Неизвестная сказка из цикла Тысяча и одна ночь - 6

- Пей на здоровье и в удовольствие! – сказал купец, и сотрапезники вкусили процеженного вина, настоянного на розовом масле, – как его готовят в Ширазе и Хорасане. И через мгновение блаженная улыбка появилось на лице купца из Алеппо.
- Я сегодня сумел-таки выбрать сотрапезника! – со смехом произнес купец. И встал он на ноги, и сбросил атласные тюрбан и плащ, под которыми был тончайший халат, расшитый золотом и серебром, и произнес:
- Знай, о мой гость, что я – халиф Гарун-аль-Рашид (при этих словах кубок выпал из рук Юсуфа), без ответа влюбленный в прекрасную дочь моего дяди Али, ясноокую Зубейду. Ранее скитался я, мучимый бессонницей, по ночному Багдаду, переодевшись в чужеземное платье, сопровождаемый своим первым визирем Джафаром – халиф указал на чернобородого – и хранителем меча Мансуром, - и халиф указал на рослого меченосца – дабы выведать, каково положение моих подданных.
Однажды подслушал я разговор двух стариков, жаловавшихся на дороговизну хлеба.
"Вот если бы наш мудрый халиф не позволил лавочникам безбожно задирать цену на пшеничные лепешки, - сказал один старик, - а снизил бы ее и сделал неизменной, - как хорошо бы зажилось народу."
"О да," - с грустью изрек второй старик и кивнул в знак согласия.
- И тогда повелел я Джафару сочинить указ о двойном снижении цены на хлеб и невозможности ее повышения под страхом смертной казни. И подписал я указ, сочиненный визирем, и радовался в душе.
- Но потом, - с раздражением заметил халиф, - случилось непредвиденное: хлеб вообще исчез с прилавков и народ стал роптать и поносить меня бранными словами. Пришлось отменить мой, казавшийся мне столь справедливым, указ, дабы успокоить толпу и торговцев...
И халиф, тяжело вздохнув, продолжал свои речи.
- Однако с тех пор, как влюбился я в бессердечную Зубейду, дразнящую меня каждый день и не отвечающую на мою страсть, все мои помыслы не о народе, но только о ней, и не знаю я, как завоевать ее благосклонность.
Халиф замолчал, а Юсуф пал ниц и промолвил дрожащим голосом:
- Будь благословен, о повелитель правоверных!
- Садись, о ночной гость, и выпей еще со мною, дабы забыть тревоги и заботы, которые сокращают жизнь! – вдруг весело воскликнул халиф.
И они вновь вкусили из медного кувшина вина, настоянного на масле розы, и кубок стал следовать за кубком.
И вкусив этого вина, блаженно улыбнулся халиф и произнес с удовлетворением:
- Чувствую, нисходит на меня радость и благодать! Верю, истинно говорят, что тот, кто действительно любит, пройдет через все, но своего не упустит!
И сказав так, халиф бросил лукавый взгляд на Юсуфа и заметил:
- А ведь и ты, о гость мой, не тот, за кого себя выдаешь. Признайся, кто ты на самом деле?
- Твоя прозорливость не имеет границ, о проницательнейший из повелителей правоверных, - с поклоном промолвил Юсуф и рассказал о том, кто он и что с ним случилось в пустынной стране Руб-эль-Хали.
Однако осмотрительность и осторожность – качества, ранее неведомые Юсуфу, - заставили его изменить свой рассказ и не упоминать о перстне Сулеймана-ибн-Дауда (мир с ними обоими), ибо поведал Юсуф:
- …Спасся я, о повелитель правоверных, благодаря тому, что через какое-то время пришли к колодцу бедуины из племени Узра и увидели веревку, впопыхах брошенную Хасаном. Они заглянули в колодец, обнаружили там меня и вытащили на поверхность с помощью веревки.
- Зачем же ты переоделся в рубище дервиша, о достойный гость? – спросил в недоумении халиф.
- Дабы не быть узнанным в Багдаде, о величайший из халифов, и обдумать способ, каким мог бы я отомстить вероломному брату моему, - ответил Юсуф.
- Если повесть твоя правдива, то брат твой – а я слышал, что он достойный человек – заметил грозно халиф, - заслуживает самой страшной смерти за его чудовищное клятвопреступление. Однако мы увлеклись беседой и забыли о вине.
С этими словами халиф хлопнул в ладоши, и черные невольники внесли серебряный кувшин и разлили по кубкам вино, настоянное на финиках – как его готовят в Мисре.
- Пей, о мнимый дервиш, – с улыбкой блаженства сказал халиф, - на здоровье и в удовольствие!
И вновь кубок последовал за кубком, а шутка за шуткой.
И вкусив этого вина, блаженно улыбнулся халиф и произнес с удовлетворением:
- Снизошла на меня тысяча благодатей! И хотя говорят, что для больного любовью нет лекарства, вино врачует сердце мое лучше всех целителей мира!
С этими словами халиф хлопнул в ладоши, и черные невольники внесли позолоченный кувшин и разлили по кубкам розовое вино, настоянное на виноградной кожице, – как его готовят в Магрибе.
И вновь кубок последовал за кубком, а шутка за шуткой.