The other side of the war Другая сторона войны

Эпиграф

“Ах, війна, що зробила, ти підлая
Стали тихо в нашім дворі
Сграя чорних ворон налетіла
Посуворишили ми від тоді”


Предисловие
Город на северо-востоке Украины, мой любимый Харьков. Город, который находится всего в 40 километрах от границы с Россией, недалеко от Белгорода. Город, который стал домом для миллионов людей, местом, где переплелись история, культура и судьбы. 
Харьков — это город, где родились звёзды советской и украинской культуры: Клавдия Ивановна Шульженко, чей голос звучал в самые тяжёлые годы войны, Людмила Марковна Гурченко, чьи роли стали классикой кинематографа, и Наташа Фатеева, чья красота и талант покорили сердца миллионов. Здесь писал свои пронзительные стихи Борис Чичибабин, чьи строки до сих пор звучат в сердцах харьковчан. 
Это город, где на улице Сумской стоит знаменитый на весь мир памятник Тарасу Григорьевичу Шевченко — символ украинской культуры и свободы. Город промышленников и учёных, город студентов, где кипит жизнь и рождаются новые идеи. 
Именно здесь, в Харькове, из ворот завода имени Малышева выехал легендарный танк Т-34, созданный гениальным конструктором Михаилом Ильичом Кошкиным. Этот танк стал символом победы в Великой Отечественной войне, символом стойкости и мужества. 
Но той февральской ночью 2022 года город мирно спал. Спали дети в своих кроватках, укрытые тёплыми одеялами. В предутреннем тумане гасли уличные фонари, и тишина окутала улицы. 
А в это время на окраинах города, у окружной дороги, стягивались силы ограниченного российского контингента. Дула танков — потомков легендарной Т-34 — нацелились на многоэтажки спального района Северной Салтовки. Они смотрели в окна мирно спящих жителей, не подозревающих, что их жизнь вот-вот изменится навсегда. 
Светало. Но этот рассвет принёс не надежду, а страх. Страх, который ворвался в дома, в сердца, в души. Страх, который разделил жизнь на «до» и «после». 
Этот рассказ — о тех днях. О людях, которые столкнулись с войной лицом к лицу. О тех, кто потерял дом, но не потерял надежду. О тех, кто нашёл в себе силы помочь другим, и о тех, кто показал свою истинную суть. 
Это история о жителях Харькова. О жителях, который выстоял. О людях, которые не сломались. О войне, которая не смогла убить человечность. 

Война, как она есть.
В ночь на 24 февраля 2022 года Настя не спала. Ириска, одна из наших собачек, собиралась ощениться той ночью. Собачьи роды — это всегда стресс, но в ту ночь напряжение было особенно ощутимым.
— Настя, ты уверена, что справишься? — спросил я, видя, как она нервничает.
— Должна справиться. Помнишь, как с Бусей было? — она вздохнула. — Если что, я знаю, что делать.
Под утро, около четырёх тридцати, прогремели первые выстрелы. Настя резко вскочила и растолкала меня:
— Проснись! Началось... — её голос дрожал.
— Что началось? — я ещё не до конца понимал, что происходит.
— Война... Ты же слышал? Выстрелы...
Я вскочил с кровати. В голове пронеслось: "Не может быть... Это же невозможно..." Но звуки артиллерии за окном не оставляли сомнений.
— Что делать? — спросила Настя, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
— Пока не знаю... Надо обзвонить всех.
Первым делом Настя набрал свою маму:
— Мам, ты слышала? Что происходит? — она взволновано говорила в трубку.
— Да, непонятно, но все равно будьте осторожны, — голос в трубке был полон тревоги.
Социальные сети взорвались новостями. Звонили друзья, родственники. Каждый пытался понять, что происходит.
— Сергей, кум звонил, — сказала Настя. — Говорит, что на окружной танки.
Я подошёл к окну. На улице было тихо, но эта тишина казалась зловещей.
— Надо проверить, что с детьми, — сказал я.
— Они спят, — ответила Настя. — Но как им объяснить, что происходит?
Утро четверга. Мне на работу в лицей, Софии в класс. Но всё это стало уже не важно.
— Звонил на работу, сказали сидеть дома, до распоряжения, — сообщил я Насте.
— А что делать? Как быть? — она смотрела на меня, ожидая ответа, которого у меня не было.
С первыми обстрелами предместья города взорвались новостями от соседей. Сработало “сарафанное радио”, которое лучше всяких социальных сетей. Стали тревожно звонить друзьям, родственникам.
— Алло, дядя Вова, ты слышал? Что происходит? — я звонил соседу.
— Да, говорят, танки на въезде в город. Будьте осторожны, — ответил он.
Всю неделю была какая-то напряжённость, в воздухе это чувствовалось. Какая-то тревожность. В тот день первым заговорило телевидение. Кажется, было сообщение от президента, а потом оно надолго смолкло.
— Телевизор молчит, — сказал я Насте. — Никакой информации.
— Соседи говорят, что город окружён, — ответила она.
Все эти дни до отъезда были как в тумане. Утро, день, вечер, ночь — страх неизвестности, постоянные тревожные слухи. Бытовые заботы. Идти по воду к источнику, решить вопрос с едой и продуктами.
— Пойдём в магазин, пока всё не разобрали, — предложил я.
— Ты уверен? А если начнётся обстрел? — Настя сомневалась.
— Надо рискнуть. Иначе останемся без еды.
Первый день все как сумасшедшие суетились по улицам, штурмуя магазины. А потом, когда усилились обстрелы со стороны окружной, на улицах стало не души. Всё в тревожном ожидании и неразрешимый вопрос: что будет дальше?
— Многие начали уезжать, — сказал я Насте.
— А мы? — она смотрела на меня, ожидая решения.
— Пока не знаю. Надо подумать.
В первых числах марта дошли до нас слухи, что на выезде из города в районе Песочина танк расстрелял колонну машин, выезжающих из города.

— Ты слышал? — спросил сосед Вовчик.
— Да... Это ужасно. Но сидеть здесь тоже нельзя.
В один из дней, от нас в метрах двести по улице, возле отделения Новой Почты, был прилёт. Погибло восемь или девять человек. Люди просто стояли в очереди за гуманитарной помощью.
— Они стояли в очереди... За гуманитаркой... — Настя плакала.
— Мы должны быть осторожнее. Нельзя выходить без необходимости.
В те дни стал актуален вопрос с едой. Ведь никто не готовился к такому повороту событий. Продуктовые магазины опустели, на полках вымели всё, что только можно.
— Я достал из кладовки хлебопечку, всю муку, что было, и стал печь хлеб, — сказал я Насте.
— Ты молодец! — она улыбнулась впервые за несколько дней.
Первым делом кинул клич всем соседям, что рядом по улице, с призывом нести муку для выпечки хлеба. Процесс пошёл. Хлеб был — уже стало легче.
— Спасибо тебе, — сказала соседка Лиля. — Ты нас всех спас.
— Это временно. Надо думать, что делать дальше.
По воду, под звуки прилётов, с опаской ходили к источнику.
— Пойдём вместе, — предложил я Насте.
— Нет, я останусь с детьми. Но ты будь осторожен.
На третий день мы с Настей на машине решили съездить в район перекрёстка 50х50, в пустую квартиру к уехавшим друзьям, за продуктами, что там остались.
— Берём всё, что есть съестное, — сказал я. — Сильно не перебираем, всё сгодится.
Когда вернулись, машину поставили в гараж. Настя пошла к детям, а я замешкался, не успел войти и был на улице. И в этот момент — прилёт по улице. Снаряд попал в вулканизацию, что в метрах триста от нашего двора. Взрыв меня припечатал к стене.
— Настя! — закричал я, но голос потерялся в грохоте.
Дом вздрогнул, и создалось впечатление, что он поднялся и опустился, весь дрожа от взрыва. По улице снесло все рекламные щиты и светофоры.
— Все живы? — я вбежал в дом.
— Да... Но Ангелина... Она испугалась от взрыва и не может говорить... — Настя обнимала дочь, которая дрожала, как лист.
В тот же день сгорел дом на соседней улице. Как он горел, мы видели с нашего двора, и жар от пожара долетал к стоящим во дворе.
— Позвонили в МЧС, — сказал я. — Ответили: "Мы не сможем приехать, прилёты!"
Дом сгорел. Через пару дней ещё один дом сгорел после следующего прилёта.
— Мы не готовы были к этому, — сказал я Насте. — Но теперь не надо медлить с решением ехать.

Отъезд из полуокружённого города
Вопрос отъезда стал для нас главным. Мы начали готовиться: разработали инструкцию, как вести себя в той или иной ситуации, подготовили документы, паспорта, деньги. У соседа занял канистру солярки — наша машина была дизельной. Начали укладывать вещи.
— Настя, возьми самое необходимое, — сказал я, укладывая в багажник сумки с одеждой.
— А как же собаки? — спросила она, держа в руках переноски.
— С ними поедем. Иначе никак. Мы же их не бросим, они только роделись.
С нами должны были ехать Настя, ровесница Софии, Сергей и Лиля — наши соседи и друзья. В машине должно было разместиться всё: вещи, переноски с собаками, продукты. Настя за рулём, я рядом, Ангелина в кресле, София и наши друзья на заднем сиденье.
— Куда едем? — спросил Сергей, помогая укладывать вещи.
— На запад, — ответил я. — Все туда едут.
Дня три мы обсуждали отъезд. Были сомнения: куда ехать и как надолго. Звонил сыну, который жил в Москве. Он предлагал выехать в Россию, но после прилётов и уничтожения домов на Северной Салтовке его предложение было категорически отвергнуто.
— Ты уверен, что это правильно? — спросила Настя.
— Уверен. После того, что видел, другого выбора нет.
По городу объявили светомаскировку. Улицы погрузились во тьму. Но напротив нашего двора не погасили огромные рекламные бигборды. Ночное небо над Харьковом разрывалось от реактивного рева истребителей.
— Это же просто безумие! — кричал я в трубку, звоня на горячую линию города. — Почему эти щиты до сих пор горят?
Три дня мои звонки оставались без ответа. Три дня угроз оборвать провода возымели действие — щиты погасли. Улица погрузилась в темноту.
— Танки, — прошептал я, глядя в окно.
— Откуда ты знаешь? — спросила Настя.
— По звуку. Лязг гусениц.

Попытка отъезда
В первых числах марта мы все таки решились на отъезд. Рано утром подошли к машине, но она не заводилась.
— Что случилось? — спросил Сергей, видя мои безуспешные попытки.
— Электроника. После последних прилётов она вышло из строя.
Два дня мы пытались завести машину, но всё было тщетно. В конце концов, машина завелась и наш сосед Игорь предложил на ней же отвез нас на железнодорожный вокзал. при этом было не совсем понятно его торопливость, складывалось впечатление что он хочет от нас по быстрей избавится.
— Будьте осторожны, — сказал Игорь, помогая торопливо выгрузить вещи, недобро косясь
— Спасибо за всё, — поблагодарил я.
На вокзал мы были в восемь утра. Погода была мартовская, слякоть, остатки снега на тротуарах. Настя, с Ангелиной на руках, поскользнулась и упала.
— Настя! — крикнул я, но не смог помочь — в руках были переноски с собаками.
— Всё нормально, сквозь слезы — вскрикнула она, поднимаясь с помощью других пассажиров.
Здание вокзала было переполнено. По скромным подсчётам, от двух до пяти тысяч человек толпились в зале ожидания.
— Куда мы поедим? — спросила София, глядя на толпу.
— Не знаю, — честно ответил я. Я поставил вещи, усадил своих в зале ожидания и занял очередь в зале на выход к первому пути. На входе стояли военные, никого не пропускали.
— Когда поезд? — спросил я у военных.
— Ждите, — коротко ответил он.
Где-то после обеда начали пропускать к поезду. Подали «Интерсити» на первый путь.
— Это до Киева, — сказал кто-то из толпы.
— Нет, это спецрейс до Львова, — поправил другой.
Мы втиснулись в вагон. Места были только сидячие, но нам повезло — мы смогли сесть вместе.
— Держитесь, — сказал я, усаживая Настю с Ангелину на руках. — Ехать нам долго.
Поезд тронулся. Ехали до вечера того же дня. Под Киевом погасили свет — светомаскировка.
— Папа, что происходит? — спросила София.
— Бои рядом с городом — ответил я. — Не бойся, всё будет хорошо.

Поезд до Львова
Поезд из Харькова был переполнен. Люди стояли в проходах, сидели на чемоданах, лежали на полу между вещами. Пройти по вагону было невозможно — каждый сантиметр пространства был занят. Жара, духота, теснота. Вода и еда заканчивались.
— Папа, я хочу пить, — прошептала Ангелина, прижимаясь ко мне.
— Сейчас найдём, — ответил я, хотя сам не знал, где взять воду.
Люди вокруг выглядели измученными. Кто-то плакал, кто-то молча смотрел в окно. Война всех сплотила, но это было сплочение отчаяния.
— Как вы думаете, долго ещё нам ехать до Западной? — спросила пожилая женщина, сидевшая напротив.
— Говорят, полтора дня, — ответил я.
Она вздохнула и закрыла глаза.
Ночью поезд проезжал небольшие городки и сёла Западной Украины. В темноте за окном мелькали огоньки домов, а на перронах стояли люди с пакетами и бутылками воды.
— Смотри! — крикнул кто-то из вагона.
Люди на перроне начали передавать в окна поезда пакеты с варениками, бутылки воды, хлеб.
— Возьмите, вам в дороге пригодится! — кричали они.
— Спасибо! — отвечали пассажиры, передавая пакеты друг другу.
Я взял бутылку воды и передал её Ангелине.
— Пей, дочка, — сказал я.
Она сделала глоток и улыбнулась.
— Папа, а почему они нам помогают? — спросила София.
— Потому что мы все теперь как одна семья и у нас общее горя, — ответил я.
Война с её вынужденными обстоятельствами примирила людей. Если бы в другое время я попытался пролезть по головам через переполненный вагон, меня бы просто не позволили этого сделать. Но сейчас все понимали: каждый здесь борется за выживание.

— Прошу прощения, — говорил я, пробираясь к проводникам за водой.
— Ничего, проходите, — отвечали люди, уступая место.
Когда поезд подъезжал к Западной Украине, помощь стала ещё ощутимее. В каждом городке, на каждой станции люди передавали в вагоны еду и воду.
— Это невероятно, — сказала Настя, держа в руках пакет с варениками. — Им самим, наверное, не просто, ведь такое горе, как война, но делятся с нами едой.
— Война и общее горе всех объединила и сплотило — ответил я.
До войны восточная Украина относилась к западной с настороженностью. Были разговоры о различиях в менталитете, о политических предпочтениях. Но сейчас всё это отошло на второй план.
— Я никогда не думал, что они такие, — сказал Сергей, глядя в окно.
— Какие? — спросила Лиля.
— Отзывчивые. Добрые.
Люди на Западе, несмотря на все стереотипы, показали себя с лучшей стороны. Они не спрашивали, откуда мы, не интересовались нашими взглядами. Они просто помогали.
— Это невозможно забыть, — сказал я, глядя на Настю.
— Да, — она кивнула. — Это то, что останется в памяти навсегда.
Когда поезд проезжал очередной городок, и в окно передали ещё одну бутылку воды, я не сдержался. Слёзы благодарности потекли по моим щекам.
— Папа, ты плачешь? — спросила София.
— Нет, — я улыбнулся. — Это просто от счастья.
Горе объединило людей и сплотил жителей Украины, а война объединила людей. В эти тёмные дни мы поняли, что доброта и человечность сильнее страха и ненависти.
Среди ночи у нас закончилась вода. Мне пришлось пробираться через вагон, заполненный людьми, сумками и чемоданами.
— Прошу прощения, — говорил я, буквально пролезая по головам.
Люди, несмотря на войну, были терпеливы. Кто-то даже помог мне добраться до проводников.
— Спасибо, — сказал я, возвращаясь с водой.
Весь путь, подъезжая к Западной Украине, мы видели, как люди передавали в вагоны воду и вареники.

Прибытие во Львов
На вокзале Львова нас встретило море людей.
— Как мы найдём такси? — спросила Настя.
— Саша заказала его, — напомнил я.
Моя дочь, живущая в Америке, помогла нам организовать поездку. Она договорилась, чтобы нас приняла семья её знакомой.
— Таксист требует доплату до Ивано-Франковска, — сказал я, разговаривая с водителем.
— Не договорись, — ответила Настя. — Нам нужно добраться к выезду из города.
В конце концов он довёз нас до окружной, на площадку возле магазина АТБ. Оттуда нас должны были забрать и отвезти к дому, где нас приютят.
Переноски с собаками стояли у меня на коленях, пока мы ехали к дому, где нас ждало убежище. Водитель, молодой парень, как потом выяснилось, родственник хозяйки, вёл машину молча, лишь изредка поглядывая на собак.
— Вы не против, если окно приоткрою? — спросил он на полпути.
— Конечно, — ответил я, не понимая причины.
Позже Ирина рассказала, что он страдал аллергией на собак, но всё равно согласился нас везти.
— Он мог отказаться, но не стал, — сказала она. — Для нас важно было помочь.
Когда мы приехали, нас встретила сама Ирина. Она стояла у ворот двухэтажного дома, улыбаясь, несмотря на поздний час.
— Добро пожаловать, — сказала она, обнимая Настю. — Мы рады, что вы здесь.
Нас поселили на втором этаже, выделив комнату для нас и кладовку для собак.
— Если что-то нужно, просто скажите, — добавила Ирина.

Дни в доме Ирины
Ирина оказалась не просто гостеприимной хозяйкой, но и удивительно тёплым человеком. Она проводила с нами почти всё время, рассказывая о своей жизни, о дочери, о муже Игоре, который был в теробороне.
— Игорь сейчас на дежурстве, — говорила она. — Он вернётся, как только сможет.
Мы узнали, что 24 февраля Игорь ехал в Киев, чтобы улететь в одну из скандинавских стран. У него был контракт на работу, и он планировал перевезти семью позже. Но вторжение всё изменило. Поезд развернули, и он вернулся домой.
— Он до сих пор не может прийти в себя, — призналась Ирина. — Но он сильный. Мы все сильные.
Ирина разрушила все наши стереотипы о «западенцах». Она показала, что не важно, на каком языке ты говоришь и из какого ты региона. Главное — уметь сострадать и принимать людей такими, какие они есть.
— Вы для нас как семья, — сказала она однажды. — В такие времена мы должны держаться вместе.

Мой день рождения
Одним из самых тёплых воспоминаний стал мой день рождения. Ирина, несмотря на войну и все трудности, испекла торт.
— Это просто, — скромно сказала она, когда мы увидели её творение.
Торт был великолепен. Он стал не просто угощением, а символом надежды и человечности в эти тёмные дни.
— Спасибо, — сказал я, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза. — Это самый памятный день рождения в моей жизни.
Мы сидели за столом, смеялись, делились историями. В тот момент казалось, что война где-то далеко, что она не сможет отнять у нас самое главное — человеческое тепло.

Подлость соседа
Но война не только объединяет. Она также проверяет людей на прочность, обнажая их истинную суть.
Уезжая из Харькова, мы оставили дом, машину и ключи соседу Игорю, доверяя ему.
— Присмотри за всем, — сказал я ему. — Мы вернёмся.
Но уже в Ивано-Франковске мы узнали, что он поставил свою машину в наш гараж, а нашу оставил на улице.
— Твой сосед звонил, — сказал мне друг из Харькова. — Спрашивал, можно ли забрать телевизор и кое-что ещё.
Я позвонил соседу:
— Почему ты выгнал нашу машину из гаража?
— А вы разве вернётесь? — усмехнулся он. — Зачем вам всё это?
Его тон был полон цинизма. Он даже не пытался скрыть, что считает нас уже не вернувшимися.
— Верни всё на место, — потребовал я.
— Иди ты! — последовал грубый ответ.
Уговоры не помогали. Только после звонка в полицию он выгнал свою машину из нашего гаража. Но нашу он бросил на улице.
— Мы найдём того, кто загонит её обратно, — сказал я Насте.
Но было уже поздно. Пока машина стояла на улице, был прилёт. Её побило осколками.
Ирина и её семья стали для нас примером человечности и доброты. Они, посторонние люди, приняли нас как родных, делились всем, что у них было.
А сосед, которому мы помогали годами, оказался с гнильцой. Война обнажила его истинную суть.
— Как так можно? — спрашивала Настя.
— Война показывает, кто есть кто, — ответил я.
Но память о тех, кто помогал нам в самые трудные дни, останется с нами навсегда. Ирина, её семья, люди в поезде, которые делились водой и едой, — они стали для нас символом надежды.
А сосед... Он стал напоминанием о том, что даже в самые тёмные времена есть те, кто готов предать. Но таких, к счастью, меньше.

Заключение
Война — это не только разрушение и боль. Это ещё и проверка на человечность, которая обнажает истинную суть людей. Одни, как Ирина и её семья, становятся примером бескорыстной доброты и сострадания. Другие, как наш сосед, показывают свою подлость и цинизм. 
Ирина, женщина, которую мы до этого никогда не видели, приняла нас как родных. Она не спрашивала, откуда мы, на каком языке говорим или какие у нас взгляды. Для неё важно было одно: мы — люди, попавшие в беду, и мы нуждаемся в помощи. Её дом стал для нас убежищем, её тепло — поддержкой в самые тёмные дни. Она пекла торты, делилась последним и давала понять, что мы не одни. 
А наш сосед, которому мы доверяли, оказался другим. Он воспользовался нашей бедой, чтобы забрать себе то, что ему не принадлежало. Его равнодушие и жадность стали для нас ударом. Война показала его истинное лицо — лицо человека, готового предать ради собственной выгоды. 
Но таких, как он, к счастью, меньше. В поезде, на вокзале, в маленьких городках Западной Украины мы встречали людей, которые делились последним куском хлеба, передавали воду и вареники, помогали без слов и вопросов. Они показали, что человечность сильнее страха, что доброта может быть сильнее войны. 
Война разделила нашу жизнь на «до» и «после». Она забрала дом, машину, ощущение безопасности. Но она же подарила нам встречи с теми, кто стал для нас опорой. Она показала, что даже в самые тёмные времена есть те, кто готов протянуть руку помощи. 
Итог этой истории прост: общая беда проверяет людей. Одни становятся светом в темноте, другие — тенью, которая пытается эту тьму усилить. Но именно свет запоминается. Именно он даёт надежду. 
Мы уехали из Харькова, но взяли с собой память о тех, кто помог нам выстоять. Ирина, её семья, люди в поезде — они стали частью нашей истории. А сосед... Он стал напоминанием о том, что даже в самые трудные времена важно оставаться человеком. 
Война закончится. Но память о тех, кто был рядом, останется с нами навсегда.