Война не по правилам

Орда пришла с востока: из бесплодной и бескрайней пустыни.
Сначала появились конные разъезды в три, пять, десять солдат: в кожаных доспехах, на резвых низкорослых лошадях – трусливые твари. Столкнувшись с малейшим сопротивлением, убегали. Командиры успокаивали друг друга разговорами о пустынных «крысах», мелких бандах грабителей, промышлявших на караванных тропах.
И, правда, в последние несколько дней весны ни один всадник не нарушил спокойности пограничной службы. Воины как прежде жарились в патруле днём, ночью мерзли под караульными пледами, терпели побои и ругань сержантов и рыли землю, скрываясь в ней от скуки и вечного голода.
А потом все, от проштрафившихся солдат до полковых командиров, осознали: за последние три дня ни один даже самый плешивый верблюд не пересёк границы Рамайского царства. Ни одного каравана, ни единой души. Только ветер гулял в песках, подбирая в дороге и волоча за собой сор и сухую траву.

На заре третьего дня месяца ласки пыльная завеса принесла в себе закованную в железо и бронзу тьму и древний страх из легенд и преданий.
- Поднять щиты! – проорал теарх первой роты, когда тысячи стрел разорвали пыльное облако над вражеским строем и взвились в небо. Офицеры и сержанты эхом разнесли по рядам приказ. Прошло три секунды и первая рота, а вслед вторая и третья окрасились в песочно-коричневый цвет.
Первые «капли» упали на стену щитов. С каждым мгновением их становилось все больше. Они щекотали нервы глухими ударами, впивались в твёрдое дерево, просачивались в малейшие щели.
Железный ливень умыл рамайские полки первой кровью.

Три часа стояли копейщики под затяжным градом стрел, насквозь бивших щиты. Томились жаром, изнывали бездельем. Унывали. Командиры медлили. Солдаты падали, пораженные насмерть или, раненные, отползали в тыл. Их провожали усталыми взглядами. Командиры ждали решительных действий врага, надеялись встретить его щитом и жалом копья, но орды конных лучников вдали всё также резвились, посылая в полёт тяжелые стрелы, и не шли в ближний бой.
Теарх первой роты, привставая в стременах, наблюдал только размытые в горячем воздухе силуэты, укрытые пыльной завесой. По временам из неё выныривали юркие лошадки с наездниками, ростом и сложением сравнимые с юношами первый раз сбрившими пух на подбородке и щеках.
Наконец, гиарт отдал приказ о наступлении. Затрубили рога, поднялись флаги. Воины подтянулись и пришли в движение.
Солдаты прошли две трети пути, когда тени в пыльных клубах стремительно сгустились, наросли высокими барханами, как во время песчаной бури, и навстречу полкам вынырнули сотни железных всадников с длинными копьями наперевес.

Последнее, что увидел теарх первой роты – кровь на руках, секунду назад зажимавших рваную рану в боку и безоблачную синеву неба, после того, как сил цепляться за жизнь не осталось.

----------

Смеркалось. По округе расползались тени и холод первых дней зимы. В окнах деревянных домов нерешительно разгорались огоньки. Сквозь затуманенные пылью и грязью окна робко содрогались тусклые отблески.
Одинокий всадник подбирался к единственной площади ремесленного городка, каких много у подножия Кайарских гор и вдоль полноводных рек юга. Сгущавшуюся тишину тревожил попеременный лай и ворчание собак, провожавших процессию из рослой лошади с седоком и увешенного вьюками мула.
Всадник подъехал к постоялому двору, куда поодиночке и парами упругими шагами спешили завсегдатаи – низкорослые мужчины-трудяги: лесорубы, каменщики.
«Мясо», – подумал Орм, провожая сгорбленные спины.
В пропитом и прокопченном зале с рассохшимся скрипучим полом гостя поджидала духота и волны жареных запахов. Густая компания – большинство посетителей – сгрудилась возле дымного очага. Слушали невнятный рассказ щуплого мужика, бросавшего по сторонам настороженно-довольные взгляды. О чём-то спорили, перебивали и рассказчика и друг друга. Ещё несколько человек, россыпью разбросанные по залу и у стойки, время от времени клонили головы к очагу, выискивая среди брошенных фраз свежие слухи.
«Всех, всех перебили уж… Да как же всех-то, говорят, ещё три-четыре полка столицу держат; повоюют, думаю… Надейся, надейся. Набрали стариков, да молодчиков, раздали ржавых мечей, да поганых копий и трясутся за стенами… Вот возьмут Ольмир, зиму переждут и к нам заявятся… Дубина, что язык распустил. Или тебе беженцев, да заразы мало. Сколько по весне народу полегло».
Последние слова заставили Орма резко остановиться. Раздался скрип, и голоса смолкли. Двадцать голов повернулось к входу. Все знали, что этой весной, от заразы, принесенной беженцами из Рамайского царства, умерли жена и сын Орма. Секунду длилось молчание, а потом самые бойкие осторожно начинали разговор по новой. Теперь от очага тянуло не только теплом, но и тихим шелестом голосов.
Орм прошёл к краю стойки, за которой высился абсолютно лысый мужчина с раскрасневшимся, потёкшим от жара лицом.
- Продал? – отрывисто спросил Орм.
- Всё, кроме книг. Местным они не нужны, – ответил хозяин, насмешливо покачал головой и достал из-под столешницы туго набитый кожаный кошель.
- Хорошо. Книги себе оставь. Боги милуют, пригодятся ещё.
- Не страшно тебе на ночь глядя путь держать? – спросил трактирщик, скользнув взглядом по запачканному бурыми пятнами тёплому плащу и потёртым кавалерийским перчаткам.
- Опостылело всё: серо и тошно. – Мышцы лица напряглись: кожа между бровей и возле носа собралась складками. Орм принялся колупать пятна на плаще. – Убраться хочу отсюда и чем скорее и дальше, тем лучше. В столицу или даже к харамам.
- Да-а! Времена такие. Вон ещё один вестник с границы, – хозяин кивнул в сторону вновь ожившего разговора. – Такие сказки говорит. Глядишь, не сегодня, завтра варвары в окна стучать начнут.
«Завтра», – хмыкнул Орм. – «Знал бы как он прав, сам бы вещи паковал».
- Прощай, – бросил Орм хозяину. – Все прощайте! – выкрикнул он у дверей. Окинул взглядом знакомые молчаливые лица и вышел на волю.
В последний раз бывший лесник вдохнул прохладный воздух южных предгорий и вскочил в седло. За воротами тонувшего в сумерках города его ждал долгий путь, но не на запад, как услышал хозяин двора, а на север, в Тьяр – каменную столицу Ирии.

Копыта рыхлили каменистую почву, всадник задумчиво клевал носом, а неугомонный ветер силился скинуть с головы широкий капюшон. И только предгорная тропа, не изменяя себе, петляла: то ширилась, превращаясь в сносную дорогу, то прыгала по скалам уподобляясь диким волнам, норовя сбросить седока в гулкую расщелину.
Одну сторону тракта ограждали заснеженные пики, другую густой лес, вплотную подступавший к горным кручам. Кое-где настойчивые лесорубы и плотники уже основательно проредили чащу. Днём распугивали птиц несмываемым стуком топоров, ночью жгли костры и продолжали колотить и распиливать лес на дрова, подпорки шахт и древки копий. Между лесопилок, казарм и дымных кузен, раскинутых вдоль тракта, носились ошалелые вестовые, скрипя колёсами, двигались  караваны грузных телег, чеканили шаг легионеры. Всё больше народу грудилось у подножья гор: солдаты, ремесленники, купцы. Все больные телом и духом давно снялись и «улетели» на запад – поближе к побережью, к столице, под спасительные стены крепостей и щитов.
Весь путь до Золотых отрогов Орм собирался с мыслями и духом. Впереди лежали не только узкие, крутые тропы горных перевалов, снег, стужа, а, возможно, и смерть. Впереди миражом, сотканным из мучительных дум, виднелся будущий разговор с ушедшим в горы колдуном.

Горный перевал стелился под ногами уже седьмые сутки. Ветер носился по нему, теребя полы подбитого мехом плаща, морозными крупинками щекотал задубевшие щеки. Толстые подошвы скользили по каменной крошке и утренней наледи. От малейшего шороха осыпались склоны.
Орм ежился, кутался в складках одежды, короткими шагами приближался к очередному привалу. Теперь он частенько присаживался перевести дыхание на поросшие синим мхом валуны: на третий день, не дождавшись обеденного привала, умер мул. Теперь палатку, ватник и остатки сухарей с вяленым мясом приходилось тащить на собственном горбу. В Тьяре Орм надеялся нанять проводников – золота имелось в избытке, запастись животиной, едой и тёплой одеждой и двинуться в горы готовым к любой непогоде: хоть к бурану, хоть к лютым морозам. Однако охотников указать путь не нашлось. Кто поразбежался по тёплым местам, подальше от гор, границы и скорой войны, кого забрали вербовщики, кто просто побоялся отравляться в заснеженный край.
Орм в одиночку полз по кручам и морозил задницу о голые скалы.
После смерти мула пришлось распаковать зелья, купленные в Тьяре за большие деньги. Торговцы уверяли, что с их помощью самый плюгавый мужик сможет три дня почти без сна тащить два тюка поклажи.
Когда через два дня бутыльки с кроваво красной настойкой закончились, Орм устало повалился на снег, закрыл глаза и уснул.

Настоявшийся запах сушёных трав и смолы теребил кончик носа. Орм потянул воздух; ноздри зашевелились. От них тепло очага растеклось по телу: в легкие, в кровь, в пальцы. Тепло и еле ощутимый хруст растираемых трав прильнули к ушам. Тормошили, дергали, призывали разомкнуть чёрную пелену.
Орм разлепил веки. Секунду мутная пелена висела перед глазами, но вот размытые образы оформились в могучего старца в серой мантии с деревянной плошкой в руках. Узкий клин бороды аккуратно свисал на грудь, широкая спина подпирала спинку стула, узловатые пальцы цепко сжимали пестик. Колдун медленно мял травы.
«Влас!»
Старик повернул голову, прищурился зелёными глазами. Морщинистая полуулыбка бодрила не хуже Тьярских зелий. Он отложил работу, подвинулся к кровати, спросил.
- Как чувствуешь себя?
- Лучше. – Орм осторожно приподнялся и прислонился к бревенчатой стене, служившей изголовьем кровати. От натуги две капельки пота выступили у висков.
- Раз так, позволь узнать кто ты.
- Орм Бравий… – бывший посольский разведчик… из первой сотни,… ныне – егерь в Епайской провинции. – После каждой фразы Орм останавливался, чтобы перевести дыхание. Говорил с трудом, хрипел, глотал воздух.
- Ох-ты! Интересно, интересно. – Влас перебрался со стула на табурет возле кровати, прихватив чашку с питьём. – Что же с другого конца страны, да в эту пору привело такого важного человека в горы?
- Я пришёл к тебе за помощью. – Орм отпил из чаши, поданной стариком. Переборол рвотных позыв. – Дело срочное и…
Договорить разведчик не успел. Улыбка на лице колдуна растаяла. Глаза замерли, озорные огоньки в них погасли. Он помотал густой копной седых волос.
- Я давно отошёл от дел. Давно позабыл, каково это помогать.
- Знаю. Но в этот раз придётся! – Орм подался вперёд.
- Вижу, ты смел и дерзок. Возвышаешь голос в доме спасшего тебя человека.
- Не те времена, чтобы тратить слова, – речь лилась свободно, голос наполнился силой. – Дикий зверь притаился по ту сторону Кайарских гор и только раны, и крутые пики сдерживают его от очередного броска. Пройдёт год-два и варвары вторгнуться, и разорят страну.
- Наслышан. И об Орде и о скорых приготовлениях царя Ромала к войне. Одного не пойму: причем тут ты, а тем более я. Ты разведчик: твоё дело – разведывать стан врага. Я старик: моя доля – сидеть у очага и молиться о спасении.
- Необходимо опередить врага! Нанести первый удар!
- Хм-м-м! – протянул Влас. Погладил бороду. – Чего тебе от меня надо? В мои ли годы скакать по полю. Я и в молодости ни одной битвы и издали не видел. Куда теперь-то… - Влас принялся задумчивым взором шарить по стенам, уносился в воспоминаниях в седую даль времён.
- Сделайте для меня десять крупинок «Предсмертной ярости».
- Что сделать? – спросил старец и поворотил голову, чтобы лучше слышать гостя.
- Мне нужно десять штук, – ответил Орм.
- Надеюсь, ты понимаешь, чего просишь!
Разведчик кивнул.
- Надеюсь, ты поймешь, если я откажу.
- Нет, вы сделаете. – Влас не успел возразить. Орм зажёгся давно заготовленной речью. – Не ради меня, не ради государя и народа – ради себя. Своего будущего.
- Я знаю, что доза в десять крупинок – верная смерть. Но также знаю, что в те две-три минуты до смерти, ни один человек, ни один маг, ни целая когорта седых ветеранов не сможет остановить меня. Я убью того, кого должен убить.
- Кого же? – спросил Влас.
- Ромала Галийского.
- Нашего царя? – Старик поджал губы и тихо рассмеялся. Плечи подрагивали в такт смешкам, в глазах вновь запылали огоньки, а вскоре и юношеская улыбка растянула сети глубоких морщин. – Ты либо самый весёлый из шутов, либо самый сумасшедший из всех умалишенных.
- Я всего лишь разведчик–шпион. Двадцать лет ездил по свету, сопровождая важных послов: присматривался, прислушивался, принюхивался. Ловил слухи, шепоты, пересуды. Строил планы и исполнял их. Искал нужных людей, подкупал их, убивал их. Я был одним из многих – одним из лучших.
- Я держал путь на дикий север – в земли, скованные густыми лесами, затопленные болотами. Я присматривался к просвещенному югу – богатым краям, оазисам, пустыням. Я забирался с караванами на дальний запад, куда отплывали галеры полные вина и пшеницы. Исходил все моря, все тропы. Забирался так далеко на восток, как позволяли дикие племена.
- Там – на краю света, я увидел их – степняков, кочевников, разбойников – низкорослых людей на таких же толстобрюхих лошадях. Они мчались вдоль границ ханских владений, как мухи липли к достатку оседлого края. Их ловили десятками, вязали по рукам и ногам, на месте, без разбора, рубили головы. Я видел, как перед смертью эти наглые узкоглазые варвары смеялись в лицо палачам, скалили жёлтые клыки.
- Я видел разоренные, сожжённые ими деревни: обгорелые тела мужчин, женщин, детей. Единицам удавалось ускользнуть от их метких глаз и лёгких стрел.
- Они изменились, стали сильнее, перешли пустыню и стоят у наших границ.
- Тогда ты должен убить не нашего царя, а ихнего, – заключил Влас. – Разве, нет?
- У них сотни вождей, у нас один.
- Зачем? – Старик больше не смеялся. Разводил руками, не понимал.
- Чтобы выжить! Ромал – мудрый вождь, умелый воин, опытный полководец – любимец богов. Возможно лучший из царей, посланных небесами. Через это он и погубит и народ, и царство.
- Почему?
- Он призовёт людей и за ним пойдут. Он встанет насмерть на поле брани и ни один солдат не отступит. Он станет драться до последней капли крови и вытянет эту последнюю каплю из каждого ирийца. А тех, которые испугаются и забьются по щелям, добьют варвары.
- Единственный шанс спастись – сдаться на милость Орде. Проиграть одной битвой, чтобы не озверели варвары, не принялись в отместку за павших собратьев резать всех от мала до велика. Покориться и ждать бури с запада. Падет Ирия – варвары получат выход к морю, к берегам всего Бахейского моря, к богатствам всего края. Тогда ни харамы, ни тьяры, ни кууны не смогут отсидеться, переждать войны. Запылают все берега. Поднимутся все народы. И когда по всем сторонам света схлестнутся они с ордой настанет время поднять головы ирийцам – тем, кто выжил и затаил великую злобу на захватчиков. Тогда припомнят они варварам каждый день, проведённый под тяжёлой пятой, каждую каплю пота и крови. И вернут их десятком.

Через четыре месяца, в битве при Зарре, войско Кьяра – брата Ромала, в три часа было разбито Ордой.