Глава девятая. Танец Тридесятого ветра

Лес, в который вернулась Ярина, был уже не лесом. Деревья стояли, словно застывшие пророки, их стволы покрыты рунами, которые пульсировали то золотом, то чернильной синью. Воздух звенел, как натянутая струна, а земля под ногами дышала, выпуская из трещин облака серебряной пыльцы. Каждая её капля, касаясь кожи, оставляла воспоминания: детский смех, крик матери, рёв Чёрного быка. Но теперь эти воспоминания были чужими, словно страницы из книги, которую она закрыла навсегда. 

Она шла, не зная пути, но её тень — крылатая, с рогами, впивающимися в небо, — тянула её вперёд. Кость Белеса, вплавленная в грудь, мерцала сквозь прозрачную плоть, как уголь под пеплом. Ветер, которого здесь не должно было быть, играл её волосами, сплетая их в косы из лунного света и пепла. 

***Тридесятый ветер*** явился внезапно. Сначала это был лишь шёпот в кронах, потом — свист, разрезающий пространство. Он материализовался в вихре из листьев, перьев и обгоревших страниц книг. Его лицо менялось каждое мгновение: то юноша с глазами-ураганами, то старуха с зубами изо льда, то зверь с гривой из молний. 

— **Ты разорвала полотно,** — заговорил Ветер, и его голос звучал как тысяча голосов: плач детей, рокот волн, скрип умирающих звёзд. — **Теперь миры смешаются. Но есть способ сплести их заново… если пожертвуешь тем, что осталось от тебя.** 

Ярина остановилась. Её тень взметнулась вверх, закрыв полнеба, а кость Белеса в груди забилась, словно сердце. 

— **Что ты хочешь?** — спросила она, и в голосе зазвучали отголоски Нави — низкие, как гул подземных рек. 

Ветер рассмеялся, превратившись в ворону с крыльями из раскалённого железа. 

— **Твой смех,** — прошипел он, садясь ей на плечо. — **Отдай его мне. И я научу тебя летать между мирами, не разрывая их.** 

Смех… Последнее, что связывало её с человечностью. Она вспомнила, как смеялась у криницы, подбрасывая камешки в воду. Как мать, ещё не тронутая безумием, щекотала её, и смех их звенел, как колокольчики. 

— **Бери,** — выдохнула она, и в горле запершило, словно она проглотила песок. 

Ворона впилась клювом в её губы. Боль была острой, сладковатой, как первый укус мороза. Когда птица отлетела, в клюве у неё дрожала жемчужина — прозрачная, с радужным отливом. Смех Ярины. 

Ветер взмыл вверх, рассыпаясь на миллион искр. И внезапно она **поняла**. 

Земля под ногами стала мягкой, как облако. Она шагнула — и взлетела. Небо превратилось в реку из звёзд, а лес — в мозаику теней и света. Она парила, и каждое движение рождало новые миры: здесь — поляна, где трава пела; там — озеро, чьи волны были сплетены из забытых снов. 

Но красота обманчива. Ветер, теперь невидимый, шептал: 

— **Смотри…** 

Она увидела **их**. Деревни, погружённые в хаос: дома росли, как грибы, люди превращались в камень, реки текли в небо, унося рыбу в облака. На горизонте, там, где должно быть солнце, висел **Велес** — его рога пронзали небо, а из ран на теле сыпались чёрные птицы, кричащие её именем. 

— **Останови его,** — прошептал Ветер. — **Или стань его тенью.** 

Ярина направилась к Велесу, но путь преградило **зеркало**. Не одно — тысячи, висящие в воздухе без опоры. В каждом — она, но разная. То ребёнком, то богиней с глазами из мрака, то древом, чьи корни пьют кровь миров. 

— **Выбери себя,** — загремело эхо. 

Она протянула руку к ближайшему зеркалу. Холодное стекло обожгло пальцы, но она не отдернула руку. Отражение — она в платье из паутины, с венком из чертополоха — улыбнулось и шагнуло наружу. 

— **Я — твоя ярость,** — сказало отражение, и его голос был как скрежет стали. 

За ним вышли другие. 

— **Я — твой страх.** 
— **Я — твоя надежда.** 
— **Я — твоё забвение.** 

Они окружили её, сплетаясь в хоровод. Тень Ярины завыла, рванувшись в бой, но отражения были быстрее. Они впились в неё, как ножи, вырывая куски света и тьмы. 

— **Ты не цельная,** — смеялись они. — **Ты — осколок.** 

Ярина упала на колени. Небо закрутилось воронкой, а земля распалась на частицы, каждая из которых кричала на своём языке. Внезапно кость Белеса в груди вспыхнула. 

— **Довольно!** — её голос потряс мироздание. 

Она встала, собрав все осколки своих отражений в кулак. Они резали ладонь, но боль была сладкой — напоминанием, что она жива. 

— **Я не богиня. Не монстр. Я — Ярина.** 

Сжав осколки, она бросила их в Велеса. 

Пространство взорвалось светом. 

*** 

Когда тьма рассеялась, она стояла в чистом поле. Небо было обычным — синим, с редкими облаками. Вдали виднелась деревня Мшары, целая, не тронутая огнём. А у её ног лежал **Чёрный бык** — отец, уменьшенный до размера обычного животного. Его глаза, полные печали, смотрели на неё. 

— **Ты переписала судьбу,** — прошептал он. — **Но мир больше не примет тебя.** 

Ярина коснулась его морды. Шерсть была тёплой, как в те давние сны. 

— **Мне и не нужно,** — ответила она. 

Повернувшись, она увидела **Кощея**. Он стоял, сгорбленный, его костяные пальцы сжимали осколок её сердца. 

— **Ты победила,** — прошипел он. — **Но что теперь?** 

Она взяла осколок и вдавила его в грудь. Сердце забилось, смешивая кровь и тьму. 

— **Теперь я буду ветром,** — сказала Ярина. — **Тем, что носит семена новых миров.** 

Кощей рассмеялся в последний раз и рассыпался в прах. 

А она пошла прочь, оставляя за собой следы, которые тут же зарастали цветами. Где-то вдали, за горами, Гамаюн запела новую песнь — о деве, которая стала дорогой между светом и тьмой. 

И в деревне Мшары ребёнок, собирая грибы, нашёл серебряный волосок, сплетённый с травинкой. Он принёс его бабке-знахарке, а та перекрестилась: 

— **Это она. Та, что ушла, чтобы остаться.** 

Ветер подхватил слова и унёс их в небо, где рождались новые звёзды.