Место, лишённое веры

Осенняя прохлада нещадно вторгалась в город, проходила по площади и касалась ледяными пальцами каждого, кого встречала на пути. Озноб пробирал до костей, вынуждая ребёнка жаться ближе к матери. Кассиан растирал ладони, пытаясь согреть их дыханием, и сильнее кутался в тонкую кофту. Однако беспощадная стужа не отступала: кружила вокруг, хватая за босые израненные ноги.

Невзирая на плохую погоду, люди выбирались из домов, чтобы своими глазами увидеть вершившееся правосудие. Ведь сегодня на площади казнь. Интерес распалял сердца, и холод уже не казался таким весомым.

Кассиан закрыл глаза, чтобы не видеть огромный деревянный помост и окровавленную плаху, но неприятный звук скрежещущего металла о точильный камень настигал даже среди гула толпы. Пришлось закрыть уши руками, однако навязчивые образы никак не хотели исчезать.
— Смотри! Внимательно смотри! — требовала мать, дёргая сына за ворот кофты.

Открывать глаза совсем не хотелось, но настойчивые тычки и крепкий подзатыльник вынудили взглянуть на деревянный настил. Туда вели грязного мужчину в оборванной одежде. Его израненное тело вздрагивало на ветру и казалось таким хрупким, что легко могло бы взлететь и унестись подальше от этого проклятого места. Пленника толкали, пинали и гнали к плахе. По пути он падал, но любезный стражник помогал подняться, дёргая вверх за окровавленную льняную одежду. Не слишком приятное зрелище для восьмилетнего мальчишки.
— Дьявольское отродье! Сын сатаны! Нечестивец! — кричали из толпы, кидая камни.

Недовольства смолкли, когда на сцену поднялся епископ. Он величественно прошёл по помосту, кинул презрительный взгляд на пленника и обратился к толпе:
— Жители Самберхолла, сегодня мы собрались здесь, чтобы казнить безбожника! Неверного! Сын Люцифера посмел согрешить против Бога и его единственного сына Иисуса Христа. Своими сладострастными речами он проникал в души и сердца людей, внушая, что является мессией, но праведные умы не так-то просто смутить. Час избавления от скверны настал!

Неистовый гул снова окутал площадь. Ненависть и ярость витали вокруг, проникая в каждого. Требования о расправе текли рекой, а епископ, раскинув руки в стороны, упивался жаждой крови.

В буйстве волнений Кассиан видел лишь тёмно-зелёные глаза, в которых плескалась надежда. Проникновенный взор пленника заглядывал в саму душу, отчего по телу бежала дрожь, но почему-то страха не было. Кассиан отчётливо понимал свою судьбу.

Сегодня дождь плакал вместе с ним.

* * *
— Глупый! Глупый мальчишка! — кричала мать и толкала сына в дом.
Она захлопнула за собой дверь, сделала несколько шагов на шатающихся ногах и тут же рухнула на ледяной деревянный пол, закрыв лицо руками. Её сгорбленное тощее тело потряхивало от рыданий. Стянув платок с седой головы, она утирала им грязное лицо и громко причитала.
— Матушка… — пробовал звать Кассиан, но женщина не отвечала, тогда он подошёл ближе и обнял её дрожащие плечи.
— Сколько раз я говорила, чтобы ты бросил эту ересь?! Просила! Умоляла!..
— Я несу слово божье в мир, — со всей уверенностью заявил он.
— Да кто ты такой?! — гневно пробасила она, отталкивая сына. — Недозволенно никому слышать глас его! Сам Сатана тебе является, а ты несёшь это в мир, паршивец!
— Матушка, разве скверной сердце моё помечено? Разве злые деяния я совершаю? Сегодня у монастыря несчастный старик погибал от боли. Одним прикосновением я его исцелил. Все мимо проходили, как я мог поступить иначе?
— Мог! Не твоя это забота. Похвальбы ждёшь? Покаяться за мысли свои ядовитые должен. Снискать прощение у церкви. А ты…
— Да разве смею я что-то бранное творить? Я людям благо дарить хочу. И ничего мне взамен не надо.
— Благо твоё на плаху положат и полетит оно под ноги всем тем, кому ты его творить вздумал.
— Братья мои духовные признают меня равным себе. Сердца их откроются и возвысятся.
— Слепцам видеть ничего не дано. И ты такой же незрячий, как и они!

* * *
Морок вороньим крылом окутал Самберхолл, насылая на тихий городок ядовитую дымку. Чума заняла коронное место, лишив жителей божьей милости. Болезнь отравляла не только тела, но и души. Люди, теряя рассудок, убивали друг друга, едва заметив признаки недуга.

Чума таилась в тени, пряталась за каждым поворотом и нападала, стоило зазеваться. Она проникала в каждую щель, и не было от неё спасения. Но выбор невелик: либо трясёшься в лачуге и, надеясь, что болезнь сгинет, умираешь от голода, либо выходишь в мир несмотря на опасность.

Озверевшие горожане искали проблему друг в друге, требовали найти ведьму, что наслала проклятье. Они совсем не видели истинных причин и продолжали бродить по кругу. Страх и ярость стали командовать в Самберхолле.

Кассиан, закрывая глаза, слушал голос, звучащий внутри, верил ему и твёрдо знал истину. Проведение внушало, что ведьм нет, что беды возложены на город за грехи жителей, что только верой и молитвами можно спасти душу и сохранить тело.

Священный долг Кассиана — открыть правду. Достучаться до заблудших и провести их к свету. Не испугавшись осуждений, проклятий и едких сквернословий, он вышел к толпе. В начале его не слушали, кидали камни и гнилые овощи, прогоняя с площади. Но Кассиан упорно стоял и нёс слово божье миру. Находились те, кто верил, они отчаянно падали к его ногам, молились рядом и просили искупления. Иные же сыпали ядом и обвиняли в колдовстве.

Молва о чудесном спасителе витала в воздухе, разносясь по округе. Точку в городских спорах поставил епископ. Он вынес суровый приговор — казнь. Решение его стало неоспоримым, а вера в посланника Господа стала увядать.

* * *
— Не божьего сына то были пророчества! Сам Нечистый говорил с вами. Как можно верить в то, что отец небесный может карать детей своих, которых он так любит? Болезнь ослабила наш дух, но не позволяйте затуманить рассудок. За деяния свои каждому воздастся по заслугам. Час избавления от скверны настал!

Кассиан поднял глаза к небу, позволяя дождю омыть своё грязное и окровавленное лицо. Капли стекали по телу, успокаивая и даря надежду. Страха не было, лишь умиротворение и знакомый скрежещущий звук. Кассиан, поморщившись, склонился над плахой и окинул взглядом тёмно-зелёных глаз площадь.

Сегодня только дождь плакал о нём.