Подарок судьбы
Зойка рада-радёхонька, что вырвалась из деревни. На завод приехала. На заработки. Всё равно дома делать нечего. Зойке ведь за двадцать перевалило. Чего уже ждать-то.
Парни, какие жили по соседству, пристроены. А Зойка одна.
Да и кому она нужна? Красотой бог не наградил: невысокая, полноватая, а лицо... Хоть с него воды и не пить, но куда денешь крупный мясистый нос, маленькие, широко расставленные глаза, тонкогубый рот, волосы какого-то мышиного цвета, «бусые», — как говорила мать. А ещё характер. Подвернись кто под горячую Зойкину руку, мало не покажется, гаркнет так, что куры врассыпную по двору разлетаются. Вот и не связывался с Зойкой никто.
Отца она не знала, не помнила. Мать никогда о нём не говорила. Был. Как без него? Но куда-то делся. От матери доброго слова не слышала, тепла-ласки в сердце не несла. Никто её в жизни не называл Зоенькой, Зоечкой. Не знала она этого в детстве, а теперь и не нужно...
Мать не отпускала — денег жалко, едва концы с концами сводила. С горем пополам наскребла копеек на дорогу, перекрестила наспех и со словами: «Больше не проси, не дам» – отправила в путь. Под перестук вагонных колёс началась новая жизнь.
В городе Зойка нашла завод, устроилась работать в цех. Там наставника приставили — производство всё-таки. Это не то, что навоз в коровнике выгребать. Здесь уменье нужно. Сразу и место в общежитии дали. В комнатушке с четырьмя соседками. И то хорошо.
Жизнь потекла вместе с рекой-речушкой под названием Алей. Такая же странная и непредсказуемая – мелководье, воронки, изгибы. Работать пришлось в три смены. Но Зойка девка молодая, здоровая, к труду приучена. Ночь – на заводе, зато весь день твой. Отоспишься, и усталости как не бывало. С новыми силами – в цех. По выходным в кино можно сходить, а то и на танцы. Парни, правда, не жалуют. Да и ладно, она привычная. С девчонками тоже мир не особо брал. Так ведь она себя в обиду не даст. Что не по ней, молчать не будет. Выскажет – не то слово. Всё что думает вывалит. Не постесняется.
Времечко быстро бежит. Вот и год скоро, как она в городе. Зойка шла со второй смены, мать отчего-то вспомнила. Как там она? Осень на дворе. Картошку уже, наверное, выкопала. Пустырь миновала, за ним овраг, а там и до общежития рукой подать. Овраг зарос за лето. Травища выше Зойки. Ещё и мусора навалили, свалку настоящую устроили. Того гляди в темноте на корягу напорешься. Тихо вокруг. Зойка почему-то остановилась, может, показалось? То ли писк, то ли мяуканье. Вот ведь сволочьё – котят прямо на мусорку выкинули. Хоть бы утопили. Зойка вспомнила, как в деревне от приплода ненужного избавлялись. Ну не на улицу же выбрасывать.
Она притормозила, уж больно жалостливо животинка пищит. Пошла на звук в заросли. Нога наткнулась на что-то мягкое, большое. Зойка нагнулась. В свете луны увидела тряпичный свёрток, из которого и доносился звук. Потянула на себя и чуть не заорала от страха... Господи! Тряпица распахнулась, а там младенчик. Живой, но плачет уже чуть слышно. Не думая ни о чём, подхватила ребенка и бегом к общежитию – в дом, в тепло.
Соседок в комнате не оказалось. Лидка в третью смену ушла, Валька в деревне у родителей – в отпуск уехала, Катюха где-то с женихом. Одна койка свободная – не успели подселить после Варьки – замуж она вышла. Зойка положила свёрток на кровать, развернула. Девочка. Совсем махонькая, грязная, пуповина торчит. Что делать? Пока воду грела обтирала ребёнка, заворачивала в кусок оторванной простыни, пыталась молоком напоить, решила оставить девчонку себе. Скажу, думала, сестра непутёвая в деревне родила и бросила ребёнка на неё на Зойку. А ей, мол, деваться некуда, забрала. Когда Катюха вернулась, план уже созрел.
Соседка распахнула дверь, скинула на ходу башмаки и пальто, рванулась к своей кровати и замерла, услышав плач младенца:
– Эй, Зойка, ты чё это там? – Завопила, не успев удивиться, Катька. Зойка прижала ребёнка к себе, будто испугавшись, что его сейчас у неё отнимут, принялась отчаянно врать про несуществующую сестру. Катька долго не могла угомониться. Но потом, сквозь сон повторяя
– Ну и дура ты, Зойка, – всё же улеглась в постель.
Под утро вернулась Лидка. Увидела-услышала всё про Зойкину глупость и велела:
– Собирайся. Отнеси её в детдом. У порожка положи, а сама беги. Там заберут. Все так делают.
Лидка была самой старшей в комнате, поэтому к ней девчонки прислушивались и немного побаивались. Даже Зойка с ней не спорила. Она спеленала ослабевшего от крика найдёныша, обернула тёплым одеялом и побежала... Но не в детдом, а прямиком в больницу. Детскую.
Пожилой докторше долго и сбивчиво повторяла легенду, рассказанную девчонкам. Та ей вроде поверила и велела оставить ребёнка на лечение. Зойка наотрез отказалась покидать девочку, рявкнув:
- Не отдам одну. Только со мной кладите.
Малышка оказалась на удивление жизнеспособной и быстро пошла на поправку. Перестала постоянно плакать, с аппетитом тянула соску бутылочки с молоком.
Соседки навестили Зойку - им рассказала санитарка больницы, которая жила неподалёку от общежития. Тогда же Зойка решительно заявила:
– Сама выращу девчонку.
Попросила предупредить начальника, что на работу пока не придёт. Причина, мол, у неё личная – уважительная. Спустя неделю Зойка вышла за порог больницы со здоровой малышкой на руках. С больничными документами отправилась в ЗАГС - чтобы никто не придрался больше.
– А вот и мы с Маринкой! – Счастливая Зойка влетела в общежитие. У комендантши аж лицо вытянулось от неожиданности.
– Куда это ты? У нас семейные не живут.
Зойка кинулась к своим девчонкам. Катька при виде её поджала губы, Варька отвернулась, а Лидка как-то стыдливо
отвела глаза. Упросив комендантшу разрешить хотя бы переночевать, Зойка понеслась в профком. Там стала требовать отдельную комнату – она с дитём теперь, значит, вроде как семейная.
Начальник долго упирался, но Зойка, убедившись, что дело – дрянь, так ахнула кулаком по столу, что у дядьки очки с носа скатились. Однако он тут же выписал ордер на маленькую комнатёнку в бараке с удобствами во дворе. Барак жил в ожидании сноса, а его жильцы – переселения в новостройку.
2 Маринка
Узаконенное материнство расщедрило не только жильём, но и тремя месяцами декретного. Потом Маринку удалось пристроить в ясли, самой перевестись на односменку — иначе никак. Мастер цеха вздыхал, жаловался как бы сам себе: одни головняки от тебя, Зойка. Но помогал. Душевный был, понимающий. Да и она сама старалась — работала честно, не халтуря.
Дочка росла быстро, болела редко, с соплями не ходила, как другая малышня. Крепкая оказалась. Зойка шустро управлялась и с дитём, и по хозяйству. А вот с девчонками совсем разладилось. Поначалу вроде забегала к ним изредка. Но дела, заботы... Да и обида затаилась на подруг из-за того, что их с Маринкой в тот раз не пожалели. Но она им ещё тогда строго велела помалкивать, что дочку, мол, не сама родила. Подруги поклялись. Ну да кто их знает — ляпнут случайно где. Вот потихоньку все отношения с бывшими соседками и сошли на нет.
К Зойке стал захаживать Гоша. Он был из одного с ней цеха. По слухам — вдовец. Жена померла рано, оставила его с дочкой, ещё младше Маринки. Гоша то конфет к чайку принесёт, то так, поболтать забежит. Всегда спокойный, без прихотей, по хозяйству помочь не откажет. На ночь приходить стал всё чаще. Потом и вовсе предложил сойтись — вместе пожить. Дочка его — Варька — у сестры пока оставалась. А тут поговаривать стали — барак их скоро снесут и квартиру новую дадут. В пятиэтажке, благоустроенную. У Зойки от счастья аж дух захватило. А что если... Она так Гоше и сказала: на четверых двухкомнатная полагается. Он и согласился сразу. Какое там киношное «рука и сердце». Расписались в ЗАГСе, да и ладно. Но каждый при своём ребёнке остался. Зойке-то зачем его Варька? Она — чужая. У неё есть своя — Маринка.
Квартиру получили — просторную, двухкомнатную, с ванной и туалетом. На пятом этаже, правда. Но это ведь ерунда. Девчонок поселили в маленькую комнату, они с Гошей заняли ту, что побольше. К Варьке Зойка так и не привязалась. Не то чтобы недолюбливала — просто не нужна ей она была, да и всё. Лучшие вещи — Маринке. Что повкусней — тоже ей. Дочкина школьная форма висит на плечиках в шкафу, а Варькина — на газетном рулончике, бечёвкой перехваченном.
Устроенный быт, однако, не изменил вздорный Зойкин характер — куда его денешь. К сорока годам она превратилась в тучную горластую тётку, вечно недовольную. Чем? Да всем. Чуть что не по ней — сразу в крик. Домочадцы по разным углам прячутся. Да и с соседями скандальная баба уживалась с трудом. Зато они её всем подъездом регулярно слышали. А кому какое дело до того, что там у неё дома. Ей решать. Хозяйкой Зойка была так себе — убрать, постирать, картошки наварить ещё куда ни шло. А разносолы на стол — это уж не по её части. Хорошо хоть девчонки с домашней работой справлялись. С такой-то мамашей по-другому и нельзя было. Воспитание у неё своё было — не научное, но эффективное: голосом да палкой. Не захочешь — подчинишься.
Потом заболел и вскорости умер Гоша. Его Варьку, уже подросшую, Зойка отправила к его родственникам. Там же она вскоре и замуж вышла. Маринка повзрослела. К окончанию восьмилетки стала белобрысой здоровенной девкой — кровь с молоком. На голову выше матери и совсем на неё не похожей. Общежитских соседок жизнь давно разбросала по стране. Так что Зойкина тайна надёжно спряталась от злых языков. Непохожа на неё дочка? Да и ладно — всякое бывает.
3 Верочка
Училась Маринка через пень-колоду. Учителя жаловались, а мать из неё дурь ремнём выбивала. А толку? Не у кого ей было ума набираться — у Зойки-то у самой четыре класса образования. Осилила с горем пополам восьмилетку и — в ПТУ. Ещё не доучившись, решила пойти замуж. Восемнадцати не было, потому без свадьбы обошлись. Своего Ваську домой к матери привела. К нему некуда — братья, сёстры, родители, и все в одном крохотном домишке. Зойка бы и не пустила, да она ж, дурища, уже на сносях. Васька парень видный оказался. Прямо красавец, хоть и росточком не вышел. Не чета её Маринке.
Саша унаследовал отцовы черты лица, от Маринки – фигуру и цвет волос. Зойка, сразу невзлюбившая зятя, привязалась к ребёнку как к родному. А вот Ваське доставалось от неё по полной программе. К тому же он начал крепко прикладываться к бутылке, и чем дальше, тем больше. Не гнушаясь крепкого словца, Зойка на чём свет костерила подвыпившего мужика, гоняла его как Сидорову козу. И выгнала. Ушёл Васька в неизвестном направлении.
Маринка, оставшись с мальчишкой на руках, погоревала. Но недолго. Месяца не прошло, как привела нового мужа. Генка – молчун – спокойно принимал все Зойкины нападки и думал о чём-то своём. Он был не так хорош, как Васька, но к Маринке относился хорошо, деньги в дом приносил.
В стране началась перестройка. С работой становилось всё хуже. Неприкаянная Маринка, толком и не научившись ничему, так и не устроилась никуда. А тут ещё новый муж захотел своего ребёнка. Уговаривать долго не пришлось. Маринка вскоре обрадовала пополнением семейства. Митя родился каким-то слабеньким, больным. Постоянно требовал заботы. Зойка к тому времени на пенсию вышла, домочадцы с их вечными проблемами выводили её из себя. Особенно доставалось Генке. Тоже не по нраву пришёлся. Он долго терпел. Но не выдержал. Плюнул и ушёл. К другой. А Маринка опять осталась. Да если бы одна. Так ведь ещё и малыми детьми на руках. От Васьки – ни алиментов, ни весточки. Деваться некуда – на всех четверых Зойкина пенсия да Генкины алименты.
Тяжко Маринке стало. Тут ещё грянули непутёвые девяностые. Работы совсем не сыщешь. Пацаны полуголодные, мать вечно ворчит. Её – Маринку – долбит. На здоровье жаловаться начала. Летом устроилась на сезонные сельхозработы – прополка, уборка. То на морковку отправят, то на капусту. С утра до вечера. И так всю неделю. Домой возвращаюсь без рук, без ног. А куда деваться? Зимой вообще нечего ловить. Тут хоть подзаработаешь, да и овощей наберёшь и сейчас на еду, и впрок – на заготовки.
Наёмным городским деревенские помогали. Они-то толк в деле лучше разумеют. Иван – из деревни неподалёку – присмотрелся к Маринке. Ловкая она, ладная девка. Работает лучше всех. Быстрее. Огонь. Вот бы вместе хозяйство вести. Он разведён давно. Дети выросли, а в доме баба нужна. Да и самому не век же бобылём коротать. Маринка была не против. Только вот ребятишки...
С матерью разговор состоялся короткий, но верный. Она поворчала для порядку и решила: бери Митьку, ему свежий воздух нужнее, а с Сашкой сама справлюсь. На том и порешили – Митюшку увезла в деревню, а Сашка остался с Зойкой. Его нынче в школу записали – пусть и идёт. Там от дома недалеко.
Маринка быстро освоилась в деревне – как здесь и жила. Скотину содержать научилась, за птицей ухаживать. Огород с её лёгкой руки урожай за урожаем стал приносить – только собирать успевай. Хватало с лихвой и себе, и на продажу. Матери с Сашей – в первую очередь. Митюша поправляться начал, подрастать.
Как-то летом с мальчишками на рыбалку засобирался. Маринка глянула на небо:
– Митька, гроза собирается. Не ходили бы сегодня.
Как в воду глядела. Материнское чутьё встрепенулось. Ребята шли через лес, потом – поле. Скопившиеся тучи присели и неожиданно хлынули буйной грозой. Молнии друг друга догоняли. Поле чистое – ни кустика, ни деревца, а вперед ещё полпути. Мальчишки рванули кто куда мог. Очередной, особо зловещий рык метнул огненную змею прямо в Митю. Он мягко повалился ничком. Сквозь пелену грозовых потоков дети видели и молнию, и упавшего на землю Митюшку...
Беда с бедой как две подруги – всегда вместе. Вслед за сыном умерла мать. Маринка хоть её и навещала часто, знала, что болеет. Но годы берут своё. Зойка унесла с собой тайну, которую Маринке узнать было не суждено.
Саша остался в квартире, но не один. К тому времени успел окончить школу, училище, затем отслужить в армии и встретить Олю – симпатичную деревенскую девчонку.
– Хорошую себе жену нашёл Сашка, – рассуждали соседки, – трудолюбивую.
Он устроился на завод, чудом уцелевший в перестроечном вихре, стал хорошо зарабатывать. Мать регулярно продуктами помогала. Родилась Верочка. Как две капли похожая на отца. Подросла и превратилась в настоящую красавицу – голубоглазая, статная, с длиннющими ресницами и роскошными локонами цвета меди. Маринка с Иваном души в ней не чаяли – насмотреться не могли. На всё лето к себе забирали.
Миновали школьные годы, и Верочка благополучно поступила в местный университет. Родители обожают её. Восхищаются. Прелесть наша. Подарок судьбы.
Свидетельство о публикации №225031000364