Бедный миллионер

Несмотря на то, что мне давно хотелось бросить трубку, я все же дождалась завершения разговора:
-Ну, ладно, пока, - наконец сказал он. И я облегченно вздохнула. Теперь можно, несколько раз чертыхнувшись, поклясться, что больше на этот номер отвечать не буду. Иначе чувства брезгливости и раздражения не избежать. Взрослый мужик, коренной москвич, без жилищных и материальных проблем 30 минут ныл по поводу того, какой он несчастный. Потому что у него нет работы и зарплаты, а есть только московская пенсия. И кто только придумал называть ее большой – на 20 тысяч точно не проживешь. Ну и что, что у других она значительно меньше. Это же у других. А другие его не интересуют. И мне его не понять. Потому что у меня нет пенсии, зато есть работа и зарплата. Поэтому я должна войти в его положение.
- Каким образом? Доплачивать тебе с моей зарплаты?
Мой вопрос не был лишен смысла. Он уже пытался решить свои материальные проблемы за счет меня.
Это было в длинные майские выходные. Погода тогда установилась на зависть июлю. Сочный круг солнца заливал городской пейзаж, поневоле хотелось на природу со свежей зеленью и яркими точками одуванчиков. Вот тогда он мне и предложил съездить вместе с ним в деревню, где у него дом. Мол, одному 400 километров ехать скучно, а со мной можно поболтать, да и вообще веселее. Я с радостью согласилась и уже представляла, как буду гулять по настоящему лесу, сидеть у реки и кататься по полю на велосипеде. Осталось решить только один вопрос – дату отъезда. Договорились, что выезжаем 2 мая. На мой вопрос, что нужно с собой взять он прямо и резко ответил:
- Деньги. Заправишь мне машину и на продукты надо.
- Я заправлю? – Чуть не задохнулась я от возмущения. – Ты берешь меня в поездку, чтобы было кому заправить твой Лексус?
Он смущенно, как ребенок, забывший слова стихотворения на утреннике, пожал плечами.
Я в ответ отрицательно закрутила головой. И он быстро ретировался. Только через несколько дней узнала – в деревню он съездил один. Понес крупные материальные проблемы.
Наши отношения вовсе не располагали к благотворительности. Мы познакомились 15 лет назад, в редакции крупной московской газеты. Народу - столько, что невозможно было запомнить. Но он выделялся ярким пятном. Точнее – черным. Черным в нем было все – густые волосы, в тон – борода и усы и чуть светлее – глубокие, выразительные глаза. Плюс к тому черная майка, едва различимая, такого же цвета, кожаная куртка. Черные же джинсы и ботинки. И, как ни странно – черная сумка, наперевес через плечо.
Без сомнения, он был необычайно красив. Черный цвет лишь подчеркивал его привлекательность. Делал его стильным, обрамляя яркую внешность. Все вместе взятое оттягивало внимание от небольшого роста. Я не сразу поняла, что он чуть выше меня. Сантиметра на 2-3 сверху моих 160-ти.
На людей он не смотрел, а буравил взглядом. Будто хотел навсегда привязать к себе. Многие девушки попадали под его обаянию. Искали с ним общения. Проще всего это можно было сделать в нашем буфете. Поэтому место рядом с ним было всегда занято. Правда, рассчитывать на что-то большее никому не приходилось. В ту пору он был крепко и надежно женат, поэтому никаких отношений, кроме дружеских, не получалось.
Тем не менее несколько раз мы с ним встретились. В нерабочей обстановке. Но он меня быстро разочаровал. Потому что предпочитал говорить о материальных проблемах. О том, как ему трудно живется, воспитывая двоих детей. И о том, какая у него властная жена. Помочь ему ни в том, ни в другом я не намеревалась, поэтому наши дороги разошлись. Сначала условно, а потом и буквально. Его уволили за непрофессионализм, и воздух в редакции, ранее пронизанный вожделенными взглядами девушек, стал чистым и непорочным.
И потом эта неожиданная встреча. После чего он и стал мне позванивать. Мы столкнулись в кафе, едва узнавая друг друга
- Ты? – Протянул он удивленно.
- Ты? – Повторила я тон в тон.
Его определяющий черный не был уже настолько концентрированным. Волосы, борода и усы серебрились сединой. Взгляд стал уставшим и потухшим. Он тут же предложил поговорить. Зная про его скупость, я заказала только кофе. Но он настоял:
-Бери, что хочешь!
- Как неожиданно! – Не удержалась я от иронии. И попросила принести чизкейк.
Надо отдать ему должное. Он был со мной вежлив. Даже спросил, как у меня дела. Как сложилась моя жизнь. Где я работаю и живу. Но по бегающему взгляду было видно: ответы ему неинтересны. После каждого он неторопливо постукивал указательным пальцем по столу. И отворачивал голову в сторону. Наконец, он дождался моего «а как ты?». И быстро заговорил. Будто выплескивал накопившееся за 15 лет. Как ведро воды на потрескавшуюся от сухости землю. Резко и с размахом.
С женой он разошелся и 10 лет назад, когда ему было полтинник, полюбил другую. Медицинскую сестру, с которой познакомился, когда лежал в больнице. Конечно, в тяжелом состоянии.
- Дальше! – Потребовала я, чтобы обойти вниманием подробности про его здоровье. – Сколько ей было лет?
- 25. Она очень красива. Стройна и сексуальна. Мне льстило, что я, 50-летний мужик, ей нравлюсь. Мы встречались до тех пор, пока она не забеременела. Я был женат. И не хотел еще одного ребенка.
- Зная тебя, могу предположить, что ты от нее откупился? – Разоблачительным тоном произнесла я.
- Откуда ты знаешь? – Спросил он, но не стал дожидаться ответа. И продолжил.
- Сначала – да. Я предложил ей деньги на ребенка. Конверт вручал ей в кафе. Каким-то странным образом моя жена оказалась там. И все видела. Мы уже давно с ней заключили негласный договор. Если я унесу из дома деньги, она мне этого не простит. И не простила. Мне пришлось переехать к матери.
- А как же любимая?
- Мы не жили вместе. Ей было так удобнее. Мне тоже. Девочку назвали Мариной. Я ее безумно люблю. И никогда не жалел на нее денег.
- Да? – Подняла я брови.
Он не обратил внимания. И продолжил обнажать душу. Рассказал, как они новой семьей ездили на дорогие заграничные курорты. Посещали рестораны. Одевались в бутиках. И вообще ни в чем себе не отказывали. Эта красивая жизнь длилась до тех пор, пока он не оказался на пенсии. Образ жизни стал среднестатистическим, и отношения пошли на спад. Теперь ему жаль, что он столько потратил на них денег. Надо было лучше купить квартиру.
- А ты не купил? – Повысила я голос. - Это за 15 лет работы с зарплатой 150 тысяч рублей? Коренной москвич этого бы никогда не упустил. Ни за что не поверю!
- Да есть у меня немного денег, в банке лежат, я с них хоть небольшие проценты имею. Я ведь еще дом построил. Да и машина у меня дорогая.
- Так продай дом, машину, будут у тебя деньги, и купишь квартиру.
- Да какие это деньги – 2 миллиона. Тем более что моих там только 800 тысяч.
- А остальные чьи?
- Материны. Это она мне дала на вклад, чтобы я немного процентов с них имел.
- Ты хочешь, чтобы я в это поверила? Или чтобы я дала тебе денег?
От раздражения запершило в горле. Там беспорядочно ворочались невысказанные слова.
- Бедный миллионер! – Злобно прошипела я и привстала, чтобы уйти.
- Я тебе сказал, что моих только 800 тысяч, значит так и есть.
Голос у него был агрессивным. Он выглядел напуганным. Будто его застали за чем-то неприличным. Он нервно закрутил в руках салфетку и промокнул ею выступивший на лбу пот.
Я села на место. И с надеждой оглянулась по сторонам. Будто звала на помощь. Чтобы кто-то прекратил это бесконечное нытье. И поставил жирную точку в этом тягостном для меня разговоре.
- И вообще, у меня безвыходное положение. – Настаивал он на своей роли страдальца.
- Я хочу разъехаться с матерью.
- Куда уже разъезжаться, - возмутилась я. – Ей же 87 лет. Как она сможет одна, да еще и в новой квартире. Дай ей дожить на одном месте.
- А почему я должен быть ее заложником? Я ее не люблю. Вот ты живешь одна, и можешь хоть кого в гости пригласить. А я не могу
- Почему? У вас же трехкомнатная квартира. Кто мешает пригласить гостей? Мама не разрешает?
- Да разрешает, только она моим гостям покоя не дает, все ходит по пятам и пытается разговоры разговаривать. Чтобы разменяться с ней надо доплатить 2 миллиона.
-Так у тебя же они есть! – Разозлилась я. И закрыла уши.
Его рот раскрывался молча. По движению губ было видно, что чаще всего он произносит слово «миллионы». Глаза горели черными углями. Руки взметались, как крылья раненой птицы. 
Наконец, он заметил, что я его не слушаю. Оторвал мои руки от лица и миролюбиво произнес.
- У меня тут две пенсии скопилось, так я все ей отдал, для дочки.
- Скопилось? – Удивилась я. На что ты тогда живешь?
Он понял, что опростоволосился, и теперь образ бедного москвича после столь необдуманного признания поблекнет. Он выдержал паузу, чтобы удачно использовать ложь и выдал:
- Ты меня неправильно поняла. Это я несколько лет откладывал с пенсии, вот у меня и накопилась значительная сумма. А так, конечно, на что я могу еще жить? Конечно, только на пенсию.
- Врешь. – Коротко сказала я. – К остронуждающимся ты точно не относишься. Вот только не пойму зачем тебе так важно отстоять свой статус бедного и несчастного. Что это тебе дает? Сочувствие? Сожаление? Могу признаться, кроме раздражения – ничего. Боле того, ты мне так надоел своим нытьем, что мне не хочется с тобой разговаривать.
И я выбежала из питейного заведения. Когда удалялась прочь стремительным шагом, через стекло заметила его сгорбленные плечи и поникшую голову. Наверное, под тяжестью миллионов.
Поэтому на следующий его звонок не ответила. Скорчив рожицу, быстро нажала на сброс. В горле густой слюной накапливалось презрение.