99. 9, или 13 подвигов инженера Петровкина-30
:Врачи без границ.
Илья Никодимович совершенно не хотел ехать по следующему адресу. Медицинский центр — кто знает, как отреагирует Гарри, после всего, что ему пришлось пережить в Сухумском питомнике? Поэтому в эту ночь нашему герою особенно не спалось. Он ворочался, вставал, открывал и закрывал окно, в конце концов рухнул на кухне и задумчиво поставил чайник.
ПЕТРОВКИН ДАЮ ПОСЛЕДНИЙ ШАНС ЗАВТРА УЛЕТАЮ ***ГЕОРГАДЗЕ***
Илья Никодимович еще раз перечитал текст послания, поухмылялся сам себе и щёлкнул зажигалкой. Он бросил догорающий бланк телеграммы в пепельницу в виде птицы и пошёл в кровать. До рассвета оставались считанные мгновения.
Ночное чаепитие подействовало: через 13 минут ему уже снился Джефф Безос со своей женой.
Гарри открыл один глаз, убедился, что его друг грезит о далёком, осторожно поднялся и на цыпочках подошёл к цыплёнку.
На превратившемся в уголь клочке бумаги ничего нельзя было разобрать.
— Цыц! — цыкнул Гарри кому-то и погрозил кухонной темноте пальцем.
— Что вы, — смеялась красивая женщина в медицинском халате, — какой он изобретатель. Скажете тоже. Единственное, что он изобрёл — это как чужих жён на зарубежные конференции возить.
— Уже неплохо, — оценил Петровкин. — А как же технологии, спутники, монорельс?
— Какой там монорельс. Он только о своём монорельсе и заботился. На процедуры приезжал — да. Особенно на омолаживающие. А всё остальное — выдумки. Журналистов он хорошо кормил, вот они и старались.
— Странно, — удивился Петровкин. — У меня другая информация.
— Да ничего он изобрести не мог, так как ни в чем не понимал. Картины свои дурацкие собирал только, вот и всё.
В этот момент у них за спиной раздался ужасающий вопль. Гарри, не чувствуя никакого интереса к беседе, незаметно открыл шкаф, достал из упаковки шприц и произвёл себе инъекцию из синей ампулы. Когда Петровкин и его красивая собеседница обернулись, он уже бездыханно валялся на полу, а из вены на длинной игле торчал 5-кубовый пластмассовый цилиндр.
— Господи! — закричала красивая собеседница. — Ему плохо?!!
— А что он себе вколол? — поинтересовался Илья Никодимович.
— Это мощный нейрометаболический стимулятор. Нужно позвать на помощь.
— Не надо, — успокоил её Петровкин. — Мой друг через такое прошёл за свои убеждения — что мама не горюй! Все круги карательной медицины. С младых когтей, знаете ли, диссидентствует. Так что не волнуйтесь, сейчас отлежится немного — и будет окэй.
— Хорошо, — согласилась женщина в белоснежной униформе. — Но, может, ему хотя бы подушечку под голову подложить?
— Не стоит, — поправил её Илья Никодимович. — Гарри не любит унижающих проявлений жалости. Давайте лучше вернёмся к Крабову?
— А что к нему возвращаться?..
— Да вот, — признался наш герой, — приходится заниматься расследованием его убийства. Сам не рад, но отказаться не мог.
— И какая у вас версия? — захлопала глазами служительница Асклепия, и халат на её упругом теле натянулся.
— Стройной версии пока нет, — сознался Петровкин. — Как мне сказали знающие люди: я полностью провалил начальный этап… ездил, можете себе представить, анаконду смотреть. А когда приехал — все следы уже замели.
— Чётко сработали! — воскликнула жрица стетоскопа и катетера, которая, как показалось, очень любила детективные сюжеты.
— Получается, про Крабова вы ничего сказать не можете? — вернулся к основному вопросу Илья Никодимович.
Женщина заёрзала на стуле.
— Я же близко его не знала… — начала объяснять она. — Он приезжал к нам. Ну и я летала с ним пару раз на симпозиумы. Но это — только пару раз!
— А куда летали?
— На Кубу. Там они нас бросали, в море поплавать, а сами летели куда-то дальше.
— Куда?
— Этого я не знаю. На какие-то дальние острова. Там у них база была, как говорили. На краю земли.
— Выходит, наш научный гений не сильно-то верил в спасение на Родине и обзавёлся лёжкой в заморских юрисдикциях?
— Я думаю, что да. Совсем не верил.
За спиной у них кто-то сухо закашлялся. Гарри, как и обещал Петровкин, быстро пришёл в себя, выдернул из вены иглу, открыл следующий шкаф, извлёк из него банку с капсулами и теперь пересыпал её содержимое себе в рот.
— А что это он сейчас заглатывает? — зевнул Илья Никодимович.
— Это ингибитор АТФ-зависимых обратных транспортеров!
— Тогда ладно, — махнул рукой Петровкин. — А что же, Крабов, вы говорите, совершенно бездарен был?
— Ну, не совершенно, конечно. Вот, во время известной эпидемии, как оценили наверху, достойно себя вёл.
— Правда? — не поверил Петровкин. — Расскажите.
— Ой, — улыбнулась обладательница обтягивающего халата. — Я уже подробности и не помню.
— Расскажите, что помните, — в ответ заулыбался Илья Никодимович, борясь со сном.
— Когда всё началось… Крабов смертельно перепугался. Так как в вирусологии совершенно не разбирался, а нашим учёным, как я уже сказала, доверять напрочь отказывался. Он был на грани нервного срыва. Метался. Кому-то звонил, проверял по 10 раз почту. Даже плакал…
— Не может быть…
— Точно вам говорю. Он тогда всё какое-то сообщение из-за границы ожидал. А когда его получил, то побелел от ужаса и сразу же решил бежать. Картины свои уже начал упаковывать…
— Откуда вы всё это знаете? — удивился Петровкин.
— Так он же с ним предложил бежать. Чтобы я в вынужденном изгнании за его здоровьем следила.
— Заботливый человек. О вас в трудную минуту думал.
— Да… Но потом его вызвали сами знаете — К КОМУ. И там, видно, такой фитиль вставили, что он картины свои распаковал, запёрся в ближнем кругу и стал думать…
— Дайте я предположу, что это за ближний круг такой был, — перебил её Петровкин. — Предполагаю: это — Димка, Василич и Пыталов?
— Я их по именам не знаю, — призналась женщина в халате. — Нам они известны как бывший стоматолог, бывший охранник и бывший тренер по фигурному катанию.
— Точно — они! — подтвердил Петровкин.
— Приехали, значит, эти трое к нам в медицинский центр. Крабова с ними не было. Охранник и фигурист даже заходить не стали, а болтались всё время во дворе, под берёзами, и ржали с медсёстрами. А стоматолог снизошёл до простых смертных. Осмотрел здесь всё и говорит: "Критично!" А что критично — мы так и не поняли. Потом в подвал спустился — и опять: "Критично!" Побегал, значит, по лестницам, утомился и говорит нашей Наталье Ефимовне: "А откройте-ка, моя дорогая, рот!"
— Что за Наталья Ефимовна? — не понял Петровкин.
— Наш главврач.
— А… и что?
— Ну, Наталья Ефимовна, конечно, подчинилась воле начальства — рот открыла. А он ей КА-АА-АК вставит резиновый фиксатор и давай пальцами во рту гонять.
— Ужас, — затрясся всем телом Илья Никодимович.
— Потом зовёт Александра Абрамовича…
— А это кто?
— Зам.
— Понятно…
— И тоже так нежно ему поёт: "Ну-с, Пан Спортсмен, ротик откры-ыыы-ваем… А-а-а-а…" Александр Абрамович глаза выпучил, но перечить начальству не смеет и делает, как его просили: "А-а-а-а". А этот стоматолог отставной КА-АА-АК схватит его за верхнюю и нижнюю челюсти, да как начнет рот разрывать. Александр Абрамович мычит, но держится. Достоинство не теряет. Стоматолог его осмотрел и говорит: "Тут всё под удаление, любезный". Александр Абрамович сразу и рухнул без чувств.
— Я больше не выдержу, — прошептал Петровкин, голова которого не на шутку закружилась. Даже Гарри перестал рандомно есть разноцветные пилюли и замер, переживая парализующий шок от услышанного.
— Короче… прежде чем уехать, инспектор этот засланный собрал весь трудовой коллектив, включая охранников, и прочитал лекцию о том, как дорого в Москве лечить и протезировать зубы. Сам он-де только в Молдавии такие вещи обтяпывает: получается в три-четыре раза дешевле, а качество выше! И визитные карточки всем раздал. Какая-то передовая клиника там есть. Очень рекомендовал.
— Нечеловеческий ужас, — признался Илья Никодимович. — А потом что?
— А что потом, — снова улыбнулась влекущая красавица. — Потом эпидемию, слава Богу, отменили. А то и не знаю, чем бы всё это закончилось. Наверное, весь персонал без зубов ходил.
— Да уж… интересные подробности открываются, — задумчиво произнес Петровкин. — А то мне до вас тут такого наговорили: фантастические исследования, нобелевские лауреаты на посылках, тайные общества, вечный двигатель, квадратура круга…
— Какие там общества! — снова расхохоталась красотка в халате. — Его тайное общество — это три собутыльника, с которыми он на природу выезжал. Про двигатель ничего не слышала. Может, и был у них двигатель какой… не знаю. Относительно исследований… вроде в последний год он упрямо "цифровой рубль" внедрял. Прямо гордился этим.
— Да? — снова не поверил Илья Никодимович.
— Ага. Приезжает к нам, бывало, на разглаживающие уколы — и с порога начинает кипятиться: "Вы не представляете, чудо вы моё прекрасное, какой народец у нас — тупой и неразвитый! Мы для них ‘Госуслуги’ сделали, "цифровой рубль" запускаем — всё для безопасности! Весь государственный аппарат пашет без сна и отдыха, чтобы жулики и проходимцы разные последнюю копейку из рабочего человека не выманили. А они, видите ли, не хотят! Им, видите ли, наличку подавай! Как в крепостные времена! Что за люди…" — говорит, и аж мУка праведная по лицу расползается. — "Ну ничего… скоро они у нас задвигаются! Запоют! Затанцуют! Негодяи! Мразь! Грязь подноготная!”
Вещает — и так, знаете, всем телом вибрирует. Очень за свой "цифровой рубль" переживал, за просветление народное.
— С чего бы это?
— А кто его знает. Может, заработать хотел, а может, выслуживался. С островами этими у него не сложилось ведь.
— Не сложилось… — почесал Илья Никодимович за ухом и решил заканчивать с визитом. — Кстати, чудо вы моё прекрасное, а что это у вас на столе стоит?
Петровкин указал глазами на оловянную чашку необычной формы, из которой торчали карандаши и фломастеры.
— Чашечка.
— Подарок Крабова? — подмигнул Илья Никодимович.
— Нет, кто-то оставил, а я под канцелярские принадлежности приспособила.
— Это не чашечка, — объяснил наш герой. — Это "Черпало".
— Что? — не поняла Елена Прекрасная.
— Я — до того, как стать сыщиком — аппарат один антинаучный изобретал. Так вот он принимал рабочее тело и выдавал конечный продукт. В эту чашку мы этот продукт и собирали. Для тестирования. Уральские горные мастера изготовили из переплавленных кандалов. А сверху для форсу покрыли реструктурированным оловом, которому чужды полиморфные превращения. Представляете? Уникальная вещь!
— Уникальная? — грустно сказала красавица, не желая расставаться с полюбившейся ей вещью.
— Не расстраивайтесь, — успокоил её Илья Никодимович. — Я вам новую чашечку принесу. Лучше этой будет.
С этими словами он вытряхнул карандаши с фломастерами и покинул процедурный кабинет.
Новую чашечку, конечно, никто приносить не собирался.
Продолжение здесь: http://proza.ru/2025/03/11/1184
Свидетельство о публикации №225031000935
Вера Голубева 12.03.2025 18:53 Заявить о нарушении