Поезд во времени. Часть 2. Глава 15

                15

                Тайна кабины машиниста

    Граф Орлов уже не раз побывал в кабине паровоза, чтобы лишним раз убедиться, что там никого нет. Еще перед тем самым первым тоннелем, с которого, собственно, все и началось, когда ему попались двое нетерпеливых пассажиров, которые побывав там, в ужасе скрылись в дверях вокзала. Они словно предвидели, чем все это могло закончиться и, увидев, вернее, не увидев паровозной бригады, ретировались от греха подальше. Он тоже это видел, но не предал этому никакого значения, понадеявшись на русское "авось". Впрочем, там побывали и Грилиш со Шварцем - вполне себе здравомыслящие европейцы и тоже не придали этому особого значения. Ведь мы верим тому, чего видим, а не тому, что должно быть на самом деле. А видели они поезд, который движется по неведомому маршруту без машиниста и бригады. Но ведь кто-то постоянно подкидывает уголек в паровозную топку, иначе как поезд может двигаться. Впрочем, уже раньше в Германии он видел, как электрические локомотивы толкают железнодорожные вагоны по обычным с виду узкоколейкам. Да что там Германия, в его России с легкой руки инженера Мерчинга электропоезда курсировали на участке Санкт-Петербург - Царское село, а еще раньше в польской Лодзи. Значит, паровоз может использоваться только для отвода глаз. Хотя они же ехали по территории Мексики, где просто тогда еще и в помине не было железных дорог, но зато они точно появились на этом месте через несколько десятков лет. Значит, все действие во времени, в которое умеет попадать поезд, чтобы двигаться по-своему маршруту.

  Во сне неожиданно заворочалась Жанна, словно была несогласная с детскими фантазиями своего графа. Впрочем, все фантазия становятся детскими, когда начинаешь рассуждать о том, в чем абсолютно не разбираешься. Орлов вдруг вспомнил, как профессор Фермии вечером приходил к нему в номер в гостинице в Мехико и на примере со сложенным листом бумаги пытался объяснить ему, как в теории можно попасть из одного времени в другое. Орлова это тогда ужасно позабавило, но ведь все это с ними происходит на самом деле, и как профессор это может все объяснить. А никак, как и все, тихо сидит в своем купе в надежде, что умный поезд найдет дорогу в их время и тогда можно будет все красиво и по-научному объяснить.

  Особенно графа удивили, нет, просто ошеломили рассказы итальянской четы Берта о возвращении к себе домой в Специю через три с лишним десятка лет, впрочем, как и других пассажиров второго вагона, которые всеми правдами-неправдами решили вернуться в свой поезд. Хотя явно вернулись не все, а кому-то этого просто не захотелось или просто было все равно. Оказавшись в своем купе, глядя на заснувшую Жанну, он пытался представить собственное возвращение к себе домой, но не смог. Сможет ли поезд "Санетти" вновь найти тот самый тоннель, куда можно свернуть, чтобы вернуться в свое время, и чтобы снова жить, как прежде. Сам граф Орлов твердо ответил на этот вопрос, что нет, если по возвращении в вожделенное время  все лица и события в его голове не будут стерты, словно воспоминания психически больного человека или просто будут терпеливо дожидаться того времени, чтобы напомнить, что они здесь уже побывали когда-то раньше какими-то смутными и неясными обрывками и образами, на которые придется просто не обращать никакого  внимания, чтобы просто не сойти с ума. Впрочем, все они уже давно сошла с ума, просто делают вид, что все идет нормально, и когда они вернутся в свой 1911 год, то еще можно будет искупаться где-нибудь на Лазурном берегу, полежать на раскаленном от солнца песке, потому что лето еще в самом разгаре, а, значит, все в этой жизни еще впереди.

  Когда все в вагоне заснули, а может просто сделали вид, Орлов осторожно вышел в коридор. Поезд все также продолжал равномерно отмеривать километры, только было непонятно, были ли это десятки километров до ближайшей станции или тоннеля или тысячи километров в этих дурацких лабиринтах времени. Он не выдержал этого монотонного покачивания вагона на рельсах и пошел в сторону паровоза, но в тамбуре он был уже не один. Шварц. Странное дело, что после того, как они оказались в поезде, он ни разу не общался с немцем, да и тот не пытался вызвать его на разговор, словно устал от событий возле озера Комо, где всем, что все так удачно завершилось, все пассажиры были обязаны именно ему. Но Шварц тоже не спал, а, похоже, не мог успокоиться из-за неопределенности всего происходящего. Они долго так молчали, пока не поняли, что поезд понемногу сбавляет ход, словно готовится остановиться. Так оно и случилось и в этой зловещей тишине, которой они с некоторых пор стали бояться, со стороны паровоза раздалось легкое покашливание. Конечно, это могло быть треском догорающего угля в топке или звуком какого-то паровозного механизма, но так обычно кашляют или завзятые курильщики, или просто больные туберкулезом.

  Орлов резко дернул дверь в паровозный отсек, раньше такое усилие ничем успешным не заканчивалось, но на этой раз дверь неожиданно легко открылась, пропуская полуночников в святая святых поезда. Они прошли мимо тендерной части, где хранились запасы топлива и воды, пока не оказались в кабине, где тускло, светились и щелкали какие-то приборы, и откуда доносилось какие-то человеческие звуки.

  Орлов, словно завороженный, смотрел на веселое перемигивание всех этих манометров и тахометров, пока не услышал звук открываемой дверцы в топку, которая впустила туда очередную порцию топлива. Он тут явно был не один, и словно в подтверждение этой крамольной мысли Орлов снова услышал легкое покашливание, а вслед за этим откуда-то сбоку появилась какой-то горящий предмет, который описал в воздухе небольшую дугу, а потом он ощутил на себе струю дыма, который попал ему в нос и глаза. Орлов понял, что это был сигаретный дым, который поднимается от зажженной сигареты: в будке машиниста кто-то беспардонно курил, но никого не было видно, хотя явно ощущалось чье-то незримое присутствие. Снова дала о себе знать металлическая дверца в топке, и очередная порция топлива полетела в нее, видно курящий машинист был здесь не один. Теперь Орлов, с некоторым ужасом, наблюдал за циклические движением зажженной сигареты от воображаемой руки до рта курильщика, и от этого ему становилось как-то не по себе.

  После нескольких порций, подаваемого в топку угля, поезд снова стал набирать ход, а неведомый курильщик, наконец, закончил со своей сигаретой, и ее окурок полетел прямо в сторону Орлова ему под ноги. Тот уже был готов смачно по-русски выругаться, но его что-то сдерживало, может быть, появилась та неловкость, как будто он за кем-то тайно наблюдает со стороны, хотя никого рядом с ним не было видно. И все же Орлов сделал шаг, потом другой, только не вперед по направлению к курильщику, а совсем в другом направлении, где мог находиться помощник машиниста, который еще несколько минут назад, так ловко занимался подачей угля в паровозную топку. Но по дороге ему никто не попался, и он уже почти прошел все помещение тендера и, наконец, почувствовал рядом чье-то дыхание, а вслед за ним увидел живого человека, только это был не кто-то из паровозной бригады, а хорошо знакомый ему его попутчик в этом удивительном путешествии во времени и пространстве. Шварц умоляюще прижал палец к губам, чтобы они не дали возможность обнаружить свое присутствие, словно от этого зависела не только их жизнь, но и жизнь всех пассажиров поезда.

  Они стояли в тамбуре своего вагона, который примыкал к паровозному тендеру, не в силах сказать ни слова друг другу, хотя поговорить было о чем. Только что они столкнулись с тем, что не укладывалось ни в какие рамки здравого смысла. Они могли просто сделать шаг вперед и перейти границу между разумом и безумием, чтобы раз и навсегда разобраться с этой чертовщиной, которая не имела никакого объяснения и названия. А могли, просто провалится в бездну, в которой нет место человеческому разуму, его мечтам и стремлениям. Они, молча, вглядывались в эту темноту за окнами поезда, которая лишь изредка освещалась какими-то огнями, словно она могла им что-то объяснить и прояснить. Но темнота им ничем не могла помочь, она только могла дать им надежду, что когда-нибудь ее может сменить рассвет, а с ним придет новый день их жизни, день, неважно какого года, но данный им свыше, словно великое счастье, а его так просто было у них отнять.

  Они бы так могли простоять и всю ночь, дожидаясь, пока за окнами начнет светать, просто в этом поезде части суток часто имели весьма относительное значение, главное, чтобы они двигались с надеждой, что поезд следует в правильном направлении. Потом они разошлись по своим купе, даже не пожелав друг другу спокойной ночи, хотя за окном было темным-темно, и в любой момент они могли оказаться черти где. Оказавшись в своем купе, Орлов только заботливо укрыл сладко спящую Жанну, а сам прилег на свое место и мгновенно заснул, словно провалился в ту самую бездну, которую так боялся. Впрочем, в последнее время у графа просто не было возможности, вот так нормально отоспаться, чтобы проснуться с ясной головой и чистым сердцем.

  Орлов проснулся от того, что кто-то сильно тряс его за плечо, чтобы разбудить. Жанна.
Но тут он увидел рядом Шварца, который стоял в приоткрытых дверях купе c включенным фонариком. За окном по-прежнему было темно, но самое печальное было то, что поезд стоял, а в вагоне отчетливо ощущался запах дыма.

- Что случилось? - спросонья недовольно произнес Орлов.
- Хорошо, что вы, наконец, проснулись, — произнесла Жанна и показала глазами в сторону немца.

   Граф перевел взгляд на Шварца, словно тот мог его еще чем-то удивить: подумаешь, поезд остановился, так с ними это уже случалось и не раз. Неужели, снова надо идти в будку машиниста, чтобы разбираться с этой невидимой паровозной бригадой. Надоело, пусть сами разбираются со своим дурацким паровозом, маршрутом и еще бог весть с чем, но идти все равно пришлось. На этот раз, оттуда не было слышно ни звука и, когда они оказались уже в хорошо знакомом им месте, то не узнали там абсолютно ничего. Во-первых, там не светились, как обычно, экраны приборов, а в топке едва дымились остатки угля, хотя в тендере их было еще достаточно. Вначале складывалось впечатление, что паровозной бригаде все надоело, и она дружно покинула поезд, но запах дыма и гари, говорили о том, что здесь что-то произошло.

- Я проснулся от сильного хлопка, - прервал молчание Шварц, - складывается впечатление, что тут произошел сильный взрыв, и поезд сразу остановился.

- Я в этом не разбираюсь, — сухо ответил Орлов, хотя разбитые приборы на месте машиниста, свисающие отовсюду провода и трубки, валяющие на полу остатки каких-то клапанов и механизмов, подтверждали правоту немца.

  Было неясно, что здесь произошло на самом деле, но было очевидно, что поезд дальше не пойдет, а значит надо освобождать вагоны. Самое ужасное было то, что они даже не представляли, где они сейчас находятся.

  Словно угадав мысли русского, Шварц посветил фонариком из будки: надвигающие на них с боков мрачные стены из темных горных пород, свидетельствовали, что они находились где-то в тоннеле, а чтобы узнать, где именно, нужно было снова покидать поезд и пройтись по очередному железнодорожному тоннелю.

  Они шли по мрачному тоннелю втроем (в последний момент к ним присоединился Грилиш), Шварц освещал дорогу фонариком, но все равно инстинктивно прижимались к стене, каждый раз прислушивалась, не приближается ли к ним поезд. Но никаких звуков до них не доносилось, тоннель был не только плохим собеседником, но и складывалось впечатлением, что он был заброшенным, и поезда по нему уже давно не ходили. Но у них не было другого пути, кроме как упрямо идти вперед, такую уж они выбрали себе дорогу: двигаться вперед, чтобы вернуться назад, хотя это у них порой получалось неважно.

  Еще, когда они покидали вагон, то видели, с какой тоской и надеждой на них смотрели остальные пассажиры, поскольку все они для себя твердо решили, больше не возвращаться назад, поэтому вопроса в какую сторону идти, для них просто не существовало. Жанна поначалу рвалась пойти вместе с мужчинами, но Орлов ее тактично отговорил, мол, не женское это дело — по подземным тоннелям шляться, хотя, впрочем, прекрасно понимал, как и немец с англичанином, что они могут назад просто не вернуться. Поэтому, Жанна, сначала помахала им рукой, а потом даже послала воздушные поцелуи, все же она была итальянкой.

  Они долго шли, тихо проклиная про себя людей, которые строили такие длинные тоннели, которые еще неизвестно куда ведут. Шварц, периодически глядя на свои часа, пытался вычислить, какой длины может быть этот тоннель - 5, 10, 15 километров, но потом прекращал это бесполезное занятие, ведь тот первый их тоннель в Ломбардии был где-то около километра длиной, а они до сих пор все еще по нему движутся.

  Луч фонарика немца вдруг неожиданно уткнулся в нагромождение камней и обломков плит, словно они наткнулись на огромный подземный завал. Рельсы как раз уходили под него, и дальше пути не было, они, что называется, приехали. Луч стал судорожно описывать круги в разные стороны, словно искал выхода из этого тупика, пока не наткнулся на узкий коридор, который уходил куда-то в сторону. Там не было никаких рельсов, судя по всему, его построили, как специальное ответвление, может быть, как раз на случай подобных завалов. Они остановились, как обычно бывает в таких случаях, чтобы посовещаться, куда им идти дальше, но, не проронив, ни единого слова, двинулись по коридору.

  Этот коридор, в отличие от тоннеля, не мог быть таким длинным и рано или поздно должен был их куда-то вывести. Так оно и случилось, коридор упирался в массивную дверь, через которую едва пробивались дневной свет — это был выход из тоннеля, хотя вовсе и не тот, на который они рассчитывали. Не сговариваясь, они дружно навалились на засов, на который была закрыта дверь и через несколько минут в коридор ворвались потоки яркого света, стремительно вытесняя оттуда темноту, а вместе с ней и их надежды, продолжить свой путь на этом поезде туда, куда они все так дружно стремились.