Осенью 1944-го

  Ливень вместе с ветром и раскатами дальнего грома бушевал всю ночь. Под утро дороги раскисли, армейские крытые полуторки буксовали на ухабах и впадинах, переваливаясь с боку на бок, неспешно взбирались по холмистой дороге на горных перевалах. Спец.дивизия продвигалась вдоль государственной границы с целью очистить тылы от разного фашистского отребья и предателей, сколотившихся в банды и мелкие карательные отряды.
  Рано утром в двадцатых числах сентября передовые части дивизии въезжали в Черновцы. Начальник Черновицкого управления государственной безопасности подполковник Решетников встретил их на подходе к городу.
  Через некоторое время Деев, Антонов и Гераленко уже сидели в его кабинете и начальник управления, поблёскивая изморозью на висках, рассказывал:
- Мы сейчас рады любой помощи, так как своих силёнок у нас маловато. Все силы брошены на фронт и остаётся ждать пополнения лишь, когда совсем закончатся боевые действия. Вас сейчас повернули от границ Румынии, надо полагать?
- Так и есть, - подтвердил Алексей. - Обрисуйте нам обстановку в которой предстоит работать.
- Ну, что могу сказать?.. С Советской Украиной Северная Буковина воссоединилась за год до войны, была с 1918 года частью Румынии по договору. Румыны хозяйничали тут очень жёстко. Уже 21 июля 1919 года вышел декрет о переименовании населённых пунктов, в 1922 году было запрещено использование украинского языка в судопроизводстве, в 1927 году специальным указом было предписано обязательно дублировать все вывески и объявления на румынском языке. Потом школы Буковины перевели сплошь на обучение на румынском. Даже в Черновицком университете в 1923 году официально украинский язык был запрещён. Одним словом - после присоединения этих территорий к СССР, всего за один год жизни при советской власти многие, в сущности, ещё и не разобрались, что к чему, а тут почти трёхлетняя оккупация после начала военных действий. Черновцы освобождены, как вы знаете, лишь нынче в конце марта. Какие благоприятные условия для разгула всякой антисоветчины! И фашисты не могли этим не воспользоваться, они сформировали на территории области несколько банд украинских националистов. Сколько их, мы даже не знаем. Они скрываются в горах и лесах. Понарыли там схронов-бункеров... Их правило - жёсткий, беспощадный террор. "Здесь власть не советов, а наша. А наша власть самая жестокая." Люди запуганы ещё с оккупации. Любого, кого оуновцы заподозрят в сочувствии советской власти, они беспощадно уничтожают, творят над ними жестокие изуверства. Если сочтут, что советской власти сочувствует большинство жителей какой-нибудь деревни или хутора, уничтожают целиком это поселение, всех поголовно убивают, женщин и девочек предварительно насилуют. И снова скрываются в горах. Последнее время особенно зверствует банда некоего Рябого. В конце августа эти бандиты захватили трёх наших чекистов, принародно зверски казнили их... Как они это сделали, я даже не решаюсь повторить. После этого к нам прислали специалиста по ликвидации антисоветского подполья со специально сформированной группой. Тоже из Сибири, ваш земляк, - кивнул Решетников на Деева.
- И, что же он? - переспросил Алексей.
- Мёртвого уже не спросишь... Он страшно погиб уже на второй неделе здешнего пребывания. Осталась взрослая дочь, которая сюда вместе с ним и приехала. Думали, девушка сойдёт с ума после всего пережитого.
  Антонов передёрнул плечами и нахмурился, ожидая дальнейших разъяснений.
- Но я говорю это вам сейчас, поймите, не для того, чтобы запугать, нет! Просто вы должны понять и прочувствовать, что обстановка здесь иная, чем, например, в Орле или под Курском, где вы работали. Здесь рядом граница, оттуда фашисты координируют деятельность всех банд, оттуда бандиты получают деньги, обмундирование и даже продукты питания. А главное - оружие и боеприпасы. И туда же, в случае чего, к своим румынским покровителям-фашистам, бандиты надеются уйти. Поэтому наглеют до беспредельности... Хочу спросить, - повернулся Решетников к Алексею, - это с вами кто приехал, дочь ваша или жена?
- Жена, - Деев несколько смутился от такого вопроса, заёрзал на стуле, как школьник.
- Молоденькая совсем, - подполковник встал и прошёлся по кабинету, - ей тут не место, отправляйте её вместе с дивизией. Ведь вы, генерал, продвигаетесь дальше вдоль границы?
- Да, разумеется, - ответил Антонов. - Остаётся мотопехота у вас с артдивизионом. А мы с бронетехникой двигаемся вдоль линии границы в район Белоруссии, там в лесах тоже не спокойно - полицаи и всякое беглое отребье. Потом, видимо, будет Прибалтика. Мы единственная спец.дивизия в резерве командования по тыловым операциям, поэтому сейчас рассредоточиваемся по оперативным районам, так как в тылу очень мало войск.
- Не обижайтесь, но ваша жена будет для вас тут неким препятствием. Будете за неё постоянно переживать, - продолжал Решетников. - А потом, вскоре бандиты узнают через своих людей, а их полно тут у них в качестве соглядатаев, что вы с женой сюда прибыли. Могут выкрасть и шантажировать ею. Понимаете?
- Разумеется, я постараюсь с ней поговорить. Она не просто здесь в полку, она связная и радистка между отдельными ротами и развед.батальоном, - ответил Алексей.
- Ясно, и всё же - нужно отправить...
  Когда выходили от Решетникова, Антонов не оборачиваясь, сказал Дееву на ходу:
- Завтра утром выступаем отсюда, обстановка более чем ясна... Распоряжения, относительно ваших действий, отдам перед отъездом. А Ольге, скажи, чтобы собиралась в дорогу и через полчаса пусть явится ко мне.
- А, если... - хотел было возразить Алексей.
- Ни каких - "если"! Пусть собирается.

  Ольга ещё думала упорствовать, утром она ни в какую не хотела подчиняться такому, по её понятиям, несправедливому приказу. Развед.батальон выдвигался на один из горных перевалов, Деев собирался провожать Антонова с дивизией дальше, передние колонны уже трогались, а Ольга всё ещё оставалась в штабной палатке рядом с радистами и настраивала антенну на приём. С шумом распахнулся полог брезентовой палатки и генерал Антонов, строго взглянув на неё, произнёс:
- Полчаса на сборы!.. - и так же стремительно вышел.

  После отхода бронетехники и двух полков из Черновцов, Решетников с Деевым поехали на один из горных хуторов Байкун, чтобы на месте оценить обстановку.
- Население на Буковине смешанное, - говорил начальник управления, - это в основном молдоване и украинцы, но есть и русские, венгры, немцы, евреи, румыны и поляки. Также в небольших количествах проживают великорусы (старообрядцы-липоване), словаки, армяне, цыгане. Этнический состав смешанный, но чтобы была яркая вражда между ними, такого не слышно. Просто они все очень напуганы той обстановкой, какая сложилась теперь в этих краях.
  Деев наблюдал за дорогой, пока поднимались по пологому склону вверх. Два трофейных "оппеля", (в первой ехала охрана, во второй они с полковником, шофёром и Гераленко), неслись мимо опустевших осенних садов и рощиц.
- Как она, не долго упорствовала, жена ваша? - неожиданно спросил у Алексея Решетников.
  Тот вышел из своей задумчивости и, улыбнувшись, ответил:
- С генералом долго не поспоришь!..
- Понятно - ну и хорошо! - подполковник поднял к глазам бинокль. - Сейчас съедем в сторону на Казачку, - приказал он шофёру и тот повернул машину на право, к большому горному селу, расположенному на пологой равнине, одним концом упиравшемуся в реку Прут.

  Машины подъехали к новенькой, только что построенной школе в центре села. На её деревянном крыльце стояли несколько молоденьких парней и высокий, немного сутулый человек со строгим взглядом из-под нависших тёмных бровей. Ребятня помоложе стайками бегала вокруг небольших школьных построек, во многих из которых ещё шли полным ходом строительные работы. Решетников со своими сопровождающими вышел из машины и направился к крыльцу.
- Привет, Петро! - весело поздоровался он с высоким человеком.
  Тот оказался директором и учителем этой новой, построенной после оккупации за несколько месяцев, школы. Старую использовали фашисты под свой штаб для местного гарнизона, а перед отступлением - сожгли.
- Позвольте вам представить, товарищи, - торжественно произнёс Решетников, - наш местный учитель и будущий директор этой школы, Султанов Пётр Иванович. Он всю оккупацию жил здесь и работал учителем, несмотря на немецкие запреты, старался честно преподавать детям в том числе и основы русского языка. Саму школу румыны заняли под свои нужды, так они с одной старенькой местной учительницей в сарае на окраине посёлка, а потом и в доме у неё ребятишек собирали.
  Султанов, как отметил про себя Алексей, оказался очень интересным собеседником. Он много знал по истории Карпатского края, любил эту землю, эти горы и равнины, самостоятельно изучал иностранные языки. Жил он здесь в селе Казачка после переезда из Ростова, вместе с женою Раисой и двумя сыновьями: старшим, пятнадцатилетним активистом-комсомольцем Женей и младшим, шестилетним Василием, который ещё даже в школу не ходил, но был очень серьёзным и смышлёным малым.
- А ещё с ними живёт Алёшка Егоров, москвич, - добавил Решетников, когда Деев поинтересовался составом семьи директора школы. - Тот пацанёнок сирота. В начале войны его отец, работник московского уголовного розыска, погиб при исполнении... А матери у них с младшей сестрёнкой уже давно нет на этом свете, вот парнишку на лето и отправили к бабушке под Харьков. Сестрёнку Тонечку в лагерь определили, а он там войну и встретил. Во время эвакуации бабушка погибла... Потом, когда наши в котёл попали, вместе с отступающими частями уходил, был ранен, в санбате лечился при одном из полков. Выздоровел и остался там санитаром, помогал перетаскивать раненых, выносил с поля боя наших бойцов. Так с ними и дошёл до Карпат, а потом снова ранение, достаточно серьёзное, уже при немецком отступлении. Его привезли в Черновцы в марте, а когда выздоровел, то полк его уже далеко отошёл. Алёшка так и остался в этом селе, куда его пригласили школу восстанавливать. Ещё весной, будучи раненым в госпитале, он с Женькой познакомился, тот тоже был санитаром при армейском подразделении, они одногодки, и Султановы взяли Алёшку к себе пожить, пока за ним родственники из Харькова не приедут. Парень надеется, что кто-то из них жив остался, ждёт...
- Отчаянный, на цыганёнка похож, - пристально вглядываясь в парнишку, произнёс Алексей, когда ему показали этого москвича. - Ну, тёзка, давай знакомиться, - подойдя к Егорову, протянул ему руку Деев.

  Потом в ходе разговора, удалось узнать от местных жителей про бандитские тропы, на которых до сих пор стоят их потайные дозоры.
- Мы тут чего так живём вольготно и не боимся, школу, вон, восстанавливаем, - говорил Пётр Султанов Алексею, - рядом с нами за Прутом в низине перевал, на котором воинская часть стоит- связисты. Они имеют свою охранную роту и небольшой гарнизон в Двуречье. Потом, мы сами тут у себя организовали отряд "Ястребков". Истребителей оуновцев, значит. У нас тоже дозоры стоят, по ночам караулим, чтобы спокойно спать нам и нашим семьям. И есть свой отряд оперативников - село большое, они там в крайней хате у реки находятся. Пока тихо, а там, кто знает?..
- Из местных, кто-нибудь слышал про этого "Рябого"? - спросил Алексей у Решетникова.
- Слышали и видели... Имеем кое-какие данные. Говорят, что это сын эсесовца Кузьменко, а с ним двое здешних - один его подручный Микола Доротный, второй Грушко Никита, а ещё при нём цепной пёс и телохранитель состоит - Пашка "Химик". Так, по крайней мере, слышали многие, кто с ними встречался и остался в живых. Но свидетелей таковых очень мало, а отряд у него большой сейчас, прячутся в горах так, что и найти не можем уже продолжительное время.
- В подземных бункерах они, - добавил учитель к вышесказанному, - вдоль всего хребта до пологих теснин понарыли нор, как лисы. Их и называют здесь - лисовыми. Страшная банда!

  В хату на окраине села, стоявшую на самом берегу Прута, забежал мальчишка лет двенадцати. Он ухватил мать, возившуюся на огороде, за подол, повёл за собой под тёмный навес инвентарного сарая.
- Мамань, на школьный двор москали приезжали...
  Марфа, туго повязавшись клетчатым платком, выслушав сына, проговорила:
- Отправляйся к Ляху на пасеку, да побыстрее!.. Всё ему обскажи, что на школьном дворе услышал, все подробности. Понял? А самое главное от меня передай - быки уехали, а овцы остались... Давай, беги!
- Мамань, а как же Лях, он ведь старик, не успеет на дальние хутора подняться...
- На Базилине у Миколы есть свой человек, Лях ему всё и передаст. Ну же?!
  Мальчонка, поправив кепку, одев безрукавку поплотнее, бросился бежать на верхнюю тропу в сторону пасеки.
  Вернулся он через пару часов и доложился матери, которая сидела в горнице за самоваром.
- Мамань, старик сказал, чтобы мы с тобой снимались и отсюдова уходили... Микола ему сказывал, что они скоро с отрядом будут с гор спускаться. Сбирайся, мамань... надо уйти!..
  Марфа спокойно продолжала чаёвничать, поглядывая за окно.
- Мамань, надо Дашку Куротеплиху предупредить, чтобы тоже ушла...
- Зачем? - насторожилась Марфа.
- Она же нам, всё-таки, по родне, - выпучил глаза пацан.
- Нет, насторожиться она... Что-то в последнее время Дашка дюже к москалям повернулась, ейный старшенький пацан с Васяткой учителевым дружит... Ещё обскажет ему чего лишнего, не надо...
- Но, у Дашки, ведь пацанвы целый дом, мал-мала меньше, - возразил матери мальчишка. - Они убежать-то не успеют, ежели... что!
- А, что тебе её пацанва-то? Тебе-то что до них?! - разозлилась мать. - Если так суждено ей будет, то в общем огне не сгорит, ну, а нет... Значит судьба её такова.
  Марфа поднялась из-за стола, прошла к сундуку в красный угол, откинула массивную крышку, повозилась там, доставая до дна руками, вытащила холщовую тряпицу с документами и заначкой, а потом стала складывать в цветастую шаль самые необходимые в дороге вещи.

  Вернувшись из этой поездки, Деев вместе со своими разведчиками во главе с Гераленко, стали составлять план дальнейших действий по поимке банды лисовых и её главаря Кузьменко. Но, что-то подсказывало Алексею, что с этим бандитом его уже сводила судьба, и после некоторых разведывательных мероприятий, он понял, что не ошибся.

(Фрагмент трилогии "Непобеждённые", из второй книги "За линией фронта", полная, отредактированная версия.)