Всё у них шиворот-навыворот!

Давно, когда я учился в Ленинградском театральном институте, там была традиция – старший четвёртый курс отправлять в одну из стран социалистического содружества по программе творческих обменов. Наши руководители побывали уже во всех странах за долгие годы преподавания, кроме Болгарии. Видимо,  Болгария котировалась меньше, чем Венгрия, Чехословакия или Польша, поэтому её откладывали «на закуску», когда все другие страны объездят. С нами вопрос, куда ехать, не обсуждали. Раз наши педагоги ещё не были в Болгарии, то студенты, которые учатся всего один раз, тем более там не были, и если откажутся, то вряд ли вообще туда когда-нибудь попадут.
Связались с Софийским театральным институтом, предложили обмен. Там, конечно, с удовольствием согласились – Питер всегда был одним из ярчайших городов Европы, да и театральная среда здесь весьма авторитетна. Болгары приехали быстро. Мы их приняли по-братски – «сварганили» приветственный капустник, а потом стали поить водкой. Начали в театре на шестом ярусе (курс народного артиста СССР Игоря  Горбачёва базировался в Академическом театре имени Пушкина, в котором он был художественным руководителем), а продолжили в общаге на улице Опочинина на Васильевском острове.
Болгары хорошо говорили по-русски, но водку пили по-европейски, посасывая её маленькими глотками из стакана. Честно говоря, глядя на это прихлёбывание, я чувствовал, что меня мутит – уж очень это дико  смотрелось. Болгарский студент-режиссёр Стефан объяснил мне, что водка на самом деле вкусная. У каждой свой «букет». «Столичная», например, сладкая, а «Русская» – с приятной горчинкой. Переборов тошноту, я решился попробовать пить мелкими глотками сорокоградусную жидкость, и к своему удивленью, почувствовал вкус. С тех пор частенько, особенно, когда водки было мало, я не спеша прихлёбывал её, пугая отечественных собутыльников, не знакомых с европейскими традициями употребления крепких напитков. В этом случае мне и закуска была не нужна в отличие от тех, кто пьёт водку «залпом».
Болгарские студенты с удовольствием посещали театры, музеи, много пили и производили то же впечатление, что и любые другие жители многонациональной империи, коей тогда был Советский Союз. Правда, порой немного обижались, когда кто-нибудь говорил, что Болгария –  шестнадцатая республика СССР. Действительно, в народе бытовала поговорка: «Курица – не птица, Болгария – не заграница». Мы же старались избегать разговоров на политические темы, а больше обсуждали  творчество.
Стефан Делев, про которого я уже говорил, выдвинул любопытную идею постановки «Гамлета». По его мнению, Гамлет, принц датский – антигерой и злодей для своей страны. В тяжёлые времена противостояния Дании и Норвегии он умудрился из чувства мести по отношению к своему дяде Клавдию, убившему его отца и женившемуся на его матери, уничтожить всё руководство королевства, и сам погиб. Это был большой подарок королю Норвегии Фортинбрасу, который захватил Данию без сопротивления, и, конечно, распорядился похоронить Гамлета с почестями как героя. Причём сам Гамлет чувствовал, что не будет  в его мести ничего хорошего. Он всю пьесу постоянно изрекал монологи о том, что почему-то никак не может решиться на действие, всё спрашивал себя: почему он медлит, откладывает, сомневается. Измучился в конец этими рассуждениями и всё ждал, что конфликт с дядей разрешится без его  иннициативы. Так и вышло. Злые враги организовали заговор, спровоцировали его на бой, он откликнулся – все начальники погибли, страна попала под ярмо. Мне идея понравилась, но сыграть Гамлета так, как предлагал Стефан, я не смог. Режиссёры, которым я позже предлагал поставить «Гамлета» в такой трактовке, соглашались, что идея хорошая, но ставить не брались. Болгары уехали домой, а мы стали готовиться к путешествию в их края.
В те времена съездить за границу было великой удачей. О капиталистических странах речь вообще не шла – дай, Бог, побывать хоть где-нибудь. «Где-нибудь» – это, значит, на Кубе, в Польше, Румынии, Болгарии, Венгрии, ГДР, Чехословакии. Всё. Счастливчики иногда с трудом  попадали в Югославию, но нам такая поездка не светила, потому что эта страна всегда была более самостоятельной и с руководством СССР особо не дружила, да и нравы там были почти, как на западе. В остальные страны мира поехать могли лишь большие начальники, спортсмены международного уровня и крупные артисты, и то только по особым случаям.
Однажды режиссёр Георгий Товстоногов и народный артист всего Советского Союза Юрий Толубеев получили приглашение посетить США.  Труппа Академического театра имени Пушкина встречала возвратившихся делегатов. С Георгием Александровичем особенно не поговоришь – очень уж высоко он себя ставил, а вот с Юрием Владимировичем актёры театра стремились побеседовать. Я не присутствовал на той встрече, но мне рассказали, что Толубеев на вопрос: «Ну, как там?», – ответил просто: «Что вам сказать? Я побывал в коммунизме».
Великие могли посетить капстраны, мы же, студенты актёрского  факультета, радовались, что поедем в Болгарию. Для каждого из нас – это было большое событие, поэтому мы  готовились к поездке тщательно. Однако выяснилось, что взять с собой можно было только 500 рублей и ни копейкой больше. Болгарский лев менялся один к одному, так что привезти с собой сувениров  предполагалось только на эту небольшую сумму, хотя, даже такие деньги в советское время можно было быстро добыть только у родственников. Стипендия в институте была 40 рублей, повышенная – 50. Молодой инженер на производстве получал 120 рублей, начинающий артист в обычном театре – столько же, а в академическом – 150. Мамы и папы с радостью соглашались подкинуть деньжат на поездку, ведь все ждали взамен заграничных подарков. Дорога оплачивалась вузом, проживание обеспечивала принимающая сторона, питание – за свой счёт.
В приподнятом настроении погрузились мы в поезд до Львова, где должны были пересесть на другой, который и привезёт нас в Софию, столицу Болгарии. В поездке запомнилось, что в Белоруссии хорошее пиво, а на границе с Европой меняли колёса у поезда – там колея другая, более узкая. Поговаривали, что разная ширина между рельсами была сделана в качестве одной из форм защиты от возможного нападения СССР. Поезда с военными не смогут без смены колёс попасть в западные страны. Вот пока будут менять колёса, их и накроют артиллерийским или бомбовым огнём.
В Бухаресте днём не было света в учреждениях. Экономия немного пугала. Заходишь в магазин, а там темно, но при этом идёт торговля, все привыкли. Таможенники в Румынии при проверке документов показали знаками, что хотят курить. Им предложили «Приму», они обрадовались и обменяли пачку примы на бутылку сухого вина. Мы были поражены. Все, кто курил, стали шарить в закромах и менять сигареты на вино у представителей пограничных служб. Так как мы уже практически всё выпили пока ехали до границы, румынское вино нам очень пригодилось, но бедность страны сильно удивила. Там потом руководителя государства Чаушеску и его жену во время переворота, когда меняли социализм на капитализм, расстреляли. Нельзя начальникам доводить население до крайности – опасно для здоровья.
Из Румынии мы довольно быстро добрались до Болгарии. Поселили нас болгарские друзья в высотном общежитии. На каждом этаже было большое фойе, из которого можно было попасть в жилые блок-секции, расположенные по периметру. Меня посетили в двухкомнатном помещении с однокурсниками Юрой Финякиным, Серёжей Селиным и Витей Мелиховым. В каждой комнате стояло по две кровати, была небольшая кухня, туалет и душевая. Витя с Серёгой разместились в одной комнате, я с Юрой в другой.  Кстати, комната по-болгарски – «стая». Следовательно, нас поместили в «двухстайни» апартаменты. Чемоданы задвинули под кровати и пошли гулять по незнакомой столице страны, где святые Кирилл и Мефодий  изобрели славянскую письменность.
София – красивый южный город, много зелени, а в центре был мавзолей главного коммуниста Болгарии Георгия Димитрова. Почётный караул, стоя перед входом, беседовал в голос. Кто знает, может анекдоты травили, или бытовые вопросы обсуждали, но их разговоры были слышны издалека. В Москве на «мумифицированного истукана» посмотреть ещё огромная очередь стояла, а в Болгарии уже давно поняли какая это дичь – заспиртовать бывшего начальника и ходить смотреть на мумию, как в кунсткамеру. Сейчас, насколько мне известно, останки Димитрова захоронили на кладбище, а мавзолей взорвали в 1999 году, А у нас до сих пор посмертное жилище Ленина, как стояло, так и стоит, поскольку многие ещё хотят посмотреть на заплесневелого вождя.
В те времена на улицах Софии было много памятников русским военным – участникам разных войн. Особенно почитаемы были генералы и офицеры, освобождавшие Болгарию от пятисотлетнего турецкого ига. В центре Софии стоял величественный памятник царю-освободителю Александру II. На барельефах постамента – выразительные сцены боёв и портреты русских героев – генералов Гурко и Скобелева. Болгарские студенты говорили, что больше семисот памятников поставлено в Болгарии в честь русских освободителей. Даже на пачке знаменитых сигарет «Шипка»  изображён обелиск в честь легендарной битвы с турками у одноимённого местечка. Тогда и монументы, посвящённые победе над фашизмом, встречались довольно часто. Образ советского солдата Алёши был увековечен в центре Пловдива как освободителя болгарского народа от «коричневой чумы». К сожалению, в наши времена отношение болгар к России поменялось. Многие памятники убраны из общественного пространства и перенесены в музей социализма.
Ещё в знак благодарности России болгары построили храм – памятник в честь святого Александра Невского, в цокольном помещении которого тогда работала выставка икон. Я был поражён сильнейшим  впечатлением от датированной шестнадцатым веком двухметровой иконы Божьей матери с младенцем Иисусом. Долго стоял перед ней и ловил себя на мысли, что на белом свете нет никого нежнее матери и существа более защищённого, чем младенец в её руках, ведь для него объятие матери – это предел безопасности. Размышлял, насколько легче бы было людям жить, если бы безусловная любовь матери к своему ребёнку, была принята за эталон человеческих отношений. Но, видимо, эта мечта из области фантазий, недостижимая до тех времён, пока не наступил на земле, по словам Николая Лескова, «час воли Божией».
Конечно, молодые болгарские артисты устроили нам ответную вечеринку (по-ихнему «купон») с танцами, на ней оказалось много иностранцев, или по-болгарски «чужденцев», которые приезжали в страну из близлежащих стран. Я танцевал с девушкой, которая оказалась итальянкой.  Вернее, наполовину итальянкой – наполовину болгаркой, при этом неплохо говорила по-русски. Она приехала в гости к родным из Флоренции, и для неё это было нормальным делом и без особых хлопот. Такая возможность легко пересекать границу между капиталистической и социалистической страной казалось удивительной. На этой же тусовке Стефан познакомил меня с молодой актрисой Ваней Цветковой. Признаться, меня это взволновало, ведь в Ленинграде я посмотрел фильм «Барьер» с её участием. Там блистательно играл Иннокентий Смоктуновский, а роль девочки, умеющей летать, как раз исполняла Ваня. Тогда эта киноистория по книге Павла Вежинова произвела на меня сильное впечатление, актёрская игра героини, что называется, «зацепила». Когда Стефан представил меня, я  хотел поговорить о  фильме, расспросить о работе с Иннокентием Михайловичем, просто пообщаться, но девушка не проявила к моей персоне интереса, сказала пару вежливых фраз и ушла с кем-то танцевать.
Стефан мне объяснил, что парень, с которым она так задорно  выплясывала – её жених, а она, стало быть, его «булка», что означает «невеста». Ушла и ушла, ладно, но некоторое время я наблюдал за ней и заметил, что она отличается от болгарских девушек. Болгарки, как правило, чернявые (наследие османского ига), фигуры крупноватые, рост небольшой, за собой следят не так придирчиво, как наши девушки. Причёски -растрепайки, джинсики, какие-то невнятные кофточки, макияж простенький, однако ведут себя, как королевы. А у Вани Цветковой были  светлые волосы, тонкая стройная фигура и какая-то лёгкость. Кто она по происхождению? Почему турецкая кровь не оставила на ней следов? При этом мне показалось, что она не производила особого впечатления на местных парней, хотя я бы посчитал, что она «страхотна», что по-болгарски означает классная.
В отличие от женщин, мужчины в этой стране мне нравились своей подтянутостью. Они были хорошо одеты, тщательно пострижены и надушены; высокие, сильные. Но почему они так «стелятся» перед не очень яркими девушками? «Зажигал» среди студентов парень, с которым у меня сложился неплохой контакт. Звали его Пётр Карапетков. Говорил, что он по национальности «македон», типа крутой, наверное. Чумовой пацан: много, пил, в любую компанию «входил без стука» и был весьма общителен. Вот его я и решил расспросить про странный контраст между болгарскими девушками и парнями. В России всё наоборот. Мужики, в основном, мало чем отличаются от бомжей, лица такие, что лучше не смотреть. Женщины же стараются быть привлекательными и тратят на это много сил и времени. Знакомые испанцы, приезжавшие в нашу страну, были поражены большим количеством  симпатичных девушек и безобразным видом мужчин, которые, часто попадались им на глаза. Оказалось, в Болгарии уже долгое время мужское население значительно преобладает над женским. Найти себе пару для парня было честью. Девушки же шли нарасхват. Сложилась ситуация, когда для них создание семьи перестало быть проблемой. Проблема осталась у мужчин. Им нужно было выигрывать конкуренцию. Вот они и старались. Общепринятым стандартом женской красоты были чёрные волосы и  восточный тип фигуры. Ваня Цветкова выбивалась из стандартов, и потому, вероятно, особого интереса для болгар не представляла, хотя, может, тут играло роль то, что она чужая «булка», и неэтично пытаться кому-то постороннему от этой «булки» откусить.
Я расстроился, что не удалось поговорить с актрисой, которая мне так понравилась, поэтому решил заглушить недовольство алкоголем. В Болгарии основной крепкий напиток – «ракия», то есть самогонка из фруктов или ягод. Но у всякой самогонки есть специфический аромат сивухи, который мне не очень нравится, поэтому я и виски не люблю.  Ракия мне надоела, и я спросил у местных: есть ли у них водка? Оказалось, есть какая-то «Царска водка». Замечательно. Ею я и набрался весьма серьёзно. Это выразилось в том,  что я не помнил, как после гулянки добрался до своих апартаментов. В сознании мутно всплывал образ какого-то молодого человека, призывавшего Болгарию и Россию объединиться и немедленно идти войной на Африку. Кто был этот человек, и чем ему Африка не угодила, я не запомнил. Ну и ладно, главное ведь, чтоб весело было.
Пришёл в общагу под утро, дома никого не было. Это значит, что мои однокурсники гуляли ещё активней, чем я. Почувствовав голод, решил чего-нибудь поесть. В холодильнике были яйца, но яичницу-глазунью (по-болгарски, «яйца на очи») готовить не хотелось. Вспомнил, что днём Юра Финякин купил какие-то рыбные консервы и всё удивлялся названию. Я отыскал  банку и, запинаясь, прочёл (болгарский алфавит похож на русский): «Цаца в доматен подлюге», или как-то так. На банке была нарисована рыбка, похожая на кильку. Открыл – точно килька в томате. Вот тебе и «цаца».
Съел я её и, так меня стало мутить, что решил принять душ. Сток в душевой  устроен просто -  вода стекала в дыру в полу, а сама комнатка было отделена от апартаментов небольшим порожком высотой сантиметра три. Дверь же закрывалась плохо. Стоять под струёй воды было тяжело, поэтому я сел на пол и задремал. Спал я, видимо, долго, так как проснулся от стука во входную дверь и криков. Открыл глаза и увидел, что почему-то вся вода не вытекла в сливное отверстие (пропускная способность, наверное, маленькая), а перелилась через порожек, затопила все комнаты, и, похоже, протекла в нижние этажи, чем и вызвала недовольство жителей.
Плохо соображая, голый, я открыл дверь, увидел несколько раздражённых болгар, кричащих одно знакомое слово «апартаменты» и ещё много слов непонятных, но явно не очень добрых. Повторялись реплики, что-то вроде «залива с вода» и «локва». Я закрыл перед ними дверь, запер на ключ и, не обращая внимания на стуки и вопли, принялся вытирать пол  при помощи тряпки, которая, как позже выяснилось, оказалась полотенцем Вити Мелехова. Думать, что за тряпка попалась мне под руку, не было сил - надо  бороться со стихией.
Бился упорно, несмотря на похмелье и усталость. Вытер почти всю воду, как мне казалось, и, измождённый, свалился на кровать. Проснулся я от того, что кто-то пришёл. За окном было светло, сквозь занавески пробивалось солнце. Судя по голосам, с ночных приключений вернулись  Витя и Серёга. Они что-то бубнили, но вдруг послышался отчётливый удивлённый возглас Мелихова: «Чёрт, у меня полотенце мокрое и грязное!» Потом послышался звук выдвигаемого из-под кровати чемодана и загробный голос Селина: «Витя, мне Финякин в чемодан нассал…».
Тут я стал беззвучно корчиться от смеха, пытаясь расслышать диалог однокурсников. «Посмотри, у тебя всё в порядке?», – продолжал Серёжа. Голос Вити: «Что за херня? Чемодан выплыл. Б***, да тут лужа! Мочой, кажется, не пахнет…». Голос Селина: «А ты попробуй». Голос Мелихова: «Сам пробуй». Я уже не мог сдерживаться и заржал в голос. Ребята заглянули в мою комнату, и я им рассказал, давясь от смеха, что напился и заснул под душем, из-за чего случился потоп. Витя говорит: «А я-то думаю – почему всё фойе на нашем этаже залито? Понятно теперь. А почему ты воду моим полотенцем вытирал?»
На это я ничего внятного ответить не смог и предложил лишь поменять своё сухое полотенце на его мокрое. «Серый, а ты с чего решил, что тебе Юрка в чемодане такое учудил?», – спросил я. «Да мне казалось в последнее время, что он смотрит как-то на меня неприязненно, чемодан открываю, а вещи мокрые. Вот и подумал, что Финя решил мне насолить», – ответил Серж. Очень богатая фантазия  у моего однокурсника.
В это время дверь отворилась, и в квартиру зашёл Финякин. Все захихикали, он насторожился, и мы ему рассказали о потопе, но про неожиданную версию Селина, участия его, Юры, в событиях, связанную с чемоданом, умолчали. Сели пить чай и разговорились о местных нравах и языке. Всё у этих болгар не как у людей: «направо» означает «прямо», «горка» – «лес», «горе» – «вверх», «пари» – «деньги», «грижа» – «забота», «чашка» – «рюмка», «мишка» – «мышь», «бухал» – «филин», «ядки» – «орехи»… А, к примеру, фраза: «Сядь на стул, перекуси», – будет звучать: «Сядай на стол, хапни».
У болгар есть популярный напиток серо-коричневого цвета, по консистенции похожий на кисель, с неприятным тухло-дрожжевым запахом.  Называется «боза» (ударение на втором слоге), его подают в заведениях общественного питания – «бозных» – по утрам на завтрак. Я пробовал. Вкус, как у киселя из пива с небольшим количеством алкоголя из-за брожения, но общее впечатление не очень приятное. Я такое ни по утрам, ни в какое другое время суток пить не буду, если только не заставят под дулом пистолета. А болгары, особенно старшего и среднего возраста, перед работой всегда готовы кружечку навернуть. В просторечьи слово «боза» у них означает что-то вроде «куча–мала» – «смесь французского с нижегородским» или что-то вроде того.
Ну ладно, слова, имеющие иное значение, бывают и в других языках, но ведь и по звучанию многие из них весьма необычно воспринимаются русским ухом, некоторые даже кажутся неприличными. Гречневая крупа по-болгарски звучит как «елда», трогать – «пипать», следовательно, не трогай –«не пипай», «писта налетище» – «взлётная полоса», «Дед Мороз» – «Дядо Мраз»,  «тухла» – «кирпич», «кал» – «грязь», а «кака» – это «тётя». Я раздвинул оконную занавеску и вспомнил, что занавеска здесь называется «пердета», взглянул в окно – а прямо напротив общаги стоит павильон по изготовлению попкорна, на котором написано крупными буквами  «ПУКАНКИ».
Много интересного для неискушённых людей из СССР оказалось в этой стране. Я узнал, что город Пловдив когда-то был столицей Македонского царства и назывался Филиппополис в честь отца Александра Македонского, а во времена Римской империи он именовался Тримонциум, потому что стоял на трёх холмах, но ещё в более древние времена местность, где расположен был этот город, называлась Фракией. А сам город назывался Эвмолпией. Но больше всего меня удивила информация, что Спартак, известный гладиатор, гонявший римлян в семидесятые годы до нашей эры, был фракийцем, то есть практически болгарином. Эх, как говорил один персонаж из рассказа Ивана Бунина «Святые»: «Будь моя воля жил бы я тысячу лет. Всё смотрел бы, да на божий мир дивился». Есть в этих словах доля того, что чувствуешь, когда встречаешься с новым.
Кстати, за потоп в общежитии меня не наказали. Может, решили иностранца из СССР не трогать. В завершение хочу сказать пару слов о своих соседях по болгарскому общежитию. Серёжа, ныне заслуженный артист России Сергей Селин, стал популярен в народе после съёмок в сериале «Улицы разбитых фонарей». Его герой – неувядаемый майор Дукалис – известен, кажется, каждому жителю России. Юрий Финякин стал заслуженным артистом ещё, когда служил в Московском областном театре имени Островского. Переиграл кучу ролей русского и мирового репертуара.  Сейчас работает в театре на Покровке там же в Москве. Виктор Мелихов умер позапрошлым летом. Похоронен в Саблино под Петербургом, там же, где и его отец, олимпийский медалист, победитель велогонки Мира, Юрий Мелехов.