Сказка четвертая Таинство Серебряной Ночи

Сказки вечно молодой и наимудрейшей Луноликой

«Ой ли, слушайте внимательно, добрые сердца, сказание моё лунное...»

В ту ночь, когда Апрель протягивал руку брату своему Маю, передавая жезл цветущей власти, молодая ведунья Ярина стояла на холме посреди древнего леса. Волосы её, подобно речным струям, ниспадали до самой земли, но не касались травы, словно знали своё высокое предназначение.

Три ночи Ярина не смыкала глаз, всматриваясь в полотно небесное, ожидая знака от Луны-матери. Тяжесть легла на сердце её девичье – не чувствовала она в себе той силы женской, что прабабка её Милада источала одним лишь взглядом из-под ресниц своих длинных.

«Ой ли, Луна-матушка, услышь прошение моё тихое, отвори врата женской силы, что глубже морей бездонных и выше небес звёздных», – шептала Ярина, простирая руки к серебряному диску.

И вот, когда последняя звезда Апреля погасла на небосводе, а первый луч майского солнца ещё не коснулся земли, раскрылись перед ней Врата Между Временами. Пред Яриной явилась женщина невиданной красы – сама Луноликая Госпожа, чей лик светился серебром живым, а глаза хранили тайны всех поколений.
– Искательница, – голос Луноликой звучал как песня ручья по камням, – отчего тоскует сердце твоё молодое?
– О, Мудрейшая, – отвечала Ярина, низко кланяясь, – ищу я тайну силы женской, что не в громких словах живёт, а в молчании красноречивом, не в грозных заклинаниях, а в нежном взгляде. Как пробудить ту силу, что крепости неприступные берёт без боя и мечей?

Улыбнулась Луноликая улыбкой, от которой цветы ночные раскрыли свои бутоны.

– Пойдём со мной, дитя земли, – молвила она, протягивая руку, мерцающую, словно звёздная пыль.

И повела Луноликая Ярину тропою серебристой между мирами, где время течёт иначе и пространство изгибается подобно ленте на ветру.

– Смотри, – указала Госпожа на озеро, поверхность которого была гладкой, как зеркало, – видишь ли ты своё отражение?

Ярина склонилась над водой и вскрикнула – в отражении её лик менялся, становясь то юной девой, то зрелой женщиной, то мудрой старицей.

– Тайна женской силы, – голос Луноликой обволакивал, как тёплый летний ветер, – в принятии всех ликов своих, всех возрастов и состояний. Лишь та, что чтит в себе и невинную деву, и пламенную любовницу, и мудрую мать, и ведающую старицу, обретает полноту власти своей.

Луноликая взмахнула рукой, и на поверхности озера возникли видения: женщина, что песней убаюкивает дитя, и та же женщина, чьи глаза полны огня в объятиях любимого; женщина, руки которой создают хлеб насущный, и та же женщина, чьё слово лечит раны душевные.

– Сила женская не в покорении мужчины, а в пробуждении в нём самого высокого, самого светлого. Не в том, чтобы взять, а в том, чтобы наполнить и преобразить касанием своим.

Луноликая повела Ярину дальше, и оказались они на лесной поляне, где вокруг костра высокого кружились в танце ведающие женщины. Не было в их движениях ничего нарочитого, лишь естество чистое, первозданное – как вода, что точит камень не силой, а постоянством своим; как ветер, что не ломает деревья, но учит их гибкости.

– Вот истинная магия женщины, – шепнула Луноликая, – в умении быть подобной воде: мягкой, но несокрушимой; податливой, но способной изменить твердь каменную; прозрачной, но глубокой настолько, что не видно дна.

И указала Госпожа на самую старшую из танцующих – седовласую, но с глазами молодыми, живыми:

– Каждая женщина носит в себе тайну зарождения жизни. Не только той, что в чреве вынашивают сорок недель, но и жизни мыслей, чувств, деяний. Взгляни на Миладу – прабабку твою.

Ярина вздрогнула, узнав в старшей танцовщице свою прабабку, о которой знала лишь по рассказам.

– Сила её не в громких словах и резких действиях, – продолжала Луноликая. – Сила её – в мудрой мягкости, в улыбке, что растапливает лёд в сердцах, в руках, что умеют и накормить, и исцелить, и приласкать. Она подобна Луне – не светит сама, но отражает свет солнечный, преображая его в нежное серебро, что не слепит, а указывает путь во тьме.

И протянула Луноликая Ярине чашу из лунного камня:

– Испей, дитя. Это не даст тебе силы – оно лишь пробудит ту, что уже есть в тебе.

Напиток был подобен майской росе – свеж и чист, но в глубине его скрывалась древняя мудрость, что старше самого времени.

С каждым глотком Ярина чувствовала, как просыпается внутри неё то, что дремало: знание без слов, сила без насилия, власть без принуждения.

– Теперь, – сказала Луноликая, когда чаша опустела, – ты знаешь, что искала. Сила женщины – в её способности быть подобной Луне: принимать разные лики, но оставаться собой; менять форму, но не суть; светить отражённым светом, но освещать дорогу заблудшим.

Ярина поклонилась глубоко:

– Благодарю тебя, Луноликая Госпожа. Отныне буду я стремиться не к власти над другими, а к власти над собой, не к покорению, а к пробуждению.

Луноликая улыбнулась, и в улыбке её отразились все женщины, что жили до Ярины и будут жить после.

– Иди теперь, дитя, к костру Майской ночи. Прими своё место в круге ведающих, ибо теперь ты – одна из нас.

И растворилась Луноликая в серебристом тумане, оставив после себя аромат ночных цветов и тихую мелодию, что слышна лишь тем, кто умеет слушать сердцем.

Ярина спустилась с холма к поляне, где горел высокий костёр. Женщины в круге расступились, принимая её в свой хоровод без слов, ибо видели в глазах её отблеск лунного света и знание, что словами не передать.

«Ой ли, закружились они в танце древнем, что старше гор высоких и рек глубоких...»

Танцевала Ярина, и с каждым шагом менялась она: то становилась подобной юной берёзке, гибкой и трепетной; то расцветала пышным маком, страстным и ярким; то обращалась мудрой совой, чей взгляд проникает в самую суть вещей.

А когда пламя костра взметнулось выше деревьев, перепрыгнула она через огонь, не опалив ни волоса. И в тот миг почувствовала, как наполняется её существо силой земной, питающей всё живое, и силой небесной, дарующей вдохновение и прозрение.

Прабабка Милада подошла к Ярине, когда та, утомлённая танцем, присела у края поляны.

– Вижу, внученька, – молвила старая ведунья, – встретилась ты с Луноликой. Приняла ли ты её дар?

– Приняла, бабушка, – ответила Ярина. – Только не понимаю я ещё одного: как мне тайну эту сохранить и передать дальше? Как не растерять в суете дней то, что открылось в таинстве ночи?

Милада погладила внучку по волосам:

– Тайна женской силы – не в хранении её, а в раскрытии. Не берегут цветы свой аромат, не прячут звёзды своё сияние. Каждым дыханием своим, каждым взглядом и движением, каждой улыбкой и слезой ты уже передаёшь дар Луноликой миру.

– Но как мне научиться тому взгляду из-под ресниц, что крепости неприступные берёт? – спросила Ярина.

– О, дитя, – засмеялась Милада, и смех её был подобен перезвону серебряных колокольчиков, – не взгляд берёт крепости, а любовь, что за ним стоит. Научись любить мир во всех его проявлениях: и в радости, и в печали, и в цветении, и в увядании. Научись видеть красоту в каждом творении земном и небесном. И тогда взгляд твой сам обретёт ту силу, о которой ты говоришь.

«Ой ли, слушайте дальше, добрые сердца, о том, что было после...»

Прошла весна, минуло лето, отшумела осень. Каждое полнолуние выходила Ярина на холм, где встретила Луноликую, и подносила ей дары: весной – первые цветы, летом – спелые ягоды, осенью – золотые листья. И с каждым полнолунием крепла в ней сила женская, мудрость древняя.

А когда пришла зима и мир укрылся белым покрывалом, явился в деревню путник. Высокий, статный, с глазами ясными, как зимнее небо. Увидела его Ярина, когда тот просил приюта у старосты, и замерло сердце в груди её.

Не пустым кокетством, не наигранной слабостью привлекла она внимание юноши. Просто когда случилась в деревне беда – заболел ребёнок тяжко – Ярина три дня и три ночи провела у его постели, отдавая всё тепло своё, всю силу жизненную. И путник тот, чье имя было Светозар, увидел в ней то, чего не видел ни в одной женщине до того: способность любить безусловно, отдавать, не требуя взамен, светить, не сгорая.

И когда их взгляды встретились над постелью выздоравливающего ребёнка, не нужно было слов. Ибо истинная сила женщины и настоящая мощь мужчины узнают друг друга без речей громких и клятв пышных.

В ночь перед Солнцеворотом, когда тьма самая долгая, а свет только зарождается, взошли они вместе на тот самый холм. И там, под светом звёзд и благословением Луноликой, соединили свои судьбы.

А когда пришёл срок, и Ярина почувствовала, как затеплилась новая жизнь под сердцем её, вышла она вновь на холм в полнолуние.

– О, Луноликая Госпожа, – прошептала она, гладя живот, в котором росло новое существо, – благодарю тебя за дар, что ты мне преподнесла. Теперь я понимаю: нет большей магии, чем давать жизнь; нет большей силы, чем сила любви; нет большей мудрости, чем мудрость сердца открытого.

И показалось Ярине, или действительно на мгновение проступил на диске Луны лик прекрасной женщины, улыбающейся ей, как мать улыбается дочери.

«Ой ли, вот и сказанию моему конец, а кто слушал – молодец. А мудрость женскую, что в нём сокрыта, пусть каждая по-своему постигает, своим путём к ней идёт. Ибо нет в мире двух одинаковых женщин, как нет двух одинаковых звёзд на небе, но каждая несёт в себе искру света божественного, каждая – Луноликой частица.»

Свети, Луноликая, свети. Освещай путь идущим к себе истинным. Дари мудрость ....

Каждое событие, каждая встреча и каждый урок — это часть великого плана, который ведёт нас к лучшему пониманию себя и мира вокруг. Доверяй этому процессу и позволь своему опыту быть твоим проводником.