5. Гомель. Не только оружием

Так уж повелось, что в нашей семье к часам относятся весьма трепетно. Ко времени ещё более, но сейчас речь пойдёт именно о механизмах. Так вот эти механизмы у нас висят и стоят не только в каждой комнате, но и на кухне и в ванной. Есть настенные и настольные, есть молчаливые и громкотикающие, есть безразличные к режиму и будильники, есть электронные и показывающие время по ночам. Ну, и, разумеется, у каждого из нас имеются наручные. А какая деталь в них самая важная после пятидесяти? Правильно! Большой светлый циферблат и жирненькие циферки на нём. Так вот: в предыдущие свои часы муж как-то нечаянно «добавил пару камней», и они (часы), не перенеся подвоха, испустили дух. Да ещё и стекло при этом треснуло. В общем, когда мастер открыл заднюю крышку, он долго причитал: «Эк их угораздило», – а потом посоветовал не тратить деньги на ремонт. И муж тут же загорелся купить новые, но непременно старой советской марки. А это значит белорусской фирмы «Луч». Вот с этой мыслью в подсознании мы и отправились в Гомель.

Но в сознании, конечно же, держали жутко благородную цель: себЕ показать, да на людей посмотреть. Самое главное, что должен каждый показать себе в Гомеле, – это дворцово-парковый ансамбль: и красиво, и познавательно, и на таких там людей посмотришь, о которых век потом не забудешь. И всё это так гармонично переплетено, будто там потрудились золотые ручки моей подруги-вязальщицы.

 Однако, давайте начнём с наборного ряда, то есть с истории, ибо когда-то на месте всего этого великолепия были только река Сож  да глубокие овраги на её  берегах, что и соблазнило радимичей среди этих естественных укреплениях поселиться. Случилось это раньше 12-го века, потому что первое письменное упоминание о Гомеле относится к 1142-му году: Ипатьевская летопись сообщает нам о том, что здешние земли принадлежали Черниговским князьям. Да и археологи, нашедшие тут наконечник стрелы с выгравированными знаками Рюриковичей, это подтверждают. Одного потомка Рюрика все мои ровесники по школьной программе знают – князя Игоря Святославича. Того самого, по ком Ярославна утром плакала «в Путивле на стене».

Потом по Гомелю монголо-татары пронеслись. Потом был он в составе Великого княжества Литовского. С ним же вошёл в Речь Посполитую и при первом разделе Польши оказался в Российской империи. Вот именно с этого времени начинается история дворцово-паркового ансамбля, потому что в 1775 году Екатерина Великая подарила Гомель с прилегающими деревнями фельдмаршалу Петру Александровичу Румянцеву-Задунайскому (годы жизни 1725-1796). Это был один из множества подарков, которых тот удостоился за очень значимые для России ратные и дипломатические победы.
 
Петр Александрович был не только выдающимся полководцем, но и тонким политиком. Хотя в юности ничто, как говорится, не предвещало.  Отчаяннее шалопая и проказника, чем юный Румянцев, трудно было сыскать во всём Петербурге. Чтобы хоть как-то обуздать своего строптивого отпрыска, старший Румянцев пристроил его русским  посланником в Берлин, в канцелярию барона Бракеля, чтобы отрока там «...для письма употребляли, … чтобы он в языках и других потребных науках от добрых мастеров поставлен был...». Но Пётр не пожелал на долго покидать родные осины, в считанные дни промотал годовое жалованье, наделал долгов, в хлам затроллил наставников, и барон, проклиная тот день, когда ему навязали «этого сотрудника», готов был сам заплатить всем его заимодавцам, лишь бы только от него избавиться. И тут с юнцом, утомлённым праздным образом жизни, приключилась внезапная хвороба, и к всеобщему удовольствию его отправили в Петербург, где он тут же чудесным образом выздоровел, наговорил отцу дерзостей, за что вскорости был определён в Кадетский корпус. В надежде, что уж там-то дурь из него выбьют. Однако, не смотря на то, что такого строгого устава, как в этом корпусе, не снилось ни одному монастырю, дурь осталась при Петруше, а через четыре месяца он изобрёл-таки способ, чтобы покинуть ненавистное заведение, и продолжил куражиться дальше уже в чине подпоручика.

Парню стукнуло 16, когда Швеция объявила России войну. При штурме Вильмандстранда состоялось боевое крещение будущего фельдмаршала. Артиллерийская канонада лишь слегка приглушила юношеский пыл, он почувствовал себя человеком военным, но взялся только за службу, а не за ум. Потом была Гельсингфорская операция и свежеиспечённый капитан Румянцев уже вгонял в ступор своими ухарскими  выходками старших офицеров. Потом дипломат-отец, договорившийся со Швецией о мире, отправил сына с радостной вестью к Елизавете Петровне. Пётр оказался весьма шустрым курьером и из Петербурга вернулся полковником, перепрыгнув одним махом через три звания. Но проказы молодости продолжились. И однажды после краткого мужского разговора Румянцев-старший велел принести розги. «Я полковник», – возмутился младший. Старик ответствовал: «Знаю и уважаю твой мундир, но ему ничего не сделается: я буду наказывать не полковника, а сына».

Это, кстати, тоже не возымело ожидаемого действия, и тогда было решено Петра женить. Но он столь пламенно любил всех женщин подряд, что остановиться на одной был не в состоянии, и тягомотина со сватовством тянулась годами. Наконец, будучи 23-х лет от роду, влюбился в Екатерину Голицыну. Любовь была пылкой, кратковременной, но свадьба состояться всё же успела. Теперь рецидивы если и случались, то без особого ущерба для его морального облика. А через несколько месяцев умер отец, и Петр Александрович разом остепенился. Понял, что с этого момента сам за всё в ответе.
 
Я всё это рассказываю с одной лишь целью, чтобы «вы знали, из какого сора растут» порой не только стихи, но и великие полководцы.

К началу Семилетней войны (1756-1763) Румянцев имел чин генерал-майора и формировал в Риге гренадёрские и кавалерийские полки с которыми 19-го августа 1757-го года смог переломить ход сражения при Гросс-Егерсдорфе, что и обеспечило победу русских войск над доселе непобедимыми пруссками. Потом были поход на Кёнигсберг и покорение всей восточной Пруссии, Кунерсдорфское сражение, за которое Румянцев удостоен ордена Святого Александра Невского, и осада и взятие Кольберга. Военный гений Петра Александровича проявлялся во всём: он был не просто «слуга царю, отец солдатам», но разработал стратегию мобильной войны, когда вместо длительной осады и взятия крепостей войска маневрируют быстро, неожиданно, «без шума и пыли». Тактика тоже претерпела изменения: он разбил большое каре на несколько отдельных, действовавших автономно по усмотрение их командиров. Он ввёл рассыпной строй вместо колонны. А чтобы у солдат было всё необходимое, очень внимательно и жёстко контролировал службу тыла.

А вот в интригах и дворцовых переворотах «замешан и замечен» никогда не был. Переобуваться в воздухе при всей своей дипломатической тонкости и гибкости не пожелал: вверенную ему армию привёл к присяге Екатерине II лишь после того, как та была коронована. И тут же подал в отставку. Царица её отклонила. Ей нужны были такие, как генерал-аншеф Румянцев. Но полководец терпеть не мог столичной придворной суеты, всеми способами избегал Петербурга, и императрица пошла на компромисс, назначив его генерал-губернатором Малороссии, в надежде, что он наведёт там порядок.  Что и случилось: и гетманство упразднил, и повсеместное пьянство прекратил, и национальную и сословную вражду погасил, – не зря же девизом его рода были слова: «Не только оружием».

А потом наступил 1768-ой год и началась русско-турецкая война, и Румянцев снова командовал армией и одерживал победы над многократно превосходящими силами противника.  После разгрома турок в 1770-ом  при  Ларге и при Кагуле, армия Румянцева шла за неприятелем, буквально наступая ему на хвост, изматывала его и занимала последовательно и методично город за городом, оттягивая силы врага от Бендерской крепости, которую в это время осаждал и брал штурмом граф Панин.

В 1771-ом Румянцев перенёс действия армии на Дунай. Три годы война шла с переменным успехом. Дипломаты сбивались с ног и языка, чтобы добиться мира на условиях России, турки упирались. И тогда Румянцев с войском обошёл неприятельский стан и отрезал визирю сообщение с Адрианополем, где были сосредоточены основные силы осман. В турецкой армии началась паника, и визирь подписал выгодный русским Кючук-Кайнарджийский мирный договор. Произошло это 10 июля 1774 года. На следующий день граф Румянцев высочайшим повелением стал зваться Румянцевым-Задунайским и был удостоен фельдмаршальского жезла, лаврового и масличного венков, шпаги, креста и звезды ордена Андрея Первозванного. И на всём этом был «толстый толстый слой»... алмазов. Были пожалованы грамота с перечислением всех викторий Задунайского, а в следущим году  с формулировкой «для увеселения» – «Гомель и Гомельское староство в вечное потомственное владение, 100 тысяч рублей на постройку дома, серебряный сервиз и картины для убранства комнат». Императрица увековечила его победы двумя обелисками в Царском Селе и в Санкт-Петербурге, предлагала ему «въехать в Москву на триумфальной колеснице», но Пётр Александрович отказался. Удалился в одно из своих малоросских имений, а с 1777-го занялся строительством дворца в Гомеле.

 «Удалёнка» незаконно запатентована ковидом. Настоящим первооткрывателем данного метода работы был Румянцев-Здунайский. Став к старости больным и тяжёлым на подъём, он руководил и военными кампаниями, и строительством Гомельского дворца, не покидая своих пенатов в Малороссии. С ролью аналоговых и цифровых средств связи успешно справлялись нарочные, курьеры и прочие гонцы. Тексты передавались практически без искажений, а изображения в качественном разрешении. Благодаря чему к 1785-му году архитекторы закончили проект. Ввиду того, что по поводу имени создателя историки до сих пор не пришли к единому мнению, зодчими будем считать и Ивана Старова, и Юрия Фельтена, ибо рука и того, и другого в творении чувствуется: стиль раннего классицизма был в то время повсеместным, а  палладианство как раз входило в моду.

В 1794-ом дворец был готов. Портики коринфского ордера  и прямоугольные окна, чередующиеся с пилястрами придавали ему величественность и монументальность. Цокольный этаж занимали кухня, подсобные помещения и комнаты для прислуги, первый был исключительно парадным, а на втором располагались жилые покои. Жаль только, что хозяин дворца насладиться всем этим не успел – умер, а гомельские владения перешли в руки среднего сына, памятник которому благодарные «грамадзяне» поставили в саду перед дворцом: Николай Петрович Румянцев с развёрнутым перед ним планом перестройки города Гомеля, а на постаменте – родовой герб со знакомым девизом «Не только оружием». И, как говорили в старину, не с ветру взято: фельдмаршал-то наш Задунайский  был царицей-матушкой к Малороссии приставлен, о ней и радел, а сын такими обязанностями связан не был. Он занялся Гомелем вплотную, пригласив туда в 1801 году архитектора Джона Кларка. По его проекту Румянцев перестроил не только дворец, но и создал новый облик города. В центре Гомеля появилась площадь с ратушей, гостиным двором, костёлом и духовным училищем. От площади лучами разошлись три главные улицы, на которых появились аптека, больница, трактиры, Троицкая церковь и первая в Российской империи ланкастерская школа. Причем, это был целый комплекс, включавший в себя главный корпус, четыре флигеля, бани, амбар и конюшни. Недалеко от дворца вырос Петропавловский собор.

При Николае Петровиче были построены и открыты: первая городская гимназия, стекольный, кафельный и спиртовой заводы, прядильная и ткацкая фабрики, возведён постоянный деревянный мост через реку Сож, синагога и богадельня.
 
Теряюсь в догадках, когда же Румянцев младший успевал заниматься Гомелем, если он вплоть до 1814-го года был министром иностранных дел, Государственным канцлером и председателем Государственного совета и Комитета министров. Если при его содействии и непосредственном участии заключили Фридрихсгамский мирный договор со Швецией и Эребрусский – с Виликобританией. Если, выйдя в отставку, он руководил так называемой Румянцевской академией, объединившей в себе 200 историков, археографов и филологов, которые трудились над поиском, копированием и публикацией источников, сохранивших для нас русскую историю. А ещё в это же самое время он финансировал первые российские кругосветные путешествия во главе с Крузенштерном и Коцебу. При этом, в результате перенесённого в 1812-ом году апоплексического удара (сиречь инсульта), он был почти глухим.

«Да, были люди...» А были и другие. Сидите-сидите, не вставайте. За примером  никуда ходить не надо. В 1826 году умирает Николай Петрович и наследником Гомеля становится его младший брат Сергей Петрович. Любую сказку про «было у отца три сына» помните? Так вот, «младший вовсе был»... ах, если бы дурак! Мог бы хотя бы на принцессе какой жениться, а то ведь – игрок. Всё, что досталось в 1779-ом от мамы –  Екатерины Галицыной и в 1796-ом от папы-фельдмаршала, Сергей уже «просадил». В 1827-ом заложил и то, что создали  отец с братом в Гомеле. Получил  401 тысячу 100 рублей, проиграл их, и вотчина Румянцевых отошла казне.
 
К счастью для Гомеля, ему недолго пришлось болтаться в неопределённости. В 1834-ом дворцовую часть города выкупил светлейший князь Варшавский граф Иван Фёдорович Паскевич-Эриванский. Оставшуюся – подарил ему Николай I за особые заслуги перед Отечеством. А заслуг у Паскевича было на 7 томов, написанных князем Щербатовым по горячим следам. Я без подробностей перечислю только войны, в которых он участвовал: русско-турецкая 1806-1812 годов; Отечественная война 1812-го плюс заграничные походы вплоть до 1815-го; русско-персидская война 1826-1828-го; русско-турецкая – 1828-1829-го годов; усмирение горцев в 1830-ом году, после которого стал Эриванским; усмирение Польши в 1831-ом, после чего стал польским наместником и князем Варшавским; по просьбе Франца-Иосифа помогал в усмирении восставших в Венгрии в 1848-1849; Дунайская кампания Крымской войны в 1853-1854 годах. Дослужился до генерал-фельдмаршала, был несколько раз ранен и умер 1856-ом году от последствий контузии.

Перечень наград столь же бесконечен. Здесь только главные: 17 российских и 16 иностранных орденов, 3 золотых шпаги с алмазами, приблизительно 300 тысяч рублей серебром всяческих «премий» за время службы,  прочие усыпанные бриллиантами звёзды, жезлы и табакерки  по мелочам. И первое и единственное в России вознаграждение в миллион рублей, которые Паскевич потратил на то, чтобы купить и обновить Гомельский дворец, разбить вокруг него прекрасный парк, открыть в городе стекольную мануфактуру, сахарный и сально-свечной заводы, круподёрку, несколько  канатно-верёвочных и лесопильных предприятий, церковно-приходское  и народное училища и театр.

К счастью, в те немногочисленные мирные годы Иван Фёдорович успел жениться и обзавестись тремя дочерьми и сыном Фёдором, к которому и перешло Гомельское имение. Фёдор Иванович во всём пошёл в батюшку: был и человеком военным, и столь же рачительным по отношению не только к недвижимому имуществу, но и ко всему, что вокруг него двигалось. И жену себе нашёл под стать. Вместе с Ириной Ивановной они столько всего в Гомеле сотворили: основали 3 чугунолитейных  и 2 кирпичных завода, спичечную фабрику; положили начало газовому освещению улиц и покрытию мостовых брусчаткой; учредили приют для малолетних девочек-сирот, построили здания мужской классической гимназии, глазной лечебницы и Гомельской богадельни. Они способствовали постройке водопровода и содержали многие учреждения образования; выделяли деньги на выплаты стипендий студентам и жалований учителям; финансировали учёбу за границей наиболее одарённых детей, целые детские дома и дома престарелых. А ещё обеспечивали любую девушку приданным, если она в этом нуждалась.

Фёдор Иванович ушёл к праотцам в 1903 году. Ирина Ивановна, пережив Октябрьскую революцию, добровольно передала всю движимость и недвижимость новым властям и ушла в мир иной в 1925-ом.
 
Благодарные потомки не забыли хороших дел и каждому из троих Паскевичей поставили в Гомеле памятник: светлейшему князю Варшавскому графу Ивану Фёдоровичу Паскевичу-Эриванскому установлен бюст; бронзовый Фёдор Иванович «гуляет» вместе со своими любимыми борзыми по набережной реки Сож, а его мудрая жена Ирина Ивановна, облачённая в дореволюционный наряд, спускается  по ступеням возле здания ЗАГСа на улице Ирининской.

После революции усадьбе снова повезло. Обстановка дворца стала основой для открытого в нём в 1919-ом году Гомельского областного краеведческого музея. Пострадавшие во время Великой Отечественной войны здания довольно быстро восстановили и разместили в них музей и Дворец пионеров. Когда пионеров не стало, было принято решение о реставрации, в результате чего в комнаты вернулся интерьер 18-19-го веков. И поскольку глазной нерв толще всех остальных, описывать увиденное не имеет смысла, а то, что рассказал нам проводник в мир прошлого, я вам уже передала своими словами. Осталось посмотреть с высокого берега на реку Сож, на нежную весну с тысячами благоухающих гиацинтов  в парке, зайти в Петропавловский собор, постоять перед часовней-усыпальницей Паскевичей, поклониться памятнику Николаю Петровичу Румянцеву и ещё раз помянуть всех созидателей, включая Задунайского, добрым словом.

Напоследок, мы вернулись детство, выпив по стаканчику газировки из стоящего у входа в парк советского автомата, и  отправились на поиски фирменного магазина Минского часового завода, чтобы выполнить последний пункт программы. Блуждали не долго, поэтому досконально изучить современный Гомель не успели, но кое-что всё ж таки приметили. Например, здание бывшей городской думы, в котором сейчас находится фабрика «Полеспечать». Или построенные в 19-ом веке и прекрасно отреставрированные доходные дома, в которых и теперь живут горожане, а на нижних этажах располагается почта и ещё много чего. Прошли также мимо чудесного парка аттракционов, мимо современного цирка, Гомельского государственного университета имени Франциска Скорины.
 
А вот мимо кондитерской фабрики «Спартак» пройти не смогли: заглянули в их родной магазин и  накупили всяких шоколадок-мармеладок. Попробовали. Чуть-чуть. Всего по одной штучке от каждого сорта. Потом резко собрали слипшуюся волю в кулак и повернули в часовой магазин. После того, как муж огласил весь список хотелок, продавщица выложила перед ним на прилавок пять разных механизмов. И у мужа начались муки выбора. Однако, к его чести, всего через полчаса мы вышли из магазина с одним единственным экземпляром, устраивавшем его по всем параметрам. Муж посмотрел на свежеприобретённый циферблат и сказал, что нам следует  прибавить ходу, так как автобус ждать не будет. Да оно нам в общем-то и не надо:  дворцово-парковый ансамбль мы осмотрели, с Румянцевыми и Паскевичами познакомились, часы фирмы «Луч» купили, – пора и домой возвращаться.