О познании, как таковом, и об авторе

Слава Тебе Боже. Слава Тебе.
Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.



Кто ты есть? И куда идёшь? Кто дал тебе право говорить? Почему ты полагаешь, что тебе есть что сказать, есть что сообщить, есть что возразить?
От чего, или от кого твоё слово, от истины ли? Как оно формировалось, чтобы ты смог его изречь?


В меру своего ограниченного представления, думается,
что  основными читателями Господь предназначает мне  души, склонные к аналитической работе ума, постоянно требующего «интеллектуальной пищи» (не поверхностного «чтива», а широкого смыслового наполнения) и, одновременно, обладающие развитой чувствительностью.


В поисках Истины. На пути к Храму

Любое общение, не только беседа в форме диалога, но и говорение в форме монолога, по существу своему есть взаимодействие двух сторон — излагающего (сообщающего информацию) и внимающего (воспринимающего её). Качество, то есть полнота в передаче и восприятии информации прямо зависит от характеристик обеих сторон, и передающей и принимающей. Никогда в общении двух не будет полноты, поскольку нет между ними тождественности, а есть отличия в человеческом мире. Это естественно. Вопрос в том, насколько имеющиеся отличия преодолимы, насколько излагающий сможет «подстроиться», не теряя при этом содержательности, под терминологический (словарный) и понятийный аппарат внимающего, используя понятные ему образы, элементы, конструкции, и насколько внимающий сможет быть внимательным, открытым новому знанию, употреблять усилие к этому. Трудность в передаче и восприятии объёмной, сложноструктурированной системной информации — в необходимости устойчивой этапности процесса (не наскоком, а многотрудным собиранием ещё не во всём понятных частей ещё не вполне понятного «будущего» целого). Выходит, что без понимания «нужности», то есть ценности конечного результата, мобилизовать себя на такой огромный труд, мотивировать себя на эту работу, а по существу — учёбу, сложно, если не невозможно. Такое понимание, в том состоянии души, том совокупном мыслечувствии, что не обладает ещё цельным знанием, не укрепилось в нём, возможно только верой. То есть доверием к авторитету. В культурах же, ниспровергающих традицию, отвергающих любой априорный авторитет, воспитывающих души (личности) в духе начального, якобы целительного, якобы «научного» неверия и скептицизма, требующего понятных собственному уровню «зрелости» «доказательств», затруднён механизм системной передачи и восприятия цельного, основополагающего мировоззренческого знания.
В этих культурах подточен, либо ниспровергнут авторитет Учителя жизни, Учителя веры, авторитет Наставника. Не профессионального (ремесленного), не научно-отраслевого, дисциплинарного, а Целомудренного Учителя, коим испокон веков была и остаётся Церковь, несущая и оберегающая Слово Божие.

Внимая слову, не важно «человеческое» авторство, не важны имена и фамилии, значение имеют лишь смыслы, содержательность послания, его отношение к Истине. Но  первое внимание читающего, слушающего, по свойствам людским, всё же «отталкивается» от характеристик того, через кого звучит слово. И потому лишь, имеет некоторое значение следующая вводная информация о том, как формировалось это  «авторское», «индивидуальное» сознание, что отчасти отражает себя здесь, в этих текстах, и в этом тексте, передаёт, как может, ранее воспринятое им знание. В том числе, знание о самом главном в жизни человека. Каждого. Всегда и везде. Знание об основах, о началах, о пути и о пределах, о неизбежном, о законах, о сущем. Знание универсальное, вневременное, актуальное для каждого, без различий по полу, возрасту, времени жизни, каким-либо социальным статусам или иным признакам человека. Знание наивысшей объективной ценности. Вне зависимости от собственно понимания человеком этого.

***
Тот, кто на этих страницах говорит с тобой, говорит не от себя. Через него «говорит» информация, говорит знание, никому не принадлежащее, сущее от века, но волей неба открытое, в меру способности вместить, через собственный опыт, опыт ближних, через воспринятый осмысленный чужой опыт, общий опыт многих поколений, опыт стран и цивилизаций, выраженный в сокровищнице Священных Писания и Предания, трудов праведников, философов разных культур, мудрых учителей, жизнью и смертью своей земной и жизнью после смерти доказавших истинность знания о действительно сущем. Это знание, так уж устроен Божьим промыслом мир, открывает себя не всем, но тем «кому уготовано», не «автоматически», но через труд, через усердия, через поиск светлым умом и чистым сердцем.

Ещё и ещё раз. Ни в коей мере, ни в какой, даже самой малой частице, мне не дано исповедовать или проповедовать какое-то «своё» особое знание. Всё, к чему тянусь, о чём Божиим усмотрением стараюсь, как могу, свидетельствовать — это Слово Божие. Почему же дерзаю глаголать будучи мирянином, не состоя в сане или в ином «видимом», в том числе данном человеками статусе? Дерзаю, так как верю и тем стараюсь свидетельствовать об истинном знании, как мне кажется,  несколько своеобразным языком, возможно, отвечающим «поисковым запросам» некоторой части «современного» общества, имеющей познавательный интерес, тянущейся к Истине, но ещё не переступившей церковный порог, не прикасавшейся к страницам Священных Книг, не открывшей себя проповеди отцов и учителей Церкви. В меру же своего ограниченного представления, мне кажется, что  основным моим читателем Господь определяет такую душу, что склонна к аналитической работе ума, постоянно требующего «интеллектуальной пищи», смыслового наполнения и, одновременно, обладающую развитой чувствительностью и также умеющую работать с письменным словом, не бегающую от «больших» текстов. Справедливости ради надо заметить, что это не самый распространённый сегодня и во все времена «портрет» — тип души, способный к духовному росту с опорой на теоретическое изначально, а следом уже практическое познание. Там же, где ум «вытянет за собою» чувство, и тем войдёт в полноту жизни — там,  напитанный ум, если на то будет воля Создателя, сойдёт в сердце и приведёт душу к Нему, к Богу.
На разных точках старта, на разных этажах знания, разных уровнях зрелости на пути к единой Истине, разному читателю (внимающему ученику) нужен свой писатель, свой проводник-путеводитель. Помоги нам, Боже, одному сказать, другому уразуметь. И в этом старании обоим приблизиться к Истине.
 
Полагая себя рабом Божиим, тщусь лишь тем, что данный мне Его волей инструмент — слово, возникший из той специфики мыслительного способа поиска и того пути, что обусловлен «современной» языковой-понятийной культурной средой и обстоятельствами «времени и места», будет использован во благо и поможет какой-то тянущейся к жизни душе осветить тропу к Храму, поможет увидеть умными очами и мягким сердцем сокровище Священных Писания и Предания.
Впрочем, всё в руцех Божиих. Мы служим, а распоряжаться Ему.

Знаю, что открывает себя Слово Божие, лишь тем, кто приготовлен Им, кого жизнь привела в позицию желающего слушать и внимать, кто допускает своё ученичество.

Путь души говорящего с тобой, путь от незнания к проблескам знания, от тьмы к свету, Божиим изволением устроенный, излагаю здесь кратко, с одной лишь целью — чтобы видел ты сходство и простоту жизни твоей и моей, чтобы снялись подозрения о какой-либо корысти, или иная неясность, и возникло доверие, достаточное, хотя бы для того, чтобы видеть устойчивость основания, адекватность сознания, присутствие логики (обязательной и необходимой для начальной и средней высоты познания) и чистоту помыслов. Об интуициях же, тем более о Духе, разговор преждевременен, и возможен станет лишь много позже. Иных мотиваций говорить «о себе», о том, что собственно здесь «моего», кроме греха, — не имею. Напротив, вынуждено преодолеваю желание опустить это, понимая нужность делу.

Из данного описания, я надеюсь, будет ясно, что заявленные ниже тезисы о высочайшей ценности религиозного знания, его непревзойдённой многоуровневой глубины и системности, а также  неограниченной высоты, как свойство необходимого в теории познания соединения с непознанным, — основываются не только на личном практическом опыте, и множественно осмысленном тысячелетнем опыте  миллиардов, но и на «сухом» рассудочном анализе с использованием данных, установленных сегодняшним уровнем развития наук естественных и, так называемых, смешанных гуманитарных отраслей и дисциплин, межотраслевого научного знания,  фундаментального, в первую очередь. Также, надеюсь, из приведённых ниже общих сведений о личных характеристиках пишущего, будут сняты возможные «подозрения» о преимущественно субъективном эмоционально-чувственном характере  предлагаемых им выводов; о так называемых «религиозном укрытии» от житейских неудач, от профессиональной, семейной или иной «неуспешности»,  материальной или иной «социальной несостоятельности» (в понятийном аппарате «современника»); или же о слабости/недостаточности/недостоинстве аналитической деятельности автора, пробелов в формально-логических построениях или иных, для материалистического сознания, «чудачествах».

Как можно верить в То, или Того, Кого не знаешь? Как узнать, если не ищешь, не слушаешь и не читаешь? Как узнать, что истинно, не проверяя делом? Как делать то, чего не знаешь?


Дорогой мой собеседник, сегодня с тобой говорит мирянин, муж, отец, юрист, адвокат, практикующий в области предпринимательства и гражданского судопроизводства более тридцати лет и управляющий одновременно адвокатским бюро (расположенном в центре Москвы) более двадцати пяти не самых безмятежных для страны лет,  Божиим усмотрением мыслящий и пишущий. Но это сейчас. Чтобы состояться тем, кому есть что сообщить идущему следом, есть о чём свидетельствовать, дано было самому идти путём множественных «развилок», рисков, падений, искушений, ошибок, их осознания, раскаяния и спасения. Путём поиска истинного блага. Путём — с низкой точки старта.

О себе здесь, не «для себя», а «в угоду» распространённому свойству человеческого сознания (внимающего, читающего), подспудно ожидающего неких сведений, характеризующих, собственно, самого излагающего, как вообще что-либо, так и тем более столь сложноустроенную, мирополагающую информацию. Сообщаю о себе здесь в угоду сознанию, ориентирующемуся ещё на признаки и критерии так называемой «успешности», что продиктованы средой массовой, «современной», именуемой материалистической, а по существу своему плотской языческой культуры.

***
Чем более я познаю мир и себя, тянусь к  Богу, тем яснее вижу глубину своей греховности и своих заблуждений. Но это не препятствует мне через смиренное покаяние пребывать в радости прославления Божия.

***

Далее мы поговорим об обстоятельствах формирования сознания, и шире —  сложения души, здесь излагающего. В нужную меру, в угоду делу.

Обычное советское московское детство, в 70-х двадцатого столетия. Городская атеистическая культура, школа, улица, плюс серьёзный спорт (организующий молодую энергию и время) в возрасте от девяти до двадцати лет. Работающие взрослые, поэтому семейное влияние было значительно «уравновешено» внешним. Тем не менее, домашний (в том числе, друзья, родственники) дух можно было бы описать так: основанное на среднем, ближе к умеренному, материальном достатке, общение врачей, преподавателей, инженеров и военных офицеров (высокотехнологичных родов войск) — классическая «советская интеллигенция». Совместные семейные праздники, действительная взаимовыручка и какая-то «растворённая» жизнерадостность. Так запомнилось.
Несомненно, советская героика, в целом, и военная, в частности, густо присутствующая в экранно-книжном и общеобразовательном пространстве, не противоречащая, но напротив,  созвучная мировоззрению родных, оказала значительное влияние на мальчишеское и отроческое сознание.
Не криминальная и не номенклатурная (управленческая), и не «творческая элитарная», не фрондирующая скрытой оппозицией к самой власти, и к её официальной идеологии, семейная атмосфера не давала поводов юному сознанию «столкнуться с противоречиями» мировоззренческого уровня. Общее и частное, общественное и индивидуальное не виделись непримиримо противостоящими друг другу. Культура приоритета общественного над личным воспринималась гармонично.

Подростковый, юношеский протестный критицизм, как период личностного формирования, свойственный большинству представителей человечества, «наложился», совпал с эпохой, сначала постепенного, а потом лавинообразного обрушения устоев, строя и страны. Вторая половина восьмидесятых и пресловутые девяностые явили молодому и пытливому взору самые значительные трансформации всего видимого, и духовного (в смысле светской веры), и интеллектуального мира. Ниспровержения авторитетов, «открытия тайного», переоценка основ мировоззрения, общественного и государственного устройства, этического и эстетического, практически всего в атеистическом сознании, казались благоприятной средой для обществоведческих исследований, живого наблюдения изломов и процессов жизни, рождений и смерти идей, практик, институтов, культур и их суррогатов.
Хлынувшая в «девственное», то есть незащищённое, ввиду утраты духовного механизма обережения от глупости, лжи и зла, и  в очередной раз «оторванное» от своей истории, помрачённое общественное сознание, своекорыстная пропаганда чужих культур и бескультурья, создала «адский котёл», исподволь и открыто выращивающий эгоистического индивидуалиста, агрессивного гедонистического демона, ненавидящего всё отечественное и преклоняющегося пред инородной властью грубой силы и денег, восхваляющего всё низменное  в человеке, как его единственное естество. Но эти оценки эпохи возникли потом лишь. Тогда же тяга молодости и незрелости к революциям звала к активному участию в социальных, государственных преобразованиях на «новых» принципах рынка и демократии, разрушению «старого» и строительству «светлого нового» в единении с остальным «развитым» миром. В активном впитывании «их» влияния, «их» идей, «их» мировоззрения.
Такое духовное состояние, его общая распространённость, как срез эпохи, мне видится обусловленным, в первую очередь, отсутствием Учителя, отсутствием Наставника (в религиозной культуре — духовника). Подобное положение не оставляло молодой душе иного пути становления, кроме как личным многотрудным опытным поиском знания, правды, истины.
Запоем потреблялась учебная программа государственной юридической академии, политическая, экономическая публицистика, философские труды классиков и современников. Грезилась новая эра, где личный успех (материальный, в первую очередь) ляжет в основу успеха страны, где благо конкуренции неизбежно мотивирует к экономическому и политическому развитию, где драка всех против всех — лишь видимость и, отчасти, досадная  необходимость для действия тайномудрых законов, ведущих к общему процветанию.
Неспокойное, насыщенное «приключениями» детство, юность в спорте, улица, армейский спорт, раннее (по нынешним меркам) создание семьи, сыновство и отцовство, отсутствие чьего-либо покровительства, врождённая «тяга к независимости» и справедливости (такими, как они понимались на разных этапах жизни) и множество иных «факторов» способствовали становлению так называемой (в светской терминологии) самостоятельности, выражаемой, в первую очередь, в готовности брать и нести ответственность за свою жизнь и жизнь близких, принимать и исполнять решения, принимать в полной мере  последствия, как своих решений, так и иного. Повторю, ни на кого не полагаясь, кроме себя.
В силу изложенных выше причин-обстоятельств, на этих этапах становления укреплялась пресловутая «самость», не только воля, но и вера в себя, свою самодостаточность, в том числе как источника нравственности, чему в значимой мере способствовала имеющаяся массовая культурно-информационная  атмосфера,  информационная среда делового и «интеллектуального» мира, примеры жизни многих «успешных», и далёкие, и близкие. Индивидуализм, как приоритет личного материального комфорта и  благополучия в ценностной иерархии, как потребительский образ жизни, как искушение незрелых, некрепких душ, как лёгкий в понимании и «освобождающий» (как и положено греху) широкий и красивый путь к успеху— не миновал молодое сознание, влияя на формирование личности. Не сказать, что полно поработил. Скорее, смутил. С высоты пройденного видится, что «закваска» общей советской культуры и не оформленная как-то, но посеянная ближними, сформированная семьёй мораль не исчезла, не погибла полностью, но отступила. Стала в чём-то, отчасти, компенсаторным механизмом  против мотиваций «дикого капитализма» и потребительства (материального , чувственно-эмоционального). Оглядываясь вокруг тогдашнего, видится, что очень значительная часть общества обвалилась в «дичь», в животную грызню за материальные блага, как обусловленную низким достатком, так совсем им не обусловленную. На тех этапах для многих, чем значительнее образовывался капитал, или иные признаки «успешности», тем меньше шансов оставалось устоять греху, и даже в самых крайних его степенях, устоять перед рабством ему. Бог уберёг меня от многого. Не от всего, но многого. Показал край и спас от совершенной погибели. Таковы Его пути!
Потом показал недостоинство моё и призвал к покаянию.

Государство, тогда многими поносимое, ослабло до немыслимого. Вакуум государственной власти восполнил криминал. Рядом стреляли, резали, взрывали, грабили, разоряли, рядом погибали люди. И в духовном смысле тоже. Был период значительного сращивания преступных группировок с властью. Чиновничество, не всё, но в очень многом, вплоть до высших сфер, дышало беззаконием. Любое присутствие в деловой сфере с неизбежностью «сталкивало» с этой бедой. Суды, правоохранительные структуры и экономический блок власти были существенно поражены неправовой мотивацией. Для власти и экономики, для людей, принимающих управленческие решения этот фактор был значимым и требовал своего учёта. Это во многом определяло образ мысли и жизни. Пример «сильных» воодушевлял очень многих. Молодые, лишённые духовного воспитания в своих семьях, видели сонм развращающих примеров поверхностного «торжества» грубой силы, денег, власти, похоти, беззакония.
В конце 80-х, в 90-е многие юные мечтали стать: девочки проститутками, а мальчики бандитами. Это не шутка и не преувеличение. Это свидетельство эпохи, массовости явления, глубины падения. Потом, когда государство восставало «из пепла» (ещё в среде культа материальной «успешности»), многие, желая «обеспеченной» жизни, стремились  в чиновничество. Суть мотивации одна.

Премудрость и Любовь Божия не имеют пределов.
Мы, когда-то попустив беззаконие, не подав руки просящему, отказав в помощи, безразличием своим, иными грехами вольными, то есть осознано, или невольными, по незнанию своему, запустили в мир зло. Сотворённое возвращается нам в назначенное время высшей справедливостью. Посему наказания свои должны принимать благодарно, во вразумление нас нам же ниспосланные, во врачевание наше, к покаянию и во спасение. Мы ответственны за детей наших, за тех кого воспитали или уклонились от воспитания, предоставив их, беззащитных, среде и постороннему влиянию, за тех, кто доверял нам, кто слабее, кто был в той или иной зависимости от нас, за то, что сделали и за то, что могли, но не сделали, когда должны были сделать.
Детьми нашими, по плоти и общими, состоянием народа мы и оправдываемся и осуждаемся. Нет непричастных. Каждому есть что вменить. И суд будет. И идёт. Но судить не нам.

Всегда был внимателен. Всегда, с юности был открыт новому знанию. Обретая опору, всегда и жадно искал опровержений для проверки истинности занимаемой мировоззренческой или иной позиции. Находя, корректировал свои представления. Если были к тому основания, кардинально. Наблюдал общественное, людское. Политика, экономика, обществоведческие дисциплины и антропология всегда представляли интерес. Не был безразличен к жизни страны. Анализировал, проектировал социальную жизнь, писал об этом. Публиковался немного. В силу профессионального знания первичный фокус был близок проблемам государства и права, правосудия. Развиваясь в знании, от частного к общему, пришёл к осознанию необходимости изучения человека и человеков, что более чем логично, учитывая, что всё внешнее, социальные сущности, явления и процессы есть проявления внутреннего. А внутреннее есть проекция культуры, среды, опыта. Предметом исследований стала информация,  информационные среды, коммуникации, соотношение, взаимовоздействия информации, материи, энергии.
Естество познания ведёт к предельным уровням обобщений и детализаций. С изумлением обнаруживал созвучия своих материалистических выводов элементам религиозного знания, как я их поверхностно понимал. Сначала интуитивно, потом плотнее, возникло понимание обоснованности, широты, глубины и системности религиозного знания, понимание фундаментальности традиции, мудрости древних — возникновения и развития знания о едином Боге.
Философское знание привело к порогу богословского. Изучение религии невозможно вне личного опыта. Каждый следующий шаг, коих не мало, утверждал и продолжает утверждать меня в истинности этого знания.

Всё, что соответствует неким признакам «успешности московского бизнес-адвоката»,  семьянина, активного спортсмена и путешественника, городского и загородного жителя, культурного современника, «хорошего человека» — было. Но было и нарастало  ощущение, при всём внешнем лоске, что это вторично. Что многое неправильно. Что недостаточно главного, основного. Нет фундамента и действительного идеала. Что основополагающего мировоззрения, как системного знания, недостаточно. Нет полноты, при имеющейся «наполненности» профессиональной, активной, социальной, потребительской, личной и даже семейной. Что ты, совершая «безобидное», погружаешься в неправду, тянешь за собой близких в грех, предаёшь любовь, и то, ради чего жив человек. Подступал и наступил катарсис. Был кризис, было очищение, был первый вздох в «новой» жизни. Первая исповедь, первое причастие. В день тридцатилетия спасённого нами брака было венчание с моей половиной. В радости и благодарности Богу.

(Подумать об уместности)
Не от мира...
Как мне кажется, было ещё одно обстоятельство. Со временем всё более осознаваемое. Не зная иного, от ранних лет, наощупь, ходил путями «принятыми», «положенными» атеистической средой моего обитания. С детства меня не покидало интуитивное ощущение, что по большей части житейских ситуаций в различных обществах, коллективах, в том числе малых, моя душа отзывается - реагирует иначе, чем реагировало в основном моё окружение. Никогда не «сливался», не растворялся в толпе (массовых действиях), не доверяя и опасаясь. Культура «стадиона» была чуждой. Мне не были близки те элементы профессиональной спортивной жизни, что касаются не столько самоорганизации, усилий над собой, или красоты — эстетики процесса, сколько  крайностей азарта — пиковых переживаний о неудачах отдельного спортивного эпизода и о результате, как таковом. Не видел трагедии в проигрышах и спокойно воспринимал победы. Я чувствовал себя инородным элементом в делах уличного, и любого иного насилия (хотя в детстве и юности вынуждено приходилось драться), спокойно относился как к заработкам, и другим приобретениям, так и к материальным или иным потерям. Мне всегда было не по себе в обстановке больших организованных праздников, проявлениях популярной массовой «культуры», любых загулах и разгулах. Напротив, ценил уединённость, камерность, искренние разговоры «по-душам», произведения искусства, сообщающие новые смыслы, призывающие к вдумчивости и открывающие новые грани прекрасного. Ценил красоту во всех её проявлениях: в музыке, изображениях, слове, мысли, поступках. Почти по любому поводу старался иметь «собственное» мнение.
Будучи «сыном городской культуры», с ранних лет благоговейно наблюдал природу, восторгался любыми стихиями, замирал, изумляясь перед всеми их и её проявлениями. В поисках важного внешнего и внутреннего отправлялся за моря и океаны, лез в поднебесья, штурмуя вершины, обнимал дышащие живой историей храмы и дворцы, «затерянные» в джунглях, останавливал время, созерцая в горах, полях, лесах и болотах,  ощущая вечность.

Подытоживая, сведу так: ничего мирское, любимое миром, не отзывалось в моей душе так, как прикосновение к истине. Все мирские радости, как я сейчас вспоминаю свои впечатления, никогда не были столь яркими и полными, как радость от взаимодействия с истиной, когда и как я её понимал и чувствовал, даже и в том периоде, когда искание материального благополучия и идеи социального дарвинизма подобрались к молодому сердцу на короткую дистанцию. Слава Богу, душа в том состоянии не погрязла.

И даже в том душевном состоянии, как сегодня вспоминается, изредка являло себя парадоксальное и необъяснимое тогда чувство Его присутствия, Его заботы, Его бережного назидания. Было это и тогда, когда будучи дитём, юношей и мужем не знал имени Бога, жил как мог, исходя из иной «своей» материалистической картины мира.

Теперь же, дорогой мне читатель, ты видишь через чью душу, через чей опыт и через чей поиск мы подойдём с открытым сердцем к последующим беседам. Беседам мирянина перед оградой Храма.

Осень 2024











(Лк.;11,;52): «Горе вам, законникам,
что вы взяли ключ разумения:
сами не вошли, и входящим воспрепятствовали».