил Хаундману, но ни словом, ни полусловом, ни намёком не дал понять о том, что ему известно и попросил его срочно приехать в Мидвилл. Джеймс сразу же вылетел в Атлантиду без лишних расспросов, так как он прекрасно понимал, что беспокоить его по пустякам Фрэнк никогда не будет. А значит дело «запахло жареным».
Хаундман покинул «штаты» постаравшись ничем не привлечь к себе внимания, и, встретившись в Робертсоном, только по одному его виду и состоянию понял, что происходит что-то ужасное. Однако Фрэнк остался пуленепробиваем к мольбам молодого журналиста «рассказать всё как на духу», объяснив это тем, что Джеймс со временем узнает обо всём первым.
Вместо того, чтобы подставить Хаундмана под смертельный удар, Фрэнк попросил, чтобы Джеймс попытался вызвать сюда, в Мидвилл, известных личностей из США, будь то актёров, писателей, художников, одним словом всех, кто согласиться приехать. Целью этой поездки должен будет оказаться благотворительный фонд по сбору средств на благоустройство Мидвилла, а точнее, помощь и реабилитация жителям города, которые находились на грани выживания. При условии, что помощь будет оказана только тем, кто в ней действительно нуждается – помимо благой цели, которая пока что оставалась тайной, это могло стать весьма неплохой рекламой для знаменитостей.
Конечно, идея была весьма сомнительная с точки зрения помощи, но поскольку уже однажды США приняли участие в благоустройстве Коул-сити с выгодой для себя, вполне могло оказаться, что и в этот раз керамическое производство, на данный момент находящееся в упадке, заинтересует кого-то из лиц, имеющих туго набитый кошелёк.
Это был единственный способ устроить так, что случись «стране громких лозунгов» просто попытаться устроить диверсию, у «штатов» появится очень серьёзный повод пригрозить Союзу Третьей мировой войной, поскольку на территории Атлантиды, в Мидвилле, окажутся американские граждане, да не простые, а самые что ни на есть известные. И более того: если кому-то из знаменитых американцев захочется приобрести керамическое производство, то окажется, что личная собственность, доходы, налоги и всё прочее, что так доблестно восхваляет свободная Америка, окажется под угрозой, а этого «штаты» никак не смогут допустить.
Однако, у всего этого, казалось бы, весьма неплохого плана, был один, самый кошмарный недостаток: Робертсон с ужасом представил себе, что СССР несмотря ни на что, ни на какие обстоятельства всё же проведёт диверсию, и тогда на руках Фрэнка окажется столько крови, что даже его собственная смерть как искупление будет ничтожной и постфактум абсолютно бессмысленной. Но Робертсон в глубине души был уверен, в очередной раз в своей жизни, что поступает правильно, хоть ему и придётся до последнего обманывать всех.
Фрэнк знал и дату проведения диверсии – 1 мая – поэтому сразу сообщил Хаундману, что времени у них мало. Точнее, его мало у Джеймса и у всех жителей Мидвилла. Поэтому, чтобы хоть как-то повысить шансы, Робертсон решил самостоятельно попытаться отыскать диверсантов или то, что угрожает людям.
Он сделал ставку на то, что поскольку в городе преобладали личности, находящиеся мягко говоря, в постоянном состоянии небытия, то диверсанты не станут сильно конспирироваться, так как сочтут, что за ними тут попросту некому всерьёз следить. Да, безусловно приезд Фрэнка навёл некоторой суеты, но он решил поступить точно также, как поступил легендарный Шерлок Холмс в «Собаке Баскервилей».
Робертсон сообщил Хаундману, что на один день уедет из Мидвилла в Диптон навести справки – как и Холмс сказал Ватсону, что уедет из имения Баскервилей обратно в Лондон. На самом же деле ему просто нужно было исчезнуть и тайком, ночью пробраться обратно в Мидвилл.
Для этого, скрепя сердце, Фрэнк решил, что ему придётся пожертвовать машиной – вечерним апрельским вечером отъехав от фарфорового городка примерно на 5 километров, он нарочно съехал с дороги, сымитировал резкое торможение, чтобы остались следы горелой резины на асфальте, после чего столкнул машину под откос и поджег её. Ему было жаль почти новенький «Плимут», но сейчас это были сущие пустяки: если всё сложится хорошо, то он купит себе ещё один новый, точно такой же. Если же нет, то машина ему уже никогда не понадобится.
Он оставил в бардачке всё, включая документы и даже свой «Вальтер», чтобы всё выглядело максимально достоверно, а сам, окольными путями, через леса, начал своё возвращение в Мидвилл. Это оказалось очень непросто, так как после инфаркта Робертсон мало двигался, и сейчас даже обычная ходьба была для него в тягость. Он понимал, что нужно спешить, но в то же время спешить он никак не мог – было бы до одури смешно умереть в лесу от сердечного приступа, подставив под удар столько людей, поэтому Фрэнк как можно более спокойно продвигался к фарфоровому городку.
Этот путь с остановками занял у него почти 12 часов, что оказалось всё же весьма неплохим результатом, учитывая всё происходящее. Робертсон затаился на самой окраине в лесу, наблюдая за происходящим в городе.
Особого движения не наблюдалось, но он знал, что Хаундман ведёт работу по привлечению людей в Мидвилл. С собой у него было немного еды и воды в небольшой рюкзаке, похожем на армейский, там же лежала и карта города. По ней Фрэнк рассчитывал выяснить где именно могла произойти диверсия.
Если речь шла о ядерном устройстве – а она шла именно о нём – то для его самого эффективного использования нужна была самая высокая точка на местности, откуда заражённое облако могло максимально накрыть город. И исходя из того, что говорили карты и окружающая действительность, этим местом могла быть только водонапорная башня.
Она была видна с того места, где прятался Робертсон, но добраться до неё в светлое время суток без привлечения внимания к себе было совершенно невозможно. Поэтому Фрэнк решил дождаться ночи, чтобы для начала как минимум приблизиться к объекту.
В итоге, следующей ночью в начале второго, он осторожно приблизился к башне. И к своему ужасу осознал, что для того, чтобы попасть под купол, придётся забираться наверх по наружной лестнице. Высоты он не боялся – он боялся в данном случае только двух вещей: того, что его заметят диверсанты, и того, что под его весом арматурные прутья просто обрушатся вниз вместе с ним. Тем не менее, вариантов у него не было, поэтому, тщательно осмотревшись, он начал своё «восхождение на Эверест».
 - Это больше похоже на лифт на эшафот… - шёпотом произнёс Роберстон, осторожно делая шаг за шагом. Высота водонапорной башни была навскидку метров 20, и, хотя Фрэнк не боялся высоты, сейчас ему было совсем не по себе.
Несмотря на весь внутренний ужас, он беспрепятственно добрался до самого верха и осторожно осмотрелся, насколько позволяли габариты верхнего купола. Робертсон нащупал нечто вроде дверцы, и, аккуратно отворив её, заглянул внутрь.
Конечно же, он не увидел ничего конкретного в кромешной тьме. Зажигать фонарик было бы полным безумием, если бы Фрэнк заранее не замотал изолентой лизну, оставив микроскопическую щель, которая испускала свет в лучшем случае в 5 мм в диаметре. Этого было явно недостаточно, но других вариантов у него просто не было.
Робертсон практически распластавшись по краю кирпичного основания насколько позволяли его габариты сантиметр за сантиметром просвечивал пространство. Кругом были только трубы, с которых сочилась вода, и он уже было отчаялся, понимая, что скорее всего ошибся, как внезапно в самом дальнем углу заметил нечто вроде небольшой коробки.
Фрэнк осветил её со всех сторон, насколько позволяло пространство – кубический металлический ящик, покрашенный матовой краской, особенной, чтобы невозможно было так просто его обнаружить, если не искать специально. Визуально, от него не шло никаких проводов, и никаких ламп снаружи не светилось. Это могло оказаться чем угодно, но Робертсон уже понял, что это именно то, что он ищет.
Он абсолютно ничего не знал о ядерных устройствах, о том, как это могло работать. Сейчас ему было важно вытащить отсюда эту штуку и вывезти как можно дальше от города. Насчёт вывезти это было той ещё проблемой, но сейчас он думал только о том, как спуститься вместе со смертоносным грузом с такой высоты.
Фрэнк догадывался, что устройство не радиоуправляемо, а для того, чтобы устроить взрыв, его нужно было активировать на месте – видимо имелся какой-то таймер, для того, чтобы активирующий её человек имел время для отхода. Робертсон осторожно подтянул ящик к себе, он оказался тяжёлым, но не настолько, чтобы не получилось его опустить. Как-то ведь его затащили сюда…
Робертсон достал из кармана прочную верёвку и начал вязать её вокруг подмышек – ящик было принято решение спускать, поставив его на голову и обвязав со всех сторон, чтобы он не соскочил, одной рукой держась за лестницу, а другой придерживая ящик.
Фрэнк понимал, что шансы свалиться вниз со всем этим добром и устроить апокалипсис очень велики, но пути назад не было. Перед спуском он в сотый или тысячный раз внимательно огляделся по сторонам, и, не заметив ничего подозрительного, начал спускаться.
Металлический ящик страшно давил на голову, и Робертсон тратил на одну ступеньку по несколько минут, перехватывая арматурные прутья и постоянно поправляя смертельную ношу. Как бы то ни было, спустя почти час он оказался на земле.
Его страшно трясло от усталости и перенапряжения, и он был готов к тому, что его в любой момент может хватить инфаркт, но в душе Робертсон ликовал. Осталось только избавиться от кошмарной находки, и дело сделано.
Но как избавится? Это не труп, не пистолет или нож, а самое настоящее ядерное оружие. Ответ, к счастью, пришёл в голову довольно быстро.
Фрэнк оттащил злополучный ящик подальше в лес и спрятал его в небольшом овраге, а сам вернулся в город, чтобы совершить кражу. Его коробило от мысли о том, что придётся угонять чей-то транспорт, но сейчас моральные ценности пришлось немного отодвинуть на второй план.
Автомобилей в Мидвилле было совсем немного, поэтому выбор оказался весьма небогатым – Робертсон был вынужден остановиться на «Ситроен»-2CV: компактная видавшая виды микролитражка, которой владел хозяин местной гостиницы. Фрэнк уже сказал себе, что оставит человеку чек на покупку новой машины (если успеет), а сам, осторожно вскрыв ножом дверцу, добрался до замка зажигания, закоротил провода и завёл двигатель.
Из-за своих габаритов он с огромным трудом поместился в салоне, однако вообще не обращал на это внимания – он гнал во весь опор чахлый полумёртвый автомобиль в лес, куда спрятал «ящик Пандоры».
После того, как Робертсон погрузил смертоносный куб в машину, он на всех парах помчался в Коул-сити. Почему именно туда? Ответ был прост.
Из пяти шахт и заводов, которые Чарльз Брэкстон несколькими годами ранее попытался обратить в кирпичи, компанией Аляскинской железной дороги было принято решение восстановить только четыре из них. Конечно же успокоив горожан и работников в том, что рабочие места будут распределены между оставшимися четырьмя шахтами.
Причиной этому было то, что пятая шахта при взрыве пострадала больше всего, и её восстановление было признано нерентабельным и нецелесообразным. Поэтому её закрыли, впоследствии дополнительно подтвердив и тем, что она себя практически исчерпала.
Разумеется, она была закрыта, запечатана и отгорожена от посторонних, но Робертсон, как человек большую часть жизни проживший в Коул-сити и знающий все потаённые уголки это городка, прекрасно знал, как пробраться на территорию. В данном случае он несильно переживал за то, что привлечёт к себе чьё-то внимание – главное было успеть добраться до шахты.
С различными остановками на заправку и еду Фрэнк доехал до Коул-сити почти что за 10 часов. Он страшно устал, у него здорово ныло сердце и болела голова от того, что он несколько часов назад держал на ней стальной ящик весом больше 15 килограмм, но он был уверен, что доедет.
И он доехал, опять же почти следующим вечером оказавшись на месте. Недолго думая, Робертсон просто выломал доски голыми руками на въезде в шахту с одного из «чёрных входов», после чего прямо на машине въехал в шахтный тоннель, в очередной раз поразившись на то, что так удачно выбрал такую маленькую машину.
«Ситроен» помещался в тоннеле практически идеально, лишь иногда задевая боковыми зеркалами или бампером по стенам. На последнем участке пути, где тоннель расширялся оставшиеся примерно 50 метров, Фрэнк, остановил машину, вылез из неё и прошёл пешком, чтобы осмотреть место, куда отправится автомобиль вместе со своим убийственным грузом.
Шахта была небольшой в диаметре, возможно чуть более трёх метров, но вряд ли более пяти. Робертсон нашёл вокруг на земле несколько деревянных палок, чтобы заблокировать педаль газа, и планируя использовать ту же самую верёвку для фиксации руля, что и для спуска ящика с водонапорной башни.
Фрэнк смастерил приспособление, выдавив палкой полный газ, от чего тоннель наполнился надсадным рёвом двигателя, работающего на максимальных оборотах. Робертсон выжал сцепление, включил третью передачу, чтобы автомобиль не резко рванул с места и не потащил человека за собой, после чего попытался максимально плавно отпустить педаль. «Ситроен» был готов заглохнуть в попытке тронуться, но всё же не заглох только благодаря тому, что педаль газа была выжата до отказа. Тем не менее Фрэнка несильно отбросило в сторону незахлопнувшейся водительской дверцей, но он всё же успел увидеть, как микролитражка с рёвом помчалась к шахте и, перемахнув через край обрыва с воющим в предсмертной агонии двигателем, провалилась в угольную бездну.
Первый удар из глубины раздался секунд через десять, и Робертсон был уверен, что за ним последует ядерный взрыв. Но за первым грохотом последовало только два почти неразличимых и позже всё стихло. Фрэнк сидел на земле в полной темноте, плача и смеясь одновременно, понимая, что скорее всего только что предотвратил Третью мировую войну.
Так он просидел в заброшенной шахте до самого рассвета, после чего не спеша направился к выходу, думая о том, что делать дальше.
А дальше он планировал вернуться в Мидвилл, чтобы обо всём рассказать Хаундману, уже абсолютно не переживая о том, что будет с ним. Но Фрэнк почувствовал, что до места назначения он просто не доедет.
Это не было особого рода чутьём, когда ты понимаешь, что тебя просто уберут за то, что ты сделал – Робертсон чувствовал, что его сердце просто не переживёт всех потрясений этих последних дней. Поэтому, чтобы не терять времени, он медленно, буквально прощупывая каждый свой следующий шаг, осторожно направился на почту Коул-сити.
Ранее спокойным шагом это могло занять менее часа, сейчас же Фрэнк потратил на всю дорогу почти три. Сердце жгло, горело и ныло, но он спокойно, не отвлекаясь ни на что, постепенно двигался к своей цели.
В почтовом отделении его сразу узнали, несмотря на то, что его не было в городе несколько лет. Узнали и ахнули: Робертсон был весь в глине и грязи, а цветом лица был похож на подгорелый мясной бифштекс. Однако он в своей манере отмахнулся от предложенной ему помощи, сказал лишь, что закрыл «весьма горячее дело несколько часов назад». Фрэнк попросил лишь несколько листов бумаги и ручку, искренне надеясь, что успеет написать два письма: одно – Хаундману, второе – Шульцу.
Несмотря на то, что Робертсон отказался от помощи, ему принесли воды и аспирина, и в тайне от него вызвали «скорую». Фрэнк же был полностью поглощён письмами, понимая, что это его последняя воля этому миру.
Первым он закончил письмо для Хаундмана:
«Хеллоу, Джеймс! Уверен, что ты сейчас очень удивишься, читая это, так как тебе наверняка стало известно, что мою машину нашли сгоревшей со всем, что есть, а я испарился! Это было необходимо. Уж прости, что не имел возможности предупредить тебя, так как скажи я тебе правду, ты оказался бы в смертельной опасности.
Сынок, я не знаю, что сейчас происходит в Мидвилле, но тебе нужно будет сообщить всем открыто, уже ничего не боясь, что город и Атлантида в целом были под угрозой ядерного нападения со стороны Советского Союза. Разверни серьёзную кампанию, с твоими связями и известностью в США это будет несложно. Постарайся задействовать правительственные структуры, чтобы обнаружить доказательства, отдельно приложу к письму схему, чтобы было понятно где и что искать. Главное – сейчас угроза миновала, и говоря об угрозе, я говорю не только об угрозе в Мидвилле, а о Третьей мировой войне. Надеюсь, мне удалось её предотвратить, или хотя бы отсрочить на несколько десятилетий.
Я бы хотел завещать тебе свою редакцию, своё дело, но для начала я обязан дать шанс Шульцу, хотя он и не сильно рвётся работать. Но он неплохой малый, поэтому я прошу тебя поддерживать его на первых порах.
Я понимаю, что это письмо выглядит как прощание, Джеймс, и это так и есть – после того, что я сделал, мне скорее всего не жить, поэтому это письмо уничтожь сразу же после прочтения. Надеюсь, игры большой политики не затронут тебя.
Береги себя, свою совесть и честь. С приветом, Фрэнк Робертсон.
26 апреля 1963»

Второе письмо я приводить здесь не стану – в нём Робертсон давал нравоучения Шульцу о том как вести редакторское дело. Закончив оба текста, Фрэнк обнаружил, что у него не было ни цента с собой, но сотрудники почты сказали, что без проблем отправят письма за свой счёт – они помнили и знали Робертсона и его добро, которое он делал и сделал для этого города и людей, поэтому без лишних слов оплатили отправку двух писем.
Убедившись, что текст ушёл, Робертсон улыбнулся и сказал, что посидит на скамейке у входа. Ему сообщили, что туда вот-вот приедет «скорая», на что Фрэнк со смехом отмахнулся. Он тяжело поднялся, ощущая при этом невыносимую лёгкость на душе, и направился к выходу.
На улице стояло тёплое апрельское утро. Робертсон шумно погрузился на скамью у входа, и устремил свой взгляд на безоблачное весеннее небо. Фрэнк улыбнулся, закрыл глаза и наконец-то позволил себе расслабиться…
«Скорая» подъехала меньше чем через пять минут, и подошедшие к Фрэнку медики обнаружили, что Робертсон уже не дышит. Его нашли в той же безмятежной позе, с закрытыми глазами и улыбкой на губах. Попытки откачать его ни к чему не привели – он был объявлен мёртвым, предположительно от второго инфаркта в 10:37 утра.
Когда Хаундман через несколько дней получил письмо Фрэнка, он до последнего не верил, что Роберстон с ним попрощался, и надеялся, что старый редактор-интриган сыграл свою очередную уникальную роль. Но когда он лично увидел тело Фрэнка в морге Диптона, то все сомнения отпали.
Соболезнования и страшную душевную боль пришлось отодвинуть на потом – сейчас нужно было привлечь весь цивилизованный мир к тому, что Робертсон сумел узнать и предотвратить.
В итоге, когда было доказано, что СССР собирался устроить диверсию в Атлантиде, по сути ни в чём неповинной стране, ставшей просто очень удобным полигоном для политических игрищ, то США, заняв позицию Атлантиды, заявили, что в случае если в этой стране или в любом другом Европейском государстве произойдёт хоть что-то с минимальным намёком на диверсию, даже не ядерную, то они сразу же выпустят ракеты по Москве, что мгновенно приведёт к Третьей мировой войне. Это заявление не прозвучало нигде официально в мире, а было доведено до верхушки Советского Союза по так называемому «красному телефону» между Вашингтоном и Москвой.
После этого мировые страсти, связанные с «бряцаньем друг перед другом ядерным оружием», заметно поутихли. Две сверхдержавы смогли установить «мирные» отношения, по крайней мере, официально, поскольку Холодная война продолжалась вплоть до распада СССР в конце 1991-го года.
Но как вы понимаете, Советский Союз не привык мириться с проигрышами, особенного такого масштаба. Поэтому, чтобы отомстить «штатам», «страна всеобщего вранья» решила устранить главного виновника своего провала – президента Джона Кеннеди.
Это было никому не нужным убийством с точки зрения политики, просто Союзу нужно было во что бы то ни стало удовлетворить свои уязвлённые амбиции. И в итоге 22 ноября 1963-го Джон Кеннеди был застрелен в Далласе.
Безусловно, его смерть породила множество слухов и теорий. В особенности многочисленные исследователи утверждали, что Кеннеди был устранён непосредственно высшим правительством США за своё некогда лояльное отношение к Советской России.
Джеймс Хаундман придерживался такого же мнения, но после смерти Робертсона он старался долгое время держаться в тени, чтобы всё происходящее в мире в какой-то степени улеглось и устаканилось.
В 1964-м году он возглавил кресло главного редактора «White Truth», о чём его самолично попросил Питер Шульц: парень явно не справлялся с такой должностью даже при неустанной поддержке Стейси. Поэтому Хаундман оставил Бостон и переехал в столицу Атлантиды.
Кто знает мои дорогие читатели, как обернулась судьба наших героев в дальнейшем, но я вынужден поставить точку в этой истории именно на этом месте. Так как главное событие, а точнее, своё предназначение в жизни Фрэнк Робертсон и его команда выполнили. И под словом «команда» я подразумеваю конечно же и Джеймса Хаундмана, который сам стал её частью ещё в предыдущей истории.
Я бы очень хотел посоветовать всем Вам, мои дорогие читатели, всегда помнить об одной важной вещи: любое государство – это страшная машина, которая ради своих интересов не остановится ни перед чем, в особенности не остановится перед гибелью своих же граждан, если этого потребует какая-то очередная политическая гонка. Так было во многих ситуациях, творившихся на этой планете, и так будет впредь. Поэтому ваша задача – ко всему, что тем или иным образом касается страны, в которой вы живёте или находитесь пусть даже временно, относиться разумно и с головой, не «спускать на тормозах» политику, потому что от этого зависит ваша собственная жизнь. А ценнее, важнее и дороже её ничего на этой планете нет.
*          *          *
15.04.2024