Родственная химия

#НАРОДНЫЙ_РЕТЕЛЛИНГ

Ей было четырнадцать, когда она убежала из дома. Да и как убежала?.. Просто не вернулась от подружки, у которой заигралась до полночи в WarCraft и заночевала. Дойдя в то утро до дома, увидела у подъезда оранжевый «Москвич», что значило только одно — ненавистный ей слюнявый дядя Миша, брат матери, приехал на своём рыдване учить сестру свою непутёвую и заодно мать-одиночку — уму-разуму, да пить беспробудно иногда и неделю. Дядю она ненавидела ещё и за то, что он называл её как-то особенно по-хамски — Манька. В таком имени ей чудилось не просто унижение, а какая-то затаённая месть. Маша, не переносила пьяных, тем более этого вечно смердящего прокисшим потом и огромного, как медведя, дядю. Особенно когда тот в редкие визиты старался задобрить её дешёвыми куклами и не менее дешёвыми конфетами, да ещё лез слюняво целоваться.

Вспомнилось это Маше сегодня почему-то особенно остро, когда увидела искорёженный похожий «Москвич» на обочине, проезжая мимо в автобусе. Её словно ударило током и она поняла, что последнее смс к маме, отправленное день назад, осталось без ответа. Так они общались последние годы…

***

Будучи миниатюрного телосложения и обладая невысоким ростом, Маша отличалась несвойственной ей силой и гибкостью. Вот и теперь, пытаясь открыть потёртым ключом квартиру, она с силой давила плечом на старый дверной косяк, когда услышала, как скрипнула соседская дверь и поняла, что от расспросов въедливой Патрикеевны, сплетницы их дома, не отвертеться.

— Ты кто ж такая? — прозвучал за спиной писклявый старческий голос.

— Маша это, Маша, Людмила Патрикеевна, — не оборачиваясь ответила девушка и ключ, с натужным щелчком, повернулся в замочной скважине, давая шанс избежать глупых вопросов: «Где ж ты столько лет была?», «Зачем вернулась?» и так далее.

Но к удивлению Маши, соседка сразу перешла к делу.

— Увезли твою мамку на скорой вчерась. Рвало её кровью вроде, а уж пошто, то не знаю. Ты таперича тута снова жить собралась, да?

Маша замерла от услышанного и резко обернулась.

— В какую больницу увезли? — сиплым от волнения голосом еле выдавила она, глядя округлившимися глазами. — Вы же всё знаете, Людмила Патрикеевна…

— В Боткинской она… Успела у санитар выспросить, — поправляя древний платок на голове, ответила седовласая женщина, и с прищуром добавила, — Вымахала ты знатно! Ни вжизть не угадать. Токмо глазюки твои зелёные, да конопухи враз тебя опознать дают.

Маша тут же захлопнула с трудом открытую дверь, и устремилась вниз по лестнице, бросив на ходу: «Спасибо большое!»

***

Зайдя в палату, сложно было узнать маму. На всех шести больничных койках лежали опутанные паутиной трубок от капельниц почти одинаковые бледные лица. Врач подвёл Машу к окну, и она с трудом смогла разглядеть знакомые черты родного человека, так сильно состарившегося за долгие пять лет разлуки. Воспоминания нахлынули ледяной лавиной и даже вспомнились последние слова их трёхгодичного разговора по телефону, когда Маша впервые решилась на звонок. Теперь они, как далёкое эхо прозвучали в голове: «Ты правильно поступила, дочка. Помни, что я многое тебе не сказала, но ты простишь меня когда-нибудь, если сможешь…»

Поставленный диагноз гласил о токсичном отравлении неизвестным препаратом, содержащим чуть ли не четверть таблицы Менделеева, и врач сообщил, что данные переданы в полицию. Выслушав всё это, Машу вдруг кольнула страшная мысль.

Выходя из больницы, она дрожащими от волнения пальцами набрала в поисковике мобильного: «Химические лаборатории Москвы и области».

Через несколько минут пролистывания названий, она увидела знакомую фамилию «Куцый М.И.» и тут же нажала на ссылку.

Дядя особо не изменился за последние годы. С фото на Машу смотрел лобастый мужчина с лёгкой сединой на висках, бычьей шеей, переходящей в мощные плечи и со знакомым до боли выражением надменности во взгляде.

***

Добираться по нужному адресу, пришлось полдня. Маша с трудом отпросилась на работе на несколько дней, чтобы идти «по горячим следам». Именно это выражение свербело её сознание и она нутром понимала, что дядя имеет самое прямое отношение к отравлению. Оставалось только вычислить место, где могло быть сделано это «варево». Мама по-прежнему находилась в коме, но врачи сегодня обнадёжили, что кризис почти миновал и появился шанс.

Анализируя всевозможные ситуации, Маша вчера чуть ли не подпрыгнула, когда вспомнила про дачу дяди, на которой была с мамой несколько раз в далёком детстве. Запомнился тот домишко из-за пролетающих низко над головой самолётов.

Обладая крепкими навыками ITшника, и будучи администратором на хорошем счету в провайдерской компании, ей не составило труда найти по фамилии дачный участок, принадлежащий Куцей Настасье Петровне в посёлке Зайцево, недалеко от аэропорта Внуково. Маша помнила эту женщину-кадушку, под стать своему мужу. Она со своими габаритами неведомо как, но помещалась в том убогом «Москвиче». И именно странный химический амбре, постоянно исходивший от супруги дяди, сейчас словно тонкая нить, вёл Машу к назначенной цели. По её логике сам дядя, вряд ли бы смог перебить свой тошнотворный запах любой химией, что позволяло сделать вывод о причастности к «вареву» именно его супруги.

«Ну не может такого быть, чтобы мамуля перепутала какой-то препарат от давления, от которого страдала всю жизнь! — нервно рассуждала Маша, трясясь в электричке. — И врачи сказали, что таких компонентов ни в одном официальном лекарстве не существует. А значит — это намеренное отравление! Плюс, воспоминания о твоих слюнявых поцелуях, не дорогой ни разу Михаил Иванович, помогут мне наказать тебя! Беспощадно наказать…»

Маша предполагала, что ей потребуются какие-нибудь отмычки или что-то вроде того, чтобы проникнуть в дом, поэтому в рюкзаке лежал прикольный набор. Нашла она его в сети и оказалось, что продавец — её сосед по дому. Этот «лысый мальчик», как окрестила его про себя Маша, ещё и застенчиво преподал ей короткий мастер-класс и даже оплатил чай в кафе после удачной покупки. Теперь основы работы замков были легко усвоены цепким умом Маши, и она практически без труда открыла входную дверь хорошо отделанного дома. Погода благоволила ей и высушенная солнцем земля, не оставляла следов, да и соседей не наблюдалось на улице здесь на отшибе.

Зайдя, Маша поймала себя на мысли, что химический аромат внутри практически не чувствовался, хотя изредка до её обоняния долетали странные волны непонятного запаха. Увидев ноутбук на столе, она быстро сняла одну их силиконовых перчаток, надетых заранее, чтобы не оставить отпечатков, подсоединила свой жёсткий диск с кучей кодов и практически через полминуты уже пролистывала файлы. Один из них особо привлёк её внимание, подписанный латиницей «pasta». На испанском жаргоне это слово означало «бабло». Но этот файл был закодирован. Провозившись минут десять, Маша всё же взломала защиту и то, что открылось в содержимом, просто повергло в шок. Здесь были указаны баснословные суммы в сотни тысяч с именами и номерами мобильных, и практически всюду стояли пометки «пастила» или «Нарния».

Что такое «Нарния» объяснять было не нужно и Маша, быстро поставив копирование всех файлов ноутбука, начала искать какой-нибудь огромный шкаф, полагая, что через него и будет проход в ту самую «Нарнию» или лабораторию, как она догадалась.

Пройдя быстро весь дом сверху донизу, в одной из комнат с огромной двуспальной кроватью, был обнаружен шкаф, со сдвижными дверями во всю продольную стену. Заглянув туда, Маша порылась среди развешанных вещей, с отвращением уловила знакомый прокисший запах и обнаружила дверцу вмонтированного сейфа. Но никаких дополнительных дверей не было. И тут она услышала с улицы звук подъезжающей машины.

Сердце бешено заколотилось и Маша бросилась к ноутбуку. На экране иконка копирования показывала 98% завершения и, не теряя ни секунды и вырывая провода жёсткого диска из разъёмов, в голове у неё грохотала только одна мысль: «Куда бежать?!» Ещё, как назло, зацепив ногой деревянный стул, Маша чуть не упала и опёрлась о его спинку, которая громко хрустнула, явив две расщеплённые половинки. Но сожалеть об этом было некогда. Схватив рюкзак, она молнией метнулась в спальню и, заметавшись на пару секунд у заблокированного окна, в отчаянии прикусила губу, упала на плоский живот и юркнула под кровать, стараясь унять нервное дыхание.

— Ты конченая тупица, Потап Михалыч! — громыхнул знакомый бас под звуки открывающейся входной двери. — Выполнить самое просто поручение отца и то не смог!

— Дорогой, давай без паники, пожалуйста! — дрожащий женский голос как раз говорил об обратном. — И так все взвинчены, и Потапчик всё что мог — сделал правильно.

— Нет, Настасья Петровна! Надо быть круглым идиотом, чтобы представиться по имени и фамилии, осведомляясь о состоянии больной! Теперь в больнице зафиксируют этот звонок! Ты понимаешь, чем это грозит?!

— Пап, но я же родственник и просто узнавал о состоянии тёти, — послышался надтреснутый молодой голос. — Я ж не виноват, что она жива…

— Кретин ты, а не родственник! — продолжал громыхать Михайл Иванович, перебивая сына. — Откуда тебе знать, что у неё отравление, а?! То-то же!.. Короче, срочно выгружайте всю пастилу в машину, и не мешайте мне документы собирать!

Послышавшаяся громкая возня свидетельствовала о том, что мама с сыном бросились выполнять распоряжение разгневанного отца, а Маша в это время заметила краем глаза странный предмет, торчащий уголком под матрацем кровати. Она повернула голову и увидела пожелтевший конверт, приклеенный почти ссохшейся изолентой.

Тяжёлой поступью в спальню зашёл Михайл Иванович, сдавленно ругнулся и громогласно выдал:

— Потап! Сукин сын! Опять ты в шкаф наш лазил?! Ещё раз поймаю, что ты пастилу жрёшь, Богом клянусь, сдам тебя в клинику на лечение! Мать! Слышишь?

В комнату торопливо вбежала женщина, стуча невысокими каблуками. Этот звук помог Маша решиться резко содрать пакет от матраца, что и было успешно сделано.

— Дорогой, не кричи, пожалуйста… — сдерживая нервное дыхание, торопливо заговорила Настасья Петровна. — Тебя на пол посёлка же слышно… И шкаф… — голос осёкся и через пару секунд прозвучал уже сдавленно. — Мишенька… чья это резиновая перчатка на полу?..

Маша похолодела от ужаса, рассматривая свою обнажённую ладонь. Она совершенно забыла о снятой и засунутой ею в карман толстовки перчатки, которая, вероятно, и выпала в шкафу...

— Пап! — в щели из-под кровати Маша увидела появившиеся навороченные кроссовки, а следом прозвучал перепуганный голос Потапа, — У меня стул сломан и ноут включён с иконкой «небезопасное соединение» …

Возникла пауза, прерываемая только тяжёлым сопением трёх человек.

Маша вжалась в пол и уткнулась в рукав, чтобы не закричать от ужаса. Она мысленно молила: «Бегите! Бегите! Уходите отсюда!»

То, что произошло дальше, заставило её сжаться от страха, когда она услышала практически рычание:

— Быстро канистры из гаража сюда!

— К...к…какие канистры? — заикаясь, перепугано проблеял Потап.

— С бензином! — заорал Михаил Иванович. — Бегом! Да не облейся!.. идиот… Мать! Быстро в Нарнию и замкни там цепь, чтобы полыхнуло как надо.

Затем послышалось натужное сопение, и Маша почувствовала, как кровать начинает двигаться. Она тут же перевернулась на спину и судорожно вцепилась в пружины матраца, вжавшись в него. Через несколько секунд кровать оказалась вплотную к открытому шкафу, и Маша увидела из-под кровати, как поднимается крышка в полу, где только что находилась она сама. Не думая ни секунды, хрупкая девушка ящерицей юркнула в шкаф и забилась в самый дальний, противоположный от сейфа угол, раздвинув длинные пальто и плащи, и укрывшись за ними. Задёргивая за собой один из плащей, Маша почувствовала в его кармане какой-то предмет. Засунув туда руку, она вытащила небольшой пластиковый пакетик, наполненный таблетками и, секунду подумав, запихнула пакетик в рюкзак.

Следующие несколько минут то и дело были слышны крики и ругань Михаила Ивановича, руководившего спешной эвакуацией.

Машу трясло как лихорадке, и она даже зажмурилась от страха мысленно представляя, как раздвигаются вещи и её вытаскивают наружу… Состояние безысходности и беспомощности разрывало изнутри, пока Маша не почувствовала резкий запах бензина. Он как будто вызвал особую химическую реакцию в её мозге, и она вдруг чётко поняла весь дальнейший план действий.

Как только появился запах едкого дыма, Маша моментально выбралась из своего убежища и, сразу закашлявшись, бросилась к ванной комнате. Там она включила воду из всех кранов, набросала полотенца на пол под закрытую дверь, из душа облила их и себя с ног до головы, и бросила лейку душа на пол, чтобы продолжать заливать всё водой. Затем трясущимися пальцами быстро набрала на мобильном 112 и вызвала пожарных и полицию, сообщив о пожаре и о нарколаборатории.

***

Забирая маму из больницы спустя три месяца, Маша не стала ей рассказывать о недолгом расследовании, которое помогло выявить тот состав «пастилы» в таблетках, которым её отравили. С особым чувством отмщения Маша выслушала приговор судьи с осуждением всех соучастников наркокартеля, куда входили не только три человека по фамилии Куцый. На следствии выяснилось, что отравили не только маму Маши, но и ещё несколько человек, которые хотели заявить в полицию о делишках «дяди».

Но теперь самым сложным для Маши был предстоящий разговор с мамой о том, что она узнала так долго скрывавшуюся семейную тайну.

В том злополучном конверте, найденном под матрацем, было свидетельство о рождении Маши, которое, по словам мамы, та потеряла при переезде в другую квартиру. В существующем свидетельстве у Маши отцом значился некий Томков Алексей Петрович, чья фамилия была и в её паспорте. А вот в обнаруженном потрёпанном свидетельстве из сгоревшего дома, в графе «отец» было написано… Куцый Михаил Иванович.

Увидев это впервые, сидя в затопленной ванной комнате в ожидании пожарных, Маша сначала не поверила глазам. А потом, когда достала из конверта старый паспорт уже не дяди, а настоящего отца, в нём обнаружился и штамп ЗАГСа с регистрацией между гражданкой Томковой О.А. и Куцым М.И…

Тогда Маша рыдала в голос, поняв, столько лет унижений пришлось вынести маме, когда её законный муж просто жил на две семьи, выдавая её за свою сестру, да ещё возил на дачу ко второй семье... Просто верх цинизма и пошлости!

Но теперь самым важным было восстановление здоровья мамы и всеми силами помочь ей навсегда забыть о существовании человека, сломавшего о колено её жизнь.





Рассказ написан
по мотивам сказки «Три медведя»

Для справки:

На Руси медведя иногда величали «куцым», чтобы обозначить того, кто слишком суров и опасен, а именовали, обычно Михайло Ивановичем, или Потапом Михайловичем. Медведиц же называли Настасьями Петровнами.