Конец високосного года 78
- Мне что-то и самому не понравилось, - голос Хауса сиплый, пресекающийся, как зависающий ролик. - И вы мне горло ободрали, - он болезненно непродуктивно кашляет.
- Заживёт, - говорю. - Назначу местную обработку — тебе это горло залечат до первородного состояния. И вообще, было бы о чём...
Чейз устанавливает датчики, щёлкает тумблерами анализатора.
- Между прочим, - говорит из коридора Марта . - У тебя самого во время этой реанимации была частота сердцебиения до ста сорока и двухминутный эпизод бигеминии. Я отметила в журнале.
- Завидно было, что с Хаусом все возятся, а со мной — нет. Кстати, повозись с ним ещё. Сделай распечатку последних анализов, надо посмотреть, сколько ещё гепарина можно впихнуть , не опасаясь кровотечения.
- Ладно, сейчас сделаю. Чувствую себя цирковым престидижитатором с этими защитными костюмами.
- Да ладно, ты же внутрь не заходишь — подумаешь, облегчённый целлофан.
- За это подключу и тебя ещё по двум каналам — протокол надо соблюдать.
- Это его Сатана напугал, - высказывает предположение Чейз. - Вообще, лихо он… того. Если бы я раньше не бросил семинарию, впечатлился бы. Такое чувство, как будто что-то всё-таки в нём было, кроме психоза.
- Да уж, смерть Сатаны — зрелище не для слабонервных. Там родственники есть какие-то?
- Не знаю. Надо Кадди спросить. Его никто не навещал.
- Вскрытие будет завтра. И, наверное, в «ПП» - его инфекционный статус так и остаётся под вопросом, так что лучше соблюсти протокол. Сабини, справку подготовишь? В конце концов, как говорят в кино детективы, ты — тот, кто последний видел его живым.
- Не живым. В клинической смерти. Плавно перешедшей в биологическую.
- Да там не причину смерти надо указывать, а причину упорного неумирания, - снова вмешивается Чейз. - Вы его фракцию выброса видели?
- Ну, простым глазом её и не разглядеть было.
- Нет, ну а как он встал вообще?
- Он же объяснил: система сообщающихся сосудов. Великий и Ужасный поделился.
- Вас моё присутствие не смущает? — хрипит Хаус.
- Нас твоё присутствие дико радует, знаешь… И не болтай — дыши вон кислородом, поднимай оксигенацию.
Мы всё-таки циники, и легче верблюду войти в игольное ушко... Наш коллега, босс, можно сказать, друг чуть не умер, за перегородкой лежит ещё даже не поднятое на каталку мёртвое тело, а мы уже болтаем на расслабоне, даже шутим. Со стороны. наверное, ужасно, и только сведущие понимают, что это многословие, и этот циничный юмор — реакция. Вроде той, после перенесённой опасности, когда уже всё позади, и вдруг начинает трясти так ,что зубы стучат.
Сабини, внося свои коррекции в лист назначений, беспокойно оглядывается, словно потерял что-то.
- А где сестра блока?
В самом деле, я уже заметил раньше, что в блоке никого. Щёлкаю включателем селектора внутренней связи:
- Венди, попросите дежурную медсестру инфекционного блока пройти в инфекционный блок.
- Дежурная сестра инфекционного блока, - послушного выкликает Венди по громкой связи. - Срочно пройдите в инфекционный блок! Дежурная сестра инфекционного блока, вас вызывает главный врач, срочно пройдите в инфекционный блок!
Она повторяет свой призыв ещё пару раз, но никто из среднего персонала в блоке так и не появляется.
Зато через несколько минут снова появляется за стеклом встревоженная Марта Чейз, стучит согнутым пальцем по стеклу и подзывает меня взмахами ладони.
- Доктор Уилсон, - очень официально требует она у меня. - Спросите доктора Хауса, чем он закидывался прежде, чем сюда попасть.
- А в чём дело?
- Мы взяли экспресс-анализ и общий анализ крови ещё до начала приступа. И коагулограмму. И потом снова.
- Ну?
Она прижимает к стеклу распечатку так, чтобы мне было видно.
Прочитываю столбик цифр, и у меня пересыхает во рту.
- Марта, анализатор давно калибровали?
- С анализатором всё в порядке.
- Чем ты закидывался, прежде чем сюда попасть? - спрашиваю у Хауса голосом, эмоциональностью напоминающим фонограф.
- Покажи мне анализ, - вместо ответа требовательно протягивает он руку, словно ждёт, что распечатка послушно перепорхнёт сейчас сквозь стекло.
- Как это я вам покажу, если вы — там, а я — здесь? — резонно возражает Марта.
- Прочитай вслух.
Она послушно зачитывает - на слух ничуть не лучше, чем на вид. И уже не только я, но и Сабини, и Чейз оборачиваются и озадаченно застывают.
- Слушайте, но этого же вообще быть не может! - наконец, отмирает Чейз. - Мы же капаем антикоагулянты уже пару часов.
Сабини более категоричен:
- Это не кровь, это пюре.
Чувствую, как в груди у меня, словно в бойлере, вскипает ярость.
- Что ты принял? - спрашиваю угрожающе, и в самом деле готовый треснуть его хорошенько. - Чем ты закинулся? Отвечай! Какой новый способ саморазрушения у тебя сегодня в тренде?
Однако Хаус выглядит совсем не так, как кошка, съевшая чужое мясо - я все его выражения лица знаю наперечет, и сейчас его лицо не такое, как бывает, когда я уличаю его в очередном приступе саморазрушения. В его глазах читается озадаченность, но она не константная - что-то там, в глубине этих глаз, происходит, как будто что-то варится у него в мозгу, и отсвет этого варящегося готов выплеснутся через сетчатку вовне, и выплескивается, наконец, оформившись в вопрос:
- Что мне капают?
- Ничего существенного: обычная кардиосмесь, основа для бонусов оксипарина и ксумаба.
- Почему она с желтизной?
С удивлением моргаю на его капельницу — она отключена, но всё ещё стоит здесь, и жидкости в ней ещё, как минимум, на полчаса неспешного введения.
- С желтизной? Ни с какой она не с желтизной...
- Разуй глаза, - советует Хаус без какого-либо политеса. - Так не видишь - подставь лист бумаги. Или загони всё-таки сюда эту престидижитаторку — если хватает таланта карикатуры рисовать, то, уж наверное, и белое с жёлтым не путает. - И снова спрашивает, но уже с интонацией, заставляющей холодок пробежать по моей спине:
- Что мне капают?
Я делаю движение к выходу, сообразив, что проще всего разрешить все сомнения, проверив остаток препаратов в столе по перечню, но мне преграждает дорогу Сабини:
- Вам туда нельзя, вы в инфекционной зоне без защитного костюма. Вы теперь тоже должны остаться в обсервации.
Это звучит, как шутка, но никто не шутит Если разобраться, шутить-то нечего. Я, действительно, нарушил карантинный эпидрежим, войдя в палату без защитного костюма. Так что они теперь должны меня, как спящую красавицу, уложить в гроб хрустальный - специальные закрытые носилки для транспортировки инфекционных больных - и перевести его в обсервационное отделение, которое волей монгольфера Ньюлана уже перенесено в амбулаторное крыло.
- Я никуда не иду, - говорю, в знак капитуляции поднимая руки ладонями вперёд. - Просто хочу посмотреть лекарства на посту.
Сабини делает шаг в сторону , и я получаю доступ к аптечке. Это тоже нарушение — полунарушение, но мне сейчас не до того, да и остальным тоже.
- Лист назначений дай мне.
Сабини протягивает.
Чейз собирается снова открыть жалюзи между палатами — во время реанимации мы их практически машинально задёргиваем — дополнительно запоздало удивляюсь, что между палатами Хауса и Айо так не сделали. Но потом вдруг что-то его останавливает, и он опускает руку.
Я скрупулёзно сверяю назначения, принятое количество и остатки. Да, оксипарин. Да, ксумаб, да, все те привычные ингредиенты, которые пихают в капельницу — надо и не надо, включая физраствор, но и…
- Чейз, ты кому-нибудь назначал транексамзилат?
Взгляд у Чейза становится острым, как режущая кромка его скальпелей.
- Кому же я бы это назначал при новой вирусной инфекции? Здесь других нет.
- А Айо, когда он пробирку съел?
- Так это когда было-то! Смотри приход.
Смотрю.
- Да кончится это у нас когда-нибудь или нет!
Кнопку селекторной связи вдавливаю так, что пальцу больно:
- Венди, пусть Ней подойдёт к инфекционному блоку. Срочно!
Свидетельство о публикации №225031001267
Татьяна Ильина 3 10.03.2025 19:00 Заявить о нарушении