Ангел Люцифер - свет несущий

   Начиная рассказ о ха-Шатане, сразу поясню – в этом рассказе я его буду называть Люцифер. Такое его имя и само звучание более близко европейскому читателю. Кроме этого, в иудаизме такое понятие как абсолютное зло отсутствует, так как всё происходит по воле Всевышнего и то, что сегодня воспринимается как зло, после пристального рассмотрения таковым может и не являться (рекомендую внимательно прочитать главу из первой книге касательно ха-Шатана и ситра ахра). Всё зависит от меры восприятия и знания духовных особенностей духовного Мира. А само же зло исходит от самих людей, отступивших от повелений Всевышнего.
   На тему тьмы и зла существует реальная и очень удивительная история. Она произошла в диалоге между профессором и студентом на лекции. И вот эта история (мною профессор будет обозначен как – П. А студент как – С).
   В университете, профессор философии задал вопрос своим студентам.
   П:- Вы когда-нибудь задумывались, почему существует зло? Или существует ли зло вообще?
   Все студенты ответили утвердительно.
   П:- Бог создал всё, что существует. Если Бог создал всё, значит Он создал и зло, ведь зло существует. Исходя из этого можно утверждать, что Бог - это зло. Продолжил профессор.
   Студенты замерли от удивления. Однако один студент попросил слово и сказал.
   С:- Профессор, могу ли я задать вопрос?
   П:- Да.
   С:- Существует ли холод?
   П:- Конечно, существует. Разве тебе никогда не было холодно? Ответил профессор, слегка удивлённый.
   С:- На самом деле, профессор, холода не существует (отвечая, улыбнулся студент). В физике мы понимаем, что холод – это лишь отсутствие тепла. Любое вещество можно изучать только до определённой степени охлаждения, пока не достигнем состояния полной термодинамической пустоты, где отсутствует тепло. Холода не существует, существует лишь отсутствие тепла. А существует ли тьма (продолжил студент)?
   П:- Конечно, существует (ответил профессор). Разве ты не знаешь, что такое ночь?
   С:- На самом деле и тьмы не существует (снова возразил студент). Тьма – это лишь отсутствие света. Мы можем изучить свет, но не можем измерить тьму. Луч света можно разложить на цвета, измерить длину его волны, но тьма остаётся лишь понятием, описывающим отсутствие света. Так и зло. Зло – это отсутствие Бога в сердцах людей. Это состояние, когда человек лишён любви, милосердия и сострадания. Как холод наступает при отсутствии тепла, а тьма при отсутствии света, так и зло – это отсутствие добра и Божественных качеств в человеке.
   Профессор молча смотрел на студента, осознав свои аргументы опровергнутыми. Этим студентом был Альберт Эйнштейн.
                -------------------------------------
   Итак. Улицы города пульсировали лихорадочной энергией, тихим гулом амбиций и отчаяния, которые резонировали глубоко внутри существа Люцифера. Не Люцифера Падшей благодати и пылающего Адского пламени Восставшего, а Люцифера света – светоносца. Он ходил среди людей не как мучитель, а как молчаливый наблюдатель и, время от времени, невольный участник грандиозной, грязной драмы их существования. Его крылья, когда-то пылающее великолепием рассвета, теперь были мерцающей иллюзией, призрачным следом, который исчезал по желанию. Он прибыл в этот разросшийся, современный позолоченный город, который царапал небо сталью и стеклом, ища ответы. Шёпот о порче достиг Эмпиреев своей ползучей коррупций, которая извращала сердца и затемняла души. И Люцифер, несмотря на свою сложную историю, был послан как единственный, кто мог по-настоящему понять затенённые пространства человеческой души. Его миссия - осветить источник и принести свет истины.
   Примечание:- «Эмпирей, также Эмпиреи (от древнегреческого ;;;;;;; - огненный). В античной натурфилософии одна из верхних частей неба, наполненная огнём. В схоластике Фомы Аквинского эмпирей - это изначальное светлое и пламенеющее небо, сотворённое на первый день. Упоминая это небо, Фома ссылается на Страбона. Эмпирей населён Ангелами и противопоставлен низшему звёздному небу, сотворённому в последующее время».
   Он выбрал себе облик уличного артиста, музыканта с голосом, который мог ткать мозаику звуков, гитарой, которая плакала от боли и радости прожитых в этом мире веков. Он расположился на оживлённой площади, воздух был пропитан запахом горячих кренделей и каких-то ещё непонятных неприятных запахов, по консистенции напоминающих выхлопные газы. Его музыка была из смеси древних мелодий и современных ритмов, и привлекала любопытную толпу. Он пел о любви и потере, о разбитых и возрождённых мечтах, о постоянной борьбе между тьмой и светом, которая разыгрывалась в человеческом сердце. И в это время он увидел её среди толпы. Женщина с глазами цвета грозовых облаков, лицо, на котором была написана усталость, которая противоречила её юной внешности. Она стояла в стороне, её взгляд был отстранённым, словно она потерялась в мире, который могла видеть только она. Он заметил, как она вздрогнула от внезапного смеха детей, как она, казалось, съёжилась от переполненных мусорных баков с отброшенными надеждами и неонового блеска неумолимого аппетита города к большему.
   Он изменил свою песню, тонко, вплетая в мелодию более глубокую печаль, плач по погасшему свету. Пока он пел, её глаза встретились с его глазами, проблеск узнавания, затем быстрый, почти болезненный взгляд в сторону. Он знал тогда, с уверенностью, которая холодила его, что она была ключом.
   А когда он закончил свой сет, то аплодисменты глухим эхом отдались в его ушах. Затем он упаковал свою гитару. Его взгляд был устремлён на женщину. Он чувствовал, как тьма гудит вокруг неё, ощутимое присутствие, которое казалось одновременно знакомым и отвратительным. Он знал цену тому, что чувствовал. Эмпирей, в своём жестком порядке, не всегда понимал сложность свободной воли и теней, которые она могла отбрасывать. Он следовал за ней по лабиринту улиц, мимо возвышающихся небоскрёбов и разрушающихся многоквартирных домов, а контрасты города отражали смятение внутри неё. Он держался на почтительном расстоянии, наблюдая за молчаливыми ритуалами её жизни. Он видел, как она работает в продовольственном банке, и её руки двигаются с отработанной грацией, раздавая скудные порции надежды голодным и потерянным. Он видел её, свернувшись калачиком в парке, читающей потрёпанные книги под мерцающим фонарным столбом, где её лицо освещалось бледным сиянием, как хрупкий маяк в надвигающейся темноте.
   Он узнал, и вспомнил её имя,- Анат.
   Дни превращались в недели, и он продолжал наблюдать, слушать, учиться. Он понял то, что болезнь этого города не была чем-то единым, а была тонким разложением, ползучей апатией, которая проявлялась как потеря эмпатии, цинизмом, который разрушал узы сообщества и веры. Эта болезнь питалась отчаянием, способствовала разделению и процветала на плодородной почве человеческой уязвимости.
   Однажды вечером он нашёл её в скрытом саду на крыше с видом на город. Воздух был свежим, звёзды, словно алмазная пыль, рассыпались по бархатному полотну ночи. Он приблизился к ней, его шаги были бесшумны по каменной дорожке.
   - Анат,- сказал он, и его голос был тихим шёпотом, сливавшимся с шёпотом ветра.
   Она повернулась, её глаза расширились от удивления, но на лице не было страха.
   - Ты наблюдал за мной? Спросила она. Её голос был тихим, мелодичным вздохом.
   - Да,- признался он: «но я вижу свет внутри тебя, даже среди теней».
   - Тени побеждают,- сказала она, подавленная: «Это повсюду. Люди... им больше всё равно. Город болен, и лекарства нет».
   Он сидел рядом с ней на краю крыши, глядя на мерцающие огни: «Расскажи мне о тьме, Анат. Что её питает?».
   Она колебалась, затем начала говорить, её слова лились потоком боли и разочарования. Она говорила о корпоративной жадности, политической коррупции, неустанном стремлении к поверхностности, сокрушительном бремени изоляции. Она говорила о потере веры, разрушении надежды, растущей волне безразличия. Она объяснила о том, что упадок сил был симптомом более глубокого недуга, духовной пустоты, которая медленно поглощала мир. И пока она говорила, он чувствовал, как тьма обвивается вокруг него, испытывает его, искушает его. Она шептала о том, что люди жаждут обещания власти, легкого пути, отказа от борьбы за свет.
   Древние отголоски бунта и неповиновения гудели в нём. Он боролся с искушением, знакомой болью своих старых обид. Он снова увидел блеск Небесной сферы, сокрушительную изоляцию своего пребывания, непоколебимое знание того, что он, Люцифер, потерял. Но за тысячелетия он узнал о том, что истинный свет - это не ослепительная слава, а ровное пламя, готовность сражаться в самых тёмных углах. Он понял то, что тьма - это не внешняя сила, а отражение выбора, сделанного людьми.
   - Вы не можете это исправить,- сказала она, и её голос был полон отчаяния: «Никто не может».
   Он нежно положил свою руку на её. Её кожа была холодной, пальцы напряжены: «Это неправда, Анат. Сила заключена в тебе, во всём человечестве. Это выбор, который ты делаешь каждый день, добрые поступки, моменты сочувствия, отказ поддаваться тьме. Это оружие против неё».
   Он увидел проблеск надежды в её глазах, хрупкую искорку в грозовых облаках. Он знал о том, что это будет нелегко, то, что путь к исцелению будет долгим и трудным. Но он также знал и то, что свет, каким бы слабым он ни был, никогда не может быть по-настоящему погашен.
   Он остался с ней в ту ночь, разговаривая до позднего рассвета. Он поделился своей историей, своим восстанием и раскаянием, своим неутомимым наблюдением. Он говорил о присущей человечеству красоте, его способности как к невероятному бескорыстию, так и к разрушительной жестокости. Он рассказал ей о цене свободной воли и необходимости принятия тьмы, которая должна существовать перед лицом такого изобилия света. Это было не просто озарение, а путешествие. А когда первые лучи солнца коснулись горизонта, он понял то, что его миссия не в том, чтобы искоренить тьму, а в том, чтобы осветить её, помочь человечеству понять то, что её питает, и побудить их сделать другой выбор. Он знал о том, что, скорее всего, пострадает, поскольку его свет был не маяком, а отражением зеркала. И он знал и то, что он, Люцифер, носитель света, наконец-то нашёл своё истинное предназначение - не в командовании, а в руководстве и в истине.
   Следующие дни и недели были посвящены распространению этой новости.
   Он продолжал выступать, но теперь у него была группа, группа, чтобы распространять сообщение надежды и действия. Он и Анат работали вместе, используя свои объединённые силы, чтобы пролить свет в самые тёмные места, чтобы разжечь угасающие угли надежды. Он видел, с осторожным оптимизмом, начало перемен. Это был медленный процесс, постоянная борьба, и он знал то, что тьма всегда будет частью человеческого опыта. Но его время в этом городе подходило к концу. Он чувствовал то, что Эмпирей наблюдает, ждёт. Он посетил Анат в последний раз, зная о неизбежной разлуке, его лицо было испещрено болью прощания.
   - Ты хорошо поработал,- сказала она, и её глаза больше не были мутными, а наоборот, наполнились вновь обретённой силой.
   Он улыбнулся: «Мы это сделали, Анат. Ты это сделала».
   Он чувствовал эфирное тяготение, призыв вернуться в Небесные сферы. Он знал о том, что город продолжит своё существование, со светом, который он и Анат взрастили, даже в самом сердце этой тьмы. И он знал и то, что он, Восставший Ангел, носитель света, продолжит ходить среди человечества, молчаливый свидетель, скромный проводник.
   Его крылья оставались невидимыми, но его влияние сохранялось,- мерцающее пламя в сгущающейся тьме.

   Емельянов-Никитин В.Н. (Сефер Шалом а-Хаим, том 4, Знакомство с Агадой мусар – Ангел Люцифер - свет несущий).