Неизвестная сказка из цикла Тысяча и одна ночь - 4

Еще затемно остановились они на постоялом дворе. И марид из породы летающих джиннов вручил Юсуфу увесистый кошелек с динарами и вернулся в перстень. Юсуф же, отдохнув и совершив все предписанные Пророком дела, разузнал, где живет его брат Хасан. И оказалось, что жил Хасан в квартале богатых купцов-ювелиров и слыл достойным человеком.
 И Юсуф, одетый в рубище бродячего дервиша, подошел вечером к прекрасному дому брата и вскоре увидел Хасана, важно и неторопливо возвращавшегося в сопровождении двух невольников с базара.
И случилось так, что недалеко от дома, в котором жил Хасан, за ним и невольниками увязалась какая-то грязная черная собака, вся в невыносимо смердивших ранах и язвах. И приказал Хасан невольникам отогнать бездомную собаку, но им не удалось этого сделать. Напротив, черная собака залилась злобным лаем и даже попыталась укусить купца. Тогда в гневе Хасан вырвал у одного из невольников палку и принялся яростно и с остервенением бить собаку по тощим бокам и хребту.
- Стой, о достойнейший, чьего имени я не знаю! – закричал подбежавший к Хасану Юсуф, - Пожалей эту тварь, ибо она угодна Аллаху.
- Откуда знать тебе, оборванец, кто кому угоден? – злобно бросил Хасан и ударил собаку так, что та жалобно заскулила.
- Не бей ее, жестокосердный! Отдай лучше мне, я щедро заплачу тебе, - нахмурившись попросил Юсуф.
- Видно Аллах совсем помутил твой разум, дервиш, раз ты готов платить мне за то, что никому не принадлежит! – с насмешкой заметил Хасан. – Забирай ее даром, если сможешь, и убирайся подальше от моего дома, не то я позову стражников.
- Иди за мной, Сауда (черная) – поманил Юсуф.
И ко всеобщему удивлению черная собака завиляла хвостом и, благодарно и преданно глядя в глаза Юсуфу, поплелась вслед за ним.
Когда они вышли из квартала купцов, Юсуф постучал по перстню и тотчас увидел на камне изображение ифрита, вопросившего:
- Что угодно, хозяин?
- Ты знаешь, как вылечить Сауду?
- Знаю, хозяин, - не выказав удивления, ответил ибн-Халид-аль-Аббас.
И тут же в ладони у Юсуфа появилась шкатулка с приятно пахнувшей мазью и свиток с предписаниями врачевателей, знавших толк в исцелении животных.
Юсуф же, внимательно прочтя предписания, стал им неукоснительно следовать, и не прошло и семи дней, как Сауда поправилась и повеселела. Раны ее затянулись, и через некоторое время Юсуф начал совершать с ней по ночам длительные прогулки.
Когда же всходило солнце, Юсуф и Сауда возвращались на постоялый двор. И в тесной комнате, где поселили презренного дервиша, предавались они праздности и снам. И каждый раз после сна Юсуф проводил время за разговорами с рабом перстня, из которых выносил для себя много поучительного и полезного. И привязался Юсуф к Фадилю, и стал ему ифрит как отец.
А кроме того, развлекался Юсуф чтением стихов, написанных как древними мастерами,основателями шуубитской поэзии, так и Джамилем, и Алтыйёй, и другими признанными поэтами. К тому же любил он гладить преданную Сауду и говорить ей ласковые слова. И Сауда внимательно слушала Юсуфа и пристально смотрела на него своими грустными глазами.
И однажды вечером, начитавшись Джамиля, величайшего из поэтов племени Узра, обратился Юсуф к джинну:
- О Фадиль, не поможешь ли ты сочинить мне рубаи в согласии с канонами аруза!
Ифрит в перстне побледнел и обиженно промолвил:
- Нет, о поэтичнейший, джинны этому не обучены.
И тогда Юсуф взял бумагу и калам, вздохнул и написал:
«Любимая, ты – царь, я – твой народ»
И стал он придумывать вторую строку и не заметил, как опустился вечер. И подбежала к Юсуфу Сауда и положила лапы ему на колени. «Пора на прогулку», - словно просила черная собака. И Юсуф прервал сочинение, и они пошли бродить по пустынным улицам Багдада.
 А на следующий день, после утреннего сна, Юсуф возвратился к своей строке. Однако удивлению его не было предела, ибо рядом с первой строкой кто-то вывел вторую:
«А у народа дел невпроворот»
- Это ты написал? – спросил Юсуф раба перстня.
- Летающие джинны не пишут стихов. Это не наше дело, - еще более обиженно, чем накануне, ответил ибн-Халид-аль-Аббас.
И был поражен Юсуф и посмотрел он на Сауду:
- О ласковейшая из животных, кто написал вторую строку?
Но Сауда лишь дружелюбно завиляла хвостом.
И Юсуф пожал плечами и принялся за сочинением третьей строки. Через какое-то время он написал:
«Но без тебя народ – собранье пугал»
Задумавшись над четвертой строкой, Юсуф не заметил, как опустился вечер. И Сауда вновь положила лапы ему на колени, как бы напоминая о прогулке. И пошли бродить они по пустынным улицам Багдада.
И на другой день, после утреннего сна, Юсуф возвратился к своим строкам и вновь онемел от изумления. Некто изящным почерком подписал завершающую строку:
«Которых помещают в огород!»
- О недремлющий Фадиль-ибн-Халид-аль-Аббас, скажи, кто подписывает строки моего рубаи? – взмолился Юсуф.
- Об этом я ничего не знаю, хозяин, - невозмутимо отозвался из перстня его раб.
И, взволнованный, Юсуф вновь взялся за калам, вздохнул и начертал:
«Любимая, ты – необъятный мир»
Но Сауда вновь прервала его забаву, ибо пришло время прогулки по ночному Багдаду.
А на следующий день, выспавшись, Юсуф бросился к новой строке и увидел то, чего в душе ожидал – некто подписал под ней:
«Заоблачный, как гор страна - Памир»
И стала увлекать Юсуфа игра, и он, забыв о еде и продумав полдня, сочинил третью строку:
«Но кто я без него? Презренный дервиш»
И на этот раз Сауда прервала захватившее Юсуфа занятие. Однако Юсуф, прежде чем выйти на улицу, спрятал сочиненные строки у себя за пазухой, и лишь потом пошли они бродить по пустынному Багдаду.
Вернувшись и не пожелав спать, Юсуф извлек бумагу с незаконченным четверостишием и увидел добавленную кем-то, венчавшую рубаи строку:
«А вместе с ним – сиятельный эмир!»
И в тот день Юсуф так и не заснул.
И решил он самостоятельно сочинить хотя бы одно четверостишие. Взявшись за калам и вздохнув, он, наконец, написал:
«Любимая, опора и оплот!
Ты – чувств моих, стихов моих полет.
И я с тобой искусней всех поэтов…»
Но тут усталость смежила ему веки, и Юсуф заснул, не закончив рубаи. Когда же он проснулся, была ночь, и преданная Сауда, скуля, терлась о его ноги и просилась гулять. Юсуф посмотрел на свое четверостишие и с досадой обнаружил венчавшую его строку:
«А без тебя - бездарный стихоплет!»
«Кто-то потешается надо мной», - подумал Юсуф и в глубокой задумчивости побрел вместе с Саудой по пустынным улицам Багдада.
После прогулки, вернувшись вместе с Саудой в свою комнату, погрузился Юсуф в глубокий сон. И приснилась ему прекрасная смуглая девушка с волосами, черными как вороново крыло, или как черная ночь над белым днем. Брови ее напоминали изогнутый сирийский лук, а очи сияли как звезда Аль-Таир и как созвездие Сурайа. Щеки смуглянки были словно алое вино, а уста - словно рубины индийские, и была она подобна луне в своей ослепительной наготе. Ее груди напоминали два спелых граната, либо два купола из алебастра или слоновой кости. Живот ее казался мягче сливочного масла, а бедра – ярче лунного диска в ночь полнолуния. Ягодицы прелестницы были словно две подушки из китайского шелка, набитые пером страусов, а между крутыми боками прятался украшенный драгоценными каменьями «престол халифа».
И вот, в волшебном сне, девушка склонилась над Юсуфом, стройная как алиф, и стала целовать и обнимать его, сплетая ногу с ногою, а руку с рукой.
- Как зовут тебя, о гостья моего сна? – прошептал Юсуф, завороженный ласками девушки. И нежно улыбнулась она и прошептала в ответ:
- Я – царевна Маймуна, дочь Ардешира, царя джиннов.
- О, как ты прекрасна, Маймуна! - воскликнул Юсуф и протянул руки к ее волшебному стану. И коснулся он ее кожи в восхитительном месте между ногами, словно выточенными из мрамора, и была кожа царевны нежнее шелка.
И на этом месте он проснулся и с досадой обнаружил, что ласкает шелковистую шерсть верной Сауды.