Вспоминая бабушку

Когда я была студенткой, то проживала в областном центре у своей родной бабушки по линии отца, Марии Львовны.
Будучи внучкой сосланного в Сибирь польского повстанца и выросшая на смеси русского и польского языков, она порою путала склонения и спряжения, но зато была прирождённым математиком в денежных подсчётах. Её, рожденную в конце 19-го века,  замуж выдали до судьбоносного Октября, а потому  так и осталась она на всю жизнь "безграмотным элементом", расписывающимся корявым крестиком. Но была при этом моя баба Манечка человеком удивительно тактичным и уважительным.
Почти одновременно со мной, к бабуле на временный постой перебрался и мой брат с женой Галиной.
Галя расставила на комоде всю свою недешёвую, купленную у спекулянтов французскую косметику - тональный крем ЖМ, наращивающую ресницы  тушь с кисточкой и разнообразные флакончики духов.
Баба Маня сначала тихо роптала, что "весь кимодку заставили", а потом перешла к радикальным мерам.
В один прекрасный день Галя не смогла найти ни крем, ни духи. На "кимодке" сиротливо лежал лишь пенальчик с тушью.
Мария Львовна, загадочно улыбаясь, дефилировала по квартире с намазанными неизвестным средством белого цвета локтями, щеками и кончиком носа. Зелье успело засохнуть и растрескаться, что местами  придавало старушке вид античной статуи.
На вопрос о местонахождении арсенала красоты баба Маня подняла указательный палец и ответила:
-Я все твои склянки в пол литровую банку слила. Все едино пахнут шут знает чем и ток место занимают. Вот раньше был диколон "Осочка", дык тот цельный год пах.
А этой коричневой мазью я петли дверные смазала, чтобы не скрипели.

Мы, уже побаиваясь очередных откровений,  осторожно спрашиваем:
-Баба Маня, а чем это Вы личико и локотки натерли?
 Оказалось, что болгарской зубной пастой" Помарин".
Наша неграмотная бабуля действовала, как обычно, по наитию,когда нанесла на шелушащиеся места нежное средство из тюбика.  Но интуиция в этот раз ей не помогла, а наоборот...
-Эх, рази это крем? Вот раньше был крем "Снежинка", в баночке стеклянной. И лечил, и молодил, и впитывался. А теперь одно баловство. Матка боска!
После услышанного Галя быстренько убрала с "кимодки" тушь с кисточкой, пока бабуле не пришла в голову идея почистить обувь.
Мы тогда вдоволь намеялись.
Баба Маня, причитая, смыла с себя засохшую пасту и зареклась не притрагиваться к "нонешним" средствам.
Ещё несколько дней, сидя на кухне с вязаньем в руках, она рассказывала соседям по коммуналке о непотребных новых средствах.
 Все потихоньку улеглось, жизнь вошла в прежнюю колею. В пять часов утра, без всякого будильника, бабушка просыпалась и выпивала первую чашечку чая с рафинадом вприкуску. Потом готовила для нас нехитрый завтрак, пока соседи спят. Врождённая тактичность не позволяла ей толкаться на кухне в момент всеобщей утренней суматохи. Далее по заведенному многолетнему ритуалу следовали чаепития, походы в магазин, общение на лавочке с ровесницами. Порою, если соседи оставляли в раковине грязную посуду, баба Маня её мыла и мягко выговаривала :
-Вы уж старайтесь не оставлять, посуду-то. А то тараканы заведутся.
Ушла из жизни она тихо, никого не утомив и не измучив.
 Марию Львовну обнаружили соседи,сидящей за столом в её комнате. Она сидела, подперев голову рукой. Перед ней на столе лежали фотографии её погибших девятнадцатилетних сыновей Шуры и Бори. И похоронки-выключки...