Федька и пацаны с Набережной

Всем живущим и светлой памяти
уже ушедших из жизни людей,
ставших прототипами героев этой повести,
с которыми я общался в свои детские
и отроческие годы,
посвящаю.

Леон З.




Отставной офицер МВД Украины Федор Иванович Доброхотов, не спеша, уверенно шагал по знакомым, много раз хоженым, улицам Одессы. Он еще достаточно крепкий, широкоплечий, среднего роста, с легкой сединой, мужчина. Элегантно, со вкусом одетый, как несколько лет подряд, шел встречать жену с работы.

Федор Иванович неожиданно поймал себя на мысли, что он все чаще вспоминает о том, как он жил и как прожил теперь уже большую часть жизни.

Родился он в старинном русском городе Вологде, жил в красивом двухэтажном, бревенчатом доме с крыльцом и балконом, на улице Набережной Свободы. Вот он с младшей сестрой Зиной играет на крыльце своего дома. Вдруг Федя вскочил, открыл дверь в квартиру и закричал:

— Мама, бабушка приехала!

Дети с радостью бросились в объятия бабушки. Она погладила их по головам, и все вошли в квартиру. Бабушка поставила свою тяжелую ношу у входа. Из чулана в квартиру вошла мать, Александра Александровна.

— Как хорошо, что ты приехала, — сказала она, поздоровавшись. — Мне легче управляться с детьми, когда ты приезжаешь.

Феде очень захотелось посмотреть, что за гостинцы привезла бабушка. Он открыл крышку бидона и с удивлением увидел молоко, в котором плавали желтые комочки.

— Бабушка, что это в молоке?

— Я сегодня шла к вам пешком, вот в молоке и сбились кусочки масла. Видите, какое жирное молоко дает наша Краснушка, — сказала бабушка, ставя на стол бидон с молоком, две банки сметаны, мешочек с творогом и два блюда с красной и черной смородиной.

Она знала — все это любят ее внуки.

Утром бабушка повела нарядно одетого Федьку в церковь на причастие. Они проходили через виадук, большой железобетонный мост, полусферой на опорах, пролегавший над железнодорожными путями. Под мостом как раз проходил пассажирский поезд. Паровоз обдал их дымом и паром. Федор с интересом смотрел, как паровоз, пыхтя удаляется.

Бабушка, держа внука за руку, едва оторвала его от отверстия конструкции моста. Под впечатлением увиденного Федька подпрыгивал с ноги на ногу и задавал вопросы:

— Бабушка, а чего паровоз так «пыхтит»? Куда он поехал? А в вагонах сидят люди? — и множество других вопросов.

Бабушка Анна Евгеньевна отвечала, как могла.

И так они спустились с моста. Дорога от моста удалялась и была видна до горизонта. Бабушка сказала:

- Это Пошехонская дорога.

Вскоре они вошли в действующую тогда церковь на кладбище. Красивое убранство церкви удивило и легко взволновало Федора. Он долго рассматривал блестящие красивые иконы. Необычайная красота вселила в него спокойствие и благодать. Бабушка молилась перед образами на стенах. Потом подвела внука к священнику, который из красивой серебряной чаши чайной ложкой влил в открытый рот Феде сладкий красный напиток и сказал слова о причащении. Потом ему дали просвирку, похожую на небольшой пряник. Она была пресная и Федя без особого удовольствия съел её. Бабушка перед образом Иисуса Христа поставила свечку и долго молилась. Так ему запомнилось причащение. Ему было пять с половиной лет.

Зима в том году была мягкой.

Федька с соседским мальчиком, своим ровесником Геркой Наумовым, построили во дворе небольшую снежную горку и катались с нее на санках. К ним подошел Федькин отец, Иван Петрович.

— Ну, как дела? — спросил он.

Дети, перебивая друг друга, стали рассказывать, как они построили горку и как весело они играют. Потом Федька сказал:

— Папа, купи мне коньки. Вон Вовка Фуфин уже катается на двух коньках.

— Хорошо. Вот завтра выходной день, мы с тобой, сынок, пойдем и купим коньки. Какие ты хочешь? - не мог отказать своему любимцу Иван Петрович.

— «Ласточки».

— О, «ласточки»! Хорошие коньки, - воскликнул Герка.

— Договорились.

На следующий день Федька проснулся рано, и разбудил всех домашних, поведав им, что сегодня они с отцом пойдут покупать коньки.

В магазине был большой выбор. Отец купил сыну блестящие, красиво сделанные коньки «Ласточки». Коробку с коньками Федька нес с высоко поднятой головой, с улыбкой посматривал на нее, как будто хотел передать всем свою радость.

Утром рано он выехал кататься на одном коньке, привязанном к валенку на правой ноге. Отталкиваясь левой ногой, ездил на коньке по деревянным мосткам, уложенным вокруг палисадника перед домом. Так он катался несколько часов, и при этом, держался на коньке все более уверенно. Маневрируя, мог проезжать до десятка метров, не отталкиваясь. Увидев отца, идущего домой на обед, Федька сказал:

— Папа, вот видишь, как я быстро научился кататься на одном коньке. Мне уже нужно приделать второй. — Отец взял сына за руку, и они пошли обедать.

После обеда Федька вышел кататься уже на двух коньках. И нужно было видеть, как счастливый Федька уверенно ездил на двух коньках по мосткам, и даже иногда выезжал на проезжую часть. Когда стало темнеть, разгоряченный, краснощекий Федька пришел домой и восторженно сказал матери:

— Мама, я научился кататься на двух коньках.

— Молодец! — сказала мать, внутренне радуясь за сына. — А теперь приготовься к ужину.

В тридцатые годы город Вологда пришел со своей старинностью. Особой красотой одно-двухэтажных деревянных домов с красивыми крыльцами и балконами, с точеными и плоскострогаными стойками; замысловатыми резными наличниками вокруг окон. Карнизными украшениями под крышами, вокруг балконов, крылец. Все эти дома, построенные в начале века, выглядели привлекательно. Восхищение вызывал кропотливый, творческий труд людей того времени, старательно украшавших свое жилье. Перед каждым из домов были деревянные палисадники. В них росли небольшие кустарники, деревца. Летом — разбиты клумбы с цветами. Вокруг каждого палисадника уложены мостки для пешеходов. Мостки сделаны из толстых широких досок, прибитых к лежащим поперек на земле бревнам, по ширине мостков. Мостки прилегали к проезжей части улицы.

Другая сторона улицы устроена в том же порядке. Со стороны улицы дома соединялись старинными, деревянными сооружениями. Это были две калитки с коньками, обитыми железом с карнизными украшениями и воротами между ними.

Для въезда во двор через ворота, от проезжей части, между мостками, был подъезд, уложенный камнями. Жители Набережной Свободы давно слышали о реконструкции своей улицы. И вот, почти каждый день стали появляться люди с теодолитами, мерными досками и другими приборами.

Вскоре рабочие стали сносить мостки и палисадники на улице. Во дворах мостки остались. На освобожденном месте, на небольшом расстоянии от домов, они проложили единую асфальтную ленту вдоль всей улицы, шириной более двух метров, с бетонными балками по краям и с проездами между кварталами. Так на Набережной появились новые тротуары.

Против каждого дома, перед тротуаром, были разбиты газоны, обнесенные деревянными, квадратными планками на невысоких деревянных столбиках. Они примыкали к тротуару и проезжей части улицы. Улица заметно изменилась, она стала, как бы, более широкой, открытой, светлой.

Малолетние дети первыми освоили тротуарные удобства. Девочки с удовольствием прыгали со скакалками, играли в классики. Мальчишки играли в свои мальчишечьи игры, чем не мало мешали прохожим.

Через несколько лет проезжую часть и подъезды к домам покрыли асфальтом, и улица стала более благоустроенной и привлекательной.

Родители Доброхотовы, уходя на работу, оставляли детей с няней, а когда ее не было, закрывали их в квартире одних, оставляя еду.

Однажды, в голодном 1933 году, отец вместо хлеба принес ржаные сухари.

Оставшись одни, дети ели сухари. Федя разрезал сухарем носовую перегородку. Было много крови. Дети испугались, плакали, но остановить кровь им и не удалось. Так они и уснули. Когда родители вернулись с работы, то увидели спящих Федю и Зину на полу, вокруг них разбросаны игрушки. Пятна крови на лице, на руках, на одежде обоих. Родители сняли с детей одежду, и уложили их в кровать. Когда мать вытирала лицо и руки Феде, он открыл глаза, четко и ясно сказал:

— Мама, это я об сухарь... — и продолжал спать.

Чтобы не оставлять детей дома, Иван Петрович иногда, когда шел в город по делам, брал Федьку с собой. Потом яркими впечатлениями делился Федор с матерью и сестрой.

— Мы с папой ходили в горсовет. Там много больших кабинетов. Папа разговаривал с дядями  Потом мы пошли в магазин. Папа купил мне пугач. Вот он, смотрите, хороший? — и нажал несколько раз на спусковой крючок. Раздались громкие хлопки.

— Хороший пугач, — подтвердила мама.

— Мама, а мне? — воскликнула Зина.

— Вот мы с тобой пойдем в магазин, и я куплю тебе куклу. Хорошо?

 — Да, Федьке все покупаете, а мне?...

На следующий день отец взял Федьку с собой в ледник — хранилище продуктов железнодорожного ОРСа.

Отец проверял какие-то документы, беседовал с работниками хранилища. Федор, сидя на стуле, рассматривал помещение хранилища. Видел много туш мяса, мешки, ящики, коробки. Много разных продуктов. Таких холодильников он еще никогда не видел.

— Папа, это сюда весной на лошадях везут большие глыбы льда? - восторженно спросил Федя.

— Да, да. Именно сюда везут. В летнее время лед охлаждает хранилище, — объяснил отец.

Вечером, дома, Федя горячо вспоминал прошедший день.

— Из ледника мы пошли к папе на работу. Там было много интересного. У него в кабинете большой стол, на нем — три телефона. Передняя стена остеклена. Через нее видна большая комната, там за столами сидели женщины. Одна женщина пришла к папе в кабинет. Она спросила, как меня зовут, сколько мне лет. Сказала:

— Значит, ты скоро в школу пойдешь

— Да. На следующий год.

— Ты, что пришел к папе на работу ?

- Да.

— Да, вижу ты папин сынок!... Иван Петрович, у вас хороший сынишка, — обратилась она с улыбкой к папе.

Летом Федора готовили к школе. Родители купили ему букварь, тетради, пенал, портфель и все, что необходимо первоклашке. Будущий ученик мечтал о том, как он пойдёт в школу, и много говорил об этом. В последний день августа, во время ужина мать сказала отцу:

— Ты еще не знаешь, что наш сын идет в первый класс «А». В классе будет двадцать пять детей. Учительница - Мария Платоновна.

— Мама, а наш сосед Колька Носков в какой класс идет?

— Вы с ним будете в одном классе.

— Ты смотри, Федя, учись только на отлично, чтобы нам с мамой не было стыдно за тебя. Давай, сынок, мы сейчас с тобой посмотрим, все ли, что нужно уложено в портфель, - сказал отец.

Тут маленькая Зина подбежала к портфелю и взяла его. Подошедший Федя тоже взялся за портфель.

— Не надо, я «шама»! — сказала Зина.

Так вдвоем они принесли портфель отцу.

(По поводу Зининого «я шама» не мало шутили знакомые и соседи).

Выкладывая на стол один предмет за другим, Федя торжественно показал отцу все, что лежит в портфеле.

— Ну, вот, все в порядке. Остается только хорошо учиться.

На следующий день утром у всех настроение было праздничным. Мама повела Федю в школу. Он гордо вышагивал, не скрывая своей радости. Всех своих учеников встретила Мария Платоновна; она отвела их в светлый, просторный класс. Началась школьная пора.

Будучи постарше, Федя вспоминал, как последний раз видел отца живым. В морозный зимний день он издалека увидел идущего с работы отца в черной каракулевой шапке конусом вверх с продольным углублением, в темном пальто с черным каракулевым воротником. На носу — пенсне. В руке держал и на ходу читал, во много раз сложенную газету. Из карманов пальто тоже виднелись газеты. Федя с радостью встретил его.

— Папа, мне сегодня поставили пятерку по письму.

— Для начала хорошо. Так держать!

— Ой, у нас сегодня большое домашнее задание.

— Тогда ты немного еще погуляй и приходи делать уроки - отец зашел на крыльцо и скрылся за дверью.

В октябре семья Доброхотовых получила возможность переехать в другую квартиру, в том же доме, на втором этаже, вход с тыльной стороны. Считалось, что это была лучшая квартира в доме. При входе в квартиру, небольшая прихожая с дверью в комнату соседей. Прямо — проход на кухню с русской печью. Из нее — вход в комнату Доброхотовых. Комната большая, светлая, с четырьмя окнами. От входа слева, в комнате стоял сундук с красивой кованой окантовкой. На этом сундуке спал Федя. В простенке между окнами — старинный резной буфет. В углу - резной комод. В простенке между окнами, против входа - туалетный столик, и над ним висит большое зеркало в фигурной деревянной раме. Рядом, против окна привлекала взгляд большая кровать с высоким матрацем и никелированными спинками. Дальше - голландская печь, покрытая узорчатым кафелем, с топкой. Между печью и стеной - кровать Зины. Рядом, одежный шкаф. Вся мебель — темно-коричневого цвета. Посреди комнаты стоял красивый круглый стол на больших точеных ножках, как у рояля. Так расставил мебель отец, но жить ему в этой квартире не довелось. На семью Доброхотовых обрушилась трагедия, существенно повлиявшая на дальнейшую жизнь.

Во время переноса мебели, в двадцатиградусный мороз, с помощью своих племянников Христофора и Сергея Сусловых, отец без пиджака, в легкой рубашке, разгоряченный сильно простудился. На следующий день он был помещен в железнодорожную больницу. И через четыре дня на руках жены умер в возрасте тридцати семи лет.

Мать почти непрерывно плакала. Дети, не совсем понимая, что происходит, сопереживали. В семье Доброхотовых витала печаль.

У гроба с телом умершего, установленного в клубе КОР, много венков и цветов. Играла траурная, щемящая сердце музыка. Утром Федю и Зину привезли на санях в клуб и они вместе с матерью, бабушкой и другими родственниками сидели возле гроба.

На кладбище покойного везли на грузовом автомобиле. Провожавшие шли за ним. На траурном митинге, выступавший работник горкома партии сказал:

— Иван Петрович Доброхотов прошел короткий, но замечательный жизненный путь. В 1918 году он вступил в партию и все прошедшие годы активно работал в партийной организации нашего города, возглавляя партийную ячейку депо станции Вологда-1. Был членом горкома партии, депутатом городского совета. Выдвиженец из народной среды. По профессии машинист, он несколько лет работал управляющим банком в городе Мезени, а затем — начальником отдела кадров депо. В нашей памяти он останется активным работником, честным и добросовестным гражданином страны. Рано ушел из жизни, но в наших сердцах он будет жить долго.

Неожиданная смерть Ивана Петровича еще долгое время волновала семью Доброхотовых.
Чувствовалось отсутствие главного человека в семье — мужа и отца. Дети видели слезы на глазах матери, их маленькие сердца тревожно бились, а воспоминания об отце увлажняли глаза.

В школе Федя, как ему казалось, не очень хорошо писал палочки, крючочки, кружочки, хотя оценки были отличные.

Федька был тогда маленького роста. На физкультуре, в строю, в колонне по одному, он стоял последним. По физкультуре, как и по пению, успевал не хуже других в классе. Однако громко петь стеснялся и, по просьбе учительницы, пел ей на ухо. Природный слух у него был хорошим. А вот, по рисованию, он мог изобразить только домик, вокруг которого - палисадник, деревья, дорожка к реке и огромное сияющее солнце. Пытался рисовать самолеты и танки, которые получались у него неудачно. Зато с интересом брался наносить узоры на глиняные горшки.

— Мама, я совсем не умею рисовать, — огорчался Федя.

- А ты старайся, и у тебя получится. Старайся, - поддерживала его мать.

Была снежная морозная зима.

- Мама, купи мне лыжи. Вон ребята уже катаются с горы. Мне нужны маленькие лыжи с палками, — со вздохом произнес Федя.

Через несколько дней Шура принесла в дом упакованную покупку. Дети с нетерпением просили мать раскрыть её. Оба от радости запрыгали и закричали:

- Ура. Мама купила лыжи!

Федя быстро разобрался в деталях. Он прибил к лыжам резиновые прокладки. Это, чтобы не скользили ноги. Продел через отверстия ремни, и завязал их по размеру валенок. К ремням привязал резиновые лямки, для удержания валенок в ремнях. Одел лыжи. Взял палки, чем показал матери и сестре, что готов ехать.

Ребята, в том числе и Федька, со всех соседних домов, катались на лыжах на отлогой части берега реки Золотухи, недалеко от ближайшего пешеходного моста, ведущего с Набережной Свободы к улице Володарского и к стадиону «Динамо».

Утром Федька, как обычно, зашел за своим соседом и одноклассником Колькой Носковым к нему домой, и они вместе пошли в школу. Колька Носков - спокойный, медлительный, волосы рыжеватые, лицо в веснушках. Тихий и немногословный мальчишка. Он гордился своим старшим братом Валькой, побаивался его. Колька стал неразлучным со своим другом и соседом.

По дороге Федька хвастал, какие хорошие лыжи купила ему мама и предложил:

- Кока, (так он его называл) давай после школы пойдем на гору кататься на лыжах.

- Давай. Я, наверно, возьму у брата Витьки лыжи, и мы пойдем.

А Федька продолжал:

- Ты знаешь, как я уже научился кататься? Быстро съезжаю с горы. Раз, и внизу! А в гору поднимаюсь «лесенкой» или «ёлочкой».

На переменах друзья еще много говорили о катании на лыжах и после школы были на горе.

Теперь, почти каждый день, придя из школы, Федька отправлялся кататься на лыжах. Только к вечеру, одетый в черный овчинный полушубок, в шерстяной шапке с шишечкой на макушке, краснощёкий, разогретый движениями, довольный возвращался домой. Ему надо было еще выполнять домашнее задание.

Сидя за столом, Федька задумался, как объяснить матери, что в последнее время он не бывает во дворе соседнего дома Кузмичей, не играет с Вовкой Фуфиным, внуком Кузмичей.

Дело в том, что при жизни отца, да и после его смерти, Шура постоянно требовала от своего сына дружить с этим мальчиком, считая его воспитанным, происходившим из хорошей семьи, более достойным для дружбы. Длительное время Федька и Вовка играли вместе, в основном, во дворе Кузмичей. Весной проводили ручейки, с тем, чтобы лишняя вода ушла с огорода Кузмичей и мимо фундамента 28 дома, направляли воду на улицу. Там она текла в Золотуху.

Вместе собирали коллекции пустых спичечных коробок и почтовых марок. Но обстоятельства жизни складывались иначе. Общность дворов 26 и 28 домов, учеба в одном классе с Колькой Носковым, более бурная жизнь ребят из этих дворов, еще какие-то неизвестные силы толкали Федьку в водоворот жизни ребят этих дворов.

С Вовкой Фуфиным Федька встречался все реже.

Река Золотуха протекает по дну глубокого и широкого рва, тянувшегося с юга — западной стороны, рассекая правобережье города, относительно реки Вологды, на две части. Стороны этого рва были берегами реки Золотухи.

Она текла параллельно улице Набережной Свободы и далее к центру, где впадала в реку Вологду. Берега, в основном, рванные и крутые. Расстояние между верхними частями берегов примерно, от 60 до 80 метров. Они поросли лопухами, репейниками и растением, которое люди называли «дылдами». Они соцветиями похожи на калиновые, с небольшими листьями и толстыми стволами, по форме напоминающими бомбу. Из них дети делали водяные насосы и трубки для метания гороха. В целом берега производили неприглядное впечатление. Этот ров, по рассказам сведущих людей, был вырыт во времена Ивана Грозного, который намеревался построить на этом месте крепостную стену. Но царский замысел осуществлен не был.

С железобетонного моста, в центре города, по обеим его сторонам, в воде и на берегах, виднелись коряги деревьев, обломки телег и саней, большие, ржавые, мятые листы железа; громоздкие камни и другие предметы. Были неуверенные попытки властей местами благоустроить эти берега. Высаживались молодые деревья, но они почему-то не приживались. Русло Золотухи - неширокое, от трех до шести метров. В пределах видимости с улицы Набережной Свободы, над рекой просматривается пять мостов: один — железобетонный, четыре — деревянных. Причем, один из них, ближайший к дому Доброхотовых — пешеходный.

Нечетная сторона улицы Набережной Свободы до половины не застроена. На незастроенном пространстве стоит только один дом №1, в котором живут переселенцы с Украины. Против улицы Гасиловской по берегу Золотухи растут восемь больших развесистых тополей. Во время их цветения пух покрывает все вокруг, и это похоже на выпавший снег.

Весной Золотуха сильно разливается и поднимается на высоту 5-7 метров, а местами и выше и расширяется до 30 - 40 метров. В этот период по ней на высокой скорости несутся большие и малые льдины, на которых не редко лежат и трупы животных, и вещи людей, и обломки заборов и деревьев.

Несмотря на суровое весеннее поведение реки Золотухи, житель города Вологжанин Михаил Иванович на одном из участков отлогого берега успешно выращивал помидоры, да еще какие хорошие! Шедшие по мосту в сторону вокзала люди, видели террасами устроенный берег и множество кустов с крупными красными помидорами. Рассказывали, что эти помидоры яблочные, сахаристые, вкусные.

Жители дома №1 на берегу, возле своего дома, каждый год выращивали картофель.

Одноклассники Федьки самые разные по внешнему виду, по одежде, по привычкам. Вот Зоя Копылова, сидевшая за одной партой с Леной Галаниной, девочка с большими голубыми глазами, в красивой, светлой кофточке и в клетчатом сарафане с бретелями, ладно сидевшим на ней и с косичками. Аккуратная во всем. Она с самого начала была отличницей — лучшей в классе. Ее соседка, Лена Галанина - девочка со смуглой кожей благовидного лица, с еще более темными ореолами вокруг темных глаз; всегда чисто, со вкусом и аккуратно одетая, оказалась прилежной в учебе. Она также считалась лучшей ученицей в классе. Вова Щербаков, самый высокий мальчик в классе, сидел на задней парте вместе с Астафьевым, учился только на «отлично». Астафьев, заметно проявлял себя совсем не так, как остальные в классе, причиняя немало хлопот Марии Платоновне. За партой перед Федькой Доброхотовым и Колькой Носковым сидели Катя Куравина и Зоя Грязнова. Обе спокойные, прилежные, внимательные ученицы. Катя Куравина отличалась красотой лица, чистотой ведения тетради, аккуратным обращением с книгами. На соседних партах сидели Валя Виноградова — девочка худенькая, заметно выше других. Отличница. Юра Семин — с чертами уверенности и самостоятельности в характере. Отличник учебы. Валя Шубина, братья Абрамовы, двоюродные братья Миша Касаткин и Ваня Михалев, Дима Турин, Валя Сизова, Оля Зеленина, Вава Бахтенко, Вова Пономарев — ученики, каждый из которых, по- своему хорош и интересен. Все они доверительно, с непосредственной наивностью, тянулись друг к другу.

Во всех них Федька видел своих надежных товарищей.

Федька не отличался хорошим аппетитом. А тут, придя из школы разделся, положил портфель в угол под вешалкой и вошел в комнату. Сестричка Зина стояла у буфета. Перед ней чашка и пачка толокна. Зина брала чайной ложкой содержимое пачки, клала его в рот, и запивала водой.

— Во! Толокно! Дай и мне немножко, — сказал Федька и положил в чашку четыре ложки толокна, налил из самовара воды, размешал, и с удовольствием ел эту массу.

Толокно в те времена было детским питанием, сделанным из муки толченого овса, сдобренным сахаром и другими питательными, вкусными составляющими.

— Вот, обедать я сейчас не буду. Ты покушай одна. Там суп, тушеная картошка с мясом и клюквенный кисель. Поняла? Скажешь маме, что я пошел гулять, - выпалив эту речь, Федька быстро оделся, взял под мышку коньки, в карманы - палки, для закрутки коньков на валенки и, сделанную из ветки дерева, хоккейную клюшку. — Я иду к Кольке Носкову. Мы пойдем играть в хоккей.

В последнее время Федька часто бывал у Носковых. Иногда по несколько раз в день. Утром он заходил за Колькой, подгонял его и ждал, чтобы вместе идти в школу.

Семья Носковых была большая. Мать — Агриппина Дмитриевна (а попросту Груша) и пятеро мальчишек: Вовка, Валька, Колька, Витька и Гога. Из разговоров между женщинами известно, что Агриппина Дмитриевна родила 14 детей и из них только одну девочку. Живых осталось пятеро. Жили они в коммуналке, в соседнем доме, в двух комнатах. Жили бедно. Не хватало вещей, обуви, продуктов питания. В квартире было всегда шумно. Особенно по утрам, когда дети, собираясь в школу, перекрикивая друг друга, искали свои вещи:

- Витька, ты зачем одел мою рубашку?

- Кто взял мои чулки? Я их здесь положил.

— Гога, зачем взял мою шапку? Отдай ее мне.

Одевшись на ходу, выпив стакан чая с хлебом, шли в школу.

Как-то Федька зашел к ним как раз тогда, когда Агриппина Дмитриевна принесла чугун с похлебкой, которая называлась крупянкой. Похлебка казалась Федьке ароматной и вкусной. Дети ели ее с завидным аппетитом. Федька, сидевший в стороне в углу у окна, думал:

— Какой вкусный суп! Скажу маме, чтобы она сварила крупянку.

И, при случае, говорил матери:

— Мама, а почему ты никогда не варишь крупянку? Вон у Носковых мама варит крупянку каждый день. Знаешь, какая она вкусная?

Мать ему говорила так:

— Милый ты мой, малыш! Ты не понимаешь что вот этот французский суп с мясом, который ты ешь сейчас, это гораздо лучше, чем крупянка. А макароны в топленом молоке? Это куда полезнее и вкуснее. А клюквенный кисель с булкой?... Ну, ладно! Подрастешь, поймешь, что из еды лучше, и не будешь просить крупянки. И, между прочим, не будешь просить меня каждый раз зайти в столовые, возле которых мы проходим и из которых пахнет котлетами. Домашняя пища — чистая, калорийная и полезная. Запомни это, сынок!

После обеда Валька крикнул:

— А теперь, пацаны, за мной! Одевайте коньки и идем играть в хоккей.

Валька, которого пацаны называли Валетом, был постарше всех и лидером компании пацанов с Набережной. Его мнение для ребят было решающим, а суждения — бесспорными. Он стал непосредственным руководителем группы соседских пацанов. Все ребята одели коньки и вышли на улицу. Условно разметили проезжую часть улицы, как поле для русского хоккея. Обозначили камнями и ледяными глыбами стойки ворот. Нашли крупную замерзшую катышку, из конского помета, которая должна была служить мячом.

Собралось много ребят: братья Носковы, братья Проничевы, Сашка Шумилов, Полино Буров, Юрка Голубев, Борька Буренин, Витька Зенков. Мальчишки попарно, положив руки друг другу на плечи, подходили по очереди к Вальке Носкову и Сашке Шумилову и говорили разные считалки:

«Ехала торба с высокого горба.
В этой торбе — хлеб да пшеница.
Ты с кем хочешь подружиться?»

Валька и Сашка по очереди выбирали нужных им игроков.

Так образовались две команды. Играли до 15 голов. Победила команда Вальки Носкова со счетом 15:12.

Игра проходила как обычно, в ругани и взаимных упреках, спорах. После игры все решили провести контрольную игру на стадионе «Динамо». Команды выбрали себе названия: Валькина команда - «Вымпел», Сашки Шумилова — «Дружба». Уже темнело, когда ребята разошлись по домам.

Дома мать выругала Федьку за то, что он вовремя не пообедал, и заставила съесть порцию второго и кисель. Потом Федька делал уроки.

На середину мая, начало июня приходилась пора легких прохладных ветров и запуска различных воздушных змеев.

Соседями Доброхотовых, к тому времени, была семья Филатовых - матери и сына восемнадцати лет, по прозвищу Филат. Филат отличался самостоятельностью. Спал в сенях или на чердаке, куда занес большую кушетку. Он был умелым парнем. Однажды сделал большого коробчатого змея с оперением. Изготовил его из тонких деревянных планок, покрытых прозрачной красной тканью. Используя большой моток суровых ниток, он запустил змея с крыши своего дома. Федька крутился возле него. Филат и Федька уселись на краю слухового окна и следили за полетом змея. Вдруг Филат сказал:

- Я сейчас спущусь домой, а ты пока тут управляй змеем, — сунул ему моток ниток в руки и убежал.
Еще были слышны шаги Филата, когда Федьку сильно дернуло в сторону края крыши. Этот змей под действием ветра натянул нить, которую держал Федька. Федька упал на крышу. Ноги его оказались у самого ее края. В любой момент, казалось, он сорвется и упадет. Но собрав все свои силы, едва удерживая змея, чудом дополз до края слухового окна и перевалился, упавши на чердак. Перепуганный, он, с трудом удерживая змея до прихода Филата, сказал ему:

- Ой! Я сейчас так перепугался! Змей меня чуть не стянул с крыши.

- Ну, так он сильный, он же большой и коробчатый! Я сам его еле удерживаю! А ты мало каши ел.

Дети Доброхотовы, Федя и Зина, любили свою мать. Им она казалась строгой, но справедливой. Она для них была самой лучшей мамой в мире, лучше всех других. Шура, Александра Александровна Доброхотова — молодая, тридцатидвухлетняя женщина, с лицом русской северной красоты. Невысокая, стройная, с правильными чертами тела. Длинные русые волосы укладывала в старинном стиле: прямой пробор, гладко уложенные по бокам головы волосы, прикрывая часть ушей, сзади аккуратно уложены в кучку, схваченную красивыми костяными шпильками. В ушах — небольшие серьги. Она носила модные строгие платья. Часто одевала любимое платье — черное, из легкой шерстяной ткани, с рукавом в три четверти, с кружевными рюшечками вокруг небольшого воротничка и с двумя вертикальными кружевными стойками на груди, собранными в рюшки и несколькими большими пуговицами между ними. Пояс удачно подчеркивал фигуру. Любила она одеть и батистовую белую кофточку, отделанную тонкими кружевами с большой красивой брошью, с юбкой из тонкого темно-синего бостона и черными туфлями. Очень подходило ей и простое, прямого кроя, свободное платье с короткими рукавами и небольшим декольте, схваченное в талии нешироким поясом. В одежде Шура удачно выдерживала сочетание цветов. Она имела достаточный набор одежды на все случаи жизни.

Зимой носила котиковую шубу с большим шалевым воротником, шапочку из такого же меха и муфту. Этот ансамбль одежды, без сомнения, украшал ее. В сильные морозы одевала серый или белый пуховый платок. По моде своего времени, на ногах носила белые фетровые боты с туфлями внутри. Умело совмещая природную красоту с одеждой, Божьей волей, она не была лишена внимания мужчин. Общеобразовательную подготовку имела невысокую. Шура закончила среднюю школу и курсы телеграфистов. Работала на Вологодском телеграфе на аппаратах системы «БОДО», «МОРЗЕ». Позже стала начальником смены. Общительная и доброжелательная. Сотрудники ее уважали.

Как мать, старалась держать детей в чистой одежде, сытыми. К каждому празднику покупала обновки. К празднику, 1 мая - одевала их во все новое.

Федька нарядный, в новых штанах, рубашке и сандалиях любовался своей бескозыркой «МОРЯК». Зина, в новом красивом платье и туфлях, разглядывала пышные, яркие банты. Дети радовались этому.

В день, когда пеклись пироги, Федька и Зина крутились вокруг матери с блюдцами и ложками, и просили дать попробовать. Мама давала им на пробу начинку: изюм, мак, сметану, картошку, капусту, мясо. Пироги у Шуры били всегда удачные, красивые, пропеченные. Большие - с картошкой, капустой. Слоеные - с маком. Ватрушки - с творогом. Куличи и маленькие пирожки — с мясом, яйцом и зеленным луком, с грибами, с повидлом. Особенно Федька любил слоеные булки, он видел: мама раскатывала большой лист теста до тонкого; намазывала его подсолнечным маслом и посыпала тонким слоем сахара. Скатывала этот лист в длинный рулон. Разрезала рулон на дольки, которые, в свою очередь, надрезала на 2/3 поперек и загибала их по форме сердечка.

При еде булка рассыпалась во рту. Очень вкусно! Как приятно было потом съесть кусок горячего пирога с холодным молоком. Или кусок остывшего пирога с теплым молоком. Мама готовила чисто, умело, вкусно, калорийно. Она оказалась умелой поварихой.

Первые блюда: щи русские, суп французский, суп с фрикаделями, борщ, окрошка... она готовила с тонким вкусом. Эти блюда и по внешнему виду манили к себе. А картошка, тушеная со свининой в глиняной плошке — ее конек! Капуста, тушеная с мясом, грибы в сметане, макароны в молоке и котлеты с разными гарнирами — все это готовилось в русской печи, и было очень вкусным. А, топленое молоко из русской печи - просто объедение!

И вообще, в жизни Федьки глубоко запечатлелась роль русской печи в приготовлении пищи и использовании ее в других целях. Русская печь топилась еловыми и березовыми дровами. Тепло в домах было сухим, приятным. Здоровый дух рождала печь.

Клюквенный кисель, гороховый кисель, компот из сухофруктов Шура умела сварить и подать прохладными. Но, странное дело, при таком внимании к питанию, дети у нее были худыми. Федька стеснялся торчащих косточек на плечах. Но, видимо, такова природа чрезмерно подвижных детей. Только с возрастом они округлились телом.

В квартире и даже в дровянике, Шура, по примеру покойного мужа, наводила чистоту и порядок, по английской поговорке: «Каждая вещь — на своем месте». Порядок был в буфете. В ящиках комода лежало чистое, глаженное белье. Нигде ничего лишнего. Скатерть на столе, покрывало на кровати, накидки и прошвы на подушках — все это связала она.

Много внимания Шура уделяла воспитанию своих детей. Помогала выполнять домашние задания. Водила их в кино. Давала деньги, когда в школе организовывали походы в кино и в театр. Интересовалась, какие книги они брали в библиотеке и читали. Советовала, что желательно прочитать. Поощряла игру в библиотеку во дворе своего дома. Одобряла участие сына в железнодорожном, авиамодельном кружках. Учила детей трудолюбию, поручая Федьке мелкие покупки, Зине - уборку квартиры.

Первый год учебы закончился. Рассмотрев табель успеваемости, мать сказала:

— Оценки у тебя отличные. Но какой ты худой! Поедешь к бабушке в деревню и будешь пить парное молоко. Вот, на воздухе, на деревенских кормах и будешь поправляться.

Обстоятельства складывались так, что Федьку в деревню увезли только в июле. А до этого он с ребятами из соседнего двора играл в футбол на Гасиловской. Играл в сыщики-разбойники. Вели каменные бои с ребятами с улицы Комсомольской.

В деревне Федьке понравился бабушкин огород, который находился сразу за избой. Огород окружен забором, как и все огороды в этой деревне, из косо стоящих и привязанных к вертикальным стоякам деревянных жердей. В центре огорода — огромный куст смородины диаметром метров пять, причем, на одной половине куста — черная смородина, на другой — красная. Смородины было много и вся она спелая.

В дальнем углу, справа, стоял амбар и несколько деревьев рябины. А вся остальная площадь разделана под овощи: картошку, морковку, лук, чеснок, свеклу, огурцы, капусту, укроп. В одном углу огорода отведено место, где рос хрен. Огород - большой. Дальше за огородом - колхозное поле, с уже желтеющей пшеницей.

Огражденная забором из жердей, деревня Конюхово стояла на невысокой горе, а внизу протекала река Тарзанка. С северной стороны деревни, недалеко от домов — большой, глубокий буерак. С одной стороны в буераке выкопано в земле большое колхозное овощехранилище.

Федьке нравилось наблюдать, как рано утром, когда еще прохладно, бабушка и другие хозяйки выгоняли своих коров и телят на площадь в центре деревни, откуда пастух неспешно направлял их в сторону прогона, по которому он гнал скот на пустошь. Прогон — окруженная с двух сторон полоса земли, шириной восемь метров и длиной четыреста метров. По обеим сторонам прогона — колхозные поля. Пустошь — это специальное место для выпаса скота. Она, к тому времени, довольно густо заросла ольховыми деревьями.

Федька медленно привыкал к деревенской пище, главными составными которой были молоко, сметана, творог, черный хлеб, мушники - такие пироги из муки с гороховой начинкой — и овощи.

Бабушка не отпускала его от себя, и он неотступно следовал за ней. Ходили к корове, к поросенку. Давали зерно курам. Вместе ходили и на огород. Федька помогал бабушке как умел.

Дядя Павел, сын бабушки, этим летом, как бывало и раньше по договоренности с деревенскими мужиками должен был ехать на заготовку сена в районе болот, за железнодорожной станцией Паприхой. Они уезжали обычно на десять дней, и все тщательно готовились к этой поездке. Готовили косы, ручные наждачные точила, теплую одежду и соответствующую обувь, брезентовые укрытия от дождя и продукты питания. Павел, собираясь на сенозаготовку, сносил нужные ему вещи на кухню и упаковывал их. Анна Евгеньевна спросила:

— А кто нонче едет на сенокос-то?

— Да всего-то девять мужиков: шестеро из Конюхова: Иван Кудрушев, Степан Колодин, Петька Сизов, Ванька Кузмичёв, Колька Булатов, ну и я, двое — из Лынева: Митька Сорокин и Васька Збруев, и один из Невинникова. Иван Сизов какой-то. Будто из наших родственников.


— Ой, кто жо это? — стала вспоминать Анна Евгеньевна. — Степан Сизов был Дак он помер — старый уж был... Марья Гавриловна? Тожо уж старая и сыновей у ей не было. Были дочки. А годов—то сколько этому Ивану?

— Да, этак, тридцать годов.

— Ой, не ведаю уж кто это... Видать, дальний родственник. Не зря сказано: «Это уж нашому сараю — двоюродной пестерь».

За десять дней мужики должны были накосить и высушить по одной-две подводы сена. Под одной из рябин на огороде бабушки находилось простое устройство для отбивания кос. Тут — пенек для сиденья. Перед ним - пень, в который забита небольшая наковальня, а на ветке дерева — веревка, удерживавшая косу за ручку в вертикальном положении. На этом приспособлении дядя Павел отбивал режущую сторону косы. Оставалось подправить косу точилом, и она становилась очень острой. Вот мужики уехали на покос.

Бабушка и Федька ходили в лес по грибы, которые они жарили в сметане и варили грибной суп.

По утрам спавший в горнице Федька просыпался, когда бабушка, стараясь не шуметь, готовила завтрак. Сегодня, как обычно, аромат молодой вареной картошки, и запах другой пищи витал в воздухе по всей избе. Бабушка, почувствовав, что внук проснулся, негромко, напеваючи, сказала:

— Федя, внучок мой, вставай.
Скорей завтракать давай.
Уж солнышко в окошко светит,
Обогреет и приветит.

Федька усмехнулся певучему обращению бабушки; быстро встал и вприпрыжку прибежал на кухню.

— Вот он я, твой внучек Федька!

Он умылся. Быстро сел за стол на любимое место и, размахивая красивой деревянной ложкой, сказал:

— Я готов «бить котов»!

После завтрака ходили по воду на Тарзанку, а потом пошли в село Снасудово, чтобы сделать покупки в сельмаге.

Так незаметно пролетали дни.

Дядя Павел привез большой воз сена и много ягод — брусники, клюквы, а также, новую для Федьки ягоду — костянику. Ели досыта.

Но Федьке была непривычна деревенская жизнь, он надоедал бабушке, чтобы та его отвезла в город.

В последние дни каникул Федька все чаще вспоминал о школе, говорил маме и сестре:

— Мне так хочется В школу идти. У меня все уже готово: учебники, тетрадки, карандаши.

— Через несколько дней пойдешь в школу. Не волнуйся! — успокоила его мать.


А вот и первое сентября.

Теплый, солнечный день. Федька загоревший и бодрый, в новой одежде отправился вместе с Колькой Носковым в школу. Заботливая Мария Платоновна была рада встретиться со своими учениками. Ребята наперебой рассказывали, что они очень ждали начала учебного года и как интересно они провели лето. В один из первых дней учебы Федька и Колька увидели в школе объявление, где учащихся приглашают посещать авиамодельный, столярный и железнодорожный кружки.

Федька предложил:

— Давай запишемся?

— Давай. Посмотрим, если будет интересно — будем ходить.

Занятия в авиамодельном проходили во второй и четвертый день пятидневки. В этот день ребята зашли в помещение кружка. Их встретил руководитель Виктор Семенович. Он побеседовал с ребятами и в заключение сказал:

— Начнем с изготовления пропеллеров, — подвел к столу, на котором лежали березовые размеченные заготовки длиной в 18, шириной около 2 см. Видите разметку на бруске?

— Видим.

— Вот вам нож. Надо сделать вот такой пропеллер, — и показал образец.

Так начались занятия в кружке. Сначала надо было по разметке придать бруску округлые формы на конце и ближе к его центру. Потом строгать дерево ножом так, чтобы получились лопасти в нужных плоскостях. Сначала ребята это делали очень медленно, подгоняя свою работу под данный образец.

В помещении авиакружка трудились школьники из разных классов, среди них - и восьми- и десятиклассники. Они учились уже в десятилетке, но продолжали посещать кружок в начальной школе. Взрослые ребята занимались изготовлением планеров, моделей с резиновыми и даже бензиновыми моторчиками. Они имели дело с тонкими бамбуковыми папочками, клеем, нитками, папиросной бумагой и легкими частями из дерева. Для округлых частей авиамоделей, на спиртовках, с применением воды, гнули палочки бамбука. Это — тонкая, кропотливая работа. Кружок располагался в большом светлом помещении. На нескольких столах, в разных местах помещения, группы из детей начальных классов и нескольких более старших ребят, работали над разными моделями. Было понятно, что старшие собирают модели, а младшие им помогают. Федька, осмотревшись и освоившись, сказал Кольке, работавшему за соседним столом:

- Глянь, вон какие модели стоят! Идем, посмотрим.

В углах на возвышениях стояли разные модели планеров и самолетов с резиновыми моторами. Подойдя к одной небольшой модели самолета, Федька прочитал на бирке: «Модель изготовлена учениками восьмого класса «Б», средней школы N210, Земским Виктором и Семеновым Валерием. 1936 год».

— Смотри, какой фюзеляж! А пропеллер! Видишь какой? Вот такой нам и нужно делать! — воскликнул Федька.

— Мне нравится эта модель. Небольшая и красивая.

- Но, интересно, как она летает? - добавил Федька.
Затем они бегло осмотрели другие модели, обсуждая особенности каждой, вернулись за выделенные им столы. Так, по два дня в пятидневку ребята начали посещать авиамодельный кружок. За два месяца научились хорошо делать пропеллеры, и лишь после этого им разрешили участвовать в сборке планера.

В эти же дни работал и железнодорожный, и столярный кружки, поэтому «братцы-новобранцы», после занятия в авиамодельном, зашли в помещение железнодорожного кружка, в квадратную комнату с узкими проходами вокруг сооружений железной дороги. Там построены железнодорожные пути, стрелки, семафоры, разные мосты - большие и маленькие, в горах тоннели, водонапорные башни, станционные здания, склады с топливом и места заправки водой. А главное — паровозы и несколько составов пассажирских и товарных — все как на настоящих железных дорогах. Ребята зашли как раз тогда, когда руководитель кружка Сергей Иванович отправил в путь из разных пунктов два поезда - грузовой и пассажирский. Эти поезда стремительно мчались по рельсам, то замедляя скорость, то снова постепенно набирали ее. Движением руководил Сергей Иванович. Ребята, с широко раскрытыми глазами, смотрели, как он переводил стрелки, изменял положение семафора, скорость движения поездов. По его команде паровозы подавали звуковой сигнал — гудок. Вот поезд быстро выезжает из туннеля и направляется по прямому отрезку пути. В это же время, другой поезд проезжает по большому железнодорожному мосту сложной металлической конструкции. На разных участках дороги горели электрические фонари, мигали электрические приборы, звенели провода связи. Ребята целый час с живым интересом рассматривали железнодорожный транспорт. Не знал тогда Федька, что в последующей жизни ему не мало придется быть связанным с железной дорогой. Кольке очень понравились отдельно стоящие паровозы и вагоны.

— Вот, смотри, — говорил он Федьке - какие у него маленькие колесики, но они как настоящие. И покрашены, как настоящие.

- Да, - согласился Федька, - интересно! А мне нравится, когда стрелки переводят. Видел, как шел пассажирский поезд возле станции первый раз? Он шел по одному пути, а после перевода стрелки, пошел по другому.

Потом они заглянули в помещение столярного кружка «Умелые руки». Таково было их первое знакомство с кружками.

Федька и Колька не только записались в авиамодельный кружок, но и рассказали об этом ребятам во дворе. Сашка Шумилов и Борька Проничев засмеялись:

- Ха - ха - ха! Они на летчиков, что ли, будут учиться?

Колька на это ответил:

— Ты не смейся! Летчиками или не летчиками, но модели планеров и самолетов на деревянных рамах с резиновыми или бензиновыми моторчиками делать научимся. Там их даже самые маленькие мальчишки так мастерят — будь здоров!

— А что? Руководитель там хороший, научит. - Добавил Колька. — Если хотите, можете сами записаться в этот кружок, и все пацаны могут ходить туда. Мы с Федькой ходим и учимся, уже пропеллеры делать научились...

Колька стал расхваливать еще и столярный кружок «Умелые руки»:

— Там из дерева делают много разных вещей: табуретки, маленькие скамеечки А лестницу какую сделали! Федька, видел?... Коляску сделать можно — что-нибудь перевозить.

— А железнодорожный кружок какой интересный! — подхватил Федька, - какие там паровозики! Вагончики красивые бегают. Стрелки, светофоры.

Сашка Шумилов, внимательно слушая разговор, поддержал Федьку и Кольку:

— Вы, пацаны, не смейтесь! Вот ты, Валька, скажи, чего они смеются?

— Кто смеется? — спросил Борька. — Я только пошутил. Я бы сам в какой-нибудь кружок записался.

Тут Валька, который выступал в таких случаях арбитром, заявил:

— Елы-палы, давайте все пойдем туда и запишемся. Научимся столярничать, а может, и авиамодели делать.

— Правильно Валька говорит, — поддержал его Витька, — я тоже пойду запишусь в этот кружок. Научимся столярничать. Это пригодится. А что?... Столяр — чистая работа! Вон мужики - столяры говорят, что работать с деревом, ну, там, пилить, строгать — это же одно удовольствие! А польза?... Сам делаешь нужные вещи. В общем, завтра я иду записываться и всем советую. А там, как хотите.

Валька подвел итоги.

— Все! Договорились! Я завтра первый пойду и запишусь.

— И я... ия... ия, — подхватили мальчишки.

Так многие пацаны из соседних домов записались в кружки при школе. И, хотя ребята учились в разных сменах, они не пропускали занятия в кружках. Занимались мальчишки старательно - им понравилась работа с деревом. Месяца через два с половиной они уже умели делать простые вещи из дерева. Руководитель кружка, старый мастер столярного дела, учил их начинать работы с простыми вещами и постепенно переходить к более сложным изделиям. Вот они уже мастерят табуретки. Тетя Груша была очень рада, когда ребята принесли домой две табуретки. Валька, Колька, Витька и Гога перед мамой, перебивая друг друга, радостно рассказывали:

- Мама, я сделал ножки. Вот они,- хвастал Витька.

Про свои успехи Валька сказал:

- Мама, смотри, вот этот верх - сиденье, сделал я. Видишь, какой гладкий? А отверстие для руки — глянь какое!...

- А я, - заявил Гога, — вот эти перемычки смастерил. Видишь?

- Да мы вместе делали эти табуретки, - вставил Валька, - мы их еще покрасим. Мама, в какой цвет покрасить?

- Ой, в любой цвет! Всяко будет красиво, - сказала счастливая мать.

- Э, нам надо сделать еще четыре табуретки, тогда у каждого будет своя. Вот это будет здорово! - задумчиво произнес Колька.

Семилетний Вовка Носков проговорил:

- Мама, смотри - дырка!

- Это чтобы табуретку брать рукой, - объяснила мать.

Все это происходило в квартире Носковых в присутствии соседских пацанов. Сияющая Агриппина Дмитриевна сказала:

- А главное — сами сделали. Молодцы! Хвалю. Сейчас будем пить чай с малиновым вареньем и блинами...

Тут в квартиру вошла Нюра Козунина, мать Сашки Шумилова, и когда тетя Груша похвасталась табуретками, обе женщины охали и ахали, хваля ребят.

- Может и мой сделает что-нибудь... Он ведь тоже ходит в столярку, - вздохнув, заметила Нюра.

С Геркой Наумовым у Федьки были особые отношения. Они жили в одном доме. Дружили с раннего детства. Их матери были подругами. Дети вместе ездили к своим тетям, которые жили в одном из домов железнодорожников, за станцией Вологда - 1. Часто ребята выходили во двор со своими красивыми санками, обитыми бархатом с красивыми кисточками по краям. У Федьки — вишневого цвета, а у Герки — синего. Дети ставили одни санки на другие поперек в задней части. Получалось что-то вроде кареты. Но воображали они и вели себя так, будто это автомобиль. Если Герка садился на сидение, поставив ноги на нижние санки, то он был начальником. Федька, в этом случае, брался за веревку и выполнял роль шофера. Так, от своего дома по тротуару они ездили до бани, где работал дядя Миша Озеров (Геркин дедушка) кочегаром. Это полтора квартала — и обратно. При этом, шофер звуками изображал работающий мотор и подавал звуковые сигналы. Он фыркал, пыхтел, рычал и сигналил би- би-и-и-и! Периодически они менялись положениями. Тогда Федька становился начальником, а Герка шофером. Иногда они заезжали вглубь двора бани, в кочегарку к дяде Мише.

В последние несколько лет Федька и Зина встречали Новый год на маминой работе на главпочтамте города. Вот, и в этот раз, 1 января, тепло и нарядно одетые дети вместе с мамой пошли на праздник елки. Елка была установлена в зале детского сада, находившегося во дворе почтамта. Все веселились. Играла музыка. Выступали артисты и дети. Ведущую роль играл дед Мороз, который организовывал игры, хороводы и танцы вокруг елки. В них участвовали и Федька с Зиной. Потом дед Мороз пришел в зал с большим мешком и начал раздавать подарки всем детям — кульки с разными сладостями. Веселые и довольные Доброхотовы нехотя уходили домой. Когда все вышли на улицу, Федька спросил:

— Мама, помнишь, когда я приходил к тебе на работу, то ты меня находила вон там, за углом. Ты знаешь, почему я там был? Потому что там — гараж легковых автомобилей. О... о... о... Там так вкусно пахнет бензином! Я специально стоял и с наслаждением вдыхал этот бензиновый воздух и думал: «Я буду шофером».

— Помню, помню. Тебя оттуда оторвать нельзя было. А запах в гараже действительно приятный!... Что касается шофера, то папа твой хотел, чтобы ты учился на инженера железнодорожной специальности... Я тоже думаю, что тебе сначала надо закончить десять классов начальной школы.

Так, прогулочно путешествуя, они пришли домой.

Вечером к Доброхотовым зашли племянники отца — Христофор с женой Нюрой, двумя детьми и Сергей. Было чаепитие с пирогами. Все поздравляли друг друга с Новым годом. Много пели и разговаривали.

Этой зимой Федька и его друзья, пацаны с Набережной, много катались на лыжах. У Федьки, к этому времени, появились новые, более длинные лыжи. Он хорошо прыгал с разных трамплинов, тормозя у самой реки. Уверенно и размеренно ходил с палками по продольной лыжне, как на лыжных гонках. Часто катались и на коньках на стадионе «Динамо». Там - хороший лед. Правда, чтобы кататься на льду, нужно было правильно затачивать коньки. Делали это ребята, каждый как мог. Федька брал старый напильник и пытался точить коньки. Это ему не очень удавалось. И потому приходилось кататься по льду неустойчиво.

Ребята очищали небольшую площадку от снега, обозначали ворота и играли в хоккей часа по два подряд, до условленного счета. Потом еще долго катались по большому кругу стадиона и, уже с наступлением темноты, уезжали домой.

В марте — апреле в Вологде утренники — ночью мороз, утром и днем оттепель. Тающий вокруг снег превращался в маленькие ручейки, которые увеличиваясь, становились широкими, бурлящими и направлялись в малые и большие реки.

В этот период, если выпадал снег, он толстым, пушистым пластом ложился на подтаявший слой снега и образовывал новый и чистый ковер, покрывавший все вокруг. Пацаны с Набережной в это время накатывали комы снега разных размеров и строили из них крепости, горки для катания, лепили снежных баб. Колька Носков кричит Федьке:

- Давай на средине двора поставим снежную бабу. Смотри, какой ком я уже накатал.

Федька и братья Проничевы бросились ему помогать. По мере движения кома, он обрастал новыми слоями и стал выше роста Глеба и Бориса. Ребята рассуждали:

- Вот здесь ее и поставим.

- Только надо накатать еще один ком, немного поменьше нижнего...

- Нужна палка. Сделаем из нее плечи, - сказал Колька.

Быстро накатали еще один ком. С трудом закатили его на первый ком. В верху проткнули палку — для построения плеч и рук снежной бабы. Еще один ком пошел на голову. Глеб сказал, что знает, где есть старое ведро для шапки, и вскоре его принес. На палки налепили руки, которые кистями упирались в бока. Ведро одели на голову. Глаза сделали из кусков древесного угля. Вместо носа поставили морковину. Губы сделали из красной свеклы. Прилепили уши. Баба готова.

- Нет, — сказал Федька — она еще не совсем готова. Давайте оденем на нее белую шубу с застежкой.

Тут же он взял кусочки древесного угля и посадил их на воображаемую одежу бабы от шеи до низа. Снежная баба, подбоченясь, добро смотрела на всех проходивших мимо нее.

От учеников 2 «А» Мария Платоновна требовала четкого, с выражением чтения. И большинство ребят, правда, одни - быстрее, другие — медленнее, а кто и по слогам, читали тексты из учебника. Но, по отношению к чтению, проявлялась и индивидуальность характеров.

- Миша, - говорила Мария Платоновна, обращаясь к Касаткину — может, ты нам сейчас расскажешь, что ты там сейчас читаешь?

Увлеченный чтением, Касаткин не сразу откликнулся на зов. Но, быстро сунув в парту то, что он держал в руках, с покрасневшим лицом встал.

— А я ничего не читаю, Мария Платоновна, — ответил он.

Плохо скрываемое волнение Миши было понятно всем. Он, уже не первый раз, был замечен учительницей в том, что читал толстые книги Ж. Верна и Дж. Лондона, с мелким шрифтом, отвлекаясь от уроков.

— Садись, Миша. Художественные книги читай, пожалуйста, дома. А на уроках учись со всем классом. Понял?

— Я больше не буду.

Но слово свое он не сдержал. Хоть и в ущерб себе, продолжал читать книги на уроках.

Вава Бахтенко вел себя в классе более свободно, чем другие. Всегда в легком, веселом настроении, он имел влияние на соучеников. Получалось так, что если его одобрять, поддерживать в его свободном поведении, то это помешает учебе. Не поддерживать его, казалось, невозможно, потому что он был таким добрым, безобидным, веселым мальчиком. Вава откровенно гордился своими родителями - артистами. Как- то он сказал ребятам в классе:

— Всех, кто хочет, приглашаю сегодня к себе домой. Покажу фотографии своих родителей в ролях.

После уроков собралось шесть человек - 4 мальчика и 2 девочки.

В деревянном двухэтажном доме на улице Челюскинцев, семья Бахтенко жила в просторной двухкомнатной квартире. Обстановка — строгая, мебели немного. Все — чисто и аккуратно.

Вава достал из шкафа два чемодана и, открыв их, сказал:

— Вот смотрите. Тут так много интересных фотографий.

Дети долго рассматривали фотографии. Спорили, выясняли, в каких образах запечатлены Вавины родители. Потом Вава показал старинные резные стулья с кожаной обивкой и большой диван, с такой же обивкой. Затем он вынул из горки и поставил на стол вазу с печеньем. Съев по несколько штук печенья, дети стали расходиться.

Ласковое, теплое весеннее солнышко хорошо согревало воздух, землю и ребячьи души. Оно же вселяло в них некоторую вялость и леность, связанную с окончанием учебного года. Вот и подошли каникулы.

Нынче летом Федька снова в Конюхове.

Там для него — много нового и интересного. Деревенские ребята: Венька, Павлик, Леня и Ванька брали Федьку на реку. Это небольшая, чистая река, из которой деревенские жители брали воду для питья и приготовления пищи. Болтая о разном, мальчишки легко спускались к реке. На быстрине, в самом мелком и узком месте, встав на берегу на колени и опираясь руками на дно реки, ребята напились воды. Здесь особенно наглядно видна ее чистота и прозрачность. В воде сновали небольшие рыбки — пескари, плотва, красноперка, окуньки. Пацаны часами баловались и ловили рыбу. Постарше других ребят, Венька рассказывал:

- Вот, посмотрите, как нужно ловить рыбу, - впрочем, это больше относилось к Федьке, потому, что ребята сами умели ловить. — Гляньте, только что под этот камень заплыл пескарь, - далее он поднял камень левой рукой и отвел ее в сторону. Рыбка оставалась на месте, все плавники ее слегка шевелились. Венька правой рукой осторожно приблизился к ней так, чтобы тень от руки не падала на глаза рыбки, и, ловким движением схватил ее. Через мгновение, пескарь изгибался и бился в руке рыболова. Венька едва удерживал его. Он велел Федьке:

- Вон, сорви «метелочку» и дай мне.

Венька уверенным движением за жабры надел рыбку на стебель растения. Это было началом улова. Потом ребята разбрелись вдоль реки. Федька пытался сначала безрезультатно поймать рыбу. Поднимет камешек и увидит только клубок донной пыли на дне, а рыбка исчезла. После многих неудач он- таки поймал довольно крупную красноперку, выскочил на берег и закричал:

- Веня! Ребята! Идите сюда! Я поймал!

Он восторженно подпрыгивал, искренне смеялся, обнимал ребят. Долго смотрел на рыбку, бившуюся на ладони. Ребята понимали его — Федька радовался первой удаче. Стебель «метелки» пополнялся. Все ребята ловили рыбу. К концу дня, довольные рыбалкой, ребята пошли домой. Пойманную рыбу они отдали Федьке. Он, уставший и счастливый, показал улов бабушке.

- Видишь, бабушка, сколько рыбы мы с ребятами наловили! Я научился ловить.

Бабушкин кот Васька, облизываясь и посматривая на рыбу, ходил рядом.

- Ну, молодец! Отдай рыбу-то Ваське. Видишь, как он смотрит? - погладила бабушка голову внука.

Васька с удовольствием уплетал, полученное угощение. Федьке так понравилась рыбная ловля, что он каждый день звал ребят идти на Торзанку ловить рыбу.

Небольшая, метра три шириной с густо заросшими ольхой берегами, в омутах шириной 6 — 8 метров, река удалялась далеко—далеко и растворялась в светло-голубой дымке болотистой местности на правом берегу реки Вологды. Однажды Венька привел ребят к омуту, в метрах ста от быстрины вниз по течению реки и, почти шепотом рассказал:

- В этом омуте наши деревенские девки купаются голыми. А мы, ребята постарше, незаметно подсматриваем. Потом быстро выбегаем к омуту. А девки, голося, хватают свои одежды и убегают дальше, чтобы спрятаться, а мы поем:

«Девки в омуте купались,
Я на камешке сидел.
Девки попки показали
Я и с камешка слетел.

Ха — ха - ха- ха!»
Ребята выкупались в омуте и пошли ловить рыбу на быстрину. Позже Федька узнал, что ловят рыбу и по-другому. Пацаны знали омуты, где водится щука. Обитала она ближе ко дну, у берегов. Мальчишки приходили на один из омутов, вооруженные проволочными прутами. Они этими прутами, тыкая под берега и по дну, мутили воду. В мутной воде щурята по 15-20 см выплывали наверх. В этот момент и надо ударить проволочным прутом по рыбе. Выплывало одновременно по несколько щурят и ребята, в том числе и Федька, убивали ближних к ним. Рыбу складывали в подготовленное маленькое ведро. За несколько часов таким способом, наловили полтора килограмма рыбы. Мальчишки, советуясь между собой, решали что делать с рыбой. Павлик предложил:

— Давайте пойдем ко мне домой, там моя мама, как раз она дома, пожарит рыбу и мы ее поедим.

Все согласились.

Дети ели жареную рыбу с таким аппетитом, что мама Павлика сказала:

— Кто как работает, тот так и ест. Едите вы хорошо. Это потому, что добывали рыбу собственным трудом.

Однажды Венька доверительно поделился с Федькой еще об одном способе ловли рыбы. Он по секрету показал ему два места в Тарзанке, подальше от деревни, где были скрытно установлены две плетеные верши - по форме, напоминающие граммофонную трубу — с мешочками на тонких концах. Показал улов. В мешочке прыгала мелкая рыба, был и небольшой сом и несколько окуньков размером с ладонь взрослого человека. Рыбная ловля вызвала неожиданный интерес Федьки. Для него открылось новое: оказывается, рыбу ловят не только удочкой, но и другими способами, о которых он теперь узнал.

На пути от реки к деревне стоял открытый сарай, в котором лежали остатки прошлогодней соломы, стоял металлический станок. Это была соломорезка. Федька, взмахнув рукой в пространстве, спросил:

— Это для чего?

Венька ответил:

— Это для резки соломы, - и в это время показал Лёньке и Павлику нору в углу сарая.

Пока они рассматривали нору, высказывая предположения кому она принадлежит, Федька заинтересовался соломорезкой. Левой рукой он взялся за край круглого барабана с тремя поперечными ножами фигурной формы. Правой рукой обхватил рукоятку и потянул ее на себя. Началось медленное вращение ножей. Но, в этот момент, оглянувшийся Венька громко крикнул:

- Руки!

Федька от испуга резко отнял свои руки и прижал их к груди. Венька подошел к нему.

- Еще немного и ты отрезал бы себе все четыре пальца.

Лёнька и Павлик сопереживали Федьке. Федькин испуг постепенно миновал, но факт этот он запомнил надолго. Успокоившись, ребята, перебивая друг друга, показывали Федьке как работает соломорезка.

Заготовка сена для своей коровы в деревне - дело не последнее. Оказалось, что дядя Павел, на выделенной ему вблизи ольхового леска небольшой поляне, накосил и несколько дней сушил сено. Возле своей избы дядя Павел запрягал лошадь в телегу, чтобы вывести сено с покоса к себе во двор. Дети крутились возле него. Венька, брат невесты Павла, первым вызвался принести козлы, которые стояли в хозяйстве Степана Баулова (козлы - деревянная конструкция, применяемая для перевозки сена на телеге.) Ребята принесли козлы. Дядя Павел привязал их к телеге, которая за счет козел, стала значительно шире. Все сели в телегу и поехали к лесу. Когда приехали на место покоса, дядя Павел сказал:

- Ну, так! Берите все грабли. Кому не хватит, берите палки и ими ворошите сено. Переворачивайте его.

Беспечно шутя, придумывая шутки, мальчишки довольно быстро выполнили заданную работу и побежали собирать и есть землянику, которая росла вдоль опушки леса. Дядя Павел постепенно сгребал высохшее сено в копны. Потом дети вместе с ним грузили сено на телегу. Когда до верха нагруженного воза дети уже не дотягивались, Павел подсадил Федьку и Веньку наверх и стал подавать им вилами сено, а ребята принимали и укладывали его. Тут главное было в том, чтобы не наткнуться на вилы и ровно уложить очередную порцию сена. Дядя Павел периодически граблями выравнивал воз, сгребая лишнее неприжатое сено. Когда погрузка была закончена, он положил наверх воза большую жердь, и туго привязал ее к телеге. Получился довольно высокий, длинный и широкий воз. Дядя Павел с Федькой сели наверху воза и поехали. Остальные ребята шли за подводой. Дорога была неровной. То влево, то вправо склонялась громада сена. Федька, волнуясь, едва удерживался за гнет. Ведь он впервые ехал на возу сена, на трехметровой высоте. Дядя Павел спросил его:

— Как ты там?

— Высоко! — ответил Федька нетвердым голосом.

- Ну, держись крепче, - подбодрил Павел.

Когда приехали к избе, дядя помог Федьке съехать вниз по краю сена.

- Ух, как интересно! — вздохнул весь вспотевший Федька и потянулся, разводя руками.

Дядя Павел выгрузил сено на сеновал и в разговоре с матерью отметил:

- Венька так помогал! Старался! Молодец, парнишка!

— Видно понимает, да и дома говорят, что Полина хочет выйти замуж за тебя, — заключила Анна Евгеньевна.

Федька стал все более привыкать к деревне. В это лето он гостил там уже третью неделю. Мать скучала без него и неожиданно с Зиной приехала в Конюхово. Конфеты, печенье, колбасу, селедку, чай, в общем, гостинцы привезла мать. Все были рады.

На следующий день пошли в лес, который начинался в трехстах метрах от деревни. Ведущим стал все тот же Венька. В глубине леса часто аукали и держались ближе друг к другу. Лес был смешанный, густой.

Держались в основном недалеко от колеи лесной дороги, как наказывали бабушка и дядя Павел. Венька знал места малинников и грибные места. Все - мать, Зина, Лёнька, Федька и Павлик - насобирали немало малины. Уж наелись ее вдоволь! Душистой и вкусной! Набрали грибов. Играли с двумя встретившимися ежами. Любовались красавцем дятлом в парадном костюме — на высокой сосне, стук которого разносился вокруг. Потом видели сову с широко открытыми глазами. Слушали кукушек, рассматривали большие холмы-муравейники. Наблюдали за ними — трудягами. Федька удивлялся, что муравьи носят предметы больше и тяжелее себя. Часто натыкались на большие паутины лесных пауков. Всем было интересно и радостно. Правда, в лесу не обошлось без легких царапин на руках, ногах, лице.

Неожиданно вышли к березовой роще, расположившейся большим квадратом среди смешанного леса. В окружении берез приятное ощущение охватило всех. Березы здесь высокие, ровные, стройные. Береста белая. Сквозь небольшие кроны из светло-зеленых листьев в легкой голубой дымке пробиваются пучки яркого солнца. В роще уютно и светло. Воздух здесь чистый, мягкий и прозрачный. Дышится легко и с наслаждением. Здесь рай земной! Шура казала:

— Боже мой, какая прелесть! Какая благодать! - она говорила еще много восторженных слов.

Все восхищались неожиданно увиденной красотой леса. Как бы выражая мнение всех, Шура заключила:

— Да, это истинное торжество нашей прекрасной русской природы! Посмотрите, по стволам берез течет и временами капает прозрачный сладкий сок. Это красавицы-березы щедро отдают свое достояние людям.

Не унималась только Зина, она говорила:

— Это действительно земной рай! И сделали его в природе люди, которые в свое время посадили рощу...

Когда вышли из рощи, Зина вдруг побежала и громко сказала:

— Ой, идите сюда, посмотрите, что я нашла.

Все увидели тропинку расходившуюся на две, между которыми на лужайке по росту в линию выстроились белые грибы. Кто-то сказал:

- Какие красавцы! Хорошая поджарка будет!

Федьке нравились папоротники с премудро-резными красивыми листьями. Он с интересом рассматривал их. Несколько листьев, по согласованию со своей сестрой, сорвал для засушивания в книге. Но, вот, кто-то увидел большое дерево черемухи.

- Смотрите! Сколько ягод! Идите все сюда! Ягод черным- черно, все спелые, крупные висят на своих ножках - кисточках.

Окружив дерево, все ели сладкие мясистые ягоды. Федька знал, что черемуха очень красиво и ароматно цветет, подобно белой сирени, но ее плоды имеют свои особенности. Уставшие, но довольные они пришли домой. За ужином выяснилось, что никто не чувствует вкуса пищи, пострадал аппетит. Оказывается, черемуха отложилась толстым коричневым слоем на языке и в других частях полости рта, из-за чего не чувствовался вкус пищи. Такое состояние продолжалось два дня.

Гости должны были уезжать. Дядя Павел предложил отвезти их в город на лошади. Утром поднялись рано, и после завтрака Павел сказал:

- Так, Федор, идем со мной.

Они пошли через всю деревню на конюшню. Федька в стойле узнал своих старых знакомых: кобылу Маньку, и коня Серка. Подумал о том, что знал про них. «Манька — невысокая кобыла, темно-красного цвета, невозмутимое, спокойное трудолюбивое животное. С ней легко управляться. Серко — высокий, большой серо-пятнистый конь, с особым норовом. Иногда его не могли заставить двинуться с места. В других случаях, он в пути следования мог остановиться и не начинать движения, пока сам не решит - какие бы меры к нему не применялись. Проявлял другие упрямости». Федька в душе порадовался и улыбнулся, что он знаком с этими двумя животными. Дядя Павел вывел Маньку и сказал Федьке:

- Вот ты съезди на реку и напои ее. Потом мы с тобой будем запрягать.

Тут же дядя Павел помог ему сесть на лошадь.

— Держись за гриву, — и хлопнул лошадь по крупу.

Лошадь неспеша пошла под уклон. До реки было метров пятьдесят. Федька первый раз сидел на лошади. Он с трудом удерживался на ней. К тому же, Манька вдруг побежала трусцой. Федьку стало подбрасывать, он сильнее прижался к шее лошади, ухватился за гриву, чтобы не упасть.

— Держись ногами! — закричал дядя Павел вслед, волнуясь.

Лошадь подошла к реке, быстро опустила голову к воде. Федька, наклонившись вниз, едва не упал, когда лошадь подняла голову и, как бы, присела на задних ногах, чтобы переступить на сушу передними ногами, при этом пыхтела и мотала головой. Незадачливый наездник снова чуть не упал. Неведомые силы помогли ему удержаться на крупе животного. Перепуганный, раскрасневшийся ездок подъехал к дяде и спрыгнул на землю. Когда Павел одел на голову лошади узду, Федька попросил:

— Пано, (так иногда называли Павла) дай мне проехать с уздой, чтобы... как по —настоящему.

Павел подсадил племянника на лошадь:

— Езжай...

Уже более уверенно, удерживаясь ногами за бока лошади и подхлестывая ее длинным концом узды, Федька ехал вдоль берега. Проехав так несколько раз, он сказал дяде:

— Ну, с уздой гораздо лучше.

Павел ответил:

— С уздой, конечно, лучше. Ты хорошо ехал. Я вот перетяну седло и ты, раз уж хочешь научиться ездить на лошади, попробуешь в седле.

Павел запряг лошадь и они подъехали к избе, где их уже ждали мать и Зина с бабушкой. Федька сказал:

— Мама, давай я не поеду домой. Пано обещал научить меня ездить на лошади с седлом. Я только что ездил без седла. Знаешь, мама, как интересно! А с седлом будет еще лучше...

Павел поддержал:

- Пусть Федька останется на недельку. Я его привезу.

А Шура с Зиной уже уложили на телегу бабушкины подарки и готовы были ехать, распрощались. Пано выехал со двора, и через полтора часа Доброхотовы прибыли домой. За неделю Федька уже хорошо держался в седле и уверенно управлял лошадью.

Как-то во время обеда Федька рассказал своей матери:

- Ты знаешь, мама, пока я был в деревне, ребята купили где-то старую оболочку футбольного мяча и новую камеру. Теперь есть чем играть в футбол. Но мы решили купить новый мяч, который стоит дорого. Мы думаем собирать утильсырье и сдавать его. Так накопим денег на мяч.

- А раньше-то чем играли?

- Как чем? Мы шили мячик сами. Собирали тряпки, а Валька Носков шил из них круглую оболочку мяча, туго набивал тряпками и зашивал. Таким мячом мы и играли.

- А где же вы играете? — поинтересовалась мать

- Ой, мама, ты что не знаешь? На Гасиловской. Там большая, ровная поляна. Хорошая трава, — и Федька стал рассказывать матери, как они на каникулах изо дня в день гоняли шитый мяч по правилам футбола.

Рассказывал, кто побеждал, кто проигрывал. Как он, отдавая все свои силы, боролся за мяч, когда был нападающим; как играл, когда был хав-беком; и как стоял в воротах, когда был голкипером.

- В это лето мы ведь тоже все время играли в футбол, помнишь? Ты мне купила новую кепку, темно-синюю с пуговкой наверху? Так эту кепку я положил вместо штанги, а после игры оставил ее там и мы ушли. Забыл взять. Ты меня тогда сильно ругала, — объяснял Федька.

Мать понимала и оценивала это занятие сына, как полезное для его физического развития. Пообещала помочь при накоплении денег на новый футбольный мяч. Единственное, что ее беспокоило — то, что он плохо ел. Вот и сейчас, он не успел съесть еще первое блюдо, как на улице уже свистели и кричали:

— Федька, выходи!

— Скажи им, пусть они идут, а ты догонишь, - сказала мать.

Так он и сделал. Вышел гулять только после того, когда съел обед полностью.

Скоро пролетели последние дни каникул и дети пошли в школу. Федька — в третий класс, Зина — в первый. В последний день августа, вся семья укладывала ее портфель.

— Мама, а помнишь, как мы сидели на парадном крыльце дома? Мы тогда еще жили в старой квартире... Зина с девчонками играла в мяч. Вдруг мячик закатился на газон. Зина перешагнула ногой через деревянную перекладину и хотела взять мяч. Но, в это время, проходивший мимо Миша Кузмич из тридцатого дома, быстрым движение поднял мяч. И в этот момент Зина сказала: «Я шама!» Миша сунул мяч ей в руки, потрепал ее волосы: Эх ты, «я шама!» и пошел дальше. Все, сидевшие на крыльце, засмеялись. А сегодня мы уже собираем ее в школу, - вспоминал Федька.

— Миша хороший парень. Он же тогда был студентом физкультурного института. Заядлый физкультурник. Ты, наверное, не помнишь — он сам построил из фанеры байдарку, посадил тебя в нее, и вы долго плавали по Золотухе. Я еще переживала, чтобы ты не упал в воду. Помнишь? - поддержала воспиминания мать.

— Да, помню, - Федька снова перехватил инициативу и сказал: - Мама, он же сделал тогда и педальный трактор на четырех колесах с рычагами. И давал нам с Вовкой Фуфиным у них во дворе на нем кататься.

Мать добавила:

— Ну, вот. Портфель готов! Завтра рано вставать. Давайте ложиться спать.

Радостно встретились одноклассники, и началась дальнейшая их жизнь в школе. Учеба в школе шла нормально. Федька учился на «хорошо» и «отлично». Когда они вместе с сестренкой садились делать уроки, Федька, как бы случайно, подходил к сестре, заглядывая к ней в тетрадь, говорил:

— Ха-ха! Что же у тебя крючки такие неровные? Пиши ровно. Это же так просто! Мама, смотри, она не умеет писать крючки.

Подошедшая мать объяснила:

- Когда ты был в первом классе, ты тоже так писал. Теперь, когда ты в третьем классе ты не только крючки, но и буквы пишешь ровно. Зина тоже научится.

Федька вместе с соседскими ребятами снежной осенью и зимой вне школы больше всего занимались катанием на лыжах, на коньках, на санках и игрой в хоккей. Для катания они чаще всего использовали берег Золотухи, от пешеходного моста метров на двести в сторону центра города. На этой части не очень крутого берега хватало места всем, и самым маленьким и ребятам постарше. Дальше по берегу никто никогда не катался.

В длинные зимние вечера Федька читал книги, взятые в школьной библиотеке. Больше других ему нравились русские народные сказки и басни. Видно, неспроста он после чтения выражался словами героев этих сказок, и иногда пытался воспроизвести их образы.

Федька заметил, что в 1-2 классах почти все ученики были отличниками, а вот в этом учебном году количество отличников уменьшилось. Но как эти отличники хорошо отвечали на устных уроках! Вот у доски Юра Семин. Прочитав условие задачи, тут же, достаточно громко, уверенно, четко ставит и записывает на доске первый вопрос. Отвечает на него цифровым решением четко и ясно. Так же управляется со вторым и третьим вопросами. Задача решена. Федька поймал себя на мысли о том, что и другие отличники на уроках по устным предметам отвечают вот так же четко и ясно. А себя оценил так: «Я же решаю задачу, пытаясь подогнать под ответ. А вот у Семина все последовательно, все по порядку. По другим устным предметам я не всегда выполняю домашнее задание и потому на уроках отвечаю не так уверенно».

Пришла весна, все начало зеленеть, и учебный год шел к концу.

— Что вы тут делаете, кумушки? - спросил, быстро вошедший в кухню Федька

— Ты что, не видишь? Мы делаем вместе уроки, - шустро ответила Зина.

— Да, вижу! Подумаешь - уроки! Что их там делать-то в первом классе? Раз-два и готово!

За столом в кухне сидели Зина и Вера Бабушкина — соседка из двадцать шестого дома. Вера — девочка небольшого роста, полненькая, круглолицая. Она никогда никуда не спешила. Движения ее были замедленными, спокойными. Девочки сдружились так, как Федька с Колькой Носковым. Они ведь тоже учились в одном классе и всегда вместе ходили в школу.

Впрочем, Федьку сейчас меньше всего интересовало, что делают его сестренка с подругой. Ему нужно быстро поесть то, что оставила мать на обед и бежать во двор - он с группой ребят должен идти на Гасиловскую. Поевши, Федька вышел во двор, где его уже ждали братья Носковы, Юрка Голубев, Витька Зенков и Сашка Шумилов. По пути зашли к братьям Проничевым, которые жили в тридцать втором доме.

Толик Проничев по возрасту на год старше Федьки и Кольки. А Глеб и Борис на год моложе Гоги Носкова. Они - двойняшки, им по восемь лет. Их мать умерла молодой при родах этих ребят. Глеб и Борис очень похожи друг на друга, их с трудом различали. Федька же подметил, что у Бориса есть шрам на лбу и черты лица его чуть-чуть поострее. Так он и отличал их.

В квартире Проничевых не убрано. На столе лежала неровно отрезанная буханка хлеба, крошки. Тут же — банка с сахаром, соль, сливочное масло в масленке. Борис и Глеб отрезали по ломтю хлеба, посыпали сахаром и на ходу ели. Воздух в квартире - тяжелый.

Двор Проничевых был общим с Кузмичами. А те не любили, когда во дворе появлялись посторонние и потому с удовлетворением проводили взглядом ватагу мальчишек из двора на улицу. На Гасиловской шумная ребячья ватага расположилась на берегу небольшой речки без названия, которая неровно текла вдоль улицы и в конце впадала в Золотуху. Неожиданно Сашка Шумилов воскликнул:

- Подожди, Валька! Сначала надо отлить, — он вскочил и побежал вдоль безымянной речушки.

За ним один за другим побежали другие пацаны. Герка, стоя на коленях, громко сказал:

- Во, смотри - одна кобыла всех сманила! - и вместе с Валькой тоже побежал.

Как по команде пацаны выстроились на краю берега, и струи с напором вылетавшие из них, плюхались в воду на расстоянии полутора-двух метров, образуя брызги и расплываясь в воде. Пацаны, которые поменьше, спорили между собой, чья струя летит дальше. Не вызывали сомнения успехи в дальности полета струи Вальки, Сашки и Герки. Из-за неровности улицы Гасиловской и густых зарослей на ней эти мальчишеские шалости не были видны.

Затем пацаны возвратились на свои места, где перед этим расположились для курения. Они стали вынимать каждый свои папиросы, до этого никто из них никогда не курил. У Федьки оказалось полпачки папирос «Красная звезда», которые он вынул из заначки в одежде. Сашка Шумилов тут же похвастал:

- Это ерунда! Вот у меня, видите, папиросы «Люкс»? Толстые и короткие. А это — тоже «Люкс», но тонкие и длинные. Это я у квартиранта взял.

Проничевы ребята принесли «Прибой», а Герка Наумов достал из кармана несколько папирос:

- А вот что я взял у дяди Миши. Это — «Ракета». Гвоздиками их называют.

- Эх вы! Мелочь пузатая! Вы, елы-палы, еще не знаете, каким ароматным бывает табак! — как старший, значительно заявил Валька Носков, вынув пахнущий, не хуже лучших духов, табак.

Все ребята подошли, понюхали его и, откинув головы, восклицали:

— Вот это да! Какой аромат! Как вкусно пахнет!

— А как же! Это же «Золотое руно»! - многозначительно сказал Валька. Он завернул щепотку табака в папиросную бумагу и закурил.

Благоухание разнеслось вокруг. Ребята наслаждались ароматом.

Валька начал учить пацанов, он говорил:

— Курить надо взатяжку. Это значит, вдыхается дым внутрь. Для тренировки лучше всего говорить слово «аптека». Говоришь «ап...» — и вдыхаешь дым. А говоришь «...те-ка» — выдыхаешь. Вот, смотрите, как я: «ап...тека». Взатяжку. — И, едва успев сказать слово «взатяжку», закашлялся, покраснел, прослезился.

Все начали курить взатяжку со словом «аптека». И, в основном, все оказались способными учениками. Только у некоторых не все получалось. Они кашляли, краснели и у них были мокрые глаза. А Валька продолжал подбадривать их:

— Ничего, все получится. У меня тоже не получается... да я научусь. Не думайте...

Потом каждый закуривал свои папиросы. Норовили похвастать друг перед другом - как он держит папиросу, как затягивается, как выпускает дым через нос. Когда курили, Федька сказал:

— Вон, видите, у моста дым? В нем живут Красильниковы. Красильников-отец работает в НКВД. Его сын Миша учился в нашем классе. Однажды он с соседским мальчишкой вместе делали уроки. Потом Миша взял пистолет отца и они рассматривали его. Неожиданно произошел выстрел, и соседский мальчик был убит. Теперь сына Красильникова перевели в другую школу.

Ребята притихли, но ненадолго. Тут кто-то предложил провести соревнование: «Кто больше затянется». Все поддержали. Результаты учитывались по длине сгоревшей при затяжке части папиросы. Федька от других не отставал.

Но вдруг Кольке Носкову после затяжки стало плохо. Он побледнел, его стало тошнить, он перепугано смотрел на окружающих и повалился на руки сидевшего Вальки. Все перепугались, снялись с этого места и быстро отправились домой, помогая Кольке идти. Дома Кольке дали горячего чаю с сахаром, и ему стало легче.

Так бесславно закончилась попытка провести соревнование по курению.

Конец последней четверти совпал с напряженной работой в кружке по сборке второго планера.

Уставшие, уже через три часа после окончания уроков, Федька и Колька неспеша шагали домой. У ворот их встретил Валька.

- Елы-палы, что это вы так поздно плететесь домой?

- Так, ведь мы же заканчиваем сборку модели второго планера.

— А-а-а! Понятно! Колька, ты иди домой, тебя мама уже спрашивала.

Первая модель планера оказалась неудачной, она вышла тяжелой и плохо планировала. Виктор Семенович объяснил:

— Вы, ребята, поспешили, — он подвел их к рядом стоящей модели. — Вот, смотрите, какие тонкие здесь бамбуковые детали. А у вас? Надо же было их зачистить аккуратно. Кроме того, у вас много узлов, завязанных нитками. Плохо, небрежно приклеена бумага. Для фюзеляжа вы взяли тяжелую заготовку. И — главное, присмотритесь к форме крыла и заднего оперения.

Вот уже три месяца Федька и Колька старательно трудились и уже заканчивали сборку планера. Скоро полетные испытания.

Редко, когда в одежде пацанов не было рогаток, а в карманах - камней и кусков металла для рогаток-пулек, так что они всегда готовы были применить это свое оружие. Часто они одевали на верхние части заборов стеклянные банки, бутылки, старые глиняные посудины, железные банки и стреляли по ним. Все пацаны недолюбливали ворон и нередко стреляли в них. Не нравилось ребятам, что вороны лазили по помойке во дворе и копались в нечистотах, разбрасывая их. Вечерами, осенью и зимой, слетаясь стаями, они, как бы приносили с собой темноту, холод, неуют, некоторую тревогу, беспокойство своим неприятным карканьем. Примерно, в семь утра они с шумом-гамом, собираясь в стаи, улетали с городских деревьев в сторону полей. Когда, однажды Витька Носков подстрелил воробья у дровяников и тот, неуклюже двигаясь и припадая на одно крыло, не мог взлететь, его подняла соседская девочка Руфа Орлова и сказала:

- Ты, Витька, — дурак! Зачем подбил воробышка, а? Смотри, у него крылышко ранено. Бессовестный ты! — держа птичку в округлых ладонях, она согревала ее своим дыханием и приговаривала: — Бедненький мой, тебе больно! Какой ты маленький и беспомощный! — и понесла его домой.

Руфа с соседскими подружками ухаживали и лечили воробья, и на четвертый день он улетел на волю.

В ненастные холодные дни пацаны соседних домов собирались на чердаке флигеля двадцать шестого дома, над квартирой семьи Кондыревых, в которой было два брата.

Один из братьев — Пашка по кличке «Конда» — на год старше своего брата Егора, которого прозвали «Урица», потому что в детстве он называл курицу «урицей», не выговаривая буквы «к». Так к нему и прилипло это слово, стало его прозвищем. В отличие от Пашки, Егор был более энергичным и активным. Он считал чердак своим постоянным местом пребывания. Четырнадцатилетний Урица вел непонятный младшим детям образ жизни. Его постоянной спутницей и участницей в его делах была худенькая девочка лет тринадцати - Нака. «Урица» брал под защиту всех соседских мальчишек:

- Вы, когда идете в кино, никого не бойтесь. А если кто- нибудь вас не понимает, шепните ему, что с ним разберется «Урица». Даже, если у вас не хватает денег, требуйте, чтобы дали, а то я приду, тогда худо будет.

И ребята изредка пользовались этим авторитетом.

Иногда на чердаке «Урица» перед пацанами хвастливо поднимал рукава пиджака. На обеих руках - по несколько штук наручных часов, в основном, выпускавшиеся тогда в СССР, — «Кировские». Часы довольно толстые, не очень эстетичные, но, как говорили люди, добротные. Пацаны спрашивали, где он взял столько часов. «Урица» с улыбкой отвечал:

— За так никто не отдает! Значит надо отобрать! И отобрать так, чтобы не пикнул! Поняли? Ну вот, а спрашиваете. Деньги нужны? Хотите хорошо кушать - и часы найдете. Вот так!

Пашка Кондырев, по кличке «Конда», имел хороший голос, слух и нередко был запевалой. В штабе, на чердаке, он поудобнее ложился на сено и негромко начинал:

— Черный ворон, что ты вьешься
Над моею головой.
Ты добычи не добьешься.
Черный ворон, я не твой...

Все подхватывали, и получалось неплохое хоровое звучание. Здесь нередко звучали и другие песни:

— Мустафа дорогу строил,
А Жиган по ней ходил.
Мустафа Жигана продал,
И Жиган его убил...

— Солнце всходит и заходит,
А в тюрьме моей темно.
Днем и ночью часовые
Стерегут мое окно...

— Вот на башне уж полночь пробило.
Проститутки из бара идут.
Они пьяной походкой шагают,
Хулиганские песни поют...

— Умру я, умру я.
Похоронят меня.
И родные не узнают,
Где могила моя...

Пели и про молодого коногона, которого везут с разбитой головой, и про кирпичики, и про известного на севере грабителя Марчукова. Пашка знал много песен и большинство из них — блатные, шпанские. Среди этих песен выделялась песня про Луку Мудищева, широко известную в шпанской среде. Слова этой песни в вульгарном мире иногда приписывали А. С. Пушкину.

Конда - добрый человек. Он часто угощал ребят тем, что имел: давал конфетку, кусок пряника, печенья. Конда - авторитет для пацанов, самый влиятельный в их среде.

Нака — невысокого роста, худощавая телом, но уже с оформившейся грудью. Ребята знали, у Егора с ней какие-то особые отношения. Ее настоящее имя — Надя, это «Урица» нарек ее Накой. Она смело вступала в возню с ребятами: Валь- кой Носковым, Сашкой Шумиловым, Толиком Проничевым, Юркой Голубевым, при этом норовила задеть пацанов грудью и, как бы невзначай, целовала их. Иногда незаметно касалась рукой сокровенного мальчишеского места между ногами. Чердак служил не только местом укрытия от непогоды, местом отдыха ребят, но и был штабом проведения «каменных боев» с пацанами с улицы Комсомольской.

За флигелем Кондоревых и за дровяниками раньше было поле, на котором выращивали турнепс для корма скота, а потом стали строить жилые дома. Осталось несколько котлованов для очередного строительства. В этих котлованах и организовывали ребята позиции для бросания камней руками и стрельбы из рогаток в пацанов с улицы Комсомольской, которые имели такие же позиции с другой стороны, примерно, в двадцати пяти метрах.

С чердака группа пацанов уходила на свои позиции и вступала в бой. Те обстреливали их. Иногда с полными карманами камней ребята с Набережной шли в атаку и, забрасывая «противника» камнями, выгоняли их на улицу Комсомольскую. Бывало и наоборот.

На кухне, в углу под вешалкой лежало колесо и специально согнутая стальная проволока. Это — приспособления для интересного детского занятия.

Однажды, идя с Колькой из школы, Федька спросил:

— Когда пообедаем, пойдем катать колеса?

— Пойдем.

— Эх! У меня сейчас хорошее колесо! Катится, аж звенит! Я пообедаю и постучу тебе в окно, а ты сразу выходи.

Примерно, через полчаса, взяв колесо и проволоку, Федька встретился с Колькой возле его дома. Они осмотрели колеса и пошли, катя колеса впереди себя по тротуару. Так дошли до Виадука и повернули обратно. Когда проезжали мимо крыльца Федькиного дома, их окликнул сосед, которого звали Васёнчик, стоявший со своим товарищем. Ребята подошли к нему. Он говорит, обращаясь к товарищу:

— Витя, смотри какое простое устройство у ребят. А ведь это механика! — он взял у Федьки колесо и проволоку. - Вот, видишь, человек и его рука, она держит проволочный рычаг. Вот проволока скручена - так сделана удобная ручка. Тут длина рычага, примерно, см, шестьдесят. На другом конце проволока согнута крючком влево, этим крючком и толкается катящееся колесо... Федя, покажи, как ты катаешь колесо.

Федька, со знанием дела, слегка толкнул колесо вперед, подхватил его крючком проволоки и пошагал вслед за ним. Потом он круто повернул в обратную сторону, сделал несколько маневров, выписывая восьмерку. Подцепил колесо крючком с внутренней стороны и взял его в руку.

— Меня удивляет, как просто и, в то же время, искусно катается это колесо. А, кроме того, Витя, мы с тобой имеем дело с металлом. Ты обратил внимание, как приятно звучит катящееся колесо из хорошей стали в соприкосновении со стальной проволокой, - восхищался Васенчик.

— Да, приятно звенит! А, видишь, как он маневрирует этим колесом?

Федька ликовал от похвалы.

Федька выбежал из двора и удивился, увидев мать, сидевшую на крыльце с мужчиной, которого он не знал. Это по- чему-то задело его детскую душу. Он покрутился вокруг крыльца, набрал в карманы куртки из-под водосточной трубы много мелких камешков и кусочков кирпича. Сел на конек над калиткой, недалеко от крыльца. Незаметно, изредка стал швырять в незнакомого мужчину эти мелкие камешки. Тот озирался по сторонам, смотрел на места ударов, проводил руками по этим местам, но не мог понять, где источник беспокойства. Федька, раньше не делавший никогда никому вреда, продолжал швырять камни, приговаривая про себя: «Вот тебе! На тебе! Получай!»

В Федьке бушевало чувство ревности: «Вот еще! Чего пришел? Зачем? Не трогай мою маму! Не приставай к ней! Я не дам ее в обиду!». Это продолжалось до того, как мужчина встал и, распрощавшись с мамой, ушел.

Через некоторое время Федька узнал, что этот мужчина его будущий отчим. А получилось как!? Утром мать сказал детям:

- Сегодня к нам придет дядя Вася. Он будет у нас жить. Так что ведите себя при нем хорошо.

Снова Федькина душа взбудоражилась ревностью. Почему-то вспомнил отца, а потом взял в комоде отцову опасную бритву и изрезал ею новую скатерть на круглом столе. Мать и дядя Вася пришли в конце дня. Каждый нес в обеих руках много разных продуктов: колбасу, масло, сыр, конфеты, апельсины, яблоки. Изрезанную скатерть, Федька успел забросить под кровать. Потом вместе ужинали. Говорили о разном. Так началась жизнь семьи вместе с отчимом. Жизнь семьи как-то изменилась. Мать чаще стала печь пироги, разнообразить пищу. Василий Семенович проверял тетради приемных детей. Делал замечания. Иногда, правда, странно шутил. Когда Федька или Зина чихали, он говорил:

- Будь здоров на том свете, на этом - ты и так здоров.

Если кто из детей ударялся, причинив себе боль, он смотрел на место ушиба и, махнув рукой, говорил:

— Ничего тебе не будет до самой смерти.

Если Федька или Зина обращались к нему с просьбой, дать им на мороженое, он не задумывался:

— Вот, придет зима, ты возьмешь кусочек сахара в рот, выйдешь на улицу — снимешь штаны и сядешь на снег. Будет сладко и холодно. Вот тебе и мороженое.

Чаще всего в свободное время он читал газеты. Василий Семенович — плотный, коренастый мужчина, тридцати четырех лет, жил до этого со своими родителями на окраине города, в частном доме, по тем временам считалось, что они жили зажиточно. Иногда он рассказывал Федьке, как и где он работает.

— Ну и что? Будем жить нормально? Все будет хорошо! Я ведь токарь седьмого разряда. Это самая высокая квалификация. У меня хороший станок — ДИП-200. У нас в мастерских лучший цех — это инструментальный. Так вот, в нем и работаю. Зарабатываю я прилично.

Мастерскими он называл по старинке, теперь уже большой Вологодский паровозо-вагоно-ремонтный завод. Он, перед каждым выходным днем, любил ходить с товарищами в баню. После бани они шли пить пиво, иногда с водкой. В этих случаях, приходил домой поздно и заметно пошатываясь. Тут он больше беседовал с Федькой и Зиной. Как-то, усадив детей за круглый стол в комнате, сам сел напротив и заговорил о том, что неплохо было бы называть его папой. Зина молчала, Федька же, надувшись, заявил ему:

— Ну, какой же вы нам папа? Наш папа умер. А вы - дядя Вася. Так и будем звать.

Федька заметил, что Василию Семеновичу было как-то не по себе. Он сконфузился и перевел разговор на другую тему.

Вот и последний день учебы. Он прошел под широко известным ребячьим знаком: «В последний день - учиться лень. И просим вас, учителей, не мучить маленьких детей». Ура! Впереди каникулы!

В дни каникул дети соседних домов не сидели без дела. Футбол, купание на реке Вологде, походы в лес и в кино, разные игры были их любимыми развлечениями, укреплявшие их физически и расширявшие их познания.

Собрались у дровяника двадцать восьмого дома.

- Давайте - в сыщики-разбойники! — предложил Сашка Шумилов.

Согласились. Разбежались по домам. Через несколько минут появился Толька Проничев, подпоясанный патронташем, а Сашка Шумилов - с патронными сумками для русской винтовки, образца 1891 года. Братья Проничевы и Полино одели маски. У Кольки Носкова - деревянный карабин и черный игрушечный пистолет. У Борьки Буренина - деревянная сабля. Другие пацаны имели детские охотничьи ружья, деревянные сабли и наганы. Быстро разделились на две группы: сыщиков и разбойников. Разбежались. Спрятались, кто куда. Первым из-за двери выбежал Сашка Шумилов, он как можно громче прокхекал КХ-КХ-КХ, выстрелил в пробегавшего мимо Федьку. Федьке ничего не оставалось — надо падать. И он упал на спину, раскинув руки. Приоткрыв один глаз, он увидел бегущего Кольку Носкова. Направил на него пистолет и КХ- КХ-КХ, убил его. Но Колька не упал.

— Я раньше кх.. .кх...кх..., это ты «убит», — и побежал дальше.

Впрочем, «убитые» не лежали. Федька встал и побежал искать укрытия. Кто-то кого-то «убивал», кто-то кого-то задерживал, приводил в штаб, на чердак дома Кондыревых. Здесь же допрашивали. Выводили на расстрел — расстреливали. Иных отпускали — по разным мотивам. Так, несколько часов подряд, пацаны с Набережной играли в сыщики-разбойники.

Все пацаны с Набережной в теплое время года ходили босиком и поэтому «ловили» немало заноз на деревянных мостках. Хорошо, если вынул занозу и потекла кровь, тогда он обжимает пальцами место, где была заноза, с разных сторон, в расчете, что кровь промоет рану. Потом рану замазывал землей — и в этом была вся дезинфекция. Хуже, если заноза входила глубоко и крови не было. Тогда, придя домой, мальчишки
расковыривали иголками место занозы и так вынимали ее, и по возможности дезинфицировали. На старых мостках бывали случаи, когда мальчишки получали и более серьезные ранения, особенно, пальцев ног. Наступит кто-то на один конец доски и тут же нога другого оказывается под вторым концом доски, с торчащими гвоздями. В этом случае пацаны прикладывали подорожник и завязывали рану какой-нибудь тряпочкой, потом несколько дней ходили прихрамывая. Таких повреждений у мальчишек было много за лето. А ничего — все нормально обходилось ... к врачам не обращались.

Так было до самой осени, когда они одевали обувь.

- Федя, возьми графин и сходи, купи морсу, — положила мама деньги рядом с графином.

Она знала, что дети любят клюквенный морс, полезный, витаминный напиток. Федька любил этот красивый, светло- красный, пощипывающий язык напиток с оригинальным вкусом. Часто с ним ел толокно. Он с удовольствием быстро собрался. Но, сначала он пошел упрашивать Кольку Носкова пойти с ним. Тот отказывался.

- Да сходи один! Это же недалеко!

- Эх, ты! А еще друг называется! Что тебе жалко, что ли, сходить со мной. Пойдем! Сходим!

Вскоре они были возле маленького, двухэтажного, кирпичного, старинного домика, недалеко от входа на стадион «Динамо». Это напротив двадцать восьмого дома, только на противоположном берегу Золотухи. На первом этаже этого дома — буфет «пиво-воды».

Стоил напиток недорого. Мальчики купили два литра морса и быстро вернулись обратно.

Клюква, в условиях Вологды, считалась ходовой ягодой. Из нее изготавливали много разной продукции: варили кисели, делали сухие брикеты-киселя, употребляли в кондитерской промышленности, изготавливали сок, морс и даже, как позже Федька узнал, сладкое вино.

В этот день мать из вермишели и творога пекла запеканку, которую дети с удовольствием ели с морсом.

— Во ! — сказали они маме, показав кулаки с поднятыми вверх большими пальцами. — Ох, и вкусно! Мама, ты и еще так делай.

На следующий день мама взяла Федьку с собой. Он с радостью воспринял это.

В центре города зашли в бакалейную лавку. В небольшом помещении — много разных товаров. На прилавке рыбного участка - консервы. Особенно нравились детям консервы в томате. Приготовлены они очень вкусно. Косточки проварены так, что съедались вместе с рыбной массой — лещ, судак, треска, горбуша. Рядом с продавцом в двух бочках — черная и красная икра рыбы и бочка с крупной, аппетитной селедкой. На прилавке лежала разрубленная надвое большая, красная, соленая рыба — семга. По просьбе Шуры, продавец ловким движением, острым топором отрубил кусок рыбы и взвесил его.

В витрине лежало сливочное масло, масло сливочное соленое и масло шоколадное, несколько сортов колбасы, пахнущей чесноком. В том числе, очень дешевые колбасы: бутерная, ливерная, печеночная. Два сорта зельца, а также — окорок. Федька попросил мать купить шоколадного масла и халвы.

На прилавке в другом отделе лежало яблочное и сливовое повидло. В витринах в банках Стояло варенье, джем и другие фруктовые продукты.

В кондитерском отделе много московского фигурного шоколада. Федька начал упрашивать мать купить циркового петрушку в разноцветной фольге. Однако мать сказал:

— Мы уже купили сладкое. Масло шоколадное и халву. Хватит.

Сахар — в нескольких видах, в том числе, в очень крепких головках, которые трудно расколоть и такой же крепкий в кусках. Считалось, что это — качественный сахар. Для того, чтобы расколоть куски сахара, применялись сахарные кусачки. Часто, никелированные. Все товары в лавке — добротные и натуральные. Федька не раз приходил сюда покупать вкусный, недорогой студень. Затем Федька со своей мамой заходили во многие другие магазины.

В магазине спорттоваров Шура долго рассматривала футбольный мяч и даже попробовала его на прыгучесть. Федька воскликнул:

— Вот такой нам нужен!

— Он дорогой. Надо подумать.

Из тканей - шевиот, бостон, драпы разных сортов, ситцы и много шелковых тканей типа крепдешин. Были и готовые изделия: мужские и женские костюмы, пальто, юбки, кофты, платья. Впрочем, больше простых, хлопчатобумажных, недорогих товаров. Из обуви появились легкие спортивные прорезиненные туфли, много разных галош, в том числе и на валенки. На полках лежала и добротная чисто кожаная обувь ленинградской фабрики «Скороход».

На обратном пути, когда проходили мимо парка культуры и отдыха имени Горького, Федька попросил маму купить ему мороженое за пять копеек. Мороженое формовалось в порции, в простом приспособлении с выталкивателем. На дно формы ложилась круглая вафля диаметром пять сантиметров. Продавец ложкой накладывала мороженое в форму, затем накрывала другой круглой вафлей и выталкивала из формы. Порция готова. Купив две порции мороженого, пошли в парк. Сели на скамеечку и с удовольствием, отдыхая, съели очень вкусное мороженое,

У каждого из мальчишек были биты для игры в деньги. Это — аккуратные опиленные гладкие увесистые, из разных металлов круглые пластины. Иногда в качестве бит использовались крупные монеты красной меди царской чеканки. Чаще играли в «перебивчика». Бывало Валька Носков крикнет, собравшимся пацанам:

— Елы-палы, айда играть в «перебивчика» по три копейки... - и тут же бежал за дровяники, увлекая за собой остальных пацанов.

На небольшой ровной площадке проводили черту, на которой устанавливали стопку монет, изъявивших желание играть. Примерно, на расстоянии восьми-девяти шагов от этой черты проводилась линия, от которой игроки поочередно бросали биты в сторону стопки монет, каждый из играющих пытался попасть в стопку и разбить ее так, чтобы монеты перевернулись с решки на орла. Бросая биту, игрок кричал:

- Сарра! Бито! Состав! — как бы объявляя, предупреждая, что если он попадет в стопку денег, то перевернувшиеся монеты он выиграл и забирает. А если не попал или монеты не перевернулись, то стопка составляется вновь.

Игрок в таком случае приобретал право первым продолжить игру. Успех выигрыша, как правило, обеспечивала сноровка и владение битой. Играли в деньги еще и способом ударения битой о стенку. Если бита накрывала лежавшую на земле монету - выигрыш. Хорошо играли в деньги Валька, Витька Зенков и Юрка Голубев.

Как-то, в конце июля, приехала бабушка со своими гостинцами. Шура только что пришла с работы. Сидя на кухне, бабушка отдохнула, обменялась несколькими словами с дочерью и внуками. Спросила внуков об успехах в школе, потом взяла чашку, напилась воды и сказала:

- Ой, да у вас опять воды-то нету. Олександра, я сейчас сбегаю за водой-то.

- Мама, а что бабушка и с полными ведрами тоже бегает? - подметил Федька.

- Да нет! Это она только так говорит. Думает, что быстрее будет и пусть она так до ста лет бегает, - возясь на кухне, ответила мать.

- Бабушка, ты до ста лет так будешь бегать? Да? - задумчиво спросил Федька.

Все рассмеялись.

Бабушка поняла добрую шутку.

- Дак, это я к чему так говорю-то? А щё б скорее дело сделать.

Впрочем, Анна Евгеньевна по природе своей была весьма энергичной и ведра на коромысле носила довольно быстро. Она взяла ведро и коромысло.

— Бабушка, я с тобой. — заявил Федька.
Они пошли через пешеходный мост, вышли на улицу Осо- виахима, вдоль противоположного берега Золотухи, мимо музея И. В. Сталина, который в 1912 году был здесь в ссылке. На водокачке бабушка набрала воды и они пошли обратно.

Вечером Шура поставила самовар. В это время как раз пришел Василий Семенович - отчим, с которым Шура познакомила свою мать. За круглым столом в комнате все с удовольствием пили чай. В сахарнице лежал наколотый кусочками сахар, московская сушка, тонко резаный белый батон и шоколадное масло. За чаепитием бабушка разговорилась. Речь ее разливалась мелодичным напевом, выражая совершенно яркий вологодский диалект, с заметно подчеркнутым -О-.

- Ой! Хорош чаёк-от! Слышу - Цейлонской. Не скажу. Китайской да и Индийской тожо хорошой чай. Но я люблю Цейлонской. Я их как пью, тут жо розличаю... Вон, эт-та, купила в однораз десять пачок Цейлонскова. Пей - не хочу!

— Мама, а как ты там теперь? Не болеешь? Как Полина приживается? — Шура имела в виду женитьбу брата Павла полтора месяца назад и его молодую жену Полину.

- Да, я — то... Я больше с коровой. Надо и напоить, и сена задать, и подоить вовремя, и выгнать на выпас. Да, много роботы. А тут еще поросенок, куры. Целыми днями занята, болеть некогда... Вот уж и жатва началась. Ну, и считай, — загибая пальцы, она перечисляла: — Понеделок, овторок, середа, четверьх, вот и месяцу конец. На восресенье уж будто будут молотить. Я говорю: «Ополинарья, ты осторожно! В твоем положении через силу ничего не делай». Да она, ты ведь знаешь, работящая: ходит дояркой, то на лен и собирается на гумно — молотить. Не скажу - хороша-а она! И в избе чисто. И варку-жарку успевает сделать. Хорошая!.. Пано работа-ат с утра до ночи. Чево не возьми — всё дела-ат. Оне имеют уж много трудодней. В этом году урожай неплохой. А вот неизвестно, сколько зерна будут давать на трудодень. Хорошо ежели по полкила, а то может будет по триста грамм. Это от того, сколько пойдет на план, сколько оставят на семена, сколько — на корм скоту, а что останется — на трудодни. Так ще, не знаю! Ой, больно велики налоги!.. И мясо сдай, и молоко, и яйца. Трудно, да и все тут!.. Дак, это хорошо, щё заготовки дела-ам. Вон, в прошлом году кака-а губина была! Большую кадушку заготовили. А рыжики соленые - отдельно. Вкусота-то кака-а! Объеденьё!.. Ну, да и ягоды, опять жо, брусника и клюква. Опять жо, мясо свое, яйца свои, ну картошка там, капуста, свекла, лук тожо. Хвата-ат. Так щё живем!.. Деревня наша меня беспокоит. Она все меньшает и, поговаривают, ее вовсе не будёт. Эт-та председатель сельсовета приезжал в деревню, я говорю: «Щё? Деревня-то наша останетцо? Ли как ли? Может переезжать уж в Снасудово или Лынево? Ли щё ли?». Председатель меня успокоил: «Погоди, Анна! Пока еще ничего сказать не могу. Поживем - увидим!» — Анна Евгеньевна вздохнула и сказала: — Ох! Хорош чаёк-от! Уж пятую чашку выпила, а все хочу, - и, положив очередной кусочек сахара в рот, поднесла блюдце ко рту, держа его на кончиках всех пальцев руки.

Федька и Зина, раскрыв рты, внимательно слушали бабушку, немного удивляясь ее разговорной речи. А бабушка продолжала:

— Ой, на той неделе так захворала, так захворала! Утром голова трещит, всю лома-ат... Ополинария-то ушла на дойку коров. Говорю себе: «Вставай, Анна, надо!»... Напоила, подоила корову и выгнала к пастуху. Накормила поросенка и кур, обрядилась у печи и уж тогда легла на печь.

— А как там Сизовы? Марья-то заходит? — спросила Шура.

— Как жо, заходит. Дочку ведь к нам выдала. Ко мне привет- лива-а. То пироги несет угоща-ат, то еще чево. Хороша-а она. И муж у ее и Венко хорошие. Видит, Опалинарию никто не обижа-ат... Она поправилась, весела-а. Довольна-а Марья.

— А как другие соседи? - навела на новую мысль Шура.

— А-а-а...Эт-та зашла к Аккулине — подруге своей1. Живут оне нехудо. Поговорили. У нее две внучки — девки на выданье. Слышу, старша-а говорит той, которая поменьше: «Ду- няшка-й, как придет жених-от, ты жениха-то поленом. Он и уйдет», и рассмеялась. Батюшки, святы! — не выдержала я - Девки, щё это вы так про женихов-то? Их нонче не густо.

— Ой, тетка Анна, мы так пошутили. — сказали, улыбаясь девицы.

— Да пускай оне найдут свое счастье.

Шура изредка задавала как бы наводящие вопросы:

— А как дела у «Мироносицы»?

И рассказ бабушки непринужденно лился и был интересным.

— У «Мироносицы»-то? А как жо, слышно, вот ближе к осени бабы будут собираться на посиделки, будут плести кру- жеова-то. Ой, нонче эть какие кружова-то плетут? Разных цветов: красныё, черныё, зеленыё. По новым лекалам — ши- рокиё, узкиё: салфетки, воротнички, манжеты готовыё да и другие изделия. Кружова-то, ой, какие красивыё пошли. «Мироносица» нонче опять сбира-атцо везти кружова-то на выставку в Париж. Худо вижу. Я бы и плела те, щё были раньше кружова-то, а по новым лекалам уж не смогу.

— Вот, как-то приедешь и мы пойдем в аптеку. Нужно тебе сделать нормальные очки - озаботившись этим, сказала Шура.

Василий Семенович ушел на кухню читать газету. Дети уж вышли из-за стола, а мать с дочерью еще долго мирно беседовали о делах бабушки, ее семьи, деревни, кружевной артели «Мироносицы». В ходе этой беседы Шура утвердилась в мыслях о том, что ее мать, Анна Евгеньевна, энергичная, умная, добрая женщина, заботливая мать и бабушка. Знающая все о своем хозяйстве, многое - о сельском хозяйстве вообще, думающая о своей деревне. Честная, добросовестная труженица.

Утром следующего дня бабушка и Федька пошли в деревню пешком. В конце улицы Московской заканчивалась городская территория. Слева к городу примыкало село Турундаево, справа - на большой площади — новое большое предприятие — льнокомбинат. Отсюда и дальше, на сколько глаз видит, золотились спелые зерновые поля. Тропами и проселочными дорогами неспеша, громко разговаривая, шли они между полями. Федька спрашивал:

— Где рожь? Где пшеница? Где ячмень?

Бабушка объясняла:

— Видишь, это пшеница. Она не очень высока-а. Колос-то большой, плотный. Усиков-то немного. Зерно-то крупное. Ой, нонче хороша-а пшеница-то! А это, видишь, рожь. Она высока-а. Колос-то с большими усиками, потоньше, чем у пшеницы-то. Зерно-то не толстое. Ой, все уж поспело! Надо убирать! Да и убирают уж, видишь? Тут уж снопы собраны в суслоны. Теперь надо молотить и — в амбар.

Прошли, примерно, полпути. Это бабушка определила, указывая на небольшое село в стороне, с большой, с колоколами церковью. Это Волково. Поле ячменя уже скошено. Стебли лежали на стерне, было видно, что тут прошла конная косилка. Вот она проехала мимо бабушки и внука. Федька увидел, как ножи-треугольники верхнего ряда скользят по таким же ножам нижнего ряда в раме и стебли ячменя падают ровными рядами. Федьке понравился этот, неведомый ему ранее, механизм. Косит быстро большие площади.

На следующем кругу колхозник, управлявший лошадью с косилкой, остановился. Умелым простым движением поднял режущую часть косилки с рамой и Федька рассмотрел ее более внимательно.

Минут через двадцать дошли до Лынева. Последнее село перед Конюховым. Перешли небольшую речушку Лосту и снова поднялись на гору. Вдоль дороги высажена неширокая полоса ольховых деревьев. Вот эти деревья зимой задерживают снег на полях.

Между тем, на своем пути бабушка и Федька проходили между полей, засеянных клевером, люцерной, льном, горохом, репой. Слева от дороги миновали большой глубокий буерак. Вот и Конюхово, окруженное жердевыми заборами.

На вечер следующего дня была назначена молотьба ржи. На гумно пришли почти все жители деревни около девяти часов вечера. Туда же пришли Венька, Ленька, Павлик и Федька.

Гумно расположено примерно в ста метрах от края деревни.

Ребят удивил сильный шум на гумне.

Овин, высотой с двухэтажный дом, в нем - снопы. К овину примыкает гладкий, как ладонь, ток. В одном из углов тока стояла в ряд группа из восьми женщин в белых косынках, которые цепами выбивали зерно из колосьев, лежавших перед ними снопов. Другие женщины собирали с тока зерно в большие ведра и ложили новые снопы. Зерна из ведер засыпали в верхнюю горизонтально-подвижную часть машины, очень шумно работавшей.

- Что это? - спросил Федька у Веньки.

- Что-что? Это молотилка-веялка. Видишь, засыпают зерно с половой, а вон там, внизу, течет в мешок чистое зерно.

Металлические рычаги, как локти рук, бились в машине, периодически выдвигаясь наружу, крутились колеса, шестеренки, металлические диски. И все это шумело и гремело. Машина опушена деревянными досками. Своей формой она напоминала санную карету. Федька спросил Веньку:

- А где мотор? Как работает эта молотилка?

- Есть мотор, — говорил Венька и привел ребят к кругу, по которому по часовой стрелке ходила лошадь Манька. — Вникайте. Упряжка лошади соединена с дышлом, выходящим из средней части круга. Круг расположен в трех метрах от тока. Диаметр его 10-12 метров. Посередине круга укреплен механизм из множества шестеренок и кулачков, от которых, через тягу, лежащую на земле и приводится в движение молотилка. Управляющий лошадью колхозник иногда подхлестывает ее. И тогда машина вдруг резко ускоряет работу и еще больше шумит и гремит. Мешки, наполненные зерном, увозят в колхозный амбар, - подробно объяснял Венька.

С приближением темноты включили электрические лампы, висевшие на специально поставленных столбах. Работа продолжалась. Ребята еще долго и с интересом наблюдали колхозную молотьбу.

В тот период выдалось немало дождливых дней.

Венька пригласил Федьку к себе домой, показал гармонь тульскую хроматического строя, на которой играл Венькин отец и сам Венька. Венька и Федька, взяв гармонь, пошли в горницу. Венька начал играть «барыню». Федька стал наблюдать, как Венька нажимает кнопки левой и правой рукой, при этом, извлекая складные мелодичные звуки. Венька передал гармонь Федьке и сказал:

- Справа - голоса. Ими надо выигрывать мелодию. Слева - басы. Они как бы подчеркивают ударные места в мелодии и этим украшают ее. Понятно?

- Понятно. Только ты мне покажи, какие голоса и какие басы нажимать.

Венька показал, как он играл свою «Барыню» правой рукой.

Федька проиграл мелодию нескольк раз. Получилось. Потом Венька показал ему партию басов. Федька довольно быстро освоил и это. Вскоре Федька уже играл, хоть и медленно, обеими руками «барыню», которая в деревне среди людей напевалась, как «отвори да затвори» - «отвори да затвори». В последующие дождливые дни Венька с Федькой по несколько часов играли на гармони. Федька начал подбирать на слух, и это у него получалось, мелодии русских народных песен и танцев, «яблочко», «светит месяц», частушки. Оказалось, что игра на гармони ему удается. Венька даже сказал:

- Ха, у тебя получается лучше, чем у меня. И ты уже играешь больше песен и танцев. У тебя талант.

Вообще, Федьке повезло с гармонью. Он продолжал учиться играть в Вологде у двоюродного брата Христофора. Гармонь была также в доме тети Любавы в селе Кулакове, Где, будучи в гостях после четвертого класса, Федька уже довольно бойко и много играл на гармошке. Однажды Христофор подметил:

- Э-э-э-э, Федька! Видать ты будешь баянистом!
-
В один из дождливых вечеров этого лета у Федьки состоялся откровенный разговор с бабушкой.

- Бабушка, а зачем солому подкладывают под корову?

- Дак эть это щоб корове было тепло и чисто. Кажные десять дней Пано выносит из-под коровы эту солому, смешанную с коровьими лепешками, складыва-ат ее за избой и под- стила-ат чистую солому под корову. Дальше ты зна-аш, що весной, когда еще лежит снег, Пано на санях вывозит навоз на поля, укладыва-ат его в кучки. Другие колхозники тожо вывозят навоз на поля. Перед пахотой Пано вилам ровно розбрасыва- ат навоз по полю, потом он плугом, на лошади, пашот это поле. -Тут бабушка обратила внимание на то, что ее сын Павел (Пано) пашет умело, делает ровную, глубокую борозду. — Ну, потом он боронит поле и засеива-ат его зерном.

И Федьке вспомнилось, как дядя Павел, укрепив на шее веревкой лукошко, широко шагая шел по полю, при этом он набирал в кулак зерно. Сноровисто, выработанным движением, ударял рукой по лукошку, и зерно веером рассыпалось по земле на несколько метров.

- Бабушка, теперь, кажется, я понял как выращивают зерно, - задумчиво произнес Федька.

- Ну и молодец,! Тебе это пригодит-цо.

Была середина августа.

- Вот, бабушка, теперь мне пора собираться домой. Дома мама и Зина соскучились... Пацаны во дворе давно ждут. Нам же надо играть в футбол, у нас ведь команда... Да и в школу скоро. Мама обещала купить новый портфель.

Тридцатые годы, как часть сложной истории страны Советов, были особенными.

Мощная пропагандистская машина, налаженная руководством политбюро ВКПб, работала плодотворно, уверенно и надежно овладевая умами людей. Подхватив революционные лозунги о мире, о земле, о собственности, свободе и демократии с обещаниями прекрасной жизни, радужной перспективе коммунизма люди приняли с доверием и одобрением.

Первые успехи в народном хозяйстве, некоторое улучшение материального положения трудящихся, провозглашение заботы о людях, без сомнения воодушевляло к сознательному строительству новой жизни.

Невиданный энтузиазм первых пятилеток породил новое трудовое Стахановское движение и подобные движения по отраслям народного хозяйства. Весь народ трудился самоотверженно. Вместе с тем, действительно, жить стало лучше, жить стало веселей. Лица людей озарялись улыбками. Символами того времени на плакатах, в прессе были: Красивая женщина - работница в подогнанной рабочей одежде голубого цвета — кофте и юбке с красной косынкой на голове. И здоровый мужчина с пышной шевелюрой, в строгом комбинезоне и рубашке. Гениально подметила это скульптор Мухина. Она перенесла образы этих новых людей в скульптуру «Рабочий и колхозница», которая в последующем была установлена на постамент недалеко от входа на сельскохозяйственную выставку в Москве.

Всенародный энтузиазм сопровождался прославлением Родины в песнях, кино, литературе, во всех видах искусства, приветственных заявлениях партии и правительства и просто в разговорах людей между собой. Прославляли руководство, партию во главе с И. В. Сталиным, правительство. Такой энтузиазм - всенародное трудовое движение - стал твердой основой для высокого патриотизма. Любовь народа к своей Родине была верной, непреодолимой, надежной. Патриотизм народа был интернациональным, скрепленным нерушимой дружбой всех народов СССР. Этот патриотизм являлся гарантом прочности Советского общества и непобедимости народа в грозную годину. Но...

Но волей высокой партийной власти под это славное, воспитанное большими усилиями нового типа общество, подспудно было подведено невероятное порочное, несовместимое с интересами народа, страшное движение.

Во главе руководства этим движением был И. В. Сталин. Без сомнения, он давал общие установки, а исполнителями его черных идей были ОГПУ, НКВД, прокуратура, суды.

Острие этого движения было направлено против интеллигенции. Жертвами стали партийные руководители, деятели литературы, искусства, науки и техники, высшие военные чины и просто неугодные лица, в том числе, из ближайшего окружения Сталина. Потерпели также и многие люди из низов. Арестовывали и уничтожали за самостоятельное мышление, за расхождение во взглядах с официальной партийно-государственной позицией за, с точки зрения высшего руководства, нежелательные инициативы. Другое, по мнению верхушки, неправильное поведение.

Простые люди привлекались за не кстати рассказанный анекдот, за неуместно сказанное слово. Летели головы сотен, тысяч, миллионов лучших людей общества. Все эти люди были названы врагами народа.

Методы доказывания вины обреченных людей часто были провокационными, с применением физических пыток, лежащими вне пределов правовой системы государства. Тогда в обществе витали призраки измены, шпионажа, предательства, диверсии, подозрительности. Эти вопросы были предметом обсуждения на митингах, собраниях трудовых коллективов и просто между людьми. В умы людей вселялась тревога, беспокойство, взаимная подозрительность, а дальше - доносительство, часто ложное, на сотрудников, соседей, знакомых. Наиболее сознательные люди сомневались: «Что происходит?»

Но ответа на этот вопрос не находили.

И все-таки патриотизма, рожденного революцией, хватило на Великую Отечественную войну, на период до смерти Сталина и еще на пять-семь лет. После чего в Советском обществе наметились существенные перемены.

Плохо скрываемое движение репрессивных органов выдавало себя тем, что по улицам города, особенно ночью, сновали «черные вороны».

Ранней осенью, около семи часов утра, на заднем крыльце двадцать шестого дома собрались женщины из этого.дома и соседних домов. Негромко, почти шепотом, пытались уяснить, что происходит. При этом смотрели в сторону флигеля, где рядом с крыльцом стоял «черный ворон». В этом крыле флигеля жила семья латышей по фамилии Ванакс - муж, жена и их дочь Элла, восьми лет.

Со второго этажа вышел Петр Иванович Житков — женщины к нему с вопросами:

- Что там такое? Что случилось? Только что гэпэушник завел туда Марию Кондыреву и ее соседку Семеновну.

Петр Иванович четко сказал:

- Да обыск у них! Видите, понятых повели.

Примерно через полчаса квартиру опечатали. Девочку передали под ответственность Семеновне с тем, что через несколько часов ее заберут в детский дом. Супругов Ванакс посадили в «черный ворон» и увезли. Кто-то из женщин спросил:

- За что же это их?

- Как за что? Они же латыши, вот и... — негромко ответила Алевтина Лапина и пошла в сторону двадцать восьмого дома.

С тех пор о них никто из жителей соседних домов ничего не слышал.

Днем в соседних домах узнали, что прошлой ночью был арестован и Фуфин Иван Иванович, из тридцатого дома. Отец Вовки Фуфина, с которым дружил Федька. Люди говорили, что его арестовали за то, что будучи бухгалтером в железнодорожной больнице он вместе с другими допустил ошибки в строительстве новой больницы.

Через несколько дней после этого Федька встретил Вовку Фуфина и предложил ему пойти играть в их двор. Вовка, чуть не плача, негромко отказался:

- Нельзя! К нам теперь никто не ходит. У меня позавчера папу арестовали, и неизвестно где он сейчас находится. Дома все плачут.

Фуфин Иван Иванович пришел домой через полгода, опухший и обессиленный.

Впечатлительный Федька переживал по-своему, по-детски эти страшные события, хотя и раньше слышал об арестах. Мать, от которой уже пытались получить информацию о сотрудниках, сказала:

- Сынок, никому никогда ничего не говори. Молчи. Такое время.

Уже тогда Федька сознательно понял, что в этих условиях выигрывает тот, кто меньше говорит и больше слушает. Обстановка в обществе именно так влияла на людей, даже детей.

После каникул мальчики и девочки 4 «А» и внешне, и своим поведением выглядели заметно повзрослевшими.

Впечатлениями о прошедшем лете были заняты все перемены.. И... снова уроки, домашние задания. Начались будни учебы. Но не только учебой были заняты ребята. Неизвестно где Валька Носков узнал, что с начала нового учебного года в клубе КОР работает секция акробатики. Он спросил хитровато собравшихся пацанов с Набережной:

- Кто любит цирк?

- Я!.. Я!.. Я!.. Я!.. — все ответили.

- Тогда, сегодня в четыре часа дня идем в клуб КОР.

- Да!.. Да!.. Да!.. Да-а-а!..

Собрались в три часа - все Носковы, братья Проничевы, Полино, Сашка Шумилов, Федька, Борька Буренин, Юрка Голубев, Витька Зенков и Герка. Тут стали вспоминать:

- Вон, Гога уже умеет мостик делать.

- А стойку на голове с помощью рук? Хоть и плохо, но делают почти все.

С таким «багажом» и отправились ребята в акробатическую секцию. Шли мимо входа на стадион «Динамо», обогнули несколько кварталов, прилегавших к территории стадиона, по деревянным мосткам улицы Транспортной. Дошли до большого продовольственного магазина. К тому времени, в этих кварталах появились новые кирпичные дома в пять-шесть этажей. Повернули налево, надо было пройти один квартал, а там недалеко клуб КОР. Толька Проничев привлек внимание всех:

- Смотрите, вон, слева — стадион с задней стороны. Вон, видите, спортивные площадки. Дальше - остров с фонтаном, омываемый водой и с мостиками для перехода на остров. А дальше... футбольное поле и трибуны.

Здание клуба до половины кирпичное, крашеное. Верхний этаж — бревенчатый. Здание, в общем, большое и красивое. Привлекающая внимание широкая лестница. Зашли с левой стороны здания.

Федьке сделалось как-то не по себе. Несколько лет назад через эту дверь выносили гроб с телом отца.

Вошли. Прямо — длинный коридор, ведущий в фойе клуба. Слева - кабины-раздевалки. Справа - огражденный деревянным барьером большой спортивный зал. В зале было много спортивного инвентаря: шведские стенки, турники, кольца, конь, брусья, новые толстые маты с ручками стопкой лежали в углу. Все располагало к серьезным спортивным занятиям. В зале уже прыгали, бегали, работали на снарядах дети. Мальчики постарше делали сложные упражнения на матах. К ребятам вышел руководитель секции Иван Петрович и спросил:

- Ну, что скажете, молодые люди?

- А можно записаться в акробатическую секцию? — перебивая друг друга, спросили они.

- А что вы умеете?

- У нас вон Гога делает мостик — он гибкий! Другие умеют делать стойку на голове. Играем в футбол, хоккей, лапту, катаемся на коньках, на лыжах. А больше ничего не умеем. — и рассмеялись.

“ Ну, а сколько раз подтягиваетесь на турнике?

Кто-то сказал:

- Я — двенадцать раз. Я — десять, а я — пятнадцать раз, а я...

Иван Петрович спросил имя и фамилию каждого и сказал:

- Ну, хорошо! Вот здесь ваша раздевалка. Раздевайтесь до маек и трусов. Можно в носках. Пока так, а потом у вас 6удут нарядные шаровары.

Потом было общее построение. Иван Петрович, как в лучших цирковых традициях, объявил:

- Сегодня к нам поступила новая группа ребят - «акробаты Носковы».

Затем лриступили к плотной разминке: бег, прыжки, гимнастические упражнения. Все ребята вспотели, но чувствовали себя бодро. Разминка была хорошая. Федька понял — это только кажется, что кульбит — это просто. Надо стараться хорошо и правильно делать его. Главное - хорошо сгруппироваться и с достаточным толчком перекатиться на спине — встать на ноги. Перешли к подтягиваниям на турнике.

- Не задерживайте дыхание. Вовремя делайте вдох и выдох - подсказывал Иван Петрович — во время разминки и при выполнении упражнений.

Гога демонстрировал свой мостик, на который садились ребята постарше. Другие ребята пытались делать стойку у стены. Федька как-то быстро почувствовал, как можно удержаться в стойке, не касаясь стены. Он понял, что должен напрячь ноги и тело так, чтобы принять их груз на руки и ими балансировать, как единым целым. Напряженное тело опирается то на пальцы, то на края ладоней рук.

На первой тренировке, Федька удерживался в стойке несколько секунд. Он пытался поделиться с ребятами своим открытием о стойке на руках, но передать им это не смог.

На первых занятиях познакомились ребята и с простеньким партерным элементом дуэта акробатики. Нижний ложится на спину, сгибает ноги в коленях, подняв руки вверх. Верхний, опираясь руками на эти колени, смело отправляет свои плечи в руки нижнего, вставая в вертикальную стойку. Композиция готова.

Первое занятие в акробатической секции прошло очень интересно. После трех часов занятий ребята шли домой заметно уставшие, они, то вяло, то возбужденно, обменивались мнениями:

- Елы-палы! Видели, как работают старшие ребята? - спросил Венька. — Вот бы так научиться!

— Для этого надо много тренироваться.

— Конечно! — согласились все.

— Можно и дома тренироваться, на Гасиловской, у нас во дворе, - сказал Толька.

— Мы так и сделаем, — поддержал его Федька.

Решили ходить в секцию не пропуская занятий, два раза в шестидневку. Говорили также о цирке, о тройном сальто, которое начали делать только несколько человек в мире. Когда подходили к пешеходному мосту, увидели летящий самолет, и этот факт изменил тему разговора. Толька Проничев определил, что это военный самолет-бомбардировщик. А Валька заявил:

— Ну так у нас в СССР поставлена задача - летать дальше всех, выше всех и быстрее всех.

Тут Федька, как бы в подтверждение, пропел одну строку из песни-марша: «Все выше, и выше, и выше...»

— Знаете, как у нас сейчас авиация развивается? - продолжал Валька. — Мы же построили самый большой самолет в мире «Максим Горький». Он, правда, разбился в мае 1935 года из-за самолета сопровождения. Он был огромный, восьмимоторный. Размах крыльев - шестьдесят три метра. Вес — сорок две тонны. Мог брать на борт восемьдесят пассажиров, команда была восемь человек. Главный конструктор — Туполев. Об этом я недавно прочитал в журнале.

Пока он рассказывал, подошли к двадцать шестому дому.

Все разошлись по своим домам.

Еще весной этого года Федька и Колька успешно испытали свое детище, второй планер. После небольшой дополнительной регулировки планер в воздухе оказался устойчивым, довольно долго летал по заданному кругу, ровно планировал при посадке. Виктор Семенович сказал:

- Планер у вас получился хороший. Теперь вы, друзья- приятели, можете приступать к построению модели небольшого самолета с резиновым мотором, — и показал на модель, стоявшую на шкафу, — вот такую, примерно.

Ребята чувствовали себя уверенно и смело взялись за эту, уже более сложную, работу.

В железнодорожном кружке неразлучные друзья - Федька и Колька - уже узнали, как работает стрелка, когда и как включается семафор, как устроена связь между станциями - при движении поезда. Эти небольшие рельсы, шпалы, костыли, соединения между рельсами, болты, гайки, железнодорожные мосты, откладывались в их сознании особенно потому, что руководитель Сергей Иванович и более старшие участники кружка рассказывали, что все это есть только в увеличенных размерах и на настоящей железной дороге.

Сегодня Сергей Иванович обратил внимание Федьки и Кольки на тендер паровоза. Он рассказал, что основной задачей тендера является перевозка запаса воды и топлива, каменного угля и дров. Ребята уяснили, что тендер имеет большой резервуар для воды, которая при надобности закачивается в котел паровоза. Узнали, как и где производится заправка тендера. Поняли, как тендер соединен с паровозом.

- Колька, давай мы попросим Сергея Ивановича включить железную дорогу, чтобы мы поуправляли поездом.

- Давай! Только он, наверное, не разрешит.

Но Сергей Иванович включил железную дорогу:

- Вы управляйте, только говорите мне, какие действия вы делаете. Например: «Переключаю стрелку номер пять на запасной путь». Думайте, чтобы не было аварии.

Вот и управление железной дорогой на одном участке им оказалось по плечу. Подготовка была достаточной.

В этом году зимой ребята построили большой трамплин на крутом берегу Золотухи, против двадцать восьмого дома. Круто съезжая с самого края берега на небольшой, плоский утес, направляясь прямо в реку, которая находилась под обрывом высотой три-четыре метра, надо было резко повернуть влево на девяносто градусов и, съехав уже с другой стороны выступа вдоль берега, тут же круто въехать на двух с половиной метровый трамплин и, покрывая в воздухе пять- шесть метров, приземлиться у самой кромки берега омута.

Федьке нравилась, захватывающая дух, неожиданность и крутизна этого спуска. На этот трамплин приходили кататься ребята со всех домов Набережной и с других улиц. Он привлекал всех своей сложностью и эффективным прыжком. Так что, этой зимой команда соседних домов тоже посвятила себя этому трамплину. Хотя, как и раньше, нередко все ходили кататься на отлогую гору за пешеходным мостом.

Вот и сегодня, в этот ясный морозный солнечный день на горе собралось много детей. День подходил к концу. Герка и Федька, да и другие пацаны стали говорить, что этот день какой-то невезучий. Кто-то из мальчишек сломал лыжу, маленькая девочка на санках заехала на небольшой трамплин, упала, ушиблась и плакала. Мальчишка по имени Вовка с Комсомольской не рассчитал и съехал в Золотуху. Его мокрого долго вытаскивали из реки. Рядом с горой, на которой катались дети, был участок горы, с которого не катались. Здесь, на верхней части берега с лета оставались крупные стебли лопуха, туда же весной с улицы сгребали различные предметы, оставшиеся после зимы. Так что на горе валялись части бочек и кадушек, железные и деревянные обручи от них. На верхней части берега образовалась высокая корона из снега и мусора. И кто бы мог подумать, что Витька и Юрка Голубев, не сговариваясь между собой заехали на небольшие уступы по краям этой «короны».

День кончался. Уже начинало темнеть. И вдруг по всему берегу раздались шум и крики. Оказывается, что Витька и Юрка в одно и то же время съехали с горы. Крутизна здесь почти вертикальная. Примерно, на середине горы они столкнулись и разлетелись в разные стороны на несколько метров, упавши на снег. Первыми к ним подъехали Пашка — «Конда» и «Урица». Все, кто был на горе, тоже собрались вокруг этого места, пытаясь узнать, что и как произошло.

Витька, лежа на снегу, прикладывал комки снега к носу, из которого текла кровь. Насыщенные кровью снежные комья отбрасывал в сторону и брал другие. В нескольких метрах от него — Юрка, нескладно ковыляя с одной обломанной лыжей, падая, разбрызгивая кровь, текущую из носа, и тоже комками снега пытался остановить кровотечение.

Пашка «Конда» - самый старший из пацанов - громко объяснял, как бы обращаясь к своему брату «Урице», но слушали все:

— Ты видишь, до чего они додумались! Им взбрело съехать с этой крутой горы! И уж не знаю, как получилось, что они не видели друг друга, когда начали спускаться. А получилось что? Этот ... нудило со своей палкой с набалдашником, как посох у царя Ивана Грозного, видно, сильно ударил Юрку по носу. А тот ... моржовый, вскочил, подбежал к нему и, по морде кулаком.

— Да ну их, оба виноваты!

«Урица» соглашаясь с братом сказал:

— Да, все понятно! Надо им сейчас остановить кровь...

К этому времени вокруг Витьки и Юрки уже было набросано много окровавленных комков снега. Пацаны подсказывали, чтобы они прикладывали снег к носу лежа, закинув голову вверх. Кровь у ребят постепенно останавливалась. Почувствовав некоторое облегчение, они ругали друг друга и каждый старался оправдать себя. Так закончились ребячьи приключения этого дня на берегу Золотухи.

На город опустилась вечерняя темнота.

В один из зимних дней квартира огласилась детским плачем. Мама принесла Федьке и Зине маленького братика. Его назвали Артуром - Артур Васильевич. Теперь в семье стало трое Новоселовых и двое Доброхотовых. Дети полюбили своего братика и часто угукали ему, играли с ним игрушками. Однажды, когда мать меняла пеленку под Артуром, подошел Федька.

— Мама, а что с ним?

— Как что? С тобой, когда ты был маленький, тоже был интересный случай. Тебе было тогда года три-четыре. Мы с твоим папой пилили дрова. Ты подошел к большому чурбану, поднял его, поставил обратно на землю , тут же сказал: «Мама, я хочу на горшок».

Мама, Зина, Федька рассмеялись. Даже Артур, лежа в чистых пеленках, улыбнулся, как будто он что-то понимал.

Мария Платоновна объявила в классе, что организуется поход в областной драматический театр. Будут ставить драму «Лукреция Борджиа». Собирали небольшие суммы — плату за билеты. Записался весь класс.

Театр находился в новом парке, недалеко от школы. В назначенный день, сразу после уроков, отправились в театр. Шумной толпой вошли в фойе. Работники театра призвали к тишине. Дети перешли на шепот. В театре, как в храме искусства, зал большой, хрустальные люстры и светильники на стенах, хорошее освещение. Акустика такая, что голоса людей звучали своеобразно, как бы усиленными.

Уселись. Постепенно открылись занавесы на сцене. Все было торжественно, привлекательно. Пьеса интересная и смотрелась с увлечением. Но больше всего Федьке запомнилась сцена, когда закрытый гроб, в котором лежала женщина, перепиливали пилой в средней части пополам. Звук пилы раздавался очень звонко и даже после представления еще долго звучал в ушах Федьки. Он сидел в мальчишеской группе. Девочки сидели отдельно. После спектакля, на широкой красной дорожке вдоль всего парка, стали расходиться. От большой группы детей, двигавшейся в сторону начала Набережной Свободы, отделилась группа девочек, а за ней - группа мальчиков, которые пошли по дорожке, ведущей по диагонали в угол парка. Среди девочек были — Зоя Копылова, Катя Куравина, Зоя Грязнова, Валя Сизова, Валя Шубина. Все они жили в Центре, потому и пошли в эту сторону. Среди мальчиков - Вовка Щербаков, Мишка Касаткин, Колька Носков, Федька, двинулись вслед за девичьей компанией.

В последнее время Федькины симпатии привлекала Катя Куравина. Девочка красивая, небольшого роста, подтянутая, всегда чисто и аккуратно одетая, с нарядной укладкой волос в косички с бантами. Одна из лучших учениц класса. Федька всегда нежно смотрел на нее. В школе ему хотелось помочь ей одеть пальто, помочь нести портфель, подсказать при ответе на уроке, сделать что-нибудь приятное и доброе. Девочки шли спокойно, изредка оглядываясь на мальчиков, делая вид, что они не обращают на них внимание. Мальчики с симпатией смотрели им вслед и незаметно бросали в них легкие снежки. Девочки стали убегать, но не спешили убежать — мальчики за ними. Федька не отставал от них. Он был устремлен к Кате Куравиной.

- Куравина, берегись! Я портфель бросаю! - он бросил портфель так, чтобы не причинить ей боль.

Портфель проскользнул по снегу рядом с Катей. Она, раскрасневшаяся, оглянулась, немного приостановилась и снова побежала дальше. Федька не знал, что происходило в девичьей душе в это время, но чувствовал — она не против такой игры. Когда девочки выбежали за пределы парка и пошли в разных направлениях по улицам, мальчики перестали их преследовать. Разошлись. Мальчики разделились и на расстоянии, незаметно провожали девочек до самого дома. Это, без сомнения, было таинственным легким прикосновением к детским душам явления, производного от высочайшего чувства любви, которое эти дети и в полном объеме испытают позже. Это и первичные ростки стремления к самоопределению девочек и мальчиков по половому признаку.

Мария Платоновна в каждом случае, когда раздавала тетради по контрольным работам или с домашними заданиями, подчеркивала, что в классе самые лучшие ученики - Зоя Копылова, Лена Галанина, Валя Виноградова, Катя Куравина, Вова Щербаков, Вова Пономарев, Дима Турин, Юра Семин. Она, разворачивая тетради показывала их так, чтобы всем были видны оценки «отлично». Тетради круглых отличников выглядели, как новые.

Большая группа учащихся, в том числе и Федька, были хорошистами. Федька в основном имел отличные оценки и несколько хороших. У него пробуждалось детское самолюбие. Он подошел к Вове Пономареву и попросил его тетради:

- Покажи, как ты пишешь?

- Вот! Видишь? — тот вынул три тетради и перед Федькой перелистал их. — А что ты хочешь?

- Да ничего! Хочу посмотреть, как у тебя получается все на «отлично».

- Ну вот, смотри! Я стараюсь!

И Федька увидел красиво, ровно и чисто написанные буквы и цифры. Столбики арифметических примеров расположены стройно. Особенно приятно было видеть красную надпись «отлично» почти на каждом листе.

- А каким пером ты пишешь?

- Каким? Восемьдесят шестым. Все пишут восемьдесят шестым. А ты каким пишешь?

- Я тоже восемьдесят шестым, иногда «ласточкой».

И казалось ему, что он уловил разницу в письме — надо лучше подбирать перо и сильно не нажимать. Старательно писать.

Федька посмотрел также тетради Зои Копыловой и Лены Галаниной. У Зои были крупные, круглые буквы и цифры. У Лены наоборот - буквы и цифры были узкие и острые. Но у обеих письмо ровное, четкое. Буквы — одна к другой. Словно под линейку. Примеры по арифметике написаны так, будто все четко рассчитано. Каждой цифре отведено свое место. Черточки проведены под линейку.

Федька подумал: «Чтобы так писать, надо очень стараться и тратить много времени. А я пишу быстро, а когда подчеркиваю столбик с цифрами, то чертой часто задеваю цифры». Трудолюбие девочек вызывало у него чувство незлой зависти.

Когда Катя Куравина дала ему посмотреть свои тетради, то он понял, что и она, хоть пишет и попроще, но все чисто и аккуратно. Труд Кати, вложенный в эти тетради, вызывал у Федьки еще больше уважения к этой девочке.

Ребята с Набережной не отличались чем-то особым от своих сверстников, но нельзя не отметить, что они всегда занимались полезным делом.

В секции акробатики готовились к областной школьной олимпиаде. Федька удивительно быстро делал успехи в стойке на руках. Он уже свободно и подолгу стоял в стойке на полу, на брусьях, на других снарядах и предметах, а также на мостике Гоги. Говорил ребятам, что чувствует перемещение внутренних органов и, что стоять на руках ему легко. Он уже делал перемет - переворот разгибом через спину, т.е. с разбега, отталкиваясь руками, переворачиваясь, приземлялся на ноги лицом по ходу движения.

Делал и рондат. Это уже с разбега, постановкой рук, боком и отталкиваясь ими, с поворотом тела вокруг оси, приземление ногами с лицом, обращенным против движения. При приземлён нии, в этом упражнении, был потенциал к прыжку вверх и назад.

Ребята между собой говорили:

- Ну, Федька! Он обставил всех нас. Смотрите, уже и склепку делает.

Из положения лежа, резким махом ног, поднятыми над собой, он мгновенно вставал на ноги в вертикальное положение. Это был подъем разгибом или, попросту, - склепка. Федьке было как-то даже не по себе перед ребятами из-за того, что он уже делал много довольно сложных упражнений. Но при этом Федька оправдывал себя тем, что он старательно отрабатывал уже неплохо выполняемые им высокие, длинные и арабские кульбиты и многие другие упражнения, особенно — стойку на руках. Занятия в секции не обходились и без казусов.

Однажды, когда Федька и другие ребята занимались шуточным упражнением «бросить кошку» — это, когда лежащего на спине с поднятыми ногами человека, другой берет за ноги ниже стоп и с силой отправляет его вверх. Нижний делает неполный оборот и приземляется на ноги.

Вот так неожиданно к Федьке подошли двое взрослых парней из секции и каждый, взяв его за одну ногу, сильно бросили вверх. Он почему-то сгруппировался и, сделав почти два оборота, не встал на ноги, а упал на голову и на плечи. Ему стало нехорошо, и он некоторое время лежал на мате.

— У меня посыпались искры из глаз, и все вокруг закружилось, - простонал Федька.

Но все закончилось благополучно. Пацаны с Набережной всегда вовремя и организованно приходили на занятия акробатикой, и получалось так, что тренер встречал их при входе.

— А-а-а, это группа Носковых? А где же ваш «гутаперчевый» мальчик? Я его что-то не вижу.

Ребята сказали, что он пришел, но где-то задержался на улице. Глеб побежал и привел Гогу.

Иван Петрович погладил мальчика по голове и сказал:

— Ты, Гога, вот что, раздевайся, и мы с тобой сегодня позанимаемся отдельно... Ну ладно, давайте все быстро раздевайтесь и ...

Раздевшись, все вошли в спортзал.

Весенний май. Вот и олимпиада. Всем выдали новые коричневого цвета блестящие шаровары. Все акробаты выходили на сцену каждый по-своему. Федька избрал перемет. Он, громче желательного, приземлился прямым телом и встал в строй. Затем было построение пирамиды. Федька должен был сбоку встать в стойку на руках, и его должны удержать за ноги. И, тут... Промашка! Он не мог встроиться в пирамиду. «Вот ведь как бывает! Я пропустил несколько тренировок, которые проводились на сцене, и подвел ребят! Напрасно понадеялся на себя!» - думал Федька с огорчением.

В мае-июне в Вологде бывает немало прохладных дней, особенно, когда цветет черемуха.

Одетые по погоде, ребята забрались на чердак Кондыревского дома и пригревшись в сене, которое там было, говорили с гордостью о разном. О достижениях Советской страны, о славной Красной армии, о летчиках, танкистах, о моряках, о спорте. Толька Проничев сказал:

— Вот теперь за границей, в Германии, в США, делают много искусственных материалов. Там картон прессуют сильными прессами так, что получается такой материал, который тверже, чем самая твердая кожа. И уже делают обувь с подошвами из такого материала. И материю для одежды, тоже искусственную, из стекловолокна. Вон рубашки мужские в Германии, как шелковые, а они искусственные.

Тут Колька Носков добавил:

- А я читал, что в Германии упаковывают хлеб так, что он сохраняется несколько лет. И потом оказывается такой же свежий.

Кто-то сказал:

- А вон сухие брикеты с кашей, лапшой, киселями, кубики куриного бульона? И у нас уже делают.

Толька, который, как видно, больше других знал об этом, продолжал:

- Вот через двадцать-тридцать лет уже будут делать искусственное сливочное масло и даже мясо и молоко.

Все рассмеялись.

- Ха-ха-ха! Все мы тогда будем искусственными.

- А что вы думаете? Так и будет! Вон сою выращивают в больших количествах. Это для чего? Она заменяет и масло сливочное, и мясо, — тут Толька потрепал по голове своего брата Глеба. — Так что вам, малышам, будут давать какой- нибудь кусок соевой пастилы и скажут: «Это вместо сливочного масла и говяжьего мяса. Намазывайте на хлеб и будьте сыты и здоровы!» А пластмасса? Ею будут заменять металлические части в машинах. Там, где надо — заменят дерево. Будут делать много разного другого, например, - посуду.

Пацаны заулыбались.Наперебой стали фантазировать:

- У нас будут пластмассовые парты, столы, портфели, книги, ручки.

- Даже учительница будет искусственной, - пошутил кто-то.

- Нет, учительница искусственной, конечно, не будет. А вот парты, столы, классная доска — может быть, — сказал серьезно Толька.

И тут беседа прервалась. Мать Сашки Шумилова крикнула:

- Саша, иди обедать! Носковы, вы тоже идите обедать. Вас мать ждет!

После обеда снова собрались на чердаке, как бывало и раньше. Рассказывали анекдоты, разные были-и-небылицы, страшные истории, играли в карты и пели песни, в том числе, не совсем приемлемые для общественного мнения — «Гоп со Смыком», про Мурку в разных вариантах, про царицу Тамару из ущелья Дарьяла, про черные трико на женском теле, которые снимаются легко при нужном деле... про Луку Мудищева — это вульгарная песня, как говорили, имела двести десять куплетов и пелась на мотив «Калинки».

Голос Федьки выделялся среди других голосов. В пении он преуспевал. В целом, хор мальчишек пел слажено и красиво.

Жаль, что в силу разных причин, талантливое пение мальчиков оставалось в пределах чердака.

Ничто не ускользало от пытливого взгляда мальчишек-патриотов своего города.

Как-то на футбольном матче (они не пропускали ни одного более-менее важного матча), один из футболистов ударил мяч так, что он пролетел через ворота, через Гаревую дорожку и влетел в окно, недавно построенного нового здания НКВД.

Колька сказал:

- О! Вот это удар! Во будет крика! Ментам стекла побили, - но тут же серьезно, — вы смотрите, пацаны, это новый дом НКВД, а за стадионом, с другой стороны, тоже новый пятиэтажный кирпичный дом. И балконы у них есть. Я бы каждый матч смотрел из окна или с балкона, если бы тут жил.

Витька Носков добавил:

- А по Транспортной, где мы ходим на акробатику, там тоже построены несколько новых кирпичных домов. А на Комсомолке? Где мы воюем камнями, тоже построены два дома и вырыты котлованы еще для двух домов.

Умный Толька Проничев сказал:

- А как же! Вологда реконструируется! Старые деревянные дома заменят на новые, кирпичные. А школа за нашими домами какая строится! Помните? Как долго мы играли на стройке? Школа будет хорошая! Взрослые говорят, что она строится очень удачно. Для того, чтобы ее построить, снесли всего один дом и несколько дровяников. Сохранены впереди стоящие дома. Школа построена на уровне нескольких домов в начале улицы и бани с колоннами. А ведь это значит, что со временем Набережная Свободы будет очень широкая улица. В этом году школа войдет в строй. Это школа номер тридцать три.

Последние дни года в школе были контрольные работы почти по всем предметам. Федька неплохо написал их, хотя не все на «отлично». Чувствовалось окончание учебного года. А для четвертого «А» окончание начальной школы и переход в десятую среднюю школу на Набережной Свободы.

Расставание со школой и учительницей было волнующим. Ребята подготовили для учительницы скромные, сделанные своими руками подарки: рисунки, куклы, вырезки из журналов.

В последний день учебы отношения между учащимися и учительницей Марией Платоновной были особенно трогательными. Дети преданно смотрели ей в глаза. Она чаще, чем обычно поглаживала их по голове. После последнего звонка дети должны были все вместе сфотографироваться. Фотограф расставил скамейки и налаживал свою аппаратуру. Девочки и мальчики подошли к Марии Платоновне, стоявшей посередине класса, прижались к ней. Она обняла их руками, как большими крыльями, и видно было, как проступили слезы на ее глазах. В это время сработала вспышка, стало понятно, что фотограф зафиксировал этот момент. Потом по указанию фотографа, одни встали на скамейку, другие сели рядом с учительницей, иные присели на корточках. Так их закрепил фотограф на всю жизнь. После фотографирования было горячее, памятное расставание с первой учительницей и школой.

Мария Платоновна каждого обняла, поцеловала и сказала добрые напутственные слова. Растроганный Федька дал себе слово - в жизни не отступать от ее напутствия, быть честным и добросовестным человеком.

Прощай, любимая школа! Мы снова на каникулах!

Как-то в начале каникул Федька пошел в магазин на Комсомолке. На перекрестке улиц Челюскинцев и Комсомольской стояла старинная церковь. Рядом с церковью - большая площадь. Федька увидел своих одноклассников, стоявших на тротуаре возле площади — Юрку Семина, Вавку Бахтенко, Вовку Щербакова, Мишку Касаткина и братьев Абрамовых. «Что это они тут собрались?» — спросил себя Федька. И тут же вспомнил, что здесь где-то недалеко живет Юрка Семин. А когда подошел к ним — понял: оказывается, в честь окончания начальной школы, родители купили Юрке новый юношеский велосипед и он его обкатывает. Сейчас он дал этим ребятам прокатиться по два-три круга.

Дождался своей очереди и Федька. И, что самое интересное, так это то, что он сел, закинув правую ногу через сиденье, и поехал, делая плавный поворот по кругу. Велосипед был с новым, широким, очень удобным сиденьем. Федька проехал два круга и с легкостью спрыгнул с него.

— Оказывается, я умею кататься на велосипеде. Это же надо! Мне повезло! Я и не ожидал, что покатаюсь на велосипеде.

Все ребята хвалили велосипед. Федька сказал:

- Мне понравилась красивая рама, блестящие никилированные части и очень удобное, мягкое сиденье.

Книги пацаны с Набережной читали. А по радио слушали пьесы по ним. Все ребята были записаны в школьной библиотеке, и получалось так, что брали читать одни и те же книги по очереди, друг за другом. Поэтому после их прочтения и гремел шумный обмен мнениями и споры. Все они знали содержание прочитанных произведений и давали оценки поведения героев. Даже преподаватели в школе отмечали, что эти ребята знают «Тимура и его команду», «Принца и нищего», «Приключения Тома Сойера», «Хижину дяди Тома», «Красную Шапочку», «Буратино», многие сказки Пушкина.

Зина вдруг заявила Федьке:

— Давай откроем библиотеку. Я хочу быть библиотекарем.

— Я согласен. Давай. Книги у нас есть. Вырежем карточки. Вот в этой коробке из-под обуви ты уложишь картотеку. Возьмешь стул и будешь выдавать книги, — поддержал мысль сестренки Федька.

Они вынесли на крыльцо много книг, в том числе, собрание сочинений В.И. Ленина в красном переплете. В коробке — карточки, на полках - толстые художественные книги, небольшие издания книг для детей: «Мойдодыр», «Красная Шапочка», «Тимур и его команда», «Белый клык», «Буратино», «Каштанка», сказки Пушкина, басни Крылова, и для самых маленьких книжки типа «Колобок», «Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик...» Зина, как настоящий библиотекарь, сидела на стуле приглашала читателей. Федька помогал ей, он привел девочек и мальчиков из соседних дворов. Брали читать книги дети из семьи Лапиных, Сусловых, Орловых, Озеровых, братья Проничевы. Прочитанные книги добросовестно возвращали.

Зина сияла.

— Ой, как я рада! Все получилось! Библиотека у нас работает. Теперь будем выставлять ее каждый день.

Зина особенно радовалась, когда, подходившие взрослые одобряли библиотеку. Детей Доброхотовых хвалили.

Библиотека просуществовала около года. В зимнее время книги выдавали и обменивали в квартире. Правда, Федьке и Зине еще долго пришлось собирать не сданные книги.

В первые дни каникул, как и договаривались заранее, решили купить футбольный мяч. Валька Носков собрал всех пацанов и сказал:

— Значит, так! Настоящий футбольный мяч дорогой. У нас денег не хватает. Мы его купить не можем. Зато мы можем купить волейбольный мяч. Он немного побольше... Надо еще только двадцать копеек. Федька и Герка должны принести по пять копеек, а остальные по одной копейке.

Через несколько минут деньги были собраны и все пошли в магазин «Спорттовары». В магазине у Федьки глаза разбежались от множества красивых спортивных товаров: коньки «Ласточки», «Фигурные», «Нурмес», «Хоккейки». Поражающие красотой и размером беговые коньки, бамбуковые палки, разные красивые лыжи, хоккейные клюшки и много другого. Мячи были баскетбольные, мощные футбольные — сшитые из «огурцов» и волейбольные — из нетолстой и гладкой кожи прямоугольными частями. Выбрали мяч, у которого оболочка была потверже и купили его. Продавец надул мяч насосом, зашнуровал и подал Вальке.

По дороге домой все просили подержать мяч, и каждый некоторое время нес его под мышкой. Ребятишки были счастливы.

Было решено играть только босиком. В тот вечер долго играли в футбол. Играли босиком дней пятнадцать, но потом уже играли в обуви. Однако покрышка волейбольного мяча была все-таки слаба для футбола и потому, во второй половине лета, этот мяч уже зашивали, подкладывали кожу под разорванные места. Так и играли до конца лета.

Однажды вечером, за ужином Федька рассказывал:

- Во, у нас сегодня футбол был! Мы — пацаны играли со взрослыми. Это «Урица» где-то собрал команду больших ребят, а сам играл за нашу команду. В воротах стоял Юрка Голубев... Знаете, как он держит? Мяч идет в девятку, а он — прыгает и берет...

Шура пыталась остановить сына:

- Федя! Когда я ем - я глух и нем. Понял?

- По-о-о-нял! — но вскоре продолжал: - Мы же играли десять на десять... Они, правда, выиграли: двенадцать-девять. Но если бы мы играли и дальше, то мы бы, наверняка, выиграли у них... Мы уже знаем теперь как надо с ними играть.

Но ребята поняли вкус игры в футбол кожаным мячом и, конечно, все их мечты сводились к покупке настоящего футбольного мяча.

Только Федьке не повезло.

Мать с отчимом уехали в Москву. По договоренности, до их приезда, за детьми должна была присматривать бабушка. Бабушка приехала в день их отъезда. Как обычно, привезла молоко и овощи. Пришла и села на заднем крыльце.

Федька с ребятами в это время играл мячом во дворе. Он подбежал к бабушке.

— Что ты привезла, бабушка?

— Да вот, тут... - стала перечислять и показывать, что она привезла.

Федька схватил два небольших огурца, вытер об штаны, хрупая их, побежал к ребятам. Он быстро съел эти огурцы и продолжал играть. Вечером мальчику было плохо. Он весь горел, высокая температура. Появились сильные боли в животе. Бабушка растерялась, не зная, что делать. Федьке становилось все хуже и хуже. Он бредил. Ему казалось, что в дверях появляются какие-то огромные морды, которые входили в комнату и увеличивались во много раз, и непонятно как они там помещались. И Федька кричал:

— Не пускайте! Я их боюсь! Уберите, уберите их! Выгоните, выгоните их! Мне страшно!

Состояние здоровья Федьки ухудшалось. Пришли соседи и все решили срочно вызвать скорую помощь. Диагноз был тревожный — дизентерия.

Федьку поместили в инфекционную больницу на Комсомольской. В квартире сделали дезинфекцию.

Несколько дней Федька был в тяжелом состоянии. Каждый день приходила бабушка, но ее в больницу не впускали и передачу не принимали.

Мать и дядя Вася вернулись в Вологду.

В больницу стала приходить мать, но и ее туда не пускали. Был строгий режим. Федька привык к двум санитаркам - тете Вале и тете Агнии, — которые, как ему казалось, помогали ему вылечиться. Так прошли три недели, наступил день выписки.

Медицинские работники ждали, что за ним кто-то придет, а потом решили так: Федька — мальчик самостоятельный, дорогу домой знает — сам дойдет. Все-таки болезнь сильно повлияла на Федьку, и когда он шел домой, его пошатывало из стороны в сторону. Он чувствовал слабость, был бледный и худой.

Открыв дверь в комнату, он видел лежащих на кровати мать и отчима. Мать вышла к Федьке.

- Как же так! Тебя должны были выписать завтра.

Федька молча подал матери справку, которую дали ему в больнице. И она прочитала в ней режим питания и лечения.

Через несколько дней в Вологду приехал из Кулакова дядя Александр Суслов - муж Любавы, сестры Федькиного покойного отца. Шуре он сказал:

- Любава наказывала привезти Федьку в Кулаково погостить, попить парного молока. У нас хорошая корова. Жирное молоко, масло, сливки, сметана. Тамара обещала присматривать за ним.

Мать подумала и ответила:

- Да я-то не против, да собраться нужно.
-
- Я подожду! Собирай! Да что тут собирать: дай рубашку запасную, штанишки, куртку какую-нибудь, ботинки. Остальное все есть.

Рассчитывали, что Федька побудет две недели, а гостил он целый месяц.

Большое село Кулаково считалось богатым. Богатым был и дом Сусловых. Недавно построенный добротный под железом дом. Две коровы, двадцать пять овец, большая свинья со множеством малышей-поросят, много кур. В доме были запасы зерна, муки, грибов, ягод, мяса, меда и молочных продуктов. Большой огород за домом. Перед домом через дорогу, сад с несколькими большими яблонями. Правда, яблоки были мелкие и шли на корм свиньям.

В доме тогда жили только дядя Александр, тетя Любава и Дочь Тамара, которая в основном занималась Федькой. Утром они шли с Тамарой на огород, там как-то все крупно и красиво росли огурцы, морковь, с яркой ботвой красивая красна свекла, укроп, лук, чеснок, заготавливали овощи на завтрак, обед и ужин. Потом Федька с Тамарой шли на речку купаться и ловить удочками рыбу, которая шла на хороший обед коту Ваське.

Как-то Федька заболел. За ухом был большой нарыв, пришлось идти к врачу в соседнее село в десяти километрах от Кулакове. Они шли, любуясь красотами сельской природы. Вышли к реке, шириной, примерно, двадцать метров, и пошли по небольшому зыбкому мосту. Как же был удивлен Федька, когда они дошли до середины моста и остановились. Чистая, прозрачная вода реки просматривалась до дна на трехметровую глубину. Но самое интересное то, что вся толща воды была заполнена довольно густо рыбой. Рыба длиной 20-30-40 сантиметров, как бы прогуливаясь, неспеша (как люди в парке Горького в Вологде), то парами, то в одиночку, лениво, слегка шевеля плавниками, фланировала в одну и в другую стороны вдоль реки.

Но только один большой налим, шевеля усами, лениво лежал на дне поперек реки. Рыба была разная по цвету: блестящая, матовая, с серыми и черными спинками, с большими и маленькими плавниками. Картина необыкновенная!

Обилие рыбы. Такого количества рыбы в реке Федька больше никогда в жизни не видел. Казалось, почерпни ведром и хороший улов обеспечен.

- Какая это рыба? Как называются эти рыбы? — спросил Федька у Тамары.

Сестра объяснить не смогла. Не могла сказать также, какая это река. Тамара высказала предположение.

- Мне кажется, что это один из притоков Сухоны.

Видимо не часто бывает у человека встреча с такими рыбными местами в реке. Недаром запомнил Федька этот факт на всю жизнь. Он сожалел о том, что не узнал какая это река, какие виды рыб в изобилии он видел и что не ловил эту рыбу.

В Кулакове Федьке было хорошо.

Он заметно подрос, оздоровился и, соревнуясь с дядей Александром в игре на гармони, перенял у него многие приемы игры.

- Ты слышишь, он уже лучше меня играет на гармони, — сказал дядя Александр жене.

- Ну и слава Богу! Может баянистом будет.

Порванные ботинки в деревне ему заменили на сапоги и когда его привезли в город, он выглядел явно деревенским пастушком. Растопыренные в разные стороны длинные, почти белые волосы, темное в веснушках от загара и ветра лицо, выгоревшая одежда, серые мятые, никогда не чищенные сапоги, вызывали улыбки у тех, кто его знал.

Увидев его, мать заахала, заохала и в тот же день отвела его в парикмахерскую и отправила в Веденеевскую баню.

Федька преобрел нормальный вид.

Так закончились его гостевания в Кулакове.

Первого сентября учащиеся пятого «А» класса пришли в другую школу номер десять.

Двухэтажное, довольно большое бревенчатое строение, опушенное досками с резными наличниками на окнах, с украшениями возле крыши, на балконе и на воротах. Вход во двор через калитку, в здание — через заднее крыльцо. Во дворе два флигеля — в них живут учителя. Есть хозяйственные постройки.

Ребята пришли в просторный, светлый класс на первом этаже. Свежевыкрашенные парты, новая классная доска, на стенах -диаграммы, таблицы, чертежи, рисунки растений, много нового. Новые учителя, их много — по каждому предмету отдельный учитель. Предметы преподавания тоже новые: алгебра, геометрия, география, история, литература. Классным руководителем и преподавателем русского языка и литературы была Ксения Викторовна. Федька быстро привык к ее хорошему отношению и платил ей тем же.

Удивительно теплой была первая половина сентября. Однако Федьке было почему-то грустно.

День уже давно кончился. Все пацаны ушли домой. Сестренка Зина играла у соседей Орловых, а он уже довольно поздно сидел на парадном крыльце своего дома и, ожидая прихода матери напевал печальные и блатные уркаганские песни. Он не задумывался над тем, откуда он взял репертуар этих песен, но их знал и пел.

Это взрослые понимали, что в Вологде и вокруг нее было много лагерей НКВД, в которых содержалось большое количество заключенных, используемых на работах по заготовке леса. Эти заключенные пели свои арестантские песни, которые так или иначе распространялись среди населения. Из числа заключенных многие после освобождения оседали на территории Вологодчины. Песенный их запас также рассеивался среди людей.

И вообще, песня есть песня. Она имеет свойство покорять пространство и людские массы. Федька приставил ладонь своей правой руки ко рту и направил ее к левому уху. С помощью левой руки образовал небольшой воздушный канал — рупор от рта до уха, — это для того, чтобы пение было слышно только ему. И завел печальную песню:

— Солнце всходит и заходит,
А в тюрьме моей темно.
Днем и ночью часовые
Да, э-э-эх! Стерегут мое окно.

Как хотите стерегите,
Я и так не убегу.
Хоть мне и хочется на волю
Да, э-э-эх! Цепь порвать я не могу...

Потом Федька запел «Мурку»:

— Здравствуй, моя Мурка!
Здравствуй, дорогая!
Здравствуй, моя Мурка, и прощай!
Ты зашухерила всю нашу «малину»,
И теперь за это получай!

Разве тебе, Мурка, плохо было с нами?
Не хватало хламу, барахла?
Что тебя заставило связаться с легашами
И пойти работать в ГУБ-чека?

Раньше ты носила туфли из «торгсина»,
Фетровые боты на большой... да-да-да!
А теперь ты носишь рваные галоши.
Легаши смеются над тобой...

Федька не сразу услышал, что его зовут. Потом понял и встал перед балконом. Это соседка Анна Васильевна - худая лицом, но очень симпатичная немолодая женщина звала его:

- Федя, расправь свою рубашку, я вот тебе сброшу гроздочку винограда. Мой Васенчик ездил в Крым, в санаторий, привез виноград. Он очень вкусный. Ешь на здоровье! - и сбросила гроздь винограда ему в рубашку.
-
- Спасибо! — сказал Федька.

- А чего ты не идешь домой-то?

- А я маму жду с работы, — сел Федька на прежнее место и с удовольствием стал есть эти южные, ароматные, спелые ягоды.

Он чувствовал, что время приближается к полуночи и запел, как ему казалось, соответствующую песню:

— Вот на башне уж полночь пробила.
Проститутки из бара идут.
Они пьяной походкой шагают,
Хулиганские песни поют.

Не живите, дешевки, на воле.
Приезжайте вы к нам в лагеря.
Вам на воле цена три копейки,
В лагерях вам дадут три рубля...

Потом он пел песню про известного на севере России разбойника Марчукова, который подобно Дубровскому, отбирал добро у богатых и отдавал бедным, про бродягу, который Байкал переехал и спел один из вариантов «Гоп со смыком»:

— Гол со Смыком петь не интересно, да! да!
Сто двадцать пять куплетов всем известно. Да! Да!
Эх! Пропою я вам такую песню новую блатную,
Как живут филоны в лагерях. Да!Да!Да!

Тюшку получаем двести грамм, да!да!да!
К вечеру заводим тарарам. Да!да!да!
А ДАЛЬШЕ ВЕСЬМА ВУЛЬГАРНО.

Грусть немного поутихла, он пошел к Орловым, взял сестренку и они пошли домой. Так преодолел Федор минуты грустного одиночества.

Учитель географии Николай Николаевич - невысокого роста с большим круглым животом. Видимо за это дети называли его Коля-глобус. Это был интересный человек, умело преподававший свой предмет. На уроках Николай Николаевич своими рассказами увлекал всех. Дети слушали его, разинув рты. Тишина такая: муха пролетит — слышно. Федьке он сразу понравился. На его уроках он легко запоминал все, о чем говорил учитель. Федька никогда не называл учителя «глобус», не согласен был с теми, кто называл его по кличке.

Николай Николаевич интересно рассказывал о географии. Видимо, он-то уж знал, что география пригодится детям в жизни. Рассказывал об обычаях болгар, их одежде, как они приветствуют друг друга, говоря «Добэр дэн», «Родэн край». О дружбе славянских народов. Подробно характеризовал чехов, словаков, народы Польши. Он так умел увлечь детей, что они запоминали урок без повторения. Николай Николаевич много знал. Рассказывая о географии Польши, он обязательно говорил несколько слов по-польски: «Дзэнь добжы, пани Крачковська! Бардзо дзенькую, пан Синкевич!» Или напевал легкую польскую песенку. Объяснял:

«Будьте также вежливы, как поляки... Вам скажут: «Бардзо дзенькуемо, пани» — так вы ответьте: «Прошэ, пани, прошэ» или «Прошэ, пана», старайтесь познать иностранные языки — пригодится».

Детям это нравилось.

Историю преподавала Клавдия Степановна, которую прозвали «селедкой», за ее худобу и строгое отношение к учащимся. Клавдия Степановна своей требовательностью и дисциплиной обеспечивала неплохую успеваемость по ее предмету.

Интерес и внимание ребят с первых дней учебы привлекла учительница ботаники Маргарита Ивановна. Она сумела завлечь ребят в новую для них науку о тычинках и пестиках, чашелистиках, листьях, стеблях, о семействах и видах растений, о корнях. А особенно — процессы выращивания ребятами тех или иных культур.

Федька с интересом слушал ее уроки, читал дома, использовал практические знания о зерновых, полученные в деревне и отвечал на «отлично».

Вот с немецким языком было сложнее. Учительница Роза Абрамовна — добрый по природе человек, старалась дать детям знания по немецкому языку. Но дети ее не понимали. На уроках было шумно, некоторые дети ходили по классу, стреляли из трубок горохом. Сидели под партами, играя в «морской бой», читали художественную литературу, беседовали между собой.

- Ну, читай, Сизова! Что здесь написано? — показав на написанное на доске, говорила Роза Абрамовна.

- Анна унд Марта фарэн. Анна унд Марта бадэн, — читала Сизова.

- В классе ничего не было слышно.

- Руихь! Руихь! - старалась перекричать учеников учительница и в расстройстве уходила из класса.

Вернувшись через некоторое время, продолжала призывать ребят:

- Ахтунг! Ахтунг! Руихь! Руихь! Руихь !
-
Но класс не унимался. В глазах у нее были слёзы. Федька жалел учительницу. Позже он удивлялся, как в таких условиях ему удалось за каких-то два года узнать немало из немецкого языка. Удивляло, как может Роза Абрамовна все это выдержать.

Учеба в средней школе для Федьки не была более сложной, чем в начальной. Если он внимательно слушал учителя на уроке, то на следующих уроках, не выполняя домашнего задания, мог неплохо отвечать по теме.

Но к этому времени в его характере будто что-то надломилось. Он стал каким-то более независимым, развязным. Склонен был возражать и грубить учителям, более резко стал обращаться с одноклассниками, друзьями и со взрослыми. Иногда он понимал, что ведет себя неправильно. И все-таки часто мог не прийти в назначенное время, не выполнить то, что обещал, не признавал замечаний. Все это проявлялось в его поведении в школе. Появились замечания по домашним заданиям: не решил задачу, не выучил материал по истории, географии. Хуже того, он находил единомышленников, которые вели себя также, — Витька Астафьев, Петька Буйнов.

В этот период, среди его сверстников, было модным иметь пистолет-самоделку. Федька уже сам имел навыки изготавливать самоделки и стрелять из них. Он брал вырезанную из ольхи загибулину, у которой определялось ложево для ствола и рукоять. Трубку из красной меди, диаметром, примерно, около одного сантиметра, расклепывал ее с одного конца и загибал по форме рукояти. Укреплял плоскую часть трубки шурупами к рукояти. Круглую часть стягивал в двух местах проволокой с ложевом. Слева, сбоку, запиливал трубку напильником так, что появлялось маленькое миллиметровое отверстие. Ниже, против отверстия, в дереве забивал проволочную петлю для крепления спички. Заряженный артиллерийским или другим порохом или серой с головок спичек в смеси с кусочками металла, ствол сильно запыжевал. Заряд нес убойную силу. Стрельба производилась просто. Держа в правой руке самоделку, левой рукой, боком спичечной коробки резко проводил по головке спички, укрепленной против отверстия сбоку ствола. Небольшая вспышка! И... ба-а-бах!

А тут Федька, не очень задумываясь, выпилил из сухой доски основу для самоделки по форме небольшого браунинга. В качестве ствола он взял гильзу от патрона револьвера «наган», укрепил ее. Остальное, как и раньше. Получилась аккуратная самоделка. Зарядил серой от спичечных головок и, как только прозвенел звонок, вышел из класса. Быстро забежал в туалет, встал на возвышенное место, привычным движением чиркнул по головке спички и — бах! Вы:трел был громким. Но что это? Федька получил сильный удар по голове, в области лба. Его оттолкнуло назад, и он упал на пол, почувствовал, как горячая кровь течет к правому глазу. В руке его осталась деревянная рукоятка самоделки. Федька понял, что верхняя часть браунинга оторвалась и ударила по нему.

Тут подбежал знакомый мальчишка из пятого «В», помог ему подняться и спросил:

- Что случилось?

Федька показал на руке кусок дерева и в сердцах бросил его в очко уборной. Мальчишка кажется понял происшедшее, а Федька, закрывая рану носовым платком, невнятно пробурчал:

- Да вот, неудачно сделал самоделку. Никогда не делай ее из доски - обмыл водой раненое место и, зажав платком, пошел в класс.

Дома мать спросила:

- Что это у тебя за царапина на лбу?

- Да так, зацепился.

Иногда на больших переменах Федька, Колька и Юрка Голубев, на собранные разными путями деньги: сэкономленные при покупках, за которыми посылала мать, выигранные в играх на деньги, бежали в школьный буфет купить стакан чаю или молока и пирожок.

Однажды они в числе первых оказались перед столом буфетчицы. На нем стояли тарелки с сахаром и конфетами, подносы с заваркой чая и кофе. На середине стола стояла большая тарелка, на которой стогом лежали круглые удлиненные свертки в белой бумаге, на них были написаны цифры. Федька быстро сообразил, что в упаковках металлические деньги. Над столом нависли руки многих учащихся с деньгами, обращенными в сторону буфетчицы, эти руки как бы закрывали стол. В какой-то момент, когда буфетчица наливала чай в стаканы, Юрка взял из тарелки одну упаковку, зажал ее в кулак, подержал некоторое время, поняв, что никто не заметил, толкнул Кольку, Федьку и шепнул им:

- Уходим быстро отсюда! - и все трое отошли от стола.

В укромном темном месте пацаны прочитали: «20x30=6 Руб». В последующие дни они расходовали эти деньги на мороженое, средняя порция которого стоила пять копеек. Угощали всех пацанов из соседних домов на Набережной.

Новый год праздновали, как обычно, весело, вместе с соседями по квартире Малышевыми, которые недавно вселились в квартиру вместо выехавших Филатовых.

А на следующий день, первого января, Федька и Колька Носков отправились в свою школу, где намечалось празднование Нового года. В зале, где была установлена елка, дети декламировали стихи, пели песни, а потом вместе с родителями, с дедом Морозом и Снегурочкой водили хоровод. Было весело. Целый день они с другими ребятами крутились в школе и вокруг нее, а к вечеру, около пяти часов, стали с улицы бросать снежками по окнам школы, где шло празднование. Кто-то из мальчишек, видимо, вложил в снежок камень. Раздался звон стекла. Разбитым оказалось стекло в наружной раме. До этого снежковая атака продолжалась минут пятнадцать-двадцать. Учителя и пионервожатые из зала, через окна кричали:

- Что вы делаете? Прекратите!..

А теперь вдруг во двор вошел милиционер. Подозвал к себе Федьку и Кольку, двух мальчишек из других классов и повел их в милицию. Там их посадили на скамейки и держали около двух часов. Кто-то из ребят сказал:

- Это у нас привод. Теперь нас возьмут на заметку.

Дежурный милиционер говорил по телефону с директором школы и после этого отпустил детей, сказав:

- Теперь идите домой и не хулиганьте. А стекло вам придется вставить.

Акробатика оставалась главным занятием в свободное от учебы время, кроме, конечно, зимних игр на коньках, лыжах, санках. Успехи всех ребят были бесспорными. Все они окрепли телом, как-то подтянулись, расправили плечи, стали более организованными. Федька перешел к тренировкам комплекса: рондат, фляк, сальто, с лонжей. Ему помогали свои ребята и ребята из секции. Сначала не получалось. Федька не мог ощутить и воспроизвести четко составные комплекса. Рондат он делал четко, но на фляке и сальто его заносило в разные стороны. Оказалось, что это сложный состав упражнений. И, даже с лонжей пришлось тренироваться не менее двух месяцев.

Меняя занятия, Федька научился делать несколько довольно сложных упражнений на турнике, на брусьях. Иван Петрович, обратив внимание на Федькину стойку, как-то сказал:

- Ну, Федор, иди сюда! Будем пробовать стойку наверху - и велел Федьке лечь на мат. — Сгруппируйся! Держись крепко в группировке! Наверху выпрямишься и встанешь в стойку.

Взял за руки, сделал шаг вперед над Федькой и, вытащив его как бы сзади, поднял на руках вдоль своего тела. Федька вытянулся в стойку. Так, впервые, он оказался в стойке наверху, в руках нижнего.

После нескольких тренировок, Федька понял суть такого кробатического номера. Баланс держит нижний. Задача верхнего — стоять строго в стойке. Кроме того, он понял, что это безусловный его успех в акробатике. Правда, потом было еще много тренировок, в которых Иван Петрович усложнял приемы выхода в стойку сбоку, сзади. И даже переводил Федьку в стойку на одной руке.

К концу учебного года Федька почти уверенно выполнял связку - рондат-фляк-сальто.

В начале холодной весны приехал Ленинградский театр юного зрителя. Пьесу «Зямка Копач» театр показывал в клубе КОР. Коллективное посещение учащихся школ было бесплатно.

Ксения Викторовна предложила ребятам пойти в клуб КОР. Большинство согласились. А для Федьки и Кольки Носкова оказалось сложнее. Время спектакля совпадало со временем посещения акробатической секции и они решили идти в секцию.

Иван Петрович ждал, когда ребята придут на занятие, и Увидев их, быстро говоря, сообщил:

— К нам из Ленинграда приехал театр юного зрителя и они сейчас будут выступать в нашем клубе КОР. Нас приглашали, Для всех выделены места. Поэтому, не раздеваясь, сразу идем в зал.

Все ребята из акробатической секции с интересом посмотрели спектакль «Зямка Копач». А культурно просветившись, пошли на акробатику.

На следующий день, когда Федька и Колька подходили к школе, Колька, как всегда, шел на шаг сзади, Федька увидел, идущую навстречу, Ксению Викторовну. Среднего роста, стройную, в меховом полушубке, в маленькой шапочке из такого же меха и муфтой. Когда подошли к калитке, ребята поздоровались. Учительница ответила и, проходя через калитку, обняла Федьку за плечи и сказала:

- Федя, я вчера видела тебя в клубе КОР. Тебе понравилась пьеса?

- Да, понравилась.

- Театр, как и язык и литература, очень нужны человеку. - и добавила. — Ты, Федя, я вижу, способный мальчик. Грамотно пишешь диктант и сочинения, учишь правила грамматики. Молодец! Это тебе пригодится! Ну, хорошо! Передавай привет своей маме.

Учительница пошла быстрее.

После этой короткой беседы Федька вспомнил, как у них проходят уроки русского языка и литературы. Как-то Ксения Викторовна спросила на уроке:

- При склонении существительного в родительном падеже, какой вопрос можно поставить вместо вопроса «кого»?

- Чье? - ответил Федька.

- Молодец, Федя! Вот видите, и в русском языке есть еще место для творчества.

Ксения Викторовна на уроках пыталась разнообразить «сухость» предмета. Федька Доброхотов очень уважал Ксению Викторовну, об этом он говорил со своей матерью:

- Мама, она самая лучшая учительница. Русский язык и литература стали самыми любимыми моими предметами. Ксения Викторовна так преподает, что материал как бы сам укладывается в голове, запоминается. Вот она говорит, что для написания сочинения нужно составить план. И действительно, я уже понял, что писать сочинение лучше всего по плану.

- Да, она мне тоже нравится. Я недавно к ней заходила. Она сказала, что ты способный. Тебе остается что? Лучше учиться.

Ксения Викторовна, зайдя в класс, положила на стол стопку тетрадей. Беря одну за другой, сообщала оценки по сочинению на тему: «Ледоход на Вологде-реке», говорила:

— Больше других мне понравились работы: Зои Копыловой — «отлично», Лены Галаниной — «отлично», Вовы Щербакова, Кати Куравиной, Феди Доброхотова... В них образно и реально описан ледоход на реке. А вот Федя Доброхотов, живя на берегу реки Золотухи, описал ледоход на этой реке и тоже получил «отлично». Хочу отметить, что при выборе места события — ледохода, он проявил самостоятельность. Это я одобряю... Все сочинения написаны по плану. Дети, когда станете взрослыми, не знаю, как сложатся ваши жизненные судьбы, при написании любых работ, маленьких или больших писем, документов, пишите их по предварительно составленному плану.

Федька подумал: «Ксения Викторовна — первая из учителей, так понятно рассказала о значении плана при письме».

Благодаря Ксении Викторовне Федька начал понимать, что предметы, которые преподаются в школе — это азы, основы наук, которые будут преподаваться в более старших классах и применяться в жизни. Но самое главное, он стал осознавать, что ее преподавание, ее воспитательное влияние помогало ему понимать, познавать русский язык и литературу. Больше того, именно в этот период, и именно в связи с Ксенией Викторовной, в его голове стали появляться мысли об изменении отношения к школьным занятиям вообще.

Он стал думать о том, что каждая из преподаваемых наук заслуживает внимания, и к ним надо относиться серьезнее. В его сознании вырисовывались пути улучшения учебы.

На одном из последних занятий акробатикой Иван Петрович подозвал к себе Федьку и Витьку Носкова, подвел их к снарядам и велел сделать по несколько упражнений на турнике, на брусьях и на кольцах. Потом сказал:

— Вы вот что, ребята! В июле намечаются областные соревнования по гимнастике. Вы свои упражнения на снарядах увяжите соединениями, чтобы получился последовательный комплекс упражнений. На следующих занятиях и покажите мне. Пора вам выходить на соревнования и получать разряды. Ты, Носков, давай работай на второй разряд, а ты, Доброхотов, старайся на первый. Возможно будут и одиночные соревнования по акробатике, я покажу тебе, Доброхотов, какие связки нужно будет тренировать. Думаю, наберешь баллы не меньше, чем на первый разряд.

С конца апреля занятия по ботанике были перенесены на пришкольный огород. За хозяйственным двором находилась большая ровная площадь, на которой были оборудованы волейбольная и теннисная площадки. А дальше был разбит школьный огород площадью, примерно, двадцать пять на пятнадцать метров.

Первым на огород вышел пятый «А» класс и потому ему достались самые трудные работы. Маргарита Ивановна вместе с ребятами принесла на огород пять лопат, двое грабель, три тяпки. В земле было еще много влаги, но учительница сказала:

— Ничего! Подготавливать землю под огородные культуры уже можно. Сейчас у нас главная задача найти удобрение, — она обратилась к ребятам. - Кто знает людей, которые живут недалеко от школы и держат корову?

Федька назвал своих соседей Кузмичей. Три мальчика: Федька, Колька Носков и Сережка Абрамов, отправились к Кузмичам. Вскоре принесли пять ведер навоза. Маргарита Ивановна велела детям разбросать навоз ровным слоем по всей площади огорода. После этого дети, меняя друг друга, стали копать землю. Учительница подсказала ребятам, как нужно переворачивать землю лопатой.

Урок ботаники был последний по расписанию, но дети пятого «А» класса так увлеклись, что с удовольствием задержались на огороде и после урока. Они полностью вскопали огород.

На следующие уроки Маргарита Ивановна принесла семена моркови, свеклы, огурцов, укропа. Учительница показывала и рассказывала:

- Вот этой рейкой наметим неглубокие бороздки на грядках. В бороздки засыпем семена. Вот так. Засыплем землей и выровняем.

Так дети засеяли морковь и свеклу. Потом на других грядках были высеяны репа, брюква, укроп, огурцы. Одновременно готовились к посадке картофеля и высадке рассады капусты. Земля под картошку и капусту была размечена. Для посадки картофеля выкапывали в местах соединения линий лунки и закладывали в них по одной картошине и тут же закапывали.

- Летом предстоит окучивать картошку, иначе она сверху будет зеленая - сказала учительница.

Коллективная работа все-таки объединяет. Девочки кооперировались с мальчиками при посадке картошки. Федька, которому было поручено копать лунки для посадки картошки в трех рядках, обратился к Кате Куравиной:

- Если ты не против, возьми ведро, набери полведра картошки и давай вместе садить ее.

- Я согласна! Вместе мы быстрее и лучше сделаем эту работу.

Он выкапывал лунку, держа на лопате землю, а Катя клала в лунку картофелину. Федька засыпал картофелину землей.

Так они довольно быстро высадили картошку на заданном участке. Ободренный работой, смущаясь, Федька сказал:

- Ну вот, Куравина! Мы теперь умеем садить картошку.

Катя вызвалась высаживать рассаду капусты. Федька предложил:

- Я буду помогать тебе.

- Тогда ты делай небольшие лунки, а я буду высаживать Рассаду.

Так они действительно высадили рассаду капусты почти на половине участка, а потом вместе полили места высадки рассады.

К концу учебного года пятый «А» закончил работы на огороде. Осенью намеревались снять урожай. Была создана группа ребят, которая летом должна была ухаживать за огородом. Для обозначения этой части огорода, установили деревянную табличку с надписью — пятый «А» класс.

Сбросив груз школьных обязанностей, после окончания экзаменов, ребята соседских домов решили, как не раз и в прошлые годы, организовать концерт для родителей и жителей этих домов. В этот раз решили сделать сцену перед дровяником двадцать шестого дома. Из различных полотнищ, половиков, старых ковров обозначили сцену.

Больше всех хлопотала Зоя Орлова, с парализованными в раннем детстве ногами, из семьи, в которой, после смерти родителей, она в тринадцать лет осталась старшей с младшим братом и сестрой. Она кричала:

— Ребята! Валька! Вы уже принесли проволоку? Где она?

— Принесли! И проволоку, и гвозди! Где прибивать?

— Натягивайте ее от одной двери к другой. Укрепите двери, чтобы они не открывались.

Алевтина Лапина принесла два старых сшитых покрывала с кольцами.

— Все это надо будет навесить на проволоку. Здесь сцена, а это будет занавес. Выход на сцену из этих ворот.
—
Зоя подгоняла ребят и по программе. Она подозвала к себе Веру - маленькую девочку из семьи новых жильцов квартиры, где раньше жили Ванаксы.

— Покажи, какая у тебя шапочка? Как ты будешь одета? Где корзина? Слова помнишь?

— Да, все есть, все помню.

— Чуть позже зайдешь в этот сарай. Я скажу... Оттуда будет выход. Когда? Объявим.

Бабушку и волка взялся играть Толька Проничев.

- Ну-ка! Проничев! Как ты будешь выглядеть в роли бабушки? А голос? А какой ты будешь волк? Кажется, хорошо! Там, в углу, будет топчан - лежать будешь на нем. Понял?

Впрочем, надо было спешить. Зоя уточнила у Федьки и Вальки программу про пирамиду и акробатические трюки.

- Федька, а где гармонь? Ты принес?

- Она вон там уже стоит. Я буду играть девчонкам.

- Федька, а еще сыграешь при открытии занавеса «Утро красит нежным светом...»

Зоя попросила Нюру Козунину объявить всем, чтобы уже шли на концерт.

Для зрителей были поставлены две длинные скамейки. На них уже сидели тетя Груша Носкова, Нюра Козунина, супруги Бабушкины, Нюра Суслова, Анна Васильевна. Собрались человек двадцать. Многие пришли со своими табуретками.

Ведущей концерта стала Женя Бурцева. По ее команде, Федька, сидя в сарае, громко заиграл широко известную мелодию «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля...» При окончании куплета, Женя Бурцева, быстрым движением открыла занавес, встала в середине сцены и, держа перед собой лист бумаги, объявила:

- Начинаем концерт для родителей силами детей соседних домов. Отрывок из сказки «Красная Шапочка». Выступают: Вера Байдукова и Толя Проничев.

Зоя в это время обратилась к ребятам:

- Слышите, как она хорошо объявляет? А говорила — не сможет!

Красная Шапочка, хоть и не без ошибок, получилась неплохо. Артисты помнили тексты ролей, да и играли интересно. Все им хлопали долго и громко. В рядах зрителей были разговоры:

- Молодцы! Мо-лод-цы! Молодежь у нас умная. Вон сами театр играют. Играют, как настоящие артисты.

Женя объявила:

- Выступают юные акробаты Носковы.
На сцене началось быстрое движение гибких мальчишеских тел в ярких блестящих шароварах и майках. Тут были и перемёты, и кульбиты - длинные и высокие, и подъемы разгибом из положения лежа, колеса, рондаты, фляки. Федька сделал несколько упражнений, в том числе, рондат-сальто. Все было выполнено красиво, пластично, энергично.

Женщины с восхищением смотрели на мальчиков. А у тети Груши сорвалось:

- Это ж надо, а! Ребята-то мои каковы? А! Нюра, ты видела? Теперь поняла, что не напрасно они ходили на гимнастику. Твой-то! Тоже!

Сидя, с упавшим на плечи платком, она вытирала углами платка вспотевшее лицо.

Нюра, сложив ладони вместе и держа их у подбородка, умиленно улыбалась:

- Ну вот видишь, у них не только футбол, хоккей да лыжи! Сашка-то мой, как переворачивается, прыгает, изгибается! Молодцы ребята! — и вытерла платком глаза.

Федька еще выступил со стойкой на руках, на козлах, на которых пилят дрова. Он делал стойку на ровных и разновысоких частях козел. Выступление Федьки всем понравилось. В заключение — пирамида. По бокам — поддержки с низовыми Валькой и Сашкой со стойками по краям. Между этими поддержками был мостик Гоги, на котором стоял на руках Федька с разведенными вверху ногами. Этот номер вызвал явное удовлетворение присутствующих.

Зрители все прибывали.

Женя объявила:

- Выступают братья Проничевы — Глеб и Борис. Юмористический рассказ в лицах.

Их выступление сопровождалось громким смехом и неоднократными аплодисментами.

После этого Федька сел в углу сцены и стал играть на гармони «Барыню». Девочки с веночками из полевых цветов на головах, в ярких одеждах, гуськом выбежали на сцену. Легко и грациозно плясали в высоком темпе, а затем плавно перешли к танцу «Светит месяц». Федька подыгрывал им. И под звуки гармони исполнили две русские народные песни.

В конце концерта все его участники вышли на сцену и под гармонь пропели:

— Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.

Зрители еще долго сидели, радуясь за своих детей. Обменивались впечатлениями. Постепенно стали расходиться.

22 июня 1941 года началась война. Великая Отечественная война - война народов Советского Союза против фашистской Германии.

День выдался теплый, ясный, красивый - голубое небо было чистым и прозрачным. С утра по городу поползли слухи о том, что началась война. Однако, никто толком не знал, что происходит. Женщины соседних домов с волнением собирались кучками во дворах, обменивались информацией, которую имели. По радио передали, что в двенадцать часов будет выступать Молотов В. М. Во дворе двадцать восьмого, у дровяников собралось несколько женщин — они ждали сообщения по радио. В окне флигеля хозяйка дома Елизавета Бурцева выставила круглый радиорепродуктор. Федька, взяв свою маму под руку, стоял, прижавшись к ней. Ему невольно передавались беспокойные рассуждения женщин. Подошла соседка Нюра Суслова и простонала:

- Ой, бабы, что же это будет?! Говорят, это война! Как будем жить?!

Шура добавила:

- Да, чем будем питаться? Наверное будут карточки. Не будет хватать хлеба и других продуктов. Страшно подумать!

Женщины подхватили ее разговор, высказывая разные предположения о трудностях, связанных с войной, особенно — о продуктах питания.

- Ничего, мама, — сказал Федька, - хватит нам хлеба. Помнишь Финскую войну, когда мы получали хлеб в мешочках по нормам? Нам ведь хватало.

- Ты, сынок, еще маленький! Ты еще не знаешь, что такое война. Пусть бы до нас не дошла и чтобы трудностей с хлебом у нас не было.

Из репродуктора громко разносилась речь Молотова В.М., он сделал заявление от имени Правительства. Говорил, что сегодня, в четыре часа утра, Германия вероломно, без объявления войны, грубо попирая акт о ненападении 1939 года, напала на Советский Союз. Подвергнуты бомбардировке города Белоруссии, Украины, Прибалтики. Германские войска вторглись на территорию СССР. Говорил, что эта война потребует сплочения всего Советского народа для ведения борьбы с вероломным врагом. И в заключение заверил: «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!»

После небольшой паузы разговор женщин оживился. К группе озабоченных женщин подошла Павлина Малышева:

- Ой, как же это будет? У нас же всех мужиков заберут! Что делать? Как жить?

У нее в семье было двое мужчин: муж Николай и брат Василий, полтора месяца назад вернувшийся со срочной службы в Красной армии.

- Да, — сказала подошедшая Ольга Климентьевна Озерова, старшая из женщин в двадцать восьмом доме - всех мужиков заберут. Все будет по карточкам. Добра не ждите! Ой, трудно будет!

Женщины еще долго разговаривали о том, что и как будет. Каждая по-своему переживала новый, неожиданный поворот жизни.

Тем временем, на заднем крыльце двадцать восьмого дома, мужчины обсуждали выступление Молотова. Федька, Колька и другие мальчишки окружили их и слушали, что они говорят. Сложив руки на груди, Христофор Суслов сказал:

- Германия сейчас сильная. Она захватила Австрию, Чехословакию, Венгрию, Румынию, Францию, Норвегию... Да, почти всю Европу она захватила! И промышленность всех этих стран работает на нее. Италия - ее верный союзник... Так что война может затянуться. Гитлер давно имел зуб на СССР. Он подготовился к войне... Чтобы с ним справиться нужно много сил.

Не очень задумываясь, Васенчик парировал:

- Ну! У нас Красная Армия тоже сильная. Вот разберутся, что к сему и ... как трахнут! Побежит немец. Еще недели две, самое большее месяц, ну полтора, и покончат с ним.

Покуривая, через подгоревший мундштук, как бы балансируя между этими двумя противоположными мнениями, дядя Миша Озеров сказал:

- Да нет, ребята! Все это гораздо сложнее, чем вы говорите. Боюсь, что война затянется надолго... И всем нам надо к этому готовиться.

- Одно ясно, мужики, - сказал многоопытный и знающий Петр Иванович Житков из двадцать шестого дома, - пришла беда, открывай ворота! Война есть война! Ох, и тяжкие времена, кажется, настают для нас!

В этот день Доброхотовы обедали позже обычного. Сразу после обеда послышался шум, доносившийся из квартиры соседей Малышевых. Павлина — жена Николая, Лиза - жена Василия и мать Павлины и Василия, баба Лида плакали. Иногда громко восклицали. Павлина, всхлипывая, говорила:

- Что же это будет! Вы уйдете, а как мы будем жить? - женщины периодически выходили на кухню, брали какие-то предметы, чистили, мыли их, на ходу бросая упреки мужчинам: - Зачем же вы пошли в военкомат? Ведь можно было подождать, пока вас вызовут!

Лиза говорила своему молодому мужу:

- Вася, как же ты меня оставляешь? Ведь мы только поженились!

На кухне баба Лида плакала:

— Ой, Шура! Николай и Василий уже добровольцами записались на фронт... Завтра идут в часть, и их сразу отправят туда.

— Да, беда! — ответила Шура — Без мужчин будет трудно. И потом... Это же фронт! Опасно! Ой-ой-ой!

— Сердце разрывается! Как же мы без них! Я не выдержу этого! Беда-беда! - убивалась баба Лида.

Мужчины, как могли, успокаивали женщин. Николай говорил:

— Мы не можем сидеть и ждать повестки из военкомата. Если мы, да и другие, будем ждать, то кто же будет драться с немчурой проклятой.

Василий добавил:

— Мы правильно сделали, что пошли в военкомат. Мы — добровольцы, и тысячи таких же других, заставим немца убраться с нашей земли.

В этот первый день войны на улицах, в магазинах, везде, где были люди, они говорили о начавшейся войне. По радио неоднократно повторялось заявление Молотова.

Когда ребята из соседних домов, во второй половине дня, шли по Гасиловской на свое импровизированное футбольное поле, они тоже говорили о войне. Валька Носков, Толька Проничев, Колька Носков сходились на одном, что Красная Армия — самая сильная в мире, и она быстро победит германскую армию. Сашка Шумилов сказал:

— Красная Армия соберет все свои танки, пушки, самолеты... да так даст! Что немцы сразу поймут, с кем имеют дело! И больше никогда не будут нападать на Советский Союз!

Потом дети долго играли в футбол и только поздно вечером ушли домой.

Таким запомнился Федьке этот день - день начала войны.

Утром следующего дня Николай и Василий с вещевыми мешками, в сопровождении своих плачущих женщин вышли на кухню и попрощались с семьей Доброхотовых. Шура пожелала мужчинам:

— Если уж вы едете на фронт, то возвращайтесь быстрее и живыми, и здоровыми. Мы вас ждем.

Василий пошутил:

- А мы так и думаем. Прогоним немца и вернемся к своим женам, — легкость и шутливость его слов как-то не вязались с происходившим.

Затем все Малышевы и Доброхотовы вышли во двор. Непонятно, как получилось, что почти все жители двадцать восьмого дома оказались во дворе. Николай и Василий попрощались со всеми. Все соседи высказывали добрые, напутственные слова. Махали руками, когда они, шагая вдоль по тротуару, удалялись из виду.

Федьку волновали эти трогательные прощальные минуты. Он вспомнил, как недавно дядя Коля приехал домой на «Эгейке», на которой он работал шофером. А когда уезжал, то, увидев Федьку, позвал его: «Садись в машину! Ты давно хотел, чтобы я тебя покатал». Федька сел на мягкое заднее сиденье. Ездили долго по разным улицам города. Федька радостный, со множеством впечатлений вернулся домой. Он вспомнил также, как Василий полтора месяца назад приехал с Кавказа, где он служил в армии. Он привез большой чемодан, полный папирос разных марок в коробках, и угощал всех, кто приходил к ним в гости и соседей. А вот теперь война, и они уходят на фронт.

Русские все-таки большие патриоты своей Родины. С давних времен известно - когда Родине угрожает опасность, они самоотверженно идут на ее защиту. Нет! Они не рассчитывают на какие-то блага, моральные или материальные выгоды. Они жертвуют собой во имя спасения своего Отечества.

Фашистская Германия для нападения на СССР сосредоточила тогда перед границей сто девяносто дивизий. Это пять с половиной миллионов солдат, офицеров, генералов. Эта людская сила, начиненная фашистской идеологией о превосходстве немецкой нации над другими нациями, с задачей — ликвидировать коммунизм, уничтожить первое в мире социалистическое государство, истребить, в основном, славянские и другие народы Советского Союза для захвата земли и, в последующем, мирового господства, была снабжена мощным вооружением:

Танков и штурмовых орудий было 4300;
Боевых самолетов - 4980;
Орудий и минометов - 47260;
Кораблей военно-морского флота - 193.

Такого огромного сосредоточения войск для нападения на одно государство мир еще не знал. Все это войско базировалось на мощном автомобильном транспорте и мотоциклах. Солдаты, большинство из которых закалено боевыми походами, были вооружены автоматами и отлично экипированы. Вся эта армада и навалилась на СССР.

В день нападения Германии на Советский Союз, Венгрия, Румыния, Италия объявили войну СССР и тоже направили войска на его территорию.

Образовался сплошной фронт от Прибалтики до Черного моря.

Приграничные западные военные округа Советского Союза имели к тому времени значительно меньше людской силы и техники.

Мощные бомбовые удары немецкой авиации по городам Советского Союза, военным аэродромам и другим военным объектам, обеспечили немецким сухопутным войскам в первые дни войны успешное продвижение по территории СССР. Используя тактику «клиньев» и окружений, немецкие войска наносили большой урон Красной армии. Отчаянное сопротивление отдельных частей не могло остановить превосходящие силы противника. Были убиты тысячи советских бойцов и командиров. Части из них пришлось отступить. Другие были ранены и взяты в плен. Боевая техника захвачена противником. Большая группа Советских войск была окружена в районе западнее Минска.

Федька, бежавший домой, поздоровался с Христофором и дядей Мишей, сидевшими на заднем крыльце. Христофор остановил его, сказавши:

- Как дела, Федор? Рассказывай.

- Да ничего, все нормально. В школе оценки хорошие, есть и отличные.

- Ну, садись, отдохни, а то ты все бегом да бегом, я вижу. Послушай. - И как бы продолжая предшествующий разговор, Христофор сказал: — Вот уже они в Прибалтике, в Белоруссии и на Украине! Куда теперь попрут?

- Да, прут они. Будто и сопротивления никакого нет. Так что, куда бы теперь ни поперли, все равно плохо дело: хрен редьки не слаще, уголь сажи не белей, - пробурчал дядя Миша.

- Главное, чтоб не пустить их вглубь страны, - добавил Христофор.

Федька внимательно слушал и по-своему, не без злости на немцев, переживал то, что говорили взрослые. Они продолжали беседу, а Федька ушел, потому что его ждали пацаны играть в футбол.

Красная Армия оказалась неспособной к сопротивлению мощному вероломному нападению гитлеровской военщины. Многие части были не укомплектованы, не было достаточно горюче-смазочных материалов, проводная связь была нарушена, а радиосвязью войска не были обеспечены.

Немецкая армия тоже несла большие потери, так как сопротивление Красной Армии нарастало. Главное командование принимало меры к тому, чтобы создать устойчивые линии обороны, предполагая перед ними остановить продвижение противника.

Все это стало известно населению позже, а пока... Пока сообщения по радио и в прессе не давали более- менее четкого представления о том, что происходит на фронте. Было ясно одно — немецкие войска, преодолевая яростное сопротивление Красной Армии, продвигались все дальше вглубь территории Советского Союза. Главное командование, Генеральный штаб в это время принимали все возможные меры, чтобы остановить фашистские полчища, чтобы собрать силы для оказания надежного сопротивления германской военной армаде, и заставить врага отступать.

В свою очередь, Правительством принимались меры к организации Советского народа в условиях войны. Двадцать четвертого июня 1941 года был создан Совет по эвакуации. Началась организованная эвакуация людей и промышленных предприятий из западной части страны на Восток. Налаживалось партизанское движение в тылу врага.

Перестраивалась на военный лад вся промышленность.

Двадцать шестого июня был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время». Рабочие переводились на одиннадцатичасовый рабочий день с шестидневной рабочей неделей, без отпусков. Рабочие закреплялись за предприятиями. Партией был брошен клич к народу: «Все для фронта, все для победы!»

Тридцатого июня 1941 года был создан Государственный Комитет Обороны, который принял на себя всю полноту власти по организации Советского народа для борьбы с врагом. Верховным главнокомандующим стал Сталин И. В.

В первые дни войны появилась сильная, мобилизующая, призывная песня «Священная война». Обычные слова, построенные поэтом Лебедевым-Кумачем в рифмованные ряды, зазвучали будирующе. Они набатом звали к сплочению, к борьбе с заклятым врагом:

— Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой.
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой.

И не менее сильно...

Пусть ярость благородная ,ц. Вскипает, как волна, -

Потому что...

Идет война народная,
Священная война!..

Четкая маршевая музыка А. Александрова усиливала слова, делала более мощной поступь народа с его правым делом. В исполнении хора ансамбля Красной Армии, песня звучала так, что, когда человек вслушивался, сопереживал — мурашки бежали по его телу. Люди воспринимали эту песню, как боевой гимн Советского народа военного периода. Песня звучала по радио много раз в день:

— Не смеют крылья черные Над Родиной летать.
Поля ее огромные,
Не смеет враг топтать.

И...

Пусть ярость благородная Вскипает, как волна, —
Идет война народная,
Священная война!

С началом войны была сломана нормальная, отрегулированная, размеренная жизнь советских людей. Люди неожиданно оказались, как бы в новой жизни — непривычной, чуждой, страшной. Война всех застала врасплох. Спокойно оценивать такое огромное несчастье люди не могли. Особенно тяжело было тем, которые жили в западных приграничных районах и областях. Им первым было суждено услышать внезапный истошный рев самолетов, оглушительные раскаты взрывов бомб и снарядов, увидеть первые жертвы войны, испытать чувства растерянности и страха, боязни за жизнь, ужаса паники. Им пришлось первыми, после бойцов Красной Армии, увидеть захватчиков на своей земле.

На территории, к которой упорно приближался враг, людей одолевала неразбериха, они понимали, что надо уходить, убегать, уезжать от врага. Но как и куда? Неизвестно. Что взять с собой? Как оставить все, что нажито за многие годы жизни? В страхе, в панике, разными путями, захватив иногда не главные, а второстепенные вещи, с чемоданами и рюкзаками, удалялись они дальше от фронта, направляясь вглубь страны. Кто к родственникам, кто к знакомым, а кто - в неопределенность. Оставались только те, что, в силу разных причин, не мог уйти.

Люди в более глубоком тылу были обеспокоены неизвестностью - как поведет себя враг, какие еще территории он захватит. Не дойдет ли до глубокого тыла? Война тоже поломала их жизни тем, что из семей ушли отцы, мужья, братья, сыновья. И было немало дум про то, что они никогда не вернутся. Людям тяжело было смотреть на оскалы пустеющих полок магазинов.

Нашим войскам, несмотря на теперь уже более организованное сопротивление, остановить врага не удавалось. И к десятому июля 1941 года фашистские войска местами прошли территорию СССР до шестисот километров. Они захватили Латвию, Белоруссию, часть Украины.

Серьезными были наши потери в живой силе и технике.

По сводкам Совинформбюро поступали, с болью воспринимаемые людьми, сообщения о том, что: «...После упорных боев, наши войска оставили город...» — и при этом назывались крупные города и железнодорожные узлы.

В первые месяцы войны радио и газетная пресса города настоятельно рекомендовали населению принимать меры безопасности в условиях войны. В связи с этим, стекла окон всех домов были оклеены белыми лентами бумаги, как правило, крестами и параллельно. Это на случай возможной бомбежки. Оклеивание должно было обеспечить сопротивление стекол ударной волне. Каждая семья должна была не допустить проникновение света из квартиры наружу. Поэтому на каждом окне в помещениях квартир были навешаны рулоны черной бумаги, шире окон, которые в вечернее время опускались на окна. Причем, требования к светомаскировке были весьма строгими. За факты нарушения светомаскировки, которые устанавливались милицией, виновных штрафовали.
Светомаскировка применялась везде: на предприятиях, в магазинах, на улицах, на всех видах транспорта.

В первые же недели начала войны по Набережной Свободы заметно увеличилось движение воинских частей, которые, как было понятно, направлялись на фронт. Почти каждый день бойцы и командиры неровным строем тянулись к вокзалу от Красных казарм на левом берегу реки Вологды, где был расположен двадцать восьмой стрелковый полк и другие воинские части, на базе которых теперь формировались части, отправляемые на фронт. Бойцы были одеты и обуты во все новое, вплоть до обмоток. Со складками шинелей через плечо и с противогазами, они несли ручные пулеметы и винтовки, катили пулеметы «Максимы». Лица солдат были строгими, но не печальными. Мужчины не хотели показать провожавшим их взглядами людям, свои волнения и переживания. Понимали, что идут на войну, а вернутся или нет неизвестно.

На лошадях, запряженных по несколько пар, транспортировались пушки разных калибров.

В город стали приезжать и уезжать из города многие военные из числа врачей, военных юристов, технических специалистов, политработников. Все они проходили по тротуару Набережной Свободы мимо двадцать шестого и двадцать восьмого домов. Наверное, в связи с этим и завязался однажды разговор между пацанами о том, что в разных местах города и на железнодорожном вокзале другие мальчишки чистят военным сапоги и получают деньги.

Это привлекло внимание Федьки. Он обсудил с Колькой Носковым, как делается ящик. Потом в своем сарае Федька смастерил ящик из фанеры, вырезал из куска дерева подставку для ноги в обуви, прибил ее к верхней плоскости ящика. Покрасил ящик в синий цвет. Получилось вполне крепкое, довольно приличное устройство для чистки обуви. Это устройство пацаны называли «Шарманкой». Собрал две щетки с длинным густым ворсом, помазок и банку черного гуталина - это Для чистки черной обуви. Такой же комплект подобрал для чистки коричневой обуви и большую красивую бархотку, которую отрезал от старого покрывала. Все это уложил в ящик.
Немного стесняясь соседей, но при одобрении дворовых ребят, вышел Федька первый раз на улицу и сел на подставку, перед парадным крыльцом, выставив перед собой ящик для чистки обуви вплотную к бортику тротуара. На первой лесенке крыльца сели Колька и Гога Носковы, Глеб и Борис Проничевы, они как бы сочувствовали в этом новом деле. Вскоре появился и первый клиент. Это был веселый человек - старший лейтенант медицинской службы. Он с улыбкой обратился к Федьке:

— Ну-ка, мастер, наведи блеск моим сапогам. Да так, чтобы блестели, как котовы яйца, — и поставил ногу на ящик.

Все присутствующие рассмеялись.

Дальше все просто. Федька специальной щеткой, ловким движением смахнул пыль с сапога. Помазком покрыл сапог тонким слоем гуталина и сказал:

— Поставьте, пожалуйста, теперь другую ногу.
—
Пока первый сапог подсыхал, Федька обработал второй. Все получилось удачно. Веселый клиент рассказывал разные смешные истории. Вернувшись к первому сапогу, Федька взял две щетки в руки и, начиная с носка далее к заднику и по голенищу, поочередно, взмахивая щетками, довел сапог до блеска. Затем проделал то же с другим сапогом. Заключительной операцией было применение бархотки. После легких касательных движений бархоткой, сапоги заблестели так, что Федька увидел в них свое отражение. Довольный старший лейтенант сказал:

— Ну спасибо, малец! На тебе двадцать копеек. Теперь я спокойно поеду на фронт. - И пошел в сторону вокзала, махнув рукой.

Борис Проничев подметил:

— Ну вот! Есть на четыре порции мороженого.

Сидевшие ребята и любопытные соседи, подошедшие к ним, одобрительно улыбались и хвалили Федьку:

— Так ты ведь, как будто учился на чистильщика-то! Ловко у тебя все получилось первый раз!

Довольный Федька спрятал свой первый заработок подальше.

Вдруг Глеб сказал:

— О! Вон, смотрите! Валька Носков и Сашка Шумилов тоже вышли с ящиками.

И все увидели у парадного крыльца двадцать шестого дома, что Валька и Сашка уже чистят сапоги своим клиентам. Все пацаны, кроме Кольки, убежали туда.

Выходившие из двора соседи по-разному оценивали новое занятие Федьки. Алевтина Лапина не одобрила, мол, это не для школьников, а дядя Миша Озеров сказал:

— Ничего! Труд делает человека человеком и облагораживает его. Так что, Федя, так держать!

К Федьке подошел военный юрист с двумя шпалами в петлицах...

Теперь чистка обуви стала для Федьки повседневным занятием. Он будто ходил в школу или на работу. Чистил обувь споро и весело, при этом нередко напевал: «Чищу, мараю, Подметки отрываю, Новые прибиваю...», размахивая щетками в такт песни. Этим он привлекал клиентов. Желающих чистить обувь оказалось достаточно, каждый давал двадцать, тридцать, а то и пятьдесят копеек. Другие давали табак, а иногда - хлеб. Федька к этому времени покуривал, так что табак принимал. Получение хлеба оценивал, как желанный подарок. В семье к этому времени были уже заметные затруднения с хлебом. До глубокой осени 1941 года Федька был чистильщиком обуви и приносил в дом полезные доходы.

По истечении, примерно, двух недель после начала войны, в город стали прибывать эшелоны с ранеными.

Однажды Валька Носков во дворе своего дома возбужденно сказал ребятам:

— Вот только сейчас иду с вокзала. Там, елы-палы, сам лично видел, прибыл поезд с ранеными, их выгружают из вагонов и везут в город. Много машин скорой помощи, автобусов.

А ребята уже заметили, что по Набережной к школе номер тридцать три и к школе номер десять, где учились многие из соседских ребят, стали подвозить раненых. Эти школы теперь были приспособлены под военные госпитали.

Через забор, оставшийся после строительства школы, ребята наблюдали, как выгружали раненых из машин: кого-то несли на носилках, кого-то катили на каталках, кого-то провожали, поддерживая под руки. Все они были в бинтах с красными пятнами. Машины подъезжали одна за другой. Раненых было много. В дальнейшем санитарные поезда прибывали в город раз в десять дней.

В теплые, летние дни многие раненые группами выходили на солнечную сторону здания госпиталя, смеялись, подначивая друг друга, курили. Пацаны с Набережной через забор близко рассматривали раненых: руки некоторых из них были в гипсе по форме крыла самолета на подпорках, у других - накладки вокруг шеи, на ногах. У одного была почти полностью забинтована голова с открытыми местами для рта, носа и глаз. Многие были на костылях.

Ребята каждый день находили время для наблюдения за ранеными и общения с ними. Среди раненых особенно выделялась большая группа молодых мужчин-москвичей. Они слажено пели разные песни, в том числе и блатные, под гитару, на которой играл раненый в голову Вася Поленов. Он виртуозно владел гитарой. В процессе игры переворачивал гитару в разных направлениях, крутил ее вокруг себя, в такт песни колотил по задней стенке корпуса, не нарушая при этом песенных аккордов.

Иногда раненые обращались к ребятам с просьбами. Один из них принес пачку моршанского табака, дал ее Герке Наумову и сказал:

— Ты, малый, вот что! За этот табак принеси молока и конфет-подушечек. Знаешь? Я здесь бываю каждый день... Ты меня знаешь... Меня зовут Иван из Тульской области.

Герка взял пачку табака и все ребята, отпрянув от забора, стали обсуждать:

- Как быть Герке? Где взять молоко? — решили — в обмен на табак молоко попросить у Кузмичей, а сделать это поможет Герке Федька.

На следующий день Герка передал Ивану литровую бутылку с топленым молоком.

В другой раз раненый по фамилии Гвоздев, сказал ребятам, что у них нет бумаги для писем:

- Если у вас есть возможность, принесите бумагу и пару химических карандашей.

Пацаны тут же отправились домой и принесли сразу несколько тетрадей и карандаш. Федька принес две ученические тетради в косую линейку и два конверта. Все это передали раненым. Через несколько минут Гвоздев передал Вальке Носкову две пачки махорки Гродненской. Хоть пачка махорки до войны стоила тридцать пять копеек, сейчас эти две пачки можно было обменять на четыреста грамм хлеба.

Ребята пошли на чердак в свой штаб и на сходке решили отдать одну пачку дяде Коле Бабушкину, соседу Носковых, а вторую - дяде Мише Озерову.

Раненые из госпиталя в тридцать третьей школе старались поддерживать связь с ребятами и иногда давали им более ответственное задание, например, купить водку за данные ими деньги. По просьбе раненых пацаны приносили питьевую воду, потому что им было трудно подниматься на второй- третий этаж. Ребята эти задания выполняли.

С первых дней войны начались затруднения с хлебом. В магазины хлеб завозили гораздо реже и в меньших количествах, чем раньше. Проезжавшие по улицам машины с хлебом, вызывали обостренное чувство удовлетворения от удивительно приятного запаха свежего ржаного хлеба. За хлебом образовывались огромные очереди. Когда в магазины привозили хлеб, люди толпами штурмовали их. В очередях хлеб получали чаще всего сильные и упорны люди, другим его часто не хватало. Федька и его товарищи все-таки умудрялись добывать хлеб. Эти трудности, при которых речь шла о Жизни и смерти людей, продолжались, как до карточной системы, так и после ее введения.

В городе было неспокойно — мужчины ждали повесток. Все волновались, пытаясь наладить свои домашние дела.
Как-то за ужином отчим Федьки Василий Семенович, на вопрос жены ответил:

- Меня не возьмут. Я на брони.

Вести с фронта были неутешительными — наши войска продолжали отступать.

В конце августа девчонки двадцать восьмого дома разнесли слух о том, что Женя Бурцева со своей мамой собираются идти на болота, где в большом количестве растет брусника. Это километрах в восемнадцати от города на северо-запад.

Утром назначенного дня у дома Бурцевых собрались дети из близлежащих домов, человек четырнадцать. Среди них оказались маленькие дети. Вышедшая из дома Елизавета Бурцева сказала:

- О! Сколько вас собралось! А ведь идти-то далеко! Маленьким будет очень трудно. И малыши пойдут тогда, когда немного подрастут.

Тут же она положила руку на плечо каждого, кого она берет с собой. Отобрала восемь человек, которые и пошли вместе с ней в дальний поход.

По Комсомольской вышли за город. Пошли по лесистым холмам, пересекли железную дорогу, а там снова - то по холмам, поросшим сосновым лесом, то по выгоревшей от солнца траве. Шли долго. На их пути, на ровной местности стали появляться кочки. Кочек становилось все больше. Вдали до самого горизонта и, казалось, бесконечно далеко в стороны, в лучах солнца, в голубоватой дымке простиралась неровная поверхность земли, как-то по-особому, темно-зеленая.

Дети, балуясь, прыгали с кочки на кочку и спрашивали Елизавету Бурцеву:

- Когда же будет болото и ягоды?

- Вот, видите, на некоторых кочках маленькие кустики, а на них по несколько ягод. Это и есть брусника.

- А там дальше, ягод будет больше. Там мы их и наберем.

Ребята оживились, стали быстрее прыгать по кочкам, ноги их соскальзывали с поросших мхом кочек и утопали в мягком, мокром мху. Между кочками на поверхности земли стало появляться все больше воды. Босым ребятам было проще, а тем, кто были обуты, пришлось снять обувь. По мере продвижения вглубь болотного массива, все на большем количестве кочек дети находили ягоды. Вот, кажется, и ягодное место - на большинстве кочек брусники было так много, что ее можно было брать горстями. Брусника - крупная, в меру сладкая, сочная, вкусная; с одной стороны желтая, с другой - красноватая ягода. Некоторые дети стали набирать ягоды в корзины, другие, которых большинство, с удовольствием ели эти свежие плоды природы. Ступая между кочками по щиколотки в воде и, прыгая по кочкам без ягодных кустов, ягодники продвигались дальше, восторгаясь щедростью природы. Ягод было очень много.

Вдруг раздался шум и тревожные голоса ребят. Колька Носков сказал:

- Я смотрю, Гога прыгнул на кочку. Нога его соскользнула и он... бац! упал прямо в воду. Ой! Он весь промок!

В это время Гога, пыхтя, вставал, держа корзину в руке вверх.

Борис Проничев подметил:

- Ты смотри, а корзину-то с ягодами удержал! Во, молодец!

Все подошли к Гоге, который снял рубашку, а Колька старательно выжимал из нее воду. Кто-то из ребят помогал Гоге выжимать штаны прямо на теле.

Ягодники еще долго ходили по болоту. День перевалил на вторую половину и кое-кто из ребят уже интересовался, не пора ли собираться домой. Чувствовалось, что им уже надоело ходить по болоту. В это время Федька и другие дети вдруг увидели, что Зина стоит и плачет, вытирая рукой слезы. Оказывается, она только что уронила корзину, и ягоды высыпались в воду. Подошедшим она рассказывала:

- Я поставила корзину на кочку, случайно задела эту кочку ногой, и корзина упала.

Ребята успокаивали ее. На лице Зины были грязные подтеки. Но потом все решилось просто. Ягод на кочках было достаточно, и ребята быстро набрали в Зинину корзину ягод даже больше, чем у нее было раньше.

Вскоре Елизавета Бурцева вдруг сказал:

- Ну так, ребята! Все наелись ягод? Набрали корзины? Все довольны походом?

- Да... да... да...! - не в лад ответили дети.

- Тогда идемте ближе к дому. На сухом месте покушаем у кого что есть.

Когда, выйдя из болота, усаживались кушать, Федька сказал:

- Я так наелся ягод, что у меня саднеет во рту, и есть я уж ничего не хочу.

Гога и Глеб вместе воскликнули:

- И я тоже! И я тоже!

На обратном пути у детей уже не было такой резвости, как в начале похода. Они устали. Шли вяло, но все были довольны походом и тем, что несли домой полные корзины ягод.

Потом еще долго вспоминали этот поход за брусникой.

Но уже два месяца шла война. Она проявляла себя во всем и вся. За ходом ее внимательно следили и пацаны с Набережной. О чем бы ни говорили, собравшись на чердаке в доме Кондыревых, они возвращались к разговору о войне. Толька Проничев говорил:

- Немцы хотят захватить Ленинград и уничтожить его. Там же много исторических ценностей! Хотят вывезти их... Они ведь окружили Ленинград, и теперь в город нельзя ни въехать, ни выехать. Это называется блокада... Как там будут люди жить?

Валька Носков высказал свое мнение:

- Немчура проклятая рвется к Москве, и уже не очень далеко от нее. Но наши Москву не отдадут. Это же столица! Туда бросят все силы...

Толька добавил:

- На Украине сейчас тяжелое положение тоже. Немцы продвигаются все дальше вглубь страны.

Сашка Шумилов высказался так:

- Немцы дошли почти до Ростова. Вон как далеко они уже зашли! Но Красная Армия все сильнее сопротивляется немцам.

- Ой, быстрей бы уж их остановили! - подхватил кто-то из ребят.

Толька Проничев добавил:

- На захваченных территориях немцы издеваются над людьми: многих убивают, отбирают имущество, продукты, уничтожают целые деревни.

Видимо, невеселые разговоры мальчишек о положении на фронте навеяли на них пение грустных песен Кто-то потихоньку начал выводить:

- Глухой, неведомой тропою
В сибирской, дальней стороне...
Бежал бродяга с Сахалина...

Песню подхватили все. Потом пели другие песни, но в их детских душах все-таки таилась главная тема - война. Они запели: «...Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...» Вспомнили песни гражданской войны о Щорсе, о Чапаеве. Неожиданно Федька сказал:

- Я смотрел кинофильм «Чапаев» шесть раз.

- А я - восемь, — сказал Сашка Шумилов.

- А я, - подхватил Колька Носков, — тоже шесть раз смотрел.

Глеб и Борис Проничевы, оказывается, смотрели этот фильм по семь раз. Ребята стали вспоминать отдельные эпизоды, стало понятно, что они точно запомнили все сцены из этого фильма. Сашка Шумилов сказал:

- Помните, как там хитрый деревенский мужик - его Чирков играет - говорит: «...Белые пришли — грабють. Красные пришли... то-о-же немножко гра-абють...»

Тут Колька Носков перебил:

- Так тогда Чапаев велел найти грабителей, и одного расстрелял.

В разговор вступил Валька Носков:

— Елы-палы! А как Петька спрашивает Чапаева: «Василий Иванович, а вот в мировом масштабе вы смогли бы командовать армией?» А Чапаев говорит: «Мог бы, Петька, мог бы! Только надо малость подучиться».

Потом ребята заговорили о том, что до войны в кинотеатры им. Горького и «Искра» они ходили часто — каждый выходной день и в будние дни. Не пропускали ни одного нового фильма, а некоторые из них смотрели по несколько раз. Вспомнили фильм «Путевка в жизнь». Гога Носков и Борька Буренин запели:

Мустафа дорогу строил,
А жиган по ней ходил.
Мустафа Жигана продал
И Жиган его убил.

А потом Гога встал и, приняв картинную позу, сказал:

— Ой, яблоцка хотца!..

Глеб Проничев повторил:

— Яблоцка хотца!..

Незаметно перешли к фильму «Трактористы», который, как выяснилось, все смотрели по несколько раз. А Сашка Шумилов быстро встал и, подражая герою фильма, вперевалку, пританцовывая, пошел по полукругу, напевая:

Здравствуй, милая моя,
Я тебя дождалси.
Ты пришла — меня нашла,
Я и растерялси.

— Это же, помните? Так артист Олейников перед Крючковым выкаблучивался, когда тот пришел в бригаду трактористов.

Витьке Носкову понравилось, как плясал Крючков: быстро, четко и красиво. Как он вышел перед Олейниковым и пропел: «...А ты и растерялси...» И он повторил Крючкова в фильме, как мог.

Все рассмеялись.

Вспоминали и другие фильмы — «Сердца четырех», «Танкисты».

Но в конце снова вернулись к разговору о войне.

Перед началом учебного года на крыльце школы номер десять, где в это время был военный госпиталь, появилось объявление о том, что учащиеся пятых, шестых, седьмых классов с первого сентября 1941 года, должны идти в школу номер шесть на улице Герцена. Так, ребята с Набережной оказались в другой школе. Федька с Колькой Носковым учились во вторую смену.

Учителя были из десятой школы, но были и новые, незнакомые.
Г
- Ребята, на днях я была на нашем огороде нашей десятой школы, — так начала урок ботаники в шестом «А» Маргарита Ивановна, — в здании школы сейчас, вы знаете, — военный госпиталь. Вы помните, весной мы выделяли бригаду для ухода за огородом, но начавшаяся война поломала наши планы... Уход за огородом приняли на себя раненые. И мне кажется, они справились с этим очень даже хорошо. На огороде выросла прекрасная морковь, свекла, капуста, огурцы, картофель. Да такие! Что хоть на Московскую сельскохозяйственную выставку. Оказывается, овощи добавляют в пищевой рацион раненых, и это заметно помогает им в выздоровлении. Главное, мы теперь научились сеять и высаживать овощи и картофель. Земля, которую мы обработали и удобрили, хорошо плодоносит и... семена у нас были прекрасные. Вы довольны?

- Да... да... да... - ответили дети.

- Это вам пример применения ботаники на практике.

Дети испытывали гордость за себя и свои практические опыты по ботанике с использованием агрономии.

Федька заметил, что учеба в школе с первых дней у него как-то не складывалась. Он не мог приспособиться к этой новой школьной обстановке.

В один из первых дней сентября, когда должна была работать акробатическая секция, ребята с Набережной решили пойти на занятия акробатикой. Федька, Колька Носков, Толька Проничев, Юрка Голубев, Витька Зенков, учившиеся во вторую смену, Ушли с последних уроков и вместе с другими ребятами пошли в клуб КОР. В секции не было обычного духовного подъема — чего-то не хватало. Их не встречал, как обычно, тренер Иван Петрович и ребята это сразу заметили. Вскоре выяснилось, что Ивана Петровича призвали в Красную Армию, и он ушел на фронт. Секцией на общественных началах взялись руководить два взрослых парня — Володя и Кузьма. Занятия должны были продолжаться. В раздевалке Володя подошел к ребятам:

— Новые коричневые шаровары для вас, вы знаете, лежат в тренерской комнате. А вот эти красные шаровары Иван Петрович велел раздать каждому из вас, чтобы вы в них тренировались.

Ребята оценили заботу о них, ушедшего на фронт тренера и они с гордостью носили эти шаровары и продолжали посещать акробатическую секцию.

Новые руководители секции на тренировках придерживались порядка, установленного ушедшим тренером - Иваном Петровичем. Так что разминки и тренировки проходили активно и с пользой для дела. На первом занятии они восстановили физическую форму и выполняли все упражнения, которые делали в конце прошлого учебного года. Ребята почувствовали новый прилив сил. Но шла война, и после нескольких посещений секции акробатки, ребята с Набережной поняли - секция распалась. И связано это было с тем, что руководить ею было некому. В школьные кружки авиамоделей, столярный и железнодорожный ребята продолжали ходить.

Середина сентября выдалась теплой и сухой.

Сегодня у соседей Малышевых страшный день — почтальонша принесла сразу два извещения о гибели на войне обоих мужчин этой семьи — Николая и Василия. Находясь в своей квартире, Павлина, Лиза и баба Лида рыдали, временами вскрикивали, голосили о безутешном горе, об уходе их любимых мужчин из жизни. Женщины, обращаясь неизвестно к кому, спрашивали:

- Дорогие наши, зачем же вы ушли от нас - погибли? Ведь вы недавно были с нами! На кого же теперь вы нас оставили?! Как же мы теперь будем без вас жить? Кровиночки вы наши родные!

Павлина убивалась:

- Коленька, родненький! Как же теперь без тебя будет расти наш сын? Ой, ой, ой! Будь проклята эта война! Будь проклят этот Гитлер! Нет ему прощения! Боже, какое горе!

- Я этого Гитлера задушила бы собственными руками! Он забрал у нас самое дорогое - наших мужей. Не будет ему удачи! — кричала Лиза.

Доброхотовы сопереживали со своими соседями их горе, сочувствовали им. И, чтобы не мешать им в этот тяжелый период, вышли из дома во двор. Собравшиеся соседские женщины печально говорили о страшном горе семьи Малышевых. Сочувствовали им. Высказывали солидарность с женщинами этой семьи.

- Это же страшно! - сказала Нюра Суслова. - Две похоронки в одной семье, в один день! Как они переживут это? Горе, горе!

Зинаида Наумова добавила:

- Не прошло и трех месяцев, как они погибли. Ой, горе! Они ведь ушли добровольцами на второй день войны! Что сделаешь? Тут и помочь ничем нельзя. Война.

Некоторое время Шура как-то стеснялась смотреть в глаза Малышевым, ведь ее муж на фронт не пошел — находится дома. Правда, она знала и другое — Василий Семенович пытался уйти на фронт, но в военкомате его не взяли и разъяснили, что на специалистов предприятий министерства путей сообщения распространяется бронь.

В стороне от завода ВПВРЗ за городом была выделена земля под огороды жителям города. Получила участок земли и Агреппина Дмитриевна Носкова. В мае семья Носковых высадила картофель на всем своем участке. Потом тетя Груша окучивала ее.

В середине месяца довольно сильно «сентябрило» — так говорят жители Вологды о холодном периоде косых дождей в сентябре. А вот теперь, в конце месяца установилась хорошая погода, и как-то в субботний день после уроков, когда шли домой, Колька сказал Федьке:

- Завтра выходной день и мы идем копать картошку. Будут ребята Проничевы, пойдет Сашка Шумилов, Полино, Борька Буренин, а ты пойдешь с нами? Будем есть печеную картошку, — и показал кулак с оттопыренным большим пальцем руки.

- Конечно, пойду!

- Тогда приходи завтра с утра. Если есть - возьми лопату.

Сначала работа шла бойко. Одни копали, другие разводили костер, поддерживать горение которого было трудно. Ходили за остатками дерева к заводу, а это довольно далеко. Потом менялись. За короткое время накопали три мешка картошки, но все больше ребят тянуло к костру — там пеклась картошка. Сказалось неумение печь картошку в костре - не дожидаясь готовности, вынимали обгоревшую, еще непропеченную картошку, да так и ели ее, обжигаясь. С запачкаными руками и лицами, глядя друг на друга, ребята смеялись и шутили, продолжая есть эту обгоревшую картошку. Валька Носков кричал:

- Ребята, елы-палы, вы скоро всю картошку съедите! А копать кто будет?' — он как старший их всех ребят чувствовал ответственность перед матерью и как мог организовывал копку картошки. — Идите помогать... Скоро темнеть будет.

Работа оживилась. Вскоре было накопано уже пять мешков.

Костром руководил Колька. Он посылал ребят добывать дерево для костра, он же отвечал за печение картошки - вынимал ее из костра, раздавал ребятам, укладывал в костер сырую картошку. Распоряжался солью и водой, которую предусмотрительно взял с собой.

К концу дня выкопали остальную картошку. Всего наполнили восемь мешков. Теперь можно было бы подождать, когда догорит костер. Кто-то внес предложение:

- Когда потухнет костер, в горячей золе напечем картошки.

Но, к великому огорчению ребят, Валька сказал:

- После драки кулаками не машут!

Начинало темнеть. Как раз в это время подъехала подвода, на которую надо было погрузить мешки. Ребята разделили между собой последнюю печеную картошку и, разбросав остатки костра, медленно пошли домой вслед за нагруженной подводой. Хоть мальчишки и устали, у всех было хорошее настроение.

Факт заготовки картошки, на первый взгляд, незначительный, но для семьи Носковых он обозначал, что они теперь обеспечены едой на зиму.

На следующий день, когда Федька с Колькой шли в школу, Федька заметил, что возле пешеходного моста, посаженная переселенцами картошка еще не выкопана. Он быстро прокрутил в голове: «Последние дни сентября, скоро дожди и морозы. Если не сегодня, то завтра картошку могут убрать, поэтому сегодня же, когда стемнеет, я накопаю картошки и понесу домой». Кольке об этом он ничего не сказал.

Вечером, когда стемнело, зашел на этот огород издалека по самому краю берега Золотухи, прижавшись к земле, залег в борозде, и с края огорода, руками взрывая землю, - она была удивительно рыхлой — вынимал по очереди из-под кустов клубни и ложил себе под рубашку на животе. Так он набил вокруг своего живота и боков несколько килограммов картошки. Нет, он не боялся и не оглядывался, ему нужно было добыть пищу для себя, матери, для семьи. Обратным путем он вышел на тротуар и пошел домой. Федьке не было стыдно за этот поступок, он рассуждал так: «Я взял от многого немножко».

А картошка пригодилась - она помогла семье прожить два дня.

В один из выходных дней Федька с Колькой ходили в центр города - надо было купить кое-что из канцелярских принадлежностей. Ходили тогда по городу долго и из любопытства прошли мимо электростанции на Красный мост. Это был один из трех металлических мостов на бетонных быках через реку Вологду в пределах города.

Выйдя на середину моста, на левую его пешеходную сторону, ребята впервые в своей жизни внимательно посмотрели на реку, давшую название их родному городу. Федька сказал:

— Там начинается Вологда, — показывая рукой вдоль русла реки. — Ширина реки в этом месте около девяноста метров...

- Вон красные казармы! — перебил Колька, указав на берег справа. - Видишь?

- Вижу. Казармы стоят на низком берегу. Когда Вологда разливается, дома подтапливаются водой... А вон, видишь, купалка? Мы ходим туда купаться.

Потом ребята рассуждали о деревянном трамплине - на правом высоком берегу реки, сделанном для прыжков на лыжах. Увидели часть стены Вологодского Кремля и большого собора с золочеными куполами.

Колька подсказал:

- А вон слева, тыльная сторона базара. Там широкие ворота для проезда автомобилей и подвод.

Ребята перешли на другую пешеходную сторону моста, и им снова открылись просторы реки, пересекаемые двумя металлическими мостами.

- Теперь у нас правый берег - справа, левый — слева. Здесь близко городская электростанция, за ней - устье реки Золотухи, — сказал Федька.

- А дальше, видишь, городская поликлиника, магазины, жилые дома. Все стоят задними сторонами к реке, - добавил Колька.

- Постой, — перебил Федька, — там, за мостом - пристань. Видишь пароходы? Вон трехпалубный пассажирский.

- Нет, это двухпалубный!

- Ну, может быть! А вон плывет буксир.

На левом берегу были видны двух-трехэтажные кирпичные дома. И далеко-далеко - завод «Северный коммунар», дальше - легкая голубоватая дымка, куда удаляется река Вологда.

- Ты знаешь, что Вологда впадает в реку Сухону, а Сухона - в Северную Двину, а та течет в Белое море?

- Конечно, знаю, - ответил Колька, - мы ведь это проходили по географии, и я на карте видел.

Удовлетворенные, полученными новыми познаниями о своем городе, ребята поняли: как странно, что до сих пор их интерес к родной реке был связан только с тем, как пробраться на купалку с вещами под мышкой и выкупаться. И до сих пор они видели все на реке только в пределах купалки. Колька еще вспомнил:

- А зимой, когда река замерзает, она становится дорогой, и по ней ездят на лошадях.

- Прыжки с трамплина на лыжах видел? - спросил Федька.

- Видел, но мало, - с сожалением ответил Колька.

- А ведь хороша Вологда-река! - почти торжественно сказал Федька.

Близился вечер. Похолодало, и пошли друзья-приятели домой.

Совинформбюро каждый день приносило неутешительные сообщения о сосредоточении немецких войск в направлении на Москву. Тогда все понимали, что допускать гитлеровские войска в столицу-Москву нельзя и рассчитывали, что Красная Армия Москву противнику не отдаст.

После окружения Ленинграда, немецкие войска на этом участке фронта перешли к обороне, продолжая обстреливать Ленинград тяжелой артиллерией и бомбить его. Высвободившиеся войска, гитлеровское командование направило для наступления на Москву. На большом участке фронта, в октябре 1941 года было сосредоточено огромное количество немецких войск и техники. В результате кровопролитных боев, в середине октября германские войска продвинулись к Москве на двести тридцать — двести пятьдесят километров и местами оказались недалеко от столицы.

Москва переведена на осадное положение. Все силы Красной Армии и тыла направлены на оборону Москвы. Однако и в ноябре Красная Армия еще не имела достаточно сил и с большим трудом противостояла фашистским войскам, которые продолжали приближаться к Москве.

В результате огромного труда военного командования, бойцов, командиров Красной Армии, партизан и тружеников тыла только в декабре удалось потеснить немецкие войска, рвавшиеся к Москве, и местами отогнать их на сто тридцать километров. Это был первый успех Красной Армии при обороне Москвы, который оценен всем миром, и в последующем получил свое успешное развитие.

Пацаны с Набережной слышали, что в Москве принимаются меры к переезду правительства в город Куйбышев, что Сталин, как верховный главнокомандующий, туда не переедет, а останется в Москве, и будет продолжать руководить обороной страны.

Собираясь вместе, ребята наперебой убеждали друг друга, что Москву не сдадут, приводя свои более или менее убедительные доводы.

Однажды в ноябре Колька, Витька Носковы и Федька собрались в квартире у Сашки Шумилова. Витька в пылу заявил:

- Я хоть сейчас готов ехать на фронт, чтобы помочь Красной Армии.

Все задумались. После небольшой паузы, Сашка сказал:

- А я уже давно думаю об этом и собирался один ехать на фронт, я даже отложил несколько сухарей в дорогу и приготовил вещмешок.

Колька Носков и Федька заявили, что они готовы ехать на фронт. Федька проговорил:

- Поедем московским поездом в Москву, но до этого надо собрать сумку с продуктами. Я могу взять немного хлеба, картошки и небольшой кусок сала.

Колька пообещал:

- Я возьму хлеб и пару килограмм сырой картошки. Там сварим.

Тут же решили — завтра едем.

Приготовления закончили быстро. Все уложили в Сашкин вещмешок и на следующий день в середине дня отправились на вокзал, ничего никому не сказавши. Но все оказалось не так просто.

Агриппина Дмитриевна обнаружила, что от спрятанного ею хлеба заметно убыло. Она подняла тревогу. Как потом поняла четверка отважных, Колька и Витька Носковы вели себя недостаточно конспиративно, и их необычное поведение заметил Гога. Он-то и сообщил матери:

- Мама, они, кажется, куда-то поехали. Я даже видел, как они недавно пошли к вокзалу.

Агриппина Дмитриевна, волнуясь, быстро нашла старшего сына Вальку и поручила ему:

— Ты знаешь, кажется Колька и Витька собрались куда-то ехать вместе с Сашкой и Федькой. Ты, сынок, беги на вокзал и задержи их, приведи домой, а то ведь действительно уедут. - И тут же запричитала. — А как же они там будут жить? Что будут есть? Куда собрались?.. Где будут спать?.. Это ж надо такое горе!

Валька быстро собрал всю братву — братьев Проничевых,х Гогу, Урицу, Конду и Юрку Голубева — и все пошли на железнодорожный вокзал. Там они нашли беглецов. После долгих споров и взаимных упреков, их уговорили вернуться домой.

Так бесславно окончилась попытка группы отчаянных пацанов с Набережной на фронте защищать свою Родину.

Широкая, со многими ступеньками улица Ленина тянулась вниз от центра до сквера — перед швейной фабрикой, стоявшей на берегу Вологды. Напротив кинотеатра «Искра» в трехэтажном здании в полуподвальном помещении в конце года открыли столовую для нуждающихся. Огромный зал, размером, примерно, тридцать на тридцать метров, заставлен столами на четыре места, с проходами между ними. В глубине зала на невысоком возвышении, установлен большой стол, за которым на подставках стояли огромные кастрюли с супом, далее видно кухонное помещение с большой плитой с кастрюлями, сковородами, кухонной посудой. Кухня хорошо освещена.

За небольшую плату в кассу столовой, человек получал чек, по которому за столом, у одной из трех раздатчиц, ему давали тарелку крупяного супа. Столовая работала утром и вечером. Зал всегда был полный, над ним висела масса сизого то ли дыма, то ли пара. Вечером при свете электричества в зале - полумрак. Федьке, по описаниям в книгах, этот зал представлялся большой харчевней для рабочих дореволюционного времени. В зале было сравнительно тепло, так что здесь можно съесть тарелку горячего супа и обогреться.

Пацаны с Набережной нередко заходили сюда: ели суп и подолгу вели разговоры про свои дела. Бывали они здесь и утром и вечером. Как-то сумрачным утром, ребята вышли из столовой и потихоньку пошли домой. Федька шел крайним. Неожиданно к нему подошла молодая женщина, одета по- цыгански, с ребенком на руках, и сказала:

- Слушай, я знаю, у тебя есть табак. Видишь, я с маленьким ребенком. Я приехала из Средней Азии. У тебя есть табак - поделись со мной.

Федька, после небольшой заминки, смутившись, вынул из кармана щепотку табака и, держа руку перед ней, как бы искал куда положить табак. Цыганка открыла рот и выкатила на языке комок мокрого табака, тут же закрыв рот, сказала:

- Я не курю, я жую табак, - и, протянув руку, взяла табак из руки Федьки, отработанным движением положила его в рот и стала жевать.

Федьку охватило двойственное чувство - удивления и брезгливости. Пацаны с необычным интересом смотрели на эту сцену. Федька, как бы опомнившись, сказал:

- Ну ладно! Я пошел! — и тут же примкнул к группе ребят.

Он впервые увидел такое необычное использование табака. Разговоров об этой цыганке хватило до прихода домой.

Пришел 1942 год.

В зимние каникулярные дни пацаны с Набережной находили отдохновения душ и физических сил в катании на лыжах, на коньках и игре в хоккей.

Но вот началась третья четверть. Школа, в которой теперь учился Федька, казалась ему какой-то не своей. Класс выглядел каким-то маленьким, слабо освещенным. Парты в нем стояли плотнее, чем в десятой школе — в четыре ряда. Коридоры в школе — узкие. Но самое главное — в классе появились новые, незнакомые дети из других классов и даже из других школ. Раньше в классе было двадцать пять, а теперь - более сорока учеников. Все это наполняло Федьку чувством какого-то неуюта и отчужденности к этой непривычной обстановке. Он не мог вжиться в новую ситуацию, да еще — в желудке пусто. Федька не мог сосредоточиться на преподаваемых на уроках материалах потому, что думал о том, что оставалось дома из еды, и принесет ли сегодня дядя Вася картошки от своей матери.

Учебный день в школе Федька условно делил на две части: на два урока до большой перемены, когда выдавали небольшую булку, и ее можно было съесть, и на остальные уроки. Иногда Федька приходил в школу, сидел два урока, получал булку и уходил.

Дома, если было что поесть - он выполнял домашние задания, читал книги, без еды — ложился спать. С раздвоенным чувством — учиться или не учиться - ходил Федька в школу, в шестой класс. Только Ксения Викторовна, его любимая учительница, и ее русский язык и литература привлекали и успокаивали его. Он легко понимал и усваивал эти предметы. Все чаще он говорил Кольке и другим ребятам с Набережной:

— Наверное, я буду уходить из школы. Пойду куда-нибудь работать. Мне дядя Вася обещал подыскать место. Буду получать зарплату, рабочую карточку на продукты, восемьсот граммов хлеба в день...

Ребята тогда не могли подать ему дельного совета.

И действительно, дома положение с продуктами складывалось неудачно: запасы, которые были до войны — иссякли. Продуктов не хватало.

Нормы отпуска продуктов по карточкам — очень низкие. Да и отоваривались карточки плохо, в основном, выдавали хлеб и крупы. А по таким продуктам, как мясо, жиры, сахар, мука, карточки практически не отоваривались, а если изредка отоваривались, то — малодостойными заменителями.

Мать и дядя Вася не могли обеспечить семью.

Между тем, страшная война продолжалась.

Члены государственного Комитета Обороны, И. В. Сталин, непосредственно руководивший обороной Москвы, Г. К. Жуков, как видно, понимали, что немецкие войска, находившиеся недалеко от Москвы, все еще представляют опасность для столицы, и поэтому принимали все возможные меры к тому, чтобы усилить оборону города.

В январе-марте 1942 года, в результате упорных боев, немецкие войска были отброшены на запад на сто пятьдесят- триста километров. Немцы понесли при этом большие потери и в живой силе, и в технике.

Люди вздохнули с облегчением.

Ребята с Набережной выкупали хлеб по карточкам чаще всего в магазине у «Воропашки». Так ребята называли магазин потому, что до революции он принадлежал хозяину Воропаеву, ему же принадлежала пекарня во дворе магазина.

Выкупали хлеб у «Комсомолки» — это на улице Комсомольской и на углу Набережной Свободы и Театральной. В очередь ребята шли в два часа ночи. Они пробирались вдоль улицы от дома к дому, укрываясь за углами домов, за деревьями, постепенно продвигаясь к магазину. Некоторое время стояли на расстоянии, примерно, одного дома от заветного места, осматриваясь и убеждаясь в том, что со всех четырех сторон к домам льнут люди. Их много. Теперь надо было выбрать момент, когда все эти, крадущиеся люди, сорвутся со своих мест и бросятся к двери магазина. Надо занять первые места в очереди у дверей магазина, потому что многим из этой очереди хлеба не хватит. Минут через пятнадцать-двадцать к очереди подходили, неизвестно откуда взявшиеся, милиционеры и разгоняли людей, удаляя их подальше от магазина. Примерно через час-полтора пацаны с Набережной, как и все люди, снова скрытно пробирались между домов к магазину. Снова, как по команде, срывались с мест и бежали к магазину. Как правило, и эту очередь милиционеры разгоняли. И только около шести часов утра происходила новая попытка установить очередь. Эта очередь и оставалась до открытия магазина.

Федьке и его товарищам приходилось так добывать хлеб почти каждый день. Иногда он по договоренности с Геркой Наумовым, выкупал хлеб в магазине на углу. В этих случаях, они вечером шли в котельную к дяде Мише и там спали на паровых котлах. Дядя Миша будил их, и они шли занимать очередь, пробиваясь к ней, примерно, как и у магазина «Воропаева».

Однажды вечером дядя Вася сказал:

— Ты вот что, Федя! Ты завтра иди на стройку... Понял? Я говорил с прорабом, и он тебя будет ждать в девять часов. Это знаешь где? - И он подробно рассказал, как найти эту стройку.

Строилось общежитие недалеко от заводоуправления ВПВРЗ.

Мартовское утро стояло морозное. Федька нашел прораба, тот посмотрел на Федьку и сказал:

— О, невелик строитель! Да ничего! Была бы голова на плечах, а мускулы нарастут. Тебя как зовут-то?

— Федором.

— Люблю старинные русские имена, - отметил прораб. - Ну, для начала, ты вот что... Поставим тебя на заготовку и подачу раствора, — он показал рабочее место и рассказал, что и как нужно делать.

Договорились, что Федька приступит к работе через два дня.

Не понравилась Федьке стройка, и ушел он оттуда с мыслями о том, что он хотел бы работать у верстака с тисками, как слесарь. Об этом он и сказал дома. На стройку он больше не пошел.

В один из выходных дней школой была организована экскурсия в зверинец. Сборы назначены у входа в Кремль. Федька с Колькой шли к назначенному времени к месту встречи. По пути к ним примкнули одноклассники - Мишка Косаткин и Димка Горин. На улице, при подходе к зверинцу, Федька шепнул Кольке:

— Вот в этом доме живет Зоя Копылова.

— В этом?


-Да.

— А я и не знал.

При входе в Кремль с угла, со стороны реки Вологды, сразу в нос ударили неприятные запахи. По широкой площади, уложенной крупными булыжниками подошли ребята к железным клеткам, прикрепленным к стенам большого собора. В клетках, в основном, звери северной и средней полосы России: медведи, волки, лисы, рыси, дикие кошки, шакалы, кабаны, олени, и птицы: орлы, совы, журавли... Зверей и птиц немного.

Когда посмотрели зверинец, Федька поделился с Колькой:

— Зверей посмотреть всегда интересно. Но ты видишь — клетки пристроены прямо к зданию храма. Зачем его пачкать и уродовать?

Колька в свою очередь высказался:

— Зверей и птиц мало. А вонь какая страшная! Да и звери худые и нечистые... И храм жалко...

Федька понял, что и другие ребята недовольны посещением зверинца. В общем, этот зверинец запомнился Федьке, как что-то нехорошее. Про себя он сомневался: «Надо ли показывать такой зверинец? Ведь зверей и кормить-то нечем, и ухаживать за ними некому. Жал зверей! И храм жаль!»

Играя во дворе с ребятами, Федька вдруг вспомнил, что мать велела ему сварить картошку. На кухне он быстро разделся, накачал примус, прочистил горелку и зажег ее. Но вместо нормального возгорания, примус выбросил высокое пламя, языки которого тут же стали хватать, висевшие куски, местами оторванных, обоев. Оно распространялось по стене все выше и выше, и в ширину. Секунды, и стена сплошь покрыта огнем. Мышление работало нервно: «Наступает самое страшное — пожар. - Сердце колотилось часто и отрывисто. - Что делать?»
Федька схватил полотенце, стали бить по стене, пытаясь сбить пламя. Но этого было недостаточно. Тогда он схватил ведро и выплеснул воду на стену. Правда, вода прибила огонь, но только сверху. Соседей дома не было. Федька быстро подбежал к противоположной стене, где на вешалке висели пиджаки, куртки, халаты и большая занавеска из плотной ткани. Он, срывая все эти вещи, стал бросать их на горевшую стену и на примус. Частично сбил пламя. Затем сорвал занавеску и ею, широкими махами, полностью сбил огонь со стены и накрыл ею примус. Он сказал себе: «А ведь только что мог быть пожар. Я чуть не сжег дом, - еще будучи сильно возбужденным, он с облегчением сел на стул. — Теперь надо быстро все убрать — привести в порядок».

Федька собрал разбросанные вещи, вытер пол, оборвал подгоревшие лепестки обоев и картона. Ликвидировал следы возгорания.

Вспомнил он, как однажды зимой, когда он вечером шел по Комсомольской и нес Артура из детского сада, видел, как горел двухэтажный дом. Это был огромный костер. Люди не могли потушить пожар. Дом сгорел быстро и полностью.

Первого мая, ранним прохладным утром, Федька уже сидел, призывая клиентов:

— Чищу, мараю — подметки отрываю...

Желающих чистить обувь было немного. Да и тех пришлось делить уже на двоих — это Колька Носков со своей «шарманкой» чистил обувь, сидя рядом с Федькой.

Однажды к Кольке подошел интересный клиент. Это был молодой парень-партизан, несмотря на теплую погоду, в кубанке с красной лентой, косо пришитой на ее передней части. Развязный разговор, пошатывание при смене ног на ящике, легкие, грубоватые шутки говорили о том, что парень перед этим хватил хмельного. Он рассказывал о том, что партизанит в белорусских лесах. По случаю его вызвали в Москву и разрешили заехать к родственникам в Вологду. Теперь он снова поедет в свой отряд, продолжать борьбу с немецкими гадами. Рассказал, что партизаны наносят немало вреда фашистам и убивают их. И сам он убил не меньше двадцати немцев.

Федька, занятый чисткой сапог своего клиента, не заметил, как партизан рассчитался с Колькой. И, когда они оба освободились от работы, Колька на ухо сказал Федьке:

— Ты посмотри за моим ящиком, а я сейчас приду.

Вернувшись, он показал Федьке небольшой кусок хлеба с солью и тут же сказал:

— Это закуска, — и, высунув из кармана горлышко бутылки, позвал, — идем со мной!

И, первым взяв свою «шарманку», пошел в сторону Гаси- ловской. Федька за ним. Они перешли проезжую часть Набережной Свободы спустились к Золотухе, где растут тополя. Тут Федьке стало ясно — партизан рассчитался с Колькой остатком московской водки в четвертинке. Водки было примерно одна треть бутылки. Колька сказал:

— Давай... Я половину, и ты половину, - тут же он, посматривая на уровень жидкости в бутылке, в два приема выпил свою часть, сморщившись, выдохнул воздух и откусил кусок хлеба.

Федька выпил остаток водки, исказив лицо, сказал, выдыхая:

— Ух, какая горькая! — и тоже закусил хлебом, который подал ему Колька.

Оба почувствовали тепло в животе и легкое головокружение. Вскоре стали выбираться на улицу и, добавив немного фантазии, пошатываясь, пошли к дому. Колька сказал:

— Ой, я пьяный!

— Я тоже! Видишь, меня шатает, - ответил Федька.

Они отнесли свои «шарманки» домой и, положив руки друг другу на плечи, долго ходили по двору, рассуждая о разном, пока хмель не покинул их.

Едва дождался Федька окончания учебного года. Сдал экзамены.

Летом немецкие войска прорвались на юг страны. Враг намеревался захватить Сталинград, выйти к Волге, отрезать Кавказ от центральных районов страны. Шли упорные, кровопролитные бои. Красная Армия пыталась остановить врага. И болью в сердцах советских людей отзывался захват ненавистным врагом городов, сел, железных дорого, рудников, шахт. Но жизнь продолжалась.

Федька и его друзья, стоя в больших очередях, с трудом выкупали по карточкам хлеб. Зарабатывали чисткой обуви, а вечерами играли в футбол.

В течение лета Федька и Колька почти каждый день выходили чистить обувь. Мастерство Федьки возросло на столько, что он как бы бесконтрольно, напевая, сноровисто действовал щетками, легко касаясь обуви, взмахивая ими то попеременно, то вместе — в разных направлениях. Это проявлялось в качестве работы - чищеная обувь выглядела не хуже новой. Федька этим был доволен, и все-таки больше всего в чистке сапог его привлекал заработок.

Иногда, оставив все свои дела, Федька брал книгу и шел на чердак своего дома. Ложился на топчан — долго читал, а потом предавался мечтаниям: «Вот уже закончилась война, он стал старше... сидя за рулем, ведет новую «Эм-ку»... подъезжает к дому Кати Куравиной, и, как это договорено между ними, она выходит из дома цветущая, улыбающаяся, идет к его машине. В Кате, казалось, все было прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и тело. Она одета в красивое легкое платье. Укладка волос обычная - с прямым пробором, заканчивалась тугой косой. Катя села на переднее сиденье. Лицо ее сияло. Яркие, полные губы удачно подчеркивали ровные, белые, редкие зубы верхнего ряда. Маршрут продуман заранее, и потому сразу направился через центр к площади Революции, мимо кинотеатра Горького, проехал на улицу Московскую. Остановил машину недалеко от пристани, где стоял пассажирский пароход. Они осмотрели небольшую, уютную пристань. Интересно, что все здесь сделано из дерева: и лестницы, и перила, и переходы, и трапы. Все было окрашено в приятный серо-голубой цвет... Проехали до льнокомбината. Большое новое предприятие понравилось Кате. Показал в сторону полей и сказал ей, что здесь идет дорога к бабушкиной Деревне... По улице Лассаля доехали до железнодорожного вокзала, потом по Набережной Свободы до Красного моста, где с середины его осматривали реку Вологду... Потом проехали к Вологодскому Кремлю, а там — к заводу ВПВРЗ. По пути, на углу Набережной Свободы, остановились. Купил две порции эскимо и они, шутя и смеясь, ели его... Потом еще ездили к клубу КОР, где рассказывал Кате о том, как он и его друзья здесь занимались акробатикой. Он говорил серьезно, а Катя смеялась. Ей весело — у нее было хорошее настроение... Затем направились по Транспортной, мимо стадиона «Динамо» на улицу Володарского, а дальше - по Челюскинцев заехали на Гасиловскую, прямо на поле, где пацаны с Набережной обычно играли в футбол... Еще долго и с удовольствием катал Катю, затем отвез ее домой. Катя вышла из машины, поправила платье и легкой походкой пошла к своему дому. Он внимательно смотрел ей вслед. Катя остановилась на крыльце, помахала ему рукой и скрылась за дверью...»

В мечтах он катал на машине свою сестренку Зину, больную Зою Орлову и соседскую девочку Таню Озерову.

Но будничные дела все-таки звали его.

Как-то дядя Вася, раньше не одобрявший новое занятие пасынка, сел на крыльцо и сказал:

- Ну что, Федя? Если у тебя есть табак, дай мне закурить... А то у меня кончились папиросы... Надо идти покупать, а уши пухнут...

- Да, есть. Вот недавно мне дал один старшина за чистку сапог, — и он достал из кармана щепотку табака столько, сколько нужно для того, чтобы завернуть закрутку.

Он положил табак в подставленный кусок бумаги. Отчим свернул его и закурил.

- Ну, закуривай уж и ты. Чего там!

- Нет. Я ведь не курю.

- Как не куришь? Табак имеешь, а не куришь?..

Тут подошел клиент, и это отвело Федьку от лишнего оправдания.

Как старшему из детей в семье, Федьке часто поручали присматривать за младшим братом Артуром. Нудное это было для Федьки дело. Чаще всего оно воспринималось неприятной нагрузкой — он не мог играть со сверстниками, не мог отлучаться с ребятами со двора. И вообще, ему трудно было выполнять это серьезное дело — нянчить ребенка.

Однажды летом, когда Артуру исполнилось два года восемь месяцев от роду, Федька усадил его на боковое крыльцо дома, дал ему игрушки, а сам включился играть в лапту с ребятами тут же, во дворе дома. Федька увлекся игрой так, что не заметил, куда и когда Артур исчез. А когда хватился, то братишки во дворе не оказалось. Тревога Федора передалась соседским мальчишкам и девчонками, все стали искать ребенка. Осматривали полностью дворы соседних домов, заглянули в чуланы, сени, туалеты. Искали на улице, на берегу Золотухи. Проверили все выгребные ямы. Осмотрели двор выселенческого дома, улицу Гасиловскую и Комсомольскую. Снова собирались во дворе, и снова искали пропавшего ребенка.

Прошло не менее двух с половиной часов. Федька нервничал, переживал как мог и не знал, что делать. Вдруг кто- то из ребят крикнул:

- Вон он! Смотрите! Шагает! Вот это да!

Все увидели, по тротуару, со стороны вокзала, на углу Гасиловской вышагивает Артур, посматривая вверх и по сторонам, держа в руках гутаперчевого пупса с крашеным лицом и с шапочкой петрушки. Федька бросился навстречу братишке - возмутителю спокойствия, схватил его за руку и отшлепал его по заднему месту, спрашивая:

- Ты где был? Зачем ушел? Почему ничего не сказал? Я велел тебе играть во дворе... — так сгонял свою обиду Федька.

Артур плакал, не мог понять за что его наказали. От радости, что нашелся брат, плакала Зина. Все  окружили братьев. Только когда Артур и Федька стали успокаиваться, Артур сказал:

- Я пошел туда, где поезда. Там большой мост, паровозы. Ту-у. ту-у, ту-у...

Стало ясно, что он ходил до вокзала и вернулся обратно.

Вскоре уже дети были дома. Артур с грязным от слез лицом уснул и проспал всю ночь. Родители его не будили.

В последние дни августа стало прохладно, и два дня подряд шли дожди.

Пацаны с Набережной, как обычно в непогоду, собрались на чердаке флигеля Кондыревых. Говорили о войне, о том, что скоро в школу идти, о готовности к занятиям. Рассказывали об издевательствах немцев над нашими людьми на оккупированной территории. Приводили факты из газет, и передач по радио. Толька Проничев рассуждал:

- Вот посмотрим, может зимой Красная Армия, накопивши силы, окажет немцам достойное сопротивление. Вон в прошлом году, зимой, помните? Немцам хорошо надавали под зад, отогнали от Москвы и во многих местах на фронте приостановили наступление.
-
В этот момент Витька Носков вскочил, подошел к Глебу Проничеву, попросил его встать и наклониться. Тот так и сделал. Тогда Витька сильно ударил его коленом под зад и сказал:

- Вот так дали немцам под Москвой!

- Я не немец! Но ударил меня ты, Витька, довольно больно, - обиделся Глеб, но ненадолго.

Потом ребята рассказывали разные страшные истории о привидениях, о нечистой силе, о колдовстве и о других необычных явлениях природы. Так сидели они до наступления темноты. А перед тем, как расходиться, Федька вдруг вспомнил:

- Эх, если бы сейчас толокна поесть! Мы с Зинухой до войны ели его досыта.

Колька Носков поддержал:

- Э..э..э! А помнишь, какие вкусные были ромовки? Я их любил больше всего. Это самое любимое пирожное!

В разговор вступил Сашка Шумилов:

- Ну что ты! Конечно! Ромовая бабка! Это красивая, мягкая, ароматная, конусом вниз, ребристая булка с ромом, сверху с зажаренной корочкой и полита белой, сладкой помадкой.

- Ага, - сказал Борька Проничев, - откусишь кусочек мягкого и сочного пирожного, а сок сладкий-пресладкий еще долго сохраняет вкус и аромат ромовки во рту.


Все согласились,.что ромовая бабка — самая вкусная, да и стоила недорого.

- А я бы сейчас съел «эскимо» круглое на палочке. Вот это да! - сказал Гога Носков и почмокал губами.

Валька Носков сказал, что ему больше всего нравились московские шоколадные конфеты с ромом и фигурки из шоколада: Мишка-медведь, Кот в Сапогах, Красная Шапочка, Петрушка.

- Помните?

- Конечно, помним, — ответили ребята, вспоминая прекрасный московский фигурный шоколад в разноцветной фольге.

Балуясь, наперебой расхваливали довоенные кондитерские изделия, вспомнили и про московские кондитерские сухари и сушки, с которыми они с удовольствием пили чай.

Когда стали уже уходить, Толька Проничев сказал:

- Ладно вам дразнить друг друга этими разговорами. Вспомните лучше, как вкусно пахнет простой черный хлеб, который привозят в магазин и он, еще горячий, парит на прохладном воздухе. Так вот! Хлебушка бы сейчас досыта поесть. Эх! Он не хуже любого пирожного.

Уже слезая по лестнице, Борька Буренин добавил:

- Точно, Толик! Но хлеба нет! И видно досыта мы будем есть его уже после войны.

С этим и разошлись по домам.

За несколько дней до первого сентября, Федька сказал матери, что он не хочет идти в школу, а хотел бы поступить в какое-нибудь ремесленное училище на токаря или слесаря. Мать ответила:

- Ладно, Федя, ты пока иди в школу, а мы с дядей Васей подумаем.

Через день-два дядя Вася вечером дома объявил:

- Все. Я договорился с директором железнодорожного училища. Мы с ним раньше вместе работали в мастерских... Значит, пойдешь в училище, там и обмундирование, и питание. Ты доволен?

Федька, недолго думая, сказал:

- Да, доволен.

Училище номер один находилось недалеко от ВПВРЗ на улице Литейной. В первый же день выдали обмундирование: шинель с петлицами, с буквами ЖУ, с блестящими пуговицами, гимнастерку, брюки, шапку, фуражку, ботинки, ремень с бляхой, на которой выдавлены буквы ЖУ.

В новом обмундировании новобранцы выглядели подтянутыми. В столовую на обед и ужин ходили строем. Новая железнодорожная столовая была большой и вместительной. Помещались одновременно все учащиеся училища.

Федьку зачислили в группу слесарей-паровозников, где было тридцать мальчиков. Вместе с Федькой в группе был его двоюродный брат Юрик Конев, сын материного брата Николая, утонувшего в реке Вологде. Мастер производственного обучения, Беляев Алексей Павлович, худощавый, невысокого роста, спокойный лет пятидесяти человек, опытный слесарь, проработавший много лет заместителем начальника цеха на ВПВРЗ, занимался организацией учебы группы и непосредственно учил учащихся слесарному делу. Русский язык, математику, черчение, специальную технологию и общую технологию преподавали педагоги-специалисты.

Для слесарных работ группе выделили большое помещение с большими столами-верстаками, обитыми жестью с прикрепленными с двух сторон тисками в средней части помещения. Посередине верстака построено ограждение из металлической сетки. Поскольку многие учащиеся были малого роста, в помещении для них имелось много деревянных подставок разной высоты. Для теоретических занятий отведены специальные классы. В них — не парты, а столы.

Вечером Федька в форме ЖУ пошел из училища домой, четко вышагивая по Набережной, и уже проходил мимо школы номер тридцать три, когда увидел идущего с пешеходного моста Кольку Носкова. Он спросил:

— Ты что? Из школы, что ли?

-Да , из школы.

— А я из училища.

И они разговорились о своих делах. У своего дома Колька сказал Федьке:

— Давай зайдем к нам.

Почти все Носковы были в сборе, а с ними Сашка Шумилов и Борис и Глеб Проничевы. Все рассматривали Федьку в одежде ЖУ. Мнения были разные: кому-то нравилась форма, а кому-то нет. А тетя Груша сказала:

— Вот видите, какая красивая форма! — и спросила, обращаясь к Федьке, - А вас там кормят?

— Да, каждый день в восемь часов собираемся у столовой, завтракаем, а потом строем идем в училище на занятия. Также строем идем на обед и ужин. После ужина расходимся домой.

— Вот видите - кормят и одежду дают, - вздохнула тетя Груша.

Валька спросил:

— А кем ты будешь?

— Слесарем по ремонту паровозов на ВПВРЗ.

— А что, слесарем быть неплохо, — сказал Витька Носков. - Паровозы ремонтировать. Чух-чух-чух-чух!
Агреппина Дмитриевна добавила:

— Вот и думайте. Может ты, Витька, тоже пойдешь в училище? Мне лично это нравится.

В общем, особого интереса у пацанов с Набережной новое Федькино положение не вызывало. А Глеб сказал:

— Ха-ха-ха! ЖУ — женская уборная, — так, в шутку, называли тогда железнодорожное училище.

Тут семья Носковых стала располагаться на ужин. Вкусно запахло традиционной крупянкой. Посторонние ребята стали уходить домой, с ними ушел и Федька.

В последнее воскресенье сентября кто-то из ребят подал мысль о том, чтобы пойти на поля за кладбищем, где росла капуста, и взять там или капусты, или хотя бы кочерыжек, которые остались на капустных ножках. На это откликнулись человек двенадцать мальчишек и девчонок из соседних домов. Всех их подталкивало к этому походу желание добыть овощей - пополнить домашний пищевой рацион. Собрались. Кто взял мешки, кто — ножи, некоторые — маленькие топорики.
С поля, вдоль Пошехонской дороги, вся капуста была убрана. Только вдалеке, километрах в двух, были видны кучи капустных кочанов, вокруг которых копались люди и стояли подводы. Разбредясь по полю, ребята стали срезать верхние части, оставшихся на поле капустных ножек и обрезать их. В результате чего, получали довольно большие доброкачественные, белые сердцевины кочерыжек. Они с удовольствием съедали эти хрустящие куски капусты, при этом шутили, смеялись, хвастали друг перед другом их величиной. Запрокинув головы, картинно забрасывали в рот белые, сочные кусочки. Долго бродили ребята по полям, добывая и укладывая в свои мешки кочерыжки. Некоторые набрали по два-три килограмма. Движение их, как-то невольно, тяготело в сторону капустных куч. Когда они подошли к ним поближе, то увидели там только одного человека. Ребята поняли, что это сторож. Герка Наумов высказался:

- Давайте попросим у него капусты.

Раздались одобрительные ребячьи голоса:

- Давайте!.. Давайте!..

С Геркой вперед выдвинулись братья Проничевы и Сашка Шумилов, они и разговорились со сторожем. Просили дать им по одному небольшому кочану капусты. Сначала мужик говорил:

- Не могу! Здесь все подсчитано... Все взвешено.

Потом Герка взял один маленький кочан капусты, показывая его сторожу, сказал:

- Ну, вот этот? Он же небольшой! Ну что вам, жалко?!

Мужик подумал-подумал и, махнув рукой, сказал:

- Ну ладно! Бери, — и пошел в будку. Слышно было, что он пьет воду.

Подошли остальные ребята и тоже стали брать капусту. При этом они уже укладывали по два кочана.

Счастливые ребята, неуверенно высказывая сторожу слово «спасибо», стали быстро уходить от капустной кучи. Некоторое время, удаляясь, все молчали, а потом стали радостно, живо обмениваться мнениями, что им повезло. Руфа Орлова высказалась:

- У нас дома все так любят капусту. Зоя теперь будет варить вкусный суп.

А Федька сказал:

— Я попрошу маму сделать тушеную капусту.

В шумной ватаге Витька Носков шутил на ходу:

— А Герка как? Взял кочан и говорит: «Дай, кочан, тебе жалко, что ли?»
—
Гога Носков поддержал:

- А сторож как? Махнул рукой, а сам ушел и не выходит. Вот мы и взяли каждый по два кочана.

- Сторож дал нам понять: берите, мол, я не смотрю. Пожалел нас, — вздохнув, добавил Федька.
Капустный поход понравился всем.

— Хотите расскажу, как у нас в училище? — спросил Федька у матери, готовившей обед и крутившейся здесь же, на кухне Зины.

В один голос они заявили, что хотят, и он с увлечением стал рассказывать:

— Значит так. Сначала нам, кому надо, мастер велел подобрать подставку, чтобы руки были на уровне тисков. Дали всем кованые пластинки и плоские драчевые напильники с деревянными ручками. Нужно было пилить так, чтобы сделать плоскости строго ровными. И вот так пластинки мы пилили несколько дней. Мастер проверял их под линейку. Потом он принес поковки гаечных ключей, и каждому показал образец ключа, какой надо сделать... Ну, он показал красивый, аккуратно сделанный ключик, а заготовки дал толстые, большие, грубые... Раздал всем простые карандаши, металлические линейки и крон-циркули. Каждый должен по образцу разметить заготовку и после этого напильником обрабатывать ее по разметке. Потом надо опиливать плоские поверхности и при этом сверять размеры с образцом.

- Ну, так у тебя получается? - поинтересовалась мама.

- Ты знаешь, мама, я уже сделал один ключ полностью. По размерам и по форме он не хуже образца и даже лучше. Он такой красивый! Я ж его шкурочкой хорошо обработал. Блестит! Мастер проверил все размеры... Ключ ему понравился, и он похвалил меня. Теперь я делаю уже другой ключ на три четверти дюйма.

- Мама, ты слышишь, как он хвастается, - сказала Зина.

- Нет, почему же! Если получается хорошо, значит он внимательно слушает мастера и старательно работает.

В последние два дня в семье Доброхотовых не могли выкупить по карточкам хлеб. В ближайшие магазины хлеб привозили по одному разу в день, и всем его не хватало, а занимать очередь рано утром было некому - Федьке надо было идти в училище. В выходной день Федька взялся выкупить хлеб, если удастся.

День был холодный, ветреный.

У центрального гастронома, где был хлебный отдел, в середине дня собралось несколько человек. Они образовали очередь за хлебом, который предположительно должны привезти во второй половине дня. Привезенный утром хлеб, к этому времени был уже продан. Очередь, в которой стоял Федька, постепенно стала увеличиваться и к концу дня превратилась в толпу, расположившуюся веером, центром которого было место у двери. Сосед Федьки по очереди, мужчина рабочего склада лет пятидесяти, указывая на здание магазина «Промышленные товары» на другой стороне улицы, сказал:

- Какие большие плакаты!

В каждом простенке здания магазина действительно висели больших размеров плакаты — они напоминали о войне: «Родина-мать зовет», «Ты записался добровольцем?», «Наше дело правое — победа будет за нами», «Все для фронта, все для победы», «Болтун — находка для врага».

Молодая женщина, стоявшая рядом, заметила:

- Таких плакатов сейчас много везде. Весь город обклеен: на афишных тумбах, на щитах, на заборах, на домах... Есть еще карикатуры на Гитлера, на Геббельса.
-
А Федька добавил:

- Еще есть плакаты с рисунками и силуэтами немецких боевых самолетов: «Фокке-вульф», «Мессершмидт», «Юнкере», это чтобы мы могли распознать их, если они прилетят сюда.

Люди в очереди еще некоторое время говорили о плакатах на военные темы, признавая, что они достаточно напоминают горожанам об идущей войне.

Наступил вечер, уже потемнело. Но хлеба все еще не было. Казалось, и магазин уже должен закрываться, но продавцы хлебного отдела с работы не уходили и магазин не закрывали. Из этого люди в очереди сделали вывод - хлеб все-таки привезут, хотя продавцы по этому вопросу точно ничего не говорили.

Известный в городе громило Валентин Белов, собрав человек восемь таких же подвыпивших, кричал:

- Я - Герой Советского Союза! Я первым был на фронте и тут буду первым! А ну, братва, нажмем!..

Сильные, молодые парни бросались на очередь, пытаясь смести ее, оттеснить. Стоявший рядом с Федькой мужчина, сказал:

- Какой он герой! Он у нас на ВПВРЗ в котельном цеху работает. Я ж его знаю! Ни на каком фронте он не был... Видите, хулиганит...

Между тем, толпа с трудом сопротивлялась этим «весельчакам». Федька и стоявшие рядом с ним, едва удерживались друг за друга, за двери и за выступы здания магазина. Молодчики еще долго будоражили очередь и при этом выражались нецензурной бранью, кричали:

- Ра-зойдись!.. Уходите все... Мы первые... — ругались с людьми, стоявшими в очереди.

Хорошо, что отделение милиции было через дорогу. Услышав шум, милиционеры задержали Белова, его «сподвижников» и увели их в милицию.

Хлеб, паром исходивший из кузова машины с его прекрасным ароматом, привезли в двенадцать часов ночи. В магазин запускали по десять человек. Федька зашел во втором десятке. Он умудрился выкупить хлеб за два дня, хотя отпускали только за один. Довольный, выйдя из магазина с одной буханкой, он вынул, спрятанную между ног, вторую буханку и быстро пошел домой. Был уже первый час ночи. Все домашние, кроме Артура, проснулись, а мать спросила Федьку:

- Как же тебе удалось взять хлеб за два дня?

И Федька рассказал:

- Там, в магазине, два продавца и две очереди. Когда зашли, я встал в очередь слева - выкупил хлеб за один день и пошел уже к выходу, а в это время запустили в магазин очередную группу из общей очереди. Я был как раз возле второй очереди и подумал: «В этой очереди я могу взять хлеб и за другой день» Тут же я спрятал первую буханку между ногами. Получив вторую буханку, потихоньку, ковыляя, вышел на улицу. Вынул первую буханку и вот...

Мать отрезала несколько кусков хлеба и, посолив его, дала отчиму, Зине и Федьке.

- Ну, молодец! Хорошо, что выкупил за два дня, а то мы эти дни питались только хлебом, что приносил дядя Вася.

Токаря на ВПВРЗ приспособились немного прирабатывать зажигалками. Дядя Вася приносил домой по несколько бронзовых зажигалок в форме артиллерийского снаряда. Это были красивые зажигалки! Специальной пастой они были доведены до привлекательного блеска. В верхней части на резьбе — конический колпачок. Откручиваешь, а там маленький фитилек и стальное нарезное колесико, которое высекает искры их кремня.

Зажигалки заряжались бензином и работали безотказно.

Делая и продавая их, дядя Вася имел небольшие барыши. Одну из зажигалок он хотел подарить Федьке, но тот отказался:

- Я не курю. Мне не надо. Вы ее лучше продайте, а на деньги можно будет купить папиросы.

- Ладно, - согласился дядя Вася. - Так и сделаем.

- Ну, чего вы спорите?.. Зачем спорить?.. Я вам сейчас покажу на карте, какую нашу территорию оккупировали немцы, - так сказал Толька Проничев в квартире Носковых, когда однажды в середине ноября, там собралось много ребят.

Толька взял длинную линейку и направился в спальную комнату, где над Валькиной кроватью висела старая карта Союза ССР. Пацаны пошли за ним. Толька, казалось, знавший все о ходе войны, начал показывать и рассказывать:

- Ну, вот Прибалтика... Тут, на северо-западе - окруженный Ленинград. На север немцы не пошли. От Москвы их отбили на запад, примерно, на триста километров. Дальше немцы пошли южнее, в сторону Волги. И вот недавно уже достигли Ленинграда. Вышли к Волге.

Пацаны, тыкая пальцами в карту, наперебой доказывали свое понимание положения на фронте. Толька направил свой взор снова на запад:

- Вот Белоруссия, Украина, Молдавия, Крым, все северное побережье Черного моря и... почти весь Северный Кавказ вплоть до Сталинграда. Видите, оккупирована огромная территория.

Валька Носков сказал:

- Да-а-а! Елы-палы, большую территорию захватил фашист.

А Колька неизвестно кого спросил:

- Неужели пустят немцев за Волгу?

На это Толька ответил:

- Началась зима. Немцы одеты в легкие шинельки и пилотки — наши морозы в такой одежде они не выдержат. И я вот читал в газете мнения знающих людей, что наступать зимой немцы не смогут.

Наряду с военной опасностью, связанной с продолжающимися наступлениями немецких войск, сказывалась нехватка продуктов питания - систематическое недоедание.

По ощущениям людей, с которыми общался Федька, 1942 год — самый тяжелый с начала войны.

Все это навеивало на Федькину душу переживания, тревогу и приводило к разным тяжелым мыслям. Он пытался добыть еду. Однажды, взяв свою лучшую, самую мощную рогатку и снарядив ее мелко рублеными кусочками металла, недалеко от сараев убил ворону. В сарае отрубил ей топором голову, отрезал крылья и ножки, ощипал, как делала это мать, ощипывая курицу. Выпотрошил ее. Оставшуюся небольшую тушку тщательно вымыл и поставил варить в кастрюле на таганце, на шестке русской печи.

Разжигание огня под таганцом у Федьки долго не получалось, потому что сосновая сухая лучина закончилась, а березовые щепки, хоть и с берестой, плохо разгорались. Подошедшая баба Лида, несколько раз заходившая на кухню, увидела, что Федька не может разжечь огонь, сказала:

— Подожди. - Она несколько раз сильно подула на слегка горевшее дерево, и пламя весело разгорелось. — Вот видишь, какое у меня дуло-то! — И пошла.
—
У Федьки будто мысль приостановилась: «Какое дуло? Где?» И тут же заработала снова: «Хм! Это она дулом обозначила дутье. Интересно говорит баба Лида!»

Ворона варилась около двух часов. Появился неприятный запах. Бульон оказался темным со множеством очень мелких жировых звездочек. Федька отковырнул кусочек мяса и попробовал его — твердое и невкусное. Бульон - горький. Пришедший на кухню дядя Вася спросил:

- Что это ты варишь? - И тоже попробовал бульон. - Фу, какая гадость! Иди и вылей на помойку.

Так Федька и сделал.

Девятнадцатого ноября 1942 года артиллерийской подготовкой из многих тысяч орудий и минометов началось наступление Красной Армии в районе действия немецкой группировки под Сталинградом. Это наступление было успешным.

Через несколько дней эта группировка была окружена. Тридцатого ноября, после мощного натиска наших войск, кольцо группировки сузилось вдвое. Окруженными оказались двадцать две немецкие дивизии, вспомогательные части и подразделения. Всего триста тридцать тысяч солдат и офицеров с многочисленной техникой.


Теперь уже неизвестно кто первый увидел разбитое зеркало. Мать пыталась выяснить, кто это сделал и как. Но... бесполезно. Ни Федька, ни Зина зеркала не разбивали. Взрослые, по их заверениям, тоже не разбивали, да и следов ударов по зеркалу не было.

Но факт - на зеркале трещина в нижнем правом углу, справа налево, дугой вниз. Как понимать силы природы? Невольно задумываешься о необыкновенной ее превратности.

Через несколько месяцев после обнаружения трещины на зеркале, отчим ушел из семьи к своей матери. Истинную причину ухода знала только Шура. Но каждый раз, в разговорах с женщинами об оставлении семьи Василием Семеновичем, она ссылалась на факт разбитого зеркала, как предзнаменование несчастья.

Неизвестно откуда Валька Носков с Сашкой Шумиловым принесли детский биллиард. На вопрос пацанов «где взяли?», Валька и Сашка хитровато улыбались, противоречиво объясняли: то купили, то им подарили, то еще что-то. Но все эти объяснения были неубедительными. Этот вопрос так и остался открытым.

Биллиардный стол по размеру, примерно, был в одну четвертую большого биллиардного стола, на коротких ножках. Он был отделан зеленым сукном. Борта, лузы, сетки, в общем все — как у большого биллиардного стола. К нему было придано два кия, шары металлические, диаметром двадцать миллиметров, деревянный треугольник, для установки шаров в начальное положение.

Ребята, дополняя друг друга, вспомнили и восстановили правила игры в биллиард. Биллиардный стол ставили на четыре табуретки в квартире Носковых, эта игра на долгое время увлекла всех пацанов.

В эту зиму, особенно в непогоду, да и на протяжении последующих, примерно, полутора лет, ребята играли в биллиард, и даже тетя Груша, которой они порядком надоели, не могла разогнать их. Было так, что Федька, в последнее время нечасто заходивший к Носковым, каждый раз заставал там играющих в биллиард ребят, которые, проявляя немалое умение и знания об игре, неистово спорили. Арбитром выступал Валька Носков. Он же стал лучшим игроком и поговаривал о том, что скоро пойдет играть на большом биллиарде.

Неспокоен был Федька в связи с отсутствием продуктов питания в доме. Он соображал: «На завтра у нас нет ничего. Хлеб съели за день вперед. Что будем есть?». И он решил встать в выходной день рано утром и идти в Конюхово, рассчитывая поесть самому и что-нибудь принести домой.

Встав в четыре утра, одевшись теплее, чем обычно, с опущенными ушами шапки вышел на улицу. Темно. Сильный мороз с ветром. Снег скрипит под ногами. «А как идти? Хорошо дорогу не знаю.. Пойду так, как ходил с бабушкой», — размышлял Федька.

Идя по Володарского, обогнул ресторан «Золотой якорь», потом по Московской вышел на окраину города. Справа — льнокомбинат, слева, вдали видны несколько изб, и далее — длинный ряд деревьев — это Турундаево.

«Все правильно. Вот здесь, по этой лощине, по накатанной санями дороге и надо идти. Кругом ни души», - думал Федька.

Прямо вдали показалась темна точка, которая приближалась и увеличивалась. На короткое время эта точка исчезла, а потом, видимо, заехавши на возвышение, стала вырисовываться движущаяся лошадь, запряженная в сани. Вскоре, идущий навстречу подводе Федька, встретился с ней — они разминулись. На розвальнях — мешки, небольшие кадушки, сено. Все это было прикрыто тулупом, на котором полулежала женщина в полушубке и в шали с кистями. В это время, управлявший подводой мужчина, соскочил с саней и , видимо, для разминки, пошел рядом с ними. Федька понял — крестьяне везут свой товар на рынок.

По холмам и лощинам, между высокими снежными сугробами, как по горному ущелью, шел Федька, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз. Вот, рядом с дорогой, на возвышении, старая деревянная мельница. Лопасти ее скрипят под ветром, немного двигаясь, то в одну, то в другую сторону. А теперь, вон, справа, за снежными сугробами вдали — церковь и рядом изба — это Волково. Федька вспомнил, что бабушка говорила: «Здесь, примерно, середина пути от города до Конюхова». Дальше дорога лежала как бы по совершенно белой пустыне — ни людей, ни строений — ничего не видно, только снег кругом. И этот отрезок пути показался Федьке самым длинным.

Но вот, его опахнуло свежим варевом и печеным хлебом. Он увидел деревенские строения. Вскоре подошел к крайнему двору. Из избы вышла женщина, увидев ее, Федька спросил:

— Тетя, какая это деревня?

— Да Лынево это.

— Спасибо! - Федька понял, что идет правильно.

— А далеко ли ты направляешься? — поинтересовалась женщина.

— Я иду в Конюхово. Там живет мой дядя Павел Конев.

— Знаю... Как жо! Дак он жо сейчас здесь, на скотном дворе, — и указала рукой на коровник, стоящий недалеко от реки. — Вон там, у речушки.

Федька удивился: «Откуда же дядю Павла знают тут? Почему он здесь, в Лыневе?» И вспомнил: «Лынево и Конюхово - один колхоз».

Только Федька открыл дверь коровника и зашел внутрь — увидел дядю Павла. Тот разговаривал с женщиной о кормах для коров, увидев Федьку, он спросил:

— О! Федька! Как же ты здесь оказался? С кем пришел? Как дома? Все ли в порядке?

Федька объяснил, что пришел он один, дома все в порядке, все здоровы. Вот только еды нет.

Павел все понял:

— Иди посмотри быка в стойле... Я сейчас управлюсь, и пойдем в Конюхово.
В углу, в отдельном стойле, жуя сено, стоял бык. Это было большое животное черно-белой масти, особенно мощное в передней части. Федька подумал: «Как же его выводят? Опасно ведь!» Но, увидев кольцо в ноздрях с цепями по бокам, понял - его выводят, держа за эти цепи, не меньше, чем два человека.

Деревня утопала в снегу так, что с расстояния были видны только крыши изб. Вокруг каждой избы снег лежал выше роста человека. Очищены от снега только входы в избу и в хлев. К Конюхову подходили, когда уже рассветало.

В избе были Полина - жена Павла, и дети - Шурик и Лена, двоюродные брат и сестра Федьки. Бабушки здесь уже не было - она уехала жить к дочери Варваре Синевой в Грязовецкий район. На завтрак Полина отрезала всем по одному куску черного хлеба, дала по несколько картошин, поставила миску с солеными грибами и по чашке молока. Она показала на небольшую горбушку хлеба и сказала:

- Вот последний хлеб. Надо печь, а муки мало... Не знаю, как будем жить...

Федька понял, что и у них тоже трудности с питанием. Правда, в этот день за обедом и ужином, Федька наелся досыта и повеселел.

Ночью в деревне был пожар - горело, вырытое у буерака, колхозное овощехранилище. Дядю Павла по тревоге вызвали, и он убежал тушить пожар.

Утром Федька ушел домой. Полина дала ему немного картошки, моркови, свеклы, банку грибов, бутылку молока и шесть вареных яиц. Все завязала в узел.

Мать обрадовалась, что Федька нашелся, и достойно оценила то, что он принес.

После начатой десятого января, сильнейшей массированной артиллерийской подготовки, двадцать второго января тысяча девятьсот сорок третьего года наши войска приступили к уничтожению окруженной вражеской группировки. Натиск войск с использованием многочисленной боевой техники, оказался настолько мощным, что сопротивление немцев было подавлено, и второго февраля фельдмаршал Паулюс, командовавший окруженной группировкой, принял капитуляцию своей армии.

В ходе ликвидации немецкой группировки под Сталинградом, большую часть своего состава немцы потеряли убитыми. Девяносто одна тысяча солдат и офицеров взяты в плен, среди них две с половиной тысячи офицеров и двадцать четыре генерала с фельдмаршалом Паулюсом. Захвачено огромное количество техники.

Все средства массовой информации тогда узнали, что успехи Красной Армии под Сталинградом были обусловлены многими важными факторами. Но важнейшим из них было то, что ко времени наступления Красной Армии, в ноябре тысяча девятьсот сорок второго года, находившиеся в тылу предприятия, производившие боевую технику, в том числе, эвакуированные и переведенные на производство продукции вооружения предприятия, стали производить и поставлять фронту столько танков, самолетов, артиллерийских орудий, минометов, другого вооружения и боеприпасов, что хорошо отмобилизованная и, получившая уже опыт ведения войны, Красная Армия, могла не только обороняться, но и успешно вести наступательные боевые действия.

В начале года Алексей Павлович Беляев в слесарной мастерской училища собрал паровозную группу и сказал:

- Поступило секретное задание, изготовить для фронта финские ножи в большом количестве. Руководством училища это поручено сделать нашей группе... Изготовленные кованые заготовки буду выдавать каждому лично... Строго придерживаться разметки! Запороть нельзя!.. В тиски зажимать только с медными накладками или за хвостовик... Особенно осторожно запиливать фаски! Тщательно выпиливать острие ножа!.. У кого старые напильники - сдайте мне — заменю... После закалки зачищать ножи до такого блеска, чтобы можно было смотреться, как в зеркало. Учтите, ножи будут проверяться на шабровочной плите... Об этой нашей работе никому ничего не говорить. Все ясно? Тогда по местам.

Довольные и гордые ребята с интересом взялись за серьезное дело.

За два с половиной месяца все они изготовили по пятьдесят-шестьдесят лезвий ножей. Для закалки ножей Алексей Павлович принес в мастерскую ведро воды, налил в него слой машинного масла и, сидя против топки печи, в которой горел каменный уголь, заложил туда партию лезвий ножей. Когда лезвия почти преобретали белый цвет, он длинными щипцами вынимал их и опускал в ведро вертикально, начиная с острия до хвостика. Учащиеся толпились вокруг своего мастера, а он говорил:

- Это я вам показываю способ закаливания стали - через масло и воду.

Ребята разочарованно роптали:

- О... о... о...! Что же получилось? Они же блестели, а теперь стали черные...

Мастер предвидел это и сразу успокоил ребят:

- Так должно быть! Вот теперь лезвие нужно будет зачистить окончательно мелкой шкурочкой...

- Довести до самого лучшего блеска.

Потом была подгонка оперений к лезвиям, насадка этих оперений, бронзовых колпачков и деревянных ручек, изготовленных группой вагонников, на хвостовик. Ответственной работой с ножами была заливка бабитом отверстий для крепления хвостовиков в деревянных ручках. Эту работу выполняли мастера производственного обучения. Потом была окончательная зачистка ножей, смазка и упаковка.

Подводя итоги ответственного задания фронта, директор училища прочитал приказ об объявлении благодарности всем мастерам и учащимся. Но особо отметил Федора Доброхотова, Юрия Конева, Ивана Сатина.

С первого января тысяча девятьсот сорок третьего года войска Красной Армии начали наступательные бои с целью изгнать немцев с Северного Кавказа.

Окружавшие Федьку люди на заводе, соседи, как и все, внимательно следили за положением на фронте.

За три месяца были освобождены: Чечено-Ингушетия, Северная Осетия, Кабардино-Балкария, большая часть Ростовской области, в том числе город Ростов, Ставропольский край и основная часть территории Краснодарского края.

Морозный конец февраля вечерами сопровождался метелями, вьюгами с завыванием, пургами. Доброхотовы рано включили электрический свет, опустили светомаскировочные рулоны и занимались каждый своим делом: мать вязала, дети делали уроки. Вдруг стук в дверь. Заглянувшая в комнату возбужденная баба Лида, крикнула:

— Вот вы сидите, а мы же горим!

— Как горим? — спросила мама, и все быстро вышли на кухню, где уже были Малышевы.

— Горит дом... - сбивчиво объясняла баба Лида.

Какой и где, было непонятно.

Подойдя к кухонному окну, она резко подняла маскировочное полотнище, и тогда все увидели зарево пожара.

— Это горит дом на углу Гасиловской, за Проничевыми.

Федька быстро незаметно оделся и выбежал на улицу.

На противоположном от дома Проничевых углу Гасиловской, он увидел горевший огромным костром дом. Тут же встретился с братьями Проничевыми, которые наперебой рассказывали о предполагаемых причинах пожара и о том, как они переживали, чтобы пожар из-за ветра не перекинулся на их дом.

Выбежавшие из горевшего дома люди, плакали и кричали, звали людей помочь им потушить пожар. Многие мужчины и женщины из соседних домов и горевшего дома, гремя ведрами, пытались тушить пожар водой, которую набирали из речушки, текущей за домом.

Правда, пожарные приехали быстро и потушили пожар, но второй этаж углового дома почти полностью сгорел.

Федька шел домой и думал: «А-а-а-а! Вот почему баба Лида так перепугалась этого пожара! На таком ветру огонь мог перекинуться на соседние дома, в том числе, и на наш дом... А дома- то все деревянные! И вообще... Пожар — это страшно!»

Почти одновременно с операцией по освобождению Северного Кавказа развернулось наступление советских войск на Верхнем Дону.

В обеденный перерыв, возвратившись из столовой в цех, Николай и Федька с удовольствием покуривали, усевшись на верстаке. Разговор снова зашел о положении на фронте. Подошедший к ним Митя Дойников, вклиниваясь в разговор, заявил:

- Это верно, ребята! Наши молодцы! Каково проучили немца под Сталинградом и на Северном Кавказе?.. Кажись, наши попрут теперь немца дальше... Вот было бы хорошо!

Николай добавил:

- Да-а-а! Видно, так и будет... Попрут они немца... Да так и надо! Пора уж!

Федька, одобряя мысли своих старших товарищей, подумал: «Может быть, теперь дело пойдет к окончанию войны». А вслух сказал:

- Эх! Как бы хотелось, чтоб война скорее закончилась!

- Мама, почему ты плачешь? Случилось что-то?

- Да, Феденька, случилось! - стоя на кухне, она обняла своих детей. - Вчера ко мне на работу приходила баба Марья и сказала, что позавчера дядю Павла забрали на фронт. А ведь он совсем глухой!.. Зачем же его взяли?.. На действительную службу его не брали, а вот теперь почему-то забрали... Ой, боюсь, что убьют его!.. Он же ничего не слышит!.. Правда, сказали, что его направят в обоз, но от этого не легче. Это - фронт! Это ж мой самый младший брат!.. - мать с мокрыми глазами перешла к кухонным делам.

- Значит, в Конюхове в бабушкином доме остались теперь Полина и дети? - понурив голову, спросил Федька. — Кто же теперь будет там пахать, сеять, заготавливать сено?

- Да в том-то и дело, что хозяина теперь там нет... Обидно, что его взяли!.. Полине будет трудно.

Через несколько месяцев Полина получила извещение о гибели Павла в районе Синявинских болот.

В январе тысяча девятьсот сорок третьего года Красной Армией был осуществлен прорыв блокады Ленинграда.

Весной, страшным отзвуком идущей войны, явилось прибытие в город Вологду эшелонов с ленинградцами после прорыва блокады.

В товарных вагонах эшелонов было много умерших, не доехавших до места назначения. Оставшиеся в живых изголодавшиеся люди, не могли сдерживать себя принимать предоставленную теперь пищу неспеша, понемногу. И многие из них погибли, уже находясь в Вологде.

Жутко было смотреть, как на санях-розвальнях умерших, уложенных штабелями, перевозили по улицам города на кладбище. Из-под брезентов, которыми были накрыты трупы, иногда виднелись руки, ноги, головы.

Пацаны с Набережной ходили к месту стоянки эшелонов. С любопытством рассматривали прибывших эвакуированных ленинградцев — подолгу стояли у вагонов. Отмечали, что от вагонов исходит тяжелый запах.

Наблюдали изможденные, с черными глубокими впадинами глаз, исхудавшие морщинистые лица людей с безжизненными взглядами. Они видели нескладные фигуры, на которых одежда висела, как на вешалках.

В железнодорожную столовую, где кормили эвакуированных, они шли медленно, двигались как тени, поддерживая друг друга.

Первые уроки сильного возмущения несправедливостью в отношениях между людьми, Федька получил именно здесь, в столовой, когда он увидел, как официантки выменивали у несчастных ленинградцев, например, новый бостоновый костюм за четыреста грамм хлеба или мужские лакированные туфли за двести грамм хлеба, свитера шерстяные - за сто пятьдесят грамм хлеба. Федька говорил:

— Вот живодеры! Наживаются на несчастье людей. Не понимаю! Как так можно! Это нечестно!

Где бы он ни рассказывал об этом: в семье, во дворе, на работе - везде получал ответную солидарность и поддержку. Все понимали, что такое поведение людей породила война. Это горький плод войны.

По радио и в газетах — много примеров самоотверженных поступков людей на фронте и в тылу у немцев.

Особенно запомнился Федьке случай, когда взятый в плен красноармеец Юрий Смирнов не выдал немцам на допросах секретные сведения, которых они добивались. Издеваясь над ним, немцы вырезали у него на груди и на спине звезды и куски кожи. Выдержав все это, он с честью выполнил свой воинский долг.

Запомнился Федьке и яркий образ партизанки-комсомолки Зои Космодемьянской.

Он задумывался, примеряя поступки этих героев на себя. Ход мыслей его был такой: «Если мне придется быть на фронте, и я попаду в сложное положение, выдержу ли тяжелые испытания, которые пошлет мне судьба?». И сам себе утверждал: «Выдержу! А если будут истязать, замкнусь и вообще не скажу ни слова».

Он даже выработал способы испытания себя на выдержку: брал лезвие безопасной бритвы и зажимал его между пальцами так, что оно выступало на миллиметр-полтора, затем резким движением, наотмашь, проводил бритвой по мягкому месту второй руки, разрезая тело. Так он делал несколько раз, повторяя это после заживления ран.

Однажды, когда ему нужно было удалять зуб, Федька сказал врачу:

— Не надо обезболивать... Я так выдержу... - он сел в кресло, просунул руки под подлокотники снаружи кресла и, как бы снизу вверх представил перед врачом раскрытый рот.

Потом он чувствовал и слышал треск кости и рвущегося тела. Выдержал боль. И довольный собой встал с кресла, в уме отметил: «И это испытание я выдержал!»

В училище состав группы паровозников был неровным. Выделялась группа мальчиков — человек шесть-семь — более энергичных, дерзких, сильно влиявших на других учащихся. Главенствовали в этой группе Андрей Чувалов и Вовка Кондаков. Они выигрывали в карты у других учащихся миллионы рублей. У должников, в счет покрытия долга, отбирали их завтраки и обеды. Дело зашло далеко. Некоторые из проигравших ребят, больше из тех, которые жили в общежитии, стали худеть вплоть до изнеможения. Когда двоих из группы картежников отчислили из училища, картежные игры и их последствия прекратились.

Федьку же одолевало угрызение совести за то, что случилось с ним. Ему нравилась красивая и четкая роспись мастера, и он иногда в своей черновой тетради расписывался так же, как и мастер. Ему принесли десять талонов на завтраки с печатями и попросили расписаться за мастера. Федька колебался: «Как же я, один из лучших учащихся, так подведу мастера». Однако, факт - его уговорили.

Он долго вспоминал этот неприятный случай, ругая себя за легкомыслие.

Голубое небо и яркое солнце в этот день располагали к хорошему настроению.

Федька с Колькой возвращались из кино, вяло шагая по Набережной, приближаясь к своим домам. Вдруг заревели сирены, загудели гудки предприятий и паровозов, доносившиеся даже из тех мест, где, казалось, и гудеть было нечему. Одновременно стали раздаваться одиночные выстрелы и залпы пушек, которые отмечались разрывами в небе и оставляли за собой легкие круглые дымки. Строчили пулеметы. Глухо был слышен звук мотора в небе. Ребята зашли во двор. Услышали, как Алевтина Лапина говорила стоявшим рядом соседям:

— Ой, пойду съем хлеб, а то еще убьют, — и забежала в дом.

Ребята из двадцать шестого, собравшиеся во дворе, полезли на чердак своего дома, на случай, если с самолета будут бросать зажигалки. Федька с Геркой Наумовым залезли на чердак своего двадцать восьмого дома. Еще минут двадцать продолжалась стрельба и, как стало понятно, самолет улетел.

В один из выходных дней в конце мая, Федька вернулся с футбола и застал необычную картину. Во дворе, недалеко от крыльца, стояла грузовая машина, крытая брезентом. Она была загружена мешками, наполненными чем-то угловатым.

В квартире хозяйничала младшая сестра матери, Варвара, она что-то варила, жарила, накрывала на стол. На столе лежал нарезанный черный хлеб, сухари, сало, конфеты-подушечки. В комнате сидел и читал газеты мужчина, как потом стало ясно — это был водитель машины. Мать должна была скоро прийти с работы. Федька поздоровался и спросил:

- Тетя Варя, может, самовар поставить?

- А ты можешь?.. Поставь.

Федька заправски выполнил эту работу и спросил:

- А машина во дворе ваша?.. А что в ней?

- Там сухари для фронта... Завтра будем сдавать... Я ведь бухгалтер сельпо... Пока мамы нет, иди, посмотри за мешками, чтобы не украли.

Федька залез в кабину машины, взялся за руль и стал наживать ногой на акселератор, воображая себя водителем. Мотор включался на короткое время — машина вздрагивала, и ему казалось, что она движется. Потом Федька залез в кузов, осмотрев и ощупав мешки, понял, что там ломти засушенного хлеба. Увидев идущую по двору с работы мать, он спрыгнул с машины и, подойдя к ней, сказал:

- Мама, это тетя Варя приехала. Они привезли сухари для фронта... Она там все готовит на ужин... Ждут, когда ты придешь.

Большая сковорода ароматной картошки, жареной с мясом, и русский салат стали эпицентром этого необычного для того времени стола. Взрослые пили водку, закусывали и говорили о жизни, о войне. Тетка Варвара напомнила, что ее муж, Синев Борис Федорович, на фронте уже с тысяча девятьсот сорок первого года, пишет письма, был легко ранен.

Федька нажимал на картошку с мясом, Зина с удовольствием ела бутерброд с салом и, посолив его, сказала:

- Ой, как вкусно!

Мать кормила Артура.

Но недаром в русском народе сказано: «Сытым станешь скоро, а богатым — не скоро». Насытившись, дети вышли из- за стола. Взрослые продолжали беседу. Уже вполночь водитель пошел спать в машину.

Нежданно-негаданно мастер Беляев сказал Федьке:

- Тебе вместе с мастером Ивановым предстоит командировка. Поедете в город Черновец. Там школа ФЗО, в которой вам надо получить и привезти в училище комплект чертежей на производство станков для изготовления спичек, некоторые части спичечных станков и инструменты.

Это была первая в жизни Федьки командировка.

На следующий день выехали поездом.

Черновец показался Федьке маленьким, пыльным, нескладно устроенным городом. Школа ФЗО размещалась в здании на самом берегу Сухоны. Мастер пошел оформлять документы, а Федька, сидя на скамейке у самой воды, резал перочинным ножом ветку и бросал кусочки дерева в реку, глядел на нее, говорил:

- Вот какая она, Сухона! Широкая, большая!

Однако Черновец больше всего запомнился Федьке тем, что днем и ночью в нем, видимо, работая в разных режимах, визжали, ревели и скрипели различные моторы. Ему объяснили, что здесь завод, на котором делают авиационные моторы.

На следующий день, получив все, что нужно было, возвратились в Вологду.

Теперь на несколько месяцев заданием учащихся-паровоз- ников было изготовление станков для производства спичек. Деревянную станину делали учащиеся-вагонники, всю металлическую и слесарную работу выполняли паровозники. Работа оказалась довольно сложной, особенно - в части автоматики. Привезенные из Черновца автоматические головки, трудно поддавались регулировке, и прежде, чем станки заработали нормально, они выпускали много брака. Федька переживал такую работу по-своему:

- Что же это получается? — говорил он Алексею Павловичу. — Мы качественно выполнили все слесарные работы, а из-за того, что головки работают плохо — станки делают брак.

— Ничего! — успокоил мастер. — В конечном счете, мы уже сделали восемь станков и качество спичек хорошее... Вот сделаем еще двенадцать и... Наше дело правое!

Эти станки изготавливали новый тогда вид спичек — «заборчиком». Тонкая, деревянная плоскость в верхней части на один сантиметр прорезалась пазами и становилась похожей на забор. Верхушки «заборчика» становились головками спичек, покрытыми серой. Два таких «заборчика» покрывались тонкой бумажной упаковкой с серной полоской. Отломанная по линии надреза спичка загоралась от трения о серную полосу. Это были станки ускоренного и упрощенного производства спичек.

Учащимся трудная практика изготовления этих станков в последующем, ой, как пригодилась!

Июль — макушка лета.

Федька все реже виделся со своими друзьями. Встречались, в основном, в выходные дни. Вот и сейчас собрались они в своем штабе на чердаке. Снова обменивались информацией о войне, пели грустные песни: про лучину, которая должна догорать, про то, как сердечко стонет и как осенний лист дрожит, про бродягу в степях Забайкалья. Чудно было слышать, когда пацаны с Набережной использовали неизвестно где взятый способ воспроизведения мелодий забавным тарараканьем: та- ра-ра-кань-ем. Упираясь большим пальцев левой руки в подбородок и, беря большим пальцем правой руки за мизинец левой, махали ладонью правой руки. Подбородок сотрясался, и ртом издавались неопределенные звуки. Получалось нечто вроде мелодии: та-та-тара-ра... и молодого коногона везли с разбитой головой: та-ра-та-та, тара-та-та, тара-тат-та.

У Урицы на чердаке были, запретные для всех других, его укромные места. Никто из пацанов не должен был переходить указанную Урицей линию. Иногда на чердаке собирались его знакомые парни из города, они обсуждали какие-то совместные действия. Говорили шепотом и часто — непонятными для пацанов словами. Ребята ухватывали только отдельные фразы, из которых по догадке можно было понять, что речь идет о каких-то кражах.

Иногда, расчувствовавшись, Урица говорил:

- Воровское дело нехорошее... Можно в тюрягу сесть, и надолго. Это настоящие воры в законе сидят в шикарных ресторанах... Какие подарки девчонкам дарят! Только это все не для вас... вы все равно не сможете...

Но иногда брал с собой отдельных пацанов. Герка Наумов рассказывал:

- Я однажды в магазине отвлекал тетку — помогал Урице вытащить кошелек из ее сумки. Но она неожиданно повернулась и помешала нам.

А в другой раз Полино и Нака подталкивали мужчину, как велел Урица, но все кончилось ничем.

А тут на чердак пришел Егор и с ним незнакомый парень с наголо подстриженной головой. Пацаны перестали петь. Незнакомый парень, такой шумный и говорливый, сказал:

- Ну, Урица, у тебя здесь такая компания!.. С ними можно делать большие дела!..

- Нет, Фуня! - ответил Егор. - Это хорошие пацаны... Они не воруют, не хулиганят... Учатся. Кто - в школе, кто — в ремесле... Я защищаю их от всех, кто на них насекается.

Новоявленный приятель Урицы, устроившись полулежа на сене, хвастливо и не без гордости объявил:

- А я - вор в законе... Недавно отчалился, — и показал на волосы, - освободился... Два раза служил хозяину на лесоповале в Архангельской области... Ну а вы, пацаны, можете хоть по фене ботать?

Ответил Урица:

- Да по фене-то они ботают довольно шустро, но никакими преступными делами не занимаются... Я их ограждаю от этого.. Понял?

— Ой! - продолжал хвастать Фуня. - Когда скок залепишь, толкнешь вещички и живешь «кум королю и сват министру». Красота! Гуляешь пару месяцев... Вот это жизнь!.. Девочки, водка, вино, закуски! Гужуешься!.. Вот узнаешь, что в хате никого нет, особенно хорошо за рекой, там частные дома, берешь фомку... О! У меня фомочка-то красивая! Небольшая, но мощная, никилированная!.. Поддеваешь фомкой дверь - небольшой треск, и замок летит. Путь открыт! Ищешь деньги и золотишко. Если их нет, берешь лучшие вещи... Но был у меня как-то раз случай — пришлось рвать когти. Едва смылся!

Ребята слушали, не задавая вопросов. Да и некогда было - непрерывно говорил Фуня:

- Эх, хорошо, когда появляются деньги! За ними отдых, кутеж... — и, напевая, добавил:

- - И шмары, и шмары, и шмары... - а потом:
- Ох, какой я был дурак
Надел я краденый пиджак
И шкары, и шкары, и шкары...

И после этого добавил:

- Так попадает вор
На нары, на нары, на нары...

- Если кто хочет красиво жить - милости прошу! Могу помочь! Мне нужны свои люди. Так что, огольцы, подумайте!

Пацанов с Набережной предложение Фуни не заинтересовало.

По поведению Урицы было понятно, что он пришел на чердак не просто так, а взять что-то из прятанных там вещей. Вскоре Урица и его друг ушли. При уходе, Фуня сказал:

- Ну, покедова, пацаны!.. Кто надумает — найдет меня... Еще встретимся!

На чердаке, в штабе, Пашка Кондырев появлялся нечасто, но всегда находил, что сказать пацанам. Ловкий, подвижный с красивым лицом, он обладал несомненной способностью воздействовать на эту компанию: утверждал, что и в будущем будет так, как он говорит.

В выходные дни одевал белую рубашку с галстуком.

Часто менял работу, на одном месте долго не задерживался. За последний год сменил восемь мест. В основном, нанимался в магазины на рынке. Говорил:

— Я ведь как работаю?! Грузчик — он везде нужен... Нам надо было отремонтировать квартиру — пошел работать в хозяйственный магазин. Поработал там... чувствую, мне хочется сладкого — пошел в кондитерский. Но сладкое знаете?.. От сладкого зубы болят. Давай, думаю, пойду в мясной... комбинезон у меня широкий. Раздеваюсь дома... хвать, - а что это? О! Кружок колбасы! Это что? Это - кусок сала. Люблю сало. Потом беру работу в других магазинах - там тоже нужны грузчики. Так что и вы, пацаны, думайте, куда и как идти работать.

Однажды Александра Александровна принесла домой кусочек ароматного свиного мяса, упакованный в пергаментной бумаге жир и кулек яичного порошка. Она рассказала соседям, что в магазинах появились американские продукты: свиная тушонка, внутреннее свиное сало «лярд», яичный порошок «омлет» и этими продуктами уже отоваривают продовольственные карточки.

- Вот я уже получила за месяц, — добавила Шура. — Если нам будут выдавать мясо, яйца, да еще рыбу и крупы, то всем, конечно, станет лучше. Говорят, что американцы будут поставлять в Советский Союз эти и другие продукты питания в большом количестве. Ох! В каких красивых, больших металлических коробках упакованы все эти продукты.

Люди понимали, что эта помощь Америки была уместной и реальной. По времени — лучше бы раньше. Но и так она помогла советским людям выживать в страшной войне.

Большую роль сыграли поставки Америки в Советский Союз автомобилей типа «Студебеккер», «Додж-3/4», «Виллис», мощных мотоциклов «Харлей», а также обуви и тканей. Большие поставки самолетов и другой техники, а также тканей и обуви были из Англии.

Американские автомобили вывезли большую часть всех военных и гражданских грузов СССР второй половины войны.

Заканчивался ясный, почти безоблачный день начала августа.

В теплом, влажном воздухе, в свете уходящего за горизонт солнца, крутились овальными клубами рои комаров. Их было много. Злые кровопийцы в этих местах причиняют немало неприятностей людям. Люди в такое время стараются реже быть на улице, укрываясь в своих квартирах. А вот с приближением темноты, которая здесь летом наступает довольно поздно, как- то оживляется движение людей на улицах и во дворах. Трудно уснуть в таких условиях и люди усаживаются на крыльцах возле своих домов, отдыхая и беседуя о житье-бытие.

Около одиннадцати часов вечера, когда Федька Доброхотов был дома, началась воздушная тревога, и неистовая пальба из пушек и пулеметов. С крыльца Федька увидел высоко в небе над рекой Золотухой, висящий в воздухе светильник, по форме напоминавший песочные часы, которые он видел в школе на уроке физики. Только здесь этот светильник, казалось, имел размеры сто на пятьдесят сантиметров.

Федька, спрыгнув со своего крыльца на мостки, подбежал к боковому крыльцу дома, сделал несколько шагов между сидевшими женщинами и по наклонной крышке выгребной ямы туалета устремился к воротам.

Но вдруг он заметил, как что-то сверху пролетело над ним и мимо него, коснувшись головы. Он обернулся и, в одном шаге от себя, увидел неизвестный предмет, который короткое время колебался, а затем упал на доску крышки и проскользил по ней.

Подняв этот предмет, Федька рассматривал его. Подошли ребята из двадцать шестого дома и Герка.
Кусок металла с рваными краями, длиной пять сантиметров и короткими сторонами по одной и три десятых сантиметра, в виде параллелепипеда с продольным отростком на одном из углов — по форме ученического пера длиной полтора сантиметра. Федька сказал:

— Это осколок от артиллерийского снаряда... Вот здесь, на двух сторонах, следы резца токарного станка. Только одна сторона — внутренняя, другая - наружная; ну, рваный металл. —Тут Федька приложил руку к правой боковой стороне головы, и на пальцах все увидели кровь.

Сидевшие на крыльце женщины тут же принесли флакон с йодом и Зоя Орлова, найдя между волосами небольшую рану, обильно смазала ее.

Ребята обсуждали факт ранения, говорили про осколок, а Валька Носков членораздельно произнес:

— Ну, Федька! Те-пе-рь ты с ра-ной!

Уловив некую двусмысленность этой фразы, пацаны неуверенно рассмеялись. Федька понял, что друзья теперь по- своему завидуют ему. Он решил оставить на память этот металлический осколок.

В это время в небе, рядом с первым появился второй такой же светильник, а затем и третий. На земле вокруг все сделалось так светло, как в ясный солнечный день.

Пацаны подошли к стоявшим у парадного крыльца со стороны улицы, взрослым соседям, и услышали как Васенчик говорил:

— Это самолет-разведчик... Он фотографирует...

— А что он тут фотографирует? - спросил кто-то.

— Трудно сказать, но... Помните в прошлом году и в этом году весной самолеты летали тоже в этом месте.

Дядя Миша поддержал разговор:

— Может, его привлекает Веденеевская баня? Видите, она стоит на плоском широком берегу Золотухи, как ангар... Большая железная труба на оттяжках, рельсы для вагонеток, резаные бревна... Может, ему кажется, что это какое-то военное хозяйство?

— Там дальше — стадион... Может, он его интересует? — добавил Васенчик. —Или здесь просто срединная часть города, и он рассматривает весь город. Вот что!

Пушки и пулеметы не умолкали. Однако вскоре, светильники постепенно как бы растаяли в небе, слышен был легкий гул самолета, а потом снова наступила тишина.

Федька рассказал дома о том, что завтра их училище выезжает поездом на участок железной дороги, который надо ремонтировать.

- Мама, дашь мне те старые большие ботинки, которые я привез из Кулакова, старые брюки и пиджак. Мастер велел взять рабочую одежду.

- Ох! И везет тебе, Федька! - вмешалась в разговор Зина. - На поезде будешь кататься!

- Конечно, везет, - ответил Федька. - Мы пять дней там будем.

- А как с едой будет? Где будете спать? - забеспокоилась мать.

- Спать будем в вагонах. Каждому — плацкартное место и постельные принадлежности. Берем с собой котлы, ложки, миски, поварежки.

- Давай и я поеду с вами, — как бы шутя, сказала Зина, - буду обед варить.

- Нет. Едут только те, которые в училище учатся, - серьезно ответил Федька.

На следующий день, на товарной станции Вологда-2, два пассажирских вагона, в которых было пятьдесят учащихся, приняла на себя «овечка».

Ехали несколько часов в ленинградском направлении. Остановились в лесу, в небольшом тупичке. Все вышли из вагонов и любовались лесом.

Сразу, под руководством мастеров сделали две деревянные рогатины, которые забили в землю, положили на них перекладину и повесили на нее два котла. Тут же разожгли костры.

Ребята с мастером Беляевым отправились на место ремонта, а шестеро девочек с другим мастером остались готовить обед.

Вскоре пришли к месту, на котором нужно было трудиться.

Оказывается, в этом месте, полтора месяца назад немецкие самолеты разбомбили железнодорожные пути. Там проходили две линии. Бомбы большого веса упали точно на пути. Три - рядом, одна — через сто метров. Бомбы взрыли землю так, что образовались воронки, диаметром восемь-девять метров и глубиной шесть-семь метров. Так что вывернутая глиняная масса лежала на поверхности широкими круглыми валами, опоясывая эти воронки. По земле, вокруг воронок, беспорядочно лежали разорванные на стыках, немыслимо закрученные рельсы. Отдельные рельсы выглядели подобно крученой нитке, брошенной на плоскость. В разных местах, на расстоянии пятидесяти метров от воронок, валялась щепа деревянных шпал. Мастер сказал:

- Наша задача — в эти дни разобрать эти рельсы, отделить шпалы на всем участке бомбежки, уложить их в стороне... Все инструменты у нас есть. Разрушенные шпалы и щепки перенесем к вагонам и будем использовать их для приготовления пищи. Сегодня, после обеда, приступим к работе.

Ребята добросовестно и слаженно трудились. Вечерами отдыхали. Ходили в лес по ягоды и грибы. Грибы, девочки из вагонной группы — поварихи, добавляли в супы.

Все прошло бы тихо, если бы не ребята из соседней деревни. Они появились на второй день. Разные по возрасту, босоногие, с длинными волосами, одежда в заплатах, но бойкие. Быстро наладили отношения с девочками из училища, рассказывали, что два немецких самолета прилетели сюда, и один из них сбрасывал бомбы. Были очень сильные взрывы. Оба стреляли по деревне из пулеметов. Но некоторые мальчишки из училища ревностно стали высказывать деревенским пацанам, чтобы они больше не приходили сюда и прогоняли их. Положение осложнялось. Деревенские привели парней постарше, и тогда в трудовом лагере переговоры проходили с взаимными угрозами. Вовремя вмешались мастера и успешно примирили стороны.

В общем, все кончилось хорошо и на пятый день, после окончания всех работ, деревенские мальчишки с улыбками провожали трудовой отряд железнодорожного училища.

Когда подъезжали к Вологде, шел дождь, и Федька с удивлением увидел, что дома и другие деревянные постройки города, под действием дождя, выглядят очень темными, а в отдалении — даже черными.

И впервые в нем пробудились мысли о том, что его родной город бывает суров и печален.

В июле-августе тысяча девятьсот сорок третьего года пресса и радио непрерывно сообщали о крупных и тяжелых оборонительных сражениях, которые вела Красная Армия против немецких войск в районе Курска, Орла, Белгорода.

Двенадцатого июля недалеко от деревни Прохоровки, гитлеровская армия предприняла наступление одновременно огромным количеством танков и другой техники.

Красная Армия также большим количеством бронетанковой техники оказала достойное сопротивление. В результате этого бронетанкового сражения в течение нескольких дней, шестнадцатого июля Красная Армия остановила наступление. Гитлеровцы перешли к обороне.

Сражение на Курской дуге способствовало в последующем полному изгнанию немцев с территории СССР. Ликовала вся страна, когда пятого августа Москва впервые салютовала залпами из двухсот двадцати четырех орудий в честь боевой доблести войск Красной Армии, освободившей города Орел и Белгород.

Величайшее сражение в районе Курской дуги закончилось освобождением двадцать третьего августа тысяча девятьсот сорок третьего года крупнейшего украинского города Харькова.

На второй день в училище состоялся митинг по поводу освобождения Харькова, на котором Федьке, как комсомольцу и отличнику, было поручено выступить. Он сильно волновался и говорил не более пяти минут. Высказал радость в связи с переходом Красной Армии в наступление, с освобождением городов Орла, Белгорода, а также и Харькова. Пожелала Красной Армии дальнейших успехов. Призвал учащихся лучше учиться, чтобы быстрее закончить программу обучения и пойти работать на завод — помогать фронту.

После выступления Алексей Павлович подошел к Федьке, положил руку ему на плечо и ласково сказал:

— Молодец, Федя! Хорошо выступил! Женщины в зале даже прослезились.

В конце митинга два приглашенных баяниста заиграли мелодию «Вставай, страна огромная...» Все присутствовавшие, стоя, торжественно пропели эту песню.

Однажды пацаны с Набережной, находясь в центре города, увидели, что на площади Революции толпятся люди - подошли к толпе.

На земле стоял самолет с крестами, и было понятно, что это немецкий самолет. Вокруг него — проволочное заграждение на металлических стойках. На небольшой табличке написано: «Самолет-штурмовик «Юнкерс-88». Сбит при подлете к нашему городу. Является одним из основных немецких самолетов, находящихся на вооружении немецкой армии». Тут же были начерчены силуэты самолета, как он выглядит в полете.

Ребятам показалось, что этот самолет, как летательный аппарат, очень простой. Суждения их о самолете были противоречивыми — до этого они представляли себе немецкие самолеты чем-то большим, грозным, страшным.

Замысел устроителей осмотра этого экспоната оправдался: и в первые, и в последующие дни посетителей вокруг него было много. Он служил предметом воодушевления людей, они говорили:

— Побольше бы сбивали немчуру проклятую!
—
Как-то мастер Беляев подошел к Федьке и сказал:

— Тут звонили из радиокомитета и просили прислать к ним отличника учебы, с которым они хотят побеседовать, и передать эту беседу в радиосеть города. Вот, давай, Федя, готовься! И завтра, после завтрака, пойдешь туда... Ну, ты там не волнуйся и не спеши. Отвечай на вопросы честно, как есть. Понятно?

— Кажется, все понятно! Только, что будут спрашивать и что отвечать?

— Главное - не волнуйся! Я уверен, все будет хорошо!

В радиокомитете его ждала молодая женщина Мария Ивановна. Она усадила Федьку за стол, поставила перед ним микрофон и сказала:

- Говори сюда, — взяв в руку другой микрофон, она продолжала, - расскажи мне о себе, о своей семье, о том, как учился в школе, об учебе в училище. Поделись, как тебе удается отлично учиться и работать, и что слесарное ты уже умеешь делать.

Федька волновался, но отвечал на все вопросы. Правда, иногда говорил недостаточно громко, и тогда Мария Ивановна заставляла его повторять, при этом она переключала аппаратуру. Потом сказала:

— Вот теперь мы записали нашу беседу, и завтра утром в шесть часов двадцать минут можешь послушать нашу передачу.

На следующий день радиопередачу слушала вся семья Доброхотовых.

В училище ребята и мастер говорили, что по радио Федька выступал хорошо.

Много было разговоров в училище о том, что скоро начнется производственная практика учащихся в цехах ВПВРЗ. Ребята с нетерпением ждали этого. Им было интересно познакомиться с производством, где они будут в дальнейшем работать, а также то, что теперь остается всего несколько месяцев, и они — самостоятельные рабочие. Будут получать продовольственные карточки по нормам рабочих и заработную плату. Вот-вот придет это время. И это время пришло.

В начале ноября мастер объявил:

- После праздника Октябрьской революции, с утра, идем на завод. Возьмите с собой рабочую одежду и оденьтесь теплее.

К празднику Октябрьской революции в магазинах появилось больше продуктов для отоваривания продовольственных карточек. Хорошо ли, плохо ли — все готовились к празднику.

Празднично было и в семье Доброхотовых. Готовя обед утром седьмого ноября, мать послала Федьку за дровами. Подходя к сараям, он увидел Христофора, который сказал:

- А-а-а! Это ты, Федя? С праздником тебя!

- Спасибо! И тебя с праздником, Христя!

- Что ж ты, Федя, никогда не зайдешь? Не расскажешь, как учишься. Мы ведь братья, хоть и двоюродные. Ты ведь в железнодорожном училище сейчас?

- Да заходить-то все как-то некогда. А учусь хорошо. Можно сказать, отлично. Вот сразу после праздника идем на практику на завод. Практика будет несколько месяцев, а потом — окончание училища, и я буду работать слесарем.

- Ну, что ж! Слесарем — это неплохо! Знаю, что зарплата там хорошая. Опять же... рабочая карточка. Желаю тебе успеха! Кулаково-то вспоминаешь? Моя мама, а твоя — тетя Любава, умерла уж. Осиротел наш дом в деревне. Остался там только мой отец, твой дядя Александр. Так что, нам с тобой надо поддерживать связь между собой. Иначе нельзя...

- Согласен с тобой, - ответил Федька.

- Ты слыхал как наши на фронте? Взяли Курск, Орел, Белгород. Еще раньше разблокировали Ленинград. Вышли на территорию Украины и освободили Харьков, Донбасс и большую часть Левобережной Украины. Освободили Запорожье. Местами форсировали Днепр. Освободили Смоленск и вышли к Белоруссии... А вчера, к празднику, освободили Киев. Это же прекрасно, Федя! Наши успешно продвигаются вперед на запад.

- Я слыхал и сам читал, да и в училище нам рассказывают. Освободили уже и Сталино, и Днепропетровск, и Кременчуг, и Ворошиловоград, и Чернигов. Молодцы наши! Если так будет дальше, то скоро немцу капут. Верно?

- Да, — ответил Христофор. — Надо гнать немца дальше. Надоела уж эта война!

Разговор между братьями продолжался и тогда, когда они шли с охапками дров в свои квартиры.

- Так ты, Федя, заходи к нам.

Федька обещал бывать у Христи.

Примерно, в пятидесяти метрах от проходной было высокое кирпичное строение сложной конфигурации. Как ребята узнали потом — это здание станет их местом работы на долгие годы.

Здесь было паровозоремонтное производство, вернее — целый комплекс по ремонту паровозов. Зашли в правое крыло. Мастер привел группу на свободное место в дышловой бригаде, потом стал разводить учащихся по производственным участкам. Федьку и еще двоих учащихся он привел в бригаду, в которой ремонтировались и собирались колесные пары и паровозные тележки. Еще в процессе подготовки к практике, мастер Беляев много рассказывал о том, что надо делать на практике, как себя вести в бригаде, в цеху, на заводе. Говорил:

— Главное — понять, что каждый из вас делает. Какую роль играет то, что вы делаете в работе паровоза. И еще одно главное, работа, которую вы будете выполнять, должна быть хорошей, качественной.

Бригадир встретил ребят с улыбкой:

— Ну что, красны молодцы! Вот вам для начала напильники, и снимайте заусеницы и другие неровности с букс, которые готовятся для сборки, — и показал, как это делается.

Нельзя сказать, что работа была интересной, и ребята отвлекались, рассматривая, как устроен весь этот комплекс. Выполняя такую и малозначительные работы, которые давал бригадир, ребята провели в этой бригаде две недели. Потом мастер менял учащихся в бригадах.

Федька и его напарники прошли дышловую бригаду, где, в основном, чистили кусками наждака дышла, местами отпиливали их. Обрабатывали бронзовые вкладыши с бабитовыми сердечниками и подгоняли их напильниками к местам в дышлах.

Потом ребята были на участке, где гнули и заготавливали трубы для паровозных котлов. Федьке понравился процесс гнутия труб. Когда трубу набивали сухим песком, и забивали ее с двух сторон деревянными пробками, нагревая в нужном месте, вставляли в специальные распорки или тиски, и сгибали их под заданным углом, то труба на изгибе оставалась круглой, а не заламывалась.

В последующие недели эти ребята побывали в котельном цехе, где на мощных металлических опорах одновременно стояло несколько паровозных котлов. Там сильно гремели пневматические молотки. Рабочих этого цеха, шутя, называли «глухарями».

В токарном цеху, где работали большие карусельные, строгальные, долбежные, сверлильные и шлифовальные станки, Федьке понравилась разметка деталей на специальном столе. Потом — на сборке больших паровых цилиндров, на установке арматуры котла и оборудования кабины машиниста, при креплении паровоздушного насоса к паровозу, так что видели, как постепенно собирается паровоз из отремонтированных частей.

Федька заглянул и в арматурный цех, где проходить практику ему еще предстояло.

За прошедшее время практики, Федька и другие ребята уже понимали весь цикл прохождения паровоза от его разборки до сборки после ремонта и его испытаний.

Весь паровозоремонтный комплекс был как бы под одной железной крышей с длинными стеклянными фонарями. Высота помещений была около двадцати пяти-тридцати метров, длина — семьдесят-семьдесят пять метров.

Самое большое внимание и удивление практикантов привлекал тележка «Дина». В продольной канаве, глубиной более метра, по нескольким рельсам, ходила электрическая тележка на колесах, на которой были рельсы для паровозов и маленьких тележек.

«Дина», подъезжая к производственным участкам с помощью лебедки, подавала в бригады или принимала на себя паровозные тележки и паровозы. На ней перевозили части паровозов на маленьких тележках.

Наблюдательный Федька как-то сказал ребятам:

— И смотрите, как все продумано! На каждом участке в бригаде — рельсы, которые там нужны. А эта тележка «Дина»! Такая трудяга! Она берет на себя старый паровоз, ставит его в специальный отсек, там его разбирают, там же его части моют в керосине и развозят по цехам и участкам. А потом снова с помощью «Дины» постепенно собирают паровоз из отремонтированных частей. Это ж надо! Собранный паровоз она легко перевозит и перетягивает его уже в испытательный участок, на железнодорожные пути с канавами.

- Да, точно! — согласились ребята.

Совинформбюро ежедневно информировало население об успехах Красной Армии на фронте.

К концу тысяча девятьсот сорок третьего года началось освобождение Белоруссии. Закончилось освобождением всей Левобережной Украины с выходом к Черному морю и освобождением части Крыма.

Чувствовалось, что войска были охвачены величайшим наступательным порывом.

Шли дни, месяцы, года войны. Вот и тысяча девятьсот сорок четвертый год.

Каждый день, как и раньше, людей интересовали события на фронте, и их интерес удовлетворяли, в основном, радио и газеты.

Четырнадцатого января тысяча девятьсот сорок четвертого года началось наступление под Ленинградом и Новгородом против основной группировки врага. Одновременно шли ожесточенные бои по освобождению Правобережной Украины.

Двадцать седьмого января была полностью ликвидирована вражеская блокада Ленинграда. Это был великий праздник. Все ликовали. Салют из трехсот двадцати четырех орудий ударил в честь этой победы. Люди плакали и смеялись от радости.

Национальные ценности, сосредоточенные в блокированном Ленинграде, ленинградцы сохранили, но весь советский народ был возмущен немецким варварством на территории Ленинградской области. Петергоф с его дворцами был превращен в руины. Немцы разгромили Павловский дворец - остались только стены. Гатчинский дворец и дворцы города Пушкина были разграблены и сожжены.

До нового года практика проходила в первой половине дня. После обеда были теоретические занятия.

С первых дней нового года Федька проходил практику в арматурном цехе. Теперь практикой были заняты целые дни. Арматурный цех размещался в пристройке к сборочной части паровозоремонтного комплекса. От канавы для тележки «Дины» к нему вел коридор с узкой рельсовой колеей. Высокое, светлое, большое помещение арматурного цеха было просторным и компактным. В нем, как показалось Федьке, тоже все было продумано: слева от входа — стеклянная конторка для начальника цеха; справа на стене до самого потолка - трансмиссия, от которой работали старые токарные станки; потом в два ряда стояли станки «ДИП-200». Больше половины площади занимали верстаки бригад: инжекторной, больших котловых кранов, малых кранов, предохранительных клапанов, свистков паровозов, аппаратуры управления машиниста и паро-воздушных насосов. В бригаде паро-воздушных насосов еще был широкий, невысокий стол, обитый металлом, стенд для притирки верхней крышки и «таль» для подъема насосов. На специальной подвеске висел воздушный притирочный двигатель. В удобных местах цеха были установлены: сверлильный станок, масляный пресс, наждачные точила и место для отходов металла и негодных частей. К каждому верстаку был проведен воздух под давлением. К цеху примыкало небольшое помещение испытательной станции с воздухом, паром и водой под давлением.

Федька прошел практику во всех бригадах арматурного цеха, но душой он тянулся к работе с паро-воздушными насосами. Бригадиром в этой бригаде был Дмитрий Дойников, мужчина лет сорока пяти. Он жил на окраине города, имел частный дом, корову, огород и вел, близкий к сельскому хозяйству, образ жизни, но днем он работал на заводе. Человек спокойный и знающий свое дело.

В процессе практики бригадир держал Федьку ближе к себе, тот помогал ему. Однажды при установке насоса на стенде, Федька «талью» поднял его, а бригадир пытался закрепить насос, но у него что-то не получалось и он крикнул:

- Подай трубу!

И Федька, оставив цепи «тали», бросился к трубе, лежавшей на полу, но бригадир опередил его. Внезапно возникла ситуация, при которой бригадир ударил трубой находившегося в наклонном положении Федьку.

- Ой, Федор! Что же ты!.. — воскликнул Дойников.

Удар пришелся по нижней губе так, что один зуб торчал из раны снаружи.

Это было первое трудовое крещение Федьки. Вскоре он стал в бригаде своим человеком, как говорят — пришелся ко двору. Ему доверяли почти все работы, которые делали члены бригады, в том числе - притирку головки насоса к цилиндру.

Выпуск училища был не за горами.

В середине марта в училище состоялось большое собрание, посвященное выпуску. Было много поздравлений. Зачитывали приказы. Выдавали аттестаты. Приказом Председателя Государственного Комитета трудовых резервов СССР, два человека: мастер Беляев и Федор Доброхотов были награждены почетными нагрудными знаками — «Отличник трудовых резервов СССР».

Федьке был присвоен пятый разряд.

Зачитали приказ директора ВПВРЗ, генерал-директора тяги Журавлева П.А. о зачислении в кадры завода всех, закончивших училище. Федька был зачислен в бригаду паро-воздушных насосов арматурного цеха.

Потом был прощальный ужин, на котором подавали жаркое с достаточным количеством хлеба и компот с небольшими булками.

Так закончились памятные для Федьки дни учебы в полюбившемся училище. Он вышел на самостоятельную стезю жизни.

В бригаде паро-воздушных насосов, кроме бригадира - еще три слесаря. Вместе с Федькой их стало четверо. Разделившись на пары, они работали в две смены. В одной смене в бригаде работали Ковалев Николай и Рогозин Григорий Иванович, малообщительный человек лет пятидесяти, работавший споро и уверенно. Федьке выпало работать в смене вместе с Мишей Федоренко. Миша — высокий черноволосый парень, лет двадцати, со смуглым украинским лицом. До войны жил в городе Прилуки Черниговской области, где учился в школе ФЗО и был эвакуирован в город Вологду в тысяча девятьсот сорок первом году. Этот парень вызывал у Федьки особое уважение тем что, живя в общежитии, вдали от родного дома, он смог самоорганизоваться так, что всегда был чисто и аккуратно одет. Миша так распределял свой продовольственный паек, что, казалось, ему всего хватает. Он никогда ни на что не жаловался. Иногда Миша вспоминал Украину и свои родные Прилуки. Неожиданно, переходя на украинский язык, говорил:

- Колы вжэ закинчыться ця проклятуща вийна! Як закинчыться то поидэмо мы з тобою, Фэдю, до Прылук и ты побачыш, яка гарна Украина, — и дальше уже по-русски, — какие села с белыми хатками!.. А какие вишни растут у нас!.. Какой борщ, какие вареники у нас варят!.. А какие мелодичные песни поют!.. — в общем, он говорил об этом много и интересно, чувствовалось, что он очень любит свою малую родину.

Миша был опытным рабочим и во многом подсказывал начинающему Федьке.

Работали тогда по двенадцать часов в сутки - от восьми до восьми. Одну неделю — дневная, следующая — ночная смена, с перерывом на обед. Режим работы тогда на заводе был суровый — опоздания строго наказывались.

В месяц тогда ремонтировали тридцать-тридцать один паровоз, в том числе, почти каждый месяц - один бронепаровоз. Иногда, когда к концу месяца выпуск последних плановых паровозов задерживался, рабочих после окончания смены с завода не отпускали до окончания работ.

Весной на завод стали привозить на работу военнопленных немцев. Был один такой немец, лет сорока, и в арматурном цехе. Звали его Иоган. Он работал на притирке и сборке больших котловых кранов. Это был такой неорганизованный, вялый, неопрятный человек, что смотреть на него было неприятно. Он постоянно делал вид и рассказывал, что страдает от разлуки с семьей и недостатка питания. Работал плохо. Федька рассказывал пацанам с Набережной и домашним:

— Этот Иоган в рабочее время, в основном, стоит спиной к верстаку. Не работает. Вынимает из кармана фотокарточки, подзывает к себе одного-двух человек и, показывая фотокарточки, говорит: «Эта фрау ист майнэ жена Роза, - и спрашивает. - Гут?» - Потом показывает фотографии детей. - «Это ист майнэ киндер. Грета унд Карл». — И целует фотографии. И так продолжается довольно долго. Затем несколько раз говорит: «Гитлер капут!» — Потом прохаживается между верстаками, подходит к токарям, что-то с ними разговаривает... Хитрый немец, работать не хочет... При притирке надо крутить пробку крана специальной державкой, так он, что вы думаете?.. При этом делает такое лицо, будто поднимает тяжелый груз. Я подошел к нему, взялся руками за державку и без особых усилий повернул пробку. Я ему сказал, качая головой: «Что же ты обманываешь?» Немец, кажется, все понял, но работать лучше не стал.

Однако сказано еще дальними нашими предками: «Русская душа отходчива». Недавно — явный враг, возможно даже убивал наших людей, а теперь, в плену, обезвреженный, вызывал сочувствие к себе рабочих цеха.

Однажды бригадир Митя Дойников угостил Иогана куском хлеба. Через несколько дней в цеху появился незнакомый человек в шляпе. Он беседовал с Дойниковым, потом - с заместителем начальника цеха Домбровским. Вечером, когда немца, как обычно, увезли в лагерь, Домбровский собрал всех в конторке и предупредил о том, чтобы не вступали с немцем ни в какие разговоры и ни в какие отношения, кроме трудовых. Стало ясно, немец в цеху - в поле зрения компетентных органов, и общаться с ним не следует.

Федька вспомнил, что когда по Набережной Свободы вели колонны военнопленных немцев, то люди из домов, больше женщины и дети, с проклятиями забрасывали немцев палками, камнями, бутылками и другими тяжеловесными предметами так, что конвою, сопровождавшему колонны, приходилось охранять немцев не от того, чтобы они не убежали, а от того, чтобы люди их не покалечили.

В один из летних дней в обеденный перерыв рабочий вагонного цеха Тарас Пилипенко, ранее эвакуированный вместе с Мишей Федоренко, быстро забежал в ОРСовский магазин, что-то купил и также бегом направился в общежитие завода, где проживал. Ему надо было перейти два параллельных железнодорожных пути, и тут он увидел быстро приближавшийся к нему товарняк. Как только промелькнул последний вагон, Тарас быстро бросился вперед, но именно в этот момент к этому месту приближался встречный поезд. Тарас, заряженный инерцией, успел перебежать одну нитку второго пути, но тут и попал под паровоз. Его перевернуло несколько раз, а потом отбросило в сторону.

Федька случайно оказался на месте несчастного случая, потому что возвращался из детского сада, куда отвел брата Артура.

Тарас сидел на земле в нескольких метрах от железнодорожного пути, голова его и лицо были в ссадинах и кровавых подтеках. Голова и вся его одежда были в пыли. Он весь дрожал, держа руками колено правой ноги, из которой торчал кусок кости. От колена вниз грязной портянкой свисала часть тела ноги, тонкая струйка крови вытекала из висящей части ноги и впитывалась в пыль, образуя одновременно все расширявшуюся лужу крови. Тарас плакал и приговаривал:

— Мама., мама... мама...

В стороне от Тараса лежала голая стопа его ноги, ботинок, кепка, пачка сахара и хлеб. Вскоре приехала скорая помощь, и его увезли в больницу.

Через несколько месяцев Тарас пришел в арматурный цех к Мише Федоренко на костылях, сказал, что он готовится к отъезду на Родину.

Работал Федька с удовольствием. В течение всей смены он выполнял разные работы и никогда не чувствовал себя уставшим. Вот на тележке привезли насос, который надо ремонтировать. Федька разбирает его, а бригадир Дойников осматривает части и вносит записи в дефектную ведомость. При этом решались вопросы, какие части можно использовать, какие заменить, изготовив новые, следует ли растачивать цилиндры. Через день-два, разбираемый насос, будет готов к сборке.

Одновременно в работе находилось обычно три-четыре насоса. Вот уже Федька набивает сальники в насосе, который только что собрал, затем, закрепив насос с помощью «тали» на стенде, стоя на трехступенчатой деревянной подставке, притирает головку к цилиндру. Работа по притирке головки считалась ответственной, и Федька притирал головки почти всех насосов на своей смене.

Притирка осуществлялась специальным воздушным мотором с ручками, расположенными так, как на руле мотоцикла. Закрепленная болтами и поставленная на графит головка насоса, означала практически окончание ремонта насоса. Оставалось только наложить деревянные планки на паровой цилиндр, и закрыть его жестяным кожухом. После этого Федька укладывал насос на тележку — за ним придут из сборочного цеха и установят на паровоз.

Неожиданно на заводе между рабочими пошли разговоры, что на завод в посылках прибыла большая партия самых разных носильных вещей из США.

К тому времени рабочий люд пообносился. Одежды не было. И эти посылки были очень даже кстати. Профсоюзный комитет выделил Федьке две вещи: широкие брюки цвета светлого кирпича из неплотного сукна и пиджак коричневого цвета в клетку. Через две недели ему выдали еще жакет, который больше подходил девочке, и Федька отдал его сестре Зине. Федька одевал эти вещи по выходным дням, но носились они недолго. Быстро порвались.
И все-таки рабочие в разговорах между собой благодарили американцев за помощь и солидарность.

После окончания седьмого класса для Зины и ее подружки Веры Бабушкиной в этом году главным стал вопрос: «куда пойти работать?»

И вот, с конца июля, каждое утро, они бежали на швейную фабрику, куда устроились ученицами-швеями. Вскоре, получив разряды, они стали самостоятельными работницами. Герка Наумов, встретившись с шедшими с работы подружками, спросил:

- Ну как, вы довольны своей работой?

- Конечно! — в один голос ответили девочки. — Мы теперь работаем самостоятельно. Имеем рабочие карточки, зарплата небольшая, но... все-таки.

- Ну, поздравляю вас! А я вот интересуюсь курсами шоферов. Спешу. Ну, пока! — улыбаясь, Герка пошел дальше.

Федька не раз в жизни рассказывал своим собеседникам об отдельных наблюдениях военного времени, о дорогах и злых комарах, о своеобразном пении на Вологодчине.

- Летом тысяча девятьсот сорок четвертого года мы с двоюродным братом Юриком Коневым решили поехать на велосипедах в деревню Кудрявцево, где жила тетка Варвара со своим мужем Синевым Борисом Федоровичем и детьми. Поехали через Конюхово. И первое, что меня удивило, это то, что в деревне уже было не двадцать домов, а всего тринадцать.

Дома у наших родственников никого не было, и мы поехали дальше. Выехав за околицу, мы увидели удивительную страшную картину: на колхозных полях, на которых до войны пахал Дядя Павел, начиная от леса и почти до самой деревни, как бы выстроились рядами красноармейцы для выполнения, ходового тогда в армии, упражнения «прикладом бей, штыком коли», стояли деревья, вышедшие из леса. Они обступили овин и ток. Тропы и дороги тоже заросли деревьями и травой. Удивлению моему не было предела. Какие большие перемены! А ведь с довоенного времени прошло всего несколько лет.

Дальше ехали лесом. Сильно пекло солнце и во влажном воздухе, оставленном прошедшими дождями, было много комаров. В широкой просеке дорога была уложена бревнами, которые местами были разметаны в разные стороны и образовались провалы, наполненные водой. От жидкой глины дорога была красной. Ехать по такой дороге на велосипедах было невозможно, так что велосипеды мы частично вели, а чаще — несли на себе. Но главное, что мешало нам двигаться - это назойливые комары. В рубашке было жарко, а когда мы оставались в майках, эти крупные, злые существа беспощадно жалили всю верхнюю часть тела. Выдержать их укусы было трудно. Мы снимали майки и, продвигаясь по пути, постоянно отбивались майками от комаринного нашествия... Приняли нас хорошо, благодарили за скромные подарки.

За обедом вспомнили погибшего в сорок третьем году дядю Павла и, умершую вскоре после получения извещения, бабушку Анну Евгеньевну. Мы рассказали о своей работе на заводе, о том, как дома, а Борис Федорович, выпив водки, рассказывал, как он воевал, как был ранен несколько раз, а последний раз - тяжело ранен на Украине. Несколько больших осколков раздробили ему левую руку по всей длине, и после госпиталя он приехал домой.

В этот день был какой-то приходской праздник, и в деревне Кудрявцево его праздновали... Вечером все мы сидели на крыльце, мимо прошла привлекательная группа деревенских парней с гармонью, у некоторых из них в петлицах были цветы, они пели. Как сейчас помню частушку.

— Хроновские вы ребята Не ходитё за реку.
Эх, ваши головы остануцо На нашем берегу...

На соседнем холме была деревня Хроново. Парни из этой деревни проявляли интерес к девицам из Кудрявцева. Вот такими частушками ребята ревностно и отбивали хроновских парней.

Из разных домов деревни доносилось пение, слышно было, как женщина плясала и пела:

- Дура я, дура я.
Дура у картошки.
Дура я ему дала,
Протянула ножки...

Борис Федорович объяснил:

- Да вы их не слушайте, ребята. Это бабы, пригубив водки, уже почувствовали хмель... А в общем — они заслуживают уважения. На них держится весь наш колхоз, да можно сказать - на бабах держится и весь тыл.

Мы долго еще сидели, разговаривали о разном, любуясь закатом.

А все-таки, хорошо в деревне!

В конце лета приехал зверинец. Его разместили на большом незастроенном участке улицы Набережной Свободы, против школы номер десять, где теперь был госпиталь. В этот раз в зверинце было много разных зверей. Толпа окружила стеклянный павильон с удавом. Как раз было время кормежки животных. Федька подошел к этому павильону в тот момент, когда удав только что заглотил живого кролика. Посетители горячо обсуждали кормежку и это животное.

Неожиданно Федька лицом к лицу встретился с соседской девочкой Таней Озеровой, которая закончила седьмой класс.

— Здрас-те! — смущенно сказал Федька.

— Здрас-те! - ответила она негромко.

Они заговорили об удаве, о круглом павильоне, в котором он находится, о зверях и о льве, громкий рев которого оглушал всех. Лев требовал жрать.

Когда вышли за пределы зверинца и пошли в сторону своего дома, какие-то нескладные вопросы лезли из Федьки один за другим, и Таня сбивчиво отвечала на них. Потом он спросил:

— Ты помнишь, как на месте, где сейчас расположен зверинец, до войны тренировались работники милиции?

- Нет. Не помню.

- Э.. э... э...! Это было интересно! Мы с пацанами ходили смотреть. Тогда у милиции были лошади, и вот на этом месте они тренировались, как рубить саблями на лошадях. В два ряда, примерно, на сто пятьдесят метров в длину устанавливались стойки, в которые вставлялись молодые деревья. И вот, по команде милиционер-всадник быстро скакал между этими деревьями и с обоих сторон рубил их верхушки. Один из них, по фамилии Валько, рубил, перекидывая саблю из одной руки в другую и обратно. Да так, что не пропускал ни одного дерева. Считалось, что он выполняет это упражнение на отлично. Сноровке его завидовали многие. Но однажды, он отрубил ухо лошади, и ему запретили перекидывать саблю.

- Ой, как интересно! Жаль, что я не видела! — воскликнула Таня, одарив Федьку скромной улыбкой, и легким движением руки поправила светлые волосы, красиво уложенные, с прямым пробором. В этот момент, глядя на ее миловидное лицо, Федька подумал: «Таня и все женщины в семье, где она родилась, выделяются особой красотой». В нем жила потайная мысль о том, что он иногда способен на смелый поступок, и он вдруг спросил:

- Таня, а ты целовалась с мальчишками?

Заметно смутившись, после небольшой паузы, девочка покачала головой и издала неопределенные звуки, явно означавшие слово «нет».

Так они подошли к тропинке, сокращавшей путь к пешеходному мосту через Золотуху, Федька взял девочку за руку, и они быстро сбежали по тропинке. В конце тропинки он увлек Таню вниз под мост. Оба осмотрелись.

Федька, чувствуя дрожание от волнения, приблизился лицом к ее лицу и легко прикоснулся губами к ее губам; тут же отклонился и снова, но уже плотнее, припал к ее губам, чувствуя тяготение к девочке. Таня податливо подставляла губы. Федька обнял ее правой рукой за талию и, при крепком поцелуе, прижался к левой ее стороне. Ощутив упругий, твердый бугорок ее груди, почувствовал приятное движение ее губ. Пронзенный прелестью поцелуев и прикосновением к ее груди, Федька трепетал, сердце его усиленно колотилось, весь он был напряжен. В это время они не разговаривали. При поцелуях оба закрывали глаза.

Вдруг Таня увидела метрах в сорока от моста, у дома украинских переселенцев, идущую по двору женщину, и с тревогой в голосе сказала:

- Ой! Идем отсюда! А то еще увидят, - сделала шаг в сторону, выходя из-под моста.

Когда вышли на тротуар у моста, Таня почти шепотом сказала:

- Я пойду первой, а ты потом. Ты же знаешь, в это время на крыльце обязательно сидят женщины и дети.

Оба они знали, что если они придут вместе, то на них будут пристально смотреть и выспрашивать: «Где были?» А дети обязательно будут петь про них: «Жених и невеста из белого теста...»

До дома было недалеко. Таня уходила. Федька, глядя ей вслед, думал:

- Как хорошо сочетается, ее красиво уложенная складками коричневая юбка, и белая батистовая кофточка с ее девичьей фигурой. Хотя понятно, ведь шила одежду Тане ее мать, Ольга Климентьевна — известная в округе портниха.

Через короткое время и Федька пришел к своему дому.

Прерванное на самом интересном месте целование, еще долго маячило в его мыслях. Позже Федька сожалел, что трудности жизни и работа не свели их больше вместе. Вскоре Таня уехала жить в Москву.

Администрация завода, как могла, помогала своим рабочим.

В арматурном цеху, как и в других цехах, лучшим рабочим выдавали талоны на бесплатные обеды. Эти обеды состояли из супа овощного и рагу овощного без мяса. Рабочие по этому поводу шутили:

- Нам дают рагу жидкое и рагу густое.

Но и эти обеды были хорошим подспорьем для рабочих.

Все члены бригады паро-воздушных насосов, в том числе и Федька, получали эти обеды.

В переднем левом углу от входа в цех, на самом светлом месте у окна, находился один небольшой верстак, на нем были укреплены двое тисков: одни — большие, другие - маленькие. Этот верстак, на первый взгляд, ничем не отличался от других рабочих мест. Но при непродолжительном наблюдении становилось понятно, что это — особая зона действия одного человека. Здесь работал Василий Степанович Федотов, которого все звали дядей Васей. Это был самый старый рабочий в цеху, лет семидесяти. На этом участке он работал один и ремонтировал механизмы управления паровозом от крана машиниста и тормозного крана до реверса.

Это был необычный человек. Худощавый, не по возрасту подвижный. Он имел много разных приспособлений и притирочных материалов — от стекольной пыли до какого-то особо мелкого наждака — каких никто в цеху не имел. У него были отдельные хорошие инструменты, которые он держал в запретных ящиках. Даже шабровочную плиту он имел отдельную - свою.

Все остальные слесаря имели одну общую плиту.

В процессе притирки золотника к месту, он насаживал его на приспособленную для этого деревянную палочку. Дул на золотник, поплевывая на него, посвистывал, снова дул и отработанным энергичным движением, мурлыкая какую-то мелодию, продольно притирал его. В рабочее время дядя Вася ни с кем не общался. Перерыв делал только на обед, на короткое время. Тогда он раскладывал на верстаке завернутую в бумагу еду, и так же быстро, как и работал, поглощал ее. Уходя с работы, запирал верстак специальным металлическим полу поясом. С ним имели дело только начальник цеха или его заместитель, которые подходили к дяде Васе, брали у него готовые краны, объяснившись несколькими словами, да токари, приносившие ему выточенные детали.

На удивление всем, дядя Вася, или потому, что видел, как старательно работает Федька, или по какой-то другой причине, допускал его к себе, говорил с ним, показывал кое-что из своих секретов. Можно сказать, между самым старым и самым молодым в цеху установилась деловая дружба.

Однажды у своего верстака дядя Вася негромко сказал:

- Ты, Федя, присматривайся и учись! Может, когда я уйду на отдых, ты заменишь меня.

Федька не нашел, что ответить. Опыт дяди Васи был полезен ему.

Тысяча девятьсот сорок четвертый год проходил под знаком побед Красной Армии над гитлеровскими войсками.
К осени Красной Армией были освобождены: Белоруссия, Прибалтика, Украина, Молдавия и Крым. Части Красной Армии вступили на территорию Румынии и Польши. Успехи на фронте радовали Федьку. В этих победах снова сказались преимущества Советской системы ведения народного хозяйства, когда в руках Правительства, как в большом кулаке, были сосредоточены огромные финансовые и материальные ресурсы, что дало возможность руководству страны, принять решение о начале восстановления народного хозяйства на освобожденной территории и широким фронтом повести наступление, приближая окончание войны.

Был прохладный осенний день.

Федька через калитку ворот вышел на улицу и увидел, как Анна Васильевна делала последние взмахи половой тряпкой. Она только что закончила мытье парадного крыльца.

- Здравствуйте, Анна Васильевна!- сказал Федька.

- Здравствуй, Феденька! Как у тебя дела?

- Да, ничего. Все нормально. Работаю... Война бы быстрей закончилась.

- Ну, так видишь, гонят наши немца.

- А я давно уж не заходил к Борьке Буренину. Надо зайти.

Только он сделал шаг на первую ступеньку крыльца, Анна Васильевна сказала:

- Э-э-э... Федя, да ты опоздал! Он вчера с мамой уехал в город Николаев, на Украину. Я их проводила до поезда... Хорошие соседи были... Семнадцать лет прожили вместе тихо и мирно, без скандалов... А теперь вот они переехали жить в Николаев...Жаль мне их...

— Ну все! У него такая хорошая карта была! На ней флажками, кружками, звездочками и разноцветными линиями указаны все места, где были основные бои, и как располагались фронты. Ни у кого из ребят нет такой карты... Жаль, что Борька уехал!

Однажды утром, в конце ноября неожиданно в Вологду приехал дядя, Синев Борис Федорович из деревни Кудрявцево.

— Я внимательно следил за ходом войны и другими событиями. В газете я вычитал, что в районные отделы Львовской области приглашаются фронтовики, в том числе, и раненые, для работы в органах внутренних дел, - рассказывал Доброхотовым Борис Федорович. - Я списался со Львовом, и меня пригласили работать в Бусский райотдел Львовской области. И теперь мы все продаем и в начале декабря уедем на новое место жительства.

Борис Федорович привез восемь мешков картошки и, ссылаясь на раненую руку, просил Федьку помочь ему. Пока Федька собирался, он набрал два ведра картошки и принес в квартиру Доброхотовых. Как раз был выходной день и Борис Федорович с Федькой поехали на рынок. Федька нагружал в ведра картошку, присматривал за сохранностью мешков, лежащих на санях и давал корм лошади. В течение двух с половиной часов картошка была продана.

Борис Федорович пересчитал деньги и аккуратно разложил их по разным карманам. Потом они выехали с территории базара.

Против ресторана «Север» Борис Федорович в специальном месте для привязи лошадей, привязал лошадь и спросил Федьку:

— Ну, ты в ресторане-то бывал?

— Нет.

— Ну, так вот! Сейчас пойдем в ресторан, - сказал Борис Федорович и улыбнулся своей особой щедрой улыбкой.

На втором этаже — небольшой, но по-домашнему уютный зал.

Борис Федорович заказал хороший, довольно дорогой обед — себе водку и пиво. После еды он спросил:

- Ну, как ты?

- Наелся. Да отвалу, — Федька провел рукой поперек шеи. — Во! — и показал выдвинутый вперед кулак с оттопыренным вверх большим пальцем.

Вернувшись на Набережную, 28, Борис Федорович стал собираться в обратный путь. Все Доброхотовы уговаривали его ночевать, но он сказал, что спешит и сегодня вечером должен быть дома.

Александра Александровна и дети провожали его.

Иногда, в выходной день, после получения зарплаты, Федька любил прийти на рынок, и у своей соседки Кузмичихи, которая сидела первой в первом молочном ряду, выпить горшочек любимого топленого молока. Это было очень вкусно, желтовато-кремового цвета, густое, жирное молоко, покрытое довольно плотной коричневой пенкой. Топилось оно на паду в русской печи. Кузмичиха с улыбкой встречала Федьку и, подавая горшочек, приговаривала:

- Пей, Феденька, и будь здоров! Вижу, в отца ты пошел, а мы его всей семьей очень уважали. А ты подрос! Возмужал! Как тебе работается? Как дома?

Выпивая молоко в несколько приемов, он отвечал:

- Работается хорошо. И дома, будто, все в порядке. Только вот... война...

- Да, — вздохнула Кузмичиха. — Быстрей бы она кончилась!


- Ох, и вкусное у вас молоко! Теперь что-то стало мало на рынке топленого молока.

- Вот не знаю почему, но топленого молока стало действительно меньше, — ответила она.

Федька попрощался с Кузмичихой и довольный, неспеша пошагал домой.

В январе тысяча девятьсот сорок пятого года природа сохраняла свой обычный ход. В день Рождества Христова и дни рядом с ним морозы усилились, а вот сегодня - Крещение: утром мороз, похоже, выше тридцати градусов. В квартире холодно.

Федька одел свою промасленную рабочую одежду, ботинки с несколькими парами носков, и пошел на работу. При выходе из ворот, неожиданно встретил Вовку Фуфина, которого не видел года два. Фуфин, высокий и стройный парень, был одет в красивое зимнее пальто с меховым воротником, в аккуратно сидящей на голове шапке из такого же меха. Нарядный шарф подчеркивал красоту его лица и четкость линии пальто. На ногах его была утепленная обувь. Фуфин шел неспеша, размеренным шагом, в нем чувствовалась уверенность и надежность. Он испытывал удовольствие от этого морозного утра.

- Здравствуй, Федя! Как живешь? - спросил Фуфин.

— Здравствуй, Вова! — ответил Федька. — Нормально! Спешу на работу. — Подхлестываемый холодом, Федька ускоренным шагом пошел впереди Фуфина, постепенно удаляясь от него.

Он шел по Набережной, перед ним маячили пять труб городской электростанции, дым из которых сразу стелился вправо на восток, как только выходил из трубы. На северо-востоке, на темном фоне небосвода, было видно небольшое зарево, состоявшее из тяжелых цветов, оно переходило от черного к синему, бурому, багряному и огненному. Видно, это зарево - от пробивавшегося из глубин вселенной, солнца. Зарево сопутствовало морозу и, как бы усиливало его.

Вот Федька миновал баню с колоннами, прошел мимо десятой школы и у хлебного магазина повернул за угол. Пошел по Театральной: справа - молодой сквер, через полтора квартала - начальная школа, где он раньше учился, справа - драматический театр. Дальше... несколько кварталов жилых домов.

Всего двадцать минут хода до цеха, а Федька так сильно озяб! Легкая фуфайка и просаленные брюки не сохраняли тепло тела. Только Бог и сам Федька знали, как он мерзнет.

Казалось, колени трещат от холода. Все тело его и ноги внизу были наполнены холодом. А вот и знакомая железнодорожная столовая, справа - ОРСовский магазин, теперь - железнодорожный переезд и дорога к проходной завода. Корчась от холода, Федька преодолевает оставшееся расстояние. Он в цеху.

Время меняет все.

Все реже собирались пацаны с Набережной вместе.

Так что в зимнее время, только иногда, вечерами, ребята встречались на катке стадиона. Федька брал на прокат хоккейки с ботинками, а иногда и беговые коньки, плотно перевязывал их на ногах и с удовольствием в течение нескольких часов катался по кругу, заложив руки назад, как это делают спортсмены-конькобежцы. Или играл вместе с пацанами с Набережной, со знакомыми и незнакомыми девочками в простейшие игры, когда мальчишки и девчонки брались друг за друга, образовывая небольшие цепочки, слаженно двигались на коньках. В разных направлениях или образовывали круг и так катались вместе. При этом, иногда наталкивались на кучи снега и падали в сугробы. Долго смеялись, стряхивая снег с одежды.

Однажды в цеху случилось затруднительное положение — заболели обе рабочие бригады по ремонту свистков. Федьке предложили поработать за них. К тому времени он уже знал, как готовят детали к свистку, как прессуют на масляном прессе втулку в основание свистка, знал механику свистка и последовательность сборки. К этому времени сдача свистков на ремонтируемые паровозы несколько задерживалась. Поэтому Федьке пришлось более напряженно поработать — две смены подряд - и подготовить к сдаче свистки сразу на три паровоза. Испытал эти свистки на испытательной станции, результаты испытаний были хорошие. Эти свистки быстро установили на паровозы. Федьке пришлось поработать в этой бригаде еще три недели. Руководство цеха было довольно его работой, ему объявили благодарность.

Александра Александровна послала Федьку в бакалейный магазин:

— Там бывает студень по карточкам вместо мяса. Возьмешь килограмм. А ты знаешь, что вернулся с фронта твой двоюродный брат, Сергей Суслов, сын Любавы? Он остановился у Христофора. Ты зайди, поздоровайся, поговори с ним.

Федька быстро пошел в бакалею. Купил студень, в котором было много мяса... Мать была довольна.

Зайдя в комнату Сусловых, Федька увидел сидящего на стуле, худого на лицо, в военной гимнастерке Сергея. На гимнастерке были два ордена «Славы», орден «Красной звезды», несколько медалей. Гимнастерка перетянута широким солдатским ремнем. Сергей был без одной ноги выше колена, рядом у стула стояли два костыля.

— Здравствуйте! - сказал Федька.

— Ой, Федька! — воскликнул Сергей. — Смотрите, как вырос! И нос картошиной! Иди сюда! - он обнял Федьку, прижал к себе и сказал: — Ну, ты молодец! А я видишь, тоже вернулся. Живой! - он встал. - Пойдем на крыльцо, поговорим.

На крыльце начал говорить Федька:

— Я все вспоминаю, как ты и Христя вытаскивали меня через форточку из квартиры гулять, когда я был маленьким, а родители закрывали нас с Зиной в квартире, уходя на работу. И как ты брал меня с собой, и мы ходили к твоей знакомой Анне.

— Да, помню! — Сергей рассмеялся. - Аня хорошая девушка! Теперь мне снова надо встретиться с ней.

Потом между братьями и собравшимися на крыльце пацанами и взрослыми состоялся долгий разговор о том, как Сергей ходил в разведку и приводил «языков», при этом он отвечал на вопросы: «за что получил награды?», «как кормили на фронте?», «при каких обстоятельствах получил ранение?».

Так, Федька и жители соседних домов встретили первого фронтовика, вернувшегося живым, и каждый из них в это время подумал о своих родственниках на фронте. Вспомнили погибших.

Между тем, Красная Армия продолжала одерживать победы в войне. Менее, чем за четыре первых месяца 1945 года, преодолевая ожесточенное сопротивление, она заняла территории Польши, Румынии, Чехословакии, Австрии, область Кенигсберга, значительную часть Германии и вышла к Берлину.

Пашка и Егор уже давно поговаривали о том, что они во что бы то ни стало пойдут служить в военно-морской флот. И почти перед самым концом войны, с началом навигации, поступили работать матросами на вологодскую пристань, поскольку рассчитывали, что это будет учтено при призыве.

Двадцать шестого апреля начался штурм Берлина, и второго мая тысяча девятьсот сорок пятого года, Берлин был взят.

Совинформбюро в последнее время регулярно сообщало о продвижении наших войск по странам Европы, и особенно детально, о боях в Германии.

Война еще продолжалась.

Люди в городе, рабочие на заводе ждали дальнейшего развития событий на фронте. Понимали, что война вот-вот должна закончиться, но как и когда она закончится не знал никто.

Правда, еще на Ялтинской конференции глав трех держав в феврале тысяча девятьсот сорок пятого года было предопределено, как будет заканчиваться война, кто из союзников какие территории займет, как будет с Берлином. Определен порядок капитуляции Германии.

Но простых людей интересовало другое, в душе каждый ждал, когда же закончится война.

И вот, примерно, в час ночи девятого мая, когда все спокойно спали перед очередным рабочим днем, с улицы стали доноситься шумные звуки, восторженные крики людей, в которых перемежовывались слова «Конец войне! Ура! Победа!»

Федька встал со своего сундука, на котором он спал, открыл окно, и стало ясно: война окончена, Германия капитулировала. Победа.

Выйдя во двор, Федька увидел стоящих группами людей, которые громко говорили, широко улыбались, обнимались, тискали друг друга. Все ликовали. Дети, подпрыгивая, кричали: «Ура! Да здравствует Победа!»

На улице появилось много прохожих. Люди шли по тротуарам и по проезжей части улицы в обоих направлениях. Их становилось все больше. Они громко поздравляли всех, кто встречался им на пути, пожимали руки.

Из дома украинских переселенцев были слышны радостные крики: «Перемога! Кинэць вийни!»

С разных сторон доносились выстрелы из охотничьих ружей, а со стороны Красных казарм были слышны автоматные очереди. Раненые из соседнего госпиталя выстроились перед зданием в два-три ряда, поднимая костыли, трости и просто руки, приветствовали выкриками о победе, проходивших мимо людей. '

Такого народного ликования Федька раньше никогда не видел.

Это позже все осмыслили значение и суть нового праздника Победы, учрежденного Указом Президиума Верховного Совета СССР восьмого мая и передаваемого теперь по радио, а пока...

Федька не совсем ясно представлял себе, как это день девятого мая — нерабочий день. Он еще повалялся в постели часа полтора, потом собрался и, как обычно, отправился на завод. Не он один, а почти все рабочие и руководители пришли на работу.

По дороге Федька встречал идущих уже от завода домой, рабочих, они объясняли: «На заводе сегодня никто не работает. Нерабочий день. Праздник. День Победы!». И тут же Федька шутил: «Ну да! Сегодня ночью была ночь Победы, а сейчас - день Победы?!»

Оказывается, начальство уже распорядилось выдать каждому рабочему завода по полтора литра вина и по одному килограмму соленой трески без карточек. В цеху Федьке выдали два талона. Он сходил домой и с графином пришел в ОРСовский магазин. Получил клюквенное вино и рыбу.

В связи с новым большим праздником, мать пошла на рынок, купила яйца, лук, свиное сало и картошку. Она задумала приготовить салат из трески и жареную картошку.

Федька четко запомнил рецепт салата: обрезать плавники и хвост, разрезать тушку на куски и залить соленую рыбу кипятком на десять минут. Затем отделить мякоть от костей и шкуры. Измельчить мякоть, добавить нарезанные яйца, лук и полить подсолнечным маслом. Получается своеобразное, по- своему вкусное блюдо. Так получился праздничный стол.

Федька побежал к Носковым. Ребят дома не было и он позвал в гости дядю Мишу, который пришел со своей закуской.

Александра Александровна отрезала три небольших кусочка хлеба, положила на них по кусочку подсоленного сала, налила в три стакана по полстакана вина, поставила все на тарелку и вынесла на кухню. Поставила на стол соседей тарелку, позвала Павлину, Лизу и бабу Лиду:

— Дорогие мои соседки! — сказала она. - Давайте выпьем за Победу! Мы вас угощаем.

Лиза, заглянув в комнату Доброхотовых, сказала:

— О! Да у вас мужчины! Давайте выпьем все вместе.

Войдя в комнату, женщины, стоя цокнувшись стаканами, выпили за Победу. Павлина не сдержалась:

— Эх! Если бы были сейчас здесь наши мужики! Вот закатили бы мы пир на весь мир!

Все женщины семьи Малышевых, жуя, со слезами, удалились. Подвыпивший и закусивший дядя Миша смеялся, шутил. Стал медленнее и громче говорить. Нахваливал, понравившийся ему салат:

— Ой, Шура, салат из трески уж больно хорошо приготовила. Вот кажется, треска, - рыба суховатая, нежирная, твердая, а приготовленную так - с удовольствием ешь. В Карелии, в Северном Приморье, в наших местах ее все едят с удовольствием. А от такого блюда - за ушли не оттянешь!

Клюквенное вино было удивительно вкусным и сладким, Федька впервые в жизни почувствовал себя пьяным.

После обеда Федька с дядей Мишей долго сидели на крыльце на солнце, предаваясь рассуждениям о том, какая хорошая жизнь будет после войны. Первый день Победы Федька стал считать первым самым счастливым днем в своей жизни.

После этого как-то дядя Миша рассказывал:

- Пришел это я на смену сегодня утром, и говорю сменщику: «Эх, я сегодня так плотно позавтракала — можно работать». А тот спрашивает: «Чем это Вы, дядя Миша, так хорошо позавтракали?» Ну я и говорю: «Тут соседка научила делать салат из трески, я рассказал жене, а она сегодня и сделала такой салат. Ведь вот недаром у нас говорят: «Тресочки-то не поешь, дак и не поработа-ашь». Сменщик подхватил разгоовр и , усмехаясь, добавил: «А как поешь, дак целой-от денек голоднехонек».

Сбросив с себя огромную тяжесть войны, Советский народ вздохнул с облегчением. Люди всюду - в городе и на заводе — мечтательно фантазировали о том, что вот теперь скоро будут полностью отоваривать карточки, а потом и вовсе их отменят. Появится много разных товаров. Мечтали о том, что будет развернуто широкое жилищное строительство, и людей будут обеспечивать хорошими самостоятельными квартирами. В мечтаниях они заходили так далеко, что для того времени — осуществить их было нереально, но люди жили с огромной надеждой на улучшение жизни после войны.

И жизнь продолжалась.

Миша Федоренко давно уже заявил, что уедет на родину только после окончания войны. И вот, в конце мая, Митя Дойников сказал Федьке:

— Федя, тут получается так... Миша завтра уезжает, его заменит Григорий Иванович Рогозин. С ним в смене будет работать новый человек, а тебе придется пойти в смену с Николаем Ковалевым.

Недолго думая, Федька ответил:

- Ну, надо — значит надо! Когда мне теперь выходить на работу?

— Вот с понедельника и выйдешь в дневную смену.

Николай Ковалев — среднего роста, плотный, коренастый, спокойный и уверенный в себе красивый парень с мужественным лицом, на четыре года старше Федьки, он человек аккуратный и чистый, привыкший самостоятельно обслуживать себя. На работе он был всегда в относительно чистой одежде и постоянно вытирал руки ветошью. Николай — житель Вологды. Перед войной поступил в Ленинградское ремесленное училище. Испытал на себе первые бомбежки Ленинграда, а потом, в тысяча девятьсот сорок втором году был эвакуирован в Вологду и стал работать в арматурном цехе. Жил Николай с отцом в квартире, где не было ни одного лишнего предмета, и всегда было чисто.

Федька понимал Николая, можно сказать, с полуслова, и работа в их смене шла хорошо.

В последний выходной день мая Николай и Федька проводили на поезд Мишу Федоренко.

- Приехал сюда с одним чемоданом, а уезжаю с двумя. Значит, не напрасно я здесь трудился четыре года.
-
— Да и одет ты в хорошее пальто. Кепка у тебя новая, обувь, вижу, хорошая. Так что — все нормально! - добавил Николай. - Ну, давай! Счастливого пути!

Федька тоже сказал напутственные слова, и они попрощались по-рабочему - просто пожав друг другу руки.

Миша уехал.

Шестого июня тысяча девятьсот сорок пятого года Президиум Верховного Совета СССР принял указ об учреждении медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» с изображением на красноватой бронзе силуэтов Ленина и Сталина.

На заводе стали составлять списки для представления к этой награде, в список был включен и Федор Доброхотов.
А все-таки приятно было посмотреть на паровоз, выходящий из ремонта. Особенно, видимо, потому, что и ты вложил часть своего труда в создание этой машины.

В ясный солнечный день Федька подошел к паровозу, который проходил испытание после ремонта и стоявшему за пределами ремонтного корпуса, остановился в нескольких шагах сбоку от него. Вороной красавец блестел! Колеса, дышла, другие части, окрашенные в белый и красный цвет, подчеркивали красоту паровоза. Он был, как новый. Сохранившиеся желтые и медные ленты, начищенные до блеска, опоясывали кожух котловой части паровоза. На кабине в белой рамке белым и красным красиво написаны буквы и цифры: «Эу 48-736 Окт.ж.д. Депо прописки...» Посередине - герб РСФСР и железнодорожный символ — скрещенные молоток и разводной ключ. Нигде ни царапинки, только паро-воздушный насос медленно работал: «Чух... чух...чух...» и при этом из трубы вылетал небольшой клубок пара.

- Федя, ты как будто любуешься этим паровозом? Так увлеченно смотришь на него, — заметила, проходившая мимо работница инструменталки, Маша. — А он ведь действительно красивый!

— Не знаю, как - кому, а мне нравится! — ответил Федька.

Ему надо было поправить кожух парового цилиндра, который оказался примятым. Федька уже заканчивал эту работу, когда паровоз неожиданно медленно стал двигаться назад.

Проехав, примерно, десять-двенадцать метров, он остановился.

И вдруг, Федька услышал крики людей. Сделав несколько шагов по боковой площадке паровоза, Федька увидел лежащего на спине между рельсами человека в брезентовом рабочем костюме. Руки его были отброшены в стороны, рядом валялся электропровод. Это был электросварщик. Лицо его повернуто вправо. В такт едва заметным дыхательным движениям, изо рта выделялась зыбкая розовая масса. Кучка этой массы все увеличивалась.

Стало ясно — человек погиб. Возле погибшего появился начальник сборочного цеха Казаков. После его короткого объяснения поняли: машинист-испытатель куда-то отлучился, а Казакову надо было срочно устранить какой-то недостаток в двигательной системе и он, взяв на себя инициативу,
решил проверить дефект на ходу.

Казаков тридцать лет проработал на заводе. Награжден орденом Ленина, был уважаемым на заводе и известным в городе человеком. Но в данном случае, управлять паровозом, он не имел права.

Его судил военный трибунал. Федьку вызывали, как свидетеля.

Как-то в середине июля Пашка Стрельцов из инжекторной бригады с сияющей улыбкой, проходя в цеху мимо Федьки, сказал:

— Видел, как тебя повесили на стенде почета? Вон там... в треугольном палисаднике, — и показал рукой.

Федька хотел было уточнить, о чем говорит Пашка, но тот мотнул головой в сторону палисадника и сказал:

- Иди, посмотри сам.

Возле этого треугольного палисадника проходили рабочие всего завода. В нем росло несколько деревьев рябины, березы и елки. Между ними - кустарники, и посередине - цветочная клумба.

Федька, идя на работу, проходил мимо палисадника справа - так ближе к цеху, поэтому он не знал, что уже несколько дней, слева в палисаднике, установлен большой стенд, на котором были написаны производственные показатели завода за первое полугодие тысяча девятьсот сорок пятого года. А рядом со стендом, на круглых щитах под общим заголовком «Лучшие ребята завода» были написаны фамилии представителей всех цехов. На щите арматурного цеха написано: «Токарь Росляков И.П. - 115%, слесарь Доброхотов Ф.И. - 120%».

Федька, проходя мимо щита, остановился. Посмотрел на него. Ему стало приятно. Он с удовольствием и гордостью сознавал, что работает на преуспевающем заводе и что именно он, Федор Доброхотов отмечен, как лучший рабочий этого завода.

А в одном из номеров местной газеты «Красный север» Федькина фамилия было напечатана среди лучших рабочих завода ВПВРЗ.

Заметным событием в жизни соседних домов на Набережной Свободы стало празднование юбилейного дня рождения Христофора Суслова. И стол, кажется, был обыкновенный для того времени, и пели, и плясали, как нередко бывало. На празднике были ближние родственники и несколько сотрудников юбиляра. Всего - человек двадцать пять. При раскрытых окнах и дверях пение разносилось далеко. Несколько раз пели «Катюшу», «Темную ночь», «Синенький скромный платочек». Эти песни так глубоко тогда вошли в быт людей, что их знали все - от мала до велика, и пели везде и всюду, когда душа просит петь. Компания веселилась несколько часов. На праздничном столе у Христофора был разведенный спирт, настоянный на лимоне и ароматных травах. Напиток приобрел коричневый цвет и знатоки-мужчины громко оценивали его, как очень хороший коньяк. Предприимчивый Христофор решил также угодить гостям тем, что купил и привез на праздник бочку пива со специальным насосом и комплектом пивных кружек. Бочка была установлена в кухне. Пивом Христофор угощал не только гостей, но и всех соседей, которые попадали в его поле зрения.

Простые и независтливые соседи нормально восприняли этот ярко отмеченный юбилей Христофора, только ближайшая его соседка — Алевтина Лапина, и, в общем, добрый человек, в беседах с женщинами, запоздало и не без едкости говорила:

- Ой, бабы! Вы говорите тяжело? А вон Сусловы какой шикарный стол закатили — лучший коньяк и бочка пива. Кто мог это сделать? Только Христофор! Не даром сказано: кому война, а кому мать родна. Понятно! Работает старшим весовщиком на товарной, вот и имеет.

Середина сентября — окончание огородных работ.

Федька почему-то задержал свое внимание на обычной картине, которая была видна из окон его квартиры.

Вот - огород Кузмича с четкими грядками; вот раскрытые теплицы, в которых хозяин укладывает навоз. Вдоль забора огорода, в два ряда — молодые яблони, высотой, примерно, около двух метров. На них крупные красивые яблоки, по пять-шесть штук на каждой. Это первое плодоношение молодых яблонь.

Федька с удовольствием смотрит на работу Кузмича. Он знал, что Кузмич получает самые ранние огурцы, редиску, рассаду капусты и помидор, что, наверняка, он посадил лучшие сорта яблонь. Вот скоро он положит рамы на теплицы, укроет плетеными матами (и ЭТИЛЛ самым утеплит), надежно подготовит их к зиме. Скоро снимет урожай яблок, обвяжет кроны деревьев плотной тканью. Федька подумал: «Я еще никогда не видел Кузмича отдыхающим. Он всегда занят делом. Так может трудиться только хозяин своего частного хозяйства».

Федька перебросил свой взгляд на частный огород Бурцевых и вспомнил, как он еще маленьким пролезал в огород через узкую щель под забором из своего двора. Там ел еще зеленый, такой кислый крыжовник, что сводило челюсти, и лицо его сильно искажалось. Это был запретный плод.

Последнее время пацаны редко встречались все вместе, а здесь, однажды, в начале сентября, сошлись в квартире Носковых. Тетя Груша, всегда хлопотавшая по дому, сказала:

- Шли бы вы, ребята, на улицу.

- Да, верно! Идем на чердак! Давно мы там не были, - предложил Колька. На чердаке он беспокойно сказал: - Да- а-а! Редеют наши ряды! Я, конечно, рад за своих ребят... Вон, Толька поступил в институт железнодорожного транспорта в Москве. Помните, как он мечтал об этом?

- Конечно, — подтвердили Глеб и Борис.

- Ну, Валька и Сашка тоже поступили в институты, про которые долго мечтали. А вон Федька давно уже работает на заводе... С ним тоже редко встречаемся, — продолжал Колька.

- А я буду только шофером, - вступил в разговор Герка. - Сидишь в машине, рулем правишь — влево, вправо... Всех вас покатаю. Куда захотите, туда и поедем.

- Да, видно, Герка будет шофеоом, — подметил Колька. — Он же на курсах учится.

Свои мечтания о работе на заводе «Северный коммунар» хотел высказать Витька Носков, но вдруг зашел Урица. Он громко сказал:

— Здорово, пацаны! Э-э-э! Что-то вас мало стало! Но я вам прямо скажу. У меня много знакомых пацанов и на Володарского, и на Московской, и возле кинотеатра «Искра», но те пацаны — какие-то не такие. Все они лезут ко мне с просьбами: «отними у одного, избей другого, испугай третьего, достань билеты в кино...» Мне уже надоело с ними возиться. А наши пацаны не такие! Вон, трое сразу поступили в институты! Да еще где? В Москве! Значит, хорошо учились. И вы, я вижу, мечтатели. О будущем думаете? Это хорошо! Давайте учитесь — выходите в люди... Но в случае чего, знайте, Урица всегда с вами.

Тут Глеб неожиданно сказал:

— Ой! Что-то хочется сходить в цирк! Кто в этом году был в цирке?

Все промолчали.

— А там интересные акробаты из Москвы. Клоун. Захохочешься! Гимнасты под куполом цирка. А во втором отделении выступают дрессированные животные. Пойдем?

Все зашевелились и с возгласами «Идем! Идем! Надо достать билеты !» стали выходить на улицу. Цирк очень любили все пацаны с Набережной. Федьке нравилась цирковая музыка и, конечно, акробатика и гимнастика. В то время ребята, если речь шла о цирке, обязательно заговаривали о тройном заднем сальто, которое вот-вот должно было появиться на аренах цирка. Раньше его еще никто не делал. Вот и сейчас, собираясь в цирк, говорили об этом пацаны с Набережной.

Последние дни сентября установились на удивление теплые. В один из таких дней на сборном призывном пункте областного военкомата была сформирована группа призывников для отправки на Балтийский флот, среди которых были Пашка и Егор Кондыревы. За воротами, в толпе провожающих, ждали отправки своих товарищей и все оставшиеся пацаны с Набережной. Пешим ходом новобранцев, сопровождаемых большой толпой, привели на железнодорожную станцию. Под стук колес проезжавших поездов, гудков, различных железнодорожных звуковых сигналов, над всей толпой призывников и провожающих стоял сплошной гул. Говорили о разном, перебивая друг друга, иногда были слышны всхлипывания женщин.

Пашку и Егора окружили пацаны с Набережной. Обнявшись, все они стояли и с сожалением отмечали, что их компания становится все меньше, распадается.

Как всегда, самый деловой, Пашка сказал:

— Вот смотрите: Валька, Сашка и Толька уже учатся в Москве в институтах, Колька закончил курсы, ездит в почтовом вагоне по маршруту Вологда-Москва. Будет начальником этого вагона...

— Все верно! Я же закончил курсы начальников почтового вагона.

— Витька - на «Северном коммунаре», Федька - на своем заводе.

Федька подтвердил:

— Ну, я, конечно, — на своем заводе.

— ... Витька Зенков и Герка Наумов заканчивают годичные курсы и скоро будут работать шоферами...

— Точно. Осталось всего два месяца, - одновременно выпалили Витька и Герка.

Круг пацанов медленно поворачивался то в одну, то в другую сторону, и они, глядя друг на друга, временами отпускали острые шутки, вспоминая о годах, проведенных вместе.

Федька добавил:

— Борька Буренин уехал на Украину.

— А Юрка Голубев еще в девятом классе был зачислен в молодежную сборную города, — напомнил Витька Носков. - Его уже берут вратарём во взрослую команду «Динамо».

— Э-э-э... Витька все знает! Да. Уже на весну меня вызывают на тренировки во взрослую команду.

Егор, боясь заикнуться, быстро проговорил:

— Так он же классный вратарь! Один из лучших вратарей в городе!

Витька Носков грустно напомнил:

— Жаль, что умер Полино! А ведь какой пацан был!

Пашка снова, взяв на себя инициативу, и с чувством сожаления, заговорил:

— Да, с раннего детства много лет мы были вместе, как птенцы в гнезде. Сначала - пушистые, потом, постепенно стапи обрастать перышками, крылышками... И теперь разлетаются эти птенцы кто - куда... Вот и мы с Егором уезжаем. Остается, видите кто? Только школьники: Гошка, Борис, Глеб и малый Борька Носков... Видно, мы уж не будем больше собираться в нашем штабе на чердаке, петь блатные песни, говорить о войне, мечтать о том, какая жизнь настанет после войны... Не будет многого другого, что было с нами... Повзрослели и разлетаются птенцы!

Вскоре прозвучала команда к посадке в вагоны.

Последние минуты расставания... и Кондыревы уехали.

Как-то к Федьке подошел мастер цеха Борис Головатов и по секрету сказал:
— Федя, я собираюсь уходить с этой должности. Я вижу, ты знаешь работу всех бригад нашего цеха. Буду предлагать тебя на эту должность. С Митей Дойниковым я уже переговорил. Он не возражает. И я думаю, что ты справишься с этой работой. Как ты? Согласен или нет?

— Не знаю. Справлюсь ли я?

— Справишься! Я вижу!

Правда, этим переменам осуществиться было не суждено.

Спустя месяц, от Пашки и Егора пришли письма и фотографии. Мать показывала их всем соседям во дворах.

— А что? Пашка и Егор в форме выглядят красиво. Ну прямо - орлы! — говорили соседи.

Стало ясно, что Пашка служит на большом надводном корабле, а Егор — в морской пехоте Балтийского флота.

Начиная с октября тысяча девятьсот сорок пятого года, Александра Александровна стала регулярно и довольно часто получать письма своей сестры Синевой Варвары из города Буска Львовской области, куда ее семья переехала в конце прошлого года. Варвара писала, что они устроились хорошо. Борис Федорович работает в райотделе милиции. Им дали половину дома. Есть огород. Что погода у них мягче и теплее. С продуктами питания лучше. Доступнее мясо, молоко, яйца. Есть картофель, свои овощи. Лучше снабжение по карточкам.

Варвара Александровна - человек восторженный и в письмах немного приукрашивала истинное положение дел. При этом она достаточно настойчиво советовала сестре оставить все в Вологде и переехать во Львов по направлению Министерства связи - по переводу с телеграфа в телеграф. Временно остановиться у них в Буске. Вместе, мол, проживем. Хуже, чем в Вологде не будет.

Иногда мать читала эти письма Федьке и Зине вслух и к концу года все чаще стала говорить о реальном переезде семьи во Львов. Федька замечал, что мать вела доверительные разговоры с родными и близкими. Ходила к своей подруге Зенковой Марии. Советовалась с Зинаидой Наумовой. И не однажды подолгу разговаривала с Христофором Сусловым и его женой Нюрой.

Федьке становилось все более понятно, что хотя мать ни с ним, ни с Зиной об отъезде не советуется, она готовится к отъезду. Правда рассказывала, что оформляет документы для отъезда в областном управлении связи. И в середине января тысяча девятьсот сорок шестого года она дома объявила:

— Все, ребята. Я получила направление на работу на Львовский главный почтамт и мы скоро будем переезжать. Я буду работать еще до десятого февраля, а потом увольняюсь, и мы уезжаем.

— А как же я и Зина? Мы же работаем! — поинтересовался Федька.

— Ну, вам тоже надо к десятому числу уволиться. Не забудьте взять трудовые книжки.

— Мама, а как будет с квартирой, мебелью, вещами? — спросил Федька.

- Мебель я продам и другие вещи тоже. Мы с Христофором Александровичем оформляем обмен квартирами, когда мы уедем - они будут жить в нашей квартире. А мне дадут справку, что мы сдали квартиру и с этой справкой нам дадут жилье во Львове.

В этот день было еще много разговоров между матерью и детьми. Рассказ матери, ответы ее на вопросы вызывали какие-то сдержанные, печальные и даже тревожные мысли у детей. Только Артур, которому недавно исполнилось шесть лет, беззаботно играл в углу комнаты.

Вечером Федька пошел к Носковым, чтобы позвать их на стадион. Носковы как раз ужинали. Чтобы не мешать им, во второй комнате на кровати сидели и разговаривали между собой Герка, Глеб, Борька, Витька Зенков и Юрка Голубев. Неизменную ароматную крупянку и чай с хлебом и с конфетами-подушечками ребята быстро освоили. И, когда все собрались в первой комнате, раньше сомневавшийся Федька - говорить или не говорить — вдруг выпалил:

- Мы, наверное, будем скоро уезжать.

- Как - уезжать? Куда уезжать? - спросил Колька.

- Да, уезжать. В город Львов на Украину.

- Мама, ты слышишь? Доброхотовы собираются уезжать! - сказал Колька, вошедший в комнату Агриппине Дмитриевне. - В город Львов уезжают. Это на Украине. Эта местность еще называется Галичиной.

- Уезжают? Когда? Почему? Зачем?

- Так это маму переводят на работу во Львов. Там и квартиру дадут. Должны уехать после десятого февраля.

- Что там лучше? — спросила Агриппина Дмитриевна.

- Не знаю! Родственники пишут, что там хорошо. Мама тоже говорит, что там нам будет лучше, — неуверенно ответил Федька.

Все по-разному восприняли Федькино сообщение. В вопросах звучал истинный интерес к этой новости. Добрая зависть, сочувствие и сожаление, что Федька и Зина уезжают. Не меньше получаса занял этот разговор. Потом все пошли на стадион.

Каток был хороший. Позавчера был свежий полив. Катаясь, Федька понимал, что, возможно, он катается на этом льду в последний раз. Теперь вообще, многое в городе для него будет в последний раз. Жаль!

Уже у своего дома Колька сказал:

- Так ты хоть письма пиши.

— Обязательно! — заверил Федька.

За три дня до отъезда мать и Зина уволились с работы. Федька тоже уволился. Все было готово к отъезду.

При расставании с заводскими товарищами, Федьке казалось, что он будто предает их. Правда, все цеховые ребята и Митя Дойников пожелали удачи и просили, чтобы сообщил, как устроился и чтобы писал письма. А дядя Вася растрогался:

— Э-э-э-х! Федя, а я-то думал — ты меня заменишь, когда я пойду на отдых. А ты вдруг уезжаешь! - глаза его заблестели слезами. - Там, где будешь работать, знай всегда хорошо свое дело, и люди будут уважать тебя. Счастливого пути тебе !
—
Со всеми распрощавшись, с влажными глазами, ушел Федька из цеха. А выйдя за проходную, помахал заводу рукой.

В день отъезда с утра всей семьей упаковывали вещи. Между делом, Федька взял бритву и вырезал на раме кухонного окна: «Здесь жили Доброхотовы. Уехали 16.02.1946 г. Федор». Наконец, все упаковано. Поезд отправляется в пятнадцать часов. Примерно, в час дня на кухне Доброхотовы с соседями Малышевыми, супругами Сусловыми, Зинаидой и Геркой Наумовым по старому обычаю посидели. Встав, все вышли на заднее крыльцо дома. Вещи поставили на край крыльца - два небольших чемодана, две хозяйственные сумки и две небольшие упаковки, завязанные бельевыми веревками. Федька сказал:

- Я пойду, попрощаюсь, — и направился в двадцать шестой дом, а в голове его бились мысли: «Всего шесть мест багажа! - Это все, с чем мы остались!»

Носковых ребят дома не было.

Федька попрощался с тетей Грушей, с родителями Веры Бабушкиной, с матерью Сашки Шумилова, с Нюрой Козуниной. Потом забежал в дом Бурцевых. Попрощавшись с Женей и ее матерью, направился к боковому входу двадцать восьмого дома. Когда шел, думал: «Мать одета в жакет, сшитый из старой шубы, на ней зимний шерстяной платок, на ногах старые фетровые боты. Я одет в старое пальто, из которого вырос, на голове старая шапка и в легких бурках, из-под кожи которых уже выбивались нитки тканой части. Зина была одета в легкое пальто и шерстяную шапку. В общем, все мы, кроме Артура, одеты слабо: С чем же мы теперь остались?!»

Федька, простившись с семьей Орловых и Лапиных, пришел к крыльцу. Доброхотовы и все провожавшие взяли вещи и вышли из двора к парадному крыльцу. Простились с Ольгой Климентьевной и дядей Мишей Озеровыми, пришедшей с рынка Анной Васильевной. Трогательное было расставание с соседями. Некоторые женщины плакали.

Но надо идти. Доброхотовы с вещами пошли в сторону вокзала. В последнем окне двадцать восьмого дома им махала руками семья Орловых.

Федька, идя с чемоданами и сумкой, снова думал: «Как же так? Мы оставили все: квартиру, мебель, книги, самовар, много других вещей домашнего обихода, крупную кухонную посуду, дрова в дровянике, козлы, пилы, колун, топор... Оставили родственников, друзей, соседей и... могилу отца. Уезжаем, оставшись ни с чем! Как мать, которая едва-едва справившись с наступавшим всю войну на семью голодом, решилась на такой крутой жизненный поворот? Конечно, мать получила за все имущество небольшие деньги, но что они теперь? За них не купишь всего того, что было нажито за многие годы. А что нас ждет дальше? Мы едем в неизвестность!»

К поезду провожали Доброхотовых Зинаида Наумова и Герка. Попрощались на перроне.

Вскоре после того, как устроились в вагоне, услышали сигнал отправления — Ту-у-у! Ту-ту! — и поезд почти незаметно тронулся, стал набирать ход.

Федька вслух сказал:

- Вот и все. Мы уезжаем! Прости и прощай, моя милая, малая родина!


ЭПИЛОГ

Дети, герои этой повести, в воспитательном процессе находились под воздействием, по крайней мере, двух сил.

С одной стороны — это, безусловно, окружающая среда, стихийная, уличная.

Бесспорно, что сильное влияние на ребят оказывали братья Кондыревы, поведение которых, мягко говоря, не всегда совпадало с интересами государства и общества. Они подчас вели сомнительный образ жизни, граничащий с преступлениями.

В этих условиях пацаны с Набережной постоянно рисковали стать на путь неправомерных действий.

Но этого не случилось, потому что в их воспитании участвовала и другая, позитивная сила — это государственная и общественная воспитательная система, действовавшая в Советском Союзе. Школа, пионерская организация, различные кружки по интересам, привлечение к физкультуре и спорту, приобщение к великой русской культуре: литературе, искусству, музыке, театру.

Федька и все пацаны с Набережной Свободы имели одну особую семейную общность: братья Проничевы росли и воспитывались без матери, а все остальные — без отцов. Чаще предоставленные сами себе.

Составляя некую нефиксированную ячейку Советского общества, они воспитывались не без влияния этого общества и не без использования его преимуществ.

Жизненные пути их разошлись. Судьбы стали разными.

Но, получив неплохую подготовку по школьной программе, приобретя жизненный опыт в различных сферах жизнедеятельности, достаточно закалившись физически, ответственно воспринимая моральные устои о чести и совести, все они стали достойными, полезными и нужными обществу.

И просто хорошими людьми.


 
СТИХОТВОРЕНИЯ

РОДИНЕ МОЕЙ

Я родину себе не выбирал.
В суровом крае севера России
Ее мне Бог с рожденьем дал.

О, Вологда! Ты — родина моя!
Как мать., единственна.
Сурова, справедлива и нежна.
Сурова родина.

Но для меня мила, любима.
Ты - моя! Другой не может быть! Да и не надо!
Прирос к тебе душой и сердцем я.
Горжусь и чествую тебя.

С тобою был семнадцать первых жизни лет
- От роду и по сорок пятый.
Учился в классах «а», школ пятой и десятой,
В ЖУ номер один - набор сорок второго.

Учился с Набережной пацанами
При школе - в авиа-кружке,
а в клубе КОР - в кружке акробатическом.
Отчаянно играл в футбол, хоккей.

Катался на коньках и лыжах —
Для жизни знания и силу набирал.
Подростком я работал на ПВРЗ.
С тобой в тылу ковал победу боевую,

За что медалью награжден «За доблесть трудовую».
Потом в душе хранил, не изменял, не предавал тебя,
Хоть много лет прожил не в отчем крае,
а на Украине

А Украина — не чужбина.
Державы Украины гражданином стал,
Но рожденным в Вологде и русским —
Я быть не перестал.

Проходят годы. Жизнь проходит.
И, потому теперь, через минувшие года,
Живя в другой стране,
Седой, с незрячими глазами,

Я снова говорю себе и людям:
«Как пылкий юноша люблю
Я родину премилую свою».

ГОРЖУСЬ...

Горжусь своим происхождением вологодским.
Люблю певучий говор края моего.
Пою слегка вульгарные из Вологды частушки,
Для ублажения сердца своего.

Люблю и голосистую гармонь.
Особенно, когда под музыку ее
Красавицы-плясуньи
Отплясывают «барыню» наперебой.

Люблю и вологодскую седую старину,
А более всего — дома старинные
И божьи храмы, хранящие в себе
 Величие и мудрость народа своего.

Людей я почитаю вологодских.
Подмечено не только мной,
И доброту, и честь, и совесть несут они с собой.

Ноябрь, 1999 г.

НОСТАЛЬГИЧЕСКАЯ ИСПОВЕДЬ
Отрывки

Чем дальше в жизнь,
Тем чаще вспоминаю
То место, где родился я.
Дома жилые там, все больше деревянные.
Одно и двухэтажные с печами русскими.
Красивые и теплые дома. С резными украшениями
Под крышами, на окнах, на балконах и крыльцах.
Ворота, палисадники, дощатые мостки.
Лишь на немногих улицах
Асфальтовые ленты тротуаров пролегли.

* * *
Волшебный дух от печи русской,
Заложенной на новолунье.
Создание дивное ума и рук людских.

Из русской печи щи добротные,
Тушеная картошка со свининой
И молоко топленое... Уж больно хороши!
И пироги, что мать пекла в такой печи:
С картошкою, капустой, мясом и грибами.
Мы ели их. Горячие — с холодным молоком,
Остывшие — с горячим.

* * *
Здесь чудо-самовар,
Этот король застольных чаепитий!
Чай из него заметно лучше,
Чем чай из чайника с огня.

 
Зимой в избе крестьянской Среди других припасов
В кадушках - ягоды моченые И губино-соленые грибы.
Отдельно, в небольшой кадушке, - рыжики — Элита губины.
По вкусу Их сравнить нельзя ни с чем.
Недаром спорят мужики,
Что царь закусок есть не лук с гряды,
А вологодские соленые грибы.

* * *
Недалеко от Конюхова, средь смешанного леса,
Квадратом, метров сто на сто, - березовая роща.
Деревья стройные, высокие, береста белая.
Заходишь в рощу, словно в светлый рай.

Здесь воздух чистый и прозрачный.
От белизны берез и солнечных лучей
Таинственно светло. Душа поет:
«Любуйся прелестью природы. Отдыхай».

* * *
От приведенных здесь воспоминаний,
От искренних моих переживаний
Так, как от русской печи согреваюсь я.
А все, написанное здесь, не что иное,
как Ностальгическая исповедь моя.