Глава пятая. Косточки Белеса

Лес, в который вошла Ярина, не был просто скоплением деревьев — он дышал. Каждый ствол, словно жила в теле древнего исполина, пульсировал под корой, а ветви смыкались над головой в свод, напоминающий рёбра гигантского зверя. Воздух здесь был густым, пропитанным запахом смолы и гниющих грибов, а земля под ногами мягко пружинила, будто ступаешь по коже спящего дракона. Светозар остался на границе чащи — его слепые глаза, зашитые рунами, не могли вынести шепота этого места. 

— **Здесь правит Леший,** — предупредил он, исчезая в тумане, словно тень на закате. — **Он возьмёт плату за проход. Но не золотом…** 

Ярина шла вперёд, чувствуя, как вышиванка на ней меняет узоры: волчьи клыки почернели, а звёзды стали острыми, как шипы. Её серебряные волосы, лишённые прежнего сияния, сливались с туманом, превращая её в призрака. Пустота на месте детских воспоминаний ныла, как незаживающая рана. 

Первой появилась **кикимора**. Она выскользнула из дупла старой берёзы, её тело — сплетение корней и болотной тины, лицо — гнилая тыква с горящими угольками глаз. На голове красовалась шапка из крысиных хвостов, а пальцы, длинные и скрюченные, держали её тень — чёрный лоскут, дрожащий, как живой. 

— **Ой, кто к нам пожаловал?** — захихикала кикимора, кружа вокруг Ярины. — **Девка без памяти, без тени… Иди, иди, Леший давно тебя ждёт!** 

Ярина попыталась схватить её, но кикимора рассыпалась на стаю ворон, которые с карканьем унесли её тень в чащу. Теперь за спиной Ярины не было даже чёрного силуэта — только пустота, жадно всасывающая свет. 

Лес внезапно расступился, открыв поляну. В центре её, на троне из переплетённых оленьих рогов, сидел **Леший**. Он был одновременно древним и вечно юным: кожа — кора столетнего дуба, волосы — спутанный мох, глаза — два изумруда, выточенных подземными реками. В руках он держал дудку, вырезанную из берцовой кости, а у ног лежала свора волков с глазами из расплавленного янтаря. 

— **Тень потеряла…** — голос Лешего шуршал, как осенние листья под сапогами. — **Хочешь назад? Спляши.** 

Ярина сжала кулаки. Воздух вокруг звенел магией, густой и липкой, как смола. 

— **Что ты хочешь?** 

— **Три ночи под мой напев,** — он поднял дудку, и волки завыли в унисон. — **Если остановишься — станешь частью моего леса. Если выдержишь — дам то, что ищешь.** 

Первый звук дудки ударил, как нож в висок. Ярина вздрогнула, но ноги сами пошли в пляс. Лес вокруг закружился, деревья наклонились, наблюдая. Танец был невольным, диким — тело выгибалось, словно под ударами невидимых кнутов, ступни врезались в землю, оставляя кровавые следы. 

***Ночь первая.*** 
Дудка пела о забытом. Ярина видела себя маленькой — бегущей по лугу, мать зовёт её ужинать… Но образ расплывался, как вода в ладонях. Ноги горели, но остановиться было нельзя. Волки выли, сливаясь с музыкой. 

***Ночь вторая.*** 
Звуки дудки стали острыми, как шипы. Теперь Ярина плясала среди теней — они тянули к ней руки, шепча проклятия матери. *«Ты — ошибка! Ты — язва на теле мира!»* Кости трещали, но танец продолжался. 

***Ночь третья.*** 
Музыка превратилась в рёв раненого зверя. Лес горел вокруг, но пламя не жгло — замораживало. Ярина кружилась в огненном вихре, её волосы покрывались инеем, а из глаз капали слёзы, застывая бриллиантами. Где-то в дыму смеялся Кощей. 

— **Стоп!** — Леший опустил дудку. 

Ярина рухнула на землю. Тело не слушалось, губы были в кровь изгрызены, но тень… тень вернулась. Чёрная, беспокойная, она дрожала у её ног. 

— **Ты крепче, чем думал Чернобог,** — проворчал Леший, бросая к её ногам предмет. Кость. Не простую — позолоченную временем, испещрённую рунами. **Кость Белеса**, бога-прародителя, чьё имя даже боится произносить ветер. 

— **Она откроет врата Нави… и закроет их,** — сказал Леший, растворяясь в тумане вместе со своей свитой. — **Но берегись — в кости спит голод.** 

Ярина подняла артефакт. Кость жгла ладонь, а в ушах зазвучал голос, которого она не слышала раньше — низкий, как гул земли перед обвалом. **Белес** говорил с ней: 

— **Ты возродишь меня… или станешь мной…** 

Она спрятала кость за пазуху, чувствуя, как её вышиванка меняет узоры: теперь среди волчьих клыков плелись змеи, а звёзды мерцали кровавым светом. Тень у её ног зашевелилась, обретая форму, но что-то было не так — вместо человеческого силуэта, это была фигура с рогами и копытами. 

— **Пора,** — прошептала Ярина, направляясь к выходу из леса. 

Но за спиной, где раньше звучали лишь шорохи, теперь явственно слышалось тяжёлое дыхание. Кощей шёл по её следам, напевая колыбельную, а в такт его шагам кость Белеса пульсировала, словно живое сердце. 

А высоко в небе, за сплетением ветвей, пролетала Гамаюн. Её перья роняли капли, которые, падая, выжигали на земле слова: **«Кровь приведёт к рассвету… или к вечной ночи»**.