Иван да Марья

               

                Иван да Марья.

                Повесть.



               
                Гляжу в озёра синие,   
                В полях ромашки рву,
                Зову тебя Россиею,               
                Единственной зову.               
                Спроси, переспроси меня -               
                Милее нет земли.               
                Меня здесь русским именем               
                Когда-то нарекли.

                Гляжу в озёра синие,               
                В полях ромашки рву,               
                Зову тебя Россиею,
                Единственной зову.               
                Не знаю счастья большего,               
                Чем жить одной судьбой:               
                Грустить с тобой, земля моя               
                И праздновать с тобой.               
               
                Красу твою не старили               
                Ни годы, не беда,               
                Иванами да Марьями
                Гордилась ты всегда.               
                Не все вернулись соколы -               
                Кто жив, а кто убит...               
                Но слава их высокая               
                Тебе принадлежит.               
               
                Красу твою не старили               
                Ни годы, не беда,               
                Иванами да Марьями
                Гордилась ты всегда.               
                Не знаю счастья большего,               
                Чем жить одной судьбой:               
                Грустить с тобой, земля моя               
                И праздновать с тобой.               
               
                Текст - Игорь Шаферан, композитор - Леонид Афанасьев.               
               


                Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю
                Я коней своих нагайкою стегаю - погоняю, -
                Что-то воздуху мне мало, - ветер пью, туман глотаю,
                Чую с гибельным восторгом: пропадаю! Пропадаю!

                Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
                Вы тугую не слушайте плеть!
                Но что-то кони мне попались привередливые, -
                И дожить не успел, мне допеть не успеть.
   
                Я коней напою,
                Я куплет допою -
                Хоть немного еще
                Постою на краю!

                Сгину я, меня пушинкой ураган сметёт с ладони,
                И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.
                Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони!
                Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!

                Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
                Не указчики вам кнут и плеть!
                Но что-то кони мне попались привередливые, -
                И дожить не успел, мне допеть не успеть.
 
                Я коней напою,
                Я куплет допою -
                Хоть немного еще
                Постою на краю!

                Мы успели - в гости к Богу не бывает опозданий;
                Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?
                Или это колокольчик весь зашёлся от рыданий?
                Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?
 
                Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
                Умаляю вас вскачь не лететь!
                Но что-то кони мне попались привередливые...
                Коль дожить не успел, так хотя бы допеть!

                Я коней напою,
                Я куплет допою -
                Хоть немного ещё
                Постою на краю.

               
                Высоцкий В. С.   



                Часть 1.

                Мария.


     Раннее осеннее утро обычного российского города-миллионника одаривало горожан безветрием и теплотой, солнце, хочешь ты этого или нет, медленно карабкалось к своему зениту по безоблачному голубому небу, птички не пели, понимая, что осень на дворе, коровы не мычали, потому что в городе выпаса нет, и только лужи на неровном асфальте напоминали о вчерашнем дожде. Мария торопилась и, обходя очередную лужу, постоянно ускорялась до следующей, при этом не совсем понимая почему и зачем она это делает, а именно то, что так поспешает на работу, ведь времени до начала было ещё ох как предостаточно, да и до самой работы рукой подать, более того, если вдруг случится и она придёт слишком рано, то сто процентов упрётся в закрытую дверь, ведь парикмахерская, кстати такое же слово и на вывеске над входной дверью, открывается ровно за пять минут до девяти часов, - железное правило, которое Евдокия Парамоновна завела для себя, как заведующая и надо сказать соблюдала его неукоснительно, а также и для всех остальных работников, коих в каждой смене было по три сотрудника.
     «Ничё, ничё, - зачем-то то ли утешала она себя, то ли подбадривала, - приду пораньше, посижу на лавочке, подышу на свежем воздухе, переведу дух, настроюсь психологически и..., как там ещё, ах да - морально тоже настроюсь, и уже после всего этого полнейшего настроя и положительной накачки я, вся как отлаженный часовой механизм, приступлю к служебным обязанностям. Хотя..., - она даже остановилась на мгновенье, - с какого ляду мне отлаживаться, я и так давно вся напрочь отлажена и нечего тут... и про настрои там всякие тоже...»
     И Мария, набрав побольше воздуха в грудь, бодро сделала шаг вперёд, чтобы дорогу осилить, продолжив движение по намеченному с утра плану, однако, следующий, второй шаг, она так и не сделала, как-то не получилось. Она смотрела впереди себя и, к своему удивлению, на пустынном тротуаре, перед её взором, вдруг образовался мальчик, лет эдак девяти-десяти, при этом она отчётливо помнила, что ещё мгновенье назад впереди себя горизонт был чист, но в тоже время она, как истинная атеистка готова была поклясться, как на Библии, так и на Коране и даже на конституции Российской Федерации в том, что всё происходящее перед её глазами было на самом деле реально, никакой мистификации или галлюцинации. Если Мария опешила, то значит не сказать ничего, в добавок ко всему из её головы напрочь ускользнула мысль о своём долге, как трудового гражданина, зато её тут же заменила другая мысль, а именно присмотреться к этому, непонятно откуда взявшемуся, мальчугану и если получится, то разобраться в этом феномене. - «И так, первое моё впечатление, а за ним и вывод: с виду ничего необычного, или чего-то особо привлекающего, школьник как школьник - белая рубашка, брючки, пиджачок да ранец на плечах размером, имеется ввиду высоту, под стать самому владельцу, а вот ботиночки-то не по погоде чистые, как будто и луж на дороге для него не существовало. Вот уж это нам интересно.» - Разгадка между тем объяснилась быстро и просто. Мальчишка не только лужи аккуратно обходил, но он ещё и перед каждой трещиной, рассекающей тротуар поперёк, останавливался и, предварительно её изучив, также аккуратно переступал через неё начиная именно с левой ноги и этот процесс, по-видимому, доставлял мальчугану большое удовольствие. - «Ну прям как по минному полю идёт.» - вдруг мелькнуло у неё в голове.
     Мария глядела на всё это действо уже с нескрываемым любопытством, а желание дождаться развязки всё больше и больше овладевало ею. - «Боже мой, а ведь не так давно, кажется, как будто вчера, - она вдруг вспомнила своё детство, - и я вот также, переступая через трещины на асфальте, опаздывала на первый урок. - А может быть и мне, грешным делом, пошалить чуток, - Мария улыбалась, чуть склонив голову. - Ну-у-у... нет, конечно же нет, в сторону эти, хоть и приятные воспоминания, на работу надо идти, на хлеб насущный себе зарабатывать, вот это более чем реально, вот о чём в данную минуту надо думать и чем заниматься, а не..., да и пареньку, мне кажется, желательно поторопиться, ведь он, - она глянула на наручные часы, - явно опаздывает к первому уроку.» - Мария, без всяких там предварительных раздумий, решила поговорить со школьником и напомнить ему о школьной дисциплине, об образовании, о глубоких знаниях и об его месте в будущем обществе, но не получилось, потому что из-за её спины, как чёрт из табакерки, выскочила пожилая женщина и, подбежав к мальчугану, схватила его за шиворот.
-    Что ж ты за негодник-то такой, - тут нерадивому школьнику прилетел первый подзатыльник, - время-то уж вон сколько, а ты тут в классики вздумал играть, ещё не напрыгался? - последовал второй и, на этот раз, последний подзатыльник.
-    Бабушка, а можно я на первый урок не пойду? - мальчуган, сделал вид, а может быть действительно не почувствовал подзатыльники на своей голове.
-    Как так - не пойду?
-    Ну так, не пойду и всё.
-    И что, совсем, совсем не пойдёшь?
-    Конечно, совсем!
-    Ванечка, дорогой мой, любимый, да как же такая пакость в голову-то твою светлую прилезла, да как же такое вообще возможно, чтобы на урок и не ходить, - всплеснула руками бабушка.
-    Там учительница строгая и всё время ко мне придирается, на каждом уроке спрашивает.
-    Что ты там бурчишь себе по нос, сейчас же подними голову и посмотри мне в глаза, - внучек вздохнул тяжело, но приказ выполнил, - пойми, Ванечка, учительница не может придираться, ну, никак..., да ей просто директор запрещает это делать.
-    Ага...! Директор в кабинете у себя сидит и, поэтому ничего не видит и не знает, а она придирается.
-    Экий ты неразумеха, да ведь ты у неё навроде палочки-выручалочки.
-    Ну, да..., как это?
-    Всё просто Ванечка. Иногда учитель задаёт такой трудный вопрос, на который никто в классе ответить не может, а сама она ответ давать тоже не имеет права, так как по школьным правилам ученики сами должны додумываться до правильного ответа и вот чтобы не терять драгоценное урочное время на расспросы всех остальных, в поисках того, который смог бы ответить, она и привлекает тебя, так как уверена в том, что ты всегда её выручишь и ответишь правильно.
-    Ага-а…, а почему тогда у меня в журнале только тройки?
-    Э-э-э..., ну как почему..., - пришлось бабушке прикусить нижнюю губу, призадуматься и постараться вспомнить о чём в таких случаях говорил сам Макаренко, и после недолгого аналитического штурма она выдала, - наверное, ты не на все вопросы отвечаешь правильно, то есть в основном ты отвечаешь правильно, но не совсем так как надо.
     Ванечка долго чесал тыковку, стараясь понять смысл бабушкиного ответа, однако, спорить больше не стал и, в конечном итоге, мудрого родственника послушался, после чего, уже не разбирая дороги, побежал в школу.
     Вот так, нежданно-негаданно для себя, Мария и стала невольным зрителем маленького отрывка из большой семейной мелодрамы, случившийся на бульваре городском, а когда бабушка и внук скрылись за поворотом поняла, что сама уже безнадёжно опоздала на работу.
     Евдокия Парамоновна не ругалась и даже бровью не повела, зато вместо этого на её лице отчётливо читалось глубочайшее удивление и непонимание. Губы её беззвучно и еле заметно шевелились, формируя вопрос, который никак не складывался в приличную фразу, но после непродолжительных усилий и видимо испробовав все варианты, заведующая выдала сверхсодержательную и глубокомысленную фразу, в которой она сконцентрировала всё, что она думала о Марии.
-    Как!?
-    Сама себе удивляюсь, - Маша присела на стул, стоявший рядом со столом заведующей, - никогда такого не было, ну, вы то меня знаете, как никто другой, мы же с вами с самого начала, ведь так же? - Парамоновна утвердительно кивнула головой, - а тут та-ко-е..., рассказать, не поверите.
-    Ты говори-говори, а мы подумаем верить тебе или нет, - заведующая перешла на шёпот, - успеешь поди, пока клиента на тебя ещё нет.
     После таких слов абсолютно все до единого, все две головы мастеров, а также и две остальные головы сидящих в креслах клиентов одновременно повернулись в нужную сторону, после чего мастерам пришлось в принудительном порядке, прямо обеими руками, возвращать эти любопытные головы в исходно-правильное положение и фиксировать их.
-    А вдруг не успею? - запереживала Мария.
-    Маша, говори погромче, - прозвучал голос мастера Алисы, кресло которой стояло в глубине зала у окна.
-    Ой, ну прямо и не знаю, как поступить, - и Мария перешла на шёпот, но на такой, что, наверное, сама себя слышала с трудом, - Евдокия Парамоновна, давайте я всё на пересменке обскажу: во-первых, - торопиться не нужно будет, во-вторых, - мне будет спокойней, а в-третьих - все смогут послушать.
-    Ты, Машуня, правильно рассудила, - поддержала коллегу мастер Екатерина, - не будем торопиться.
-    Мы потерпим до пересменки, - вставила свои пять копеек Алиса.
     Заведующая, как умудрённая опытом женщина, выдала на-гора гениальный стратегический ход и таки разрешила Марии незамедлительно приступить к работе, в чём и не ошиблась, так как буквально через пару минут в салон зашёл очередной клиент.
     Рабочее место Марии располагалось в центре зала, хотя залом эту небольшую комнату можно назвать только с большой натяжкой, где слева у окна стояла за своим рабочим креслом уже известная нам - Алиса, а справа от Марии трудилась Екатерина Васильевна. Теперь немного к портрету о работниках: Евдокия Парамоновна - заведующая, хотя, наверное, правильней было бы называть её заведующим, женщина в годах, правда в каких мы не скажем и портрет описывать не будем, только уточним, что её приработок в этой парикмахерской гораздо больше чем её пенсия; Алиса - молодая фотомодель с идеальным лицом, как на обложке глянцевого журнала, с точёной фигурой и приятным нежным голоском, а поэтому никто, в этом маленьком коллективе, не понимал, что она вообще делает в этой заштатной парикмахерской, ведь ей давно уже судьбой предначертано было блистать на разных подиумах и жить, самое малое, на Рублёвке, купаясь в славе, удовольствиях и обожании своего мужа-кормильца; что же о Екатерине Васильевне, то тут всё гораздо приземлённее - мать двоих детей, работа в две смены и этим всё сказано, былая красота увядала прямо на глазах, ведь против природы не попрёшь, а на пластического товарища денег не то что не хватало  их просто не было сейчас и не будет в будущем, зато утончённый вкус никуда не делся, от того и вид её был безупречен, начиная от причёски и кончая сменной рабочей обувью, и, конечно же, никак нельзя обойти стороной её большие, ясные и красивые глаза, с горящим в них ещё тем самым огоньком, к которому если присмотреться, то уже точно никогда больше не можно будет от него оторваться.   
     Работа шла своим чередом, желающих окультурить свои головы было предостаточно, как клиентов мужского пола, так и женского, и поэтому отвлекаться на посторонние мысли ни у кого времени не оставалось. Так и работали наши мастера в прямом смысле слова не покладая рук, а поэтому не успели они опомнится ан смена-то уж благополучно закончилась. Мария, как заведено внутренним распорядком, ушла в подсобку, чтобы умыться, переодеться и вообще - привести себя в другое состояние, однако, когда она вышла из подсобки, то чуть не ахнула от увиденного зрелища. Стол Евдокии Парамоновны был развёрнут и поставлен вдоль стены, а между стеной и столом, полукругом, словно в театральном партере, устроились слушатели и зрители в одном лице: в центре - Парамоновна, по правую руку - Алиса и Екатерина, а по левую - два новых мастера, пришедших на смену и обо всём уже предупреждённые. Лица зрителей излучали полную поддержку, понимание и желание внимательно слушать не перебивая. Мария обвела взглядом присутствующих, далее обошла взглядом салон, приостановилась на входной двери, а после, и уже окончательно, остановилась на заведующей.
-    Я повесила вывеску, что у нас сан-час, - поспешила предупредить Парамоновна, отметив задержавшийся взгляд Марии на входной двери, - Я надеюсь часа нам хватит?
-    Вы что, это всё серьёзно!? - Мария отмахнулась, - да ну вас, какой час, какие рассказы, всё это пустое и не заслуживает абсолютно никакого внимания.
-    Ты время не тяни, - вмешалась Алиса, ёрзая от нетерпения на стуле, - а мы уж сами решим, что там пустое и чего не заслуживает внимания.
-    Девчонки, ну правда, давайте как-нибудь в другой раз, - без всякой надежды в голосе Мария всё-таки ещё надеялась отмазаться, - соберёмся как-нибудь..., после работы..., в ближайший праздник и за рюмкой чая поговорим..., договорились? Понимаете, я тороплюсь и за мной должны вот-вот приехать.
-    У нас тоже дома семьи ждут, - вступилась за коллектив Екатерина, - и чем дольше ты тянешь, тем голоднее будут мои дети.
-    Ладно, - Мария сдалась на милость большинства, - видимо спорить с вами - себе дороже, но только я быстро и саму суть, - она села в кресло, специально поставленное для неё перед столом.
    Начала Мария свой рассказ неторопливо, даже можно сказать с некоторой неохотой, подолгу обдумывая каждую следующую фразу, но, мало-помалу, войдя во вкус она вдруг с некоторым удовольствием обнаружила в себе талант рассказчика и ей это понравилось. Закончив рассказ Мария так и не подвела какого-нибудь маломальского итога, на который, наверняка, рассчитывали слушатели.
-    А я ничего и не поняла, - разочарованно промямлила Алиса, - в чём фишка-то?
-    И я, тоже как дура, повелась, - поддержала коллегу Екатерина, - чего хотела услышать...? хоть тресни никак не пойму, - и посмотрев на часы, подытожила, - наверное, уже не успею ребятам обед разогреть, придётся доченьке позвонить, пусть выручает как обычно.
     Остальные коллеги высказались примерно в том же духе. Всеобщее нарастающее напряжение, своим очередным гениально-стратегическим ходом, сняла опять-таки Парамоновна, приказав заступающим на работу - на работу заступить, а закончившим работу быстро освободить помещение, однако своё мнение на счёт признания Марии высказывать не торопилась и не от того, что оно это мнение ещё не сформировалось, нет, просто жизненный опыт интуитивно подсказывал, что есть смысл подождать.
     И снова день продолжился в своём обычном режиме, таким привычным, понятным и прогнозируемым, что даже скучно о нём рассказывать.
     Все переживания Марии остались там, внутри парикмахерской, а на выходе она просто чуть-чуть нервничала, подёргивая плечом, это давняя дурацкая привычка, мешающая ей по жизни и иногда доводящая её до бешенства, но почему-то никак не проходившая. - «Ведь он ждёт и поди уже долго ждёт, а заставлять ждать – это так не хорошо, тем более того, от вида которого у неё в душе происходит такой трепет, что в пору одевать корсет, а то того и гляди сердце разорвётся на части.» - А он действительно ждал, смирно сидя на скамейке, рисуя прутиком что-то на вытоптанном грунте, окружавшим скамейку в радиусе пару метров и по всему его виду незаметно было, чтобы он как-то нервничал или у него тоже что-то трепыхало в груди. 
-    Коля! - окликнула ожидавшего Екатерина.
     Парень поднял голову, секунду присмотрелся, как будто оценивал это явление, затем натужно улыбнулся, отбросил прутик и направился к той, которая его окликнула.
-    Привет! - Николай приобнял девушку и легонько отметился губами в её щёчку, - а я подошёл..., смотрю вывеска - «сан-час», а ты не предупреждала, что у вас был намечен сан-час, а значит, размышлял я, ты там внутри и ещё не выходила, пришлось пристроится вон на той скамеечке.
-    Пойдём уже, а то я с утра чего-то так подустала, - Мария оперлась на любезно предложенную руку, - ты, как обычно, на машине?
-    Как раз сегодня я пешком.
-    А что так?
-  Загнал на станцию передние стойки поменять, ну и продиагностировать заодно, чтобы наперёд не переживать.
-    Очень хорошо, я в том смысле, что и машину подремонтируешь и мы, в коем веке, погуляем спокойно и не торопясь, смотри какая погода нынче, настоящее «бабье лето».
     Про утреннее происшествие, хотя вернее будет сказать – событие, Мария решила Николаю не рассказывать, опасаясь за его неправильную реакцию, - «кто его знает, ещё подумает, что у меня крыша поехала». - Шли не торопясь, даже можно сказать медленно, - тактическая уловка Марии, и она очень досадовала, что дом её так недалеко от работы.
-    Может в кафешку зайдём, перекусим чего-нибудь и выпьем... безалкогольного? - Мария взглянула в глаза спутнику с надеждой на понимание.
-    Да ну её тем более, что там запах такой тошнотворный, того и гляди вывернет всё оплаченное и проглоченное наизнанку.
-    Хорошо, тогда посидим в беседке в скверике возле моего дома.
-    Ну, а почему бы и не посидеть, давай посидим.
-    Не надо сквер, ну его, пошли ко мне, кофейку выпьем, торт попробуешь, я вчера такой торт вкусный испекла пальчики оближешь.
-    Нет к тебе точно не пойду, торт, конечно, хорошо, но...
-    Ты опять за своё, ну мама-то тут причём? Хватит уже на неё кивать, ведь она же не виновата, что по своей инвалидности не может, вот так сходу, в кино сходить или подругу навестить, и потом, в отличие от тебя, она очень терпимо к тебе относится, считая тебя хорошим человеком.
-    Это она сама тебе об этом сказала?
-    Да, вот так самолично и призналась мне однажды, о чём я, заметь, её даже не просила.
-    Маша, ты не злись, пожалуйста, а войди в моё положение..., - Николай взял Марию за плечи и легонько сдавил их, от чего её плечи сдвинулись как по горизонтали, так и по вертикали, - вошла...? - Мария слегка кивнула головой в знак согласия, - мы, с твоей мамой, уже обо всём, о чём только можно подумать, давно переговорили, в моей голове закончились темы для светских бесед, всё..., полное опустошение, и теперь, в свою очередь, я тоже хочу тебе признаться, также не по принуждению, а по собственной инициативе - твоя мама очень хороший человек, но пойми, я не могу сидеть напротив неё и умно молчать, изображая на своём лице полное понимание её ответного молчания!
-    Ладно, только не кричи, давай возьмём тачку и поедем к тебе, надеюсь твои предки ещё не возвратились из-за границы? или сквозанём на дачу, там-то уж точно нас никто не увидит.
-    Нет, ни одно, ни другое, ни третье, - Николай продолжил движение, приобняв Марию за талию, - сейчас я провожу тебя до дома, а потом поеду в салон, где самолично проконтролирую ремонт.
     Возразить, настоять на своём, или каким-то способом отговорить его Мария не могла, хотя желала этого всем сердцем. По-видимому, и скорее всего, как сокрушалась её мама, ей чего-то не хватало в её безвольном характере: то ли настойчивости, а может капелюшечки наглости в хорошем смысле слова. Однако, она могла возразить ему и даже что-то потребовать, нахмурив брови и топнув при этом ногой, но только где-то там, в затерявшихся глубинах своей души, ну а на поверхности... на поверхности выходило как обычно - полное согласие во всём, полное послушание и беспрекословность. Именно такие моменты были самыми тяжёлыми в её жизни и непреодолимыми, так думала Мария, но..., как показали дальнейшие события, - ошибалась.
     Она не стала звонить, а открыла дверь своим ключом, стараясь не производить большого шума, но когда дверь открылась, то на пороге опираясь левой рукой на палку-костыль, или как их ещё называют локтевой костыль, её уже встречала мама. Лучше бы она не улыбалась своей такой доброй, лучезарной улыбкой, лучше бы просто помахала рукой из комнаты со своего кресла, так было бы легче, но видя её в данную минуту перед собой Мария чуть не разрыдалась, и ей пришлось проявить не дюжую силу воли, чтобы, подавив не к месту возникшие чувства, изобразить на лице ответную улыбку.
-    Ну вот и я, не прошло и пол дня, - Мария обняла маму, - как это ты меня услышала, ведь я так тихо-тихо.
-    Сердце чего-то ёкнуло, и я на часы, а там как раз то время, когда ты должна подойти, так я, на всякий случай, двинулась в сторону двери и, как видишь, удачно.
-    Ну, и правильно, что твоё сердце ёкнуло в нужный момент и мне приятно вперёд увидеть тебя, а не...
-    И чего бы тебе не хотелось увидеть?
-    Как чего..., - Мария поняла, что в своих чувствах где-то чуток перемудрила и от этого у неё опять дёрнулось плечо, - например пустую и бездушную прихожку.
-    Да, будет тебе умничать, клиентов что ли много было? - мама поняла всё, но мама была мудрой, сильной и тактичной женщиной.
-    Как обычно, - Мария сняла туфли и надела домашние тапочки, - поставь, пожалуйста, чайник и, пока я мою руки, торт из холодильничка достань, что-то сладкого захотелось.
-    Чайник я поставлю, а вот со сладким я попрошу тебя обождать.
-    А что случилось, к нам должен прилететь Карлсон? - Мария, а за ней и мама, прошли на кухню.
-    Нет, Карлсон обещался только на следующей неделе, - мама наполнила электрочайник водой, но на подставку не поставила, - с минуты на минуту мастер должен прийти, гардину в зале починить, и если ты ещё не забыла, то у нас один её край лежит на полу. Давай потерпим, дождёмся, когда он починит и после, на радостях, отметим это дело за сладким десертом. Как тебе такой расклад?
-    Расклад как расклад, Карлсона жалко, торт до его прилёта не доживёт.
-    Ничего страшного, - довольно бодро произнесла мама, - мы ему новый испечём, а ещё вареньем угостим.
-    Между прочим, мамулечка, где ты нашла этого мастера?
-    В интернете, где же ещё, там есть такая услуга, которая называется - «муж на час», вот я и выбрала самого авторитетного, надёжного, а также профессионального.
-    Прикольная услуга, - «муж на час», интересно было бы уточнить, а кроме ремонтных услуг, муж этот, другие услуги оказывает?
-    Маша..., ну что за намёки в моём присутствии, а, впрочем, когда он придёт, то ты сама у него эту тему уточни.
-    А ты, разве не уточняла?
-    Как-то в голову не пришло.
-    А зря..., ну да ладно, а теперь вопрос по твою душу: заварка из листового или чай будем пить с одноразовыми пакетиками? - и куда чего девается, ещё минуту назад Мария изнывала от уныния, а тут раз и от этого уныния след простыл, а вместо него какая-то лёгкость на душе, а за ней и во всём теле, - не сочти меня за зануду, но всё же объясни мне один феномен, как ты, только по одному голосу в телефоне, определила надёжность мастера, а более того его профессионализм и авторитетность?
-    Эх-х-х..., молода ты ещё и многого не разумеешь..., а чай я перед твоим приходом запарила.
-    Ну, конечно, куда уж нам крестьянским дочерям.
     Словесную семейную баталию прервал звонок, и как оказалось, того самого мастера по мелкому ремонту. Дверь, по понятным причинам, открыла Мария и увидела то, что и предполагала увидеть: солидного мужчину в годах, но видимо ещё не пенсионер, хотя, на первый взгляд, определить с достоверной точностью было невозможно, одет просто, но не по рабочему, в руках спортивная сумка с инструментами, а с чем же ещё, и самое главное, что не ускользнуло от профессионального взгляда Марии, так это аккуратная стрижка на голове, как будто только что из под машинки парикмахера. Мастер смотрел прямо, не отводя взгляда, слегка улыбаясь, и Мария, в свою очередь, словно позабыв все слова, так же, не отводя взгляда, улыбалась в ответ. Первым это наваждение прервал мастер-ремонтник.
-    Я, конечно, извиняюсь, но мне бы зайти, раз уж вы меня вызвали. Вот здесь у меня адрес, - он достал из брючного кармана клочок бумаги и прочёл, ведя пальцем по списку, - первый, значит, у нас адрес по моему списку, - это Чокана Валиханова, следующий на Нейбута, а ваш, вот, последний, - проспект Карла Маркса 49. По вашему отрицательному возражению и многозначительному молчанию мне становится понятно, что я не ошибся. Я тот, кого вы вызывали, - муж на час, - мужчина посмотрел на номер квартиры, затем снова заглянул в свой листок и добавил, - всё точно, как в заявке и номер квартиры совпадает, - теперь его улыбка стала ещё шире, - так вы позволите?
-    Ох, что же это я, - словно очнувшись от гипноза, Мария отступила пару шагов назад, - пожалуйста..., пожалуйста проходите вон в ту комнату.
     Мужчина переступил через порог, затем снял свои штиблеты и обулся в специальные тапочки, предварительно вынутые из сумки.
-    Итак, для начала, - всем здравствуйте, - Мария, и, выглядывавшая из-за её спины, мама ответили тем же, - теперь давайте знакомиться, Я - мастер, просто мастер, без имени и отчества, а что до обращения, то зовите меня так - товарищ мастер, а ещё меня за глаза, по-доброму конечно, называют мастер-ломастер.
-    А я, Мария, можно тоже - просто Мария или Маша, а это моя мама - Лариса Георгиевна. Скажите, я может быть и не тактично навязываюсь, у меня с этим кое-какие проблемы, но почему так фамильярно, без имени и отчества, а только - товарищ мастер?
-    Да не к чему вам, в данном случае, мои имя и отчество, они для вас без надобности, пустой звук, знакомство наше шапочное, продлится не более часа, потом я уйду, и вы через час, ну может быть через день даже имени моего не вспомните, я уж не говорю об отчестве. Так что оставим всё как есть.
-    Ну, в таком случае к нам тоже можно обращаться также фамильярно, например - хозяюшка.
-   Конечно, дорогие хозяюшки, правда ваша, однако, вы уже назвали свои имена, а слово не воробей..., и поэтому, согласитесь, что в данном случае, я вас опередил, - мужчина прошёл в комнату, где без труда определил свой фронт работы.
     Прежде чем приступать к работе, мастер, без надежды на положительный ответ, спросил про стремянку, но, к его удивлению, таковая тут же нашлась, что очень облегчило выполнение и без того довольно простого и лёгкого задания. Просверлив в бетонной панели дырку поглубже, мастер вставил новый  пластиковый чопик и прикрутил к нему край гардины на новый более мощный саморез, тоже самое он проделал с другой стороны, хотя острой необходимости в этом не было.
-    Всё, хозяюшки, принимайте работу.
     Женщины, задрав головы, внимательно рассматривали углы, затем они двигали шторы от одного края до другого, дёргали их, но не сильно, при этом они морщили лоб, чесали за ухом изображая знатоков ремонтного дела.
-    Товарищ мастер, а вы надёжно прикрепили? - Ларисе Георгиевне не давал покоя именно этот вопрос, да и вообще, думала она, нельзя же вот так сразу хлопать в ладоши, надо же для приличия хоть к чему-нибудь придраться.
-    Навечно, не дальше не ближе, - вот такой был дан ответ.
-    Тогда будем рассчитываться, - Лариса Георгиевна достала из кармана халата кошелёк, - сумма такая же как мы обговаривали по телефону?
-    Точно такая, как мы с вами и обговаривали, однако, денег я с вас не возьму.
-    Я не поняла, - никак не ожидая такого поворота событий Лариса Георгиевна так и застыла с кошельком в руках, - денег не возьмёте нисколечко?
-    Ни копеечки, - мужчина поспешил успокоить взволнованных хозяюшек, столь неожиданным поворотом, - ну сами посмотрите, за что тут брать деньги. Не знаю, может быть, кто-то и решился бы взять деньги за такую работу, может быть, но только не я, потому что лично мне было бы стыдно разводить, не подкованных в технических делах клиентов, тем более в женском обличии.
-    Теперь и я не знаю каким образом мне развести вас, чтобы уговорить взять деньги, - сокрушалась Лариса Георгиевна, - ну согласитесь, ведь работа всё-таки была произведена? Пусть она для вас небольшая и не очень трудозатратная, но для нас-то она настолько важна, что, только одним вашим движением, снимает нам кучу неудобств.
-    Вы, как женщина, абсолютно правы, но всё же я настаиваю, что работа работе рознь и решения своего менять не собираюсь.
     В этой патовой ситуации на выручку к маме подоспела Мария.
-    Товарищ мастер, здесь у нас возникла внештатная ситуация, так сказать застарелая проблема, и я прошу вас помочь нам поучаствовать в ней вместе с нами.
-    А что случилось?
-    Пройдёмте на кухню, где я вам всё покажу и объясню, - Мария ловко произвела манёвр и оказалась позади мужчины, это на тот случай, чтобы он не смог дать задний ход.
-    Раз такое дело...,
     Мария, шедшая за мастером, успела задержать, дёрнувшуюся было, маму, одновременно объясняя ей знаками, чтобы она доверилась своей дочери, не болтала лишнего и, вообще, вела себя тихо.
-    Проходите, товарищ-мастер, вон к той табуреточке, которая стоит в углу за столом, так нам будет удобно с вами разговаривать и одновременно показывать, а для вас предоставится хороший обзор всей нашей кухни.
-    Обзор действительно не плохой, - усаживаясь в угол, мужчина чувствовал, что где-то кроется подвох, но не мог понять, где именно.
-    А теперь, дорогой товарищ-мастер, мы будем обмывать нашу отремонтированную гардину, чтоб висела она, как вы говорите - вечно, не дальше не ближе, вот поэтому-то мы не совсем обычным способом пригласили вас к столу.
-    Да что вы, хозяюшки, - у мастера аж пот выступил на лбу, - спасибо за приглашение, но..., я не употребляю спиртного, ни дома, а уж тем более на работе.
-    Я уверена, то, что мы вам предложим пьют абсолютно все, и дома и на работе, - Мария обняла маму, которая, конечно же, всё поняла, - мы будем пить чай с тортом, испечённый самолично вот этими самыми рученьками.
-    Ох-х-х...! - облегчённо выдохнул мастер, - ну теперь-то мне ваш хитроумный замысел понятен, а тактический ход с посадкой меня в этот дальний угол просто великолепен, - от лёгкого волнения мастер никак не мог вытащить салфетку из подставки, чтобы вытереть пот, - что уж тут говорить, теперь я ваш пленник, и чтобы освободиться из этого заключения нужно принести себя в жертву, - он поднял руки вверх, - я готов обмывать вашу гардину! Дайте мне большую кружку.
     Забавно и приятно было смотреть на радостные лица выпивающих, а вкусный торт окончательно раскрепостил всех и уже после первого кусочка у них завязался тёплый дружеский разговор, а между тем хозяюшки наши, сами того не замечая, преспокойненько обходились без имени и отчества мастера.
-    Скажите, - поинтересовалась Лариса Георгиевна, - а вот эта работа, - «муж на час», она основная для вас или подработка?
-    Не знаю, как классифицировать: с одной стороны, для того, чтобы купить себе хлеб насущный, то ремонт – это основная и вынужденная работа, хотя официально я нигде не числюсь и налоги не плачу; другая же работа, а она есть и вполне осязаема, - это творчество, не приносящее мне ничего кроме морального удовлетворения.
-    Творчество...? - Мария не могла скрыть своего любопытства, - почему я задаю такой вопрос? Видите ли, я в некотором смысле тоже творческий работник, хотя работаю руками. Приятно познакомиться с коллегой, но только несколько в другой ипостаси.
-    Так-то оно так, но не совсем так, как вы думаете, - мастер задумался, как будто решал: раскрываться ему перед этими совсем для него незнакомыми женщинами или пропустить этот момент, а хозяюшки, в отличие от него,  расценили его молчание за конфуз, - когда я работаю над текстом, то руками я только воспроизвожу, то есть отражаю то, что рождается в моём мозгу.
-    А я догадалась! - радостно вскрикнула Лариса Георгиевна и глаза её заблестели, - вы журналист или писатель, правильно?
-    Если я точно не журналист, то получается, что писатель, хотя и это слишком громко сказано.
-    И что же вы пишите? - Лариса Георгиевна прочно взяла в свои руки ход беседы, - я слегка перефразирую вопрос: о чём вы пишите, наверное, детективы? - и добавила со вздохом сожаления, - сейчас на детективах хорошо зарабатывают.
-    Детективы я не пишу принципиально, их и так пишут все, кому не лень, в основном я пишу про любовь и немного про историю нашей страны. На своих книжках, изданных за счёт моих средства, я ни коим образом не зарабатываю, просто раздаю их людям, - мастер жестом остановил, рвущуюся в бой, маму, - я предвосхищая ваш вопрос, спешу ответить: не совсем про ту любовь, о которой вы думаете, вспоминая Наташу Ростову и Андрея Болконского или когда юноша встретив девушку всю ночь до утра пишет стихи, а про другую, более разнообразную и более глубокую. Например, про вашу материнскую и дочернюю или любовь Марии к своей профессии, а также про любовь шкодливого ученика к строгому учителю и наоборот. К глубокому сожалению, есть дети, это по счастью является исключением из правил, но они есть, которые бросают своих родителей, не способных ухаживать за собой, перекладывая эту заботу на государство, а то и просто оставляя отягощающий балласт на произвол судьбы. Вот вы, Мария, почему не переедите хотя бы на съёмную квартиру, если ваши финансовые возможности позволяют? Наверное, от того, что это и в голову к вам не может прийти, а от чего же такая простая мысль к вам не приходит? А не приходит она потому, что вы любите свою маму и заботясь о ней вам, конечно же, становится труднее физически, но зато на душе у вас радость необыкновенная. Врачи, поставившие диагноз вашей маме, утверждают, что её болезнь неизлечимая и вы приняли этот приговор как данность, приняли осознано и даже не мыслите продолжать противоборствовать этому. Да, соглашусь, может и не получится, но это только одна сторона медали, а вот на противоположной стороне этой же медали, - выздоровление. Кидать монетку, испытывая судьбу, не нужно, будем верить, что монетка всегда ляжет орлом вверх, ведь лягушка всё-таки взбила сметану в банке.
-    Вам легко рассуждать, - поспешила пояснить Мария, - извините меня за резкость, но вы же не знаете всего того, что мы за всё это время испробовали. Куда мы только не ездили и у каких только светил нашей медицины мы не побывали, мы испробовали, кажется всё, всё что возможно, а результата, если мягко сказать, как не было, так и нет.
-    Я верю вам, дорогая моя Машенька, и под каждым вашим словом готов подписаться, - всеми своими последующими движениями мастер явно показывал, что собирается уходить, - напоследок хочу сказать, что преклоняюсь пред вашим мужеством и терпением, но всё же, я ни в коем случае не советую вам завершать борьбу и никаких уныний, слышите - никаких, ведь уныние, это страшный грех, приводящий к общей деградации душевных и телесных сил.
-    Ну что вы, товарищ мастер, - непреклонный взгляд и жёсткость в голосе Ларисы Георгиевны говорили сами за себя, - а с чего вы вдруг решили, что мы опустили руки? Как раз наоборот, мы в решительном творческом поиске, и сворачивать с этого пути не собираемся.
-    Я бесконечно рад за вас, дорогие мои хозяюшки, - мастер встал, оправил брюки и двинулся на выход, где перед дверью, задержавшись на минутку, достал из внутреннего кармана своей куртки маленькую иконку и протянул её Ларисе Георгиевне, - надеюсь, что вы крещёная, а если нет, то стоит покреститься, а это икона Святителя Луки (Войно-Янецкого), я не прошу, я настаиваю, чтобы вы её взяли, а вдобавок сходили в ближайшую церковь и купили акафист святителю Луке, исповеднику, архиепископу Крымскому, это что-то вроде молитвослова, - готовность Марии тут же запомнить заковыристое название, что явно читалось по выражению её лица, мастер пресёк на взлёте, - не надо, Мария, не утруждайте себя запоминанием не знакомых для вас слов, всё равно вот так сходу не получится, я дам вам листочек на котором есть памятка, а вы, после того как я уйду, перепишите это название в свою записную книжку. А теперь лично для Ларисы Георгиевны: один раз в день, этого достаточно, хоть утром, хоть днём, а если удобно, то можно и на ночь, но обязательно читайте книжицу перед этой, стоящей напротив вашего лица, иконой Святителя Луки, - и уже исчезая за дверью, пробросил, как бы между делом, - через шесть месяцев вы забудете о своей болезни.
     Дверь давно уж закрылась, а женщины как стояли, не проронив ни слова, так бы и стояли до скончания века, если бы не соседская дверь, громко хлопнувшая на площадке. Лариса Георгиевна смотрела на икону в своей руке, как в афишу коза, а в голове её была звенящая пустота.
-    Мама, - выдавила из себя Мария, - а ты крещёная?
-    Да, - процедила сквозь зубы мама.
-    А почему так получилось, что я не крещёная? - вопрос остался без ответа, и Марии оставалось только гадать о причинах этого молчания. 
     До вечера в квартире Марии всё шло своим чередом: мама, сидя в своём кресле напротив среднего размера «плазмы», в поте лица работала с пультом, гуляя по программам в поисках чего-нибудь интересного. В основном её интересовали медицинские программы, разбавленные советскими художественными фильмами, а когда шла реклама, то она, с явным пренебрежительным остервенением, выключала звук. В отличие от своей мамы Мария не смотрела, как она выражалась, этот «зомбоящик», для неё было достаточно интернета, в который она входила через свой планшет и выходила из него глубоким вечером или ранней ночью. Листочек с текстом, полученный от мастера, она сунула в свою сумочку, рассудив о непрактичности переписывать текст в блокнот, по причине его скорой ненужности.
     Уже лёжа в постели, а Мария стелила себе в большой комнате, считавшейся у них залом, она невольно стала перебирать в памяти прошедший день и сделала, неожиданный для себя, вывод, что день то был боле чем насыщен разнообразными событиями и не всегда мрачными.
     С утра этот забавный мальчуган с его потешной бабушкой и эта сценка, ну прямо хоть кино снимай. Она всё прокручивала и прокручивала утренний эпизод, как вдруг неожиданно для себя вспомнила..., она вспомнила облик Вани: взлохмаченная, цвета скошенной соломы шевелюра, курносый нос и веснушки..., ну, конечно же, веснушки, как же я сразу не обратила на них внимание, и как-то враз у неё возникло непреодолимое желание вновь встретиться с этим Ванечкой и обязательно поговорить с ним, правда ещё не зная о чём, но она строго наказала самой себе приложить все усилия, чтобы встреча эта обязательно состоялась.
     Следующее, о чём вспомнила Мария, так это о тяжёлом разговоре с Николаем и холодном расставании. Невыносимо тяжким грузом давило это воспоминание и, как следствие, сразу же мелкой дрожью стали подёргиваться плечи. Ах, как ей хотелось, чтобы расставание было не такое жёсткое и сухое, не как на дипломатическом приёме, а совсем другое: хорошее, приятное и чтоб слёзы от переизбытка нежных чувств, чтобы объятья были крепкими, а поцелуи горячими и обещания были такими реальными, что не поверить в них было бы невозможно. Большого труда пришлось приложить ей, чтобы унять эту противную дрожь, а для этого мысли свои нужно было перенести на что-нибудь другое, на что-нибудь приятное или нейтральное, например, на политику. Про политику не думалось, а про работу не хотелось, и вот, перебирая очередные варианты, сама того не замечая, она остановилась на мастере-ремонтнике, а почему именно на нём Мария объяснить себе не могла, ну остановилась и остановилась, главное дрожь в плечах унять. Долго она прокручивала этот сюжет, но ничего интересного в нём не находила, а он, как назло, также, как и эпизод с Николаем, совсем не собирался выходить из головы, хотя по времени ей уже давно пора было смотреть первый сон. И снова Марии пришлось напрягать нервную систему, чтобы побыстрее освободиться от назойливого наваждения и срочно отойти ко сну. Она, с закрытыми глазами, считала до ста, а потом до ста пятидесяти, затем мысленно пела себе колыбельные, а он, зараза, как маячил где-то вдалеке перед её взором, так и продолжал маячить. Тогда Мария, бросив никчёмные потуги, решила не сопротивляться, а, оглядываясь назад, посмотреть всё-таки чуточку повнимательней на случай с этим, как теперь ей казалось, не совсем простым на первый взгляд, рабочим, и взглянуть она решила совсем под другим углом, как бы со стороны, а вдруг она снова упустила что-то очень важное для себя. Шаг за шагом проходила она весь этот отрезок с участием мастера, и так несколько раз, и вот уже вымотавшись изрядно и истратив почти все оставшиеся силы, засыпая, ей в полудрёме послышался голос, звучащий где-то в центре головы, тихий и вкрадчивый он шептал снова и снова только три слова, - Ваня и Святитель Лука, а перед окончательным погружением в сон она вдруг спросила сама себя, - «А откуда, интересно, этот работяга узнал про Ваню?».
     Утром Мария встала спозаранку, и не так, чтобы встала, а скорее всего подскочила как ужаленная, как будто диванная пружина, пробурив за ночь толстую обивку сильно впилась в её чувствительное место. По своей привычке, и даже не взглянув на старинные настенные ходики, гордость их семьи, отправилась на кухню, чтобы включить кофемашину, и, пока та напрягается, быстренько ополоснуться холодной водицей. Кофе в чашке, сама за столом, телефон-лопатник, то бишь смартфон, перед глазами, и как-то так, попивая горький напиток маленькими глотками и листая последние сообщения, она вдруг заметила, что будильник в смартфоне не отключён, а это значит, что встала она сегодня гораздо раньше, чем должен был поступить сигнал на подъём. Сокрушаться она не стала, а решила, что пусть так и будет, вспоминая при этом поговорку, - кто рано встаёт, тому Бог даёт, а раз Бог даёт, то, при избытке времени, можно переделать кучу домашних дел, накопившихся за несколько дней, благо, что на работу идти только к обеду. Не откладывая в долгий ящик и засучив рукава Мария ринулась в бой, в бой беспощадный, но не кровавый. Наши предки очень хорошо знали, а Мария помнила это очень хорошо, ей об этом кто-то говорил, чтобы отогнать хандру, скуку, уныние и плохие мысли надо просто заняться физической работой, что Мария и исполняла в данный момент, наводя порядок в отдельно взятой квартире, получая при этом истинное удовольствие от результатов своего труда. Когда всё уже было переделано, за некоторым исключением, Мария присела передохнуть, и не может быть, а выпить с определённой точностью ещё одну чашечку кофе, но уже с тортом, оставшимся после вчерашнего маленького банкета. Отрезая от торта очередной сектор, она неожиданно для себя вспомнила о мастере-ремонтнике. Она отчётливо видела перед собой его образ, но только общий, а вот деталей никак нельзя было различить. Он стоял перед ней в виде дымчатого образования, словно приведение из кинофильма, но зато она снова отчётливо слышала голос, но голос не этого мастера, а совсем не знакомый, настойчиво напоминавший ей теперь уже о молитвослове. - «Ох, ёлки-палки, молитвослов, ну конечно же его нужно срочно купить, если отложить на потом, то можно с уверенностью предположить, что потом уже руки до него не дойдут никогда, а значит по забывчивости придётся распрощаться с этой идеей нам навсегда. До работы ещё есть время, я успею заскочить в церковь, благо рядом с работой как раз такая есть.» - Мария сверилась с часами и поняла, что завтракать она будет уже на работе.
     До церкви, если на трамвае, то всего пару остановок, правда ещё пешком придётся пройти с пол километра, но это сущие мелочи, и то правда, не на другой же конец города тащиться, а так, можно сказать, что повезло, всё рядом. Миновав калитку церковной ограды, она остановилась перед высоким крыльцом, ступеньки которого вели на паперть в форме небольшой прямоугольной площадки, где над входными дверями размещался иконописный образ Спасителя, перед которым её рука невольно дрогнула и потянулась, чтобы перекреститься, но тут она с сожалением вспомнила, что никоим образом некрещёная, - «ну что же придётся зайти без соблюдения обряда, и то правда, не возвращаться же в самом деле из-за какой-то ерунды не выполнив задачу», - она уже было шагнула, но ощутила на своём плече чью-то руку. Обернувшись, она увидела перед собой небольшого роста сухонькую старушку в каком-то старомодном одеянии и платке, концы которого были завязанным пионерским узлом под подбородком. Платок был одет таким образом, что из-под него с трудом можно было разглядеть само лицо, заметен был лишь кончик остренького носа.   
-    Постой милая, - голос звучал с хрипотцой, но ласково, - куда ж ты в храм Божий, да с непокрытой головой. Нельзя милая, покрой голову-то и тогда заходи.
-    А я...! а мне...! - Марии совестно было признаться этой тщедушной бабулечке, что она, не то, чтобы забыла, да она просто в мыслях не держала это обязательство, - да..., я поняла вас..., вы знаете..., я бы с радостью, но у меня, - Мария развела руки в стороны, - нет ничего с собой, чем можно было бы покрыть голову. Ну, не беда, я думаю, похожу здесь по округе, может быть и куплю чего-нибудь подходящее, - хотя на самом деле она решила покончить с этим столь неудачным походом, и, из-за катастрофической нехватки времени, отложить всё это дело на другой день
     Мария развернулась на выход, но вновь почувствовала на своём плече руку, и она не могла не обернуться, зная при этом, что снова увидит перед собой всё ту же старушенцию.
-    На, возьми, - бабушка вынула из-за пазухи косынку, довольно приличную, надо сказать, косынку, - отдашь, когда выйдешь из церкви, - и видя замешательство Марии, она просто вложила косынку ей в руку, - не беспокойся дочка иди к Богу, а я тебя здесь дождусь, - и ещё она добавила, - ты милая крестись, не бойся, даже если некрещёная.
     Оказавшись в притворе, Мария внимательно, так как была здесь впервой, осмотрелась, чтобы изучить обстановку, и довольно быстро справа от себя вычислила окошечко, в котором, как она и предполагала, находилась церковная лавка, где продавали всё необходимое для прихожан. Чего тут только не было, глаза разбегались от разнообразия. Мария поведала женщине в окошке о своей нужде, и продавщица мигом решила её проблему, выдав ей небольшую тёмно-бардовую книжицу, а также посоветовала Марии купить две недорогие свечки: одну она должна была поставить за упокой, а вторую поставить за здравие, пояснив при этом на какой стороне что находится. Мария слушала со вниманием, не спорила и обещала в точности выполнить наказ женщины из окошечка.
     В огромном пустом зале средней части храма Мария даже подрастерялась, никак не ожидая увидеть то, что она здесь увидела, и крутя головой то вправо, то влево, а потом вверх и вниз совершенно забыла зачем вообще сюда зашла. - «Какая красота, как здесь всё интересно, здесь целый мир неведомый нам и нами не познанный и ведь кто-то ж это всё соорудил и всяко знал зачем он это делает и самое главное - для чего, а запах, что это за запах...?» - у неё защекотало в носу и она потёрла его тыльной стороной руки.
-    Это запах ладана, - услышала она у себя над головой распевный бас, отражавшийся эхом в замкнутом пространстве, - я наблюдаю за вами уже некоторое время и заметил, как вы потёрли свой носик, видимо он у вас зачесался от здешнего своеобразного запаха.
-    Да, знаете ли, зачесался, - Мария почему-то тут же убрала руку за спину, - я здесь в первый раз, - она с жадным интересом рассмотрела подошедшего.
     Перед ней возвышался большой, как ростом, так и телом, мужчина, с чёрной бородой, в чёрном длинном облачении и чёрной остроконечной шапочкой на голове и только на груди у него висел изящный золотой крест, поддерживаемый мощной золотой цепью. Она не знала названия отдельных элементов его одежды, но промахнуться в определении принадлежности этого человека к данному сооружению было невозможно. Это точно был служитель церкви, как в последствии и выяснилось.
-    Я догадался, что вы здесь впервые, - служитель церкви продолжал мягко басить.
-    Интересно узнать, как?
-    Вы, в своём изучении нашего внутреннего убранства, не замечая того, забрались на амвон.
-    Куда я забралась?
-    Вы стоите на амвоне, - эта та возвышенность перед иконостасом, на котором имеют право стоять только священнослужители во время чтения Священного Писания, проповеди или других богослужебных действ.
-    Ах..., вон оно что! - бросив мимолётный взгляд себе под ноги, Мария, действительно, увидела себя стоящей на некоторой возвышенности, - прошу прощения, сейчас я спущусь, - подсуетившись, она быстро сбежала на общий пол, - уверяю вас, что я больше никогда не нарушу ваш церковный порядок, это всё не от того, что я вас не уважаю или от каверзности какой, нет, это..., скорее всего от недостатка моего конфессионального воспитания, - а в мыслях подумала, что не слишком ли она переборщила с научными терминами.
-    Ничего страшного не случилось, не переживайте, конфессия вас поймёт, а вот свечки в вашей руке, они должно быть для здравия и упокоя принесённые и ещё до сих пор не поставленные?
-    Ой...! точно...! что-то я сегодня к обеду не на шутку рассеянная, - не отвечая чаяниям клирика, Мария, наоборот, даже и не торопилась со свечками, потому что у неё возникла совсем другая мысль, совсем неотложная и требующая срочного разрешения. Она ждала, когда большой человек спустится с запрещённой для неё территории и когда он сошёл, то тут же подбежала к нему и даже схватила его за рукав, - товарищ священнослужитель, ой..., не так..., господин..., ох..., да что же это я...
-    Не мучайте себя, говорите просто Святой Отец или Отче.
-    Правильно, Святой Отец, - в голосе Марии явно проглядывал оттенок беспокойства, - вы, случаем, не замечали, что возле вашей церкви околачивается очень даже странная бабуля?
-    Сколько здесь служу, но ни разу не замечал странных бабуль, в основном обычные прихожане.
-    Ну, как же, она в таком приметном платочке расписанным под хохлому, и вообще вид у неё не современный. Вот, видите на мне косынку, это не моя косынка и я её не покупала и из дома не принесла, эту косынку мне дала та бабуля, что во дворе вашем слоняется.
-    Давайте сделаем так, - священник кое-как освободился от цепкого хвата Марии, - вы, для начала, совершите малую жертву Богу, поставьте свечки, а пока вы будете заняты Божьим делом, я подумаю о старушке, авось и вспомню чего-нибудь.
-    Будь, по-вашему, - семеня ногами Мария прошла в один угол, зажгла свечу от уже горящих тут же свечей и, растопив другой конец, поставила её на подсвечник, то же самое она проделала только уже на противоположной стороне.
     Радуясь самой себе Мария пошла к центру, а там, где до этого стоял священнослужитель, никого не оказалось, да и сам зал был так же абсолютно пуст, как и раньше. - «Отче!» - Прокричала Мария в пустоту, но в ответ полное молчание и только отдалённое эхо. - «Правильно, чего ему тут делать, он всяко уже на улице с бабулей разговаривает.» - Эти мысли и направили Марию прямиком на выход.
     Когда Мария заходила в храм день был тих, а небо чистое, но вот когда она снова оказалась на паперти, то погода успела резко поменять свой характер: на небе собирались тучи, как птицы в стаю, да и ветер, было затихарившийся, очнулся и холодными порывами напомнил людям, что на дворе совсем уже не лето.
    К её великому удивлению, а она обошла церковь кругом аж два раза, ни бабулечки ни великана-священника нигде не обнаружила, здесь даже ихним духом и не пахло. - «Что же это такое происходит? Пить вчера не пила, галлюциногенных грибов не вкушала, да и по голове меня никто не бил, а чертовщина, реально происходящая со мной, наблюдается со вчерашнего вечера.» - Она бы ещё долго философствовала у храмовой калитки, не имей нехорошей привычки не смотреть на часы, а она как раз и имела такую хорошую привычку, чтобы контролировать себя, а значит, это первое и главное, быть всегда и везде вовремя. Она смотрела на циферблат и не верила своим глазам, часы показывали начало рабочей смены. Мгновенно, не смотря на понижение температуры, её лоб покрылся тёплым липким потом. Раздумывать, где найти старушку и вернуть ей косынку, было некогда, высокий старт, переходящий в спортивную ходьбу с промежуточным лёгким бегом трусцой по направлению к парикмахерской, вот - сверхзадача, к которой Мария тут же приложила свои усилия.
     Евдокия Парамоновна встретила Марию точно с таким же выражением лица, как и вчера, но любопытство всё же преобладало над всеми остальными эмоциями.
-   Машенька! - глаза Парамоновны горели в предчувствии очередной трогательно-загадочной истории тем более, что утренняя смена прошла на редкость скучно и обыденно, - опять мальчик или чего покруче?
-    Какой мальчик? - Мария ещё даже не отдышалась.
-    Вчерашний, какой же ещё, или ты за это время расширила ассортимент?
-    Евдокия Парамоновна...! - Мария терялась: то ли ей возмутиться, то ли обидеться.
-    А чё тут такого, - заведующая даже и не думала давить на тормоза, не в её это характере, - правильно делаешь, что именно на мальчиков обращаешь внимание, а не на девочек. Ведь вот, что твориться на белом свете в западной его стороне. Боже мой, совсем взбрендили там в своём пиявочном болоте, совесть и стыд напрочь потеряли. Представляешь, чего удумали, бесовское отродье, ладно бы резали себя вдоль и поперёк, так нет, на это же денег надо немерено тратить, а тут на тебе, - нооу и хаау придумали, это если по-ихнему, а если по-нашему, то это просто хитрожопость. А суть вот в чём: проснулся, понимаешь, поутру этот гермафродит, сел на кровать и думает, - «а кем же я сегодня на работу пойду, то ли бабой, то ли мужиком?» - подумал остатками мозга, подумал и решил, - «пойду-ка я», - говорит он сам себе, - «сегодня в образе бабы, вот хочется мне в женском пощеголять», - и всё: денег тратить не нужно, только одежонку из соседнего шкафчика достать. Если женщина решилась, то это ничего, ей не привыкать, а вдруг как мужик? Ох, не знаю, как у него с нижним бельём дела обстоят, но верхнюю точно ведь придется напяливать, а потом макияж и всё такое.... Это же какой-то кочмар, более того - ужасть, и ты думаешь, что это всё? Нет, дорогая моя, это только полбеды, сейчас я тебе всю беду расскажу: у них там новая заморочка, а по-ихнему..., этот..., как же его, а вот, - лай с гаком, язви его в душу.  Теперь они называют себя «минотаврами». Да-а-а…! Это когда сверху до пояса ты женщина, а внизу мужчина или наоборот. Я всё стараюсь представить эту хреновину и никак не получается, ну хоть тресни не укладывается всё это в голове моей, фантазии не хватает представить свою нижнюю часть как мужицкую. От этой комбинации у меня уже ум за разум заходит и так заходит, что готова ещё более ужасное извращение из их воспалённого мозга услышать. Делят своё тело на две половинки, ну ладно бы на бабу и мужика, что нам ближе, как человекам, а если вздумается им представлять себя сверху птицей, а снизу, к примеру, насекомым, типа кузнечика. И что…, и как…, и каким боком, и в какую сторону? Ходит, значит, это отмороженное существо перед зеркалом и думает, - «эх, мне бы с утра полетать, да только вот стрекотать и подскакивать придётся». Я спозаранку, ты только представь, аж две таблетки от головы проглотила, а голова всё не на месте, думала, может быть от давления попробовать, да как-то побоялась, но всё же на всякий случай «ношпой» подстраховалась. Была мысль, не скрою, хотела даже с мужем посоветоваться, да только побоялась, вдруг как не поймёт, а рука у него ох и тяжёлая. Вот скажи мне, ты вполне себе современная и продвинутая женщина, разве такое извращение возможно?
-    Ну, раз вы читали, значит возможно.
-    Мало ли чего я читала, я вижу плохо, буквы пропускаю, слов там у них много непонятных и ещё не совсем вникаю в суть прочитанного, а ты молодая, образованная, авторитетная и ещё, как у вас говорят, ты в теме.
-    Правильно, Евдокия Парамоновна, я в теме. - Мария встала, но далось ей это как-то с трудом, - пойду-ка я, пожалуй, переодеваться.
-    Да успеешь ты ещё наработаться, клиентов всё равно мало, - Парамоновна тоже привстала, - так это правда про этих..., про «минотавров»?
-    Правда, - уставшим голосом ответила Мария.
     Однако уйти от Парамоновны тогда, когда та не хочет было проблематично и в девяноста девяти случаев невозможно.
-    Погоди, ещё кое чего на ушко шепну тебе, - она силком усадила Марию обратно на стул, - про твоё вчерашнее приключение я долго думала и вот что скажу тебе, - верю..., верю каждому твоему слову, только одно не пойму, чья же это всё-таки была рука: то ли Божье провидение, то ли дьявольская провокация? Надо будет опосля додумать, и ты тоже поднапрягись, ведь всё в нашей жизни неспроста происходит. Теперь о нашем, об обыденном: сегодня смену закроем на пару часов пораньше, - Мария равнодушно смотрела на заведующую, ей отчего-то даже вопросы не хотелось задавать, - слушай, Машуня, смотрю я на тебя, а взгляд-то у тебя какой-то потухший, совсем уж не хороший, ты случаем не больна?
-    Наоборот, я совершенно здорова, здоровее не бывает.
-    Ну, и добре, а тапереча слухай сюда, - непонятно почему, но Парамоновна перешла на южнорусский акцент, - сегодня вечером Екатерина накрывает поляну, и даже не спрашивай по какому поводу, всё равно никогда не догадаешься, - заведующая, через плечо Марии, глянула в зал на предмет, а не подслушивает ли кто из клиентов, и убедившись, что всё тихо, продолжила, - Катерина отмечает годовщину.
-    Какую годовщину?
-    В прямом смысле слова - годовщину, - Парамоновна изобразила на своём лице серьёзность, ну, как смогла, так и изобразила, - официально заявлено о дне рождении, убеждает нас, что мол никогда не справляла с коллективом, а вот теперь решилась, да и дата почти круглая. Мы, в ответ, киваем одобрительно, поддакиваем, но сами-то знаем в чём истинная причина банкета, а причина-то проста, - уже год, как её мужик не пьёт, ни капельки, ни грамулечки, ни вот столечко. Представляешь, наша Екатерина, вот где сильный характер, цельный год от всех скрывала, никому ничего не говорила, видать боялась сглазить, а сегодня всё же решилась отметить и именно на работе, чтобы... значит втихаря, ну ты сама понимаешь, чтобы муж не увидел и не сорвался, - Парамоновна выпрямила спину и изобразила важный вид, - а мы что, мы не против согласиться и поддержать, да и её понять можно, хочется женщине счастьем поделиться, не всё ж одной радоваться, а день рождения у неё, открою тебе маленькую тайну, в октябре, информация проверенная, поверь мне..
-    Евдокия Парамоновна, а можно мне, - Мария вдруг почувствовала реальную тяжесть во всём теле, - полежать в подсобке с пол часика, а то что-то мне не по себе.
-    Я же тебе говорила, что твой неважнецкий вид сразу бросился мне в глаза, о чём тебе сразу и сказала, а ты решила тут похорохориться передо мной, - заведующая натужно улыбнулась и одобрительно кивнула головой, - иди Машенька, иди восстанавливайся, потом расскажешь, какая лихоманка тебя сегодня с утра подкосила и какова причина опоздания.
     К счастью, в подсобке имелся скромненький диванчик, когда-то и кем-то подаренный парикмахерской. Вот на нём, вполне сносно, и устроилась Мария, подобрав под себя ноги и подложив под голову свою сумочку. Она даже и не помнила, как провалилась в сон, в сон глубокий и без сновидений. Проснулась Мария также легко, как и засыпала, открыла глаза, обвела взглядом подсобку и, глубоко вздохнув, поднялась. Как показывали её часы, то проспала она ровно час. Самочувствие её было прямо скажем на удивление хорошее, в теле чувствовался прилив сил, от чего и настроение сразу же поднялось, а насчёт потрудиться, то желание появилось непреодолимое. К работе она приступила энергично и работа, надо сказать, спорилась, а клиенты, словно почувствовав её настрой, валили валом и всё же короткий рабочий день на то и короткий, чтобы пролететь незаметно, как полёт пули, без перекуров и перекусов, да и смысла в них не было никакого, потому что всё равно в конце рабочего дня всех ждал праздничный ужин.
     Стол накрывали по обычаю в подсобке, помогали все с игривым настроем и бесконечными шутками да прибаутками и не только в сторону Екатерины, а также не упускали из виду и Марию, но она не обижалась, наоборот нет-нет да и подливала маслица в огонь. Когда всё было готово, и тарелки наполнились салатами, а в фужерах заиграло пузырьками шампанское, настала тихая пауза, и все сотрудницы, как по команде, развернулись в сторону виновницы торжества, замерев в понятном для всех ожидании. Екатерина, уловив взгляды сослуживиц, поняла, что в этом случае ей никак не отвертеться, от слова совсем, и решила сделать заход на первый и главный тост.
-    У меня..., здесь..., - начала она сбивчиво, - я вас собрала вот по какому поводу, хотя о чём я говорю, вы уже и так всё знаете. Хочу поделиться с вами своей маленькой радостью, хочу отметить это событие по-нашему по-семейному, и чтобы эти приятные воспоминания подольше задержались в моей в памяти, а вдруг случится такое, что не будет больше повода, так хотя бы воспоминания..., ведь они такие приятные..., так душу греют, такие они..., - Екатерина не смогла дальше совладать со своими эмоциями и разрыдалась.
     Такого поворота событий ну уж точно никто не ожидал. Железная Екатерина, как говорили о ней за глаза, никогда не позволявшая себе хотя бы малейшего малодушия, никогда не жаловавшаяся на судьбу, всегда собранная и неутомимая, вдруг дала волю чувствам. Мимолётная растерянность сослуживиц сменилась бурным желанием помочь Екатерине, как-то посодействовать ей, успокоить её, обнадёжить, дать совет не сильно задумываться о будущем, при чём в таком мрачном свете, именно сейчас, когда так всё хорошо, а в результате вышло, как и всегда случается у наших женщин, разревелись все вдрызг, а после бросились обнимать Екатерину и целовать. Когда эмоциональный пар выдохся, женщины, утирая остатки слёз и без продолжения официальных речей, шумно чокнулись, в смысле ударили фужерами о фужеры, а затем осушили их до дна, как и положено после первого тоста. Дальше пошло гораздо веселее, а уже после третьего тоста малый отдельный женский хор заштатной парикмахерской запел русские народные песни вперемежку с советскими народными.
     За праздничной суматохой как-то так случилось, а может быть и по предварительному умыслу, но Мария оказалась сидящей рядом с Екатериной и у них, то ли от выпитого вина или просто от хорошего настроения, завязался непринуждённый разговор, сначала на всякие общие темы, ну а потом разговор плавно перешёл на личное, на что-то трогающее за душу.
-    Я ведь специально к тебе подсела, - раскрылась Екатерина, развернув стул так, чтобы удобно было разговаривать лицом к лицу, - ждала, пока все расслабятся и ненадолго потеряют меня из виду, - а за столом, тем временем, продолжалось хоровое пение, - мне выговориться надо, а может и совета спросить, - тут Екатерина чуть задумалась, - дома не с кем, а на работе..., - она оглядела поющих, - кроме тебя никому довериться не могу: Парамоновна, - сама понимаешь, у неё возраст, Алиса слишком молода, а остальные вообще для меня как посторонние, родителей у меня нет, подругам я не верю, тем более бывшим, так что только ты и осталась у меня, одна единственная собеседница. Я за тобой не первый день наблюдаю и сделала вывод, что смогу тебе довериться, да и банкет этот я специально под это дело замутила, - Екатерина плеснула в фужеры вина, - давай выпьем и я начну.
-    Нет, Екатерина Васильевна, мне уже достаточно, - Мария отставила в сторону свой фужер.
-    Мне, пожалуй, тоже уже хватит, а то, чего доброго, напьюсь, а муж заметит, ой что тогда в моём семействе будет..., такой торнадо закрутится, что и представить трудно. Может быть он промолчит, а может быть скандал устроит, или, чего хуже всего, пойдёт и напьётся в отместку, и тогда опять..., всё по новой, а я этого уже не вынесу, не хочу, понимаешь, повторения прошлого не хочу, лучше уж в петлю, чем снова в омут с головой, - Екатерина схватилась рукой за горло, как будто хотела остановить подошедший к горлу комок, а когда ей полегчало, то она продолжила, - а мы с тобой  теперь будем только закусывать, - Екатерина наколола кусочек колбасы на вилку, поднесла ко рту, но потом всё же раздумала и вернула вилку обратно на тарелку, - ты же знаешь какая у меня в семье была обстановка ещё не так давно?
-    В общих чертах.
-    Тогда я конкретизирую. Муж мой, Серёжа..., ах какой был красавец, хотя о чём это я, он и сейчас довольно симпатично выглядит, вот только волос от бывшей шевелюры практически не осталось, работящий, за словом в карман не лез, в компаниях самый первый заводила, со мной был ласков, внимателен и заботлив. Я слыхала о таких, ещё в детстве на бабушкиных посиделках, но никак не предвидела, что мне посчастливиться встретиться с идеалом моих девичьих грёз. Ни дать, ни взять, - принц на белом коне. Ах, какая жизнь у меня тогда началась..., дух захватывало, думала лопну от счастья.  Первой у нас родилась девочка, так Сергей с рук её не спускал, всё налюбоваться не мог, иной раз приходилось силой вырывать у него, чтобы покормить. Вторым, как по заказу, родился сын, мечта Сергея, правда к сыну он относился уже более сдержанней чем к дочери. Тут я решила, что вот он, звёздный час настал, теперь с большой радостью и только вперёд. Но, видимо в пылу очарования, что-то я просмотрела, чего-то не доглядела, пропустила очевидное, которое было у меня прямо перед глазами, а я, ослеплённая счастьем, не заметила. Время шло, чувство радости, как ежедневного праздника притупилось, думала, что так будет всегда, чего волноваться. И вдруг, как сейчас это помню, ещё утро не наступило, проснулась я с головной болью, сижу на кровати и думаю, от чего так в висках стучит, и тут меня словно током ударило, и одна только мысль в голове, видать она-то и стучала по вискам. - «Такое убаюкивание, как оно идёт сейчас, хорошо, но долго продолжаться не может, нет, гипотетически оно, конечно, может продолжаться и дольше, но не в моём случае, а со мной произойдёт такое, что потеряю я счастье своё.» - Это, как в карточной игре, сначала тебе всё везёт и везёт, а потом бац и проигрался в пух и прах. Испугалась я, так испугалась, думала вот ещё миг и сердце остановится. Тихо, чтобы никого не разбудить, пошла на кухню, валерьянки себе налила, чаю вскипятила и сижу себе, одна-одинёшенька, смотрю в ночное окно и думки разные думаю, а между делом уже третью чашку выпиваю.
     Екатерина прервала своё повествование и, не сводя с Марии глаз, как будто бы застыла. Прошла первая минута, затем вторая, движения никакого, а немигающий взгляд так и оставался стеклянным и неосмысленным. Испугалась Мария, да не на шутку, а кто её знает, вдруг, от воспоминаний таких, рассудком тронулась или того хуже, - инфаркт.
-    Васильевна, что с тобой? - Мария осторожно дотронулась рукой до плеча Екатерины и тихонечко потрясла его, - Катя, ты в порядке?
-    Да, я в порядке, - выйдя из своего мимолётного анабиоза Екатерина изменилась в корне, теперь её лицо выражало суровость, жёсткость и беспощадность, - на рассвете я твёрдо решила, что разрушить своё счастье никому не позволю, а если придётся драться, то буду биться до конца. Бдительность и контроль, - вот залог невмешательства в моё благополучие. Но, как я не старалась, с периодической регулярностью стали происходить неприятности: сначала с мужем, далее с родственниками, как с теми, так и с другими, с подругами, с соседями по подъезду. Я понимала, что это всё из той же пьесы, а поэтому ещё более усилила бдительность и контроль. Прошло какое-то время и у меня не осталось подруг, соседи перестали здороваться, родственники отгородились и в гости мы друг к другу ходить перестали, ну а муж потихоньку запил. И снова, сидя на кухне после выпитой валерьянки с тремя стаканами крепкого кофе, меня осенило, - это сглаз, самый настоящий сглаз, нашу семью кто-то сглазил и надо срочно от этого избавляться. Разбираться с доброжелателями некогда, их ведь вокруг пруд-пруди, значит остаётся только одно: бабки, гадалки, ясновидящие, экстрасенсы, все они прошли через мои щедрые руки, а на поверку: результат всё хуже и хуже, отношения с мужем подорвались окончательно и назревал неумолимый развод, - Екатерина налила в свободный стакан минеральной воды и залпом его выпила, - что-то во рту пересохло. Однажды, во время уборки квартиры, как-то задержалась я у зеркала и обратила на себя внимание..., и что ты думаешь..., я себя совсем не узнала, там стояла какая-то другая женщина, совсем не похожая на меня: коричневое осунувшееся лицо с безумными глазами, неимоверно худющая и одежда на мне висела хуже, чем на чучеле огородном. И снова я на своём рабочем месте, то бишь на кухне, а в окне всё та же тёмная ночь, а передо мной не выпитая валерьянка и рюмка, доверху наполненная водкой. Бороться, искать, найти и не сдаваться, нет, этот лозунг был уже не для меня, силы мои к тому времени иссякли полностью, желание пропало, зато думки проклюнулись о суициде, правда-правда, я на полном серьёзе говорю, - зачем такая борьба, если результата нет. После третьей рюмки, помню, шальная мысль в голову забежала, - «долго ты боролась, никого не победила, а о себе совсем забыла», - и то правда, а не перекинуть ли мне остаток сил на самою себя? Раз уж так судьба повернулась, что из хорошей доли, да в плохую долю, на то, видимо, Божья воля распорядилась, мы же только предполагаем, а по существу-то, только Бог и располагает. На том сошлись и порешили, - я и моя шальная мысль, - Екатерина снова промочила горло минеральной водицей, - самое необходимое: забота о детях, забота о себе, чтобы дома было чисто и уютно, да чтоб накормлены были все, а остальное..., а остальное осталось где-то там на внешней стороне моего купола. Первое время было тяжело, но мало-помалу жизнь шла своим чередом, и как-то тихо и незаметно, без всяких там потрясений, всё стало приходить в норму: отношения в семье, с родственниками, с соседями, Серёжа работать пошёл, пока что простым рабочим, но уже, с его инженерным образованием, ему пророчат повышение по служебной лестнице. По прошествии времени я оглядываюсь назад и никак не могу понять суть происходящего: почему, когда сражаешься за право быть счастливой, то эффект прямо противоположный, может быть другим способом или методом надо было бороться, чтобы миновать эти чёртовы жернова? Ты же, Маша, меня знаешь, я завсегда была атеисткой, да и сейчас не шибко-то верующая, а вот, можешь себе представить, в церковь регулярно хожу и свечки ставлю, молиться не умею, но всё равно молюсь за всех, за их здоровье и благополучие.
-    Твой рассказ..., - сконфузившись продолжила Мария, - я слушала с большим вниманием, но, прости меня, какой совет я могу тебе дать, если в конечном итоге у тебя всё наладилось?
-    Ах, ты об этом..., да, спрашивала, так это я на всякий случай, - Екатерина мрачно усмехнулась, - понятно, что никакого совета ты дать мне не сможешь, просто хотела, чтоб разговор завязался. Но всё равно спасибо тебе...
-    Мне-то за что, - чтобы подавить свою неловкость Мария демонстративно поправила причёску на голове, - в чём моя заслуга?
-    В том, что смогла выслушать мою болтовню.
-    Ну, ты уж прям..., скажешь тоже, это я тебе благодарна за пример такого жизненного опыта, хотелось бы, чтобы он не пригодился, но кто его знает, а вдруг..., ведь, как ты говоришь, Бог располагает.    
-    Лучше, чтобы он тебе не пригодился, - Екатерина встала, - пошли, коллектив заждался.
     Песни, все, которые знали, уже были спеты, то, что пилось - выпито, а то, что лезло в горло, - съедено, остатки же отправили в холодильник, с чувством уверенной приятности в завтрашнем продолжении.      
    Дорога к дому сквозь сумрачные улочки, освещаемые только светом исходившем из окон домов, не очень-то приятная прогулка, и чтобы страх не парализовал волю окончательно надо было по-быстрому выбираться на проспект, где ещё горели фонари, ездили машины и встречались люди. Мария, ещё перед началом банкета, позвонила домой и предупредила, что задержится, а поэтому не торопилась, но скорый шаг не сбавляла до тех пор, пока не вышла на большой свет. Дома, по обыкновению, прямо у порога её встречала мама, и, как всегда, с улыбкой.
-    Чайник поставить? - Ларисе Георгиевне не терпелось поскорее расспросить о вечере и ей казалось, что дочь уж очень медленно раздевается.
-    Спасибо, мамулечка, я же только что из-за стола, - Мария прошла в тёмный зал, плюхнулась в глубокое мягкое кресло, и только сейчас почувствовала, как сильно она устала.
-    Я уже поставила, - донеслось из кухни.
     Отвечать не хотелось ни разу, вместо этого она откинула голову на спинку кресла, закрыла глаза и постаралась расслабиться и успеть хоть немного восстановить силы, так как знала, что всё равно через какое-то время ей придётся пить чай вместе с мамой и рассказывать ей о проведённом вечере. Мало ли прошло времени, много ли, то не ведомо, если не смотреть на настенные ходики, и только сквозь дрёму слышался требовательный голос матери, бесконечно зовущий её на кухню. Пришлось вставать, потому что она ни при каких обстоятельствах и в любом состоянии не могла отказать матери, не имела такого права, а, значит, потрудившись предварительно над своим обликом, ведь материнское сердце не обманешь, она предстала перед ней в боевом настроении и весьма собранная.
-    Мама, я тебе правду говорю, не хочу пить чай.
-    А я тебе и не наливаю, просто посиди со мной, поговори о том о сём, расскажи, как прошёл вечер.
     Особый тон в голосе и хитрый прищур материнских глаз наводили Марию на размышление, о каком-то непорядке в Датском королевстве, что-то мама хитрит, не договаривает чего-то, смотрит исподлобья, ужимки какие-то не совсем понятные, - в общем всё не так как всегда, затаила что-то и не хочет до поры-до времени засвечивать.
-    Мама, если есть что, то выкладывай, а не ходи вокруг да около, - Мария всё же налила себе чаю, - от меня не скроешь, я и так всё вижу.
-    Не скрывала и не скрываю, тебе варенья из лесной земляники…? Если да, то я схожу,  - Лариса Георгиевна лишь обозначила попытку сходить за вареньем пристав с табуретки, - там, в прихожке на вешалке косынка незнакомая висит, кто-то подарил или купила где?
-    Господь с тобой, я в жизни косынок никогда не носила, естественно, что подарили.
-    А кто, если не секрет, неужто Николай?
-    Нет, это не Николай, - Мария снова вспомнила момент расставания и грусть тут же проникла в её сердце, - одна бабушка подарила.
-    Какая бабушка, кто такая и откуда взялась?
-    Не знаю, я её в первый раз видела и, по-видимому, в последний.
-    Машенька, что ты резину тянешь, мне каждое слово из тебя приходится клещами вытаскивать, ты уж, будь добра, соберись и спокойненько без нервов всё мне по порядку расскажи. Я понимаю, как тебе тяжело после рабочего дня, но и мне не легче ждать и переживать, сидючи совсем одной в бетонированной клетке. 
-    А может быть завтра, а то время позднее, а мне рано вставать?
-    Правильно, ты будешь спать без задних ног, а я мучиться в бессоннице. Ты этого хочешь?
-    Нет.
-    Тогда я пошла за вареньем, а ты соберись, пожалуйста.
     Хочешь не хочешь, а рассказывать пришлось, правда с некоторыми упущениями, чтобы лишний раз не травмировать психику пожилого человека, а более того, чтобы сократить повествование во времени, уж больно Марии спать хотелось. Начала с похода в церковь, никуда от этого не деться, и правильно сделала, потому что в конце своего рассказа, ну конечно же, вспомнила про молитвослов, а что касаемо исповеди Екатерины, то эти сокровенные откровения Мария решила оставить при себе и ни при каких обстоятельствах никому не рассказывать.
-    Ох, голова моя садовая, - Мария хлопнула себя ладошкой по лбу, - я же тебе акафист купила.
-    Чего купила?
-    Чего-чего, ну этот..., как его..., молитвослов, прости Господи.
     Подскочив с табуретки, Мария поспешила в большую комнату и тут же вернулась с книжицей в руках.
-    На, это тебе, - она протянула книжонку маме, - вот это та самая, о которой говорил мастер.
-    Ой, какая тоненькая, да я её за пару дней выучу, - Лариса Георгиевна осторожно, двумя руками взяла книжку, полистала чуток, но положила уже себе на колени, - очень даже хорошо, будет чем ночью заняться.
-    Я рада, что смогла тебе угодить, а теперь, настоятельно тебя прошу, - можно мне уже пойти спать, а то сил никаких нет ощущать себя в вертикальном положении.
-    Да-да..., вижу, как ты измаялась за целый день, иди отдыхай, посуду я сама помою.
-    Спасибо тебе за чай, за приятный вечер и спокойной ночи, - ответа Мария дожидаться не стала, поспешив в свою комнату.
     Приятно ощущать себя в своей собственной постели: всё такое родное, близкое и мягкое, и поэтому не нужно считать до ста и даже до трёх, потому что всё равно не успеешь дойти до конца, глаза закроются прежде, чем начнётся этот счёт. Так и случилось, что как только Мария нашла удобную позу, то её глазки тут же закрылись, и сон, глубокий и без сновидений, продлился ровно до перезвона будильника, который она успела-таки завести, поставив на нужное время.
     Мама ещё спала, когда Мария закрывала входную дверь, а может быть и не спала, но во всяком случае движения в её комнате не прослушивалось.
     Утро в этот раз, а впрочем, как и вчера, да и позавчера тоже, было пречудесное. Прямо на глазах жёлтые листочки, отделяясь от веток, падали на землю, совершая в воздухе замысловатые пируэты, дышалось в это прохладное утро легко и шаг был тоже не тяжёлый. Тишину улицы нарушали редкие автомобили и не так шумом своих моторов, как своеобразным гудением колёс, и ещё, что для Марии стало полным осенним откровением, так это щебетание птичек, которых ещё пару-тройку дней назад, по какой-то причине, она не замечала. Не надо быть продвинутым орнитологом и обладать особой наблюдательностью, чтобы увидеть этих маленьких певунов, коими оказались обыкновенные синички, прилетевшие на зимовку.
     Мария заметила его ещё издали и не могла перепутать ни с кем, да, это был он, это был тот самый Ваня. Мальчонка опять никуда не торопился, это можно было разглядеть даже невооружённым глазом, он спокойно сидел на скамейке откинувшись на её спинку, болтал ногами и, закинув голову назад, смотрел на небо. Сердце Марии затрепыхалось, словно птичка, попавшая в охотничий силок, дыхание сбивалось и даже плечо нервно дрыгнулось пару раз. Такой радости от встречи, пусть даже с ребёнком, она раньше не испытывала никогда. Чтобы не спугнуть Ванюшу, Мария приближалась очень осторожно, как бы крадучись, словно охотник, выслеживающий свою добычу. Манёвр прошёл удачно и вот уже Мария сидит рядом с тем, кого так хотела встретить, не ожидая, что произойдёт сие свидание так быстро.
-    Доброе утро, - не громко и чуть растянуто поздоровалась Мария.
     Мальчонка, с некоторой неохотой прервал своё изучение бездонной высоты, посмотрел на тётю, зачем-то подсевшую к нему и с явным раздражением ответил.
-    Здравствуйте.
-    Не смотри на меня так враждебно, я тебя не укушу и похищать тоже не собираюсь.
-    А я и не боюсь.
-    Молодец, - Мария попыталась было пожурить Ваню по голове, но тот ловко увернулся от такого навязчивого внимания, - а я тебя знаю.
-    А я вас не знаю.
-    Тебя зовут Иван, правильно?
-    Правильно.
-    А меня зовут Мария, а для тебя будет лучше если просто Мария Ивановна, - она протянула руку, - будем знакомы, - Ваня не сразу, но протянул свою руку в ответ, - видишь, мы с тобой почти тёзки. Ну, и чего ты насупился?
-    Ничего я не супился.
-    Ладно-ладно не ершись, - Мария, также как и Иван, откинулась на спинку скамейки, - между прочим я знаю по какой причине ты не торопишься на первый урок.
-    Вы наша новая учительница по математике? - Ваня не на шутку встревожился.
-    Не угадал, да не пугайся ты так сильно, я не скажу твоей бабушке.
-    Не говорите, а то она меня очень сильно накажет, ведь я дал ей честное слово, что буду ходить на первый урок.
-    Обманул, значит, бабушку, слово дал, а сам продолжаешь прогуливать?
-    Слово я дал лишь для того, чтобы бабушку успокоить, потому что когда она нервничает то сразу начинает пить таблетки.
-    Жалко бабушку? - и видя, как потускнел детский взгляд Мария решила разрядить обстановку на позитив, - не бойся, я же уже сказала, что не скажу ничего твоей бабушке, пока не скажу, а там посмотрим в зависимости от твоего поведения. Но, если по большому счёту, то в этом случае ты в корне не прав: раз обещал бабушке ходить на первый урок и даже слово честное дал, то должен выполнять свои обещания, а то получается как-то не по-мужски. Читал рассказ выдающегося советского писателя Леонида Пантелеева про мальчика, приблизительно такого же возраста, как и ты, который однажды дал честное слово и, между прочим, сдержал его?
-    Нет, не читал.
-    Плохо, надо будет подсказать твоей бабушке, она-то уж точно помнит этот рассказ. Ну, да ладно, к этому мы ещё вернёмся, лучше ответь мне в каком классе ты учишься?
-    В третьем.
-    Надо же, действительно совсем взрослый человек, ещё, конечно, не мужчина, но уже достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки. Я вот хочу, Ваня, тебя ещё кое о чём спросить... Можно?
-    Спрашивайте, - через паузу ответил Иван.
-    Ты так внимательно смотрел на небо, - Мария сама посмотрела вверх, да так резко закинула голову, что чуть шею себе не свернула, - ты там что-то увидеть хотел или отыскать чего?
-    Да, я так…, просто на облака смотрел, - смущённо ответил Иван, - они такие красивые, необычные и все разные, а когда они двигаются, то меняют свои..., эти...
-    Очертания, - подсобила Мария.
-    Ага, интересно, как они эти... очертания меняют: сначала одна фигура, потом другая, а за ней вообще другая, а иногда просто ничего разобрать невозможно.
-    Мне тоже нравится смотреть на облака, правда времени на это не остаётся совсем. Скажи, а что ты в этот раз разглядел интересного в этих очертаниях: может быть животных каких или чего-нибудь из флоры? - а про себя подумала, - «ну, и зачем ты умничаешь перед парнем, какая ему ещё флора. Если уж задаёшь вопрос, то для начала подумай хорошенько, чтобы не ставить заведомо слабого собеседника в неловкое положение».
-    Ай, - Иван махнул рукой, - сегодня ничего интересного не было, вот только если не считать черепахи и человека, и то я не сразу это понял, - тут мальчик быстро поправился, - это черепаху я не сразу разобрал, а вот дяденьку очень хорошо разглядел.
-    Какого дяденьку? - что-то неожиданно насторожило Марию.
-    Такого большого..., он ещё руки держал вот так, - Иван широко развёл руки в стороны.
-    Прямо вот так? - Мария повторила жест мальчика.
-    Ну да, и ещё у него, вот только этого я точно утверждать не могу, но мне показалось, что на его лице горели глаза жёлтым цветом.
-    Ох, ну ты мне сейчас насочиняешь, - Мария усмехнулась, а получилось, что только исковеркала лицо, - как же могут глаза гореть жёлтым светом?
-    Даю честное слово, что не вру! - Ваня аж вскрикнул от возмущения.
-    Хорошо, я верю тебе, только не горячись, - Мария, на всякий случай, положила руку на плечо мальчику, - я ещё задам тебе один вопрос насчёт этого дяденьки: кроме горящих глаз ты больше ничего такого особенного не заметил, например у него на груди или его в не совсем обычной одежде?
-    Не успел, потому что вы мне помешали. 
-    Ой, ну извини меня, я всего-навсего невольная виновница. А ты не переживай, Бог даст увидишь ты ещё своего дяденьку.
-    Нет, не увижу, - Иван нахмурился, повернулся к собеседнице и каким-тот не детским голосом добавил, - он мне сказал, что мы больше не встретимся.
-    Да что ты говоришь, вот так прямо и сказал? - тут Мария, сама не понимая от чего, икнула, и опасаясь повторного приступа, на всякий случай, прикрыла рот рукой.
-    Я голос не слышал, но, мне показалось, что он так сказал. 
-    Вот ты с уверенностью утверждаешь, что больше никогда это облако в виде дяденьки не увидишь, а вдруг такое случиться, - Мария снова не удержалась и икнула, - ведь бывают исключения, что облако это необычное опять проплывёт по небу и именно в тот момент, когда ты будешь смотреть на него?
-    Не знаю, увижу я его или нет, но мне бы очень хотелось увидеть его снова.
-    С тобой, Иван, ну прям сплошная интрига, я теперь ночами спать не буду, теряясь в догадках: смог ли мой юный друг Ванюша увидеть своё виденье или нет и как я об этом событии узнаю?
-    А вы приходите в школу, - Иван указал пальцем на свежеотремонтированное трёхэтажное здание в метрах трёхсот от их места, - третий «А» класс, спросите меня, я там один Иван.
-    Интересно, что скажут твои родители, когда ваша классная руководительница передаст им, что к их сыну ходит какая-то взрослая тётя?
-    Они не узнают, а если и узнают, то потом.
-    Как понять - потом?
-    Когда с севера прилетят.
-    Вот-те раз. А что они там делают?
-    Они там работают: два месяца на севере, потом месяц отдыхают дома.
-    Наверное, они у тебя нефтяники?
-    Ага, мама - инженер, а папа - мастер.   
-    Теперь я поняла от чего таким тяжким бременем легло воспитание любимого отпрыска на старшее поколение, бабушка у нас и за папу и за маму?
-    Тяжело ей приходится, - очень даже не по-детски рассудил Иван.
-    Да уж, не сладко, если учесть её возраст, - Мария вспомнила свою, не так  давно ушедшую из жизни, бабушку по матери и только её, потому что бабушку по отцу она не знала с рождения, и ей взгрустнулось, ведь она так сильно была привязана к этому доброму, всегда улыбающемуся родному человеку, - а славный у нас получился разговор и знакомство такое необычное? Тебе, по-видимому, уже пора на второй урок?
-    Ещё дворник не пришёл.
-    Какой ещё дворник?
-    Вон тот магазин через дорогу, - Иван указал на отдельно стоящее двухэтажное здание, вклинившееся между двумя высотками, этакий новодел в стиле приземлённого минимализма, - как дворник появится, так значит уже пора, он всегда в одно и тоже время приходит.
-    Это во сколько же он должен появиться? - Мария сверила часы и ахнула от положения стрелок, расположенных на циферблате, - Боже мой я же на работу опоздала. Ваня, миленький, давай не будем дожидаться твоего дворника, ведь он может проспать и не вовремя выйти на работу, не будем полагаться на случай, давай сейчас же, сию минуту побежим в школу, - Мария встала со скамейки, - в том смысле, что ты пойдёшь на урок, а я, со спокойной душой, побегу на работу, и, пожалуйста, не возражай мне, а то придётся пожаловаться твоей бабушке, а мне этого делать ну никак не хотелось бы.
     По натуре своей упрямый мальчуган поломался для приличия пару минут, но Марии хватило терпения, чтобы проявить откуда-то взявшийся железный характер и найти те слова, которые напрочь сломили внутреннее сопротивление Вани, более того даже заручиться его честным словом, в своём обещании больше нигде до школы не останавливаться.
     «А теперь пулей на работу.» - Отдав себе такой приказ, Мария включила все скорости на которые была только способна, при этом мысли её были не о том, как её встретит заведующая и с каким оттенком в голосе выскажет ей всё, что она о ней думает, а о том добрался ли мальчик до школы или, нарушив своё обещание, вернулся на свою скамейку дожидаться дворника. 
     Евдокия Парамоновна грызла сушки, непонятно чем, а более того непонятно зачем, но всё же делала она это с упорством, переходящим в отчаяние. Кто угостил её этим «деликатесом» осталось невыясненным, потому что себе она, за всё время работы, никогда их не покупала. Мария вбежала в салон и с разбегу плюхнулась прямо на стул у стола заведующей.
-    Здравствуйте, Евдокия Парамоновна..., - она ещё никак не могла отдышаться, - только без нервов, я вам всё сейчас объясню.
-    Хочешь сушек? - заведующая вынула из выдвижного ящика стола полный кулёк сушек, - на, возьми, а то мне одной не справиться, уж больно большой пакет.
-    А-а-а..., - Мария переводила взгляд то на кулёк то на Парамоновну, - вы же не любите сушки..., - и тут же осеклась, вспомнив о её проблеме с зубами, и, чтобы сгладить возникшую неловкость, обойдя тем самым неудобную тему со вставной челюстью, тут же ляпнула так ляпнула, не придумав ничего лучшего, - они на взгляд как будто свежие и легко жуются?
-    Когда будешь пить чай узнаешь, - принуждённо улыбнувшись, процедила сквозь зубы Парамоновна.
-    Ну что же давайте, если это для вас так обременительно, - но подумав, добавила, - я вообще-то не об этом хотела поговорить.
-    Потом поговорим, - заведующая пододвинула кулёк ближе к Марии, - бери уже эти чёртовы сушки и марш переодеваться, а я, перед твоим будущим рассказом, хочу основательно подготовить своё внутреннее эго для умопомрачительной, а главное правдивой, исповеди.
     В этот день работа не клеилась от слова - совсем. То и дело что-то выпадало из рук, внимание рассеивалось, невозможно было сосредоточиться и отвлечься от навязчивых мыслей, чтобы взять себя в руки. Мария старалась отогнать от себя эти мысли, напрягалась как могла, но они, как на грех, раз за разом возвращались, заполняя всё её мыслительное пространство. Всю смену она думала о мальчике, почему-то вдруг ставшем для неё родным человеком. - «Наверное, в таком сумасшедшем режиме думают все матери о своих детях, - от такого умозаключения ей становилось не по себе, - это же умопомешательство какое-то, от которого могут случиться большие проблемы с психикой. Интересно, когда же они эти матери думают о работе или о чём-нибудь ещё?»
     Когда ушёл последний клиент, Мария просто в изнеможении рухнула в своё рабочее кресло и минут пять, не меньше, сидела не двигаясь. Дольше сидеть ей не пришлось, так как сообщили о том, что к ней пришли, в смысле пришёл тот самый, который в течении последнего года встречал её после работы регулярно и, по единому мнению, сотрудниц считался женихом для Марии.
     В этот раз её сердце не забилось учащённо и плечи не дёргались от волнения, вместо этого внутри неё разразилось противоборство из двух чувств, это она почувствовала сразу, как услышала о приходе Николая: первое, - это как можно скорее увидеть его, но второе, - совсем непонятное, проявившееся впервые и совсем противоположное первому. Переодеваясь в подсобке, она, не то, чтобы боролась с этими противоположностями, просто не могла отдать кому-то из них предпочтение. Да и чего уж там, гадай-не гадай, а выходить, в конечном итоге, пришлось, и она вышла, даже скорее всего не вышла, а выплыла.
     Николай, как всегда, сидел на лавке и чертил прутиком что-то на земле, но после того, как Мария окрикнула его, он довольно резво поднялся и быстрым шагом подошёл.
-    Привет, Маша, - начал было Николай.
-    Здравствуй Коля, - сухо ответила Мария.
-    Что-то у тебя голос какой-то простуженный, да и вид, надо сказать, неважнецкий. Случилось что?
-    Всё в порядке, просто устала на работе, - Мария сама взяла Николая под руку и повела по дороге в сторону дома.
-    Постой, - Николай остановился, - я сегодня на машине.
-    Нет, мы пойдём пешком, - Мария возобновила ход, - кислорода на работе не хватает, хочется прогуляться на свежем воздухе, чтобы продышаться.
-    Ну, хорошо, тебе продышаться, а мне-то потом как..., обратно за машиной возвращаться?
-    С машиной ничего не случится, после заберёшь.
-    Что-то я тебя не понимаю, для чего такие финты, - Николай оглянулся в сторону машины, - и в чём их целесообразность?
-    Ни в чём и целесообразности никакой, просто воздух свежий и рука твоя крепка, приятно, знаешь ли, на такую опереться.
-    Надо сказать мне сегодня как-то не до лирики и воздух сегодня совсем не свежий, а как раз наоборот..., в интернете сообщили о том, что нефтезавод опять произвёл химические выбросы, так что давай, - Николай высвободил свою руку, затем подхватил Марию за локоть и, можно сказать, что силком, потянул в обратную сторону, - поехали, у меня для тебя серьёзный разговор.
-    Очень серьёзный? - равнодушно поинтересовалась Мария.
-    Достаточно серьёзный, чтобы откладывать его на потом.
-    Ну, хорошо, а куда мы поедем?
-    Никуда мы не поедем, то есть нет, мы поедем, но только до твоего дома, а затем поговорим прямо в машине.
-    Очень романтично, всегда мечтала провести серьёзный разговор прямо в машине, - Мария посмотрела в глаза Николаю и снова не увидела того, о чём мечтала во всех прошлых встречах, - что ни говори, а заманчиво, в коем веке, выслушать из твоих уст серьёзные слова.
-    Не надо ёрничать, - Николай больше ни слова не произнёс пока шёл до машины.
     Мария по привычке повиновалась напору Николая, и они вернулись к машине. Ехали при полном молчании и не заезжая, как обычно, во двор, остановились за пару домов до него. Вот уже прошло примерно минут пять, а разговор так и не начался.
-    Твоё красноречие меня поражает, - не выдержав гнетущего молчания, первой заговорила Мария, - сколько ещё минут дать тебе чтобы настроиться или отложим разговор на потом?
-    Ты действительно права, мне надо было заранее привести себя в нужное состояние, хотя..., я, в принципе, готов говорить и без него.
-    Так смелее Коля, ты же не на скалу лезешь и не с неё же прыгаешь, вперёд мой рыцарь, который без страха и упрёка, смелость, как говорится, города берёт.
-    Ну, хорошо, - Николай шумно выдохнул, - нам надо будет на некоторое время расстаться. 
-    Расстаться? - услышав это Мария даже не удивилась, она как будто знала заранее суть предполагаемого разговора, - а с чего это вдруг такое нестандартное решение тебя посетило?
-    Пойми, мне сейчас не до шуток, совсем не до шуток, - Николай нервничал, что до этого с ним никогда не случалось. Выдавали руки, которыми он пытался достать сигарету из пачки и не найдя зажигалку он положил её в пепельницу на прикладной консоли. 
-    Да какие уж тут шутки после такого признания, молодец, не кури в салоне, лучше стекло опусти, а то дышать нечем.
-    Так вот..., - продолжил было Николай.
-    Коля, - Мария не дала ему закончить фразу, - купи, пожалуйста, мне мороженного.
-    Мороженного!?
-    Ну да, мороженного.
-    Какого ещё мороженного? - у Николая явно начали сдавать нервы.
-    Обыкновенного, хотелось бы эскимо на палочке, политое тёмным шоколадом.
-    Подожди ты со своим эскимо, давай сначала договорим, а потом я куплю тебе целую коробку этого эскимо.
-    Потом мне не нужно, я хочу именно сейчас.
-    У меня нет при себе мороженного, и сусеков у меня нет, где бы я мог его наскрести.
-    Зачем сусеки, не надо сусеков, оглянись, через дорогу магазин, вон там, - она показала направление, - рядом с аптекой, сходи и купи, всё не так сложно, а я даю тебе честное благородное слово, что никуда не убегу и тебя дождусь.
     Николай пристально посмотрел на Марию, прикинул в голове что к чему, и, решив, что ничего другого ему не остаётся, как исполнить просьбу, вышел из машины и направился через дорогу в магазин, над которым красовалась вывеска с вражеским словом – «минимаркет», но написанным почему-то глаголицей. Ожидание продлилось недолго и буквально через пару минут Николай вышел из магазина, как и заказывали, с одним эскимо в руке. Сказав Николаю спасибо, Мария разорвала обёртку и с наслаждением приступила к поглощению своего любимого лакомства.
-    А я и не знал, что ты так любишь мороженное.
-    Ты ещё многое чего не знаешь про меня, - Мария сладострастно причмокнула, - а теперь задай себе вопрос, - почему?
-    Понятия не имею
-    Я тебе помогу: тебе было безразлично, ты никогда не интересовался, что мне нравится, а что нет, чего я хочу и чего терпеть не могу.
-    К чему всё это?
-    Да так, к слову пришлось, вкусное мороженное навеяло крамольные мыслишки, - Мария доела эскимо, а обёртку скрутила в длинную колбаску, которую и засунула в пепельницу, присоединив к сигарете, - ты что-то говорил о расставании, а я тебя наглым образом перебила, так ты уж извини, это всё мороженное, а ты продолжай, мне очень интересно тебя послушать.
-    Да, мы должны расстаться, - Николай снова вытащил из пачки сигарету, но вспомнив про зажигалку, которую не нашёл, положил сигарету обратно, - но, по моим прикидкам, ненадолго...
-    Ненадолго, это на сколько: неделя, месяц, год или немного больше?
-    Пока не закончится частичная мобилизация, - Николай опасливо посмотрел по сторонам.
-    Поправь меня, если я не поняла: ты про ту мобилизацию, которую собирают для войны на Украине?
-    Именно так.
-    И что ты намереваешься делать, чтобы избежать этой мобилизации?
-    Я уеду в Казахстан к своему приятелю и пробуду там до тех пор, пока не закончится призыв.
-    Ты..., - Мария вдруг залилась весёлым смехом, - ты, как в том мультике про Маугли, - «а мы пойдём на север», - кстати, а почему бы тебе, например, не поехать прямо в древний русский город Лондон, там-то тебя уже точно никто не достанет, англичане имеют особую привычку перебежчиков не выдавать. Значит, ты свалишь в Казахстан, другой переметнётся в Грузию, третий к чёрту на кулички, - вспышка ярости вспыхнула в глазах Марии, - а кто Родину будет защищать!?
-    В красной армии бойцы чай найдутся, без меня большевики обойдутся, - ехидненьким голоском пропел Николай, - героев и без меня хватит и не кричи, пожалуйста, как ошпаренная кипятком.
-    Николай, дорогой мой, да ведь ты только что, громко и по-русски, признался мне в своей трусости.
-    Трусость тут ни при чём, а ты так смело говоришь лишь только потому, что являешься женщиной и на вас, как известно, призыв ещё не объявляли.
-    Какая же ты, оказывается, скотина, - Мария ну никак не ожидала от себя такой прыти, - да, скотина, потому что обвиняешь меня в том, что я, не по воле своей, имела наглость родиться женщиной? Между прочим, то, что я ещё не на передовой ничего не значит, мы в тылу стараемся по силам своим обеспечивать наших ребят всем чем можем, ну а если бы я родилась мужчиной, то есть настоящим мужиком, то, поверь мне, не дожидаясь мобилизации, первая бы записалась в добровольцы.
-    Шутить изволите, все вы мастера на громкие заявления, а как до дела доходит, так сразу же кто куда, по норам забьётесь, на кухне окна зашторите, свечку запалите и айда теории всякие разные к носу подводить, а здесь, между прочим, - Николай несколько раз ткнул указательным пальцем себе в грудь, - здесь вам не кухня, туточки судьба человеческая решается.
-    Судьба, говоришь, человеческая, говоришь, да ты, Коля, по ходу дела взбрендил, ей Богу, крышей тронулся.
-    А если даже и взбрендил, то, что из этого следует, разве я не имею на это право?
-    Наверное, имеешь, - у Марии дёрнулось плечо и она поняла от чего, - я, Коля, не юрист и диссертации по правам человека не защищала и всё же скажу тебе, как простая русская женщина: а как же другие наши парни, наши добровольцы, они, выходит, о своей судьбе не беспокоятся, им на свою судьбу, стало быть, наплевать, а может быть ты считаешь их конченными лохами? Ты, здоровый бугай, с некоторым количеством мозгов в голове, решил отсидеться за болотом и оттуда наблюдать, как наши мальчишки, проявляя чудеса храбрости и героизма, уничтожают фашистов. Я даже боюсь дальше говорить, но, если следовать твоей логике, то получается, что ты предполагаешь возможность нашего поражения? Хорошо, ну а дальше твоя логика разве не предполагает, что, предположим, в результате нашего поражения в стране установится бандеровский режим и тебе, по возвращению оттуда, придётся накалывать на своём могучем пузе нацистскую свастику, а на широкой спине портреты Бандеры плюс Шухевича, ну а дальше, где ни попадя, взахлёб кричать их нацистские лозунги на бандеровской мове, а в конечном итоге всё равно придётся идти и умирать, только теперь уже за фашистов. Но ты, Коля, не переживай, мы тебе такой участи не предоставим, потому что мы победим фашизм, другого выхода у нас нет, так же, как и до этого побеждали, только ты в этом празднике победы участия принимать уже не сможешь, совесть, если она у тебя ещё осталась, тебе не позволит. Так что, Коленька, у тебя как ни крути безвыходное положение, при любом раскладе тебе возврата на Родину нет.
-    Машенька, дорогая, мне кажется, что ты уж сильно сгущаешь краски. С такими речами тебе бы на площадях выступать.
-    Не сметь ко мне так обращаться! - хорошо, что они находились в машине, а то её, звенящий гневом голос, услышав в соседнем квартале, восприняли бы как крик о помощи, - никакая я тебе не дорогая, и не называй меня Машенькой, я теперь для тебя только Мария Ивановна, повторяю, - гражданка России Мария Ивановна.
-    Дура ты, Мария Ивановна, я-то как раз и думал о нас, о тебе и о наших будущих детях, только ради нашего будущего благополучия и затеял я этот трюк.
-    Какой же ты ловкий трюкач, вот никогда бы не подумала, да и трюк, надо сказать, неплохой, глубоко психологический, вот только как с ним жить после всего этого. Ты мечтаешь о детях, а я, в ответ, спрошу - зачем..., дети тебе зачем? На каких примерах ты будешь их воспитывать, что ты вложишь в их чистые головки? У Владимира Маяковского есть гениальное стихотворение, - «Крошка сын к отцу пришёл, и спросила кроха: - Что такое хорошо и что такое плохо?», помнишь? Как же в таком случае ты, глядя в ясные детские глаза, будешь разъяснять им, что же такое, на самом деле, хорошо, а что, по-твоему, будет плохо? Что-то сильно туманно я представляю себе этот момент. А я..., какую роль ты отвёл мне? Видимо, укладывая малышей спать, я буду рассказывать им сказку на ночь: хорошую, добрую, правильную, ну а потом, когда они подрастут, также буду рассказывать сказку, но только другую, слегка подправленную: об их отце герое, об отце защитнике и как он любил свою Родину.
-    Понятно, - Николай всё же нашёл зажигалку и закурил, - ты хочешь отправить меня на войну. С некоторых пор я заметил с твоей стороны холодность в наших отношениях, вот только мужества признаться в этом у тебя не хватало, вот ты и решила: а вдруг меня призовут, и я пойду воевать, а там, в очередной атаке, меня благополучно прихлопнут, вот тогда всё и решиться само собой, - ты будешь свободна и обязательств никаких, более того, будешь всем рассказывать с каким героем ты когда-то встречалась.
-    Знаешь что..., - Мария выхватила у Николая сигарету и вышвырнула её в окно, хотя потом об этом своём поступке пожалела, но, забегая вперёд, скажем, что окурок она подобрала, после того как Николай уехал, и выбросила его в урну, стоящую у входа в магазин, где уже потом Мария купила мороженного для себя и для мамы, - я же тебя просила не курить в автомобиле, здесь и так дышать нечем, кроме того я вообще не переношу табачный дым и мужиков, которые, после того как накурятся, поливают себя всяким вонючим зельем, под модным названием, - «парфюм», а потом благоухают таким ароматом, как будто в табачной лавке на них пролили весь одеколон. Ты голословно обвинил меня в том, о чём я, не то, чтобы не говорила, у меня даже в мыслях такого не было. Ты, на голубом глазу, перекладываешь свою вину на меня, как говорится, - с больной головы на здоровую, убеждая в правоте себя и заставляешь меня тоже поверить в этот бред. Тебе не стыдно, Николай Аверьянович, обвинять меня во всех своих смертных грехах? Меня, которая, только при одном твоём появлении, вела себя тише воды и ниже травы, которая ни при каких обстоятельствах не прекословила тебе, исполняла все твои прихоти. А почему..., от чего я вела себя так, ты никогда не отягощался таким вопросом к самому себе? Так напрягись на досуге, когда будешь издалече наблюдать за нами в подзорную трубу, как мы копошимся в своём муравейнике. Правильно ты надумал о том, что нам надо расстаться, не знаю на сколько, и как это повлияет на последующие наши отношения, но уверена, что это нам необходимо и пойдёт только на пользу. Теперь я сама желаю этого, пусть сие любование между нами будет на приличном расстоянии.
-    Вот смотрю я на тебя, Мария Ивановна, и только сейчас понял, какие мы с тобой всё-таки разные, видимо только поэтому я и не смог убедить тебя, а ты не смогла меня понять. Жаль, ведь я хотел, как лучше.
-    А получилось, как всегда, - и Мария улыбнулась, почувствовав при этом, что улыбка далась ей очень даже легко и без натуги, - и мне жаль, честное слово очень жаль.
-    Нелепо сейчас об этом говорить, ведь разговор этот я представлял себе совсем по-другому.
-    Скажи мне Коля, - Мария взяла руку Николая, сжала её по-девичьи крепко, затем прижала её к своей груди и тихо, с последней надеждой в голосе, спросила, - разве ты не рассматривал другие варианты, ведь можно как-то по-другому отдать долг Родине?
-    Рассматривал, и не один и не два, - Николай высвободил свою руку, - этот вариант самый реальный, простой и не очень затратный.
-    И самый подлый, - Мария достала из бардачка тряпочку, она знала, что у Николая там лежит тряпочка для протирки стёкол, тщательно вытерла свои руки и положила её обратно, - езжайте, Николай Аверьянович, скатертью вам дорога, надеюсь в южных широтах ваши мозги проветрятся, да совесть, возможно, к вам вернётся.
-    Вот и поговорили... - Николай завёл машину.
-    Поговорить всегда лучше, чем биться смертным боем.
-    Ну… до этого я думаю не дошло бы.
-    Как знать, как знать, - Мария вышла из машины.
-    До свидания! - прокричал Николай в открытое окно, в след удаляющейся Марии.
-    Даже теряюсь, как тебе ответить, - полушёпотом, бормоча себе под нос, отвечала Мария, всё дальше и дальше уходя от машины, и как ни напрягал Николай свои перепонки, он так и не смог разобрать её слова, - «до скорого свидания пообещать не могу, может быть прощай или лучше всего пока», - последнюю фразу она додумывала уже мысленно.
     Николай, в свою очередь, не дождавшись внятного ответа, ударил по газам и был таков, оставив после себя только пыль из-под колёс, а Мария, вспомнив про окурок, вернулась и сделала так, как было описано выше.
     После такого мощного и многообещающего диалога у Марии на душе, нельзя сказать, чтобы скребли кошки, тяжело было неимоверно, но, почему-то думая об этом, она тем не менее улыбалась, сама не понимая причину этого эмоционального выражения, а когда, за открывшейся входной дверью, вновь увидела приветливое лицо своей мамы, то чуть не разрыдалась от радости. Она бросилась к Ларисе Георгиевне в объятья и, не разжимая их, беспрестанно целовала её приговаривая, - «Боже, как я рада тебя видеть, кабы ты только знала.» - Ошарашенная Лариса Георгиевна умом понимала, что здесь что-то не так, ведь явно произошло экстраординарное событие, и надо бы поскорей освободиться от родственных антимоний, что сделать было не так уж просто, но, если ненавязчиво всё усиливая и усиливая нажим, то, в какой-то момент, это может и получиться и, к маминой радости, ей это удалось.
-    Маша, Машунечка, - Лариса Георгиевна, после таких жарких объятий, спешно приводила себя в порядок, - ну всё, полобызались в удовольствие и хватит. Раздевайся, руки, личико умой и марш к столу, я как раз, к твоему приходу, всё подогрела.
-    Обязательно, мамулечка, - Мария передала Ларисе Георгиевне мороженное, - засунь в морозилку, потом, после обеда, подесертничаем.
-    Вот здорово, а у нас сегодня снова праздник какой вскрылся?
-    Вскрыться может только чирей на глазу, а у нас, мамочка моя любимая, каждый Божий день как праздник.
-    Ой, чувствую я, не договариваешь ты чего-то, как всегда, надеюсь, что ничего худого, - Лариса Георгиевна засуетилась на кухне, - сейчас я тебя накормлю и тогда, когда твой желудок насытится до отвала, ты и подобреешь, а пытать тебя я буду потом, во время..., как ты там сказала, десерта, причём пытать основательно и с подобострастием, так что уж потерпи.
-    Потерпим, куда нам деваться, Бог терпел и нам велел, а засим я отдаюсь во власть всем твоим пыткам на какие только способна твоя фантазия. Пошли к столу, а то, по правде говоря, проголодалась я основательно.
     Обед был не замысловатый, но сытный, приготовленный по-домашнему, а значит не из полуфабрикатов. Десерт же решили уничтожить в зале, присовокупив к нему по чашечке кофе.
-    Маша, а теперь прошу - не томи душу мою, - Лариса Георгиевна наконец-то дождалась того момента, когда от обязательной трапезы можно уже было переходить к важному  разговору, - расскажи, что опять у тебя приключилось? Я же вижу, а ты знаешь, что я вижу, и я, не по своей воли, просто характер у меня такой, а поэтому не отстану от тебя пока всё не выведаю. Скажи, это, твоё недвусмысленное молчание, что-нибудь плохое или не совсем?
-    Нет, плохого ничего нет.
-    Ох...! - Лариса Георгиевна, до этого сидевшая вытянувшись в струнку, тут же обмякла и расплылась по всему креслу, - ну и слава Богу.
-    Всё просто ужасно.
-    Ты смерти моей хочешь, - пришлось маме снова вытягиваться в струнку, - как же можно вот сразу и без подготовки.
-    Ты сама на этом настаивала, и потом, чего волынку-то тянуть, - Мария подошла к маме и обняла её за плечи, - не стоит волноваться, всё не так плохо, как кажется на первый взгляд, - собрав с журнального столика обёртки от мороженного, Мария отнесла их на кухню, а вернулась с недопитым кофейником, они заваривали кофе в керамическом кофейнике, - давай я тебе добавлю.
-    Нет, спасибо, мне уже достаточно возбуждающего, жуть как сердце колотится, того и гляди выпрыгнет из груди.
-    Мама, если откровенно и по большому счёту, то ответь: зачем тебе слушать про мои проблемы, отягощая свой мозг отрицательной энергией, какой для тебя в этом смысл, тебе станет как-то легче, он поправит твоё здоровье или омолодит твой организм? Всё, что происходит за этими стенами, это всё, за некоторым исключением, такое не важное, не заслуживающее внимания, если проще, то суета-сует, чтобы вот так из-за него портились нервы и разрушался организм. Зачем нам, выйдя из квартиры, вовлекать себя в этот водоворот, куда-то бежать, что-то доказывать, с чем-то бороться и чего-то преодолевать? Я понимаю, что от него никуда не деться и участвовать приходится, но пусть это будет там, а здесь: даже телевизор включать не стоит, интернет только по необходимости, ведь у нас так мало времени для себя и для близких. Смотри, я пришла домой, жива и здорова, слегка уставшая, неужели тебе этого недостаточно?
-    Ты абсолютно не права, - Лариса Георгиевна сама добавила кофе в свою чашку, - я скажу коротко, так как не владею ораторским искусством: если я не могу жить своей жизнью, значит я должна жить твоей жизнью, интересоваться ею и участвовать в ней.
-    Скажи мне мама, а почему так получилось, что у меня нет ни братика, ни сестрёнки? Хотелось бы мне, очень хотелось иметь хоть одного их них, а лучше обоих, представляешь, как бы сейчас было весело.
-    Вчетвером веселее, спору нет, - Лариса Георгиевна обвела комнату взглядом, - только вот квартирка маловата, да и одной поднимать троих..., как-то тяжеловато, я тебя-то еле-еле вырастила, а ты ещё о двоих размечталась.
-    Но, разве тебе не хотелось иметь ещё детей.
-    По правде сказать хотелось и даже очень…, - Лариса Георгиевна, не торопясь, отхлебнула из чашки.
-    А почему не получилось?
-    Тебе ли задавать этот вопрос, когда ты сама своими глазами видела своего отца. Я тоже, когда была молода, много думала об этом, хотела рискнуть, сыграть в орлянку, думала, а вдруг всё каким-то магическим образом вырулит, обретёт смысл и тогда нормализуется жизнь моя, но в последний момент испугалась, ох, как испугалась, решила, что не выдюжу и надорвусь в самую неподходящую минуту, а потом всё: кончен бал и свечи гаснут, всё пойдёт прахом и никто в целом мире больше не позаботится о моих сиротах, - Лариса Георгиевна смахнула слезу, упрямо стекавшую по её щеке, - представляешь, как бы сейчас здесь бегали мои, уже подросшие, внуки. 
-    Мама, не кручинься, будут у тебя внуки, и заметь, я произношу это слово во множественном лице…
-    Ой ли…, и в правду ли?
-    Мама, ты о чём?
-    Не уж-то беременна?
-    Ну, что ты, естественно нет, но подумываю над этой проблемой.
-    Жаль, а я-то с дуру возомнила не весть чего, - Лариса Георгиевна резко ощутила в себе потребность в смене обстановки, а значит нужно было срочно чем-нибудь озадачиться, чтобы снять с себя тяжесть грустных мыслей и поэтому она кинулась собирать пустые чашки со столика, - пойду, пожалуй, посуду помою.
 -    Брось, мама, не колготись, - Мария жёстко пресекла мамин порыв, не дав ей даже притронуться к посуде, - я сама потом всё уберу, давай лучше споём, я очень люблю слушать, как ты поёшь.
     Наших женщин уговаривать на то, чтобы спеть нет никакой необходимости. На подсознательном уровне они знают, что песня, ушедшая в народ, это самая лучшая терапия от уныния и хандры. 
 -   А почему бы и нет, - мамины глаза повеселели, - какую песню затянем?
 -   Давай нашу, любимую, - «То не ветер ветку клонит.»
     И они запели, да так задушевно и с таким пронзительным чувством, словно истосковавшиеся по Родине мигранты.
     Мы тоже вместе с ними пропоём эту песню, уж больно она хороша.

     «То не ветер ветку клонит,
     Не дубравушка шумит –
     То моё, моё сердечко стонет,
     Как осенний лист дрожит,

     Извела меня кручина,
     Подколодная змея!
     Догорай, моя лучина,
     Догорю с тобой и я!

     Не житьё мне здесь без милой:
     С кем теперь идти к венцу?
     Знать судил мне рок с могилой
     Обручиться молодцу.

     Расступись, земля сырая,
     Дай мне, молодцу, покой,
     Приюти, меня родная,
     В тесной келье, гробовой.

     Мне постыла жизнь такая,
     Съела грусть меня, тоска…
     Скоро ль, скоро ль, гробовая
     Скроет грудь мою доска?»
    
     Всякая песня кончается и наши девушки, допев до конца, ещё несколько минут сидели молча, думая и мечтая, естественно, каждая о своём: мама с закрытыми глазами, откинувшись назад головой на спинку кресла, а Мария смотрела на неё и на стоящий рядом с ней костыль, от чего сердце её наполнялось тихой грустью.
-    Мама…, - тихо обратилась Мария, - петь мы больше не будем, так что открой свои глазки и послушай, чего я скажу тебе.
-    Ой, так хорошо сижу, что никакого желания открывать глаза, так бы сидела и сидела… и ждала…, а вдруг ты предложишь ещё чего-нибудь этакого спеть.
-    Я решила взять пару-тройку дней в счёт отпуска и поехать в Муромцево.
-    Куда…?! – Лариса Георгиевна мгновенно открыла глаза и очень даже широко, - с какого перепугу ты решила податься в деревню?
-    Я соскучилась по своей малой родине, сейчас там осень в самом разгаре, представляешь какое буйство красок?
-    Ну и перепады в твоих желаниях, не успели песню пропеть, ещё, можно сказать, звон в ушах не утих, а у тебя… вон что, уж больно ты скорая на подъём, а с работой как?
-     С работой договорюсь, это не проблема, я за последние три года не ходила в отпуск, думаю не откажут.
-     И всё-таки, Маша, объясни мне твоё такое скоропалительное решение, с чего это вдруг тебя потянуло в такую даль светлую?
-     Столько лет не была на могилке бабушки, надо бы цветочки положить, да порядок навести на могилке, там поди заросло всё бурьяном, памятник, если требует ремонта, подправить да покрасить, а дом…, вот где работы невпроворот и в этом я больше, чем уверена.
-    Как же ты за три дня успеешь всё сделать?
-    Естественно, что за три дня я ничего не успею, но, хотя бы, посмотреть, прикинуть на месте, определить фронт работы, может быть кое-что удастся порешать с местным населением, живут же там люди, в конце концов, не все же поуезжали.
-    Как я тебе завидую, ведь там и вправду сейчас чудесно: природа, воздух, а рыбалка какая…, - Лариса Георгиевна покачала головой, - щука по осени жирует только успевай забрасывать, сама себя на блесну цепляет, хотя о чём это я…, тебе меня не понять, ты ведь не привязана к этому увлечению.
-    А ты разве увлекаешься рыбной ловлей?
-    Раньше, в молодости, очень мне это занятие доставляло удовольствие и, представь, у меня неплохо получалось с уловом. Деревенские парни всё секрет хотели выведать, а какой тут секрет может быть, да никакого секрета и в помине не было, просто везло мне больше, чем остальным.
-    Ой, мамулечка…, - Мария даже привстала на кресле, - у меня тут идея такая великолепная возникла…, ты только не волнуйся.
-    Опять не волнуйся…, да что же это за напасть-то такая сегодня на меня навалилась, а в прочем я и не волнуюсь, - Лариса Георгиевна предусмотрительно приложила руку к сердцу, - к твоим выкрутасам я давно привыкшая, вот только за корвалолом схожу и после выслушаю тебя.
-    Корвалол не нужен, нужны походные сумки для тебя и для меня, – Мария скользнула взглядом по костылю, - или одна на двоих, но большая.
-    Ты намекаешь на то, что я поеду вместе с тобой?
-    Какие могут быть намёки между нами, я говорю прямо в лоб – ты и я, мы вместе поедем в деревню.
-    Боже, как приятно это слышать, моё сознание сейчас лопнет, - Лариса Георгиевна убрала руку с того места куда только что прикладывала, - надо же, и сердце чего-то не колыхается и как-то жить снова хочется. Ты здесь уж без меня порядочек наведи, а я побегу к себе, это ж надо такое событие случилось, ведь не простое же это дело в поход собираться, туточки надо с научной тщательностью, да память всю непременно встряхнуть: сколько, чего и в какой надобности.
-    Мама…! – окликнула Мария, успев остановить её на пороге комнаты, - ты свой костылик позабыла захватить.
-    Ох ты, Боже ж ты мой! - Лариса Георгиевна хлопнула себя по бёдрам, - да как же это я так смогла сама-то? – и всё бы было грандиозно, вернись она за костылями своими ногами, ан нет - испугалась, а засим и ножки у неё подкосились, и пришлось тогда Марии выручать свою маму.
     Времени не тратя даром, после кофейного застолья, когда чашки, блюдца, кофейник и ложки заняли свои законные места в сушке, Мария набрала личный номер заведующей и, в скоротечной беседе, узаконила для себя неделю отпуска, правда за свой счёт, о чём немедленно было доложено Ларисе Георгиевне.
     Что тут началось, не опишешь в словах, - весёлая суматоха, в которой забывают каждую прошедшую минуту, но с радостной надеждой встречают последующую.
     «Были сборы недолги, от Кубани до Волги мы коней поднимали в поход», - так и в нашем случае: в чемодан, который один на двоих, всё аккуратно уложено, а походная для таких случаев одёжка вывешена на двери шкафа, билеты на завтрашний утренний автобус, а также такси заранее заказаны, всё продумано до мелочей. Им так казалось. И правильно, надо сказать, казалось. А теперь самое неотвратимое – это ждать завтрашнего рассвета, что было одинаково невыносимо для двух энергичных женщин. Куда себя девать и чем заняться в оставшееся время из них двоих не знал никто, да и на ум ничего толкового не приходило, вот, если бы они умели вязать и не важно на спицах или крючком, тогда другое дело, а так оставалось только одно – снова достать из сушки кофейные чашки и, «сидя на чемоданах», загружать свой кишечник горячим кофе. У Ларисы Георгиевны сон в руку не шёл, да она и не шибко-то боролась с этой напастью, так и не сомкнув глаз до самого рассвета, что, тоже самое нельзя было сказать о Марии, которая уснула мгновенно, только приложив голову к подушке, и спала как младенец прямо до подъёма, о котором сообщил будильник.
     Такси прибыло вовремя, пробки в этот утренний час на дороге отсутствовали и автобус без задержки выехал из города на трассу.
     Путь неблизкий, дорога оказалась долгая, утомительная и длиннее, чем предполагалось изначально, а дело в том, что по пути к своему конечному пункту автобус заезжал практически в каждую деревню.
     Лариса Георгиевна, устроившись у окна, сладко дремала после бессонной ночи, но каждый раз просыпалась, когда автобус съезжал с трассы на грунтовую дорогу, а Мария, наоборот, не сомкнув ни разу глаз, прибывала вся в возбуждённом состоянии.
     На предпоследнем завороте автобус подъехал к нужной для наших женщин деревне, название не принципиально, остановившись в самом её начале, где Лариса Георгиевна и Мария благополучно сошли. Дом же их стоял как раз на другом конце деревни, куда они и направили свои стопы, держась ближе к обочине и подальше от изрытой ямами дороги.
     Шли, как и положено, медленно: тяжёлый чемодан, хоть и на колёсиках, но по такой грунтовке не очень-то и облегчал движение, Лариса Георгиевна с костылём, тоже, знаете ли, не разгонишься, вот так и ковыляли они в своих туфельках, созерцая местный ландшафт, восклицая на каждом передыхе, – «какая красота, а дышится-то как легко!»
     Постепенно наловчившись шагать по неровной просёлочной дороге и преодолев почти половину пути, они вдруг, независимо друг от друга, обратили внимание на то, что дорога, как вначале, так и в данной точке их продвижения оставалась совсем безлюдной. Должно было бы им испугаться, но они не испугались, а всё ж таки холодок по спинке пробежал, дав толчок нехорошему предчувствию. Это ж надо, но ведь им, за всё время движения, так никто навстречу и не повстречался, а также никто их ни разу не обогнал. Как-то пустынно было вокруг, как в фильмах про апокалипсис. Деревня словно вымерла или на то была другая причина? Испугались видать насельники чего-то да по домам все попрятались, а теперь и нос наружу не кажут, а может быть всё гораздо проще, просто в своём хозяйстве «зарылись по самые уши» и пашут, пашут, и пашут, и то правильно, не могут же все колдовать.
-    Где народ? – не выдержав гнетущей обстановки, у Марии непроизвольно вырвался вопрос, только не совсем понятно к кому, - ты тоже обратила на это внимание или только я? – теперь определённо обращение предназначалось маме, так как кроме неё никого рядом больше не было.
-    Некогда мне по сторонам смотреть, мне бы не оступиться на такой дороге, ведь мои три ноги, это не то, что две твоих, тут того и гляди на рытвину налетишь, растянешься во всю свою длину и придётся тогда нести меня на руках, а вот на кого эта обязанность возложится и кто её будет выполнять я ума не приложу.
     На их счастье, до слуха ихнего донёсся, знакомый из детства, звук работающего трактора, - «дыр-дыр-дыр», - и чем дольше они прислушивались, тем громче он звучал. Они не ошиблись, их действительно догонял трактор, но не тот трактор, который всплывает в нашем обычном понимании, а самая, что ни на есть, настоящая самоделка, правда без кабины, но зато с небольшим кузовом.
     За рулём сидел парень лет тридцати пяти – сорока, в прогрессивной спецовке, демисезонной куртке нараспашку и вьющимися тёмными локонами из-под кепки фасона пятидесятых годов прошлого века.
     Притормозив возле городских гостей, парень великодушно предложил их подвести. Радости женщин не было предела, их даже не испугал жёсткий дощатый настил кузова, а просто потому, что выбирать не приходилось, да и ехать-то осталось совсем ничего, так что женщины однозначно решили потерпеть.
-    Я уже издалека заметил, что к нам гости пожаловали, - стараясь перекричать урчание мотора, парень завёл разговор, - раньше, что-то я вас в нашей деревне не замечал. К кому в гости пожаловали?
-    А мы вовсе и не в гости, мы к себе домой приехали, - поддержала разговор Мария, - наша изба предпоследняя по этой улице, слева по ходу движения.
-    Это та изба, где крыша железом покрыта и ставни на окнах заколочены?
-    Про крышу, честно говоря, не помню, а что касаемо ставень, то сама лично заколачивала.
-    Выходит, что мы с вами соседи, - парень оглянулся с широкой улыбкой на лице, - мой дом, следующий за вашим. Вот нежданно-негаданная встреча. Дом у вас добротный, я, всякий раз проходя мимо него, сокрушался думая, что жаль, если бесхозным останется и сгниёт в прах, там делов-то всего ничего - пару венцов снизу заменить да малость по мелочи подшаманить и можно жить не тужить в своё удовольствие.
     Так за разговором и дорога в два раза короче. Трактор притормозил прямо напротив калитки. Спрыгнув с кузова, Мария в первую очередь помогла маме и когда та уверено, если так можно сказать, дошла до калитки, обратилась к молодому человеку.
-    Спасибо вам, соседушка, за помощь.
-    Меня Иваном зовут, а отчество - Мефодьевич, - парень смотрел на девушку с нескрываемым деревенским лукавством.
     Сначала Мария решила, что ослышалась и это повергло её в состояние некоторого лёгкого оцепенения, ну просто потому, что никак не ожидала услышать именно такое имя, какое угодно другое, но только не это. – «Так не может быть, это какое-то наваждение, или всё-таки, - успокаивала она себя, - случайное совпадение?» - Теперь она смотрела на Ивана уже другими глазами, и ей на минуточку показалось, что молодой человек, с Ленинским прищуром в глазах, заметил её перемену и в этот самый момент, в ожидании ответа, с интересом изучал образ новоявленной соседки. Пауза, довольно неприлично, затягивалась и надо было срочно, включив какие-нибудь внутренние резервы, выходить из щекотливой ситуации.
-    Спасибо вам, Иван…
-    В нашей деревне, - он как будто ждал этого момента, чтобы сразу и окончательно исключить ненавистную ему форму обращения, - не говорю за остальные поселения, но у нас это точно не принято обращаться к землякам на «вы», вот по имени и отчеству можно, по отчеству также практикуется, а то и просто по имени, а вот иного обращения туточки практиковать не можно. Раскрою маленький секрет этого феномена: у нас все друг друга знают, мы как одна большая семья, - и улыбнувшись добавил, - ты уж извини меня за такую прямоту, но деревня есть деревня и у неё свои укоренившиеся устои, – Иван поднял указательный палец вверх, - патриархальные, знаете ли.
-    Хорошо, я принимаю здешний образ взаимоотношений и заметь, я не сказала ваш образ, надеюсь твой монастырский устав останется непоколебимым. А теперь я закончу свою фразу, которую вы…, ой, то есть ты не позволил мне договорить: твоя помощь, о которой я тебя благодарила, подоспела как нельзя вовремя, - Мария, словно сбросив с себя оковы забвения, встряхнула головой, - также я имею обязательство раскрыть для тебя имя новой соседки, - её зовут Мария, то бишь меня, а та женщина, возле крыльца, как ты, наверное, уже догадался – моя мама, Лариса Георгиевна.
-    Ну, что же, был очень рад познакомиться с тобою и с мамой твоей, - и тут же философски заметил, надвинув кепку на лоб, - женщина в дом – очаг оживает.
-    Извините меня, Иван, но я хотела, раз уж судьба так распорядилась, и ты так удачно попался нам под руку, да ещё и соседом оказался, попросить тебя ещё кое о чём… - Мария замялась в нерешительности, как и положено женщине.
-    Проси, не стесняйся.
-    Не поможешь ли ты отодрать доски от окон? Я-то, в принципе, понимаю, как это делается, но боюсь в нашем доме не найдётся специального инструмента для этого. Нет, теоретически он где-то завалялся в каком-нибудь дальнем и тёмном углу, но, чтобы его отыскать, а наскоро явно не получится, на это потребуется время, которого у нас в обрез, потому что ещё пару часов и начнёт смеркаться.
-    Да я и сам хотел предложить, да вот как-то застеснялся задать вопрос.
-    Будем считать, что эта мысль пришла к нам одновременно.
-    Ты и мама твоя заходите покамест в дом, а я только аппарат под навес застолблю, возьму гвоздодёр и сразу к вам.
-    Я рада, что наше новое знакомство состоялось в позитивном ключе, - Мария протянула руку для пожатия и Иван охотно принял предложение, протянув свою руку в ответ, - надо же, мы ещё не разошлись, а я уже вся в ожидании.
-    Напоследок ещё кое о чём спрошу и тут же побегу, - голос у Ивана, после рукопожатия, стал вдруг чуточку тише и как-то мягче.
-    Я слушаю.
-    Твоя мама, вот там на крыльце, что-то всё высматривает вокруг себя, никак забыла куда ключ от дома схоронила?
-    Как это ты, Иван, успеваешь и со мной разговаривать и за другими присматривать? – Мария хотела было оглянуться, да передумала, она знала почему, только боялась себе в этом признаться, - мама ключ не теряла, так как знает, что он у меня, вот здесь в сумочке.
-    Тогда это меняет дело, - теперь Иван замялся, как будто почувствовал себя не в своей тарелке, - я только это и хотел уточнить, поэтому и задержался, чтобы потом, значит, два раза за инструментом не бегать.
     Мария, как в замедленной съёмке, медленно развернулась, плавно открыла калитку и мелкими шажками дошла до крыльца, а Иван, проводив взглядом соседку, быстро вскочил на трактор и… тихой сапой покатил к своей усадьбе. Он давил на педаль акселератора, а тракторишко, как будто надсмехаясь над ним, продолжал двигаться с той же малой крейсерской скоростью. Иван даже запсиховал, что не случалось с ним вот уже довольно долго, а шальная мысль, вдруг посетившая его голову, которую он тут же и отшил, посоветовала ему слезть с трактора и помочь своему железному коню подтолкнуть его сзади.
     Большой старинный амбарный замок, висевший на входной двери, поддался легко и без скрежета, как будто его в течении всего этого времени кто-то, втихаря от хозяев, периодически смазывал, а вот дверь оправдала себя, разом застонав всеми своими шарнирами. Миновав холодные сени, женщины зашли в не менее прохладное помещение, проверили наличие электричества и пока ставни были закрыты включили большой свет.
     Деревенское хозяйство…, это вам не городская квартира, почивать на цивилизационных лаврах уюта и комфорта тут не приходится, а следует, не откладывая в долгий ящик, засучив рукава, приступить к бытовым обязанностям: растопить печку, проверить есть ли газ в болоне, сходить на колонку за водой, а если нет колонки или она не работает, то тогда воспользоваться колодцем, наколоть дров, избавить посуду от вековой пыли, да и просто прибраться в доме.
     Работа, что и следовало ожидать, закипела, в основном у Марии, но и Лариса Георгиевна, отдать ей должное, энтузиазмом не обделённая, не подкачала и помогала как могла, в результате чего, буквально через короткое время, благодаря двум парам нежных женских ручек, внутреннее помещение дома преобразилось и возникла потребность в воде, чтобы довести внутреннее убранство до некоторого совершенства. Сорокалитровый бидон и приспособление для его транспортировки отыскали там же в сенях. Не успела Мария сделать и пару шагов от крыльца, как увидела входящего в палисадник Ивана с гвоздодёром в одной руке, пятилитровой бутылью в другой и с электрочайником за пазухой.
-    Вот вам не много воды и чайник, можете, пока суть да дело, чай вскипятить, - Иван просто-таки всучил Марии бутыль и электрочайник, а из широкого кармана куртки достал баночку с мёдом, - вы там начинайте потихоньку со сладкого, а я покудова с окнами разберусь да воды принесу, - и, прежде чем приступить к делу, картинно кашлянув в кулак, добавил, - я более чем уверен, что сахар вы с собой не привезли и правильно сделали, потому что он, в простом употреблении, вреден, а мёд наоборот и как раз вам с чаем присластиться.
     Лихо орудуя гвоздодёром, Иван в момент отодрал горбыль от окон, загнул гвозди, чтобы ненароком не напоролся кто-нибудь и аккуратно сложил его за поленницу дров, отворил ставни, а после стремглав слётал на колонку, а по возвращению бидон с водой оставил там же в сенях, где его до этого нашли.
     Когда же Иван зашёл в горницу, чтобы доложить о выполнении, возложенного самим на себя, задания и одновременно осведомиться о положении дел у старых-новых хозяев, то был не мало удивлён, как за такое короткое время может преобразиться обстановка.
-    Печка не дымит…? – как бы мимоходом, но совсем непраздный вопрос задал Иван, а также  никакого рисованного любопытства, а с самым, что ни на есть прямым умыслом, так как в своём доме, стоящим на земле всё пляшет от печки, и благо, если печь топит исправно, то и жить в доме будет спокойно и надёжно, - да у вас уже и чай на столе…, не плохо быт налаживается.
-    Прошу к столу, - с надеждой в голосе предложила Мария, - составьте женскому коллективу компанию, - и тут же с сожалением поправилась, - пока что, кроме пустого чая, но зато крепкого и с вашим мёдом, мы ничего предложить не можем, так как не обзавелись ещё всем необходимым для стола, но уж поверьте не пройдёт и часа, как мы исправим это маленькое недоразумение и тогда уже отметим наше знакомство присовокупив его к новоселью по-настоящему.
-    Я бы с удовольствием…, - отвечал Иван, блуждая взглядом то в окно, то в пол, а тут вдруг на Ларисе Георгиевне остановится, но при этом ни разу в его поле зрения не попала Мария, - но у меня подсобное хозяйство, там…, - он показал большим пальцем за спину, - на плечах моих, и оно требует внимания, не желая при этом слушать никаких отговорок, - наконец-то он решился поднять на неё глаза, и, надо же такому случиться, но голос его тут же оживился, никак увидел в её ясных глазах чего-то такое, что заставило его сердце биться чуть-чуть учащённей, - давайте сделаем таким образом – вы здесь пока втягивайтесь в процесс, а если что понадобится, то магазин – «хозпродмаг» в центре деревни, мы его, если вы заметили, как раз проезжали, а я после вечерней дойки сразу к вам на новоселье и наведаюсь.
-    А что, большая у вас ферма? – наконец сорвалось с языка Ларисы Георгиевны, а ведь он, её язык, так чесался, так чесался в последние полчаса, что спасу не было.
-    У меня нет фермы, только подсобное хозяйство, - прокричал Иван уже в сенях, - вечером расскажу.
     Лариса Георгиевна продолжала хлопотать по дому, что было в её силах, а Мария в магазин через половину деревни и причём прошагала она туда и сюда аж два раза, так как за один раз унести всё, что было записано на листочке, даже в двух руках, не получилось. О такого силового марафона Мария, с непривычки, жутко притомилась, а поэтому решила опробовать приглянувшийся ей старинный диванчик, стоящий за печкой в дальнем углу напротив центральных окон, оставив Ларису Георгиевну одну разбираться с проблемой вечернего стола, с которой та, в коем веке почувствовав себя особо незаменимой, справилась блестяще.
     Разоспавшись в тепле, Мария и не помышляла просыпаться, напрочь забыв о том, где находится, а о праздничном ужине и подавно, если бы не бдительная мама, настойчиво толкавшая её в плечо, приговаривая, - «вставай лежебока, хватит щёки давить, уже вечер на дворе, скоро гости пожалуют, не удобно будет, когда вдруг застанут тебя спящую».
-    Никогда так сладко не спалось, - Мария потянулась, разводя руки в стороны, - и долго я продремала?
-    Смеркается уже.
-    Боже ж мой! А я-то думала, как Штирлиц, всего каких-нибудь двадцать минут… – откинув плед Мария подскочила на диване, - какая же я всё-таки негодница, оставила тебя один на один с кухней, а ты тоже хороша, не могла меня разбудить пораньше, говори давай, чем я могу тебе ещё помочь, я всё быстро сделаю.   
-    Мусор вынеси, - Лариса Георгиевна показала на два чёрных мешка стоявших у входной двери, - я просто не в курсе, как тут у них с вывозом.
-    И я пока не вкуриваю, - не добрым взглядом Мария сверлила мешки, мысленно пытаясь разрешить проблему, - давай пока не будем суетиться, а когда придёт Иван, то у него и спросим, и ещё, совсем забыла тебя просветить, отчество у нашего соседушки – Мефодьевич, смотри, не запутайся впопыхах, - сунув ноги в тапки, Мария вышла в центр комнаты и ахнула, увидев накрытый стол, - как ты смогла это всё одна и за такое короткое время?
-    Вспомнила жизнь деревенскую, вот и пригодилось.
-    Ну ты прям…
-    Вместо того, чтобы дифирамбы мне тут всякие напевать, поспешила бы ты к рукомойничку, да личико своё помятое ополоснула, а там глядишь и волосы в порядок приведёшь, а то, не ровен час, зайдёт кто, а ты как пугало огородное.
     А времени, действительно, осталось совсем ничего, только и успела Мария, по совету своей мамы, ополоснуть лицо из рукомойника, висевшего возле входной двери, под которым стояло большое цинковое ведро для сбора воды, да наспех прибрать волосы на макушке, как заметила в окне мелькнувший силуэт вечернего гостя, и пришлось ей встречать Ивана как есть – натурально, без макияжа, укладки и всему тому подобному.
     «Ну и пусть видит меня в естественном образе, зато потом будет узнавать при встрече» - завершила Мария свою мысль стоя возле стола.
     В дверь тихонько постучали и хозяйки, все как на иголках от ожидания, в один голос прокричали, - «входите, открыто».
     Иван зашёл с корзиной в руках, но без верхней одежды и ботинок, которые оставил в сенях.
-    Ещё раз здравствуйте, - оглядевшись вокруг себя и не найдя тапочек, он проследовал по плетёным матерчатым дорожкам к столу прямо в носках, - вот…, я тут захватил на ваше новоселье всего понемножку.
     Из корзины, как из волшебного горшочка изобилия, вынимались всякие деревенские вкусности: сала шмат, ну это как положено, копчёный свиной окорок молодого поросёнка, куль с картошкой, два десятка яиц, масло жёлтое-прежёлтое, сыр в большую дырочку, малость солёных огурчиков с помидорчиками и литр варенья из крыжовника.
-    Боже мой, Иван Мефодьевич, куда же ты нам столько…, - всплеснула руками Лариса Георгиевна, - нам с Машей и во век всё это не употребить, вот если только на откорм себя пустить.
-   Это только кажется, что много, - Иван отставил корзину в сторону и присел на табурет, - поверьте мне, на земле, да на свежем воздухе такой аппетит просыпается, что диву даёшься. Поживёте здесь, сами увидите, а потом ещё не раз слова мои вспомните, а на счёт откорма скажу так, что при деревенской движухе переживания ваши очень даже напрасны.
-    Посмотрим, посмотрим, - продолжала поддерживать диалог Лариса Георгиевна, - а потом, чего уж там, у нас это не задержится, так и скажем как есть.
-    А вы надолго к нам? – при этом он смотрел на маму и ей, как она рассудила, пришлось отвечать.
-    Недельку погостим.
-    Всего недельку, - с огорчением отметил Иван, - ведь это же так мало, можно сказать, что совсем ничего.
-    Важно отметить, - вступила в разговор Мария, - а может быть и пояснить, что мы сюда не насовсем приехали, просто в какой-то момент захотелось сменить городскую суету на деревенскую умиротворённость. И потом, - она поймала взгляд Ивана на себе, - неделя не такой уж и маленький срок, за который может произойти всякое, иногда даже жизнь переворачивается наизнанку.
-    Машенька у меня философ, - Лариса Георгиевна решила, что пора бы уже и приступить, собственно, к самому ужину, а поэтому взяв в руки бутылку вина и приготовленный для неё старый, совсем простой в исполнении, советский, но всегда надёжный штопор, она по-простому всё это протянула Ивану, - разговоры…, они завсегда хороши, только вот кушать чего-то жутко захотелось. Я вас попрошу, Иван Мефодьевич, на правах мужчины, откройте эту бутылочку вина Крымского разлива. Мы здесь вроде как по-походному, бокалов не имеем, так что пить будем по-нашему, по-деревенски из гранёных стаканов.
-    Лариса Георгиевна, вы как-то всё официально в мою сторону, а меня это несколько напрягает, давайте уж без этой фамильярности и по-простому…, как в вашей, а значит и в нашей деревне принято, - Иван подмигнул Марии, - обращение старших к младшим по имени.
     А далее, единственный мужчина, никак не имеющий права в отказе женскому коллективу, ловко вскрыл бутылку и разлил вино по стаканам, наполнив их до середины.
-    По праву старшего или старшей, - Лариса Георгиевна по забывчивости или от нахлынувших чувств даже сподобилась было встать, но испытав знакомую боль сразу же одумалась, отказавшись от этой идеи, - если позволите, то я уж сидя скажу первый тост, потому что первый тост, как и положено, должен быть к столу произнесённым, а там уж как пойдёт. Давайте выпьем за наш удачный приезд, что все живы и здоровы, что автобус не подкачал и никто в пути не пострадал, за особо удачное знакомство с нашим соседом Иваном Мефодьевичем, за наш дом, терпеливо ждавший и дождавшийся своих нерадивых хозяев, за нашу деревню в которой, к нашей радости, оказывается ещё теплится жизнь и за нашу родную землю, которая даёт нам всё и ничего не требует взамен.
     Все дружно выпили: женщины по половинке от налитого, Иван же до дна, а после стали дружно закусывать, не комплексуя и ухаживая каждый сам за собой. Утолив первичный голод все, как это у нас всегда и происходит, почувствовали неудержимую потребность в беседе, и она не заставила себя ждать, начавшись не спеша и без натяга, в не громких тонах и приятная во всех отношениях, ну в общем, как и принято на Руси.
-    Между прочим, нам кто-то обещал рассказать про своё подсобное хозяйство, а мы, - Лариса Георгиевна отхлебнула из стакана, - испытываем ну просто непреодолимое желание узнать про это самое хозяйство и если соизволите, то как можно поподробнее. Правда Машенька? – и дочка, еле заметным кивком головы, подтвердила слова своей матери.
-    Рассказать можно, почему бы и не рассказать, просто не знаю с чего начать.
-    А вы начните с глубокого вдоха и мощного выдоха, и я вас уверяю, что дальше пойдёт легче.
     Иван улыбнулся на предложение Ларисы Георгиевны, но всё же выполнил совет, правда не столь ярко и артистично, но факт зафиксировал.
-    Хозяйство, как хозяйство ничем не отличается от другого такого же в нашей деревне. У кого-то есть хозяйство и побольше, как ни странно это прозвучит, да, поверьте мне есть у нас и такие, а у иных поменьше, но вот совсем без хозяйства в деревне нельзя никак, потому что банально не выживешь, - Иван взял бутылку и долил всем в стаканы, не забыв при этом и себя, - держу курей, забавные они, знаете ли, создания: всегда, когда захожу в курятник, меня встречает Петя – главный по курятнику, чтобы значит заценить повод моего вторжения, предугадать зачем и с чем я пришёл: водички ли я принёс, может за яичками заявился, а то ли хавчик принёс, - по выражению лиц слушавших Иван предположил, что определение – хавчик по-видимому не легло на ум и тут же поправился, - хавчик – это корм для несушек. Так вот, после моих объяснений с Петей и курицы, получив распоряжения от вожака, ведут себя соответственно поступившему приказу, а эти яички, как вы уже поняли, из того самого курятника и прибыли. Петя благословил их к нашему праздничному столу. Поросят откармливаю, которых сам и развожу. С ними полегче, чем с курями, без всяких там разговоров и антимоний, только чтоб еды побольше да сушняк бы не замучил, и ещё, по правде сказать, чистоту предпочитают, что есть, то есть. Пару бурёнок имею, Звёздочка и Зорька, держу для продажи молочка, вот к ним только индивидуальный подход, потому что эти воображули очень знают себе цену от того и планку никогда не опускают, ласку любят и всегда чувствуют с каким настроением ты зашёл на дойку. Если хочешь, чтобы молоко было вкусным, то оставь за дверью негатив всяк сюда входящий. Козочки есть, вот где обжоры я вам скажу, ну просто троглодиты какие-то, так от них молоко только для сыра и масла. Их у меня не так уж и много, всего пару десятков. Об огороде, само-собой, не забываю, а как же без него, но он в большей степени для кормов, на продажу в основном картошка, ну и трошки для себя, сад у меня шикарный и в нём есть всё чего только душа сибиряка пожелает.
-    А виноград есть? сейчас в наших широтах модно стало виноград выращивать.
-    От чего же и виноград есть, очень приличные сорта, в сладости ничем не уступают южным, а некоторые даже превосходят. Я вас обязательно угощю своим вином, как из винограда, так и из черноплодки, это лучшее, что можно получить из нашего местного плодового разнообразия.
-    Куда же ты такой урожай деваешь? - иронично заметила Лариса Георгиевна, - пусть даже и большая семья, то всё равно съесть всё это невозможно, замораживать смысла нет, только и остаётся предположить, что урожай свой на базар вывозишь на продажу, оправдывая таким образом затраты.
-    Вы правы только в том, что я вывожу, но только не на рынок, а в детский дом. Отдаю всё без остатка, потому что на семью мне оставлять ничего не нужно, так как в холостяках покамест прибываю.
-    Опля, конфуз какой, но ты уж меня прости, ведь я ни сном ни духом…, - Лариса Георгиевна по запарке даже чуть не перекрестилась, но не забыла при этом, превозмогая неудобства больной ноги, слегка лягнуть сидящую рядом дочку, - никогда бы не подумала, что у такого…, во всех отношениях…, а что, красавицы в округе перевелись?
-    Все красавицы давно поразъехались, богатых женихов ищут.
-    Ну и как – получается?
-    А вы у дочери своей спросите, я уверен, она в этой теме лучше нас разбирается.
-    А я не знаю с какой стороны мне заходить, чтобы задать ей этот вопрос?
-    Вы, Лариса Георгиевна, сначала задайте вопрос своей дочери, а она уж решит с какой стороны ей ответ держать.
-    Машенька, не будет к столу это сказано, но позволь мне потом задать тебе этот вопрос?
-    Не понятно мне причём тут стол? Ну да ладно уж... Вообще-то ты, мама, правильно рассудила, и я тоже считаю, что так будет лучше для всех, а то выложу чего-нибудь такого-эдакого интересного, а всем враз и понравится, заслушаются, а потом ведь на смерть вопросами забросают, что и не отбиться мне во век. 
-    Вот такая она, нет, не ты Маша, а наша деревня, и для меня все эти проблемы очень даже знакомы и вот смотрю я на них смотрю и удивление меня не отпускает, прямо как в детстве и ничего со временем не меняется, - со вздохом проговорила Лариса Георгиевна, - так же сознаюсь, что в детские дома мы ничего не вывозили, для этого у нас существовала кооперация, а вот для Маши, я так думаю, будет интересно обо всём этом услышать, а может быть и познакомиться поближе, - мама прервалась и выжидающе посмотрела на дочку, но дочка даже бровью не повела, - а вот скажи Иван Мефодьевич, а чем досуг свой заполняешь?
-    Пчёлами увлекаюсь, правда ульев у меня всего ничего, но мне хватает, и ещё, как я ранее уже говорил, детский дом не забываю, землякам вот моим тоже достаётся, я им так же не продаю, а просто раздаю, на вроде лекарства. Но самое моё главное увлечение – это кони, - при этих словах Иван оживился и как-то воспрял, а глаза его загорелись каким-то особым светом, - у меня их четвёрка, - Карамелька, Барыня, жеребёнок Аргамак и конь-красавец Шы. Об этих…, даже не поворачивается язык назвать их животными, только как о членах семьи, так вот про них я могу рассказывать часами. Кабардинская порода, наидревнейшая на Кавказе, уникальнейшее создание, приспособленное к суровым условиям жизни в горах, единственная порода, которую не нужно подковывать.
-    Позвольте мне…, - погружённая в деревенскую тему и вдохновлённая рассказом, Лариса Георгиевна не замечала, да и не могла заметить, как у неё тоже загорелись глаза, – я вас в некотором роде перебью, - кличка Аргамак, лично для меня, ещё как-то на слуху, а вот с отцом Аргамака не всё так прозрачно.
-    Вам не понятно имя – Шы?
-    Всё правильно, но не только имя коня, а также откуда эта чудесная порода появилось в наших глухих совсем не горных сибирских краях?
-    А давайте выпьем за нас, - вот так, в разрез темы, или как у нас говорят – с бухты-барахты, предложил Иван, - и чтобы всё в нашей жизни было хорошо и даже замечательно, - он поднял стакан и женщины, повинуясь желанию тостующего, даже не успев, не то чтобы ему воспротивиться, но и помыслить о чём-то другом, выпили, но каждый по своей индивидуальной дозе: кто-то пригубил, а кто-то на глоток решился, а то и на пару.
-    И всё же я позволю вернуться к своему вопросу, - вежливо, но настойчиво требовала Лариса Георгиевна, что соответствовало её характеру, - что это за загадочное имя – Шы и, опять же, каким образом в нашей, забытой Богом, деревне появилась эта порода? Извините меня, дорогой мой Иван Мефодьевич, уж позволь мне так тебя называть, но пока я не получу ответ на свой вопрос я от тебя не отстану. Вот уж такая я старомодная и въедливая женщина.
     Иван даже закусывать не стал, словно враз потерял аппетит, взгляд его посуровел, а губы плотно прижались в тонкую линию. Без переводчика было понятно, что эта тема для него не та о которой он хотел бы говорить, видать тяжким грузом давили на него какие-то прошлые воспоминания, задевая за живое.
-    Мама! – поспешила на выручку Мария, - что ты прицепилась к человеку со своими дурацкими вопросами, у тебя что других тем нет, спроси лучше про клёв в местной речке и про рыбные места не забудь осведомиться.
-    Никто не задавал мне таких вопросов, вы первые, кто застал меня врасплох. Дайте мне собраться с мыслями и не торопите, - Иван вновь разлил вино по стаканам, - давайте выпьем… молча и не чокаясь, а потом я закушу вашими вкусностями, пока мои мысли соберутся воедино и выстроятся по ранжиру, то есть правильно, - все снова выпили, как и просил Иван, молча и в этом же состоянии закусили, - те, недалёкие события, - продолжил Иван, - когда я вспоминаю о них, сжимают моё сердце до размеров грецкого ореха от чего боль в нём становится крайне невыносима, но вам я расскажу, не знаю почему, но расскажу. Кто его знает, то ли вино взыграло в голове моей, а может расположили вы себя ко мне каким-то особым образом, или накипело в душе моей, да и наружу просится. Не хочу анализировать, а просто начну свой рассказ. И так, сначала про имя: на языке адыгабзэ слова конь и друг звучат одинаково – Шы. Об этом мне поведал мой брат – адыг, мы вместе в одном окопе с самого начала войны на Украине службу тянули. Там на войне в редкие минуты отдыха всегда вспоминается дом, родня и близкие тебе люди. Я, в отличие от него, не словоохотлив, а он, как раз наоборот, восполнял этот пробел бесконечными рассказами про свою малую родину, про то, какая там уникальная природа, про красоту гор и долин, водопадов и рек, про добрых и чутких людей и конечно же про его любимых лошадей, от которых он был просто без ума. Вот бы кого нам послушать он бы многое рассказал про этих уникальных коняшках. Мы, сидя в блиндаже возле раскрасневшейся буржуйки мечтали, что после окончания войны, когда последний нацист отправится к своему идолу – Бандере, поедем к нему домой в его горное селение, где он познакомит меня с его большой семьёй и не отпустит меня до тех пор, пока я не найду там невесту для себя и не пущу корни, так как на моей малой родине, к тому времени, никого из моих родственников уже не осталось. На что я ему отвечал, тыкая казённой частью «калаша» в его колено, что обзаведись я семьёй, то и держать меня возле себя смысла никакого нет, потому что никуда от своей новой родни я не уеду, да и у жены, я надеюсь, руки будут крепкие. Нам было весело, и мы смеялись, от чего становилось легче коротать выпавшее на отдых время. Но случилось то, что случилось и в одном из боёв, это было под Соледаром, я наступил на противопехотную мину, есть такая под названием «лепесток», и это было конечно случайностью. Взрывом мне оторвало нижнюю часть ноги вместе с коленом и если бы не мой брат, который вовремя наложил мне кровоостанавливающий турникет, остановив тем самым кровотечение, а потом на своих руках вынес меня из-под огня, рискуя самому нарваться на пулю снайпера, то не сидел бы я здесь с вами и не пили бы мы это вкусное, как вы говорите Лариса Георгиевна, вино крымского разлива.
     Иван замолчал, а женщины, затаив дыхание, терпеливо ждали продолжения, не решаясь даже своим вздохом его потревожить.
-    В госпитале меня быстро подлатали, но думать о дальнейшей службе, о той на которой я хотел бы остаться до конца войны, можно было поставить крест, а значит вернуться в строй – мне не судьба. Буду неправ если совру, что мне не предлагали, после восстановления, альтернативную службу. Предлагали, и ещё какие заманчивые, но мысли мои уже были там в горах Кабардино-Балкарии, где мы с моим братом мечтали, что займёмся коневодством, потому что я, как рождённый в деревне и проживший в ней всю свою сознательную жизнь, уже был заражён этой идеей и не мыслил себя в другом деле. В Донецком республиканском протезно-ортопедическом центре мне сделали протез и научили ходить, золотые руки у этих людей и добрые, чуткие сердца, безмерно им благодарен и поклон им до самой земли. Всего лишь нет ноги, тем более только половины, экая проблема, да если по большому счёту, то и не проблема эта вовсе, а можно сказать - мелкое недоразумение. Руки на месте, голова на месте, а в добавок ещё и полторы ноги, живи и радуйся. Вот я весь такой радостный в радужных мыслях и мечтах возвратился в свою часть, чтобы с братом своим обсудить наши дальнейшие действия перед моим увольнением. Приехать-то я приехал, да только… - голова легла на подставленную ладонь, а взгляд застыл на недопитом стакане, и только через пару минут Иван смог продолжить, - брата моего… - говорил Иван с трудом из-за возникающих раз за разом спазмов в горле, - брата моего буквально перед самым моим приездом накрыла бандеровская мина. Ребята знали о моём приезде и поэтому не отправляли его на родину, решив, что я, на правах его близкого друга и брата, обязан передать погибшего сына его родителям.
     Иван развернулся всем телом к Ларисе Георгиевне и тихо задал вопрос.
-    Я вас спрошу, так, на всякий случай, хотя заранее предполагаю ответ, - у вас в хате не завалялась случаем гитара?
-    К сожалению, гитары, как и других музыкальных инструментов у нас сейчас нет, да и в прошлом никогда не было. У нас в роду на предмет музыки не срослось, бесталанные мы оказались в этом отношении.
-    Жаль, с гитарой было бы поинтересней, но ничего не попишешь придётся спеть так. Песня эта, которую написал Высоцкий Владимир Семёнович, для меня и моего названного брата, была близка по духу и пели мы её всегда, когда, возвратясь с задания, пили чай в землянке и грызли сушки, размягчая их в крепком кипятке.
     Иван провёл рукой по своим вьющимся волосам, как бы смахивая некий покров, и затянул песню тихо и неспеша, но по мере её продолжения голос его усиливался, а внутренняя мощь возрастала.

Почему всё не так? Вроде - всё как всегда:
Тоже небо – опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода…
Только - он не вернулся их боя.
Тот же лес, тот же воздух и та же вода…
Только – он не вернулся из боя.

Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас –
Когда он не вернулся из боя.
Мне не стало хватать его только сейчас –
Когда он не вернулся из боя.

Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал, -
А вчера не вернулся из боя.
Он мне спать не давал, он с восходом вставал, -
А вчера не вернулся из боя.

То, что пусто теперь, - не про то разговор;
Вдруг заметил я – нас было двое…
Для меня - будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.
Для меня – будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.

Нынче вырвалась, словно из плена, весна, -
По ошибке окликнул его я:
«Друг, оставь покурить!» - а в ответ - тишина…
Он вчера не вернулся из боя.
«Друг оставь покурить!» - а в ответ – тишина…
Он вчера не вернулся из боя.

Наши мёртвые нас не оставят в беде,
Наши павшие - как часовые…
Отражается небо в лесу, как в воде, -
И деревья стоят голубые.
Отражается небо в лесу, как в воде, -
И деревья стоят голубые.

Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло – для обоих.
Всё теперь - одному, - только кажется мне –
Это я не вернулся из боя.
Всё теперь – одному, - только кажется мне –
Это я не вернулся из боя.

-    Пророческая песенка оказалась для меня, - как не крепился Иван, а накатившую скупую слезу пришлось-таки смахнуть и рассказ продолжить, - иногда, возвращаясь мыслями в то недавнее прошлое, спрашиваю себя, не пой мы тогда эту проклятую песню, то может быть и судьба повернулась бы к нам по-другому. Проявлю по отношению к вам честность и скажу, - я не находил ответа на этот вопрос тогда, тем более сейчас не смогу на него ответить, и никто в целом мире не ответит. Теперь же, в смысле тогда, передо мной встала куда более важная, ответственная и одновременно тяжелейшая до невозможности задача – отвести моего брата домой и найти хоть какие-нибудь слова утешения родителям, одновременно сознавая о том, что последнее невыполнимо от слова - совсем. Скажу, как на духу, - понимание исполнения моего долга никак не облегчает тяжесть самого исполнения. Сколько раз я ходил на задание, сколько раз жизнь моя висела на волоске, но никогда я не испытывал такого напряжения, как физического, так и психологического, как в тот момент, когда мне предстояло отдать последний долг моему брату, не представляя при этом, как я буду смотреть его отцу и матери в глаза, ведь я, хоть и с половиной ноги, но живой, а их сын никогда уже не прижмётся к материнской груди, а она не утешит, укладывая натруженной, жёсткой, но остающейся всегда нежной и ласковой рукой его непослушные локоны, и не обнимет он отца своего, не пожурит младшего брата и не дёрнет за косичку сестрёнку. От мыслей этих ноги мои и в том числе та, что наполовину железная становились ватными и дрожь подгибала их, когда я думал о предстоящей для меня миссии. Весь путь от линии соприкосновения и до его родового поместья прошёл для меня как в тумане. Встречали нас, меня и моего брата, всем аулом, сопровождая машину до самого дома, женщины тихо плакали, убелённые сединами аксакалы украдкой смахивали накатившую слезу, а перед воротами уже ждали родители его в национальной одежде. Очнулся я лишь тогда, когда услышал плачь его матери, очень негромкий, но душераздирающий, и ещё беззвучное рыдание отца я тоже услышал. Похороны прошли в этот же день, а вечером за большим столом у меня состоялся долгий разговор с его отцом. В комнате никого кроме нас, а на столе ничего, кроме миски с козьим сыром да двух чарок на пару с глиняным кувшином вина. После некоторого раздумья он спросил меня о том, каким был его сын, там на «передке», как долг свой воинский исполнял и не был ли трусом. Он объяснял это тем, чтобы знать в каком облике сына его примет Аллах и не случится ли такое, что муки раскаяния его Души за свой жизненный путь перед собой и перед лицом предков будут мучить его веки вечные. Хотите правду, ответил я ему, так слушайте - мне в такой ситуации, в которой я здесь оказался, по моему собственному желанию, язык не повернётся сказать что-то другое кроме правды, потому что там… быстро отбивают охоту врать. И поведал я всю правду о его сыне, а в конце сказал – «Гордитесь своим сыном, также, как и я горжусь им, и только об одном жалею, что в ту роковую минуту не держал его за руку и не закрыл ему глаза, провожая в последний путь.» – «Слушая тебя, - говорил он тихо, но слова его набатом отзывались в моей душе, - я не слышу в твоём голосе фальши, я гляжу в твои глаза, а ты не отводишь их в сторону. Мой сын много писал о тебе и вашей дружбе и вот что я хочу тебе сказать: у тебя, там в Сибири, никого не осталось, а у меня Всевышний призвал к себе моего старшего сына, но забрав одного он дал мне другого и поэтому я хочу, чтобы ты остался в моём доме. Я стану тебе отцом, а моя жена будет тебе матерью, и вся моя остальная семья будет любить тебя и почитать как своего родного. Вначале разговора я умолчал о том, что в письмах с фронта мне сообщалось о том, что у меня будет новый сын, чему я был нескончаемо рад и поверь, мы примем тебя в нашу семью с благодарностью к Всевышнему и никогда не оставим тебя. Сейчас не отвечай, подумай до утра, ведь утро вечера мудренее и какое бы решение ты не принял я пойму тебя и приму его как должное.» - «Незачем ждать до утра, - не тушуясь и не кривя душой ответил я, - у меня достаточно было времени по пути к вам, чтобы всё обмозговать, и я благодарен вам, что всё, о чём говорил мне мой брат в отношении вашей семьи, подтвердилось. А ответ мой будет таков: я поеду домой и вернусь в свою деревню, ведь там стоит мой дом, там похоронены мои предки и я уверен, как бы не было трудно, родная земля-матушка поможет.» – Вздохнул старый аксакал и сказал. - «Я подразумевал такой ответ и поэтому был готов к нему, также знал, что ты с моим сыном мечтали заняться коневодством, а посему я решил подарить тебе его любимого жеребца, а также двух кобыл для разведения племенного хозяйства. Всю доставку я беру на себя, для тебя же напишу некое пособие по племенному разведению, а все остальные возникающие в процессе детали мы будем дорабатывать по телефону.» - Отказаться от такого в некотором смысле ультиматума и в такой не простой момент, я не смог, даже если бы и захотел, а я, повинюсь как на исповеди, не хотел отказываться, потому что рассуждал так, - если не получается осуществить нашу мечту в полной мере, то постараться исполнить её хотя бы в какой-то части. Надеюсь, наблюдая за мной сверху, мой брат одобрит мои действия и порадуется за меня, а я в ответ постараюсь не ударить в грязь лицом.
     За столом воцарилась некоторая тишина. Мария не знала, что в таких случаях следует говорить, а Лариса Георгиевна, наоборот, не могла говорить, едва успевая утирать, текущие по щекам, слёзы.
     За окном пискляво забрехала собачонка и видимо ей в ответ другая собака отозвалась грубым рычаньем.
-    Лариса Георгиевна, а ничего если я открою форточку, - не дожидаясь ответа Иван встал, - уж больно сильно вы печку раскочегарили и как будете спать в такой жаре?
-    Ито правда, перестарались мы чуток, а если форточку, то открой вон в том дальнем окне, чтобы мне на сквозняке не оказаться.
     Для того чтобы свежий воздух принёс приятные ощущения, Ивану пришлось повозиться с присохшей к общей раме форточкой.
-    Я как чувствовала, что без проблем не откроется, - одарив дочку важным взглядом, Лариса Георгиевна снова перешла на диалог с Иваном, - спасибо тебе, Иван Мефодьевич, а оглядываясь назад даже и не представляю, что бы мы без тебя делали.
     Только присел Иван на свой табурет, как за окном послышались звуки местной гармоники, а женские голоса вытягивали знакомую песню.
-    Никак в нашей деревне дискотека намечается? – с явным недоумением поинтересовалась Мария, что для остальных, сидящих за столом, стало приятной неожиданностью, в том смысле, что долгое её молчание неожиданным образом прервалось, - вы слышите, ведь там самый настоящий гармонист. Боже мой, я была уверена, что в таких глухих деревнях как наша никаких гармонистов и в помине уже не может быть. Для кого здесь играть если молодёжи нет и клуб до сих пор не построен, разве только нескольким бабулям доставить мимолётную радость, напомнив им о безвозвратно ушедшей молодости.
-    Ишь, какого мнения ты о нашей, то есть о своей деревне, - ответствовал Иван, - молодёжи мало, это верно, и всё же она есть и, я открою тебе страшную тайну, молодёжь прибывает, не так быстро, как хотелось бы, но и мы не торопимся, главное гармонист в наличии, а к нему и народ подтянется. Наш девиз – с песней по жизни шагать веселее, а то, что ты слышала за окном, так это не на дискотеку женщины пошли, а наоборот по домам расходятся наши труженицы.
-    А что так рано? - Мария посмотрела на часы, - время-то совсем детское.
-    Для вас, городских, время детское, а для них завтра дойка в пять утра начинается.
-    Жёсткие законы бизнеса?
-    Это для вас городских существуют законы какого-то там бизнеса, а в деревне таких слов не знают, для них прежде всего их приземлённое дело, а подъём с первыми петухами для крестьянина необходимая обыденность и залог успеха на выживание. Как у нас в народе говорят – кто рано встаёт, тому Бог даёт. Сейчас жизнь в деревне совсем другая, не такая как при бывших колхозах и совхозах, когда коллективным хозяйством занимаются все скопом, где всё вокруг колхозное, а значит всё вокруг моё, а в итоге ничьё. Сейчас, с одной стороны, вроде бы и проще: командиров нет и сам себе хозяин, а как копнёшь поглубже, так в пору за голову хвататься, не зная с какого краю лопату затачивать. Правильная поговорка бытует в нашей стране – как потопаешь или поработаешь, так и полопаешь и деревенский люд, без всякой там воспитательной работы, прекрасно это понимает, изначально зарубают себе на носу и терпят поначалу, а потом уж и привыкают, а после без этого жить не могут. Да чего тут далеко ходить, можно с умным выражением лица рассуждать и бесконечно спорить, как говорил Жванецкий, - «о вкусе устриц и кокосовых орехах до хрипоты, до драки с теми, кто их ел». Так вот и мы не будем рассуждать и спорить о быте нашем благословенном, а посмотрим всё это своими зоркими глазками, пощупаем собственными измозоленными ручками, вдохнём всем своим натруженным сомельевским обонянием, обострим, так сказать, видение процесса изнутри, а заодно и время потратим с пользой. Это, между прочим, я к тебе обращаюсь – молчаливая ты наша Маша. Как ты к такому предложению?
-    Я не вполне понимаю в происходящем вокруг меня процессе, что-то туго в последнее время соображать стала. Вот как вышла из автобуса, ступила ногами на землю обетованную, так сразу какая-то перезагрузка во всём моём теле произошла, да так осознанно, что аж до мурашек по всему телу, но предложение твоё вроде бы заманчивое, - Мария допивая свой стакан посмотрела на маму с непонятным для Ларисы Георгиевны вопросом, - а теперь, собственно, к сути твоего предложения - в чём она, суть эта?
-    Суть эта проста и гениальна, как всё простое и гениальное: сейчас я пойду домой, а ты заводишь будильник на пол пятого утра, после звонка встаёшь, но только после него а не перед, приводишь себя в Божеский вид, одежда походная, по сезону, наскоро но плотно завтракаешь, а там уже и я тихонько, чтоб не разбудить твою маму, стучусь к вам в дверь – три коротких стука один длинный, а если у тебя хватит духу, то можешь выйти во двор встречать меня под звёздным небесным ковром если погода соблаговолит.
-    Ты уверен, что я встану так рано и смогу отличить короткий стук от длинного?
-    Не получится самой встать, - голос мамы не оставлял никаких иллюзий и было понятно на чьей она стороне, - я тебе помогу, чем только смогу.
-    Скажи Иван, а не завалялось ли у тебя где-нибудь в чулане или на чердаке пара не нужных тебе удочек?
-    Хочешь маму на промысел снарядить?
-    И промысел нам в доход, и чтоб детство вспомнила, и чтобы отдых полной чашей, и чтобы воспоминаний хотя бы на полгода, а опекунства в этот срок опять же поменьше, - Мария склонила голову на бок, подняла как можно выше свои брови и одарила маму американской улыбкой, - всё для неё, и чтобы по полной программе, ведь мне потом с ней в одной квартире сосуществовать.
-    Если не найду у себя, то одолжу у односельчан, - Иван подмигнул Марии, - вам, Лариса Георгиевна может быть места показать хлебные, или вы сами методом тыка определитесь?
-   Отговорила роща золотая и промысел мой только в воспоминаниях остался, - мама погрозила пальчиком дочери, - лучше я здесь по хозяйству озабочусь, больше пользы будет.
-    Ну вот мы всё и обговорили, а теперь…, спасибо вам за тёплый приём, - вставая, Иван скосился на форточку, - придётся вам эту ночь спать с открытой фрамугой, благо в это время ни комаров, ни мух уже нет, также благодарен я вам за ваш прекрасный стол и ваше приятное во всех отношениях общество. А теперь мне пора.
-    Я тебя провожу, - встрепенулась Мария.
-    Проводи, почему бы и не проводить, я не против.
     После жаркого, в прямом смысле, ужина вечерний лёгкий морозец был освежающей отдушиной, что было несомненно в облегчение, а воздух пьянил своей чистотой. Они дошли до калитки, не проронив ни слова.
-    Вечера нынче холодные, глубокая осень, как-никак, – Иван осторожно, оценивая при этом реакцию, снял с острого навершия штакетины девичью руку, на которую та опиралась и заключил её в своей широкой ладони, - вот, и рука у тебя уже успела остыть. Между прочим, у нас зима рано наступает, не ровен час, к утру снег может выпасть. Почему перчатки не прихватила, забыла, что ли?
     Восходящая луна незримой рукой забелила лицо Ивана так, что он стал похож, особенно на фоне чёрного леса, на гипсовую фигуру времён раннего социализма, которыми были напичканы практически все парки культуры и отдыха в нашей стране. Было в этом что-то мистическое и немного будоражащее воображение для впечатлительного человека, но Мария, заметив этот феномен, восприняла сие явление правильно, как и подобает истинной атеистке.
-    Ничего, я потерплю, поди за пару минут не озябну, - и глядя в карие глаза Ивана тихо произнесла – спасибо тебе.
-    Спасибо…, мне…, а за что?
-    Я сама знаю за что, просто спасибо и всё.
-    Это вам спасибо за то, что приветили горемыку-отшельника и организовали такой чудесный семейный праздник, вам в новинку, а нам в радость, ведь не каждый день в нашу тьму-таракань приезжают люди из будущего. Ты знаешь, я бы с удовольствием постоял с тобой да поболтал ещё пару часов о превратностях судьбы и сложности бытия, но, к сожалению, холодает быстрее, чем я предполагаю, а ты даже куртку не накинула, так что беги домой пока не околела совсем.
-    Да, побегу, пожалуй, а то, не ровен час, простуду можно подцепить и тогда все наши планы насмарку, - Мария по-доброму улыбнулась.
     Иван взглядом проводил девушку до двери, а затем бодро зашагал в сторону своего дома улыбаясь чему-то на ходу.
     Возвратившись в хату Мария снова застала свою маму за хлопотами возле стола и причём с таким радостным выражением на лице и лихим задором, что удивлена была немало, ведь такое прежде за ней замечалось крайне редко.
-    Мамулечка, родненькая, остановись мгновенье, дай мне хоть посуду помыть, - но её претензия на помощь пролетела мимо маминых ушей и она, как ни в чём не бывало продолжала хлопотать, и пришлось Марии не только повторить своё предложение, повысив при этом голос до громкого, но и занять место возле таза со сложенной в него посудой, - иди уже отдыхай, ты и так сделала сегодня больше чем могла.
-    Нет, - категорически возразила Лариса Георгиевна, - с посудой закончу я сама, раз уж начала, а ты после снесёшь эти два таза с водой на задний двор, выльешь их под забор и там же оставишь только не забудь перевернуть, чтоб стекли основательно. А теперича лучше не мешай мне, - она легонько отпихнула дочку, - если хочешь сделать что-нибудь полезное, то завари-ка лучше кофе, очень тебя прошу, после такого сытного ужина так кофе захотелось, что аж ладошки зудят и смотри там, чтоб покрепче был. Сделай, доченька, как ты это умеешь.
     Спорить с матерью это себе дороже, рассуждала Мария, да и зачем рубить инициативу на корню, просто пошла, взяла турку и как обычно бросила туда пару чайных ложек самолично молотого кофе, а после залила водой и никаких там секретных добавок, всё просто до безобразия, после чего всё это поставила на чугунную печную плиту, чтобы кофеёк наш заваривался почти как по-турецки.
     Они расположились рядом: Мария на облюбованном ею диване, а Лариса Георгиевна на, стоящей рядом вдоль стенки под прямым углом, одноместной железной кровати с панцирной сеткой. В образованном между ними углу поставили табуретку, исполняющую роль кофейного столика, на которой и расположили свои чашечки.
-    Машуня, - Лариса Георгиевна достала из кармана халата пару шоколадных конфет, одну из которых протянула дочери, - скажи, как ты себя чувствуешь?
-    Опа…, мамулечка, ну и заходик, надо сказать, с твоей стороны, - Мария не была расположена на сладкое, отодвинув свою долю к маминой чашке, - вообще-то нормально, а в чём, собственно говоря, дело?
-    Просто ты сегодня сама не своя, давно я тебя в таком настроении не видела, да что там давно – вообще никогда не видела.   
-   Ты, после копчёной буженины очень предвзято на меня смотришь. Мне кажется я сегодня такая же, как и всегда.
-   Такая, да не такая, - Лариса Георгиевна, не будучи гордой, приступила ко второй, отвергнутой дочерью, конфетке, видать вкусные оказались, - мне-то со стороны виднее, уж поверь.
-    Не пойму что-то я тебя, ты можешь более внятно пояснить, а не говорить загадками?
-    Видать и вправду, как ты говорила, перезагрузка в тебе произошла, а может быть и две: одна тогда, когда ты ступила на землю предков, а другая, когда ты познакомилась с Иваном.
-    Ах, вот оно что!
-    Да-да, я об этом самом и говорю.
-    Полно тебе, какая может быть зависимость между Иваном и моим настроением.
-    Прямая, доченька, как есть прямая, - Лариса Георгиевна подсела поближе и перешла на полушёпот, мельком поглядывая на приоткрытую форточку, - я обратила внимание, а на это не обратить внимания было нельзя, твоё лицо в этот вечер имело всего два цвета – белый и красный. Белый покрывал тебя тогда, когда ты смотрела на Ивана, а красный наоборот, когда Иван смотрел на тебя.
-    У тебя в глазах черти отплясывали на сковороде после такой жары, которую ты тут устроила.
-    Ни чертей в глазах, ни галлюцинации перед глазами у меня не наблюдалось, но я тебе ещё самого главного не сказала, - мама с важным видом хлебнула из чашки, - за весь вечер ни одно твоё плечо так и не дёрнулось ни разу.
-    Да-а-а…!? А ведь и вправду…, - Мария поочерёдно пошевелила плечами, - я даже и думать о них забыла. Странно всё это, и от чего бы?
-    Действительно, а от чего бы это? – Лариса Георгиевна с особой громкостью отхлебнула из чашки и тут же затянула песню.

     Что так сердце, что так сердце растревожено,
     Словно ветром тронуло струну?
     О любви не мало песен сложено,
     Я спою тебе, спою ещё одну.
 
     Мария откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза и подхватила песню.

     По дорожкам, где не раз бродили оба мы,
     Я пройду, мечтая и любя.
     Даже солнце светит по-особому
     С той минуты, (в этом месте они изменили текст под себя) как увидела тебя.
    
     Все преграды я смогу пройти без робости,
     В спор вступлю с невзгодою любой.
     Укажи мне только лишь на глобусе
     Место скорого свидания с тобой.

     Через горы я пройду дорогой смелою,
     Поднимусь на крыльях в синеву
     И отныне всё, что я не сделаю,
     Светлым именем твоим я назову.

     Посажу я на земле сады весенние,
     Зашумят они по всей стране.
     А когда придёт пора цветения,
     Пусть они тебе расскажут обо мне.

     Пару минут они сидели без движения в полном молчании, думая, с большей вероятностью, каждый о своём.
-    Господи, как же здесь хорошо! – практически не шевеля губами поделилась Лариса Георгиевна, - эх, замереть бы на годика полтора, а там уж и…
-    Чего остановилась, договаривай уже.
-    Не боись помирать не собираюсь, мне ещё внуков охота понянчить.
-    Опять ты за своё! – от возмущения у Марии даже дёрнулось плечо, - между прочим, дорогая моя мамулечка, если ты ещё помнишь, то вообще-то у меня есть молодой человек, любимый мною молодой человек, с которым я надеюсь связать свою дальнейшую жизнь.
-    Вот именно, что до сих пор он для тебя только молодой человек и ты всё ещё на что-то надеешься. Сколько ещё лет он будет ходить у тебя в ухажёрах? Даже слепая не может не замечать, что тебе пудрят мозги и не обижайся, но он просто тебя использует. Пора бы уже этому молодому человеку определиться на конкретно поставленный тобою вопрос, ведь время, дорогая моя, для нас – женщин, оно ведь неумолимо и безжалостно, не успеешь оглянуться и как в басне, - «зима катит в глаза». Где он сейчас околачивается, почему не рядом с тобой, что это у вас за такие высокие отношения?
-    Мама, очень тебя прошу не включай снова свою пилу «Дружба», не порти такой приятный вечер, а то, не дай Боже, разругаемся в хлам и придётся тебе тогда одной домой возвращаться, - Мария бросила взгляд на часы, - ох ты! время-то уже совсем позднее, давай-ка заканчивать чаёвничать, мне завтра вставать ни свет-ни заря, так что по койкам.
-    Ты ложись, а мне кофею добавь, всё равно сон в руку не идёт, посижу помечтаю да попланирую о ближайшем будущем, а вдруг как расслаблюсь и смогу заснуть.
-    В твоём возрасте кофе на ночь вредно, а в таком количестве просто опасно.
-    Раз ты настаиваешь, то я возражать не буду. Кто свет выключает? – и через пару секунд добавила сквозь зевоту, - а заодно и чашки поставь на стол я их завтра ополосну.
     Сладкое тихое похрапывание Мария услышала уже через пару минут, а вот ей самой пришлось поворочаться на непривычно жёстком диване, да ещё и мысли всякие на одну и туже тему никак не давали сердцу выровнить давление в организме. Прошло уже более получаса, а в глаза как будто спички вставили, отчего его величество псих всё больше и больше заползал к ней в душу. – «А может быть мне прочитать Отче Наш, - выскочила или заскочила откуда-то шальная мысль, - прочитать-то я бы прочитала, не проблема, да вот только текста не знаю. Нет, если наверняка знала бы что усну, то тогда… Боже мой, совсем голова поехала и причём тут Отче Наш, просто надо взять себя в руки, расслабиться, успокоиться и… досчитать хотя бы до ста, а действительно, где этот мой единственный и неповторимый ухажёр, и очень мне интересно, у какого сейчас плеча щёку греет?» - Она не заметила, как и сама провалилась в сон. Казалось, прошло не более пятнадцати минут, как неожиданно и ненавистно заверещал будильник, возвращая Марию из сновиденческих грёз к реальной жизни. Она сразу же открыла глаза, но резких движений делать не стала, озаботившись тем, чтобы ненароком не разбудить маму. Тут вдруг Мария осознала, что на кнопку стоп она не нажимала, звонок будильника не останавливала, да и звона его уже не слышит, и только услышав другие звуки поняла, ведь она проснулась только от того, что рядом кто-то шептал в ночи. – «А вдруг как галлюцинации начали своё зловещее представление?» -  С некоторой настороженностью подумала Мария. Странно всё это было и непонятно на первый взгляд, но прислушавшись узнала она голос матери, который до этого почему-то не сразу смогла распознать. Мама, лёжа на спине, держала над собой иконку и в полголоса, но отчаянно читала молитву. Став невольным слушателем Мария боясь сделать хоть малейшее движение на скрипучем диване дослушала весь комплекс молитв до конца, а потом, ожидая пока мама заснёт, сама, незаметно для себя, снова задремала, прошептав про себя, - «вот тебе и Отче Наш, во всей своей красе».
     Во второй раз за ночь услышала Мария треньканье будильника на своём смартфоне. На сей раз он звонил реально, а поэтому, недолго думая, быстрым движением она пропихнула его под подушку и там уже не торопясь, нащупав нужную кнопку, отключила звуковой сигнал.
     Мама лежала в той же позе в какой её застала Мария посреди ночи, только без иконки над головой и без страстного нашёптывания. Встать же без скрипа было невозможно, но Мария приложила максимум усилий, чтобы минимизировать производимый при этом шум, и, к её радости, мама не проснулась или делала вид, что крепко спала.
     «Плотный завтрак, - вспомнила Мария, освещая себе фонариком смартфона, чтобы не зажигать общий свет, - ну какой в этой обстановке плотный завтрак, у меня ещё вчерашний ужин не переварился, возьму с собой пару бутербродов, так, на всякий случай.» - Она посмотрела на часы, а, между прочим, стрелки показывали половина шестого. – «Как же я так, - запричитала она про себя, - как же я так опростоволосилась, ведь он там уже как полчаса…»
     На ходу подвязывая вокруг шеи накинутый на голову Павлово-Посадский платок в больших розах, Мария, пулей сбегая с крыльца, чуть не сбила с ног Ивана, не заметив в предрассветном сумраке его тёмный силуэт.
-    Куда же ты так разогналась с утра пораньше? – поймав Марию в объятья, Иван тут же поспешил её охолонить, - нельзя так спешить в тёмное время суток, не ровён час запнуться обо что-нибудь или наткнуться, не дай Бог, на что-нибудь.
-    Я…, я боялась опоздать – уткнувшись в широкую грудь Ивана, и сбивчиво объясняясь она унюхала лёгкий запах солярки, шедший от его фуфайки, - то есть я уже опоздала и очень боялась тебя подвести, ведь там коровки ждут, которые ждать никак не могут и не должны.
-    Понимаю тебя, - Иван улыбнулся во всю ширь своего рта, но было довольно темно и Мария этого не увидела, - то, что о бедных животинах переживаешь, это хорошо, но спешу тебя успокоить, мои коровки доятся вовремя, да и пара десятков минут большой роли для них не играют, здесь главное успеть всё закончить до прихода пастуха.
-    А что, разве у вас до сих пор выпасы существуют?
-    Существуют, конечно существуют. Мы стараемся поддерживать их и тянем до глубокой осени пока есть хоть капелька зелёной травы.
-    Зачем так долго?
-    Животные должны двигаться, тогда их молоко будет хорошим, а мясо вкусным. Давай мне свою котомку, а сама держись за мою руку, чтобы в темноте ненароком не оступиться, а коровник здесь недалеко, дойдём быстро.
     Они шли по большаку, казавшийся в сумерках ещё чернее чем обычно, а вдоль него, в метрах пятидесяти с каждой стороны, такой же тёмный смешанный лес и никого вокруг. От такой панорамы Марии становилось немножечко жутковато, и она невольно всё плотнее прижималась к руке Ивана.
-     А медведи здесь есть?
-     Не бойся, они не часто сюда заходят, только когда сильно голодные.
-     А как узнать голодные они в данный момент или нет?
-     Нам сюда, - они свернули на едва заметную тропинку среди высокой пожухлой травы.
-    Так как же узнать про медведей?
-    Когда сожрут кого-нибудь, тогда сразу понятно, что это голод привёл косолапого в деревню.
-    Кого же медведь может сожрать в деревне?
-    Кого-кого…, кого увидит, того и пымает, а если пымает, то уж… не обессудь.
-    Ой-ёй-ёй, неужели так бывает?
-    В нашей деревне ещё и не такое бывает.
-    Что-то мне как-то не по себе от такой беспечности в твоём голосе, - а между тем её рука всё крепче сжимала локоть Ивана, - надо бы ружьё, на всякий пожарный случай, носить с собой.
-    Ружьё здесь ни к чему, они зимой спят, хотя случаются и шатуны.
-    Так сейчас совсем…, совсем ещё не зима.
     Мария окончательно почувствовала озноб во всём теле, хотя одета была тепло. Благо скорая тропинка вывела их из леса прямо на поле, где, в мерцающем свете занимающегося рассвета, чётко вырисовывался облезлый, но нигде не покосившийся «клюшечник» оставшийся бесхозным, а в последствии разграбленным после развала колхоза теми же самыми колхозниками. Сквозь прикрытую железную дверь пробивался свет, прямо говорящий о том, что внутри кто-то есть, какая-то живая душа уж это точно.
-    Смотри, Иван, там уже кто-то свет зажёг, а может быть его со вчера выключить забыли?
-    Это мои помощники уже стараются, благосостояние наше общее повышают.
     Проржавевшая дверь только для подготовленного уха мелодично железом по железу пропела и наши друзья, шагнув через порог, получили в лицо мощный поток искусственного света и запах действующего коровника.
     Прикрывшись рукой от яркого светового потока Мария увидела такую картину: слева, в стойле, наблюдалось коров приблизительно пятнадцать, в стойле же справа никого не было, а сам «клюшечник» был разделён поперёк на две половины дощатой перегородкой из соснового горбыля, а что находилось там пока было непонятно, зато в проходе между стойлами стоял, произведённый аж в 1964 году, мотоцикл «Урал» с коляской, возле которой переминался с ноги на ногу неказистый мужичок с окладистой бородой, лицом один в один с картины Врубеля – «Пан».
-    Вот хочу тебе представить теперь уже нашего «вечного деда», - Иван обнял Пана за плечи, когда они к нему подошли, - приветствую тебя Феофаныч.
     На шум из-за коров вышли две женщины в белых халатах, приблизительно бальзаковского возраста и радостно поприветствовали Ивана.
-    А это мои самые дорогие и любимые подружки-помощницы или как сейчас модно говорить – партнёры или скорее всего партнёрши. Вот наша Авдотья Никитична, - Иван указал на ту, которая была повыше и постройнее, - прошу любить и жаловать, ну и конечно же, - обратился он к той, что пониже и попышнее, - Вероника Маврикиевна, которую также попрошу любить и жаловать. Теперь же, гости дорогие, оглядитесь вокруг и всё что вы видите приведено в порядок нашими собственными руками и теперь мы ласково называем это архитектурное сооружение нашим вертепом, то бишь коровьей пещерой.   
-    Доброе утро Машенька, - Никитична с лукавым прищуром приветливо улыбалась, - на экскурсию к нам али как?
     Уж чего-чего, а таких прямых вопросов с ходу, да ещё от незнакомого человека Мария, конечно, не ожидала и подготовлена не была, а поэтому не сообразила, как сразу ответить.
-    Неужели на стажировку, опыт перенимать? – поддержала подругу Маврикиевна.
-    Не знаю, - Марии пришлось-таки отвечать, и то правда, а то подумают ещё, что глухонемая совсем и это в лучшем случае, - наверное правильнее будет сказать, что я по обмену опытом, - а потом вдруг опомнилась и спросила, - а откуда вы знаете моё имя?
-    Так ведь, душа моя, деревня здесь, - Никитична стояла подбоченясь, а приветливая улыбка никак не сходила с её лица, - у нас все как на ладони и скрыть ничего не можно.
-    Уж со вечера вся деревня щебечет о том, что видать не долго осталось нашему Ивану в бобылях-то ходить, - не удержалась Маврикиевна, - или всё же байку травит наше «сарафанное» радио?
-    Всё, девушки-красавицы, - Иван поспешил остановить своих раздухарившихся подружек, - ваша летучка закончилась, а если бидоны с молоком подготовлены, то поторопимся грузить их в коляску, чтобы не задерживать Феофаныча, ведь ему после «молоканки» ещё коров собирать по деревне.
     По воле командующего приятная беседа, так толком и не начавшись, оборвалась на самом взлёте и все вынужденно, с некоторым разочарованием, вернулись к своим обычным делам без суеты и толчеи, продолжив нести свой крестьянский крест как единый отлаженный механизм. Иван на пару с Никитичной, она всё-таки покрупнее будет, да и ростом поближе к нему, подтаскивали сорокалитровые бидоны к мотоциклу, а затем опять же Иван, но только уже с дедом расставляли бидоны в коляске, у которой верх был срезан по-особому, а борта наварены так, что входило как раз три бидона, исключив при движении их возможное опрокидывание. Маврикиевна же, видать по своему личному заданию, хлопотала возле бурёнок и больше не появлялась.          
     Приятно было Марии наблюдать за работой этих тружеников, с простыми и такими светлыми лицами. Наблюдать-то она наблюдала и всё бы было хорошо, как вдруг почувствовала она, как её ладонь приподнимаясь скользит, хотя она стояла на месте, по чему-то тёплому и бархатистому, как будто плюшевую игрушку подложили под ладошку, да ещё и двигали ею. Мария глянула вниз, и теперь уже конкретно холодная струйка побежала по её позвоночнику. Рядом стоял огромный пёс, а на его голове, которая была, наверное, раза в два больше, чем у ней, лежала её рука. Боясь не то, чтобы пошевелиться, но даже вздохнуть, не говоря уж о том, чтобы подать голос во спасение, Мария ждала, когда хоть кто-нибудь да обернётся в её сторону.
-    А-а-а…, вот и Шарик пришёл, - наконец-то Иван обратил внимание на Марию, стоявшую с широко открытыми глазами, в которых застыл смертельный ужас, - извини, совсем забыл тебе представить нашего главного пастуха. Шарик познакомься это наша гостья из технологичного будущего, зовут её Мария, она хорошая и теперь ты обязан охранять её также надёжно, как и нас.
-    Шарик!? – скосив глаза вниз, процедила Мария сквозь зубы, - это Шарик?
-    Шарик, - Иван должным образом оценил состояние Марии, - ну конечно Шарик, кто скажет, что это Мурка, пусть первый бросит камень в Шарикову мамашу. Не бойся его, он только с виду большой, лохматый и с огромными клыками, а внутри предобрейший пёс, который тебя, я так примечаю, уже полюбил, видишь голову свою подставил, чтобы ты его приласкала, - Иван погрозил Шарику пальцем, - твои забеги в ширину меня не волнуют, сознавайся где плутал негодный пёс, чего в лесу вынюхивал и почему, по твоей милости, мы все должны тебя ждать? Стыдно мне, товарищ Шарик, за тебя, перед народом нашим стыдно, себя позоришь и меня за собой тянешь. Уйди с глаз моих.
     Но умный Шарик, правильно уловив тон хозяина, только отвернулся от него и для видимости, опустив голову вместе с хвостом, задумался, но, видимо прикинув что к чему, тут же поднял свою морду и глядя Марии прямо в лицо своими умными собачьими глазами давал понять ей, что ищет в ней поддержку, а поэтому, опять же, не пространственно намекая, стал тереться носом об её куртку, словно выпрашивал для себя вкусняшку из кармана, для закрепления так сказать их дружбы.
-    Шарик, милый мой Шарик, - страх прошёл словно его и не бывало, спина как-то не заметно просохла и Мария, присев на корточки, уже почёсывала его, утопив свои руки в густой собачьей шерсти за ушами, - да если б я знала, что встречу такого славного мальчика, то неужели бы я с пустыми руками…, да обязательно чего-нибудь прихватила.
     И тут, на радость четвероногому пастуху, Мария вспомнила про свои бутерброды. Оглядевшись вокруг себя, она увидела знакомый сидорок, оставленный Иваном на свободной поилке. Спешно протянула она первый бутерброд и Шарик, проявив собачий интерес, подошёл, обнюхал подарок, а потом отвернул морду в сторону хозяина.
-    Можно, - спокойно, но с нескрываемым недовольством, произнёс Иван.
     Два бутерброда исчезли в пасти Шарика так мгновенно, как будто это вовсе и не булки с ветчиной, размером с рабочую брезентовую рукавицу, а какая-то случайно залетевшая мушка.
     Под шумок кормёжки Шарика никем не замеченный уехал Феофаныч, оставив после себя только сизую завесу дыма из угарного газа и недогоревшего масла, женщины же оставались покамест при коровах, чтобы, дождавшись положенного времени, выпустить их в общее стадо на выпас.
-    Я совсем забыла тебя спросить, - Мария освободилась от четвероногого теперь уже её друга, - а которые здесь твои Звёздочка и Зорька?
-    Так вот же они мои упитанные красавицы, неужели не догадалась, стоят по ранжиру первые от нас: та, что тёмно-рыжая с белым пятном на лбу – это Звёздочка, а за ней чёрная как смоль – это Зорька.
-    Я ещё плохо разбираюсь в парнокопытных породах крупного рогатого скота, чтобы с ходу определять их принадлежность к тому или иному хозяину.
-    Пошли, - Иван махнул рукой на выход, а когда они вышли из коровника закрыл ворота, остававшиеся открытыми после отъезда Феофаныча, - нам туда.
-    К поросятам?
-    К поросятам рано, они ещё спят, им же на выпас торопиться нет необходимости.
-    А они далеко от сюда?
-    Совсем рядом, они на другой половине коровника за перегородкой столоваются.
-    Кто же их покормит, когда они проснуться, если мы уйдём?
-    Вот видишь, как быстро ты втягиваешься в процесс, уже говоришь – «мы». Не переживай, я попросил моих помощниц подменить меня в это утро, а корм заранее ещё вчера подвёз.
-    Скажи Иван, я заранее извиняюсь, может быть за нескромный вопрос…
-    Маша…, - с лёгким упрёком в голосе перебил девушку Иван, - пожалуйста, давай без этих заумных итальянских подходов. Не стесняй себя, раскрепостись, говори проще и конкретно, как у нас в деревне принято.
-    Будь по-твоему, но не обессудь на будущее, - новый, довольно жёсткий, оттенок в общении с Иваном прозвучал в голосе Марии, - вопрос же мой касается собачки по кличке Шарик и о нём я хотела спросить. Тебе его там же на Кавказе вместе с конями подарили?
-    Ну ты даёшь, что же тут нескромного? – Иван мотнул головой, - нет, у Шарика своя и совсем другая история, но не менее необычная, чем у моих лошадок. Значит дело было так: вышел я как-то поутру на большак и как ты сама догадываешься по важным своим делам. Петухи к этому времени свою перекличку уже закончили и в избах кое-где сельчане даже свет позажигали. В целом вроде бы и рассвело, но приглядевшись понимаешь, что не так уж и шибко, более того можно сказать, что даже и не очень-то шибко, как хотелось бы для нормального восприятия окружающей обстановки, а если коротко, то сумрачный рассвет встречал меня в этот день. И вот иду я, значит, думки про своё великое кумекаю и вдруг вижу по чёрной дороге как будто катится что-то серое или лучше сказать дымчатое, что на чёрном дорожном полотне очень даже хорошо видно, такое небольшое по размеру, примерно с футбольный мяч. И тут, на тебе, нестыковочка в моей голове от этого видения происходит, - думаю, как же этот колобок, перекати поле, может передвигаться если туман ровным ковром стелется на дорогу, и никто его не разгоняет? Ветра нет, полный штиль, расстояние до объекта приличное, видимость, как я уже говорил, хуже некуда, пришлось приглядываться и надо же – узрел я, представляешь, зверя узрел, то есть маленького зверя, а если конкретно, то детёныша, бегущего по обочине. Сознаюсь, первая мысль мне самому очень даже не понравилась, думаю, ведь этот медвежонок никак от матери отбился и сердце моё сразу к пяткам заторопилось, ведь его мамаша явно где-то поблизости, а вот с ней встречаться в это утро у меня желания совсем не возникало и в планы тоже не вписывалось. Размышляю я тут в своей растерянности, размышляю, а детёныш тем временем прямо на меня вот так и бежит никуда не сворачивая, никак за мамку свою принял. Мне бы крикнуть, чтоб спугнуть, да вот во рту враз пересохло и языком не пошевелить, я уж, грешным делом, с жизнью скоренько попрощался, пожалел только, что завещание не успел составить. Но видимо Бог меня в этот раз пощадил и трагедию от меня отвёл, потому что и не медвежонок это был вовсе, а щенок, обыкновенный собачий щенок, вероятно выброшенный на произвол судьбы бывшими хозяевами за ненадобностью или по каким-то другим причинам не знаю, и до которых я, естественно, докапываться не стал, а просто забрал щенка к себе. Я его ещё тогда на дороге Шариком обозвал, ну а потом решил, что пусть так и останется. Кто же знал, что из обыкновенной дворняги он в последствии в такого коня вырастет, да ещё и пастушьими навыками будет одарён.
     А между тем, за своими разговорами они не замечали, что тот самый Шарик, про которого шёл рассказ, втихаря брёл за ними, держа некоторую дистанцию поодаль.   
-    Надо же, уже совсем расцвело, смотри, Иван, а лес-то какой…!
-    Где, какой такой лес?
-    Красивый и не просто красивый, а прямо-таки сказочный. Смотри же, как в лучах красной зари играют тёмным изумрудом сосны и ёлки, а между ними золотом облитые берёзы стоят. Эх, краски бы мне да холст и писать научиться, вот тогда бы я разгулялась на таких сюжетах, а там кто его знает и с Левитаном потягалась бы. Ну глянь же скорее, неужели тебя это не впечатляет?
-    Это для тебя он сказочный, а для меня он – просто лес, справа лес и слева тоже лес.
-    Ты не прав, такая красота только раз в году осенью бывает.
-    У нас, Маша, каждый день только раз в году бывает и каждый день что-то новое преподносит. Придёшь, бывало, на речку искупнуться, снимешь бельишко, да на приметную осинку, как обычно, повесить соберёшься, глядь, а осинки той и в помине нет, один только пенёк с остро заточенным навершием и остался, а сама она, осиночка моя приметная, рядышком лежит бобрами вся обглоданная и всё это, представь себе, за одну ночь. Ну как, убедительный пример я для тебя привёл?
-    Довольно-таки убедительно, но всё же...
-    Пойдём, нам надо поторопиться, уже совсем светло, а мне конюшню открывать.
-    А разве твоя конюшня под замком?
-    Нет, это образное выражение, просто спозаранку дети приходят на конюшню и мне как-то не ловко будет отсутствовать во время их прихода, ещё подумают не весть что, а самое худшее то, что я проспал, а этого я себе позволить никак не могу. Я же не Шарик, с которого, как с гуся вода, - услышав своё имя пёс машинально навострил уши.
     Дорога вела их обратно к дому, но не доходя примерно метров пятьдесят они снова свернули на тропинку, которая и привела их к конюшне.
-    Хочу тебе кое-что сообщить…, - с некоторой издёвкой в голосе начала было Мария, указывая пальцем на открытую калитку ворот.
-    Да вижу я, сразу заметил, как только с дороги сошли и намёк твой принимается, только попрошу без этого оттенка в голосе и предупредить хочу - ты там с дитятями нашими поосторожнее, не дай Бог тебе к ним на словесный крючок попасться, ох, не позавидую я тебе тогда.
-    Ты, Ванечка, наверное, забыл, что я сама, в некотором роде, из этих мест и поверь мне за словом тоже в карман не полезу, так что с твоими дитятями, я, больше чем уверенна, общий язык найду.
     В конюшне, впрочем, как и в коровнике царила такая же неторопливая деловая обстановка. Два мальчугана лет двенадцати и девчушка примерно такого же возраста с сознанием дела копошились возле лошадей: убирали навоз, разносили свежее сено, досыпали овса, меняли воду, вычесывали щётками шкуру, а гребнями хвост и гриву от пыли и грязи, в проходе же тем временем, почуяв кусочек свободы, резвился, далеко не убегая от матери, стригунок. 
     «Дядя Ваня! Дядя Ваня!» – выбегая из денников весело закричали дети, завидев входящего Ивана с Марией.
-    Привет ребята! – Иван высоко помахал рукой, - позвольте, а как это вы раньше меня смогли здесь оказаться?
     «Мы как всегда, в одно и тоже время!» - снова перебивая друг друга хором отвечали подростки, - «мы тебя ждали, ждали, а потом посоветовались между собой и решили не ждать больше, подумали, мало ли что там у тебя…, вот и зашли».
-    Да, сознаюсь, я, грешным делом, часы дома забыл, никогда не забывал, а тут на тебе взял и забыл, - главный по конюшне неумело оправдывался, старательно пряча под рукавом наручные часы, а дети в ответ только улыбались, попеременно переводя взгляд то на Марию, то на самого дядю Ваню, - а рассвет этот негодный, - ничего не замечая продолжал Иван, - с каждым днём всё позже и позже встаёт, ну просто спасу на него нет, да и петухи наши доморощенные что-то в последнее время не в ту степь понеслись: то кукареку ихнего не дождёшься, то горлопанят наперегонки, как будто их кипятком ошпарили перед ощипом.
-    Здравствуйте ребята, давайте знакомиться, - Мария решила сгладить острый угол, переведя разговор в другое русло, - меня Марией зовут, - и протянула руку для пожатия, - а теперь вы, но только не все сразу, а по очереди.
-    Дмитрий, - пожав протянутую руку, пробасил парнишка в кепке, из-под которой торчали густые лохмы, а лицо его было обсыпано крупными конопушками.
-    А я, Максим, - представился второй парень, ростом повыше с безразличным выражением на лице и с таким же отношением к протянутой руке.
-    А я, Алёна, - и не успев закончить фразу девчушка тут же стремглав бросилась мимо Марии на выход, крича на ходу, - ура, к нам Шарик пришёл! – она кинулась к псу на шею и, прижав к себе, стала обсыпать поцелуями его довольную морду.
-    Вот, бесовское отродье! - Иван решительно двинулся вслед за Алёной, - выходной решил себе устроить, ну что же сейчас ты его получишь, сейчас я тебе в этом подмогну.
-    Шарик тут не причём и не наказывай его, - Мария преградила путь Ивану, - это я виновата в том, что он увязался за нами, потому что я ему приказала, чтобы он шёл за нами. Прошу тебя, дядя Ваня, не показывай на людях свой крутой характер, о котором и так все знают, и пусть это милое создание в такой знаменательный день побудет возле близких друзей, а коровки ваши сегодня обойдутся без него, всё равно медведи уже спят, а волки ушли на дальнюю кабанью тропу, где у них осенняя миграция началась.
-    Ладно, - смягчился Иван, и, обратясь к Шарику погрозил тому уже не пальцем, а кулаком, - повезло тебе на сей раз и благодари нашу гостью за твой выходной, который потом отработаешь в двойном размере.
     Шарик угрозу услышал и интонацию хозяина опять же прочувствовал, однако вида никакого не подал и даже усами на морде не пошевелил, так как знал, что отходчивый у него хозяин, да и дети всегда будут на его стороне, тем и пользовался. Закончив воспитательную работу с хитрым собакиным Иван полностью переключился на лошадей и первым к кому он подошёл был его любимый конь – Шы, за которым ему помогала ухаживать, по её же личной просьбе, Алёнка, любившая без ума не только увальня Шарика, но и красавца Шы.
-    Маша, заходи в денник, я познакомлю тебя с ещё одним моим другом, только захвати там в корзинке, она возле входа, пару морковок.
     Много видела Мария лошадей, как по телевизору, так и в цирке, но чтобы вот так живьём лицом к лицу, и более того, это чудо караковой масти без единого лишнего пятнышка на теле, словно отлитое из неведомого металла, можно было не только потрогать, но и погладить, а так же заглянуть в большущие, словно два чёрных сапфира, умные глаза, которые понимают всё, что бы ты не произнёс, а может быть и подумал.
     Она чуток трепетала и прибывала в нерешительности не зная, как себя вести рядом с таким могучим животным, но в двух словах Иван её успокоил, а затем взял её руку и положил на голову Шы и, надо же такому произойти, конь от чужого прикосновения даже не дёрнулся, дав Марии возможность себя погладить.
-    Теперь дай ему пару морковок, только не все сразу, а по одной, - шёпотом подсказал Иван.
     Большие нежные, мягкие, бархатные конские губы осторожно, едва касаясь, прошлись по ладони, забрав лакомство, а в благодарность Шы отвесил поклон мотнув головой пару раз сверху вниз, а в довесок ещё и слегка фыркнул. Со второй морковкой получилось так же, как и с первой, только в этот раз Мария действовала уже посмелее.
-    С каждым разом наблюдая за твоим взаимодействием с животными я не успеваю удивляться, как ты быстро находишь общий с ними язык, и на основании всего увиденного мною позволь мне предугадать твою профессиональную специальность?
-    Пожалуйста, - пожав плечами, равнодушно согласилась Мария, - сколько дать тебе попыток?
-    Мне хватит и одной.
-    Кто бы сомневался, - Мария обвела взглядом, стоявших тут же, ребят с большим вниманием в глазах, а затем дала отмашку рукой, громко скомандовав, - начинай!
-    Всё до банальности просто, - ты животновод-психолог или психолог по животным. Не осуждай меня за корявый французский, ведь я не учёный, главное смысл я высказал правильный.
-    Кто…, я!? – переспросила Мария, оторопев от такого определения и тут же, не сумев сдержаться, прыснула в кулак.
-    И ничего смешного в моём прозрении нет, и я настаиваю на своём утверждении, - ты есть психолог, изучающий поведения животных.
-    Не в бровь, товарищ Иван Мефодьевич, а прямо в глаз и возразить тут нечем, - Мария развела руки в стороны, - только одно уточнение, если позволите, - психология животных, - эта моя подпольная специальность, а для налоговой я числюсь парикмахером, как по мужским головам, так и по женским в одном лице, только одна просьба к вам, - никому об этом не говорите.
-    Так вот в чём дело…! - Иван снял кепку и обстучал её об своё колено, - то-то я смотрю они к твоим рукам прилипают, как пчёлы на сладкий рассол. У тебя, должно быть, очень чувствительные руки, они излучают лучистую энергию в инфракрасном диапазоне, и животные, я где-то об этом читал, очень хорошо её, эту энергию, чувствуют. Признаю полное поражение, а за свою самоуверенность я готов расплатиться вечерним ужином в моём доме, куда я тебя и приглашаю.
-    Я совершенно ничего не понимаю в лучистой энергии, а в инфракрасных дебрях блуждаю словно слепая в тёмном лесу, зато хорошо помню о моих юных свидетелях про которых ты по какой-то намеренной случайности забыл, а ведь они тоже, как-никак, напрямую причастны к нашему спору.
-    У свидетелей сегодня непреодолимое препятствие, они вечером заняты, им нужно будет грызть гранит науки.
-    Дядя Ваня, не переживайте, мы гранит науки днём сгрызём, - высказал идею находчивый Дмитрий и остальные дружно его поддержали.
-    Я бы и рад, дети мои, но вы ещё как-никак несовершеннолетние, а бегать по вашим родителям и замолвлять за вас словечко у меня времени нет, так что довольствуйтесь мороженным, каждому по пять штук, - и чуточку подумав добавил, - да, чего уж там мелочиться, оплачиваю вечером, после вашего возвращения из школы, целую коробку на всех. Согласны?
     «Да-а-а!» - обрадованно закричали дети.
-    Только смотрите у меня, не опоздайте сегодня на школьный автобус, а мы... заговорились туточки на приступочке, - забывшись, Иван хотел было посмотреть время на наручных часах, но вовремя опомнился и спрятал руку в карман, - а время, тем не менее, неумолимо движется как я вижу к полудню, а кони до сих пор не выгуляны. Значит так, молодая гвардия, слушай мой приказ: Димон с Максом седлают Карамельку с Барыней и на выезд, маршрут вы знаете, а мы с Алёнкой, здесь по округе на моём друге покатаемся.
     Приказ есть приказ и его никто не обсуждает: Карамельку и Барыню оседлали в момент, только здесь стоит пояснить, что уздечки у них сконструированы без привычных железных удил. Прозвучал громкий клич, - «хэя-я-я!», - ударили стремена по бокам и двойка, а за ней жеребёнок Аргамак выскочили из конюшни со скоростью шампанской пробки.
-    Садись Алёнка в седло, - Иван подсобил девочке забраться на жеребца, - сегодня ты выгуливаешь Шы, далеко не отъезжай, старайся держаться поближе к деревне, а Шарик…, - Иван с трудом отыскал глазами пса, уютно устроившегося в углу денника в ещё тёплой сенной воронке, по-видимому, оставленной жеребёнком, - так вот этот лоботряс будет лично сопровождать тебя и пусть только помыслит свернуть налево. Ты меня хорошо понял на сей раз? - он подошёл к лежащему Шарику, нагнулся к нему и, указав рукой в сторону коня, громко скомандовал, - охранять Алёнку, бегом марш! – и пёс, словно его ужалила оса, подорвался со своего места и скоренько так затрусил за наездницей, - а мы с Марией, - Иван указал рукой на выход, - к сожалению, до сих пор не осведомлён о вашем отчестве, продолжим экскурсию по нашему домашнему зверинцу.
-    Ну, теперь-то мы уже точно пойдём к поросятам?
-    Сдались тебе эти поросята, что ты на них так зациклилась, ты неравнодушна к хрюкающим и визжащим? Нет, если тебе невтерпёж или какой другой потаённый помысел, то тогда другое дело, можно и в обратку сходить.   
-    Нет, не будем возвращаться, говорят это плохая примета.
-    Тогда вперёд и только в перёд. Сейчас к моей усадьбе, срочно.
-    А что так, почему такая спешка?
-    Как почему, слышишь петух, натужным голосом, горлопанит, так это мой Петя меня зазвался, напоминает, что его девочек пора кормить. Не за себя, бедолага, глотку рвёт, за коллектив переживает. Все в этой жизни кушать хотят и животные в этом не исключение.
     Конюшня от усадьбы, как мы помним, была недалеко, можно сказать, что совсем рядом, так что разговориться по полной, развивая тему вечернего застолья, они не успели, так как уже заходили во двор и пришлось по необходимости на ходу менять тему на куриную.
     Действительно, завидев заходящего в открытый вольер курятника Ивана петух как-то сразу весь оживился, встрепенулся, нахохлился, гребешок его встал в боевую стойку и потемнел в своём цвете, затем он с важным видом стал нарезать круги вокруг хозяина, кивать головой и грубо ворчать на своём петушином, а курочки, сбившись в кучу у входа в домик, закудахтали наперебой, словно подбадривали своего вожака.
-    Маша, не в службу, а в дружбу, налей в это корыто водицы, пусть пока горлышко промочат, а я тем временем корм принесу. У меня, ты увидишь, не простой корм, а самовыращенный.
     Хозяйственная забота и вот так сразу, не зная где вода для курей и в чём её носить, осчастливила Марию на короткий промежуток времени, заставив суетиться вокруг корыта, хорошо, что у не разбитого, а Иван, тем временем, забежал в сени и тут же вышел с пластмассовым ведром, в прошлом предназначавшимся для водоэмульсионной краски, обрезанным сверху на четверть, а теперь выполняющим роль цветочного горшка, только вместо цветов в этом переносном пластмассовом мини газончике колосились проросшие стебли пшеницы.
     Радости несушкам, после обильного питья, не было предела, и зелёная ботва пошла чуть ли не в драку, и пока курочки атаковали свежую зелень в другое корыто, рядом с поилкой, Иван высыпал пакет сбалансированного комбикорма.
-    На сегодня с них хватит, - с довольным видом он потёр руки и прикрыл дверцу курятника на защёлку, - пойдём Маша в дом, посмотришь, как я живу, перекусишь малость, чайком с вареньем али с мёдом побалуешься, да и передохнуть тебе не мешало бы, ведь спозаранку на ногах ходишь, притомилась небось с непривычки?
-    От чая горячего не откажусь и от тёплого кресла тоже, а мёд у тебя действительно вкусный, я вчера его распробовала и даже аромат запомнила, только вот насчёт перекусить..., прям не знаю, как сказать, вроде ещё не голодна.
-    Не надо, не форси передо мной, ты ведь с утра ничего не ела.
-    С чего это ты так думаешь?
-    А мы не думаешь, мы знаешь. Если бы ты плотно позавтракала утром, как я тебе советовал, то не брала бы с собой бутерброды. Ну, согласись, что в этом случае прав я.
-    Соглашаюсь, в этом случае прав ты.
-    Слушай, а насчёт мёда и его запаха - неужели запомнила? Что про меня, когда я непосредственно нюхаю, то непременно отличаю, к примеру, гречишный от донника, а вот надолго запомнить запах… как-то не получается, не держится он у меня в носу.
-    Всё у тебя получается и ещё как, просто ты не так понимаешь, что значит запомнить запах.
-    Объясни тогда, как надо правильно понимать.
-    Хорошо: допустим тебе завязали глаза и поднесли плошку с мёдом…
-    И я должен определить, что это за мёд?
-    Так точно, и если ты угадал, то значит этот запах у тебя в памяти.
-    В таком случае я помню всё, что когда-либо нюхал, а нанюхал я столько, особенно по весне, что впору с Шариком соревноваться.
-    Уж извини, но я с удовольствием посмотрела бы на это состязание, - они уже заходили в просторные сени, - а вот мне по долгу службы на официальном поприще, я подчёркиваю – на официальном, приходится много запахов дегустировать, так что у меня, хочешь ты этого или нет, выработалась профессиональная зависимость, перешедшая в привычку нюхать всё. Я даже картошку, казалось бы, зачем и для какой надобности, и ту нюхаю перед едой. Иногда даже до смешного доходит – ловлю себя на том, что хожу и ко всему принюхиваюсь.
-    Во-о-о… как! – Иван не удержался и разразился смехом добродушным и заразительным, - так это в пору не мне надо с Шариком соревноваться, а как раз тебе, вот вам обоим и карты в руки, а я полюбуюсь.
     Одноэтажный бревенчатый дом с четырёхскатной крышей, в котором жил Иван, снаружи казался не очень большим, хотя внутри был довольно-таки просторный и с удобной планировкой. По выходу из сеней попадаешь в небольшую прихожую, где слева через открытую арку вход на кухню, справа же дверь в уборную, прямо перед собой, получается, что в центре дома, выложена отопительная печь, справа от печки дверь в комнату, а во вторую комнату вход через кухню.
-    Куртку можешь повесить здесь, - Иван указал на вешалку, слева от двери, если смотреть изнутри, - обстановка не сложная, думаю легко в ней разберёшься, а я пока на кухню, прикину на себя кухонный фартучек, да по хозяйству похлопочу.
     Мария, сама от себя не ожидая, с удовольствием и не скрываемым любопытством обследовала внутреннее помещение. Оказалось, что в дом заведён водопровод, а с помощью бойлера можно помыть руки тёплой водой, в туалете всё как в городской квартире, только вместо ванной душевая кабина, на довольно-таки просторной кухне встроен угловой гарнитур с индукционной поверхностью под которой вмонтирована электрическая духовка, тут же имелась нержавеющая мойка, также с холодной и горячей водой, и ещё, приметила она, разведённые по всему дому трубы водяного отопления, по всей видимости работающие от электрокотла, и уверенность эта основывалась не на пустом месте, а имела под собой реальное обоснование – газовая труба в дом не заходила и это она запомнила чётко, а если же предположить, что она всё-таки наличествовала, то и этого не могло быть, просто потому что центральную магистраль в деревню ещё не проводили. Не дошло ещё до этих глухих мест распоряжение президента о газификации и, честно говоря, вряд ли когда-нибудь дойдёт. Кому она интересна, Богом забытая глухомань, хорошо хоть пенсию старикам привозят и то говорят скоро на пластиковые карточки перейдут и чего тогда с ними делать? Между собой не расплатишься, автоматов нет, интернета тоже нет, а компьютер для стариков, – так это что-то навроде далёкой и неведомой планеты, единственное преимущество карточек, - деньги считать не нужно, когда в магазине отовариваешься. От аналитических мыслей Марию оторвал довольно-таки знакомый голос.
-    Тебе какой чай заварить, - естественно это был голос Ивана, доносившийся из кухни, - чёрный покупной или мой Иван-чай?
-    Зачем же покупной, его я и дома могу попить. Теперь, с некоторого времени, я, как и ты, перехожу на домашнее обеспечение.
-    Идём дальше, позиция номер два. Выбирай: у меня в холодильничке картошечка, жаренная на сале с утра завалялась или быстро яичницу сварганить, но сразу предупреждаю, она будет готовиться на домашнем сливочном масле, но зато все эти два блюда будут посыпаны свежим укропчиком, а в яичницу, лично для тебя, я добавлю свежих помидор, у меня осталось немного в подполе. 
-    Ты так подробно об этом рассказываешь…
-    Я переживаю…, а вдруг ты о фигуре заботишься и ничего жирного себе не позволяешь? А укроп действительно свежий только в засушенном виде.
-    Ты, как истинный животновод-любитель, должен знать, что жирные кислоты полезны, - и игриво добавила, - особенно в сочетании с сушёным укропом.
-    Так значит…? – Иван застыл возле открытого холодильника до окончательного решения.
-     Можно и того и другого, но только без хлеба.
-     Вот это по-нашему, вот это правильное решение, а хлеб у меня всё равно из магазина, потому что со своим хлопот много, да и выпекать у меня времени не остаётся, а, если по правде, то жутко неохота с этим возиться.
     Перекус оказался полноценным обедом, после которого потребовалось не менее часа для приведения пищевода в порядок. Было в комнате и кресло, в котором уютно устроилась Мария и журнальный столик, на котором дымилась кружка с горячим чаем и туесок с мёдом по центру, а напротив Иван весь в нетерпении наконец-то спокойно и не торопясь поговорить.
-    Мы же договорились, что ты Иван-чай заваришь, - глядя в кружку недоумевала Мария.
-    Как договорились, так я и заварил, а разве, по-твоему, что-то не так?
-    Насколько я разбираюсь в заварках, то Иван-чай должен быть зелёным, а у меня в кружке тёмно-коричневый.
-    Ты правильно понимаешь только не до конца, - Иван зачерпнул из туеска чайную ложечку мёда, положил её в рот и с причмокиванием стал рассасывать, - бери мёд, пробуй, это донник, очень даже вкусный, в нём некая изюминка есть в виде кислинки. А чай у тебя в кружке коричневый от того, что он ферментированный, вот и весь фокус.
-    Тогда у меня ещё один, щекотливый вопрос, - Мария тоже зачерпнула ложечку мёда, - когда ты мне предложил зайти к тебе в дом, почему не дождался моего согласия, а сразу же пошёл вовнутрь? Ты не задумывался о таком варианте, что я могла бы отказаться и не пойти к тебе в гости?
-    Не понял, ещё раз только попроще в формулировках.
-    Боже ж ты мой, ну что тут непонятного, я просто хочу знать почему ты помчался в дом, не услышав мой ответ на твоё предложение.
-    Во-первых - не помчался, а еле-еле поплёлся, при этом ежесекундно оглядывался себе за спину, во-вторых – ты же пошла, не кобенясь и не вставая в позу, а в-третьих - я не знаю по какой причине не дождался твоего ответа, наверное, был уверен, что ты не будешь возражать, а может быть хотел скорей показать свои хоромы, ведь сюда, кроме меня и, может быть, тех ребят, которых ты видела в конюшне, по большому счёту никто и не заходит. А знаешь, как иногда хочется вот так, как мы сейчас с тобой по-домашнему, в уютных креслах да за чашкой горячего чая отдохнуть в тепле и поговорить о том о сём, и чтобы душа чего-нибудь прощебетала изнутри и от этого чего-нибудь на сердце отлегло и стало хорошо.
-    Хочется верить, но как-то… не получается, - Мария перебирала кружку в руках и как будто разглядывала на ней рисунок, который в принципе отсутствовал, - разве ты, после демобилизации, так ни с кем и не завёл отношения? Такой видный парень, делом своим занимаешься, в плавание на полгода не уходишь, всегда дома, где не скрыться от доброжелательных глаз, короче - всё при всём, - «не косой и не рябой, а такой как надо» - помнишь сказку такую, - «Морозко»? Но самое главное -  один, свободный и доступный, просто идеал из книжки. Ну, разубеди меня, если я не права, ведь такого в принципе быть не может. Наши девчонки, а я их знаю, согласись, на ходу подмётки рвут и ни разу не слепые, они насквозь видят кто есть кто и своего шанса никогда стараются не упустить.
-    Зачем тебе-то это знать, на кой ляд голову лишним мусором забиваешь, для чего к своим головным болям добавляешь мои?
-    А вдруг ты скрытый маньяк, маскирующийся под личиной благопристойного крестьянина, а сам, под предлогом поездки в город, душишь молоденьких девушек и закапываешь их в лесу. Шутка, конечно, но кто его знает, ведь в каждой шутки, - всего лишь доля шутки. Психологи говорят, что у людей, побывавших на войне, расшатывается психика, переходящая в синдром, наподобие афганского и человек, в определённые моменты, не владеет собой и не в силах себя контролировать.      
-    Правду хочешь узнать? А ведь мы всего лишь второй день знакомы, а ты уже правды добиваешься. Не слишком ли быстро ты гонишь лошадей?
-    Время нынче такое, требует, чтобы мы не откладывали в долгий ящик решение задачи, возникающее перед нами в данный момент, и потом, - я лицо заинтересованное…, - Мария осеклась прикрыв рот рукой, прекрасно понимая что ляпнула что-то лишнее и глядя на реакцию Ивана старалась определить его отношение к её последним словам, но с наскоку выявить ничего не получилось, и тогда она, собрав воедино разбежавшиеся мысли, продолжила, - ты можешь ничего не говорить, это твоё законное право. В таком случае переведём разговор на общественную тематику: предлагаю – футбол, в котором я ни черта не понимаю, или на международную тему, а может быть, что-то близкое тебе по духу, - про твоё подсобное хозяйство, мы ведь ещё козочек не посмотрели, а далее по плану пчёлы и мои любимые поросята, а если захочешь, то про войну на Украине можно, но это уже на твоё усмотрение.
-    Футбол я точно не люблю. Вот погонять мяч на поле – это пожалуйста, это с удовольствием, но смотреть, а тем более болеть, - не по мне, пчёлы давно уже запаковались на зиму, козочки у нас по плану на завтра, поросята же…, ох…, повторить или сама догадаешься? Что касаемо войны…, - Иван позволил себе несколько секунд подумать, но, в конечном итоге, всё же ответил, - про неё я точно говорить не хочу, уж слишком тяжкие воспоминания, про международную политику пусть политологи соревнуются это их любимое занятие, ну и название же они себе придумали, а что про меня, то я тоже могу завернуть про политику, но только с позиции дилетанта, - Иван долил чая себе в кружку, лёгким движением убрал волосы со лба и продолжил, - все, предложенные тобой, темы, как я вижу, исчерпаны, кроме одной, моей личной, и мне ничего не остаётся делать, как изложить её в моём видении и понимании, - Иван вдруг подскочил со своего кресла, но при этом знаками давая Марии понять, чтобы та оставалась на месте, - вспомнил! вот голова садовая, - он хлопнул себя ладошкой по лбу, - я же курочкам песочку не насыпал, у меня специальный такой песочек, чтобы им камушки поклевать. 
     Иван вышел, при чём вышел быстро, а Мария, не по собственному принуждению, но всё-таки задумалась о такой своеобразной выходке с его стороны. – «Что это, такой хитрый ход конём? Выкроил для себя время, чтобы подумать, или действительно забыл про этот песок?» - Ответ не выстраивался в логичную схему и ни к какому определённому выводу она не пришла, да и не пыталась приходить, перенапрягая свои нейроны, просто коротала время в своём вынужденном одиночестве.
     Вскоре хозяин возвернулся, на ходу вытирая руки полотенцем, и его, по завершению, повесил на, уже приметную нам, вешалку у входа. Однако от внимательного взгляда Марии не ускользнул тот факт, что уходил Иван с одним настроением, а вернулся с совершенно изменившимся: серьёзное выражение лица, холодный взгляд и даже легонько стал припадать на протез.
-    Идеальный образ, говоришь? ну что же можно и про него поговорить, - Иван промочил ставшие в эти несколько минут абсолютно сухие губы, - может быть с твоей  колокольни и виднее, только я об этом никогда не задумывался, более того не считал и сейчас не считаю себя каким-то там идеалом. Само понятие - идеал для меня неведомо, потому что нет на свете идеальных людей. Тебе же я расскажу, раз ты на этом настаиваешь, почему я стал вести именно такой образ жизни, - Иван снова смочил рот, - как-то, а это было в самом начале моей службы, наше отделение, в очередной раз, рутинно зачистило бандеровский опорный пункт. Ничего необычного, действуем по схеме, осматриваем помещение, обезвреживаем растяжки, вытаскиваем трупы, оружие, документы, всё это тут же раскладываем по кучкам, чтобы потом кое-что забрать с собой, а остальное оставить той стороне, в большей степени это касается убитых, но прежде вынимаем у денацифицированных нациков личные документы и телефоны если у них это всё есть. Поступает приказ отойти на прежнюю позицию, наверное, чтобы дать возможность укронацистам забрать своих двухсотых или ещё по какой другой причине – не знаю, но мы, соблюдая предельную осторожность, выдвигаемся обратно к себе. Сидя в блиндаже в ожидании следующего приказа, осматриваем изъятые трофеи и в этот момент в дальнем углу раздалось, мы, от неожиданности, даже автоматы сняли с предохранителя, прямо-таки звериное рычание, исполненное человеком. Что такое, почему? и мы бросились в тот угол. А там наш братишка, с широко раскрытыми от ужаса глазами, тыкал пальцем в смартфон, изъятый у ликвидированного бандеровца, и при этом не мог произнести ни слова от возникшего у него на почве негодования горлового спазма. В этом смартфоне, как оказалось, был записан видосик с издевательствами над нашими пленными ребятами. Подробности мы опустим, не хочу травмировать твою психику, но поверь мне, что от этих сатанинских сюжетов даже мне, видавшему виды на этой войне, стало не по себе. А когда ещё перед моим взором предстала Горловская Мадонна и аллея ангелов, то даже мои короткие волосы под каской шевелились так, что она заходила ходуном, глаза застелил туман, а желваки на моей стиснутой челюсти чуть не лопнули от напряжения. Сомневаться в своём выборе раньше мне как-то не приходилось, но тут…, в тот самый момент я окончательно убедился в правоте нашего дела, а чуть позже, оставшись наедине с собой, после недолгих раздумий дал себе зарок на будущее, что если выживу в этой мясорубке, то в будущем никогда и никому не прощу подлости и предательства, а за правду и справедливость буду глотки перегрызать. Но перво-наперво с себя спрос по всей строгости и никаких поблажек, - быть честным и справедливым.
-    Обожди секундочку, не продолжай, позволь задать тебе вопрос именно в этом месте твоего рассказа, потому что, не задав его сейчас, после не задам уже никогда.
-    Почему не задашь?
-    Потому что элементарно забуду.
-    Женщине могу запретить, но не в этот раз. Задавай, я слушаю.
-    Я хочу пояснить для начала, что не только чувствую, но и на двести процентов уверена в твоей клятве, данной самому себе и двух мнений тут быть не может. Про другое хотела спросить: может случиться такое, что твоё справедливое решение вдруг окажется неверным, ведь ошибки возможны и никто от них не застрахован, и что тогда?
-    Вопрос твой встал передо мною сразу же после того, как я дал себе тот памятный обет и вот что я ответил тогда самому-себе, а зараз и тебе сейчас: если окажется, что я не прав, то попрошу извинения, а если потребуется, то и публичное извинение через любое средство массовой информации, и так тому и быть, так же возмещу ущерб, чего бы мне это не стоило – моральный, значит за моральный, а если материальный, значит за материальный и не важно, как я после этого буду выглядеть.
     Иван умолк и несколько минут, немигающим взглядом, смотрел Марии прямо в глаза, затем опустил голову и ещё несколько минут сидел не шевелясь в этой полусгорбленной позе, а когда он свою голову вновь поднял, то снова выглядел как обычно: с тонкой полуулыбкой и с лукавым прищуром на лице.
-    Теперь вторая часть Марлезонского балета, и на сей раз лирическая к вашим услугам прилагается. Повстречал я однажды в городе дивчину, как по мне, то дивной красоты. Она заканчивала учёбу в институте железнодорожного транспорта, ты уж извини, что я по старинке называю эти учреждения институтами, так вот, заканчивала хорошо и уже подыскивала себе место для работы. Наши отношения развевались стремительно и прямо перед защитой диплома мы расписались. Моему счастью не было предела, причём вдвойне, ведь как оказалось она тоже родом из нашей деревни. Теперь-то, размечтался я, построим мы своё большое хозяйство, нарожаем детишек мал-мала меньше, дом наш будет – полная чаша и умрём мы, как и положено, в один день. Но, в народе правильно говорят, - «хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах». Вот я ему и рассказал, а он потом долго-долго смеялся надо мной, - Иван поднялся с кресла, прошёлся по комнате туда-сюда раза четыре и остановился прямо напротив Марии, - эх…! – махнул он рукой сверху вниз, - лучше бы она закончила ветеринарный институт, - затем Иван с шумом шлёпнулся обратно в своё кресло, закинул здоровую ногу на протез и мягким говором продолжил, - как бы тогда нам было легче, ну, правда же легче согласись? вдвоём смотреть в одном направлении и идти по жизни рука об руку, но это уже так, запоздавшая надежда и утопическая фантазия. По распределению её оставили в городе, но в деревню ко мне она переселиться отказалась, правда это уже было потом. В свою очередь я в город, по понятным и уважительным причинам, о них ты теперь уже знаешь, тоже перебраться никак не мог. Да-а-а…, тяжёлым выдался тот год если учесть моё проживание на два дома. За двенадцать месяцев я измотал себя так, что схуднул до такой степени, что мог спокойно спрятаться за телеграфным столбом. Мучил я себя и молодую супругу тоже мучить не забывал, пытаясь найти хоть какой-то мало-мальски приемлемый компромисс, но как? сам допетрить не могу, а посоветоваться не с кем. И вот, в один из таких ненавистных мне вечеров, подкидывая сухие берёзовые полешки в печурку и думая о своей «счастливой» жизни, решился я обратиться-таки за помощью к своим названным родителям. После моего звонка они прилетели в течении трёх дней. Пробыли они у меня ровно неделю, вот также, как и ты сейчас, и каждый вечер мы без конца о чём-то говорили, рассуждали и практически не спорили. Сейчас спроси меня – о чём я сними говорил всё это время, так я зараз и не вспомню, помню только, что просветлело как-то в моей голове, очистилось там что-то от чего-то тёмного и ясность мыслей обрёл мой мозг. Родители улетели, а я вскоре подал на развод. Как оказалось, впоследствии, доброжелатели донесли, она вышла за меня замуж только для того, чтобы по распределению остаться в городе, по месту жительства мужа. Теперь же, глядя на тебя, я с ужасом осознаю, что история начинает повторяться и от мыслей таких, как-то невесело становится у меня на душе.
-    Почему ты так уверен, что история закрутила новую спираль? Лично я не заканчивала железнодорожный институт, более того я никогда не училась в высших учебных заведениях.
-    Что правда, то правда. Но это только одна часть большой проблемы, а ведь на поверхности ещё две и они накладываются как шаблон на заготовку, а из неё впоследствии получается копия, точная копия. Я не слишком путанно объясняю? Да ты кушай мёд, в городском магазине ты такого не найдёшь.
-    Я ем, если ты заметил, а в городском магазине покупать мёд больше не буду, ведь теперь у меня хороший знакомый пчеловод и, пожалуйста, не отвлекайся от темы.
-    Разрядился немножко, извини, чтобы дух перевести, ведь я, по своей сути, не оратор и не рассказчик, говорить для меня, а тем более делиться сокровенным… - смерти подобно и большой знаете ли напряг на мой эпифиз, а за ним и на гипофиз с гипоталамусом вместе взятым. Ладно, помолясь продолжим, - Иван занёс уже было троеперстие для осенения себя крестным знамением перед иконой спасителя, но не найдя такового в красном углу, отложил сие действие, - сейчас по списку у нас второе, первое было перед этим - ты родом из нашей деревни, да-да, из нашей, потому что здесь твои корни. Третье – выросла ты в городе и считаешь себя сугубо городской и ни в каком другом статусе себя не мыслишь. Ну-у-у…, вот теперь-то ты понимаешь о чём я?
-    Малая родина, городская жительница, всё это понятно и непонятно одновременно, а то, о чём ты не договариваешь в данной ситуации я могу только догадываться. Так?
-    Нет, не так! Я, в своих рассуждениях, подводил к мысли не тебя, а как раз себя к тому, что ты здесь никогда и ни при каких обстоятельствах не останешься.
-    А ты, я осмелюсь тебя об этом спросить, хотел, чтобы было наоборот?
-    Да, был бы рад случись такое обстоятельство.
-    Наш задушевный разговор переходит тот рубикон, за которым уже я не в состоянии здраво соображать, - у Марии дёрнулось плечо, и она была уверена, что Иван заметил её нервозность, - посиди теперь ты тут в одиночестве, совсем недолго, а я пока туда…, мне сходить в ванную срочно.
     Включив воду, она долго смотрела на себя в зеркало, наблюдая как краснеет её лицо и не переставая подёргивается это провокационное плечо. Долго пришлось ей ополаскиваться холодной водой и успокаивать разбушевавшиеся нервы, чтобы вернуть себе обычный облик и нормальное психическое состояние. Вышла Мария только тогда, когда окончательно удостоверилась в положительном эффекте своих потугов.
     Вернувшись в комнату, она, к своему удивлению, не обнаружила там Ивана и не зная, чем заняться стала рассматривать фотографии на стене и так этим увлеклась, что не заметила возникшего за её спиной хозяина. Ойкнув от неожиданности, она, как бы в оправдание, указала пальцем на фотографии.
-    Я…, это…, пока тебя не было фотографии тут рассматривала.
-    И какое же впечатление они на тебя произвели?
-    Однозначное.
-    Однозначное в какую сторону в отрицательную или положительную?
-    Здесь нет фронтовых снимков, ты принципиально не афишируешь эту тему?
-    Принципиально. Это моё сугубо личное, а не для публичной демонстрации и держу я их в своём компьютере, где есть код доступа от любопытных глаз. Скажу честно, смотрю их под настроение, а значит редко.
-    Между прочим, а куда ты пропал? Я вся такая перевоплощённая значит выхожу из…, этого…, из сантехнического кубрика, а тебя и след простыл. Как прикажете это понимать?
-    Предвидев твоё не быстрое возвращение, я решил не терять времени даром и сходить проветриться. Сидел же я во дворе на завалинке и наблюдал за курями. Ты знаешь, за ними так интересно наблюдать. Я…, - Иван замялся, а руки его не находили себе место, то исчезая, то вновь появляясь из брючных карманов, а вот взгляд он не отводил, открытый и ясный он пронизывал собеседницу насквозь, - у меня вопрос остался не выясненный, очень важный для меня вопрос…
-    Пойдём ли мы к козочкам сегодня, чтобы не откладывать это на завтра? - она спешила перебить его, нутром почувствовав, что на его ещё не прозвучавший вопрос она никак не сможет дать ответ, сегодня не сможет, а может и никогда в будущем.
-    Козочки, как и поросята никуда не денутся...
-    Про верховую езду очень хочется осведомиться, ведь мы эту тему ещё даже не обговаривали, обучение начнётся сразу же после козлиной эпопеи?
-    Не переживай, будет всё и в своё время. Я обучу тебя всему: доить коров, стричь коз, откачивать мёд, сажать картошку, полоть ты сама научишься и обязательно не забудем про верховую езду, как в седле, так и без оного. Но сейчас я не про это, а про тот недосказанный мною вопрос и мне надо…
-    Нет, не надо, - она снова, совершенно осознано, не дала Ивану возможность закончить свою мысль, - я вспомнила, у меня осталось одно не законченное дело, для меня очень важное и мне стоит срочно тебя покинуть. Ты уж извини меня, непутёвую такую, потом договорим если ты не против, ведь ещё не вечер, не правда ли?
-    А как же козочки, ведь им уже передали о твоём появлении, они не поймут и обидятся не познакомься ты с ними сегодня.
-    Придумаешь какую-нибудь вескую причину, морковкой задобри, подкинь её побольше к их повседневному рациону, репой подсласти, если они её употребляют, и я больше чем уверена, что после такого внимания охотка у них поубавится.
-    И то верно, соглашусь с тобой, чего это я так разогнался, как будто серу мне в одном месте запалили. Отложим наш разговор до вечера, надеюсь ты помнишь, что приглашена на званый ужин? Я не устану тебе об этом напоминать пока мы рядом друг с другом.
-    Такое предложение сложно забыть, а маму в гости прицепом…, такая возможность есть?
-    Маму…? Маму в следующий раз, она нас поймёт, она не будет сердиться, а ежели и осерчает, то совсем чуть-чуть, ведь она добрая и мудрая.
-    Тогда я побегу, вечер не за горами, а мне для приведения себя в соответствующий вид время нужно. Должна же я выглядеть подобающе, ведь вся деревня будет на меня глазеть оценивая, когда я по большаку к тебе в гости налажусь.
-    Я тебя провожу до калитки, - осторожно предложил Иван.
-    Зачем так далеко, дорогу я не забыла, сама доберусь. Перекус был великолепен, особенно Иван-чай вприкуску с донником.
     Оказавшись за калиткой Мария притормозила, чтобы после тёплого и даже жаркого помещения подостыть на свежем прохладном осеннем воздухе, перевести дух и продышаться. Ей крайне не хватало воздуху, и она глотала его большими порциями не опасаясь подхватить простуду или того больше - поперхнуться. - «Что происходит, от чего жар на лице и щёки пылают, аж невозможно дотронуться, что вдруг случилось с сердечной мышцей моей, по какой причине в ней аритмия проклюнулась?» - задавала она себе вопрос и не отвечая тут же вновь спрашивала, - «почему не отвечаешь на простой и понятный вопрос?» - кусая губы и злясь на себя мучительно искала она ответы на свои же вопросы, - «у меня на душе, мягко сказать, как-то неспокойно, и это неоспоримый факт и я не смогу просто так стереть его ластиком, какая-то странная тревога, откуда она, ведь ещё пять минут назад её и в помине не было и ноги дрожат, словно после разгрузки вагона с сахаром или с углём, а в общем какая разница, а вот плечо, моё проклятое плечо, надо же, совсем не дёргается», - Мария расслабила платок повязанный вокруг шеи и от этого простого но своевременного движения дышать стало гораздо легче. Желание крикнуть громко-громко во всю мощь своего голоса возникло также из ниоткуда, как и те злосчастные вопросы. И тут вдруг он, - ответ, неожиданно простой, но потрясающий, как удар молнии, мгновенно прошиб всё её сознание, - «да ведь я влюбилась, Боже мой, неужели это снова коснулось меня и стрела Амура нашла-таки свою новую цель, как же страшно признаваться себе в этом, а дальше…, что теперь делать со всем этим новым-старым чувством и как разобраться с прежними обязательствами?»
     Держась за штакетник, сначала мелкими и осторожными шажками, но по мере продвижения всё уверенней и шире становился её шаг, приведший к своему дому. Во время недолгого пути у Марии возникло нестерпимое желание поделиться с кем-нибудь о своём новообразованном состоянии, а с кем можно поделиться в её сегодняшней жизненной ситуации как не с мамой, самым близким для неё человеком.
     В хату она не входила, а прямо-таки вбегала, как будто за ней гнался не один маньяк, а целая сотня, чем сильно напугала Ларису Георгиевну, да так, что сковородку, держащую в руках, она чуть не выронила, а там, между прочим, вкусное блюдо готовилось.
-    Доченька моя! – сковородка заняла своё положенное ей место на плите, а мама, запоздало всплеснув руками, оставила их сцепленными возле шеи, - судя по твоему виду можно предположить, что до нас всё-таки добралась беда?
-    С бедой мы и в этот раз как-то разминулись, здесь дела похуже будут, - Мария присела на табурет возле стола не переставая крутить головой вокруг себя, как будто искала чего-то, - будь добра, мамуленька, завари мне крепкого кофе, очень крепкого.
-    Ты чего это головой-то крутишь, потеряла кого?
-    Кого я могу потерять кроме тебя, но ты же здесь и поэтому в этом смысле всё в порядке, просто места себе не нахожу почему-то. К окну пересесть что ли, там посвежее будет.
-    Куда же ты чашку со своим кофеём будешь ставить? если только на подоконник, но он такой узкий, не совсем удобно, и ещё отдельно хочу за кофе предупредить: заварить-то я тебе его заварю, это без проблем, но обязана напомнить о вреде сильно крутого заморского напитка. Подумай, может не стоит играть со здоровьем в орлянку?
-    А я хочу рискнуть, да так, чтобы у меня на губах и внутри было шибко горько.
-    От чего же так, нормальная жизнь наскучила?
-    А была ли она, эта жизнь, нормальной?
-    Не гневи Бога, Марьюшка, одно дело горечь на губах почувствовать, другое дело хлебать её каждую минуту, каждый день без продыху и просвету, ведь, по большому счёту, ты горькой жизни-то ещё и в помине не видела, и не дай Бог тебе когда-нибудь познакомиться с ней злодейкой.
     Мария взяла, поданную ей, чашку с кофе и всё-таки пересела поближе к окну под открытую форточку.
-    Я хочу с тобой посоветоваться или нет, сначала просто поговорить, а совет может быть я попрошу потом, - Мария жадно отхлебнула большой глоток из чашки, - ничуть и не горький, мама он не горький…! совершенно не горький и мне не горько…! аха-ха! – непроизвольный приступ гомерического смеха овладел Марией, но быстро прошёл, зато остался зловещий оскал и безумный взгляд, а слова её были похожи на шипение змеи, - удивляйся, мамочка, на твой кофе моё сердце реагирует преспокойно, оно выдаёт столько ударов в минуту сколько в ней секунд. Ты не подумай, я не сошла с ума, просто во мне сейчас возникло двоякое чувство: с одной стороны мне вроде бы и радостно, а с другой – непонятный страх овладевает мной. Как ты считаешь, является ли это симптомами раздвоения личности?
     Лариса Георгиевна, видя такое развитие событий бросилась к Марии, обняла её голову, сильно прижала к своей груди и, покачиваясь, тихим и вкрадчивым голосом затянула песню.      

То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит —
То моё сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит;

Мария похлопала маму по рукам, а когда высвободилась подхватила начатую Ларисой Георгиевной песню.
 
Извела меня кручина,
Подколодная змея!..
Догорай, моя лучина,
Догорю с тобой и я!

Лариса Георгиевна свободной рукой потянула Марию на себя, а когда та поднялась обняла её за плечи и проводила до дивана, где они, устроившись рядышком, допели песню до конца.

Не житьё мне здесь без милой:
С кем теперь идти к венцу?
Знать судил мне рок с могилой
Обручиться молодцу.
Расступись, земля сырая,
Дай мне, молодцу, покой,
Приюти меня, родная,
В тесной келье гробовой.
Мне постыла жизнь такая,
Съела грусть меня, тоска…
Скоро ль, скоро ль, гробовая
Скроет грудь мою доска?

-    Спасибо мама, спасибо тебе, родная моя.
-    Да за что меня благодарить, не за что меня благодарить.
-    Я тебя не за что-то там благодарю, а в первую голову за то, что ты просто есть, что ты рядом со мной и нам хорошо вдвоём и никто нам больше не нужен. Правда?
-    Нет, не совсем правда, - сухо возразила Лариса Георгиевна, - я про то, что нам больше никто не нужен.
-    Ты хочешь завести собачку? – Мария, уже совсем пришедшая в норму, улыбнулась.
-    Кстати – хорошая мысль, но я, а ты это прекрасно знаешь, совсем не это имела ввиду.
-    Знаю, конечно, знаю и поэтому отвечу прежде, чем ты успеешь задать мне следующий вопрос: у меня всё хорошо, жизнь моя, как ты определила, нормальная идёт своим чередом, - но видя с каким выражением лица мама ждёт тех самых главных слов ответила ей чётко и не прерываясь, - я никого не разлюбила и ни в кого не влюбилась и в него тоже.
-    Ой, ли...? Почему же тебя разбирает страх? Такое на пустом месте не возникнет, дорогая моя, для этого нужна уж очень стрессовая ситуация и за несколько часов прогулки по лесу такое подхватить невозможно. Тут что-то другое. Я так думаю, с тобой поделились или приоткрыли тебе какую-то тайну, наверное, страшную.
-    Страшная или не очень не знаю, я её не заметила и не мне об этом судить, но то, что во мне вскрылась одна неприятная черта под названием мнительность, это определённо для меня событие и теперь я это отчётливо осознала. Надо же, как интересно получается, этот слой своего характера я разглядела именно сегодня и впервые для себя. Понимаешь мама, я подошла к такому возрасту, когда боюсь сделать ошибку, когда одно неверное решение может искалечить всю мою дальнейшую жизнь, а мне бы этого очень не хотелось.
-    Возраст тут ни при чём, иногда и на сто процентов верное решение может искалечить твою жизнь так, как никто другой, а потом ты сидишь у разбитого корыта и думаешь: как же так получилось, вроде делала всё как учили, а тут, на тебе, всё наперекосяк. Не уж-то формула счастья устарела? Допускаю. Но где же тогда найти новую или спросить у кого про ту другую спасительную формулу, по которой можно, с двухсот процентной уверенностью, рассчитать хотя бы одно, в будущем единственно верное, решение? - Лариса Георгиевна не показушно вздохнула тяжело и протяжно, - по моему примитивному разумению существует два способа построения своих отношений с обществом и с одним человеком, в частности. Первый – холодный расчёт, опирающийся на ум, а второй – на чувства и разум. Возможность сочетания двух этих способов, мне так кажется, и есть достойный выход из создавшегося тупика.
-    Холодный расчёт..., - Мария встала и зашагала по комнате, - конечно же только холодный расчёт и ничего больше не остаётся. Хватит доверять чувствам, они разложили мой разум в труху, а ума взамен не дали ни капли. Спасибо тебе мама, ты абсолютно права. Не могу сказать, что я не думала об этом расчёте, но как-то всегда, отодвигая оного на задний план, не полагалась на него целиком, не придавала ему должного внимания, всё время стыдливо останавливала себя, оглядываясь по сторонам, думая о морали и нравственности. Хватит, теперь видимо настал мой черёд ковать своими собственными руками себе подкову на счастье.
-    А с радостью как же быть?
-    С какой такой радостью?
-    Я не знаю с какой, по-видимому, с твоей, вот поэтому тебя и спрашиваю. Ты же только что мне тут жаловалась, что тебя гложет два недуга: за страх мы, своими куриными мозгами, разобрались как могли, теперь про эту радость поднапряжёмся.
-    Ах, радость…, - Мария, ходившая до этого по комнате, снова присела к маме на диван, - радость в том, мама, что чувство это моё новорождённое и оно у меня ещё окончательно не атрофировалось, а поэтому списывать со счетов его пока рановато будет, приберегу я его и вставлю потом в новую формулу в виде константы, чтобы уже наверняка.
-    Мудрёно всё то, о чём ты мне тут наговорила, заморочила мозги ересью всякой и теперь, я так предвижу, ждёт меня бессонная ночь.
-    Мне очень жаль, я не хотела расстроить твою нервную систему, но это только начало, как говорят в народе – цветочки, а ягодки ещё ждут своей очереди.
-    Да что же за день-то сегодня такой? Ведь так хорошо начался: небо без облаков, солнце вовремя взошло, газ в баллоне не кончился, а теперь что…, а теперь мне гадать, чем всё это закончится?
-    Для тебя, мама, он закончится не совсем обычно, уж извини, а что касаемо меня, то всё продуманно и определенно.
-    И что же ты продумала и определила в этот раз? – Лариса Георгиевна в страшном ожидании прикрыла рот рукой, - Боже, и зачем я задала этот вопрос, ведь у меня нет с собой таблеток от головы и валидол я не взяла.
-    Вечерним автобусом я уеду домой.
-    Как это – домой, а я?
-    Тебе придётся недельку, а может быть больше, здесь потусоваться и напрягая все свои силы отдохнуть как можно лучше, вдоволь насладиться здешней флорой и фауной, также советую познакомиться с прелестными фермершами, местными звёздами, – Вероникой Маврикиевной и Авдотьей Никитичной.
-    Мне кажется, ты их с кем-то попутала, Вероника Маврикиевна и Авдотья Никитична не могут быть доярками, всего лишь потому, что изначально это два мужика-артиста выдававших себя за бабулек и потом, они давно почили, прибывая сейчас в мире ином.
-    Значит, это ихние псевдонимы, принципиальной разницы я в этом не вижу. Послушай, мама, я надеюсь ты не будешь проверять этих симпатичных женщин на их гендерную принадлежность?
-    Я-то как раз очень внимательно тебя слушаю, а ты, в свою очередь, понимаешь, что обрекаешь меня на определённые трудности в моём сегодняшнем физическом состоянии? С чего вдруг такое решение пришло тебе в голову, тебя кто-то укусил в лесу?
-    Никто меня не кусал и решение я приняла не с бухты-барахты, а более чем осознано полчаса назад. Не переживай, прошу тебя, я уверена, что ты прекрасно со всем этим справишься. Наколотых дров, а также продуктов тебе хватит более чем на неделю. Если возникнут проблемы, в виде трудностей, обратись к соседу нашему Ивану, он хороший человек, поможет обязательно.
-    У тебя точно с головой не всё в порядке, сплошной раздрай. Я тебя перестаю не то, что понимать, а даже узнавать затрудняюсь. Ты ли это доченька моя, кровинушка моя, плоть от плоти моей? Свежий воздух соснового бора инфицировал твой разум нехорошим вирусом, так ты поди, подлечись, посиди возле выхлопной трубы, протрезви головку-то свою.
-    Это я, мама, я – как была твоя любимая доченька, так ею и остаюсь и очень тебя прошу, пожалуйста, не загоняй себя в истерику.
-    Нельзя так со мной, доченька моя любимая, мы же только-только приехали, поживи здесь хотя бы пару-тройку дней, присмотрись к тому, что тебя окружает и не только к природе, но и к людям присмотрись. Здесь не город, у здешних сельчан совсем другой стержень, пообщайся с ними, и ты почувствуешь, как твоя городская зачерствевшая душа оттаивает.
-    Опять чувствовать, - Мария сжала кулаки до такой степени, что побелели костяшки на пальцах, - я устала чувствовать в одни ворота, я только и делаю, что чувствую, не получая в свой адрес обратной подпитки. Видимо не для меня всё это, мама, не для меня…, - Мария закрыла глаза и с дрожью в голосе тихонько затянула донскую народную.

Не для меня придет весна,
Не для меня Дон разольется.
Там сердце девичье забьется
С восторгом чувств – не для меня
И сердце девичье забьется
С восторгом чувств – не для меня

     Дрожь в голосе прошла, он крепчал и всё более усиливался.

Не для меня цветут сады,
В долине роща расцветает,
Там соловей весну встречает,
Он будет петь не для меня.
Не для меня журчат ручьи
Текут алмазными струями,
Там дева с черными бровями,
Она растет не для меня.

Не для меня цветут цветы,
Распустит роза цвет душистый
Сорвешь цветок, а он завянет
Такая жизнь не для меня.

Не для меня придет Пасха,
За стол родня вся соберется
Вино по рюмочкам польется–
В пасхальный день не для меня

А для меня кусок свинца,
Он в тело белое вопьется
И слезы горькие прольются
Такая жизнь, брат, ждет меня.

Не для меня придет весна,
Не для меня Дон разольется.
Там сердце девичье забьется
С восторгом чувств – не для меня
И сердце девичье забьется
С восторгом чувств – не для меня

     Только сейчас Мария вновь открыла глаза и слёзы, за отсутствием преграды, ручьём потекли по её щекам.
-    Ну что же ты, Машенька, - приговаривала Лариса Георгиевна, утирая платочком слезинок поток, - разве можно так убиваться. Поди приляг на мягкую перинку, преклони головку на пуховую подушечку, вздремни часик другой, авось всё и рассосётся само-собой.
-    Нет, само-собой ничего не рассосётся, всё решено и слово моё твёрдо, я еду домой, а ты остаёшься, мне надо побыть наедине с собой и попытаться разобраться со своим внутренним миром противоречий.
-    Раз так, то Бог тебе судья, езжай и разбирайся там с кем хочешь.
     Больше Лариса Георгиевна, до отъезда Марии, не проронила ни единого слова. Уходя из дома, Мария, как-то скованно и без эмоций, обняла свою мать, продолжавшую всё это время неподвижно сидеть на диване, обозначила поцелуй где-то в области лба и не оборачиваясь скрылась за дверью.
     Рейсовый автобус пришёл, как назло, без опозданий и даже не сломался по дороге и мост через речку не обрушился, и земля не провалилась прямо под асфальтом трассы, а ведь Мария, где-то в глубине души надеялась на такой или ему подобный форсмажорный случай.
     Часы тикали, стрелки двигались по кругу в правильном направлении и день шёл к своему завершению и никак не иначе, и кто бы чего не думал и не желал, но этот невидимый поток повернуть вспять невозможно никому из смертных, остаётся лишь следить за его течением.
     Лариса Георгиевна, всё так же сидя на диване с бессмысленным выражением лица и, не отрывая взгляда от двери, тупо смотрела на неё, не понимая при этом почему же она не может переключить своё внимание на что-нибудь другое, а потом ловила себя на мысли, что у неё вообще никакого желания нет. Так бы и просидела она до утра если б не нужно было подкидывать дрова в печку, а для этого желательно свет включить. – «Ладно, - обречённо преподнесла она себе, - сиди не сиди, а жить дальше как-то надо и поэтому ступай-ка Лариса Георгиевна: для начала к выключателю, а после уж и своё земное предназначение продолжай выполнять» - правду сказать не знала она своего земного предназначения, но пыталась и неоднократно вычислить его, но как не усердствовала, а свет в конце тоннеля так и не разглядела, и посему, предписанной кем-то для неё судьбой, продолжала брести в потёмках.
     Приподнявшись с дивана, осторожно размяла слегка затёкшие суставы, сделала пару шагов, потом ещё несколько и, уже довольная своим сносным состоянием, неспешно приступила к неотложным делам.
     В дверь, как это всегда бывает неожиданно, а сейчас она действительно никогошеньки не ждала, постучали, и именно в то самое время, когда на улице давно уж стемнело что для Ларисы Георгиевны стало некой тревожной мыслью, а вот какой: хорошей или не очень, плохую она изначально отметала напрочь, предугадать ей конечно хотелось, но не в силах была, а также власти не имела изменить ситуацию. В дверь постучали ещё раз, но уже гораздо настойчивее. Подхватив свой костыль, Лариса Георгиевна затрусила через порог к сенным дверям, а когда оттолкнула от себя дверь, то в проёме увидела Ивана собственной персоной, чему обрадовалась несказанно, как родному человеку, но и удивилась очень столь позднему приходу.
-    Здравствуй Иван Мефодьевич.
-    Добрый вечер, Лариса Георгиевна.
 -   Какими судьбами к нам? - и видя, как сосед, переминаясь с ноги на ногу, колеблется в нерешительности, сподобилась ему помочь, - да ты заходи в хату, коль пришёл.
-    Я к вам вот по какому вопросу…
-    Зайди для начала, а там уж и разберёмся с вопросами, да обсудим добрый ли у нас сегодня выдался вечер или так себе вечерочек.
     Они прошли в комнату прямо к столу, и хозяйка указала на табурет рядом с собой.
-    Присаживайся, Иван Мефодьевич, разговор, как я полагаю, у нас не короток будет, так что – помолясь начнём.
-    Вы уж извините меня за бесцеремонное вторжение в такое позднее время, но я постараюсь всё-таки покороче и только саму суть.
-    Пока не за что тебе извиняться, да и я никуда не тороплюсь, кое-кто мне тут намедни сказал, что до следующего, как минимум, понедельника я отсюда никуда не двинусь, поэтому имею возможность слушать с утра до вечера, а потом с вечера и до самого утра и даже перебивать не стану, превращусь в одно большое ухо. С чаем не желаете ли чего-либо откушать, а может чего покрепче налить, у меня вино осталось от вчерашнего застолья.
-    Даже и не знаю…, - явная взволнованность, вот-вот грозящая перерасти в нервозность, мешала Ивану сосредоточится и это обстоятельство ещё больше злило его, - а где Мария, я что-то не вижу её здесь или вышла куда? Мы договорились встретиться у меня сегодня вечером…, я весь вечер прождал, а она так и не пришла. Вот я и зашёл узнать не случилась ли чего? Наши сказали, что видели её на автобусной остановке и как она садилась в автобус, тоже заприметили. Брешут поди, специально позлить меня хотят на потеху себе, у нас в деревне такое практикуется.
-    Не буду скрывать, твои односельчане на сей раз тебя не обманули, правду они сказали про Марию, уехала она вечерним автобусом домой.
-    Так вот я и говорю, наверное, случилось что-то серьёзное, без веской причины такие решения не принимаются, ведь она слово дала, что придёт ко мне в гости, а теперь конфуз произошёл во всей этой истории и я теряюсь в догадках, не зная, что и подумать.
-    Давай подумаем вместе, коли так, - Лариса Георгиевна всё-таки достала из шкафчика початую бутылку с вином и показывая Ивану наполненный на четверть стакан заметила с важным видом врача-психолога, - красное вино полезно для кровяных  клеток, и думается легче когда мозг под небольшим турахом, а засим и тост от меня, - за здоровье всех и мне на здоровье, - Лариса Георгиевна выпила и крякнув по-мужски в рукав халата вновь предложила гостю, подмигнув глазом, выпить для облегчения беседы, - не побрезгуй, Иван Мефодьевич, чисто символически всего по пять капель, чтоб горло не  сохло во время беседы.
-    Благодарствую, может быть в другой раз с удовольствием, но сейчас не тот случай.
-    Как знаешь, предлагать больше не стану и не подумай, что я какой-то там тихий алкоголик, - Лариса Георгиевна вылила остаток вина из бутылки заполнив стакан ровно наполовину, - не оставлять же на завтра, когда это можно выпить сегодня, - она высоко подняла стакан, - в этот раз я без тоста.
-    Знаете, она давеча говорила мне о каком-то очень важном деле, а далее сокрушалась о том, что его надо срочно доделать.
-    Правильно говорила, у неё действительно очень даже важное дело. Иван Мефодьевич, будь добр, подсоби пожилой женщине, подкинь в топку пару полешков, не более, - Иван не сразу среагировал на перемену темы, он переводил взгляд то на дрова, лежащие у печки, то на Ларису Георгиевну, а когда до него дошло, хлопнул себя ладошкой по лбу и пошёл исполнять просьбу хозяйки, под печальным её наблюдением, - Мария поехала домой не доделывать своё дело, а как раз наоборот, проблема открывшаяся перед ней дюже сурьёзная и решить её она сможет только сама, оставшись наедине с собой, - и добавила с тоской в голосе, - если, конечно, сможет, а если не сможет, то ты её навряд ли больше увидишь, что для меня станется большой печалью.
-    Почему же она меня не попросила о помощи, решила, наверное, что мы недостаточно знаем друг друга? Как же так, ведь я перед ней всю душу свою открыл, чуть в любви ей не признался, а не сделал это только потому, что, подумав, решил для себя, что в первый день знакомства не положено, мне как мужчине, раскрывать всё свои козыри.
-    Дело не в этом, то есть совсем не в этом.
-    А в чём тогда?
-    Ой, даже и не знаю, говорить тебе или не говорить, ведь разрешения на выдачу чужих секретов меня никто не обременял.
-    Тогда я попробую угадать тот страшный секрет, а вы, если я прав, просто молчите, и возражайте если я ошибусь. В этом случае вы сохраните своё лицо, а я узнаю правду и, может быть, успокоюсь. Согласны на такой эксперимент?
-    Давай попробуем, возьму очередной грех на себя, а вдруг он поможет девочке моей.
-    Тогда я сразу же, как говориться, беру быка за рога, - у Марии есть парень?
     Лариса Георгиевна очень сильно сжала губы, а с широко раскрытых глаз её скатились две слезинки. Ей хотелось криком кричать, но напрягая все свои возможности она держалась, не произнося ни слова и даже ни звука.
-    Что-то подобное я предполагал и даже не предполагал, а сразу догадался, когда она, после моего прямого вопроса, стремглав кинулась из моего дома, как будто под ней вспыхнуло кресло.   
-    Ох, как хочется тебе обо всём рассказать, ты даже представить себе не можешь, как хочется, аж мочи нет, всё тело зудит, как будто его месяц не мыли, но не могу, пойми меня правильно Иван Мефодьевич, а вы оба хорошие, умные и мудрые не по годам, вы сами разберётесь, и запомни хорошенько на будущее, - чтобы не произошло между вами, я на твоей стороне, - но тут же спохватившись добавила, - и ещё кое-что заруби себе на носу, я тебе сейчас этого не говорила.
-    Когда шёл к вам всё гадал – спросить или не спрашивать у вас совета, а после нашей беседы точно знаю, что спросить нужно обязательно.
-    Я, дорогой мой Иван Мефодьевич, родилась в стране Советов так что советы давать, - это моя вторая профессия. Спрашивай, не стесняйся.
-    Как вы считаете, стоит мне съездит в город, чтобы поговорить с Марией ещё раз и окончательно решить все не обговоренные вопросы, поставив тем самым точки над -«и».
-    Съездить обязательно стоит, но не сейчас, погодить требуется некоторое время и в большей доле не для тебя, а очень даже для неё и для её же блага.
-    Невольно вынужден согласиться с вами, но как я узнаю, что настала эта пора и уже можно ехать, а вдруг такая пора никогда не наступит, как тогда, сидеть у разбитого корыта и ждать неизвестно чего?
-    Не кипятись, Иван Мефодьевич, в этом случае я подскажу тебе верный способ, - Лариса Георгиевна сделала отмашку рукой, словно ловила назойливую муху, - эх..! жаль закрома иссохли, а то бы я сейчас ещё по стаканчику сухого красного…
-    Так в чём же дело…, - подорвался было Иван по направлению двери.
-    Да что ты, Ванюша, - такое панибратское обращение было высказано впервые, - это же я так…, для красного словца, а ты уж и взаправду подумал.
-    Скажите, Лариса Георгиевна, в разговоре с вами Мария не сокрушалась ли в сердцах о моей инвалидности? Для меня очень важно знать её мнение.
-    Что ты, что ты! – Лариса Георгиевна перекрестилась, да так быстро, что успела между фразами повторить крестное знаменье трижды, - у неё и в мыслях такого не было, но, по правде сказать, я туда и не заглядывала, зато зная её и её характер голову могу дать на отсечение, что на такую ерунду она внимание обращать не станет.
-    Как сказать, для некоторых такая ерунда – непреодолимый психологический барьер. Трудно вытравить из головы засевшую мысль, что твой близкий человек – инвалид, а жить с этой занозой в мозгу порой бывает невыносимо.
-    Эка ерунда, со мной же она живёт, а я инвалид и ещё какой, со справкой инвалид.
-    Есть маленький нюанс, Лариса Георгиевна, - вы не являетесь её мужем.
-    Вот, что правда, то правда, не являюсь, но это, если смотреть в корень, мало что меняет в отношениях между близкими людьми, коими мы с Машей являемся.
-    Кто его знает, что меняет отношения, а что не меняет, нам то неведомо, но зато очень даже ведомо то, что на дворе темень непроглядная, часы показывают совсем неприлично позднее время и мне пора бы до дому, ведь на завтра никто выходной день мне не выписывал, а поэтому осталось мне на сон совсем мизер. Спасибо вам, Лариса Георгиевна, за чай, за беседу душевную, а за совет отдельное мерси. Если вам что-либо понадобится или в чём нужда будет, то не стесняйтесь обращайтесь непременно, я буду рад помочь, чем смогу.
-    Подожди, куда так заспешил, ты же самого главного не услышал, - про мой гениальный план. Он простой и короткий, как всё гениальное: мы обмениваемся телефонами и скрытно делимся информацией, координируя наши действия по ходу дела. Ну, как?
-    Телефонами обменяться стоит, мысль хорошая и на счёт информации…, я в принципе согласен, только я бы ещё кое-что добавил в свою записную книжку - телефон Марии.
-    Запишешь, обязательно запишешь, но воспользоваться им ты сможешь только в самом крайнем случае. Договорились?
-    Договорились.
     Заговорщики обменялись телефонами, Иван, ещё раз откланявшись, ушёл, а Лариса Георгиевна долго сидела у окошка, вглядываясь в темноту, куда исчез её теперешний заединщик и тихо мурлыкая себе под нос любимый мотивчик, мысленно рисовала в своём воображении ближайшее будущее, а цвет этого будущего по спектру был ближе к розовому.
     В то время, как Лариса Георгиевна при полном молчании и с улыбкой на лице просматривала в своей голове очередную картинку, Мария, тем временем, неторопливым шагом приближалась к своей, построенной ещё в советское время, панельной девятиэтажке. Безветренный вечер, даже по-осеннему достаточно прохладный, сухая листва, ломающаяся с характерным хрустом под ногами, и довольно заметный пар изо рта при выдохе, все эти осенние обстоятельства приятно волновали сознание. Оставалось пройти два фонаря и как раз напротив аптеки свернуть в переулок к дому, а там до третьего подъезда и лифт в момент довезёт к конечной точке следования.
     Заранее продуманный маршрут нельзя было изменить, а поменять тем более, приостановить можно, но ненадолго и надо же было такому случится, что невидимая стенка, в неё Мария упёрлась лицом, как в лесную паутину, преградила путь, остановив её в полном недоумении. Смахивая невидимые путы с лица, она зачем-то подняла голову и посмотрела на тусклый свет, исходящий из фонарной лампы, - «а ведь он действительно тусклый», - отметила она про себя и улица…, она огляделась вокруг, - узкая, серая, с ямами на асфальте и вообще какая-то не обихоженная. И снова маленькое озарение, - она ловит себя на мысли, что смотрит на всю эту архитектурную декорацию совсем не так, как раньше, а каким-то другим, отрешённым взглядом и как бы со стороны. Странно, ведь она прожила на этой улице всю сознательную жизнь, а было такое чувство, как будто впервые оказалась в этом переулке и вечная аптека, попавшая сейчас в её поле зрения, та самая аптека, куда она так часто заходила, никогда не откладывалась в её памяти. А, между прочим, аптека имеет милое название – «Прима» и фасад её оформлен изящно и со вкусом, ну точно, как прима-балерина.
     Комочек подкатил к горлу, что-то в области сердца слегка защемило и… как нельзя кстати вспомнились слова Блока.
 
«Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи ещё хоть четверть века –
Всё будет так. Исхода нет.

Умрёшь – начнёшь опять сначала
И повторится всё, как в старь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.»

     Не воодушевили Марию бессмертные строчки великого поэта, более того, проломив невидимую преграду, она, прикусив свой кулачок, прямо-таки побежала к своему дому. Благо, лифт оказался на первом этаже, а на площадке никто из соседей не встретился, значит и нужда отпала обосновывать своё состояние, выслушивая дежурные вопросы и, напрягаясь в ответ, давать такие же дежурные ответы.
     Сумку со шмотками в сторону до завтрашнего разбора, тёплый душ с приятно пахнущим жидким мылом, а после любимый махровый халат, да посидеть в кресле минут десять-двадцать, а то и полчаса, собраться с мыслями и набросать план действий на оставшийся вечер и на следующий день, но не более. На остаток вечера планов на выбор было мало, практически один. – «Побаловать себя горячим кофе или заварить чай, – спокойно, глядя отсутствующим взглядом в телевизионную плазму, размышляла Мария, чувствуя себя вполне комфортно в двухкомнатной квартире хоть и панельного дома, - пойду-ка я туда, в смысле на кухню, и заварю-ка я себе…» - Перед её глазами всплыл тряпичный мешочек с вышитым цветочком полевой незабудки, наполненный, с его слов, ферментированным Иван-чаем, висевший на гвоздике под полочкой на кухне. - «Так и порешим: в этот поздний вечер будем пить чай, не тот, конечно, как у Ивана, но не такой уж и плохой, хоть и в пакетике.»
     Чай на журнальном столике и горсть недельных сушек, рассыпанная рядом вместо позднего ужина, то самое уютное кресло и очередной мыльный сериал по телеку, правда уже российского производства, но от этого суть этой «оперы» не меняется, из освещения только торшер, – типичное времяпрепровождение обычного городского жителя перед сном. – «Наконец-то я дома, в тишине и в добре, сижу себе чай попиваю и ни о чём не думаю, просто не хочу думать ни о чём, да и к чему, какие у меня проблемы? Сравнить мои проблемы с его проблемами, так я вообще получается живу как у Христа за пазухой, и это хорошо, вроде бы, но почему-то кошки на душе всё скребут и скребут, а выть хочется волком? Маму оставила в деревне, характер свой проявила, надо же, у меня оказывается характер имеется, а ведь ей одной тяжело будет, ох, как тяжело. Ничего, в смысле, ничего страшного, - пыталась успокоить себя Мария, и тут же понимала, что такой манёвр с матерью начинает выходить для неё боком, - там же Иван, он поможет и подсобит в случае чего, - Мария переключила канал, а за ним другой, потом третий и в сердцах плюнув в телевизор, вернулась к первому, - снова я про Ивана, опять он у меня в мыслях, и потом, с какого перепуга он обязан помогать совсем постороннему для него человеку. Окажись он не тем, кем себя представлял и тогда…? А что тогда? Тогда маме действительно туго придётся, вот что тогда. Дура, зачем я уехала, кому и что я хотела показать или доказать, а может быть это бессознательный ход конём, эдакий психологический гамбит? Ход великолепный, ничего не скажешь, и до того хитрый, что бьёт, почему-то, только по моей голове. А, впрочем, чего я подпрыгиваю, всё идёт своим чередом, Ивану я ещё не отказала, но и не обещала лишнего, ишь какой шустрый попался, глядишь, так бы на второй день и в загс потащил. Интересно, сколько стоит такси до деревни, ведь сумку-то я ещё не разобрала?» - Она набрала номер диспетчера такси и поинтересовалась за сумму до деревни, затем вздохнула, прикусила губу и оборвала связь.
     Очнулась Мария от того, что онемела рука в неудобном положении, недопитый чай совсем простыл, махровый халат почему-то не грел и жутко хотелось принять горизонтальное положение, затем найти удобную позу и накрыться одеялом с головой. – «Утро вечера мудренее, завтра позвоню управляющей и решу все вопросы, а сейчас спать, потому что время позднее и потому что очень хочется.» - На счёт три её глазки закрылись до самого утра, аж до девяти часов, что раньше с ней не случалось никогда, на сколько ей не изменяла память.
     Проснулась Мария с абсолютно свежей головой и с ясными мыслями в ней, что было приятной неожиданностью. Взглянув на недопитый чай и оставшиеся пару сушек, она равнодушно ухмыльнулась, при этом отогнала, нахлынувшие было, вчерашние мысли, поставив на них жирный крест. Прежде чем позавтракать Мария связалась со своей управляющей и ошарашив её своим столь неожиданно ранним возвращением и появлением вообще, не сразу, но всё же убедила её, договорившись выйти сегодня же во вторую смену. – «Ну вот, - воодушевлённо доказывала она себе, - а ты говоришь проблемы, да никаких проблем, достаточно одного звонка и теперь с приподнятым настроением и завтрак в радость.»
     Жизнь для Марии возвращалась в своё привычное русло, это она прочувствовала, когда уплетала бутерброды сидя за кухонным столом, размышляя о предстоящей работе и делая вывод, что очень хорошо иметь любимую работу. Внезапно её благостные размышления прервал звонок в дверь и от такой неожиданности Мария чуть не выронила всё, что держала в руках в эту секунду. – «Соседи, с утра? - сделала Мария первое и единственное заключение, - логичнее и быть не может, хотя никогда такого не было, у них всегда имелись спички, соль и лавровый лист.» - Пришлось идти открывать и не мало удивляться появлению в дверном проёме совсем не соседей.
     Перед ней на лестничной площадке стоял мужик, присмотревшись к которому она, к своему огромному удивлению, узнала того самого мастера из конторы – «Муж на час». Надо было бы поздороваться с человеком, как-никак знакомый, но у Марии словно ком в горле застрял, от чего, вместо – «здрасьте», она только хватала воздух ртом, словно пойманная рыба на песке.
-    Доброе утро Мария, - и видя состояние молодой женщины, мастер не стал дожидаться её обморочного состояния, а продолжил словесный натиск, тем самым переводя её сознание на нужные ему рельсы, - как ни странно это прозвучит, но это я, собственной персоной.
     И даже после этого Мария продолжала хлопать глазами силясь поверить им, что всё это происходит на пороге её квартиры, именно с ней в это осеннее утро.
-    Я вас напугал с утра, так вы уж простите меня такого сякого.
-    Да, нет…, - с трудом выдавила Мария, а что эта фраза означала она и сама не поняла.
-    Я к вам буквально на пару минут, если позволите?
-    Ой, да что же это я вас держу на площадке, - пришедшая в чувство Мария оживилась и даже где-то обрадовалась приходу живого, хоть и мало знакомого, человека, - не с руки нам через порог разговаривать, прошу вас проходите.
     Они зашли в квартиру, но оставались в прихожей возле входной двери.
-    Может быть чаю? – вспомнила Мария о гостеприимстве, - я как раз собралась позавтракать.
-    Не стоит беспокоиться, я же и в правду на пару минут. Я у вас давеча свои тапочки оставил.
-    Тапочки? – Мария напрягла память, мысленно воспроизводя тот день, и вспомнила, твёрдо вспомнила, что никаких тапочек мастер не оставлял, более того она не раз протирала прихожую влажной тряпкой и никак не могла бы промахнуться мимо чужой обуви.
-    Точно так, мои тапочки, я их переодевал вот на этом самом месте, но благодаря моему раннестарческому склерозу позабыл их забрать.
-    Насколько мне память не изменяет вы ничего у нас не оставляли, - Мария уже начала сомневаться в добрых намерениях пришедшего.
-    Да вот же они, - мастер указал на угол, где аккуратно стояли чьи-то тапки явно большого размера.
-    Действительно, стоят, - Мария с облегчением вздохнула, продолжая при этом ещё больше путаться в мыслях.
     Мастер положил тапки в спортивную сумку, висевшую у него через плечо и, заглянув за спину Марии в комнату напротив, с некоторым оттенком разочарования спросил.
-    Что-то Ларисы Георгиевны не вижу, неужели с утра на прогулку подалась?
-    Да, она на прогулке…, - и не долго раздумывая добавила, - в деревне, в родовом гнезде своём отдыхает, свежим воздухом дышит, молоко парное пьёт, колодезной водой умывается. А что, вы её хотели видеть?
-    Честно сказать, хорошо было бы с ней поговорить, но если её нет, то можно и с вами побеседовать.
-    Со мной? - Мария не мало удивилась, - позвольте, но о чём мне с вами беседовать? Я даже ума не приложу, на предмет чего нам можно будет говорить.
-    Нам действительно не нужно говорить о чём-то, а вот о ком…, тут есть тема для разговора.
-    Так ведь мамы нет, и как мы без неё и о ней?
-    Как раз о ней мы говорить не будем, речь пойдёт исключительно о вас, несмотря на ваше удивление, проявившееся на вашем лице. В ваших глазах читается страх, я это сразу заметил, как только открылась дверь, и я не могу оставаться равнодушным если человек нуждается в помощи.
-    Мне помощь…? – Мария расхохоталась, но смех её звучал нарочито натужно, - вы обманулись, глядя в мои глаза, а вот ваш приход в такую рань меня определённо пугает и появление ваших тапочек в нашей прихожке, тоже знаете ли… как-то странно всё это выглядит. Вы, случаем, фокусником в свободное от ваших основных дел не подрабатываете, а Эмиль Кио не ваш ли дальний родственник? 
-    Вот чего нет, того нет и фокусы тут не при чём. Про Эмиля Кио ничего не знаю, но надо будет на досуге генеалогию проверить, а вот оставлять, не совсем способного обслуживать себя, человека в холодное время, то вот это как-то неприлично с вашей стороны и даже можно сказать – безнравственно.
-    Вы меня удивляете уже во второй раз, за несколько минут. У нас сегодня по календарю день удивлений?
-    Только в том случае, если я прав, - мастер улыбнулся доброй и приятной улыбкой, - а знаете что…, я воспользуюсь вашим предложением и от чая не откажусь.
-    Тогда прошу на кухню. Вы какой чай предпочитаете?
-    Предпочтение отдаю нашему русскому Иван-чаю, но если такового нет, то можно и пакетиком побаловаться, а вообще полагаюсь во всём на ваше усмотрение.
     Мария слушала гостя, отгоняя бредовые мысли, прекрасно понимая, что если принимать их близко к сердцу, то можно скоренько тронуться умом. – «Спокойствие, только спокойствие, - требовала она от себя, - всё это просто слова, а совпадения иногда случаются и ещё не такие, но всё равно от совпадений этих немножко жутковато на душе становится.»
-    Иван-чая, к сожалению, нет, а вот пакетиков сколько угодно, - Мария достала кружку и чайную ложку, - варенья тоже нет, я вам сахар дам.
-    Спасибо, не беспокойтесь, я пью чай без сахара, правда иногда с мёдом, но им, я думаю, вы угостите меня в следующий раз.
-    Вы так уверены, что следующий раз состоится? – Мария терялась: толи пугаться, толи возмущаться такому стремительному развитию отношений, - как насчёт бутербродов, чтобы перекусить…?
-    Если можно…, - мастер замялся, - я бы баранками или сушками удовлетворился.
     Теперь Марии пришлось вспомнить и о сушках, оставленных с вчера на письменном столике, одновременно, она всё пристальней присматривалась к раннему гостю и, не зная при этом как отвечать, просто молча села на табуретку напротив.
-    Вы хотели меня в чём-то убедить, так я вас слушаю и не обращайте на меня внимание, если я при вас буду завтракать.
-    Я хочу поддержать вас психологически и укрепить ваш дух.
-    Очень интересно, а в чём конкретно меня нужно поддержать?
-    Скорее не поддержать, а удержать вас от малодушия.
-    Удерживать меня… от малодушия? Не вижу необходимости, ведь я никуда не рвусь, более того я даже встала сегодня аж в девять часов. Вы представляете? ах, о чём это я, конечно не представляете, но тогда просто поверьте, что я никогда так поздно не вставала.
-    Вы может быть и не рвётесь, а вот душа ваша мечется и вам от этого становится страшно. Мой совет для вас, а там уж как вам заблагорассудится, можете принимать, а можете тут же забыть, но придёт такой час, когда вы обязательно вспомните о нашем сегодняшним разговоре и будете рады, что произошёл он раньше того времени, когда вы будете вынуждены встать перед выбором, решающим как вашу земную судьбу, так и судьбу души вашей. Теперь же попробуйте представить, чисто в вашем воображении, что все ваши близкие…, вы уж извините, но они, допустим, умерли и ноги ваши хватил паралич и дара речи вы лишились. Соглашусь с вами, что представить сие тяжело, а иной раз просто невозможно и никто, поверьте, никто в течении всей своей жизни, не то, что пытается, а поганой метлой гонит от себя всё это бредовое наваждение. После того, как вам всё же удастся представить то, о чём я говорил выше, обратите внимание на свои эмоции, а они появятся, обязательно появятся и тогда вы сможете дать ответ на многие вопросы, будоражащие ваши чувства. Несомненно, все люди знают, что они, в конечном итоге, умрут, только хотят, чтобы это случилось потом, когда-нибудь, в далёком необозримом будущем, а до этого времени им надобно быть здоровыми и жизнедеятельными. Тебе же я скажу так: не бойся своих чувств, доверяй им, но доверяйся им с холодной головой, а если вдруг жар в ней случится и невмоготу, то скоренько так тряпочку мокрую на лоб свой приложи, ну а если же выбор сделан и он, не будем уточнять причину, окажется ошибочным, не проклинай судьбу из-за своей ошибки, а терпи до последнего и к чувствам новым опять же с головой холодной подходи и, как у нас в народе говорят, чтобы ум за разум у тебя не заходил. На этом я заканчиваю, - мастер допил свой чай, - отвечать мне не нужно, а спорить тем более, за чай и тёплое гостеприимство спасибо. Хвалю смелость твою, за то, что впустила в дом малознакомого человека, не побоялась в своём одиночестве даже на чай пригласить, а вообще-то, на будущее, поосторожней надобно быть с гостями незваными.
-    Подождите секундочку, у меня только один вопрос и совсем не по теме…
-    Ну что же, я, как и ты, тоже никуда не тороплюсь, так что задавай.
-    Каким образом вы догадались, что я уехала из деревни, оставив маму одну?
-    Как бы сказал Холмс, - «элементарно Ватсон». Вот и я повторю за ним, - элементарно Мария, ваша походная сумка всё ещё в прихожей, и она не разобрана, да и вы не загоревшие, а значит не с юга приехали.
-    Ой, а я совсем забыла, мне же действительно до работы сумку-то разобрать надо.
-    Значит, и от меня кое-какая польза есть, - улыбаясь мастер встал и двинулся на выход, но потом вдруг остановился, развернулся лицом к Марии и задал на прощанье последний вопрос, - раз уж у нас так пошло, то застолбим традицию, - перед расставанием от каждого по вопросу, а значит теперь мой черёд. Ответьте, что для вас важнее: связать варежки ребёнку или написать детскую книжку?
-    Ответить вот так сразу…, - у Марии слегка дёрнулось плечо, - мне необходимо подумать.
-    Подумать…, - это не плохой вариант, а провожать меня не стоит, на дверях у вас старой конструкции замок по английскому типу, так что, когда он щёлкнет, это будет означать, что я ушёл, а дверь закрыта.
     Дверь хлопнула, щелчок прозвучал, а Мария сидя за столом, после такой короткой, но насыщенной беседы, с трудом доедала бутерброды, при этом мысленно укоряла себя за то, что столь много их нашинковала. Остальные часы перед работой прошли спокойно и без всяких потрясений, но и делать Мария уже ничего не могла, так как голова её была забита всякими думками и не только про сегодняшний визит странноватого мастера, наговорившего кучу всего замысловатого, мало понятного и даже немножко бредового, но также и про вчерашний день, а за ним и про позавчерашний и вообще…, всё предыдущее вновь навалилось лавиной. – «Ничего, - обещая, успокаивала она себя, - на работе голова прояснится, там некогда…, там вся эта дурь из головы-то повыскакивает.» - До работы Мария добиралась на трамвае. Ей нравилось ездить на трамвае: колёса мерно постукивают, отбивая свой индивидуальный ритм, пассажиров мало, пробки для него не страшны, опять же сам вагон покачивается, как большая люлька, да и думается в нём как-то лучше, чем в других видах транспорта.
     В этот день, к радости заведующей, она не опоздала, зашла в салон с достаточным запасом времени для подготовки к работе, что ещё больше подняло настроение самой Марии и весь коллектив сразу же оценил этот маленький подвиг, тем не менее не заостряя свои выводы вслух.
     Евдокия Парамоновна, как всегда мудрая и справедливая, намекнула во время приветствия, а она это делает виртуозно, что выслушает все Марьины злоключения потом, на каком-то банкете в конце смены, от чего смена эта запланирована быть короче, чем положено по трудовому расписанию. Пропустив мимо ушей вторую часть фразы управляющей, Мария с головой погрузилась в работу и так увлеклась, что с трудом расслышала трубный голос Парамоновны объявивший о закрытии входных дверей и общий сбор в подсобке.
     Оказалось, что на вечер красавица Алиса запланировала накрыть поляну и устроить девичник в тесном рабочем коллективе по поводу помолвки со своим молодым человеком, а свадьба назначена на ближайшую пятницу. Все в парикмахерской были в курсе намеченной вечеринки и поэтому по личному изъявлению каждого и общего сговора решили посодействовать виновнице торжества, приняв посильное участие в оформлении стола. Каждая изгалялась как могла, выкладывая на стол оригинальное блюдо собственного приготовления, утверждая при этом, что вкуснее этого никто ничего не ел, кроме Марии, по воле случая оказавшейся на банкете пустой, от того что её: толи не успели предупредить, а может быть не рассчитывали на её столь ранний приезд.
     И снова знакомая суета, всё прогнозируемо, комфортно и по-домашнему тепло, и Мария в этакой кутерьме чувствовала себя, как рыба в воде. Парамоновна, словно заправский дирижёр, руководила процессом спокойно и толково, направляя потоки людей и провизии в нужных направлениях. Стол накрыт в считанные минуты и все на своих местах, согласно регламенту: во главе стола – Евдокия Парамоновна, напротив, возмутитель спокойствия – Алиса, а места по бокам отвели Марии и Екатерине, и было бы так, но стоит пояснить, что стол изначально квадратный, а, впрочем, - какие мелочи.
     Вино разлито по бокалам и Парамоновна, как и заведено в этом частном коммерческом учреждении, первой взяла слово.
-    Всё, что я хочу тебе сказать, дорогая моя Алиса, я скажу, но чуть позже, а сейчас с радостью предоставляю слово тебе.
-    Я…, - Алиса не находила подходящих слов, виновато посматривая на коллег, - я не оратор и красиво говорить не умею, не обучалась в своё время этому искусству, но всё же попытаюсь как-нибудь попонятней и доходчиво выразить свои мысли. Я выхожу замуж уже в эту пятницу и у меня к этому, вроде бы знаменательному во всех отношениях, событию смешанные чувства: то ли радоваться ему, то ли плакать – не знаю, но уверена в том, что результат будет известен совсем скоро, очень скоро, я так думаю. Но не про это хочу сейчас сказать, а про моих старших подруг, - про вас, с коими я так долго проработала. Вы были для меня примером во всём, у вас я многому научилась и многое приобрела, что, надеюсь, поможет мне в дальнейшей семейной жизни, мне больно будет с вами расставаться, а ведь придётся, но останутся воспоминания и номера телефонов на всякий случай. Почему я говорю в прошедшем времени? да потому что эта неделя последняя моей работы в нашем коллективе. Мне больше не работать… здесь - это однозначно, но так же и в любом другом месте и это тоже узаконенный факт. Мне…, мне…, без всяких там намёков, а вполне конкретно…, - Алиса вдруг рухнула на стул и заплакала.
-    Ну вот…, - утирая накатившую слезу тыльной стороной натруженной руки, растроганная Парамоновна поспешила к Алисе, обняла её и попыталась было успокоить, но не сдюжила и в итоге сама разревелась, а за ней и остальные девчата.
     Так они, всем дружным коллективом, дружно прорыдали несколько минут.
-    Довольно мокроты, не женское это дело…, хотя о чём это я…, - заведующая, первая пришедшая в себя, одёрнула сослуживиц, возвращая их к сути застолья, - удивляюсь я нам, по какому бы поводу наши русские бабы не собирались, – всё через слёзы пропускаем и пока лишнее не выплакаем не успокоимся. Де-еву-ушки! Мы здесь, между прочим, праздновать собрались, а не это…, того самого. Алиса, родненькая моя, ты не переживай так, не стоит, и не бери близко к сердцу, всё ж таки женитьба не похороны…, - и поняв, что ляпнула что-то выходящее за рамки торжества, прикрыла рот рукой и в такой позе уже не так громко, но зато всё тем же твёрдым голосом, договорила, - радоваться надо жизни нашей, а нагореваться мы ещё успеем…, - и опять осёкшись и посмотрев на девчат глазами побитой собаки, окончательно махнула рукой и села на своё место.
     На помощь заведующей поспешила Катерина, подняв упавший было флаг торжественного застолья.
-    Не бойся, Алиса, ничего не бойся, не так страшен чёрт, как его малюют. Смело иди в новую жизнь, и я не понимаю, мы выпьем наконец за нашу любимую подругу, надёжного товарища и младшего из коллег, а то рука уже устала держать этот тяжёлый бокал?
     Все хором прокричали – выпьем и выпили первый бокал, каждый по своим возможностям. Дальше дело пошло веселее, заведующая, наконец-то, договорила свой тост, затронув в нём не только личность Алисы, как своеобразного характерного работника со своим индивидуальным парикмахерским стилем, а ещё и производство услуг в целом с их проблемами и перспективами, положение в стране и международную обстановку тоже не забыла упомянуть. Мария от своего имени поздравила Алису с знаменательным событием, пожелала ей здоровья, счастья и детишек, не меньше двух. Как ни весело было за столом, а у Марии настроение не поднималось, даже вино не помогало, оставалось только тихо сидеть как мышка, время от времени выпивать, не забывать закусывать и невольно слушать непринуждённую болтовню сослуживиц, наблюдая за всеми вместе и за каждой в отдельности. Став в определённый момент проницательной, она явно заметила, как Алиса вопреки, видимо, своему внутреннему настрою изо всех сил старается улыбаться, поддерживать разговор и быть этакой балагуркой, но глаза переделать невозможно и они, в пику её деланному образу, выражали совсем обратное и радости в них Мария не усматривала. – «Что же это такое, о чём обеспокоена невеста, какая жаба давит на её грудь, что под этим давлением спина у ней принимает вид вопросительного знака?» - задавала она себе бесполезные вопросы, зная наперёд, что ответа не дождётся, а лезть с ними в чужую душу для неё было не в её характере. От аналитических размышлений Марию отвлекла Екатерина, под шум веселого застолья перешедшая на её сторону.
-    Ты тоже это заметила?
-    О чём это ты? – с удивлением увидев возле себя Екатерину, задала встречный вопрос Мария.
-    Всё о том же, об Алисе нашей, - Екатерина широким жестом указала на стол, - и об её шикарном дембельском аккорде.
-    Стол и в самом деле шикарный, а невеста наша просто красавица и я ей по белому завидую, но я не понимаю твои намёки.
-    От лукавого слова твои, Марьюшка, и ты это знаешь не хуже меня, ты же видишь тоже самое, что и я.
-    Тогда конкретно говори, что я в данный момент вижу, а в чём слепа и не ходи вокруг да около.
-    Куда уж конкретней: Алисе наш праздник не праздник и улыбка её деланная, а взгляд потусторонний какой-то. А теперь ответь мне честно - права я, аль нет?
-    Врать тебе – себе дороже, действительно, не сразу, но мне в какой-то момент показалось, что Алиса сегодня не такая, какой я её видела на других вечеринках. Поразмышляв под застольный шумок, я сделала простой вывод: моё мерзопакостное состояние, мой внутренний раздрай отражается на моих взглядах, заставляя мозг думать по подлому, доставляя, хоть и мимолётную, но радость, что мол не только мне хреново, но и ещё кому-то из близких мне людей гадко и в глубине души наслаждаться этому. Я презираю себя за такие мысли, но отогнать их не могу, стараюсь, напрягаюсь, но не получается, а поэтому остаётся только одно…
-    Что - одно? – Екатерина дотронулась до плеча Марии и легонько тряхнула его, - Договаривай, чего остановилась на пол слове.
-    Не тряси меня как грушу, неужели не понятно, что может снять женский душевный напряг?
-    Может быть жаркие и крепкие объятья любимого мужчины?
-    Нет, Екатерина Васильевна, в данном случае спасёт только добрая выпивка и чем быстрее я напьюсь, тем легче мне станет, хотя бы до завтрашнего утра.
-    А утром голова ой, как будет болеть, но уже по другому поводу и как бы не пришлось опохмеляться.
-    Ты, как всегда, права, крути не крути, а плохо с обеих сторон и как выбраться из этого замкнутого круга я не знаю. А знаешь ли ты…, нет ты этого не знаешь, а ведь я мать свою, инвалида второй группы, в деревне одну оставила.
-    Зачем и по какой причине?
-    Разозлилась я, очень сильно разгневалась, а на кого понять не могу и от этой непонятки ещё тяжельше становилось, - Мария сильно прикусила сжатый кулак и покачала головой из стороны в сторону, - кто-то неведомый дразнит меня, маячит передо мной, как морковкой перед осликом, видимым, осязаемым и таким желанным близким счастьем. Я хочу дотронуться до него рукой, но не могу, оно исчезает в самый последний момент, как мираж в пустыне.
-    С таким настроем, Машенька, ты далеко не уедешь, скажи честно - с парнем что ли поругалась?
-    Парня я прогнала, а от нового сама убежала и вообще, чего ты ко мне со своими мужиками пристала, давай лучше выпьем, - Мария взяла фужер, наполненный вином, и подала его Екатерине.
-    Погоди, успеешь ещё напиться, я же к тебе не для этого подсела.
-    А для чего?
-    Одну маленькую тайну хочу тебе поведать.
-    Поведать…, ты, конечно же, можешь, только вот этично ли это будет с твоей стороны делиться чужими тайнами?
-    А мне на это никто запрета не давал, да и тайной это можно назвать с большой натяжкой, скорее всего информация к размышлению.
-    Тогда делись своей информацией, - равнодушно согласилась Мария.
-    В этом случае, а я имею ввиду нашу невесту, стоит предварительно возвратиться на некоторое время назад, когда у одной, только пришедшей в наш коллектив, молодой сотруднице была острая необходимость выговориться кому-нибудь, кто хоть как-то внушал ей доверие. Выбор пал на меня и я, не спрашивая о причинах такого поступка, охотно согласилась выслушать её и поделиться в ответ своими соображениями на сей счёт если она этого пожелает. Не скажу, что специально, но как-то само-собой после одной из дневных смен мы, уединившись в подсобке, за крепким чаем предались задушевной беседе. В начале разговор шёл как это обычно бывает у мало знакомых людей об учёбе, об увлечениях, по родственникам прошлись и вообще немного о жизни порассуждали. Закончив обязательную часть, мы непроизвольно перешли к главной теме нашего диалога, о сути его я, естественно, не догадывалась, а разговорившаяся Алиса открылась мне, рассказав один странный случай, произошедший с ней в глубоком детстве, но до такой степени врезавшийся в её память, что она помнит его до сих пор, ясно представляя этот момент во всех его оттенках и в мельчайших подробностях. Значиться так: в один из выходных дней мама Алисы послала свою дочку, лет двенадцать ей было на тот момент, на базар за кое-каким товаром, что был за товар она не запомнила, вроде за картошкой, а отсчёт ведёт со сцены, происходившей уже непосредственно на самом рынке. К ней подошла, невесть откуда взявшаяся цыганка, самая что ни на есть настоящая и во всём своём национальном облачении, взяла девчушку за руку и, отведя в сторонку, для начала успокоила сказав, что покупку она сделает потом, а сейчас ей необходимо выслушать её и не бояться вида цыганского ведь худого от неё ничего не исходит и зла она ей не желает, просто имеет кое-что сказать. Сама, не понимая почему, но девочка поверила увещеванием пожилой женщины и заворожённо слушая вкрадчивую речь покорно стояла перед ней, как кролик перед удавом. – «Запомни, - слегка водя пальцем по линиям на девичьей ладошке, не громко наговаривала цыганка, - о том, что я тебе скажу ты твёрдо запомнишь и ни с кем делиться не будешь до своего совершеннолетия. Сейчас тебя, живущую в счастливом детстве, никто не замечает и глаз на тебя не положит, но со временем гадкий утёнок превратится в прекрасного лебедя и вот тогда-то у тебя начнутся настоящие проблемы. Твоя красота - это твоё проклятье, и оно в будущем несомненно засосёт тебя в водоворот славы, известности и богатства. Многие из сильных мира сего при твоём появлении станут на столько безвольными, что, потеряв рассудок, сами бросятся к твоим ногам, а также положат на этот алтарь всё, что имеют, влезая в долги и даже идя на преступления. Под звуки медных труб в золотом шатре ты очень скоро сама, оторвавшись от реальности, потеряешь разум под прессом навалившегося на тебя счастья, но в короткое время всё это лопнет, как мыльный пузырь и ты благополучно всё потеряешь и не только материальное, но возможно и саму жизнь. Теперь ещё крепко запомни: ослепительное – ослепляет, сладкое – приедается, становясь приторным, а идеалы разрушатся словно карточный домик. Возможное твоё спасение - это выйти замуж по любви за простого работягу, хотя и это не факт твоей долгой и счастливой семейной жизни, беря во внимание его неизлечимую ревность, разрушающую сознание и превращая милого, любящего супруга в тирана и деспота. Я – ведическая цыганка, видевшая много и знающая немало, но даже мне не ведом выход из твоей ситуации. Я говорю тебе об этом именно сейчас лишь потому, чтобы до совершеннолетия и какое-то время после него у тебя было время подумать и подготовиться, а вот как подготовиться и что для этого надо сделать это, в конечном итоге, всё равно придётся решать только тебе самой и спрашивать придётся тоже только с себя. Но ты не переживай и шибко не убивайся, ведь у нас и матери одиночки не плохо живут, а богатые никуда не денутся, они всегда, ползая у твоих ног в своей неистовой решимости будут бесконечно добиваться твоего расположения.»
     Учащённое дыхание сковывало речь Екатерины и ей пришлось продышаться, прежде чем продолжить свой рассказ.
-    Представляешь, какая нагрузка легла на неокрепшую детскую психику, это же уму непостижимо жить с таким грузом в голове. Поэтому, как она рассказывала, пришлось ей, не то, чтобы прятаться, но стараться излишне не афишировать свою личность в публичных местах и на всяких мероприятиях, жить тихо, подыскивая себе работу как можно более уединённую. Библиотека её не привлекала, в шахту её не пускали, а космос для неё был недостижим, вот и сошлись звёзды на парикмахерском деле и ей это очень понравилось, здесь она обрела покой и душевное равновесие. Пока. Пока не случилось то, что случается с любым молодым организмом, как бы долго она не оттягивала этот момент, а именно то, что влюбилась наша принцесса Лебедь и как оказалось в последствии в молодого человека из совсем не бедной семьи. Долго она мучилась, сопротивляясь случившемуся факту, но сердцу не прикажешь, когда чувства зашкаливают и адреналин сносит крышу напрочь. Следствием же из всего моего предыдущего рассказа стала сегодняшняя вечеринка и ты можешь наблюдать её своими собственными глазами и даже принимать участие.
-    И надо же было появиться этой цыганке, - Мария, держащая во всё время рассказа бокал в руке, допила-таки вино и хотела было налить ещё, но одумалась, одёрнув руку от бутылки, словно от раскалённого утюга, - что толку пить после твоей тайны, зря только продукт переводить, я и до этого не могла захмелеть, а тут ты со своим откровением.
-    Нам-то чё, напиться мы сможем в любой другой день, а вот каково Алисе дожить до пятницы в полном здравии и бодрости духа?
-    Я поняла…, - задумчиво произнесла Мария, глядя в пустой бокал.
-    Что ты поняла?
-    А то и поняла, что мне надо по-тихому исчезнуть с этой вечеринки прямо сейчас и ты мне в этом поможешь, отвлекая внимание всех на себя.
-    А как я потом объясню, всем этим, - Екатерина кивнула головой в сторону мило беседующих Парамоновны и Алисы, - твоё такое внезапное исчезновение?
-    Сошлёшься на мою головную боль.
-    Ты думаешь поверят?
-    Тогда скажи, что в моей квартире случился потоп или у меня, нежданно-негаданно, парализовало правую руку и я не могу держать рюмку, ну придумай что-нибудь, не мне же тебя учить.
-    Ладно, не умничай, придумаю чего-нибудь, а, впрочем, зачем изобретать велосипед, голова – это не плохой вариант и что интересно всегда прокатывает.
     На том и порешили. Мария сбежала с вечеринки, как и задумывалось, тихо и по-английски, а Екатерина осталась отмазывать её, беря всю тяжесть последствий на себя. Уличная свобода благотворно подействовала на Марию, и она сразу почувствовала себя как-то легко, а свежий осенний ветерок своим холодком приятно остужал лицо после душного помещения. Шла она специально медленно, заложив руки за спину, да и куда ей было торопиться, ведь дома её никто не ждал, даже тараканов и тех не было в квартире, если не считать неодушевлённого компьютера с его двоюродным братом - телевизором. Так, глядя себе под ноги, отстукивала она каблуками по знакомому до боли тротуару пока не обратила внимание на трещины в асфальте, пересекающие пешеходную дорожку поперёк и сразу же в памяти встал образ смешного мальчугана с его детской привычкой перешагивать через эти полосы. – «Как он там поживает, этот мужичок с ноготок, небось всё так же пропускает первый урок, а потом уговаривает бабушку не ругать его за провинность? – с улыбкой вспоминая о Ванечке, размышляла Мария, - а мы, что – рыжие, мы, как и ты, и мы поддержим тебя, несмотря на то, что нам почти за тридцать, и на эти змеевидные трещины в солидарность тебе тоже наступать не будем.» - Если бы в данный момент кто-то увидел Марию идущую, со склонённой к земле головой и аккуратно перешагивающую через невидимую преграду, то решили бы, что молодая гражданочка немного не того и не позвонить ли скоренько по известному телефону в известную организацию. В этот раз всё обошлось: толи прохожие не повстречались, толи не обратили внимания, а может быть увидев, но махнув рукой, поспешили дальше по своим неотложным делам.
     Дома, сидя в кресле напротив «зомбоящика», то бишь телевизора, Мария мечтала, торопя время, чтобы скорее наступило завтра, ведь ей в первую смену, а значит существует вероятность встретить, полюбившегося ей, Ванечку и возможно поговорить с ним идя по дороге в школу к первому уроку. Оказывается, ларчик просто открывался и для того, чтобы это завтра наступило быстрее, надо было просто раньше лечь спать, к такому логичному выводу привело её сидячее медитирование. Сказано-сделано, Мария в постели с закрытыми глазами, а настенные часы методично сокращали время до подъёма.
     Утром Мария шла на работу также медленно, как и вчера домой, только теперь она вглядывалась не в трещины на тротуаре, а выискивала глазами, шаря по окрестности, знакомую фигурку с ранцем за спиной. Но, к её великому сожалению, она так и не повстречала Ванечку и, приподнятое было настроение, мгновенно испарилось, канув в небытие, а его место тут же заняло разочарование и пришедшее за ним уныние. Кое-как доработав свою смену, Мария не пошла сразу домой, отметив про себя, что, как и вчера, никакой такой большой необходимости в этом не было, а решила прогуляться по парку, съесть смакуя своё любимое шоколадное мороженное с орехами на желательно свободной скамейке и может быть помечтать о чём-то хорошем, глядя в небесную даль.

   

                Часть 2.

                Мария.


               
                Когда умрёт последний русский,
                Все реки повернутся вспять.               
                Исчезнут совесть, честь и чувства,               
                И звёздам больше не сиять.               

                Когда умрёт последний русский,               
                Когда исчезнет русский дух,               
                На всей планете станет пусто               
                И Мир бесцветным станет вдруг.               

                Не станет русского балета,               
                Пожухнут русские поля,               
                И гениального поэта               
                Не явит русская земля.               

                Затихнут звуки балалаек,               
                Гармошек, дудок, бубенцов,               
                Не станет русских сказок, баек,               
                Ни песен дедов и отцов.               

                Не станет русского раздолья,               
                Порвётся русский хоровод,               
                А вместо русского застолья               
                Войдут хот-доги в обиход.               

                Когда истает Дух российский               
                И канет в Лету русский край,               
                Заменит водку шнапс и виски,               
                Маца заменит каравай.               

                Патриотизм заменят деньги,               
                Любовь запишется в контракт,               
                А таинство совокупленья               
                Заменит пошлый порно акт.               

                Не защитит солдат российский               
                Чужую слабую страну,               
                И впишет Ад в живущих списки:               
                Иуд, чертей и Сатану.               

                И наконец-то англосаксы               
                Устроят свой кровавый пир,               
                Погибнет рубль, а евробаксы               
                Все души скупят и весь мир.               

                Когда последний русский встанет               
                На край могилы, уходя,               
                Земля Землёй быть перестанет               
                И Бог заплачет, как дитя.               

                Но умирая, на излёте,               
                Он заорёт вдруг в пустоту:               
                "Да хрен вам, твари! Не дождётесь!               
                Я всех чертей переживу!"               

                Пусть знает мир - Бог не заплачет,               
                И не иссякнет русский род,               
                Бог любит Русь, а это значит -               
                Последний русский не умрёт.               

                И злыдней помыслам не сбыться,               
                Не повернуться рекам вспять,               
                Хоть перекосятся их лица -               
                Русь в пыль забвенья не втоптать.               

                Россия раны все залечит,               
                Сто раз пройдёт и Крым и Рим,               
                Пусть знают все, что русский вечен!               
                И Русский Дух не истребим!!!               

                Влад Селецкий               



     Высоко-высоко в лазоревом небе, где-то между тропосферой и стратосферой, оседлав старый, дряхлый и настолько ржавый велосипед, издающий при езде отвратительно мерзкий скрип не только провисшей цепью, но и обоими колёсами был, как ни странно это покажется, вполне себе ещё пригодным к употреблению, так как производства он был советского и предназначался для дорог разных, как от шоссейных так и до любых, а название у него было – «Урал», и вот на нём, с наслаждением покуривая, теперь уже никак не контрабандную, а вполне себе легальную кубинскую сигару и насвистывая какую-то непотребную хрень, катил себе тихой сапой Астарот, держась за руль правой лапой, да-да, у него вместо правой руки явно просматривалась лапа тигра, а в левой, орлиной, он держал зонт, прикрывающий его от нестерпимо палящего солнца, ведь ему оно было противопоказано по медицинским соображениям, и только благодаря спасительной тени от этого незамысловатого устройства  у велосипедиста поддерживалось прекрасное утреннее настроение, от чего пакостные мысли его взяв отсрочку на неопределённый срок не торопились заходить обратно в то место, где по нашим представлениям должна была находиться голова. Рассеянно, поглядывая по сторонам, он, тем не менее, особливо внимательно вглядывался себе под ноги, а именно в земной ландшафт, и только для того, чтобы не пропустить то важное место, где на сегодняшний вечер у него было намечено одно шкурное дельце, не столь уж и важное для него, но пропускать которое было бы нежелательно.
     Обликом, а как же без него, Астарот был настолько уродлив, что Тифон по сравнению с ним был совершенным идеалом красоты и грации, какую только могло создать изощрённое дьявольское воображение, а чтобы описать его всего, так для этого понадобилась бы не одна страница и даже не десять, а ого-го сколько, потому что упусти в этой мозаике хотя бы одну деталь, это как в пазлах, то не сложится и весь образ.
     Так бы и катил он себе по чистому ясному небу, что для него было не очень комфортно, педалируя свой лисапед тихой сапой, пока на, невесть откуда взявшимся, единственном облачке не увидел бы он того самого, с кем ему встречаться ну никак бы не хотелось.
-    Ба-а-а...! что я лицезрею..., знакомые всё образы, а засим не запланированная и не совсем приятная встреча! Просто диву даёшься, вокруг столько пространства..., а мы тут нос к носу. Да-а-а... тесновато стало в нашем мироздании! Ну и чё сидим, о чём мечтаем, ненавистный мне, архангел Рафаил? - голос Астарота раскатывался в разряжённых слоях атмосферы как удары молота по наковальне, хотя, согласно физическим законам, всё должно было быть совсем наоборот.
-    О приятном мечтаем, Астарот, в отличие от тебя, всегда о приятном.
-    А я и не сомневался, - демон направил свой драндулет прямо к облачку похожему на белого барашка, - это плохо, когда прямо с утра и думают о приятном. Вот умеешь ты настроение испортить и ведь хотел же я мимо проехать, так нет..., улыбочка твоя и весь твой ангельский облик..., смотреть на тебя тошно, но теперь всё..., раз уж я притормозил, то поверь на слово, а по другому и нельзя, придётся мне с тобой разбираться до тех пор, пока я не испорчу тебе настроение, ведь для меня это принципиально, да и не впервой мне, а посему …, не будем заранее загадывать, не благодарное это дело решать именно таким образом твою судьбу, да-да..., твою и ничью другую, и не надо тут изображать непонятку. Я буду отталкиваться от моей карты, у меня тут старая игральная колода завалялась, так вот как моя краплёная карта ляжет, так с тобой и поступим, до летального исхода может быть и не дойдёт, но вот облик твой попортим обязательно. Видишь, я с тобой предельно откровенен, так и запишем в протокол, потому что в ответ я тоже очень рассчитываю на твою откровенность, и как нас учили в школе, - откровенности не могут быть неискренними. Я не задаю вопрос и не жду ответа, белокурый ты мой, я, в отличие от вас, ангелоподобных, всегда только утверждаю. Это ведь вы любители вопросы задавать и самим же на них отвечать, а мы, наоборот, тихо, незаметно, без салютов и фанфар, дела конкретные делаем.
-    А получится ли тебе со мной разобраться, чтобы на облике моём усердие твоё отразилось?
-    Вот, видишь, ты опять вопрос задаёшь. Получится, не получится это уже не важно, всяко что-нибудь да отразится. Здесь дело покруче будет: две разно заряженные частицы притягиваются, а раз притянулись, то, будьте любезны, получайте наш жбан дёгтя на ваш туесочек с мёдом.
-    Эх, Астарот, как был ты неучем, так этим неучем и остался.
-    А ты не умничай Рафаил! не перед кем здесь умничать, - успокоившийся было до этого демон, снова вспылил, - твой электорат или по-вашему – паства с прихожанами пока ещё зубы не почистили да лицо не умыли, чтобы в зеркало с утра с пристрастием всмотреться и охнуть от отчаяния, вспоминая уже прожитый вчерашний день, а вспомнив, запричитать взывая к вашему Богу. - «Боже мой, как я быстро старею, не успел лицо своё умыть, а уж на день ближе к смерти.»
-    Спокойней Астарот, не брызгай на меня своей пропастиной, и смрадом своим не пыхти. Умничанье здесь совсем не при чём, тебе бы уроки в своё время не надо было прогуливать на пару со своим корешем - Люцефером, а то бы знал, что частица - это часть какого-то большого целого, а ты, дьявольское отродье, никакой частью этого большого и целого не являешься, и заряда у тебя нет, ни положительного ни отрицательного. Ты есть отражение чёрной дыры, только в миниатюре. А если ты запамятовал, то я напомню тебе, что есть такое чёрная дыра? Так вот, эта самая чёрная дыра, она как пылесос, всасывает в себя всё материальное, где, после горизонта событий, материя разрывается на частицы, а потом, по мере углубления, эти частицы разрываются на более мелкие, а те, в свою очередь, ещё на более мелкие и так до тех пор пока от материи больше ничего не остаётся, зато остаётся энергия, образовавшаяся при её распаде, и как результат: под действием чудовищного давления и неимоверной плотности эта энергия приобретает массу, а значит она становится материальной субстанцией без какого-либо заряда, но при этом, как ты и сам знаешь, дыра эта имеет разум, как впрочем и всё остальное видимое и невидимое. Так вот ты, - это сгусток чёрной энергии, только обладаешь ты не разумом, а умом, и с эмоциями у тебя проблема, твоё питание, - это души грешников, их страхи и низменные чувства. Но в тоже время есть большая разница между чёрной дырой и тобой: она, независимо от своего желания, поглощает только то, что пролетает близко от неё, а ты, в постоянном своём голоде, пребываешь в вечном поиске, бегаешь по мирозданию и как шакал подбираешь падаль, тоже мечтая приобрести массу в виде килограммов, и авторитет, как признание в глазах вашего Люцифера.
-    Там, у людей, - Астарот показал орлиным когтем себе под ноги, - есть такое выражение – «знание – сила», небось слышал про такое?
-    Кто-то что-то примерное говорил, а я, ты же знаешь, только краем уха и то не до конца.
-    А если слышал, то должен был знать, что у чёрной дыры, и это правда, есть разум, но вот только души у неё нет, а жаль, - грязная и липкая слюна медленно сползала из приоткрытого безобразно кривого рта, растянувшегося от сладострастного предвкушения во всю ширь такого же безобразного лица, - эх, будь у неё в наличии хоть какое-то количество души, то, поверь, никакое человечество тогда мне не нужно было бы, чёрные дыры были бы моим завтраком, обедом, полдником и ужином на сон грядущий.
-    Не делай поспешных выводов, мои знания подсказывают мне, что не всё так гладко в твоей теории и я сейчас тебе это докажу…
-    Ой, погоди-ка Рафаил, - на животе Астарота высветился плакат, на котором шла бегущая строка с одним единственным словом – алаверды, - прервись на минутку, отдышись, переведи дух и, прошу, посиди здесь и никуда не уходи, обожди меня чуток, мне тут быстренько за тетрадкой и писалкой надо съездить, очень уж интересную тему ты затронул, хочется восполнить пробел в знаниях, да законспектировать некоторые мысли твои умные для своего самообразования, повышения самооценки и, - Астарот артистично всплакнул, да так натурально, что из его красных раскалённых глаз потекли обычные слёзы, - для моих будущих поколений, ведь они такие слабые и ранимые, а мои знания их защитят, потому что кто предупреждён тот вооружён. Это не я выдумал, это люди так говорят.
-    Сгоняй, кто же тебе запрещает, только на этой чудо технике быстро не получится.
-    А чем тебе не нравится эта вершина технической мысли, - демон поднял велосипед и стал, с нескрываемым удовольствием, внимательно его рассматривать, - смотри какая классная вещь, какая гениальная простота, а как продумана линия рисунка, всем раритетам раритет, а главное ломаться не хочет, чёрт его дери. Ну, если тебя это не устраивает, тогда..., - в одно мгновенье двухколёсный аппарат превратился в большого вороного жеребца, красавца с длиннющей гривой и таким же хвостом, нервно бьющего копытом о невидимую твердь выбивая при каждом ударе град искр, а из ноздрей его, на каждом выдохе, извергался огонь, - ну..., как оценишь такой аппарат или опять не то...? да тебе просто не угодить, - теперь уже конь превратился в большую космическую ракету с красными буквами СССР на корпусе, а сам Астарот облачился в космический скафандр такого же белого цвета и с такой же надписью на гермошлеме как на корпусе самой ракеты, - вот теперь, я думаю, тебя всё устроит?
-    Меня-то всё устроит, устроило бы тебя? – архангел, не громко хихикнув, указал пальцем на буквы, - а с чего это вдруг такая аббревиатура на лбу у тебя отпечаталась, это твоё тайное предпочтение?
-    А-а-а вот..., ничего случайного здесь нет, - демон хитро оскалился, - эх, Рафаил ты мой Рафаил, по-моему не я, а ты прогуливал уроки с тем, о ком я даже не хочу упоминать, - теперь настало время демону открыть свою пасть из которой вырывалось что-то на подобие смеха, от чего всё его тело при этом заколыхалось, как желе в которое не доложили желатина, - да, ты прав, это  ностальгия о приятных воспоминаниях, ведь как не крути, а коммунистическая идея, - он погрозил Рафаилу тем же самым орлиным когтем, - это пока что самый лучший проект нашего коллективно-извращённого тёмного ума. И ведь как красиво преподали, просто и со вкусом, а звучит ещё красивши, ну просто как лебединая песня: грабь награбленное, от каждого по способностям и каждому по потребностям, сечёшь ангелочек, по способностям, и не важно , что все вокруг вдруг сразу размечтались этих способностей не иметь, и то резонно, ну какая разница если каждому, независимо от кривизны и цвета его лица, всё равно будет по потребностям, как говорится - рылом вышли все, а значит жри от пуза, - тут демонюга заржал так, что коням на зависть, - а не лезет в глотку пихай во что только можно или бери сухим пайком.
-    Ты кое-что упустил в своей пылкой речи или от скромности не договариваешь, что для твоей натуры неестественно, или думаешь, что на дурничку всё это прокатит. Спешу тебя обрадовать, и я вижу, как загорелись твои прорези в виде глаз, так как знаю я причину по которой возникает твоя забывчивость, и мне не составит труда за тебя дополнить, - Рафаил выждал паузу, для того чтобы утвердиться, что сказанное им до собеседника дошло, - там также воспевалось о свободе, равенстве и братстве.
-    А-ха-ха, о-хо-хо, ой-ё-ёй…! Вот повеселил, так повеселил, надеюсь это не последняя глупость на сегодня от образованного ангела? – от своей ржачки демон чуть не свалился с велосипеда.
-    Тебя развеселили слишком простые слова, не такие громогласные и пафосные, как бы тебе хотелось? Но дело ведь не в форме, а в содержании и в этих словах заложена суть вселенская.
-    Ты не ошибся, и мой смех как раз не о форме, а именно про содержание. Ну о какой свободе ты говоришь, о каком равенстве и братстве ты рассуждаешь? Володя Ульянов (Ленин), надеюсь ты с ним знаком, так вот он, благодаря нашим усилиям, поверил в этот бред и заставил поверить в это других, полмира одурманил, таких же безнадёжных романтиков и идеалистов, как и он сам. Ну, ты сам-то посуди, ну как эти три понятия могут существовать на Земле если этого нет даже на небесах. Кто там у вас первый после Бога? - Серафим, а стало быть – ты, дальше ступенькой ниже – Херувим, ну и следом вся остальная братия по рангу, – это Престолы, архангелы и ангелы. К чему такая насыщенная свита и не слишком ли их много? Вроде бы все при делах, у каждого свои обязанности, которые мне лично до сих пор непонятны, также не просматривается ответственность за невыполнение поставленных на них задач. На моей памяти не помню, чтобы хоть одного ангела или серафима наказали за неисполнение или исполнение, но не в том виде какое ему предписывалось, а если ты знаешь такой случай, то прошу поделись со мной этим сокровенным. Попахивает корпоративной бюрократией, где рука руку моет, а ворон ворону глаз не выклюет. Вот нас, горемычных, наказать можно и в пыль небесную тоже с превеликим удовольствием превратить не грех, а от желающих, стоящих в этой очереди, конца не видно. Во всяком случае ты можешь меня переубедить и доказать, что она есть и существует та самая суть вселенская, и если это реально меня убедит, то тогда я за неё всеми конечностями, которые найду у себя, - Астарот не спешил, растягивая удовольствие и давая возможность собеседнику на ответное возражение, но не дождавшись, вынужден был продолжить, - не молчи, отвечай, и не делай вид, что не расслышал вопроса. Не хочешь отвечать или не знаешь, как? Вот и я теряюсь в догадках от необходимости такой кучи нахлебников для вашего хозяина. Возьмём, к примеру, тебя, одного из вашей ангельской когорты и зададим тебе вопрос - разве ты свободен? Не напрягайся, я знаю, что ты мне ответишь, - ты, в своём свободном выборе, избрал добро, так как стремясь к Богу ты, в конечном итоге, воссоединишься с Ним и т.д. и т.п., и см. на обороте. С первого взгляда всё вроде бы логично, но если присмотреться, задуматься и сравнить, а всё познаётся в сравнении, то возникает дилемма: почему то, что делаешь ты называется добром, хотя и добро само по себе понятие растяжимое в понимании и оценке и зависит от того с какой стороны ты на это добро смотришь, а вот то, что делаю я и мои побратимы называется злом? Давай рассуждать: я отобрал у играющего в песочнице ребёнка игрушку – это зло, а если я также отобрал у ребёнка, но уже гранатку, боевую гранатку и ребёнок плачет весь в слезах, то это как толковать? В отличие от меня, ты бы не стал отбирать гранатку, а долго и упорно, всевозможными увещеваниями и уговорами, вынуждал бы ребёнка, самому отказаться от своей игрушки, рискуя в любой момент взорваться вместе с ним, успевая одновременно вкладывать в его свободные уши теорию о вселенской любви. Воспитание и благосклонность – с одной стороны, а с другой – недомыслие, помноженное на риск.  В ваших канонах записано, что ты в своей свободе можешь делать только то, что тебе разрешено в узких рамках Божественных заповедей, а я, в отличие от тебя, могу делать всё, что мне вздумается: как изначально зло, так между прочим и добро, ведь делать добро мне тоже пока что никто не запрещал. Надеюсь, ты быстро соображаешь и сможешь ответить, здесь и сейчас, кто из нас двоих обладает более полной свободой, которая порождает власть и власть огромную?
-    Ты путаешь свободу со вседозволенностью, а власть тебе нужна для порабощения.
-    Ну, что ты, дорогой мой, как раз здесь я ничего не путаю от слова совсем. Порабощать мне… кого и зачем…, для какой такой нужды? Хомо сапиенсам, человекам разумным, а значит мыслящим я всего лишь показываю свои скромные возможности, подкреплённые результатом и не потом когда-нибудь…! – не выдержал Астарот, вскричал, задрожав во гневе, а из чрева его, как из брандспойта, зафонтанировали брызги горько-солёной слюны вперемежку с серой, - никого, запомни это, никого силком не тащу, люди сами хотят и не просто хотят, они этого жаждут всем своим бренным существом, чтобы им без натуг и самопожертвования, без пота и крови иметь всё и желательно в короткие сроки, а лучше здесь и сейчас. А почему бы и нет, и не вижу я в этом ничего противобожественного. Бог делает человеку благо, поселяя душу его в рай небесный, но это только потом…, когда-нибудь после смерти, а я тоже самое осуществляю мгновенно, не в рай, конечно, но и не в ад в людском понимании. Мы даём им приют под своим крылом, где они продолжают заниматься тем же, что совершали на Земле в человеческом облике: кому воровать, кому обманывать, убивать, прелюбодействовать и далее по списку. А разве вседозволенность не есть истинная свобода? Человек совершает плохой поступок, но для чего, - для свата, для брата? Вот именно, что для брата и для свата и объясняет это просто и доходчиво, - он совершает его для своего же блага и для блага ближних, или для блага граждан в государстве, где он проживает, или же для блага человечества если оно ему отнюдь не безразлично. Разве не верно популярное изречение, что, не познав зла, ты не прочувствуешь добра? К тебе обращаюсь, о-о – Человек! познай меня, так как я себя познал, и ты будешь вечно добр и спокоен во плоти своей сейчас и потом в духе своём же.
-    А платой за это будет его душа? – тут уж не выдержал Рафаил, долго державший в себе желание выплеснуть это обвинение в лицевую часть Астарота.
-    Тебе ли говорить за душу человеческую, ведь она, душа эта, всегда стояла на кону, как у нас, так, между прочим, и у вас, - это конечная цель нашей с вами битвы. Мы боремся за души с тех пор, как человек впервые был наделён ею, это наша пища и отказаться от неё мы не в состоянии, даже если бы и захотели, бессмертные обязаны питаться бессмертным. Бог вдохнул в человека душу и поэтому он живёт и существует, но умирая вы стараетесь вернуть её тому, кому она принадлежала. А ведь на поверку выходит по-разному, в одном случае душа и впрямь возвращается к Отцу вашему Небесному, а в другом мы забираем её себе и пока что счёт приблизительно равный. Ещё напомнить тебе хочу, что без нас Его машина никогда не двинется с места, потому что на аккумуляторной батарее должно присутствовать два полюса, а если минуса не будет, то цепь не замкнётся и мотор не заведётся. Без нашей противоположности, без нашего противовеса вы, впоследствии, сами превратитесь во зло, и, как ни странно, это прозвучит, но мы нужны вашему Богу, ибо только через нас Он понимает на кого сойдёт благодать Духа Святого. Мы искушаем, а Он смотрит: справляется ли человек со страстями своими или безнадёжен, – нужна была многозначительная пауза, и чтобы подчеркнуть её естественность, а не наигранность Астарот решил раскурить ещё одну сигару, - в заключении простая арифметика, как два плюс два: нет свободы, значит нет и равенства, а не будет равенства, то и не видать вам братства, как своих собственных ушей. И не отвечай, потому что любой твой ответ, который я знаю заранее, меня не удовлетворит. А возвращаясь к нашей теме о социалистической революции или перевороте, называйте это как угодно, а иными словами к проблеме церковников, - голос его резко сменился на ледяной, - исход для них только один - по берёзам их всех, по берёзам и пусть потом попробуют проповеди свои горлопанить с петлёй на шее..., прекрасный бы хор образовался на пару с Духом вашим Святым, когда Он , по выходу из их тела и примостившись на соседней ветке, подпевал бы им в унисон. Да-а-а...! - демон изобразил тяжкий и натужный вздох, - мы долго думали над этой проблемой, не один зуб Бегемоту обломали, не одну канистру Левиафановского яда выпили и не один бочонок крови человеческой исписали, и ведь оставалось-то совсем ничего, только ненавистные нам и Богом вашим поцелованные эти русичи – самое древнее племя на Земле, племя победителей, и даже тех, кто мыслил и говорил с ними на одном языке, он тоже не преминул чмокнуть в темечко, ведь остальные-то уж давным-давно были под нами, дружно напевая, - «Все барабаны мира ударили, как гром, и ночь вдруг озарилась Дьявольским огнём…», приплясывали под луной у костра под руководством наших концертмейстеров - англосаксов, (погоняло - рептилоиды). И вот, наконец, свершилось, победа отчётливо вырисовывалась перед нашим взором: мы, так нам тогда казалось, взяли-таки столь непреодолимый бастион, покорили последний самый непокорный, самый стойкий, упёртый и непобедимый народ, который мы десятками тысячелетий пытались, но так и не смогли уничтожить в открытом бою, зато лихо развели его на идеологический мираж и даже не ожидали, что будет так легко, но, к нашему сожалению, не долго. А как они поверили! - из раскалённых глаз Астарота полетели искры, а кривизна его удовольствия разрослась до размеров самого тела, - это же опера в то как они поверили, о-о-о...! они верили  настолько сильно и искренне, что даже сумели победить в войне против наших захребетников и их подельников, что для нас явилось совсем неприятной неожиданностью.
-    Защита веры в светлое будущее, говоришь…? А вот тут я не могу тебя не перебить, - Рафаил произносил каждое слово так, как будто забивал гвоздь в суковатое полено, где с каждым ударом молотка вдалбливал их намертво в мозг демона, если таковой у него и наличествовал, - конечно же присутствовала эта вера и отрицать её.., значит врать самому себе, да и нет в этом никакого смысла, однако мне видится более значимая причина приведшая этот народ к победе, которую тебе ни при каких условиях не понять, - это любовь к Родине, к земле-матушке, где лежат их предки до сорокового колена, а готовность жертвовать своей жизнью во имя всего этого они впитывают с молоком матери.
-    С огорчением признаюсь, наша промашка, не до конца мы вывернули им мозги исковеркав историю, не до конца выжги из памяти эту ихнюю веру предков а также не успели вырвать из сердца эту злосчастную любовь к своей территории, слишком рано войнушку разыграли, чуть-чуть не успев до оружия возмездия дотянуть, а поэтому нам, по ходу дела, пришлось срочно вносить кое-какие коррективы и, ты знаешь…, опять удачно, здесь бы мне снова изобразить радость, но думаю тебе это не понравится, а значит не изображу, пожалею пока твою ранимую сущность. И так...! для начала мы внедрили в их правящую верхушку моего лепшего дружбана - Маммону и, ты бы видел, что тут началось, не опишешь в словах, хотя о чём я говорю, ты и сам всё это видел, правда? - тут демон прищёлкнул языком, почесал когтем подушечки на лапе и, с особой подобострастностью, заглянул в глаза архангелу, - и..., трататушки-тратата..., сделать вы ничего не смогли, лишь одно только, - в бессилии обливаться крокодильими слезами, а тем временем, уже по проторенной дорожке, вслед за лазутчиком-первопроходцем Маммоной во главе с Азазелью двинулась наша гвардия - Везельвул, Асмодей, Бельфегор, Барбас, Велизар, Марбас, Оливер и в помощь им я, в виде гордыни, зависти и гнева. Результат снова превзошёл все ожидания: империя развалилась, а народ встал на лыжи потребления. Теперь заработал наш новый лозунг, хотя нового в нём ничего нет, всё до банальности просто, это хорошо забытое старое, вот поэтому - хлеба им и зрелищ с одновременным удовлетворением сексуальных фантазий, здесь и сейчас, жрать и ржать, всего лишь поменяли две первые буквы в этих магических словах, а какой получается эффект! А также стоит дополнить, - что жрать хочется как можно слаще, это говорил мой любимый герой Лахновский в, небезызвестном тебе, советском фильме – «Вечный зов», а ржать, это уже добавка от меня, как можно дольше и без перерыва на обед в течении ста лет. Максимушка ваш Горький как-то выдал на гора такую аксиому, что мол «человек – выше сытости», а в пику ему уже наш Карлуша Маркс истинно заявлял, что «историю движет желудок», а может быть и не он это заявлял, что в принципе не так важно, ну а впереди всего этого празднества, как и положено, на лихом коне, наш «зелёный бумажный властелин»: одна часть которого на прокорм и развлечения, а остальные пятьдесят на карман или в кубышку.
-    Подожди, а куда девались ещё сорок девять частей?
-    Куда девались, куда девались…, а вот туда и девались, - Астарот приложил свою лапу в то место, где, по нашему предположению, находилась область живота, и равномерными круговыми движениями стал поглаживать его, урча от удовольствия, как сытый котяра, - а остальные части здесь, как плата или жертвоприношение, выбирай на вкус, за сытую и весёлую жизнь, и...
-    Продолжай, чего же ты остановился?
-    Дальше ничего интересного, вяло текущий процесс идёт своим чередом.
-    Черёд-то идёт, но как-то боком и коряво, и непонятно в какую сторону. Но возвратимся к твоей пламенной речи, особливо в то место, где ты упоминал о вашей блестящей коммунистической идее. Вы радостно рукоплескали сами себе признавая победу над нами, гордились тем, что на одной шестой части суши вам удалось утвердить атеизм, но при этом трошки не додумали, видимо мало яду левиафановского хлебали, что отказавшись от веры в Бога люди также перестали верить и в дьявола, об чём тебе чётко, откровенно и без утайки признался Иван Бездомный на Патриарших прудах, а горемычный Берлиоз всё это научно аргументировал не сходя со скамейки. Обидели тебя…, тебя, упоминаемого в гримуарах, как второго по могуществу после учителя своего – Люцифера. И кто же смог совершить этакое безобразие? Да это же те самые, кого вы так усердно уговаривали поверить в коммунизм, - советские люди, в лице этих двух горемык: Бездомного поэта и милейшего, безобиднейшего председателя правления Московской ассоциации литераторов Михаила Александровича Берлиоза. Взалкал наш Астарот, ударило что-то ему в голову и он, как голодный зверь, почувствовавший запах падали, ничего лучшего придумать не смог, как отрезать Берлиозу головёнку, а глупого Бездомного посадить в психушку. Но этого тебе оказалось мало, и ты решил опровергнуть вашу же коммунистическую идею, навязав вместо неё другую, дав ей романтическое название – Царство Истины, вложив её в уста и озвученную «добрым» бродягой родом из Гамалы, человеком, не знавшим своих родителей – Иешуа, по прозвищу - Га-Ноцри. Красиво звучит – Царство Истины и кто возразит, кто попрёт против истины, хотя этот смертник забыл пояснить, как оно выглядит это царство и с чем его едят. Дальше больше: для начала ты подписал сделку с одним известным советским писателем, а потом на этой благодатной почве вздумал через него втюхать советскому народу антихриста, надеясь заставить людей поверить в простого смертного, как в нового Мессию. Просчитался ты, ох как просчитался, - этот народ, вооружённый своей новой великой идеей всеобщего равенства и братства, верил только в кожаную куртку, маузер и в ЧеКа. Так что твои жестокие фокусы: такие как игра на низменных чувствах, и вдалбливание в головы горожан самооценку, что они мол конченные лохи и идиоты, а также масштабные трупные шабаш-маскарады, не произвели на трудящихся никакого впечатления. Не прониклись они твоей заманухой про тихую, спокойную и вечную жизнь между адом и раем. Им это было не понятно, а марксистско-ленинская философия такого феномена не объясняла, и тогда, расписавшись в своём провале, ты, не раскрыв истинных причин, не покаялся, да и не мог ты этого сделать в силу определённых причин, а просто оправдал свой прокол тем, что тупо сослался на квартирный вопрос, якобы испортивший этих горожан. Хочу сообщить тебе один любопытный факт, - тебя в городе Москва давным-давно нет, а вот жилищный вопрос до сих пор остаётся острой проблемой для жителей города. И всё же я не заметил, чтобы они из-за этой неприятности перерезали друг другу глотки. А что на счёт трусости, то тут опять же промашка у тебя: я просмотрел весь список ваших грехов и, как назло, трусости я там не обнаружил. Ты хотел трусость, которая тождественна страху, ввести в понятие греха под номером восемь, чтобы люди страшась гнева Божьего осознавали, что этот грех и от него надо избавляться, а значит работать над собой в поте лица, чтобы не бояться Бога, а в последствии забыть его, как страшный сон? А сам-то ты, властелин тьмы и пожиратель душ человеческих, прежде чем вперёд обвинять других, спросил себя, - не трус ли ты сам? После же не забудь дать ответ, нет не мне, самому себе, после того как вспомнишь о нём, об отказавшимся от любви Божественной и возомнивший себя Богом, а впоследствии вмороженным в ледяное озеро на самом дне Ада. В заключении одно только скажу: писателя жалко, он, наивный, верил, что сам придумал свой роман, а ты, наливая ему в уши бальзам из помойного ушата, увещевал и убеждал в том, что рукописи не горят и..., как ни странно, но в данной  ситуации я тебя поддержу, рукописи действительно не горят, лишь только в том случае, если они написаны не человеком. Нет, рука-то как раз человеческая, только вот водил он ею по белому листку по твоей воле. Между прочим, расписки, подписанные дьяволом и человеком, тоже не горят. Вспомни манускрипт Войнича, когда, заключив сделку с францисканским монахом, вы вместе написали этот огромадный ручной фолиант за одну ночь с твоим автопортретом в середине этого манускрипта. Надеюсь, все расписки при тебе, не сгорели они случайно от твоего жаркого прикосновения? Покажи, предъяви общественности, я хочу полюбоваться сиим творчеством, или скажешь, что всё то, о чём я сейчас здесь сказал, было не так и всё это кривда?
-    Опять вопросы, никчёмные бесконечные вопросы, - за своим показушно-равнодушным голосом Астарот пытался скрыть свою нервозность, он прятал глаза, как по обыкновению это делают виновные люди, забывая при этом, что глаз он изначально не имел, а вместо них на его теле красовались два красных пятна, меняющие цвет при каждом новом настроении, - не ошибается тот, кто ничего не делает, при маленьких недоделках, в целом проект состоялся и вообще, некогда мне, я..., это...    
-    Правильно, ты же куда-то торопился? - Рафаил решил помочь демону направить мысль в нужном направлении, - и у тебя какое-то срочное дело намечено?
-    Правильно, на Алтай спешу, там шаманы вокруг костра собрались и уже два дня подряд горлопанят чего-то, - Астарот обликом своим вновь вернулся в нормально-спокойное для своего естества состояние, - я, честно говоря, плохо понимаю в горловом пении, но суть их желаний уловить смог.
-    И чего же они хотят?
-    Дождя, знаете ли, просят, засуха там у них, свежая трава не растёт, а старая совсем пожухла, скотину кормить нечем, да и на пахотных полях обстановка не лучшим образом складывается, кровь из носу дождь нужен. Вот я и решил им помочь, а тут ты на мою голову. Устроился, понимаешь, на облаке со всеми удобствами и зубы мне заговариваешь, а, между прочим, не получится у тебя сбить меня с мысли, и я, как обещал тебя огорчить, значит так и будет, а посему будем заканчивать наш дискус. И так, я был с тобой откровенен, поэтому и ты уж будь со мной откровенным до конца, очень тебя прошу, отвечай коротко и самую суть, а то у меня время поджимает, шаманизм..., он знаешь ли подпитки требует. Скажи, в чём всё-таки радость у тебя, что так явно на твоём лике отпечаталась? а я уж постараюсь, как и обещал ранее, быстренько тебя, хоть и не разубедить, но опечалить, а то созерцать такое сияние на твоей физиономии мочи моей никак не остаётся и потом, мне ещё работать, и вместо того, чтобы целиком погрузиться в процесс я буду вспоминать твой благостный образ маячащий непрестанно передо мной, а этого мне ну никак не хочется, от него у меня вдохновение тает, лапы опускаются и в итоге вся работа насмарку.
-    Будь по-твоему, я наш уговор помню и от него не отказываюсь, - учтиво согласился Рафаил, - присутствовал давеча я при одном разговоре, а именно разговоре преподобного Серафима Саровского с Николаем Александровичем Мотовиловым. Встреча эта происходила следующим образом, как в последствии писал сам Мотовилов, - «...начал он беседу со мной на ближней пажнинке своей, возле той же его «ближней пустыньки» против речки Саровки, у горы, подходящей близко к берегам её. Поместил он меня на пне только что им срубленного дерева, а сам стал против меня на корточках.» 
-    Эй, архангел, ты опять за своё! ну хватит уже волынку тянуть, не место меня интересует, а суть разговора: чего хотел узнать Мотовилов, чего попросить и как ответил ему Серафим? Если был совет, то в чём он заключался, потому что, при всём желании Серафима, кроме совета более он ничего Мотовилову этому дать не мог, не в его это власти. У вас поговаривают так - не по Сеньке шапка, а у нас, по ту сторону занавеса, утверждают, что говорильней карман не наполнишь и сыт не будешь. Однако я тебя перебил, извини, продолжай не комплексуй. Так что там в тот четверток произошло, когда, - «снегу было на четверть на земле, а сверху, вдобавок ко всему, порошила довольно густая снежная крупа», - видишь, я в теме.
-    Тогда ты и дальше должен помнить слова Серафима, что через Господа нашего открылось ему, то есть Серафиму, желание Мотовилова узнать в чём состоит цель жизни нашей христианской?
-    Ну, и в чём же состоит эта ваша цель христианская? - морщинистое тёмно-коричневое подобие лица Астарота изобразило искренность и якобы заинтересованность, - в этом месте я что-то запамятовал.
-    Я процитирую слова Серафима дословно, - «Истинная цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святого Божьего.»
-    Я так и думал! - воскликнул Астарот ликуя, - если я правильно понимаю твоё слово - стяжание, то это не что иное как - накопление какой-то там благодати?
-    Правильно понимаешь, только не какой-то там, а Божественной благодати.
-    Очень хорошо, ну просто замечательно, а теперь положим на весы твою благодать и мой реальный дождь, коим я в ближайшую ночь напою землю алтайскую, потому что ночь - это моё время, накормлю животных и спасу людей от голода, - тут Астарот, озираясь по сторонам, как крадущийся по подворотням вор удачно ограбивший квартиру, понизил свой и так низкий голос до шёпота, - пойдём со мной и ты им скажешь, - «Не бойтесь люди добрые, я – азм, есмь посланник Божий, пришедший спасти вас и души ваши. Поверьте в Иисуса нашего Христа и я повелю этим камням стать хлебами.» - а когда у тебя ни хрена не получится и они начнут дохнуть от голода, то ты начнёшь вбивать им в мозг про то, что мол, не хлебом одним надо жить вам, граждане, но всяким словом, исходящим из уст Божиих. Ну, а теперь снова к Серафиму, то есть к их разговору, есть там одно, очень интересное для меня, место в котором ярко показано кто был и есть ваш Адам. Будь так добр, напомни моему тёмному изношенному сознанию о чём там гутарил Серафим, только дословно.
-   Он говорил так, - Рафаил с почтенной учтивостью стал цитировать выдержку из рассказа, - «когда в Библии говорится: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою.», - что будто бы это значило, что в Адаме до этого не было души и духа человеческого, а была будто бы лишь плоть одна, созданная из персти земной.» - И дальше он объясняет...
-   Дальше не нужно, - резко перебил его Астарот, - не напрягайся, никаких дальнейших разъяснений в виде оправданий, да ещё не от самого Вершителя или, на худой конец, хотя бы от Иисуса Христа, нет. Оправдание звучит из уст какого-то апостола Павла, причём невнятное и без какой-либо аргументации. Теперь послушай меня, я поведаю тебе свою притчу, - демон соорудил перед собой лекторскую трибуну и, как того предполагает протокол, с графином, наполовину наполненным водой, и гранёным советским стаканом на ней, - как-то, в один прекрасный день, если таковой и существует в раю, совсем без предупреждения к общественности, в самом его центре вдруг образовалась фигура, формой один в один как человек, и даже слеплен он был из глины земной. Здесь надо бы уточнить, потому что не понятно, как и каким образом земная глина попала в рай и библия на этот счёт ничего не поясняет; но это мелочи, идём дальше; не долго валялся наш «пряничный» человек без воздуха, еды и воды, но вот дошла, наконец, и до него очередь, и вдохнули в него жизнь, и стал он от этого душою живою, да вот беда - Духа Святого в него вложить забыли или не захотели, кто его знает. Исправь Боженька вовремя эту ошибку, то и не вкушал бы юноша новорождённый никогда-никогда яблоки отравленные от дерева познания добра и зла, - демон перегнулся через трибуну и беспардонно кашлянул прямо в лицо Рафаилу, - извини, архангел, сдержаться никак не смог, хронический бронхит пошаливает. Продолжаем: и надо было такому случиться, что согрешили всё-таки наши Адам и Ева. Эх...! Бес попутал. А ведь всё могло бы пойти по другому сценарию, не послушай тогда Адам бабу свою, вот не послушал бы пустоголовую и всё..., всё решилось бы само-собой - счастье вечное и смерть не разлучит, - «и сами, и все их потомства могли бы всегда, пользуясь вкушением от плода древа жизни, поддерживать в себе вечно животворящую силу благодати Божией и бессмертную, вечно юную полноту сил плоти, души и духа, и непрестанную нестареемость бесконечно бессмертного всеблаженного своего состояния, даже и воображению нашему в настоящее время неудобопонятную.» - Правильно, что я и мои братья всегда всем советуем, - послушай женщину и сделай наоборот. Не сделал, смалодушничал, и вот результат, после яблочного завтрака, когда, удачно переварив фруктозу, а потом проснувшись с больной головой, понял, что оказывается есть различие между добром и злом. - «Надо же!» - воскликнул Адам, и, - «устыдился», - что тут началось, не опишешь в словах, и что это означает? а то и означает, что пошло-поехало, с горки-то оно приятней, когда с ветерком. Понимаешь ты, дымка белая, Адам меня познал, всей кожей своей глиняной прочувствовал, джина выпустили из бутылки, елки-палки дровосек, трое на метле скакали. А вы..., между прочим, тоже преуспели, напевая в уши своим пророкам, а у тех от скорописи перья дымились, так что вы или трусики наденьте, или крестик снимите, а лучше всего библию перепишите на правильный лад или признайтесь, что сочинённое там - всё враньё. Со своего барского плеча я подкину тебе ещё пару фактов на закуску. Я тут, с твоего позволения, кое-что процитирую, - «И сказал ему Господь Бог: «За то всякому, кто убьёт Каина, отомстится всемеро». И сделал Господь Бог Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его.» - а теперь скажи мне, разлюбезный Рафаил, кого мог встретить Каин, когда на Земле никого из людей ещё не существовало? Дальше цитировать не буду, но опять же спрошу, - каким образом у Каина появилась жена, из какого ребра она-то была сотворена? Ты подумай, не торопись, потом дашь ответ правдивый. Не спорю, сказка для людей неплохая, но детали-то надо учитывать, ведь мы всегда рядом, мы не дремлем - дьявол в деталях. Так что тщательнее надобно быть вам. Ладно Всевышний, к нему какие претензии, Он занятый, у Него забот полон рот и склероз старческий даёт о себе знать, ну а где вы-то были в тот момент, когда оживляли глиняную куклу, лизоблюды несчастные? Не надо так не дружелюбно на меня смотреть, я могу иногда, в критических случаях, задавать вопросы. Однако вернёмся к твоему Мотовилову и на этот счёт у меня ещё один и надеюсь последний вопрос: что в результате беседы поимел истинный христианин, Николай Александрович, от преподобного вашего Серафима Саровского?
-    Он, с нашей, моей и Серафима, помощью поимел Духа Святого.
-    Ну вот! - воскликнул Астарот, и от радости чуть цыганочку не сплясал, а не сподобился лишь потому, что велосипед надо было держать, чтоб не допустить падения его на Землю, - вот мы и добрались до развязки: Серафим Рафаил и Серафим Саровский с Божьей помощью, дуплетом, загнали в Мотовилова Духа Святого и он, счастливец, без последствий для своего организма, обрёл таки его. Вот это классно, и что?
-    Что?
-    Ну, а что дальше, дальше что? Он стал летать над горами словно гусь лапчатый или научился воду превращать в вино, а может быть он сможет дождик грибной подогнать на Алтай?
-    Он обрёл святость, и его бессмертная душа сразу попадёт в рай.
-    Вот это прекрасно! Вот это прогресс! Вот это того стоит! - Астарот водрузился на велосипед, - теперь он в Духе Святом как в шелку, вопросов нет только одно дополнение: все свои преимущества он познает потом, всё потом, а что завтра..., утром, после пробуждения, опять на работу, снова пахать, как папа Карло, но уже с внутренним чувством Духа Святого? - Астарот надавил на педали и медленно тронулся, - прощай отражатель света Божьего, терпения тебе в твоём деле нелёгком и пусть печаль твоя, отображённая на лике твоём, больше никогда не сходит.
-    Есть ещё кое-что! - крикнул вдогонку Рафаил.
-    Да, ладно, не напрягайся.
-    Ты преднамеренно упустил ещё пару строк из записок Николая Александровича.
-    Не думаю, чтобы это было что-то существенное, поверь, я говорю это искренне, и только из уважения к твоей оскорблённой личности я выслушаю.
-    Там говорится, - в глазах архангела просматривалась то ли тревога, то ли озабоченность, а может быть это только казалось, но вот что было неоспоримо, так это то, что облик Рафаила однозначно изменился, - «истина возникнет из земли, и правда приникнет с неба» - потому что истину так ублажает Господь, что Сам про неё Духом Святым возвещает.» - Так же он ссылается на Евангелие от Марка, где говорится, что - «какая польза человеку, если он приобретает весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?» - и от себя Серафим добавляет, - «за которую, как известно, ничто в мире не может быть выкупом.»
-    Там говорится..., ля-ля-ля..., тра-ля-ля, - Астарот передразнил своего собеседника, - ну, что там такого уникального говорится? Тебя опять носом ткнуть или лучше по голове настучать? Ты ещё раз прочти свою белибердовую первую цитату, только внимательно прочти, а потом самому себе, мне не к чему, разъясни, какой смысл вытекает из этого набора слов. А вот теперь..., - демон задом откатился в исходное положение и даже слез с велосипеда, - теперь-то мы и подошли к самому главному, - Астарот ликовал, - заметь, не я эту цитату вытащил из загашника: выкуп за душу, говоришь, какой выкуп человечишка даст за свою никчёмную душонку? Поздравляю тебя круг замкнулся, настала пора писать расписочки, - демон достал сигару в целлофановой упаковке, долго и аккуратно её распаковывал, затем тщательно запрятал мусор где-то в своём нутре, а затем, искоса поглядывая на собеседника, принципиально долго её раскуривал, - ну, что же, Рафаил, я хотел просто унизить тебя, но теперь я тебя расплющу, и для сначала втопчу в грязь а потом с нею и смешаю, - демон наклонился и пристально посмотрел вниз, - так, что там у нас под ногами? Какая-то страна и по очертаниям очень знакомая, помоги мне, а то у меня от удовольствия и сладострастного предчувствия что-то в глазах слезится, никак слёзы радости.
-    Под нами Россия.
-    Россия...? очень хорошо...! - обрадовался было демон, но сразу осёкся, - я не в том смысле, о котором ты подумал.
-    Я ни в каком смысле не думал, не переживай.
-    Правильно, не надо много думать, а то, как говорил незабвенный товарищ Бендер, может произойти вздутие живота от этих проклятых мыслей, - Астарот мгновенно преобразился и принял облик молодого человека, - а сейчас мы спустимся вниз и не выбирая, так сказать наугад, посетим какой-нибудь город, только именно город, потому что деревенский контингент, из-за своего извращённого менталитета, в данном проекте не подходит, выберем случайным методом обыкновенного жителя и на нём проверим твою аксиому о выгоде приобретения мира и про выкуп за душу человеческую. Сразу тебя предупреждаю, уговор дороже денег, а значит ты повязан и не можешь отказаться от моего предложения, потому что, отказавшись, ты распишешься в своей слабости, а это подорвёт твой и всех ваших собратьев авторитет навсегда.
-    Я не отказываюсь, но хочу тебе напомнить, что в ответ тоже жалеть тебя не стану, на войне как на войне, а напоследок всё же позволь мне напомнить про намеченные тобою дела в отдельных районах Алтая.
-    До вечера мы управимся, я так думаю.
-    Если ты всё продумал, то остаётся только поверить тебе на слово, а значит…, - Рафаил ловко спрыгнул с облачка, - спускаемся на землю.
     В полуторамиллионном городе Энске в этот день творилось что-то невообразимое, в небе происходила какая-то фантасмагория или как сказали бы учёные – непознанный природный феномен. Никогда и никем не замеченный в этой местности ранее и навряд ли когда-либо будет увиден после, если, конечно, вновь не повториться, феномен поражал воображение граждан своей мощью, масштабностью и парадоксальностью, приводя их в неописуемый трепет и страх. А смысл состоял в том, что прямо над их городом небесный свод, строго пополам, прочертила линия раздела: с западной стороны выстеленная сплошным ковром свинцовых облаков, где сверкала молния и громыхал гром, а на другой восточной наоборот - безмятежная безоблачная синева. Некоторые прохожие останавливались, задирали головы и, указывая пальцем вверх, охали и ахали, рассуждая о явном приближении апокалипсиса, другие же разворачивались и бежали в обратную сторону, по-видимому, домой спасать документы и ценные вещи, а третьим вообще всё было до лампочки и они, равнодушно продолжая свой путь, похохатывали над остальными и хорошо хоть не указывали на них пальцем.
     А в это самое время оба спорщика плавно спускаясь с небес достигли самых плотных слоёв атмосферы Земли и практически у самой её поверхности заметили на оживлённом автомобильном перекрёстке регулировщика, разруливающего образовавшуюся в час пик дорожную пробку.
-    Смотри, - указал Рафаил на служителя городской автоинспекции, - подходящий экземпляр. Давай воспользуемся его услугами после того, как он освободится.
-    Сейчас я постараюсь определить, нужен нам этот служивый или нет, - Астарот подлетел к инспектору с лицевой стороны, опустил свою ладонь на его форменный головной убор и, подняв глаза кверху, что-то неслышно промурлыкал себе под нос, а затем уверенно прокричал в сторону Рафаила, - нет! «однопалочника» брать не будем, с ним явно будут проблемы из-за его упрощённой жизненной философии и с извращённой фантазией, подрезанной подзаконными актами и уставом, а у нас, сам понимаешь, времени в обрез и перевоспитанием заниматься некогда. Надо поискать кого-нибудь попроще, желательно работника музея или библиотеки, а если повезёт, то встретим пианиста или художника, но для меня, открою маленький секрет, самый лучший клиент – это писатель или денежный магнат, вот где поле для деятельности. Посмотри туда, - Астарот жестом сопроводил своё предложение, указав направление, - пойдём, для начала, вон в тот симпатичный парк: прогуляемся по нему, осмотримся, а вдруг нам повезёт, как однажды мне в похожей ситуации, и подвернётся подходящий экземпляр, ведь там наверняка есть отдыхающие или просто люди, любящие одиночество.
     И так, во второй половине дня, когда осенний ветер, шедший с севера, пронизывал холодом немногочисленных смельчаков, отважившихся выйти на прогулку, на городской парковой аллее появились двое высоких мужчин, годов примерно по тридцать пять каждому. Выглядели они для описываемого нами двадцать четвёртого года двадцать первого века весьма оригинально: оба одинакового роста, на головах широкополые шляпы, в одинаковых, классического покроя, костюмах-тройках, только с маленьким различием, но принципиальным: у одного из них костюм и шляпа строго чёрные, а у его попутчика чисто белые, зато старомодные долгополые кожаные плащи на их плечах были как раз цвета одинакового – тёмно-коричневого. Тот, что в чёрном и кудрями своими был под стать тону своего костюма, а в пику ему попутчик его имел шевелюру светлую схожую со свежевыпавшим снегом, к тому же и лицом был белёсым, ну чисто альбинос. Стоит добавить, что гражданин в чёрном, а это, как мы уже догадались, был не кто иной как Астарот, вдобавок ко всему катил возле себя старый-престарый, а от этого изрядно пошарпанный дорожный, так он назывался раньше, двухколёсный велосипед.
    Шли они рядом, почти плечо к плечу, но не коим образом не соприкасаясь, не спеша ступая по брусчатой дорожке и мирно беседуя о чём-то о своём, ну чисто закадычные друзья-товарищи. По сторонам друзья шибко не глазели, назад не оглядывались и, казалось, путь их к конечной точке пролегает сквозь парк транзитом.
     Проходя мимо единственного в этом парке киоска, с прикольной вывеской – «Много мороженого от дяди Коли», мужчина в чёрном сделал неожиданное предложение.
-    Как насчёт мороженки употребить нам, я слышал в России оно очень вкусное.
-    Нет, Астарот, погода не располагает, ветер холодный, да и шарф я не захватил боюсь горло застудить.
-    Горло…, ты боишься застудить что…? – Астарот не сдержался и готов уже было расхохотаться, но вовремя прикрыл рот рукой и еле-еле сумел усмирить свои эмоции, - это такая шутка с твоей стороны? – он спросил с чисто откровенной иронией, - как можно схватить простуду, тому у кого и горла-то по большому счёту нет, а шарф твой забытый я могу тебе подарить вот прямо сейчас, и потом, друг мой, зачем ты разыгрываешь из себя человека, вспомни кто ты есть на самом деле и не ломайся, как красна-девица, возьми и попробуй эту вкуснятину ведь я угощаю.
-    Спасибо, но я…
-    Для тебя бесплатно! – и видя бесполезность усилий в своей инициативе демон, махнув рукой, один подошёл к киоску и, заглянув в окошечко с улыбкой американского джентльмена, вежливо спросил Кустодиевскую красавицу с миловидным лицом без следов макияжа, - здравствуйте девушка, посоветуйте мне, пожалуйста, какое на ваш вкус мороженое мне желательно купить?
-    Крем-брюле в вафельном стаканчике, - тут же отбарабанила продавщица с невозмутимым каменным лицом, - причём оно дёшево и ужасно аппетитно, - закончила она фразу, не забыв при этом добавить немножечко рекламы.
-    Раз вы так настаиваете, то я последую вашему совету, - Астарот достал из кармана бумажник, - ещё один, если позволите, щепетильный вопрос: какую валюту принимаете?
-    Любую конвертируемую, - на шутку покупателя женщина-продавец решила ответить той же монетой и снова не один мускул не дрогнул на её уставшем от одиночества лице, - а также карточки любого банка принимаем, - продекламировала она уверенным голосом биржевого маклера. 
-    Надо же, - с нескрываемым удивлением восхитился солидный гражданин в чёрном, - а ведь прошло не так много времени, но какие положительные подвижки, - действуя всего лишь двумя тонкими пальцами, Астарот изящно подцепил из бумажника карточку, но не пластиковую, а картонную и подал её в окошечко, - пожалуйте вам для оплаты.
-    Что это такое? – шутка зашла слишком далеко и даже видавшая виды продавщица естественным образом занервничала, но всё же старалась держать себя в рамках приличия, - вы что, мужчина, дома в монополию не наигрались? Давайте деньги или идите туда куда шли.
-    А это, по-вашему, что, разве не деньги?
-    Хамить не надо, а то быстро полиционера позову.
-    Извините, поли…, кого вы позовёте…? – Астарот был в явной растерянности.
-    Служителя внутренних дел, то бишь нашего участкового.
-    Давайте не будем усугублять ситуацию и оставим участкового на своём рабочем месте для приёма страждущих посетителей. Вы просили банковскую карточку, так я вам её дал, - Астарот ткнул пальцем в тёмно-бежевый клочок картона, - между прочим эту карточку мне презентовал сам Эдмон Ротшильд, вот здесь на ней написано на чистом английском – «Banque Privee Edmond de Rothschild SA», и его личная подпись имеется.
-    Мужчина, - голос продавщицы повысился на октаву, - в последний раз говорю, потом предупреждать не буду: свой английский читайте в Англии своему Ротшильду перед сном и заберите свою дешёвую картонку, мне же дайте нормальную пластиковую банковскую карту, а если таковой нет, то рассчитайтесь наличкой.
-    Наличкой, так наличкой, но, осмелюсь ещё раз потревожить ваше внимание, рубли до сих пор у вас в ходу?
-    Ух, ты…, ну, конечно…, как же я сразу не догадалась! – воскликнув от своего неожиданного прозрения, женщина, повизгивая от хорошего предчувствия, в миг подскочила с места, на ходу пытаясь поправить волосы, собранные в тугой пучок на затылке и припав всем лицом к окошку подобострастно оскалилась, - вы видимо иностранцем будете и у нас впервой, боюсь угадать – вы проездом, али как?
-    К сожалению, я у вас, не у вас лично и не в вашем городе конкретно, но уже во второй раз в вашей стране за последние сто лет и каждый раз проездом, - после этих слов у продавщицы стали медленно расширяться глаза, а нижняя челюсть медленно поехала вниз, - нет, если вы мне не верите…, - Астарот оглянулся на Рафаила, - то мой товарищ вам с удовольствием подтвердит мои слова.
-    Вы знаете, такая оказия, такая оказия, что я и сама не всегда успеваю отследить перемены в нашем государстве, всё так быстро меняется…, а года летят аж спасу нет, я даже путаюсь частенько во времени. Вот и сейчас не помню толи понедельник на дворе, то ли уже пятница предвыходная…, а вы один или с семьёй?
-    Вы мне дадите, наконец, мороженого или мне придётся вернуться в гостиницу ни с чем и доигрывать монопольку без сладкого.
-    Не нервничайте мусьё, пожалейте себя, ведь нервные клетки не восстанавливаются, а у вас в Европе, я читала, лечение ох какое сверх дорогое, - женщина покачала головой из стороны в сторону в знак сочувствия, затем открыла холодильник, достала пакетик из металлизированной плёнки и, прежде чем подать его покупателю, на всякий случай спросила, - вам одно или товарищу тоже прихватите?
-    Товарищу…? – Астарот задумался, затем хмыкнул в кулак и как бы само собой разумеющееся произнёс, - товарищу дайте эскимо, только чтоб на палочке.
-    У нас всё на палочке, - разочаровавшись в покупателе продавщица перешла на официальный тон, - с вас сто сорок рублей.
-    Ого, как дорого! Неужели новыми?
-    Ну не старыми же.
     Расплатившись, Астарот вернулся к Рафаилу и снова предложил ему мороженое.
-    Оставь себе, я два раза повторять не привык, - сухо ответил гражданин в белом на добрый жест гражданина в чёрном.
-    Хорошо, тогда я твоё эскимо…, такое вкусное-вкусное, такое всё шоколадное-шоколадное выброшу в мусорную урну и тебе не жалко будет? а ведь оно денег стоит, между прочим.
-    Когда такое бывало и где это видано, чтобы демон что-то выбрасывал просто так, тебя же жаба потом задушит от жадности!
-    Во-первых, не кричи, а то рассекретишь нас раньше времени и не забывай – мы здесь инкогнито. А на счёт выкинуть, то ты правильно рассуждаешь, продукт не выброшу, я лучше извлеку из него выгоду.
     Мороженое, со слов демона, действительно оказалось вкусным, он уплетал его с явным наслаждением, откусывая маленькими кусочками, чтобы растянуть удовольствие, одновременно не забывая вращать глазами по аллее не поворачивая головы. Как назло, аллея была практически пуста, если не считать одиноко сидящей девушки со склонённой головой на левой стороне аллеи по ходу движения двух гражданинов.
-    Ну вот, на безрыбье и эта особь за клиентку сойдёт, - стрельнув глазами по фигуре девушки, с некоторым облегчением произнёс Астарот, - выбор у нас небольшой, так что придётся брать, то, что есть.
-    Удачи я тебе пожелать не могу, сам понимаешь почему, а вот мой контроль за тобой останется и естественно в невидимом варианте, помни, я всегда у тебя за спиной.
-    Только не сметь вмешиваться в процесс, как мы ранее и договаривались.
-    Мог бы и не напоминать, - и Рафаил, не оставив даже дымки после себя, тут же растворился в пространстве.
     Мария не заметила, как возле неё на скамейку, тихо, словно профессиональный ниндзя, опустился какой-то человек, а поняла это только тогда, когда он обратился к ней с вопросом.
-    Вы меня извините, - без предисловия вступил в разговор незнакомец, - но в парке, к сожалению, а может быть и к счастью, никого нет, а у меня лишнее мороженое.
     Мария подняла голову и внимательно оглядела странного, на первый взгляд, молодого человека: старомодный плащ из толстой кожи, чёрные, остроносые лаковые ботинки на тонком каблуке, чёрный с небольшим отливом костюм, чёрная рубашка в мелкий, очень мелкий жёлтый горошек и галстук с символикой Олимпиады 80, завязанный в маленький узел, тоже был чёрным и весь этот траурный ансамбль дополняли средней длинны чёрные курчавые волосы, как у рок-гитариста. Но особое внимание привлекло лицо незнакомца: с виду как будто бы загорелое, но не загорелое это точно, такой цвет больше смахивал на осевшую угольную пыль, после выхода из забоя и не до конца смытую, а вот глаза – большие, умные, пронизывающие насквозь словно рентген завораживали своей глубиной, и чем больше она всматривалась в эту бездну, тем труднее ей было отвести свой взгляд, при этом понимая, всем своим умом, что ещё немного и пропадёт она в этом омуте навсегда так и не достигнув дна.
-    Вот я и говорю, - продолжал незнакомец, улыбаясь только глазами, - назначил свидание, а она возьми да не приди.
-    Припоздает видимо, но вы не переживайте, ещё не вечер, придёт ваша любимая на радость вам.
-    Дело в том, что видел я её мельком, когда ехал в трамвае, и поговорить нам времени выдалось совсем ничего, так как ей надо было сходить, а мне дальше ехать, но я всё-таки успел назначить ей встречу в этом парке на сегодняшний день.
-    Надеюсь телефон записали?
-    Виноват, - забыл, растерялся, да и как-то невдомёк было, а ведь и вправду говорят - хорошая мысля приходит как всегда опосля.
-    Ну что же – сочувствую вам, в этот раз вам не повезло, но вы не отчаивайтесь повезёт в другой раз, а если сильно зацепило, то почаще ездите этим маршрутом, есть шанс встретиться вновь.
-    А может быть наоборот, мне уже несказанно повезло, и настало время забыть тот неудачный маршрут, - незнакомец демонстративно одними губами откусил от стаканчика маленький кусочек, - очень вас прошу, угоститесь мороженым, выручите меня, ну, правда, не бросать же его в помойку, ведь оно не виновато если у кого-то что-то в душу не запало и этот кто-то не пришёл, - Астарот протянул мороженое, - вот, легендарное эскимо на палочке, великолепный продукт вашего пищепрома, ну берите же скорее, а то оно вот-вот растает и стечёт по моей руке прямо мне в рукав, промочит рубаху и она прилипнет к моей коже, а это, доложу вам, совсем неприятно и как я потом буду всем сей казус объяснять.
-    Вижу, умеете вы аргументировано уговаривать, - Мария взяла эскимо и не пожалела об этом, - а почему вы сказали, что эскимо – это, я вас цитирую, - «продукт вашего пищепрома», оговорились, наверное?
-    Никакой оговорки тут нет: эскимо – это был, есть и остаётся вашим, то есть вашего государства, продуктом.
-    Государства-то, конечно, оно нашего, тут ничего не попишешь, - Мария ещё пристальней всмотрелась в незнакомца, - а вы, если судить по вашему заявлению, получается, что не из нашего государства? хотя говор у вас - не подкопаешься.
-    Очень прошу, не отвлекайте себя расспросами, а то мороженое растает и тогда уже ваш рукав пострадает, а я этого допустить не могу и не хочу. Давайте сделаем следующим образом: когда вы его доедите, вот тогда любые вопросы задавайте и столько, сколько душе вашей будет угодно. Не отвлекайтесь, почувствуйте всеми своими рецепторами его блаженный вкус, ведь мороженое это не простое...
-    Не простое, а золотое, - вторила Мария незнакомцу.
-    Нет, не золотое, а скорее всего – заводное, - Астарот рассмеялся, а Мария, не сразу, но поддержала его.
     Несколько минут оба сидели молча, доедая мороженое и Мария немало удивилась, когда в её руке осталась только палочка, а незнакомец всё ещё доедал стаканчик.
-    Ну вот, мы сладко перекусили и теперь можно знакомиться, - гражданин достал платок и тщательно вытер руки, - могу и вам предложить, не этот, конечно, но у меня ещё один есть в запасе.
-    Не утруждайте себя, у меня свой имеется, а эскимо действительно вкусное, спасибо вам за это маленькое удовольствие.
-    Меня зовут Астарот, что по-русски означает – Дмитрий или уменьшительное – Димон. А вас по всему нарекли Несмеяной?
-    Конечно же, нет, а с чего вы так решили?
-    Не нужно быть семи пядей во лбу, видя перед собой одинокую девушку в пустом парке, со склонённой головой и с такой грустью в глазах.
-    Соглашусь с вашими выводами, мне действительно чуточку грустно, - и поспешила добавить, - но это ненадолго и к вечерним новостям, я уверена, всё пройдёт.
-    До новостей ещё дожить надобно.
-    Вот я и стараюсь, но видать у меня это плохо получается, если вы сразу же заметили моё состояние.
-    Ой, я, наверное, пропустил или вы очень тихо произнесли своё имя, - незнакомец улыбнулся, а Мария в этой улыбке вдруг узрела неприятный оскал и тут же укорила себя, списав сию галлюцинацию на плохую погоду, усиливающую и без того неважное самочувствие.
-    Моё имя – Мария, - она тоже постаралась улыбнуться, а вместо этого ещё больше смутилась, - а уменьшительное…, ну, наверное, - Марьюшка.
-    Ни за что бы не подумал, что вас зовут Мария, это имя вам совсем не подходит.
-    Странно, но когда я гляжусь в зеркало задаваясь этим вопросом, то соглашаюсь с собой, что это имя как раз моё.
-    Вот если бы я был вашим родителем, то я нарёк бы вас…, - Антуанетта.
-    Как…!?
-    Вдумайтесь в простоту и романтизм этого имени и вслушайтесь как оно звучит, – Антуанетта, что на древнегерманском означает – признаваемая за виденья, но мне больше импонирует другое – ценящее виденье.
-    Интригующая шутка, но мне не понравилась.
-    А что так?
-    Попахивает гильотиной, если я правильно помню историю Франции.
-    Ах да, эта Франция, и бедная моя, маленькая моя, хрупкая и до боли ранимая Мария Антуанетта, она хотела защитить устои своего государства, а революционеры ей лезвием по горлу, а потому что не послушалась меня, вот и загремела под гильотину. Ведь говорил я ей, сто раз предупреждал, - «не верь Габсбургам, первый кто предаст – это родственники и близкие друзья», а на прощанье, перед тем как на её наголо побритую головушку опустился тяжёлый ножичек, успел прикрыть ей рот от накатывавшегося душераздирающего крика. Так и ушла она в мир иной гордая и непреклонная, - истинная королева неблагодарного народа.
-    Позвольте, но… как вы могли ей это говорить, если казнь происходила…
-    Октября 16 и года 1793 в Париже и вы, Машенька, если позволите мне так вас называть, не пугайтесь, ничего здесь сверхъестественного нет, ведь я пересказываю слова одного историка, жившего во времена Людовика XVI при дворе.
-    Хорошо, что пояснили, а то я начала было думать о вашем психическом отклонении и не на шутку встревожилась.
-    Аха-ха-ха..! – Астарот смеялся звонко и заразительно, засвечивая свои идеально ровные фарфоровые зубы, - как я вас прекрасно понимаю: незнакомый человек, неизвестно откуда взявшийся в этом парке, пристаёт к одинокой девушке и говорит странные вещи, да будь я на вашем месте, то не раздумывая вызвал бы неотложку.
-    А с какой целью вы приехали в наш город и откуда? потому что, если судить по вашему прикиду, уж извините за мой народный жаргонизм, то вы ну никак не местный.
-    Любопытство ваше я удовлетворю полностью и расскажу о себе всё и сразу, чтобы вы не обременялись лишними вопросами про мою личность в дальнейшем. И так, как правильно было замечено с вашей стороны, я не местный, я не дипломат и это важно, не чиновник и не деловой человек, предпринимательством тоже не занимаюсь, скорее всего отношу себя к свободным художникам, путешествующим по странам и континентам в одиночку, так как имею на это возможность, выраженную в некотором количестве средств на счёте в Швейцарском банке. Прибыл я из маленького городка западной Европы и такого маленького, что на карте он не отмечен, государство же, где приютился городок озвучивать смысла нет, ведь у нас там единый Евросоюз, а значит я гражданин мира, западного мира, а вот насколько долго я задержусь в вашем городе зависит от обстоятельств, не вполне зависящих от меня, а вдруг такое случится, и мне в это трудно поверить, что я, в некотором роде, пущу здесь корни.
-    И как вам показался наш город?
-    Вполне приличный город, хотя, если учесть сосредоточение промышленных предприятий, могло быть и получше. Но сначала, как говорится, плохая новость, а затем очень плохая, - Астарот как-то так естественно, словно близкого человека, взял Марию за руку, что она, даже почувствовав лёгкий нажим, и помыслить не могла, чтобы одёрнуть её, - шутка такая, сами понимаете. Ну а теперь о недостатках, их немного, но они имеют место быть: коррупция в законодательном корпусе, я имею ввиду ваших народных избранников, коррупция в исполнительной власти и судебной, а также и в правоохранительных органах не всё так стерильно, короче всё как всегда и ничего не меняется под лунным светом – рыба гниёт с головы, об экологии ваши власти не думают, они уже и слово-то такое забыли, жители частных домов вырубают деревья, в основном берёзы, чтобы отапливать свои дома и ваша прекрасная лесостепь медленно но верно превращается просто в степь, а обещанный народу газ к каждому подворью не выполняется и люди в этой проблеме не виноваты ведь им надо жить в тепле и неважно чем они будут топить печки – газом, углём, дровами или кизяком, главное, чтобы дешевле и до весеннего тепла дотянуть, мусороперерабатывающий завод так и не построили, нефтеперерабатывающий завод, загрязняющий вам воздух и спускающий сточные воды в реку платит налоги другому городу, а вам на радость только дырка от бублика и дорогие цены на бензин, а монголы тем временем, пока вы вырубаете свои леса, вдоль вашей границы высадили миллион саженцев сосен. Это я только по верхам пробежался, а если копнуть поглубже, то, чёрт меня дери, можно распрощаться с оптимизмом на всю оставшуюся жизнь. Между прочим, я где-то слыхал или мне на ухо кто-то шепнул о том, что у вас международный аэропорт строили и мне, в этой связи, интересно будет узнать – как он родимый поживает?
-    Ой, не давите на больную мозоль, как может поживать то, что ещё не родилось.
-    Затянулись ваши роды, ну не ваши лично, а вашей власти, без малого аж на целых сорок лет.
-    Да мы уж и перестали надеяться, старый аэропорт пока справляется и то хорошо.
-    Не огорчайтесь, будет у вас международный аэропорт, - Астарот успокаивающе похлопал Марию по руке, - теперь поговорим о положительных моментах: люди, на редкость, добродушные, образованные и трудолюбивые. Вот вы сами, Мария, к примеру, где трудитесь?
-    Что обо мне-то говорить, я звёзд с неба не хватаю и не та личность, чья фамилия не сходит с лент информагентств, да и работаю всего лишь парикмахером, стригу волосы людям и ничего такого великого больше не делаю. Я маленький человек и от меня ничего по большому счёту не зависит, я это чётко осознаю, а поэтому ни на какие вершины не лезу и дорогу себе трупами не выкладываю.
-    Тогда почему вы в данный момент не на работе, у вас сегодня выходной?
-    Моя смена закончилась, я сегодня работала в первую и вот перед тем, как пойти домой решила немного погулять да проветриться.
-    Погодку для проветривания вы выбрали весьма подходящую и уже было собрались домой, а тут я подъехал на хромой кобыле и наглым образом задержал вас и поэтому приношу вам свои искренние извинения.
-    Да я шибко-то и не тороплюсь, семеро по лавкам меня не дожидаются.
-    Вероятно муж уже слегка напрягает мысли, даже при отсутствии кольца у вас на безымянном пальце или хотя бы один из семерых всё-таки сидит на лавке, не одни же вы на белом свете?
-    Вы меня извините, - Мария встрепенулась словно скинула с себя невидимые гипнотические оковы, одёрнула руку и даже отстранилась, подавшись телом назад, - но ваши вопросы…, а мы так мало знакомы, да и момент, знаете ли, неподходящий, - Мария быстро глянула по сторонам, - право уже довольно-таки темно, засиделась я чего-то сегодня на этой лавочке дольше обычного и не заметила, что мне действительно уже пора домой.
-    Мои вопросы для вас показались некорректны, и вы имеете право думать так. С моей же стороны бестактно на первой случайной встрече так навязчиво углубляться в вашу личную жизнь. Если у вас время поджимает, то я не имею права вас задерживать, а что до меня, то я во времени не ограничен от слова – совсем, но напоследок просьба есть у меня к вам, - и Астарот так посмотрел на Марию, что при таком холоде она ощутила жар на  своём лице, а по спине заструились капельки холодного пота и что-то тупо кольнуло под сердце, - хочу испробовать силу вашего таланта и подвергнуть свои волосы вашему приговору, отдав их в ваши руки на растерзание.
-    Иными словами, если по-простому, то вы имеете желание подстричься?
-    Признаюсь, до встречи с вами такого желания у меня не возникало, а увидев вас почему-то жутко захотелось.
-    Не торопитесь с желаниями, подумайте хорошенько, может быть, ваши глаза видят только то, что хотят видеть, а не реальную картину.
-    Мои глаза видят так реально и так далеко, что вы и представить себе не можете, - эти слова были явно лишние, хотя бы для первого дня знакомства, и Демон поспешил подправить сказанное, - я реалист по призванию и у меня к тому же бинокулярное зрение, видать от матери досталось. А теперь насчёт того, что мы видим, а что нам кажется: в таких случаях, дорогая Мария, не страшно ошибиться, тем более мне, жалко будет если не попробуешь.
-    Раз так и вы уверены в своих желаниях, то милости прошу к нашему шалашу.
-    Теперь осталось выяснить, где этот шалаш находится.
-    Отсюда на трамвае одна остановка, когда сойдёте, то упрётесь в арку между двумя трёхэтажными домами, миновав её сразу же справа увидите вывеску с нужным вам названием. Завтра я снова работаю в первую смену.
-    Обещать не в моих правилах, но гарантировать имею право, - Астарот встал и ожидаемо распрощался, - провожать вас, Мария, я не стану, потому что уверен в вашем отказе. Всего вам хорошего и до завтрашнего свиданья.
     Откланявшись, Астарот-Дмитрий неспеша побрёл по аллее в ту сторону откуда до этого пришёл, а Мария, глядя на удаляющуюся фигуру, ловила себя на мысли, что плохое самочувствие в купе с отвратительной погодой снова играют с ней злую шутку: ей казалось, что её новый знакомый не идёт по аллее, а чуть парит над ней, хотя и переставляет ноги, держась одной рукой за свой старый драндулет. – «Быстрее домой в тёплую ванну и не забыть по дороге купить коньяка, - верное лекарство для такого состояния, да и просто очень выпить захотелось.»
     В привычной обстановке, после тёплой ванны, с рюмкой коньяка в руке перед включённым телевизором с мелькающими беззвучными кадрами на нём Мария, забыв о маме, о деревни и даже о сегодняшней вечеринке, тем не менее никак не могла выбросить из головы мысли об этом странном иностранце и с таким более чем странным именем, свалившимся, в прямом смысле слова, ей на голову и теперь стоящий перед её глазами как живой. Половина бутылки уже выпита, а это двести пятьдесят грамм на минуточку для женского организма, но голова, как ни странно, ясная и без признаков опьянения. – «Так можно и с ума сойти, думая только об одном и том же, или спиться в одиночестве, - Мария хлебнула из рюмки, - даже чокнуться не с кем, хоть зеркало возле себя ставь…, кстати, а почему бы и не поставить, какой-никакой собутыльник, всё веселее будет.» - Мария пошла за зеркалом в мамину комнату, где на старом комоде, доставшимся им от бабушки, стояло небольшое зеркало. Вернувшись к себе, она поставила его на журнальный столик перед собой и прежде, чем продолжить коньячный эксперимент долго смотрелась в своё отображение. – «Ну посмотри на себя, ну какая ты к чёрту Антуанетта и какие тут могут быть сравнения. Она же королевна, фигура мирового масштаба, государством правила, а я кто? – обыкновенная парикмахерша. Нет, что ни говори, а Маша – это самое подходящее для меня имя. Маша – она и в Африке Маша, а раз так, то и нечего из себя воображать не весть чего и пить надо прекращать, завтра трудовой день и он…, опять он…, а ведь он обещал прийти на стрижку или это просто предлог, а может быть у него совсем другие планы по мою душу? Странно как-то это чувствовать. Димон этот мне ещё ничего не сделал, а я его уже побаиваюсь или всё же не побаиваюсь, а может это очередное наваждение под действием алкоголя? Надо бы разобраться, но только не сегодня, сегодня мы пьём, правда – Маша?» - Мария чокнулась со своим отражением и допила рюмку до конца.
     А в это самое время, в том же самом известном нам парке, только на другой скамейке, попыхивая дорогой сигарой сидел, закинув ногу на ногу, Астарот с довольным лицом, нежно поглаживая велосипедное седло.
-    Выходи уже, вокруг кроме нас никого нет, можно на время рассекретиться, - обратился Демон в пустоту.
     Буквально через секунду после этих слов на скамейке сидели уже двое мужчин в старомодных длиннополых тёмно-коричневых плащах.
-    Мог бы и не заставлять себя ждать, не царская особа – с раздражением выразил недовольство гражданин в чёрном.
-    Не надо, Астарот, не преувеличивай свои возможности.
-    С чего это ты взял?
-    Я считал информацию с твоего лица, надеюсь этот факт ты отрицать не будешь?
-    Ни в коем разе, ты прав и это меня радует и радует вдвойне, потому что процесс пошёл и довольно успешно, а, вдобавок, тебя мои успехи страшно огорчают.
-    Ещё не вечер, дух зла, и как говорят россияне – цыплят по осени считают.
-    Очнись, Рафаил, и оглянись вокруг, разве сейчас весна? Осень на дворе, осень, вот мы и посчитаем наших поросят…
-    Цыплят, Астарот, цыплят!
-    Пускай будут цыплята, суть от этого не меняется, вот мы их вскорости и посчитаем. Кстати, молодец, что напомнил мне про вечер, а то я не на шутку увлёкся этой девчонкой и совсем забыл про своих любимых шаманов, стучащих в бубны на священной горе духов уже целую неделю. Устали поди стучать-то, мозоли кровавые натёрли от усердия, голосовые связки порвали в лоскуты, бубны того и гляди порвутся, а запасных комплектов нет. Надо, надо ужо поспешать.
-    Значит ты всерьёз решил уничтожить именно эту девушку?
-    Естественно, зачем же тогда было начинать спор и потом, что значит уничтожить? Выражайся учтиво. Я заберу её к себе, великолепный будет экземпляр в моей коллекции, доставшийся мне в качестве приза за победу, и он, не то, что не помешает мне в моём царстве грешников, а будет там украшением.
-    Ты не можешь, она не на столько грешна, чтобы пасть так низко, только из-за твоей ненасытной прихоти.
-    Грех, - не та причина по которой я её заберу, она сама изъявит желание встать на мою сторону, вспомни наш спор и не плачь по волосам на отрубленной голове, наберись мужества, когда увидишь результат. Теперь же извиняйте, но мне пора, вечереет, знаете ли, а мне ещё шаманские заклинания повторить нужно, для понимания их мудрёных песнопений.
     На том и порешили, разлетевшись каждый по своим делам: Демон на Алтай, а Рафаил отправился к Марии, чтобы в тиши ночной посидеть рядышком, отогнать от её головушки сны плохие, а хорошими насытить. И вот он сидит возле дивана, где сладко посапывая в подушку безмятежно спит та, которую уже приговорили, но она об этом даже и не догадывается, а он, в свою очередь, сделать ничего не может и, беззвучно плача о загубленной душе, гладит своей невидимой рукой её светлую головку, приговаривая, - «держись девочка, не поддавайся лживым увещеваниям и заманчивым посулам, оставайся на Земле своей и стой на ней крепко, прорастай корнями в её плоть и она напоит тебя соком животворящим, соком мудрости, добра и любви и Бог в помощь тебе.»
     Утром Мария, по своей давней привычке, проснулась рано, но выбираться из постели не торопилась, потому что до работы времени было с запасом, а вчерашний сытный ужин в подсобке с добавлением вечернего коньяка пока что не давал повода для завтрака. Но главная причина, по которой Марии не хотелось вставать до банальности проста – она просто решила чуток полениться и понежиться под тёплым одеялом. Когда же время подошло, то после гигиенических процедур она как всегда наскоро сварганила себе пару дежурных бутербродов, чтобы ближе к полудню, когда голод всё же напомнит о себе слегка засосав под ложечкой, перекусить. Подготовка к трудовому будничному дню, отлаженная годами, заняла совсем немного времени. – «Сегодня не простой день, а особенный, ведь к ней в гости придёт он, такой прямо скажем не простой, а даже в некотором роде загадочный человек, в котором чувствуется, во всяком случае для неё, какая-то скрытая сила и она чувствовала эту силу, она её притягивала, манила, но и пугала одновременно.» - Примерно так рассуждала Мария, сидя перед маминым зеркалом и орудуя плойкой, как фехтовальным снарядом.
     На работу в очередной раз она решила прокатиться на трамвае и отметила про себя, что, сидя на жёстком пластиковом кресле, постоянно вращает головой, высматривая кого-то в салоне. Вот уже и люди стали поглядывать на Марию с некоторым предубеждением. Хорошо, что только одна остановка, а то ещё неизвестно, чем бы эта поездка закончилась для нашей героини.
     К работе Мария приступила в приподнятом настроении и с огромным желанием потрудиться, прекрасно понимая в чём секрет такой прыти и где-то в глубине души догадывалась о причинах, побудивших прорасти этим чувствам. И всё же с каждым часом настроение у неё падало, строго по экспоненте, а вместе с ним и желание работать тоже пропадало, вдобавок ещё и клиенты, почему-то подсаживались к ней всё больше нервные, привередливые и придирчивые. Она поминутно смотрела в окно, реагируя на каждый шорох, а он всё не шёл и не шёл к её великому огорчению.
-    Всё, больше не могу, - подсев, после очередного клиента, к управляющей, пожаловалась Мария, вытирая полотенцем влажный лоб, - сил моих больше нет, что-то не складывается у меня сегодня день: работа не клеится, руки не слушаются, ноги ватные стали еле-еле волочу ими, последнему клиенту, с дуру, чуть затылок под ноль не подстригла, благо вовремя опомнилась, - и вдруг неожиданно добавила, - а может руку-то мою от затылка этого силы небесные отвели, не захотев позора моего и скандала большого.
-    Тебя кто-то обидел вчерась после того, как ты незаметно сбежала с нашей вечеринки или съела чего на ночь? Не торопись, подумай авось и вспомнишь.
-    Не знаю и не помню, да и не в этом дело, - Мария всё больше раздражалась.
-    А в чём тогда?
-    Сегодня, случаем, не полнолуние? - вопросом на вопрос ответила Мария.
-    Ты, Машенька, по ходу дела, в секту пятидесятников вступила?
-    Причём здесь пятидесятники?
-    Вот и я не понимаю, причём тут полнолуние? 
-    Евдокия Парамоновна, - со стоном в голосе Мария стала уговаривать начальницу, - очень вас прошу, разрешите мне минут тридцать в подсобке полежать, мне будет достаточно, вот правда-правда, смена всё равно практически закончилась, а клиентов, я прошу, на меня больше не распределяйте.
-    Иди домой, так будет лучше для тебя.
-    Нет, мне надо обязательно до конца смены здесь побыть, а после уже и домой, только ноги у меня, я вам уже говорила, ни с того ни с сего подкашиваться стали, боюсь не дойду до дому, - Мария умоляюще смотрела на управляющую, и та дрогнула, смягчив свой суровый взгляд на более дружелюбный, - так я пошла? Всего полчасика, никому не помешаю, а как все закончат, так я и встану.
-    Иди, чего уж там.
     По полудню сего дня Астарот зашёл в трамвай, номер для этого случая был безразличен, так-как до нужной ему остановки шли все, кроме тех, что заканчивали смену и сворачивали в парк, и по закону подлости Астарот сел именно в такой трамвай. Честная кондукторша громким голосом, чтобы дошло до задней площадки, объявила, что трамвай едет в парк.
-    Ну, наконец-то, хоть один нашёлся, едущий в парк! - радостно вскричал высокий пассажир в чисто шерстяном чёрном полупальто, - а то я всё жду и жду и никак не дождусь, а тут радость-то какая..., в парк едем!
-    Мужчина, не кричите, - пропустив мимо ушей радостное восклицание пассажира, кондукторша повторила важную информацию, - вагон направляется в парк и дальше не поедет, следующая остановка для пассажиров последняя.
-    Так в этом-то и фишка, уважаемая госпожа вагоновожатая, что он дальше парка не поедет.
-    Я кондуктор! – вынужденно обратив внимание на голосящего, с гордостью парировала маленькая женщина с большой сумкой на большой груди.
-    Тем более!
-    Что-то я вас мужчина не пойму, вы или шутить изволите, или издеваться решили?
-    Нет, я радуюсь, что есть ещё города, где в общественном транспорте сохранились кондуктора. Вот представьте, что как будто вас в салоне нет, уволили вас по профессиональному несоответствию, а кто тогда вместо вас предупредил бы пассажиров о том, что ехать им осталось всего две остановки и последняя тупиковая? Громкая связь? но она не предусмотрена техническим регламентом. Можно возразить, парировав тем, что в отсутствии кондуктора о проблемах сообщает вагоновожатый. Не имею возражений. А вдруг у него инфаркт случайный или сообщение на телефон с вызовом от прокурора пришло, а вагон тем не менее, как катил себе по рельсам, так и заехал бы, по проложенному маршруту в парк, уткнувшись фаркопом в отбойник. И всё вроде бы хорошо: вагоновожатого спасли или отправили по месту вызова, трамвай в парке, а пассажирам, невинно пострадавшим как прикажете из этой ситуации выбираться?
-    Мужчина, вы много тут разглагольствуете, картины безобразные рисуете передо мной, а за проезд ещё не расплатились.
-    Виноват, хотел одну остановку «зайцем» проехать, да видать не срослось, зато с кондуктором сплошная везуха. Ваша бдительность и честность помогут вам в дальнейшей жизни, а дочка ваша станет певицей.
     Тем временем трамвай с крейсерской скоростью приближался к остановке и солидный пассажир, выходя из вагона, оглянулся, послав воздушный поцелуй обомлевшей кондукторше.
    Через пару минут запланированный со вчера клиент зашёл в салон и остановившись возле порога внимательным взором оглядел помещение, но особенно придирчиво присматривался к мастерам, работающим за креслами.
-    Если подстригаться, то вешалка слева от вас, - продолжая разгадывать кроссворд, Парамоновна даже не взглянула на вошедшего клиента, - за вешалкой стулья, вы присядьте, а когда мастер освободиться я вас приглашу.
-    Я, собственно говоря, пришёл к Марии, но как видно её здесь нет.
-    Она закончила смену.
-    Значит, она ушла домой, но до конца ещё целый час.
-    А вам Мария зачем, у нас другие мастера ничем не хуже.
-    Дело в том, что я с ней договаривался лично и она мне твёрдо обещала принять. Вот незадача, теперь придётся завтра приходить, а у меня сегодня вечером самолёт. Вы не подскажете её телефон, мне обязательно нужно с ней встретиться и именно сегодня.
     Только теперь Евдокия Парамоновна, с большой неохотой оторвалась от важного занятия и подняв вверх глаза, равнодушно смерив посетителя с головы до ног цепким взглядом опытного швейцара.
     Перед ней стоял высокий брюнет, с правильными чертами лица, таких типажей любят снимать в кино в роли героя-любовника, в чёрном полупальто нараспашку, из-под которого навязчиво бросался в глаза дорогой костюм, шарф вокруг шеи завязан по-модному, рубашка сияла белизной, а галстук раздражал своим ядовито-жёлтым цветом.
-    Так вам…, - у Парамоновны запершило в горле, - очень нужна Мария?
-    Если б была не нужна, то я не уговаривал бы вас так долго. Поверьте, решается не только моя судьба, но и Марии.
-    Думаю, что я смогу вам помочь. Подождите здесь минутку, а я только спрошу…, и сразу же назад.
     Кое-как разбудив приспавшую Марию, управляющая с трудом смогла вдолбить, ничего не соображающей спросонья коллеге, что в салоне её ожидает дивной красоты мужик, а когда та сообразила в чём дело, то тут же пулей вылетела из подсобки.
     Объясняться при всех Астарот не стал, а попросил Марию одеться и пойти с ним в одно место, но о нём он скажет потом, когда они скроются из поля зрения любопытных лиц, примкнувших к окнам парикмахерской.
-    Знаете Мария, признаюсь вам честно – у меня очень мало времени, а сказать нужно много, сделайте одолжение, составьте мне компанию на вторую половину дня. Я заказал столик в одной уютной кафешке, где очень хотел бы посидеть с вами в тесном кругу и пообщаться в спокойной обстановке, да и съесть чего-нибудь не отказался.
-    А как же стрижка, я уже фактуру проработала, почти полночи мучилась в творческих потугах.
-    Стричься я внезапно расхотел, а за творческие потуги отдельное спасибо в виде небольшого презента. Нет, не сейчас, и не надо так тяжело вздыхать, я вам его в кафе подарю в торжественной обстановке.
-    Но я не одета, - Мария прикрыла горло рукой, словно стеснялась своего вида, - нет, не в том смысле, что я нагая, а в том, что вечернее платье у меня дома в шкафу всего один раз одёванное и я хотела бы...
-    За платьем заедем, время терпит.
     Они вышли на проспект и тут же, как по заказу, на остановке стояло свободное такси. Подъехав к дому, Мария с её новым знакомым поднялись в квартиру, а такси осталось ждать у подъезда. От приглашения пройти на кухню и там обождать пока Мария будет переодевается Астарот категорически отказался, сказав, что снимать туфли не любит, а проходить в обуви в квартиру считает плохим тоном и неуважением хозяев. Мария торопилась, а руки, как назло, не понимали одна другую и память в эти минуты подлым образом подводила, но вот, наконец, срослось, всё при всём и всё на своём месте, осталось только пару штрихов помадой и на выход. Но с помадой возникла проблема, она её то ли потеряла, то ли положила куда, и чтобы не терять время Мария решила пойти на маленькую хитрость: она якобы вспомнит о помаде тогда, когда они подъедут к кафе и порывшись в сумочке, скажет, что забыла дома. Как по ней, так это был гениальный план и всё произошло именно так, как и предусмотрела Мария, а глядя на реакцию молодого человека ещё больше уверовала в свой изощрённый ум.
-    Я выбрал именно это кафе, - помогая Марии выйти из машины поспешил объяснить Астарот, - потому, что мне случалось однажды быть здесь и надо сказать кухня у них отменная, а зал хоть и небольшой, но очень уютный.
     Возле машины Мария осмотрелась. Она достаточно долго жила в своём городе, но такого здания, мрачного и в непонятном архитектурном стиле, не помнила совсем, хотя ехали они буквально минут десять, а значит месторасположение кафе было в центре, а вот название кафе и даже совсем не кафе, а, как оказалось, ресторана словно холодным душем окатило её, когда она прочитала вывеску, - «Повелитель мух».
-    Какое жуткое название у этого кафе, да и не кафе оно вовсе, а самый настоящий ресторан, - не мало удивлялась Мария, проходя во внутрь здания.
-    Что же вы прочитали на вывеске, такого ужасного, что ваше, пышущее здоровьем лицо, так побледнело? – Астарот нарочито учтиво помогал девушке избавиться от верхней одежды.
-    Там было написано, - «Повелитель мух».
-    Вот видите, Машенька, оказывается не только меня обманывают глаза, но в данном случае и вас, ведь истинное название этого милого заведения звучит так, - «Повелитель Мако». Мако – это самая опасная акула, а он, тот кто написал эти слова, укрощает их, и потом, большая ли разница между кафе и рестораном, - Астарот взял девушку под руку и настоятельно предложил, - пройдёмте лучше в зал.
     Внутреннее помещение ресторана выглядело не лучше внешнего. Всё внутри выполнено в болотно-зелёном цвете с примесью грязно-коричневого, с непонятными лепнинами на бутафорских стенных полуколоннах, а ещё она присутствовала на потолке и даже над окнами, подозрительно похожими на рисунки, также неприятно резала глаза тяжёлая дубовая мебель, покрытая золотом на мозаичном полу из чугунных плит. Администратор и официанты щеголяли в тёмно-фиолетовых ливреях восемнадцатого века и как опять же показалось Марии сшиты они были из змеиной кожи, а вместо ботинок работники носили деревянные колодки очень похожие на концлагерные, времён Отечественной войны. Метрдотель выделил им столик в дальнем углу на два места, откуда просматривался весь зал и входные двери.
-    Мария, вы любите французскую кухню?
-    Нет, я предпочитаю русскую кухню и, в частности, домашнюю.
-    Не торопитесь, подумайте, - он снова улыбнулся, но только глазами, но на сей раз Мария это чётко заметила, - устрицы, лягушачьи лапки, рататуй, луковый суп, салат Нисуаз, кокот, киш или кордон блю.
-    Нет, ни киш-миш, ни кордон блюдо и тем более лягушачьи лапки для моего желудка не подходят, а луковый суп пусть едят ваши французские королевские особы и их потомки по женской линии тогда, когда им снова совсем нечего будет есть, это их национальная кулинарная палочка-выручалочка. Из всего, что вы перечислили, уж не обижайтесь за правду, я бы взяла кокот-жульен, там хоть грибы с мясом попадаются.
-    Хорошо, тогда заказывайте вы.
-    Попросите официанта принести меню с русскими блюдами.
     То, что принёс официант было не меню, а увесистая амбарная книга страниц на восемьсот, так что изучать такой фолиант можно было до второго пришествия и Мария, пролистнув пару страниц, отложила его в сторону.
-    Я попрошу вас… Дмитрий…, - от волнения у Марии дёрнулось плечо, - вы уж не серчайте на меня, что я перешла на ваше русское имя, но, поверьте, мне так удобнее, и я попрошу вас передать официанту чтобы он принёс салат - селёдку под шубой, бефстроганов из телятины с картошкой пюре и подливом, бородинский хлеб, - потом подумала и добавила, - горчицу и помидоры, нарезанные тоненькими кружочками.
-    С закуской разобрались, теперь с напитками уточнимся. Предлагать не буду, потому что, как я понимаю, у вас и здесь будет своё особое предпочтение.
-    Я бы предпочла…, - в памяти всплыла деревня, накрытый стол в тёплой избе и Иван, хвастающийся своим вином из черноплодной рябины, - а закажите-ка ему вино, настоянное на черноплодной рябине, - и лукаво посмотрела на своего ухажёра, в полной уверенности, что её розыгрыш удался на славу.
     Подошедшему официанту Астарот быстро нашептал на ухо и тот, кивнув в знак понимания и согласия, быстренько удалился. Ждать пришлось не долго, едва Мария успела освоиться на новом месте, как на стол было выставлено две порции салата, две порции бефстроганов и графин с тёмным красным вином, бородинский хлеб отдельными кусочками и большая тарелка помидор, нарезанных по заказу, а также официант оставил на столе довольно внушительную плоскую чёрную коробочку.
-    Это помада для вас, - Астарот переложил коробочку поближе к Марии, - подарок будет позже, вы потеряли свою помаду, и я решил, что такую коробочку потерять будет гораздо сложнее, а сейчас, пожалуйста, пройдите в дамскую комнату и воспользуйтесь этим набором помад на ваше усмотрение, сделайте последний штрих к вашему вечернему образу.
     Всё происходящее в данный момент с Марией напоминало ей плохой сон, а почему плохой, да потому что если сразу всё идёт очень гладко, то потом обязательно настанет расплата, всё пойдёт кувырком и в конце разрушится: карета превратится в тыкву, хрустальные туфельки в затёртые до дыр лапти, а принц в ободранного чёрного ворона.
     Да, она выбрала для себя помаду, хотя это было не просто, ведь такое количество цветов не всегда оказывается перед глазами, так что для принятия решения пришлось ей слегка приятно помучиться, чтобы окончательно остановиться на каком-то одном тоне. Но дальше было ещё интересней, в тот момент, когда Мария непосредственно наносила помаду на губы она сначала почувствовала острое жжение, как от самого жгучего перца, какой только есть на свете и через секунду резкая перемена в противоположную сторону - ощущение блаженной услады на губах и нега во всём теле. Чтобы не упасть она вцепилась руками в раковину и склонив голову стояла так минут пять, приходя в своё привычное состояние.    
     Вернувшись на своё место Мария и виду не подала, что слабость, постигшая её в туалете, ещё не совсем прошла.
-    Прежде, чем мы приступим к первому тосту, у меня последнее о чём я хотел вас спросить: ну селёдка под шубой…, здесь вопросов не возникает, а вот с какой стати бефстроганов…? никак не могу разгадать эту загадку.
-    Ну, что вы, Дмитрий, никакой загадки здесь и в помине нет, хотя и не всё так однозначно…, - Мария хитро подмигнула, - как кажется на первый взгляд, - затем она взяла вилку и показала её Астароту, - в этой руке у меня вилка, а в другой кусок хлеба и, получается, что нож в этом случае мне совершенно не нужен, потому что мясо резать нет необходимости.
-    Какой же я осёл, о такой простой вещи не догадался. Да-а-а…, лихо вы меня сделали. Теперь же, давайте утолим голод и под него первый тост, - Астарот поднял бокал и посмотрел сквозь него на люстру, висевшую в центре зала, - выпьем за его величество - случай, приведший нас обоих в этот парк и именно в этот день.
     Мария ни разу не пробовала вина из черноплодной рябины и сейчас очень пожалела об этом. Данное же вино было немножко терпкое и слегка вяжущее, но при всём при этом очень вкусное и первый бокал был выпит ею до дна.
-    Скажите мне теперь, как дегустатор дегустатору или как сомелье сомелье, есть ли различие между самопальным вином и сделанным промышленным способом? – Астарот доливая в бокалы, тоже подмигнул Марии.
-    Разница есть и очень существенная, - не моргнув глазом ответила Мария.
-    А в чём эта разница? – Астарот придвину к себе тарелку с салатом и просто приступил к его поеданию, - да вы ешьте салат, Машенька, а по ходу просвещайте меня профана в тайны домашнего виноделия.
-    Вина различаются тем, что в промышленности своя технология, а в домашних условиях совсем другая.
-    Логичней и быть не может, а добавить ничего не хотите?
-    Добавляй не добавляй, а лучшего способа узнать нет, как только выпить настоящего домашнего вина из черноплодной рябины. У меня есть знакомый специалист и я могу попросить у него на пробу пару бутылочек для вас.
-    Вы меня заинтриговали, ловлю вас на слове.
     Покончив с салатами, перешли к горячему, а когда официанты очистили стол от использованной посуды Астарот предложил перейти к следующему этапу застолья.
-    Что у нас на десерт, товарищ распорядитель?
-    Теперь я хочу услышать ваше предложение, - Мария робко попыталась переложить инициативу на молодого человека.
-    Не стоит, у меня такой извращённый вкус, что иногда сам пугаюсь, когда вспоминаю, представляя перед глазами свои излюбленные блюда. Вот и сейчас, вы высказали желание, а у меня за ушами зачесалось, и тошнота к горлу подкатила. Я в этом смысле страшный оригинал. А вообще-то я вот что скажу, - на дальнейшее нам с вами надо быть строго последовательными в своих действиях, чтобы не нарушать едва сложившуюся и такую хрупкую застольную традицию, и раз уж вы взяли на себя ответственность в праздничном рационе, так и не роняйте это знамя из рук, а я, в свою очередь, хочу преподнести вам вот этот обещанный мною презент, а потом кое-что предложить.
     Астарот достал из внутреннего кармана маленькую обтянутую малиновым бархатом коробочку и передал её Марии. Сердце девичье ёкнуло, голова пошла кругом, а внутри всё замерло, она догадывалась, но до последнего отказывалась верить в содержимое этой коробочки, а желание приоткрыть крышечку тут же, немедленно, вот прямо сейчас было выше сил, сдерживающих её. Всем своим видом она хотела показать своё умеренное равнодушие, но руки её при этом предательски дрожали. Она не помнила, как открыла верхнюю крышечку, зато помнила, как обомлела от увиденного.
     На мягкой пурпурной подушечке лежал большой перстень невиданной красоты: червонного золота, скрученная в кольцо, змейка зажимала в открытой пасти плоскую подложку из опала, переливающуюся при дневном свете перламутровым разнообразием цветов начиная от радужных и вплоть до чёрного, в центре же этой основы сверкал чистейшей воды восьмигранный бриллиант в десять карат, обрамлённый тремя рядами колец из мелких драгоценных камней, где первое ближнее было выложено из рубинов, за ним следовал круг из сапфиров и замыкало всё это чудо ювелирной техники кольцо из изумрудов. 
     Астарот терпеливо ждал, когда наконец Мария насытится просмотром и у неё возникнет желание взять перстень и примерить себе на палец. Да она и сама хотела, очень хотела положить эту красоту на ладонь и, приблизив к себе, повнимательней рассмотреть, одновременно сгорая от нетерпенья прикоснуться пальчиками к самим камням, почувствовать их холод, а затем, надев на одного из них, полюбоваться видом на расстоянии вытянутой руки, но подспудный страх, поднявшийся из неведомых глубин подсознания, парализовал все её мышцы и даже улыбка, как жест признания и благодарности, никак не складывалась на её оторопевшем от неожиданности лице.
-    Давайте я помогу вам примерить, - терпение Астарота лопнуло и он, решив прервать немую сцену последнего акта, вынул перстень и, всё ещё пока вежливо, предложил, – вам на какой пальчик одеть?
-    На какой…? – в глазах Марии кричала мольба о помощи, - а я не знаю на какой палец одевают такую красотищу.
-    Тогда пойдёмте от противного, - пришлось Астароту помогать Марии, а то того и гляди расплачется дурёха от переизбытка чувств и побежит сломя голову куда глаза глядят, а гардеробный номерок, между прочим, у него в кармане, а там недалеко и до переохлаждения, - тогда скажите мне, на какой палец у вас в России одевают помолвленное кольцо?
-    Ох…, - тяжело вдохнула Мария, - я и в мыслях не могла представить, что сегодня между нами произойдёт помолвка и совсем не готова была к такому повороту.
-    В отличие от вас, а врать мне нет никакого резона, я заранее планировал свои действия, но, по известным причинам, не мог сказать вам, потому что это был бы уже не сюрприз, и я не произвёл бы на вас такое ошеломляющее впечатление. Мне хотелось удивить вас и обрадовать одновременно, и я даже готов допустить, что у нас в данный момент действительно состоялась самая настоящая помолвка, но я вновь возвращаюсь к своему вопросу – на какой палец русские барышни нанизывают помолвленное кольцо?
-    Зачем вы меня терзаете, ну, право же я не знаю, - она вспомнила вечеринку на работе, когда отмечали помолвку Алисы и пожалела задним умом, что не додумалась поинтересоваться у ней о столь щепетильном моменте, - наверное на безымянный или средний, другие, как мне думается, не подходят.
-    Хорошо, давайте ваши пальчики и покажите глазами на того счастливчика кому достанется мой сюрприз, - и побоявшись нового ступора со стороны девушки Астарот сам выбрал безымянный палец на правой руке и, надев на него перстень, вздохнул с облегчением, - ну вот и славно, теперь же, разлюбезная моя Мария, любуйтесь своим подарком и никогда больше не прячьте руку в карман или в перчатку, а так же не бойтесь, что потеряете его, оно навечно прилепилось к вашему пальцу и нет такой силы, которая могла бы снять его и сами, я вас очень прошу, не предпринимайте тщетных попыток каким-то образом избавиться от него.
     Здесь обязательно надо уточнить, а Мария видела отчётливо, как всё это происходило, что перстень не оделся на палец в обычном нашем понимании, а просто свалился к его основанию как будто был на три размера больше, но когда Мария хотела его чуть-чуть подправить, то сделать это смогла только с большим трудом, обруч перстня действительно словно бы прирос к пальцу. – «Как же так, - недоумевала она, - ещё секунду назад перстень болтался на пальце так, что им можно было крутить как хулахупом, а сейчас я с трудом его поворачиваю и потом, подскажите мне кто-нибудь если сможете – от чего сразу лёгкость во всём теле, почему дурман в голове возник, как будто я выпила не бокал вина, а стакан водки и настроение моё вроде бы пошло на подъём, но почему же мне всё равно от чего-то грустно и хочется плакать?»
-    Скажите Мария, после всего, что здесь произошло, могу я в нашем дальнейшем общении перейти с официального на дружественную риторику?   
-    Наверное,… да, - чуть слышно дала согласие Мария.
-    Теперь возвращаемся к нашему десерту, мы же с ним так и не разобрались до конца, - с этой минуты его голос звучал жёстко, - выбери чего-нибудь эдакого сладенького или фруктовенького, полагаюсь, как всегда, на твой изысканный вкус.
-    Может быть мороженое? – вспомнив встречу в парке, неуверенно предложила Мария.
-    Надо же, как ты умудрилась угадать мои мысли, - Астарот откинулся на спинку стула, достал сигару, с причмокиванием откусил кусочек с одного конца и смакуя раскурил, - оказывается, что ты, до этого времени, очень умело скрывала свои экстрасенсорные способности. Как ты смогла вытерпеть и не расколоться раньше времени? Вот я бы не смог, не тот я человек, умеющий скрывать свои таланты. И так, какое мороженое закажем?
-    Пусть принесут… самое вкусное.
-    Хорошо, так и продиктуем, хотя такого названия, насколько я помню, в меню нет.
     Непонятно было на каком языке Астарот объяснял заказ официанту, но мороженое, поданное на стол и опробованное Марией произвело неизгладимое впечатление.
-    Ну что же, дорогая моя невестушка, - речь Астарота, развалившегося на стуле, больше походила на мурлыканье сытого кота, с довольным видом пускающего дымовые кольца в потолок, - теперь, к твоей радости, обещанное мной предложение для тебя.
-    Давайте отложим ваше предложение на завтра, сегодня столько много информации, что я уже ничего толком не соображаю. Прошу вас, позвольте мне отдохнуть, оценить ситуацию, подумать обо всём о том, что сегодня произошло, привести себя в Божеский вид, - от услышанного имени Всевышнего лицо Астарота прямо-таки перекосило, - и тогда я, - продолжала она, сгребая мелкие крошки под тарелку, - пожалуй, выслушаю ваше предложение.
-    Машенька, дорогая, - демон с трудом проглотил слюну при упоминании имени Божьего, - что за фамильярность, мы же, кажется, уже договорились, что обращаемся друг к другу только на – «ты».
-    Да, договорились…, только можно всё это будет происходить завтра?
-    Вижу, что ты устала и я не буду тебя больше напрягать, хочешь перенести наш разговор на завтра, значит так тому и быть, только позволь мне напоследок высказать короткую преамбулу, - Астарот подозвал официанта и потребовал счёт, - подумай на досуге о том, что я сейчас скажу и для этого у тебя в распоряжении будет целая ночь: я намереваюсь забрать тебя с собой, туда где ты будешь абсолютно счастлива, где нет тревог, а есть только покой. Ты будешь жить в мире, который можно увидеть только во сне и о нём мечтают многие, но не всем выпадает такой шанс.
-    У вас есть свой остров в океане?
-    Остров для меня слишком мелок, масштаб не тот, он для людей с некоторым накоплением денег и потом, какой же там покой, когда там сплошные проблемы: питьевая вода, продукты питания, опускание суши и поднятие уровня мирового океана, я уж не говорю о регулярных цунами, норовящих раз за разом смыть с него всё живое и неживое.
-    Я даже боюсь дальше спрашивать, у меня исчерпалась фантазия, более того от всей этой круговерти голова кружится и мне от этого как-то скверно на душе.
-    У тебя сейчас…, как бы это не по-научному выразиться... У тебя период адаптации. Да ты сильно-то не переживай, к утру всё пройдёт, но тебе стоит поспешить, чтобы успеть выспаться, потому что времени остаётся не так уж и много.
-    Да бросьте, время ещё детское.
-    Боюсь тебя огорчить, дорогая моя, но полночь уже как час назад минула.
-    Не может быть, мне казалось, что мы просидели здесь не более двух часов.
-    В действительности совсем не так, дело в том, что этот ресторан особенный, здесь время течёт совсем по-другому, не так как снаружи, и нам пора покинуть это уютное гнёздышко.
     Выйдя на улицу Мария, к своему ужасу, удостоверилась в справедливости слов, сказанных Астаротом про позднее время и ко всему этому ещё и погода преподнесла свой очередной неприятный сюрприз: страшный ветер гнул деревья, катал по асфальту урны и ломал рекламные щиты, а хлёсткий мелкий дождь, переходящий в колючий мокрый снег, прибивал летающие листья деревьев к земле, а возле ресторана она увидела до боли знакомое такси, словно оно и не уезжало никуда.
-    Я провожу тебя до дома, - голосом, не привыкшим к возражению, объявил Астарот, - на улицах ни души, а фонари того и гляди погаснут, когда ветер все провода пообрывает.
     Мария не возражала и не от того, что она забоялась темноты или ей приятно было иметь провожатого до дому, нет, просто сил возражать не осталось совсем. Астарот распрощался с ней у двери её квартиры, а на прощанье, пожелав ей спокойной ночи, предвосхитил их завтрашнее, но скорее всего уже сегодняшнее, свидание.
     Как только закрылась дверь, Мария присела на танкетку, стоявшую тут же в углу, и сидела до того времени, пока не почувствовала, как с её плеч спала тяжесть, видимо кто-то невидимый убрал-таки с неё лишний столб атмосферного давления. На излёте моральных, но более всего физических сил она всё же смогла принять душ и, в прямом смысле слова, доковылять до постели, где в последнем судорожном движении успела завести будильник и заснула ещё до того, как её щека коснулась подушки.
     В эту ночь ей ничего не снилось и это хорошо, так как смогла нормально выспаться, а проснулась от того, что истошно верещал будильник и, как потом оказалось, уже третий раз подряд. У неё сегодня вторая смена, торопиться не надо и Мария уговорила себя подремать ещё немного и это немного продлилось аж два часа кряду.
     Встала Мария вполне сносном настроении, достаточно выспавшаяся и довольная собой и только в ванной увидав на пальце перстень почувствовала резкую тошноту, но списала этот симптом на счёт, так она решила, вчерашнего переедания. Вернувшись в свою комнату, и уже сидя в кресле она долго любовалась подарком, всё-таки чертовски красив был перстень и сидел на пальце как влитой. Она подумала было о цене, но тут же отбросила эту мысль и даже приблизительно зареклась не оценивать его стоимость, ведь подарок не измеряется деньгами. – «Теперь главное, - здраво рассуждала Мария, - нельзя расстраивать коллег вот так сразу, надо бы для начала их подготовить.» - И тогда она попыталась снять перстень, но как ни старалась, даже с места сдвинуть его не смогла. Она пошла в ванную и повторила попытку, но теперь уже с помощью мыла, однако, как и в первый раз, её постигла неудача. Вот тогда-то она и вспомнила предсказание Астарота на счёт перстня, и эта информация её неприятно озадачила.
     Первым, кто заметил подарок, была, понятное дело, таможня в лице Евдокии Парамоновны, от цепких глаз которой в этом заведении не ускользало ровным счётом ничего, а через пятнадцать минут об этом событии уже знали все. Каким-то образом отмазаться от объяснений было невозможно и Марии пришлось на ходу сочинять легенду о давнем наследстве и завещании вступившим в силу вот только-только вчера. Все слушали с вниманием, одобрительно кивали головами, поздравляли с заслуженным наследством, но про себя никто не поверил ни единому слову Марии. – «Всё, мне конец, - подстригая какую-то бабусю, вынесла она себе приговор, - зависть отдалит их от меня и дальше будет только хуже. Зачем надо было выдумывать нелепую легенду, не легче сказать им правду, но какую, ту самую немыслимую про одного сбрендившего иностранца, раздающего первой встречной женщине, знакомство с которой исчисляется несколькими часами, золотые украшения за бешенные деньги и надеяться в то, что они поверят в очередной бред. Какой же выход из создавшейся ситуации? А выход такой, - честно признаться в своём вранье и… выдать им на гора новую более абсурдную порцию вранья, сказав, что познакомилась не так давно с вором рецидивистом, влюбившимся в меня «по уши», не дающим мне прохода и заваливающий меня всякий раз при встрече разной бижутерией, пусть решают, какая правда им предпочтительнее.» - Она пыталась отстраниться от гнетущих мыслей, переключить внимание на работу, но спина, пылающая от прилипчивых взглядов, всю смену не давала Марии покоя. Расходились по домам как обычно, но Мария всё равно чувствовала возникшую некую отстранённость коллег и сухость в словах теперь уже, наверное, бывших подруг.
     До дому дошла пешком и даже не заметила, как тих был осенний вечер, как большая луна, выглянув из-за верхушек домов, освещала ей дорогу и даже морозец не докучал своим пощипыванием.
     Осматривая полупустой холодильник, она раздумывала из чего бы ей приготовить ужин и вдруг осознала, что не голодна, а раз так, то и проблемы нет, осталось заварить кофе и на этом практически – всё.
     Мария не включала телевизор, не открывала ноутбук, а только доливала и доливала себе в чашку уже совсем остывший кофе, тупо глядя в одну и туже точку на стене.
     Когда же она очнулась от дрёмы, то напротив себя увидела своего нового знакомого, сидящим в мамином кресле, с вечной сигарой во рту и с дымовыми кольцами по всей комнате.
-    А я думала вы, прежде чем появиться, позвоните, - пребывая в полной уверенности, что это сон, спокойно, нараспев общалась Мария - ах, да, совсем забыла, я же не давала вам свой номер телефона.
-    К сожалению, разлюбезная моя Мария, к твоему сну мой визит не имеет никакого отношения, я настолько реален, что ни словами сказать, ни пером описать, но можно потрогать, чтобы убедиться в наличие у меня плоти и скорее ваша «плазма» на стене окажется голограммой, чем моя личность в этом мамином кресле.
-    Опять шутите?
-    Шутки были вчера, дорогая невестушка, а сейчас жестокая правда бытия настала для тебя, и чтобы тебе окончательно проснуться поди на кухню и принеси свежего горячего кофе. Пока ты дремала я похозяйничал тут самую малость.
     Мария смотрела широко раскрытыми глазами и теперь уже с ясным пониманием происходящего, что это действительно не сон и всё происходит наяву. На всякий случай она не заметно ущипнула себя и, почувствовав боль, совсем упала духом, но, как ни странно, страха как такового не было, она просто хотела понять, как и каким образом он всё это проделал.
-    Теперь я вижу, что ты окончательно проснулась, - Астарот стряхнул пепел в кружку из чайного сервиза, - извини, но я не нашёл в вашей квартире пепельницу, так что пришлось воспользоваться этой симпатичной кружечкой, надеюсь она не твоя? - но по всему было видно, что такое оправдание никак не удовлетворило Марию, а Астарот, не обращая на это внимания, продолжал, - Машенька, пожалуйста, не сиди сиднем, ведь там на кухне кофейник остывает и молоко захвати в холодильнике, я купил его по дороге к тебе, зная доподлинно, что в вашей квартире его нет.
-    Могли бы розетку какую-нибудь найти или крышку от банки, зачем же понадобилось чайную кружку поганить?
-    Я, Машенька, не домушник, чтобы по шкафам шмон устраивать, взял то, что первое попалось под руку и не серчай ты так о кружечке своей, её промыть с мыльцем и она как новая и даже табаком пахнуть не будет, - Астарот запустил очередное кольцо под потолок, - ну что же, ждать и догонять невыносимо для творческой личности, так что придётся мне самому сходить на кухню.
-    Не нужно, не утруждайте себя, я сейчас сама принесу, - она принесла кофейник, бутылку молока и кофейную чашечку для ночного гостя, - я бы вам налила, но боюсь не в курсе ваших пропорций, так что вы уж, будьте любезны, сами себя обслужите.
     Мария выждала пока странный гость нальёт себе в чашку и, собравшись с духом, решила спросить жёстко и по существу.
-    Скажите…, - но, прикусив губу, она вдруг поняла, что доподлинно не знает, как обращаться к этому человеку и человеку ли вообще, - скажите Дмитрий, а может быть и не Дмитрий, а скорее всего Апполинарий или Дормидонт, теперь для меня любое ваше имя будет единственно правильным...
-    На счёт имени я тебе не врал, меня звали и до сих пор зовут – Астаротом, а по тому, как ты на него отреагировала, когда я тебе представлялся, могу заключить о твоём пробеле в изучении гримуаров. Имя Дмитрий благополучно забудь, а кофе хорош, спасибо мне, советую испить этот напиток, сваренный самим Князем Тьмы.
-    Кем…!?
-    Владыкой загробного мира, духом зла и, как я уже сказал, князем тьмы собственной персоной перед тобой представший.
-    Даже если это и правда, то я всё равно не верю, потому что дьявола в человеческом обличии не существует.
-    Существует и ещё как, и ты в скором времени сможешь убедиться в правдивости моих слов, но только чуточку попозже, а сейчас просто поговорим о твоей дальнейшей судьбе, ведь я, без ложной скромности, заявляю тебе, что могу решить её одним поднятием брови и ты это должна чётко осознать. Моё предложение к тебе, озвученное там в ресторане, остаётся в силе.
-    Достаточно меня разыгрывать, вы аферист и бандит, пробравшийся в нашу квартиру и склоняющий меня к противоправным действиям. Я сейчас позвоню в полицию.
-    Очень хорошо, позвоните прямо сейчас, - Астарот вынул из кармана её же смартфон и положил на столик перед ней.
-    Предупреждаю вас, - Мария выждала паузу, - я набираю номер полиции, - по набранному ей номеру ответили, что дежурный, в связи с ухудшимся состоянием его матери, срочно выехал в район, но её вызов зафиксирован в электронном блоке памяти обещая в ближайшее время ей ответить.
-    И что ответила милиция…, ой, извините, ошибся, ну конечно же полиция? Отдельная благодарность вашему долгоиграющему премьеру и по совместительству президенту, переименовавшему милицию в полицию. Так что там на том конце провода?
-    Они ответили, что послали наряд по адресу.
-    Не с того начинаете нашу дружбу, Машенька, - лицо Астарота исказила зловещая улыбка, - разве мама не внушала тебе в детстве, что врать грешно, а папа не читал ли тебе стихотворенье перед сном о том, как – «Крошка сын к отцу пришёл и спросила кроха: - Что такое хорошо и что такое плохо?»
-    Папа мне не читал это стихотворение, он вообще никаких стихов и сказок мне не читал, папа был в постоянном творческом поиске и до моего воспитания у него руки не доходили, а на маминых плечах всё остальное и для чтения каких бы то ни было книжек у неё сил просто не оставалось.
-    Ну, да ладно, оставим эту маленькую детскую шалость на твоей совести и перейдём ко взрослым делам. Я предоставил в твоё распоряжение целую ночь для того, чтобы ты могла подумать о моём предложении и принять хотя бы предварительное решение, но ты не восприняла мои слова всерьёз и проспала остаток ночи, как это у вас говорят – без задних ног. Это твоя не первая, но грубая ошибка. Тебе полных двадцать девять лет, ты не замужем и детей у тебя в ближайшее время не предвидится. Я прав? Отвечаю за тебя – прав, а если так, то надо решать свою судьбу, время уже не терпит, пожалуйста услышь меня, - время очень даже не терпит, но я помогу тебе в этом, - Демон предложил свою руку, протянув её Марии, - пойдём со мной, и ты познаешь смысл бытия.
-    На ночь глядя?
-    Ночь для этого и существует, а также полная луна нам в дорогу.
-    Прежде, чем ответить я должна написать «эсэмэску» нашему слесарю.
-    Не понял, на кой ляд слесарю «маляву» посылать?
-    Когда вы вламывались в мою квартиру, то определённо повредили замок, а если я уйду…, и что тогда, входите в открытую дверь все, кому не лень?
-    Так значит причина в замке? – Астарот оскалился, а вместо смеха сквозь его плотно сжатые зубы вырывалось змеиное шипение, - ваш допотопный замок в полной целости и сохранности, - а затем гаденько хихикнув, добавил, - я проник в твою квартиру через закрытое окно в твоей комнате, - демон указал пальцем на плотно задёрнутые шторы, - а моя вытянутая рука до сих пор перед тобой, и я жду.
-    Никуда я с вами не пойду, мне и здесь не плохо.
-    Не бойся, Мария, с тобою ничего ужасного не случиться, сумей довериться мне, это говорю тебе я – князь тьмы!
-    Пожалуйста, Астарот…, видите я правильно называю ваше имя, - Мария схватила кофейник, словно спасательную соломинку, - предложите ваши кренделя подземные какой-нибудь другой, более покладистой девушке, а я лучше пойду кофейник помою и пепельницу ополосну, если она вам уже не нужна и перстень свой себе заберите, а то он мне руку жжёт.
-    И снова враньё, этот перстень без моего приказа ни жечь, ни морозить не может, - Астарот встал и направился к входной двери, - хочешь ты этого или нет, но тебе придётся пойти со мной.
     Сама того не понимая, но от чего-то её рука приподнялась и потянулась к предложенной руке Астарота, а за ней и всё тело оторвалось от кресла и встав на ноги Мария, словно загипнотизированная, шаг за шагом последовала за демоном и они, взявшись за руки, вышли из квартиры, но, к большому удивлению Марии, оказались не на лестничной площадке, а в большом, даже можно было сказать огромном помещении, больше похожем на студийный павильон, где в данный момент снимается какой-то фантастический фильм.
     От увиденного у Марии похолодело внутри, руки сами сжались в кулаки, в висках застучали молоточки, а плечи задёргались с ритмичной периодичностью одно за другим.
     Практически всю площадь, образно скажем, павильона занимала круглая площадка, наподобие цирковой арены, только в разы больше, выложенная из каменных плит, причём не простых, а прозрачных, сквозь которые можно было видеть, как под ними совсем близко неистовствует пламя чистилища, но каменный пол при этом был довольно холоден и изрезан вдоль и поперёк бороздами шириной и глубиной по пять сантиметров, вычерчивая на всей площади замысловатые узоры с явно выделенной центральной пентаграммой, упирающейся своими пятью лучами в борт круга, а за периметром этого круга, словно каменным забором стояли, устремившись ввысь, остроконечные сталагмиты, поражающие своим разнообразием, как по форме так и по высоте, больше похожие на католические костёлы выполненные в готическом стиле и подсвеченные сзади мягким рассеянным лунным закатом. В центре же магического круга на изогнутых ногах стоял массивный, искусно вырезанный из цельного куска лабрадорита, прямоугольный стол, уж больно похожий на те столы в ресторане, где ужинали Мария на пару с Астаротом, да и кресла из оранжевого кальцита, расставленные по периметру стола, тоже очень смахивали на ресторанные стулья. Два кресла стояли по торцам стола и по четыре с боков, всего десять. За столом, чуть в отдалении, впечатляя своими внушительными размерами, красовался, по всей видимости, главный трон, также искусно вырезанный из непонятно какого камня, но ежесекундно менявший свой цвет. Ветер на арене отсутствовал, а в нос сразу же бросался слабый запах тухлых яиц, и тишина стояла мёртвая.
-    Смотри, восхищайся и удивляйся, вот мой мир, о котором я не пространно намекал тебе и так долго пытался возбудить хотя бы маломальское любопытство о нём в твоей головушке, и вот теперь он перед тобой, правда не весь, но зато самый главный мозговой центр, где выносятся решения к обязательному исполнению.
-    Здесь всё так торжественно и величественно, а я в домашнем халате, разрешите мне быстренько сбегать домой и переодеться? – у неё ещё теплилась слабая надежда хоть каким-то немыслимым образом перехитрить того, кого перехитрить было невозможно ни при каких обстоятельствах.
-    Твой халатик…, - демон мельком зацепил его взглядом сверху до низу и прищёлкнув языком равнодушно произнёс, - нарядик твой действительно не ко двору, ну что же беги, раз такое дело, оденешь своё вечернее платье уже во второй раз и туфли неплохо было бы накинуть на ноги, а то пол у нас без подогрева.
     Радостная Мария на всех парах кинулась к двери, из которой они только что вышли, но когда открыла её то невольно издала неописуемый крик, когда вместо своей прихожей перед ней разверзлась чёрная бездна, кишащая белыми бестелесными сущностями. Ещё один шаг и она бы пропала в этой преисподней навсегда. Мария буквально отпрыгнула назад на несколько спасительных шагов, но затем, превозмогая страх, всё-таки подошла к дверному проёму, чтобы, с размаху хлопнув дверью, закрыть его.
-    Надеюсь это последний розыгрыш с вашей стороны, или мне настраиваться на очередные? – раздражение в её голосе никоим образом не заставило Астарота даже подумать об извинении или как-то проявить сочувствие к беззащитной женщине, - а впрочем, я тут подумала, мой бомжовский прикид как раз под стать вашей обстановке.
-    Ты вошла не в ту дверь, а спросить не догадалась.
-    Я ещё пока не ослепла и кроме этой двери я больше никакой другой не вижу.
-    Машенька, дорогая моя, ты ведь не в городской администрации, где на каждой двери, кроме туалетной, пришпандорена вывеска с названием, в моём миру нужно очень тщательно вглядываться вперёд и вокруг себя, чтобы ненароком не ошибиться, потому что цена этому будет - твоя душа, а лучше всего спрашивать у сведущих сущностей.
-    Тогда я обращусь к вашей высокой сущности, ведь всё равно здесь кроме вас никого больше нет, будьте любезны пошарьте в ваших потаённых закутках хотя бы немудрящие туфли с платформой потолще, а то мои тапочки на суконной подошве не сдерживают холод, идущий от вашего пола.
-    Тебе стоит только пожелать, а право на это даёт перстень на твоём пальце, являющийся проводником в нашем мире и тогда высокие сущности сделают для тебя невозможное, - они уже подошли было к столу, когда Астарот попридержал Марию, - погоди здесь пару минут, сейчас Вельзевул, тот самый повелитель мух и по совместительству владелец ресторана, принесёт тебе вечерний наряд от нашей портнихи и стульчик лично для тебя, ведь я никогда не присяду если женщина стоит, да и мне самому надо бы привести себя в надлежащий для нашего заседания вид.
-    Надо же, у вас тоже практикуются заседания, как у настоящих бюрократов?
-    А чем мы хуже других.
-    И какая же повестка на сегодняшний день?
-    Я понимаю тебя, Машенька, ты ещё не вжилась в наш образ существования, и я готов некоторое время тебя поправлять и наставлять, но на будущее прошу тебя вникай быстрее и запоминай твёрже, а особливо думай прежде чем соберёшься издать какой-либо звук: у нас нет дня сегодняшнего, нет и завтрашнего и вообще дня как такового здесь быть не может, у нас царство тьмы, так что восходов и закатов солнца ты не увидишь, лунный свет будет, но только при непосредственном общении, вот как сейчас. А теперь извини, но мне пора, как у вас говорят, пройти в свою комнату, чтобы припудрить носик, а в моё отсутствие хозяин ресторана позаботится о тебе.
     Стихающий кастаньетный цокот каблуков удалял Астарота к ближайшему сталагмиту, где он, открыв невидимую дверь, не оглядываясь скрылся внутри. Мария же, оставшись в одиночестве, не тратя время даром с холодным рассудком, как бы заново осмотрела, как она для себя определила, декорации странного, крайне необычного телевизионного спектакля, представляющего в данный момент времени пьесу под названием – «Ночь в гостях у Сатаны.» Она искала подтверждения своему предположению, но чем дольше и внимательней вглядывалась в декорации, тем всё странней и необычней раскрывалась обстановка, а вместе с тем всё большей тоскливостью наполнялась её душа. Мария уговаривала себя отказаться верить в происходящее, но не смогла, так как деваться ей было некуда, факты упрямо давили со всех сторон, не оставляя выбора, а поэтому поверить всё равно пришлось, но в последней надежде она всё ещё думала, что вот закроет глаза, досчитает до десяти и всё сразу изменится: исчезнет это наваждение и она снова будет сидеть в своём кресле и пялиться в ненавистный ею телевизор, ставший вдруг в этот миг для неё таким родным и желанным. Считала она, до боли сжимая глаза, до десяти, а потом до тридцати и даже до пятидесяти доходила, но ничего не менялось, вот тогда и пришло твёрдое осознание покориться неизбежному и его величество случаю, приведшему её сюда, а также принять всё происходящее с ней как должное и даже слабенькая мысль побороться, блеснувшая как лучик спасения, тут же разбилась о стену бессмысленности этой затеи, тем боле ответа на вопрос - как сопротивляться и каким хитрым способом выходить из создавшейся ситуации на ум не приходило, а придумать она шансов не имела хоть разбей всю свою голову вдрызг об этот полудрагоценный стол и даже нашу русскую смекалку она в расчёт уже не брала. – «Вот тебе и весь сказ.» - С печалью сказала она себе в конце концов.
     Ужасно противный скрип и даже не скрип, а скорее вопль открывающейся двери вернул её в ту реальность в какой она в данный момент прибывала. Мария повернулась на вопль и, зажав рот обеими руками, еле-еле удержалась от очередного вскрика, увидев приближающееся к ней чудовище. Смертельный ужас охватил её в предвкушении своего конца, только ещё неизвестно какого. Ей стало жалко себя на столько, что в пору зареветь от отчаяния, но холодная судорога, сковавшая всё тело, не давала ни одному мускулу возможности пошевелиться и поэтому слёзы сами тихо катились ручьём по её щекам. А там, ё-моё! опираясь на четыре кривые тонкие лапы, покрытые редкими, но длинными шипами, шла большая, выше человеческого роста раза в полтора, мерзкая, плохо пахнущая муха с непомерно большой головой, восемьдесят процентов которой занимали зелёные в мелкую сеточку выпуклые глаза-линзы, быстро вращающиеся независимо друг от друга в разные стороны, как у хамелеона, а в двух оставшихся лапах эта образина несла явно матерчатый рулон и раскладное брезентовое кресло, каким любят пользоваться рыбаки. Несмотря ни на что Мария упорно смотрела на эту мерзость и даже могла при этом рассуждать, – «надо же, и вот это неправдоподобное воображению насекомое заведует рестораном общепита, определяя и утверждая своей печатью политику кухни?» - не понимая до конца, возникшей в её мозгу ассоциации, Мария продолжала задаваться вопросами, - «узнать бы технологию приготовления этих изысканных ресторанных блюд, а также посмотреть, что они подмешивают и подсыпают туда…?» – и она почувствовала, как рвота подкатывает к горлу, ещё секунда и её стошнило бы прямо на этот каменный пол, а остановило её только то обстоятельство, что убирать, наверняка, пришлось бы ей самой, что явно её не устраивало, да и скандал в самом начале этого представления для неё был штукой не из приятных.
-    Возьми - это твоё сидалище и твой ночной наряд, - прошамкал Вельзевул своим маленьким беззубым ртом, а затем ловким движением одной лапы, разложил рыбацкое кресло, а другой развернул рулон предназначавшийся для Марии, - наши лучшие мастера кройки и шитья постарались для тебя, - вечерний наряд представлял из себя тёмно-серое грубо сотканное суконное полотно сложенное пополам, где в месте преломления было вырезано отверстие для головы, края же этой попоны с обеих сторон сшиты толстыми белыми нитками, оставляя сверху только небольшие прорехи для рук, - ты будешь неотразима в эту ночь, - эффект, как думалось Вельзевулу, удался и его большие глаза-линзы слегка сузились в злорадном удовольствии, а рот растянулся в кривую тонкую чёрную ниточку.
-    Ваши портнихи надеюсь не промахнулись и это изысканное платье будет мне в пору? – как можно саркастически высказалась Мария брезгливо беря это рубище, оказавшееся довольно-таки тяжёлым и пахнущим сырыми валенками, а затем, приложив его к груди, полюбопытствовала, - не подскажет ли мне повелитель мух, где у вас тут кабинка для переодевания с вешалкой для моего халата и зеркалом?
-    За твоей спиной стоит ширма, так что далеко ходить не нужно, свою одежду бросишь на неё, а зеркала здесь используются для других целей.
-    И ещё один не скромный вопрос: какие, на ваш вкус, туфли подойдут для такого, столь изысканно-утончённого, платья, - так, на всякий случай спросила Мария, уверенная в его безрезультативности, - а может быть и не нужно ничего и мои домашние тапочки в самый раз?
-    Хорошо, что напомнила, а то я про нижнюю обувку совсем не вспоминал, - Вельзевул оттопырил своё длинное перепончатое крыло и вынул из-за спины туфли изящности необыкновенной на изогнутых полумесяцем каблуках-шпильках, - личный подарок от повелителя, - виновато выдавив из себя оправдание он злобно сплюнул на пол и то место на плитке куда упал плевок мгновенно запузырилось, издавая неприятное шипение.
     Делать нечего, Мария зашла за ширму и переоделась в свой новый наряд. Рубище болталось на ней как старые обмотки на огородном пугале, зато туфли были в самый раз и сидели на ногах как влитые, - «прям как хрустальные башмачки на Золушке» - вспомнилась ей одноимённая сказка. Всё ещё не уверенная в себе и в своём ночном наряде, Мария осторожно показалась из своего временного, хоть и хлипкого, но всё же укрытия.
-    Куда прикажите мне присесть?
-    Твоё кресло будет стоять рядом с повелителем, - Вельзевул поставил рыбацкую «раскладушку» возле одного из кресел, стоящих в торце стола, - садись и жди.
     Мария покорно устроилась на предоставленном ей месте, а повелитель мух встал рядом с ней. Ждать пришлось недолго, буквально сразу из той же двери, куда он до этого исчез, появился сам Астарот и Мария, увидев очередного персонажа из когорты тёмных сил, поблагодарила небо за то, что уже сидела в этот самый момент. А к ней, ни больше ни меньше, приближалось нечто такое от чего глаза сами лезли на лоб и описание оного следовало бы выделить в отдельную главу, но мы всё же попробуем ограничиться кратким описанием.
     Голова Астарота представляла из себя мумифицированный ослиный череп обтянутый кожей, с горящими красными глазницами и большими закрученными назад ушами, само тело отдалённо напоминало человеческое, но только напоминало, потому что это был непропорциональный скелет с непомерно маленькой грудной клеткой и длиннющими конечностями также облачёнными в кожу, но не млекопитающего животного, а рептилии, от этого, по видимому, и ноги у него заканчивались ящеричными лапами, руки же были разные: правая в виде лапы льва, а левая как у орла, как мы уже описывали ранее.
     Шёл Астарот не торопясь, явно довольный собой и своим прикидом, но подойдя к столу возмутился в сторону Вельзевула.
-    Что же ты, укротитель дрозофил, не довёл порученное тебе дело до конца.
-    Я сделал всё так, как ты велел повелитель – огрызнулся Вельзевул.
-    Тогда посмотри своими фазированными решётками ещё раз, да повнимательнее.
-    Может быть…, - Вельзевул словно натасканная на наркоту служебная собака обнюхал Марию с ног до головы, - если только платье сыровато, так я признаюсь - виноват, а всё потому, что торопился.
-    Не в платье дело, - от тихого и учтивого говора Астарота кровь стыла в жилах, уж лучше бы он кричал, топал ящеричными лапами и брызгал слюной во все стороны, - посмотри, Вельзевул, верхняя сторона столешницы вровень с её глазами, и как ты, в таком случае, прикажешь ей вести с нами беседу и принимать наши угощения? Мария хоть и временно, но всё же наша гостья, так что прояви уважение к ней и такт.
-    Мне кресло её приподнять или наш стол опустить? – подорвавшись с места, главный по мухам от волнения даже крыльями затрепетал.
-    Делай что хочешь, но, чтобы её ноги упирались в пол.
     Вельзевул в одно мгновенье подскочил к столу и покрутив под столешницей какую-то рукоятку опустил её, при этом не подвергая ножки стола деформации.
-    Так-то лучше будет, не правда ли, дорогая Мария, - Астарот сел в своё кресло и жестом разрешил Вельзевулу сделать тоже самое с левой стороны от себя, - приходится признать этот наряд тебе к лицу.
-    Неужели у меня такое страшное лицо?
-    Не злись на меня, всему своё время, ведь я вижу немного дальше тебя и конечный результат меня вполне устраивает и в некотором роде восхищает.
-    Я мало чего поняла из ваших слов, но надеюсь на лучшее.
-    Умница, слушайся старших, они научат тебя уму-разуму, - Астарот пошевелил львиной лапой, и Вельзевул тут же подскочил со своего места и замер, вытянувшись в струнку, - разлюбезный, настала пора трубить общий сбор, а нашей гостье познакомиться с братьями нашими, ведь она до этого времени ничегошеньки о них не знала.
     Протяжно и нудно, словно супротив его воли, звякнул колокольчик в лапе Вельзевула, а Мария, предвкушая очередную встречу с новоявленным монстром, крепко вцепившись обеими руками в подлокотники, напряглась всем телом, подготавливая себя ко всяким неприятным неожиданностям. - «Только бы в обморок не упасть от увиденного и хватит ли у меня на это сил?» - Не переставая звучала одна и та же мысль в её голове.
     Первым появился, как в последствии узнает Мария, Азазель: оборотень-волколак, под четыре метра ростом, с непроницаемой повязкой на глазах, со связанными за спиной лапами и обрубленными крыльями, где из оставшихся восьми пеньков капала черная вязкая жидкость, а на его поясе висел совсем ржавый обоюдоострый длинный меч.
-    Прошу любить и жаловать, мой знаменосец и оруженосец – Азазель, - повелитель указал на кресло по правую лапу от себя, - садись брат на своё законное место.
-    Позвольте, ваше высокотемнейшество, вмешаться мне в процесс моего ознакомления? – как можно торжественней произнесла Мария.
-    Спрашивай, - сухо позволил дух тьмы.
-    Как я поняла из услышанного – Азазель ваш знаменосец и оруженосец, с чем я его и поздравляю, только вот кроме меча хотелось бы ещё знаменье в руках его лицезреть.   
-    Экая ты сметливая, – Астарот оскалился, обнажив свои большие жёлтые зубы, - хвалю тебя за находчивость, а знамя наше всегда на месте. Азазель сделай красиво для гостьи.
     Красиво не получилось, а выглядело совсем прозаично и крайне не впечатляюще. Сама же Мария с непонятным чувством страха смотрела, как за спиной знаменосца поднимался телескопический флагшток, остановившийся в трёх метрах над его головой.
-    И это всё, - пожала плечами Мария, - а само знамя-то где?
-    Ты его не видишь только потому, что оно не развевается, а не развевается оно из-за того, что в данный момент нет ветра, более того, у нас никогда не дует ветер к твоему сожалению, а может быть и к счастью.
-    Получается, что полотнище, как таковое, есть, только его не видно за древком?
-    В некотором роде получается, что именно так.
-    Извините меня за навязчивость, но я прошу: удовлетворите моё наивное любопытство, разверните как-нибудь ваше знаменье, я хочу увидеть его на трезвую голову, - и вспомнив о своём магическом перстне добавила, показав его Астароту, - вы же сказали, что он позволяет мне просить о чём угодно.
-    Эй, Азазель, - буркнул недовольно повелитель, - выполни просьбу женщины, разверни стяг во всю ширь.
     Приказы отдаются для того, чтобы их выполняли и над волчьей головой Азазеля вмиг развернулось чёрное треугольное полотнище, внутри которого белой линией, касающейся сторон треугольника, был нарисован большой круг, а внутри него такой же белой линией был вычерчен круг поменьше, а уже в нём той же белой краской вписана пентаграмма с козлиной мордой внутри, где над каждой её вершиной между кругами имелся свой знак.
-    Я удовлетворил твою просьбу? – Мария в ответ утвердительно кивнула, - а теперь продолжим обязательное знакомство. Пригласите-ка к нам моего любимого Маммону! Знаешь его?
-    Встречать не приходилось.
-    Никто из людей его не видел, но все с ним на дружественной ноге, - и Астарот издал радостный ослиный смех, созвучный с криком ишака, - как настроение твоё – Маммона? – приветствовал Астарот появившегося демона сразу же, как только дрогнул колокольчик.
-    Благодаря заботам твоим всё прекрасно, - и Маммона материализовал в руке большую сигару, - подарок я по случаю прихватил для тебя, по новой технологи образец, ещё не поступивший в сетевую продажу.
-    Умеешь ты мягко подстелить, – довольный Астарот запыхтел сигарой, - надеюсь кубинская?
-    Я твои слабости чту всегда и не забываю о них, - жирдяй подобострастно заморгал поросячьими глазками.
-    «Да я… Да вы… Да мы…Позвольте объясниться! Помилуйте, меня! Я был в гостях сейчас. Там лишнего хватил. Но всё за вас! За ваших львят! За вашу львицу! – Ну, как тут было не напиться!? И, когти подобрав, лев отпустил косого. Спасён был хвастунишка наш. Лев пьяных не терпел, сам в рот не брал хмельного, но обожал… подхалимаж.» - закончив, Мария с невозмутимым лицом ждала ответной реакции.
-    Похвально, тонко и со вкусом, - Астарот запустил вверх очередь дымных колец, - сама сочинила?
-    Куда уж мне.
-    А кто тогда?
-    Сергей Михалков. Есть в нашей культуре такой поэт, любимый детьми и взрослыми.
-    Не знал, надо будет поближе присмотреться к нему, - и Астарот дал отмашку Вельзевулу, чтобы тот чуток подождал.
     А пока не последовала следующая команда, представим портрет Маммоны: оплывший до безобразия бывший качок-культурист с лысой головой гибрида чёрта и человека, обвешенный золотыми толстыми цепями, с неимоверным количеством пирсинга по всему голому бесполому телу, где в одной руке, усыпанной перстнями на каждом пальце, он нёс зелёную трёхлапую жабу с зажатой в пасти монеткой, а в другой, также увешанной всем чем только можно, держал золотой горшок, с растущим в нём золотым деревом и с монетами вместо листьев, а его лопнувший от обжорства огромный живот был зашит собственными сухожилиями. Он шёл медленно и от каждого его шага пол нервно содрогался.
-    Твоё место рядом с Азазелью, - скомандовал Астарот, и не дожидаясь, когда Маммоновская туша дотащится до своего кресла, объявил следующую персону, - Велизара к столу!
     Колокольчик снова исполнил свою единственную ноту, а Мария в этот момент вдруг осознала, что ненавидит этот звук, ненавидит форму колокольчика, не говоря уж о том, кто его дёргает, но когда она увидела Велизара, то в миг забыв о звонаре и его инструменте, с выпученными глазами уставилась на идущего к столу красивого бледнолицего юношу, с прямыми чёрными как смоль волосами, одетого в белоснежную сорочку и блестящий чёрный кожаный комбинезон, поверх которого был накинут долгополый чёрный плащ с высоким воротником-стоечкой.
-    Мой мальчик! - позвал Астарот Велизара, - так давно не видел тебя, подойди же ко мне и дай я обниму тебя крепко, по-отцовски, а ты ответишь мне тем же - по сыновьи, только ятаган свой из-за пазухи не доставай, а то конфуз может произойти между близкими родственниками.
     Два демона обнялись, облобызали друг друга с родственной страстью, улыбнулись промеж собой улыбкой пиндосского делового человека и мирно расселись по своим местам.
     Мария, во время змеиного соития между Астаротом и Велизаром, непрерывно улыбалась, потому что вспомнила кого напоминал ей этот молодой демон-красавец: такие лица она видела в японских анимэ.
     И вновь в лапе Вельзевула пискнул, дёрнутый за язычок, колокольчик и на сцену вышел очередной персонаж.
-    Знакомься, Мария, наш Асмодей.
     По земным меркам - средних лет человекообразный или, как любят говорить учёные от науки, антропоморфный демон появился абсолютно голым, не светлая, а именно белее белого кожа на нём слепила глаза до боли, белые прямые волосы на голове, белые глаза, словно бельмами затянутые, на груди татуировка неизвестного красного цветка, во лбу же длинный белый рог, как у единорога, а всё тело сверху донизу обвивала голубая широкая лента c золотой каймой по краям.
-    Садись рядом с Маммоной и не вздумай соблазнять его, потому что, только взглянув на тебя, он уже заколыхался от возбуждения, а ему это вредно. А ты, Вельзевул, тоже шибко-то рот не разевай на чужой каравай и не забывай о своих обязанностях. Кто у нас там следующий по списку?
-    Оливьер, если ты позволишь повелитель, - отозвался Вельзевул.
-    Вызывай, не тяни кота за… неприличности.
     На сцену вышел уже прогнозируемый человекообразный образ в костюме, вы даже не представляете, аж самого Гитлера, только с большими чёрными глазницами, с постоянно текущей слюной из чёрного рта и с длинными раскалёнными до красна руками. Предвосхищая вопросы своих товарищей, он сразу же дал на них ответ.
-    Я на наше праздничное собрание заранее прикинул маскарадный костюм, чтобы два раза не переодеваться.
-    Твоё место возле Велизара, - косясь на Марию, скомандовал Астарот, - классный всё же ты себе костюмчик присмотрел, со смыслом, и я уверен нашей гостье он будет по душе.
     Мария еле-еле сдержалась, чтобы не ругнуться в ответ отборным русским трёхэтажным матом.
-    Не спи Вельзевул, не спи, вызывай шустрее, а то у нас ещё впереди дел невпроворот. Кто там следующий?
-    Повелитель, разреши позвать сразу двоих?
-    Зови, но почему только двоих, у нас же троих не хватает для полного кворума?
-    Мне Азазель шепнул на ушко по секрету, что Марбас не сможет присутствовать на нашем заседании.
-    Надеюсь причина этого секрета уважительная?
-    Он захворал, лихорадка западной Колумбии пригвоздила его к постели.
-    Кто бы сомневался, что у демона болезней всегда будет припасён какой-нибудь козырь для отмазки, иными словами, можно сказать, что Марбас нас культурно послал, - Астарот клацнул ослиными зубами и, снисходительно улыбаясь, процедил сквозь зубы, - а мы ему поверим, ведь не может же он обманывать своего повелителя. Продолжай Вельзевул.
-    Бельфегор и Барбас заходите! – выкрикнул Вельзевул и два раза дзынькнул колокольчиком.
     Первым появился Бельфегор: маленького роста, тщедушный старик, одетый в чёрный, усыпанный серебристыми звёздами, халат до пят, на голове широкополая шляпа с высокой остроконечной тульей, при ходьбе опирающийся на чёрный зонт и вообще он походил на сказочника, на колдуна-друида, или на звездочёта.
-    Выбирай Бельфегор место на своё усмотренье: можешь сесть рядом с Оливьером, а хочешь с Асмодеем присоседись, - предложил председатель собрания.
-    Из двух зол выберу наименьшее, - и вздохнув, старичок сел рядом с Асмодеем. 
-    Ну, а тебе Барбас выбирать не придётся, потому что напротив меня нельзя, субординация не позволяет, так что устраивайся рядом с Оливьером.
     Не забудем описать последнего вышедшего на арену демона: фигуру чёрного бестелесного существа обозначал длинный до пола красный плащ, скреплённый на горле фибулой с той же козлиной мордой, что и на флаге, предполагаемые ноги были обуты в калиги, а на то место, где находилась голова был надет шлем, образцом которому служил коринфский шлем только без конского гребня.
-    Смотри Мария, внимательно смотри на всё, что здесь происходит и записывай себе на жёсткий диск памяти, авось придётся людям рассказать, которые всё равно тебе не поверят, - Астарот встал, подошёл к Азазелю и положил на его плечи свои лапы, - начнём с него – знаменосца наших адских легионов. Он всегда впереди и первым вступает в бой, но это потом, а в детские годы он учил людей обрабатывать металлы и изготавливать украшения, а ныне берёт заказы на убийство и прячет людей в пустыне, где их никто и никогда не находит. Следующий – это наш Маммона, - Астарот также, подойдя к нему, положил свои лапы ему на плечи, - демон богатства и жадности. Теперь Асмодей - демон вожделения, похоти и блуда, а за ним Бельфегор – демон лени. Обходим стол и идём в обратном направлении, прямо к Барбасу – демону сновидений и страха. Следующий по порядку на этой стороне Оливьер – демон, пробуждающий в людях жестокость, а за ним Велизар – демон-обольститель и демон лжи, ну, а с Вельзевулом ты уже знакома, остаётся добавить, что он, к своему командованию над мухами, по совместительству является демоном обжорства, – Астарот опустился в своё кресло и, обойдя пылающим взором весь стол, подытожил, - теперь, практически, все в сборе, кворум наличествует и нам пора начинать совещание с единственной повесткой, сидящей возле меня. У тебя, Машенька, вопросы есть?
-    Есть один малозначимый.
-    Один так один, это не так много, тем более малозначимый. Мы слушаем тебя.
-    Ответьте Астарот, почему…
-    Не сметь продолжать…! - резко и с особой злостью в голосе перебил Марию Азазель, - при любом упоминании имени Астарота необходимо добавлять слово – повелитель, запомни и впредь всегда так поступай.
-    Как же я добавлю это слово, - оправдывалась ошарашенная Мария, - если он таковым для меня не является. Он для вас повелитель, а я пока ещё не присягала ему на верность.
-    Не забывай, - поддержал Астарот демона-знаменосца, - что не по своей воле ты в данный момент здесь находишься, а также периодически посматривай себе под ноги, ведь кое-кому твои манеры могут не понравиться.
-    Хорошо, раз вы так настаиваете, то я, против воли своей, буду добавлять к имени Астарот слово повелитель, - и у Марии на нервной почве тут же одновременно дёрнулись сразу оба плеча, - после таких нравоучений сразу же отпадает желание продолжать, но я не смотря ни на что всё-таки задам свой вопрос: почему напротив вас, Астарот-повелитель, с другого торца стола, никто не имеет права сидеть, но в тоже время не хватает ещё одного вашего коллеги? А вдруг он внезапно выздоровеет и куда ему в таком случае садиться?
-    Внезапно выздороветь этот хитрец не может, по одной простой причине - он никогда не выздоравливает, потому что он демон болезни и потом - внезапно можно только умереть, я ранее уже где-то и когда-то об этом говорил. Если у тебя больше вопросов нет, то начнём… помаленьку.
-    А я уж, грешным делом, подумала, что вы скажете, - «начнём, помолясь».
-    Шутка твоя неуместна, и я уже, кажется, просил тебя, чтобы ты думала, прежде чем издавать какой-либо звук.
-    Позволь повелитель, прежде чем мы начнём, мне сказать, - перебил своего начальника Бельфегор, - надо бы решить проблему с обслуживанием нас за столом и назначить сервировщика, приносящего угощения, а также наводящего порядок после окончания празднества. Нам самим, и ты об этом знаешь, заниматься этим делом запрещено, не в наших оно служебных обязанностях, а значит требуется кого-нибудь пригласить.
-    Кого конкретно ты предлагаешь?
-    Мне трудно в этом вопросе разобраться, пусть Маммона решает, у него много золота и ему расплачиваться с Вельзевулом.
-    Ну, что же, демон лени прав, – кто платит, тот и заказывает музыку, не так ли Маммона?
-    Ты, как всегда, мудр, повелитель и мудрость твоя не знает границ, - и Маммона качнул свою тушу в сторону Вельзевула, - ты же знаешь и не мне тебя просвещать, что с этим делом лучше Левиафана и Бегемота никто не справится.
-    Слушайте все! Сейчас ночь среды, - вдруг громогласно вмешался в разговор Астарот, - эта ночь моя и я единственный, кто будет принимать решения, а поэтому желаю, чтобы прислуживал нам Бегемот, а Левиафан будет занят обольщением и ублажением нашей гостьи. Поди, Вельзевул, на свою кухню, ведь нам невтерпёж ждать, когда уже мы начнём трапезничать и прихвати Бегемота, пусть начинает накрывать, а Левиафану скажи от моего имени и по моему велению, чтобы без раскачки срочно полз к нам.
     Вельзевул тут же отчалил в ту дверь, из которой выходил, потому что у каждого демона была своя индивидуальная дверь, и в тот короткий промежуток времени пока она была открыта в неё успела проскользнуть огромная змея с драконьей головой и костяным гребнем вдоль всей спины, а на конце хвоста, отлитый из золота, сверкал металлический наконечник в форме водного стрелолиста. Змея подползла к гостье, обвила её кресло тройным кольцом, а голову аккуратно положила ей на колени, затем, подмигнув, обомлевшей от страха Марии, ближним глазом, закрыла его и, пуская небольшие клубы дыма из ноздрей, затихла, изображая глубокий сон. – «Странно, - думала про себя Мария, - голова этой змеюги такая большая, а я не чувствую тяжести на своих коленях и, отдать ей должное, она совсем не воняет.» - и ей, в какой-то момент, даже захотелось погладить Левиафана, но решиться на это она себе не позволила.
-    В твоих открытых как книга глазах читается толика страха, так ты… – как-то по-отечески Астарот успокаивал Марию, - не бойся его, он хоть и большой, а всё равно как маленькое домашнее животное, любит всех, кто в доме, считая их своими и ко всем ластится. Я специально уменьшил его под размер среднего питона, а если у тебя появится возможность, так ты уж соизволь поиграть с ним, ему это очень нравится, а игр он знает преогромное множество, например, в догонялки или прятки.
-    Хороша же игра в прятки с драконом, от которого утаиться невозможно, а после того, как он меня найдёт наградой ему будет меня съесть, да и в догонялки результат предсказуем. Нет уж, лучше я с ним в молчанку поиграю и без приза за победу.
-    Почему ты так плохо о нём думаешь, ведь ты же его не заешь от слова – совсем?
-    Во всех наших сказках драконы страшные, ужасные и кровожадные и этот ничем от них не отличается, ведь подползая ко мне он не сказал, – «здравствуй Мария, как твоё здоровье, какие проблемы тебя преследуют и нуждаешься ли ты в помощи моей?» - а вместо этого нагло и демонстративно улёгся на мои колени, видимо перепутав их со своей подушкой и опять же, не поинтересовавшись – есть ли у меня аллергия на змеиную кожу.
-    Слышал я, что ваш Иов, как говорят, безвинно страдающий праведник, набравшись мудрости под конец жизни, сказал, что - «человек не может понять замыслы Божии, Господь говорит, что человек не может понять даже то, что находится рядом, даже природные явления, даже природный мир». Вот, к примеру, ты смотришь на водную гладь моря, и она ласкает твой взор, а её прохладная вода остужает тебя в полуденный зной, но при этом боишься заплывать далеко и нырять глубоко. Так что не торопись, Машенька, судить Левиафана с первого взгляда, прояви инициативу, заговори первой, а вдруг окажется, что не так страшен чёрт, как его малюют.
-    При всём вашем желании я ещё пока не готова заговорить с тем, кто, одним только своим видом, наводит смертельный ужас на меня.
     А пока шёл диалог между духом тьмы и гостьей, назначенный прислуживать собранию Бегемот трудился изо всех сил, мелькая перед глазами Марии с такой невероятной скоростью, что она никак не могла точно описать образ этого существа: с одной стороны вроде бы похож на велоцираптора, а с другой сильно на кенгуру смахивал, но вот что она точно увидела, так это солидное пузо, никак не мешающее Бегемоту выполнять свои лакейские обязанности, а также усмотрела человеческие, а это и к бабке не ходи, верхние лапы и большие клыки, загнутые вверх, как у матёрого вепря.
     Закончив сервировку стола, Бегемот лёг на пол, свернувшись калачиком, возле кресла Вельзевула.
-    Отдадим должное Бегемоту за его труд, - Астарот налил из хрустального кувшина красное вино себе и Марии, - наградим его с нашего стола лучшим куском и поручим эту миссию Вельзевулу, потому что кто, как не он лучше всего осведомлён о вкусовых пристрастиях Бегемота, - Вельзевул мгновенно выполнил поручение повелителя и отдал со стола огромную тушу тунца, запечённого в кляре, - теперь же мой первый тост за нашу гостью, чтобы она достойно прошла все испытания, выбрав для себя единственно правильный путь, а дальше по индивидуальному желанию.
     Мария взяла бокал и, превозмогая чувство отвращения, пыталась хотя бы пригубить, но в последний момент рука сама отводила бокал в сторону.
-    Не побрезгуй, Машенька, нашими угощеньями, выпей красное вино, настоянное на истинно черноплодной рябине, почувствуй его настоящий вкус и со стола кусок возьми, не проявляй неуважение к хозяевам, а то их обида в критический момент сыграет с тобой злую шутку.
     Мария закрыла глаза и, стараясь не нюхать содержимое в бокале, сделала большой глоток, а затем выбрала с большого серебряного блюда кусочек поменьше более-менее похожий на мясо свинины и не жуя проглотила его, а дальше, ловя малейшие изменения внутри себя, ждала, когда же подействует яд и её тело под невыносимые боли начнёт разлагаться. Однако ничего такого не произошло, более того она почувствовала лёгкость в теле, спокойствие на душе и сытость в желудке.
-    Какие ощущения испытываешь ты после того, как отведала с нашего стола? – прищурив огненные глазницы, обратился Астарот вроде бы с дежурным вопросом.
-    Пока ещё живая.
-    Не буду от тебя скрывать, озвучивая первую и я уверен не последнюю для тебя приятную новость, но твой ангел смерти ещё не получил весточку на твой счёт, - Астарот поднял вверх львиную лапу, требуя внимания всех, сидящих за столом, - время официальной протокольной части нашего празднования закончилось и настало время переходить к неофициальной. Не буду ходить вокруг да около и скажу прямо: мы должны, в ближайшие три ночи, определить дальнейшую судьбу Марии и во многом это решение зависит от самой Марии, в том смысле, какой она сделает выбор для себя. Если никто не против, то я начну, - молчание за столом означало согласие и Астарот продолжил, - твоя земная жизнь, Мария, складывается, как я ранее уже говорил, не совсем удачно и в этом, на первый взгляд, твоей вины нет. И всё же я тебя разочарую - твоя вина огромна и состоит она в том, что ты не во что не веришь. Не делай такие круглые глаза, я не про ту веру, о которой ты думаешь, а совсем о другой. Верить маме и работодателю, а также своему любовнику – это одно, но я сейчас имею ввиду именно ту единственную веру, делающую тебя истинно счастливой, свободной и обеспеченной. Если я ошибаюсь, то прошу высказать свои мысли нашему собранию по поводу возражений.
-    Мне странно слышать от вас, от повелителя тёмных сил, слова о счастье, ведь счастье – это что-то светлое, а с этим у вас, как я понимаю, проблемы и потом, разве вы делаете людей счастливыми?
-    Ты отклонилась от темы и вместо того, чтобы ответить задаёшь встречные вопросы, а мы, между прочим, оторвавшись от своих важных дел, тем не менее сидим и ждём твоего откровения, - голос Астарота зазвучал угрожающе.
-    Я не знаю, как правильно сформулировать ответ, - почувствовав на спине холодок, размышляя, Мария больно прикусила губу, - но думаю, что я вполне счастлива, хотелось бы и получше, но, как говориться, от добра добра не ищут, что имеем тому и рады, да и грех жаловаться на судьбу.
-    А ты не бойся, наберись смелости и пожалуйся, здесь и сейчас, за этим столом всем нам, ведь мы, по большому счёту, для этого и собрались.
-    Может быть когда-нибудь я и решусь, но мне и в голову не приходит на что бы я хотела пожаловаться.
-    Давай я тебе помогу: например, на неизлечимую болезнь твоей матери, ставшую причиной твоего вынужденного с ней проживания и связывающую тебя по рукам и ногам, на твою однообразную работу изо дня в день и без просвета впереди, на твои летящие вперёд, словно пущенная стрела, года, а продолжателей рода нет, на отсутствие подруг и лицемерного любовника, пудрящего тебе мозги. Достаточно, или дальнейшую перспективу обрисовать?
-    В ваших словах я улавливаю грубое лукавство, и готова возразить. Мама не виновата, что больна, а я рада, что сама в полном здравии могу позаботиться о ней, работу свою люблю и никакого дискомфорта не чувствую, на счёт подруг согласна – не повезло, но это дело наживное, а любимый мною молодой человек временно находится в командировке.
-    Велизарушка, брат мой, - повернувшись к демону лжи, Астарот чуть шевельнул орлиным когтем, - отведи гостью к зеркалу правды.
     Велизар аккуратно снял с Марьиных колен голову Левиафана, уложил её на пол, пощекотал ему за ухом, а затем взял гостью за руку и повёл к одному из сталагмитов, в противоположной стороне от дверей, на котором весело большое зеркало, почему-то ранее не замеченное Марией.
-    Встань перед ним, смотри и не удивляйся, - и тут же Велизар буквально отпрыгнул в сторону.
     Мария подняла глаза и, взглянув на себя в зеркало, оторопела, потеряв дар речи.
-    Да-да, любуйся своим «идеальным» образом, получай наслаждение от увиденного, - Астарот ликовал, - ты видишь в зеркале тоже, что и мы, глядя на тебя: твоё худое, тщедушное тельце с костлявыми ключицами и торчащими сосками, заменяющими тебе грудь, короткие кривые ножки – наследство от прадеда-кавалериста, непомерно длинные ручки, привет от нашего дедушки Дарвина, впалые щёчки и узенькие прорези для глаз с пучком редких рыжих волос на непропорционально большой голове? И ты надеешься, что такую «красавицу» кто-то искренне полюбит?
-    Твоё зеркало врёт! – не выдержав, в запале выкрикнула Мария, перейдя на личности, - и твой мир, представленный мне, лживый, он извращён и перевёрнут с ног на голову, ваш павильон – мираж, а вы все здесь сидящие – издержки воображения и зеркала в вашем театре абсурда кривые, показывающие вместо правды кривду, потому что правда для вас всех и для тебя в частности смертельна, и впредь - я не буду, больше в разговорах добавлять слово – повелитель просто потому, что не считаю нужным. Ты во мне увидел лохушку городскую и был уверен, что я не заметила, как твой братушка Велизарушка шмыгнул от меня в тот момент, когда мы подошли к этой стекляшке? Конечно, ты всё знал наперёд, только виду не подал. А я, в пику тебе, действительно заметила и даже догадалась о том, что твоя «шестёрка» сам боится смотреться в это зеркало, ведь оно может подорвать устои его мировоззрения, заставит задуматься, и как следствие - задавать себе вопросы, что для него, в его нынешнем состоянии, весьма опасно.
-    Верить своим глазам или не верить – это твоё право, - Астарот был спокоен, как тот картёжник, имеющий на руках четыре туза одной масти, - но при этом ты трусливо боишься признаться самой себе, что каждый раз собираясь на работу или тем паче на свидание ты, прихорашиваясь перед зеркалом, висящим в твоей ванной над рукомойником и которое по твоему глубокому убеждению никогда не врёт, всегда остаёшься недовольна собой. А почему? Да потому что в мыслях видишь именно тот же самый портрет, отображённый в данный момент в нашем зеркале, и он, весь такой противный, при твоём просмотре не поверг тебя в ужас и даже не удивил, и лишь только потому, что он тебе уже давно знаком, вот поэтому-то ты свой мысленный образ ненавидишь всеми фибрами своей души и тут я на твоей стороне. Ты каждый раз гонишь его от себя стараясь забыть, одновременно проклиная судьбу за её горькую иронию и несправедливость по отношению к тебе, но ничего не получается, образ снова и снова возвращается, расшатывая твою психику и доводя тебя до истерики. А теперь уже и ты задайся себе вопросом – какое из двух зеркал врёт и какому из них надо бы исправить кривизну? Думай пока, а мы продолжим раскрывать правду. Велизар, дорогой, пригласи к нам свидетеля, надеюсь его показания прольют свет по существу вопроса, - а сам незаметно дал ему знак, чтобы тот зашторил зеркало своим плащом.
     Мария проводила взглядом демона лжи до края круга, где он, открыв очередную дверь, вывел на арену, не кого-нибудь, а самого Николая – командировочного любовника Марии. Она, конечно, ожидала чего угодно, но только не этого.
     Николай, хлопая спросонья глазами, оглядывал помещение с явным интересом и, увидав Марию, тут же поспешил к ней.
-    Николай! – окликнул его Астарот, когда до Марии оставалось не более десяти шагов, - погоди, не приближайся, постой несколько минут смирно, а потом, если всё сложится удачно, то тебе будет позволено не только обнять Марию, но даже поцеловать.
     Теперь уже и Мария с интересом ждала развязку этой встречи.
-    Тебе же, Велизар, поручается провести дознание на этой очной ставке.
-    Благодарю тебя, повелитель, - демон вплотную подошёл к Николаю и, заглянув ему прямо в лицо, вкрадчиво так спросил, - скажи-ка нам Николаюшка, только честно и без утайки, любишь ли ты эту женщину и если любишь, то за что? И вообще поделись в целом о женщине, стоящей перед тобой, что ты о ней можешь или хотел бы нам рассказать: о характере, например, или может какие тайны её приоткрыть.
-    А кому и зачем нужно знать мои мысли и с какой стати я обязан ими делиться?
-    Открывая свои потаённые мысли, преобразованные тобою в правдивую фразу нужны в первую очередь для тебя самого, - Велизар легонько дал щелка по носу Николаю, - ведь от твоего ответа, юноша, зависит – проснёшься ли ты завтра утром в своей тёплой постели или же тебя хватит инфаркт, спровоцированный острой сердечной недостаточностью и к твоим родным полетят телеграммы-молнии известить о скоропостижной кончине их такого молодого и любимого родственника. Ну, дезертир-побегушник, я жду твою исповедь.
     Николай, даже во сне, не стал испытывать судьбу, и, согласившись с доводами демона, начал охотно говорить.
-    Маша хорошая девчонка, и даже, как бы это поглубже описать, не в том смысле, что хорошая, а скорее всего удобная. Она не глупа, стоит отметить, проста в общении, всегда свободна, всегда поможет, когда бы я к ней не обратился, безотказная практически во всех вопросах и даже интимных, ничего не требует взамен, и, отдать ей должное, торты очень вкусные печёт. Вот я сейчас о них говорю, а у самого слюна наворачивается. Вот, вроде бы, и всё.
-    Ты ничего не упомянул о своей любви к этой хорошей девчонке, - потребовал уточнения Велизар.
-    Мне как-то не ловко при ней об этом говорить, когда она сама вот тут стоит передо мной лицом к лицу и не сводит с меня глаз.
-    Перед тобой, Кольша, стоит не живой человек, а его голограмма и она лишь для того, чтобы ты имел представление о ком из своего гарема в данный момент ведёшь речь, так что, преодолевая свой страх и сомнения, жги правду-матку, а мы твой поступок оценим по заслугам и ей ничего не скажем.
-    Всё равно трудно признаваться, даже перед голограммой, но раз вы настаиваете, то я попробую, - Николай подтянул повыше пижамные штаны, шмыгнул носом и, недоверчиво вглядываясь в якобы голограммный образ Марии, продолжил, - она довольно-таки привлекательна…, а вот любовь…, любовь, я так подозреваю, – сильное чувство, а я такового к Марии, к сожалению, не испытываю, и я не виноват, что она не в моём вкусе, ведь мне по сердцу более высокие, плотные брюнетки, с длинными прямыми ногами, с грудью, хотя бы третьего размера и желательно зелёными глазами. Теперь насчёт тайн, - и чтобы выкроить себе несколько секунд на раздумье, Николай с усердием стал тереть глаз, и, видимо, не уложившись во времени перешёл на другой, - вот с тайнами у неё проблема. Нет, они, наверняка, есть, но я о них ничего не знаю кроме одной, и то не могу дать точного определения этому нервному тику, проявляющемуся тогда, когда она начинает нервничать, а тайна это или всё же не тайна никак не могу склониться на ту или иную сторону, - Николай снова задумался, но не долго и тут же уверенно застолбил, - и всё ж таки это не тайна, точно - не тайна, да и какая может быть тайна, если о ней знают все, а о других тайнах я сказать ничего не могу, потому что она меня в них не посвящала.
-    Под нервным тиком ты подразумеваешь подёргивание плечом? – и Велизар, передразнивая Марию, точно передал это движение.
-    Так точно, именно это я и имел ввиду.
-    Мы с интересом выслушали рассказ, потрясенные твоей смелостью и честностью, и я уверен, что тебе это зачтётся, - Велизар радостно потирал руки, - иди и продолжай спать спокойно, товарищ дорогой, и желательно на правом боку, а мы Марии о твоих откровениях, как и обещали, не расскажем, это останется между нами. Ты мне веришь?
-    Скорее всего верю, а вы-сами-то, кто такие будете?
-    Лично я - твой сиамский близнец, идущий по жизни в обнимку с тобой. Теперь же не задерживайся и ступай обратно в свою кроватку, выйдешь в дверь под номером шесть.
-    Ну, и как тебе, Мария, такая правда в лицо? - Велизар снял с зеркала свой плащ только тогда, когда Николай захлопнул за собой дверь под номером шесть, - никакой кривизны пространства и манипуляций с сознанием, мы даже к пыткам не прибегали, он сам, ты же слышала, он сам в полном здравии и с нетронутым рассудком, абсолютно осознанно всё рассказал.
-    Мало ли чего можно во сне наговорить, - Мария крепилась, стараясь не показывать вида, но слёзы всё равно предательски катились по её щекам, - ведь он спал, спал, не правда ли!? А может быть вы ему заранее внушили текст или загипнотизировали?
-    Мария, радость моя, - напевно утешал Велизар, - ну какая нам в этом была необходимость, сама-то подумай, при наших-то возможностях. Ты стараешься оправдать этого негодяя, хотя раньше сама обо всём догадывалась, и не просто догадывалась, а была в полной уверенности в его двуличии, когда встречалась с ним столь долгое время, а ведь он высказал то, что всегда сидело в его голове, тем более спящим людям нет необходимости врать во сне, да и при всём их желании сделать они этого не смогут. Только одного в этом случае я никак не могу взять в толк, – на что ты рассчитывала, пытаясь уличить нас во лжи, а себя переубедить в чём-то обратном? Есть у вас, у людей, такая поговорка, неплохая прямо скажем поговорка, – что у трезвого в голове, то у пьяного на языке. Так вот нам не хотелось представлять его перед тобой в таком непотребном виде и поэтому мы выбрали более щадящий вариант.
-    Подойди ко мне, Велизар, - донёсся за спиной Марии, пугающий своим спокойствием, ровный голос Астарота, - а ты, дорогуша, оставайся на месте.
     Она не слышала о чём шептались демоны за её спиной, но она точно знала, что ей готовят новое испытание и от этих, пугающих своей реальностью, догадок ноги становились ватными, а поясница надламывалась, угрожая сложить всё тело пополам.
     Вернулся Велизар, как показалось Марии, в хорошем расположении духа, если, конечно, этот дух у духа тьмы присутствует.
-    Пойдём! - призыв прозвучал как приказ.
-    Куда? – отозвалась наивным вопросом Мария.
-    В пустыню, конечно.
-    А зачем нам идти в пустыню?
-    Прогуляемся и послушаем один разговор, наполняющий нашу ночную повестку новыми красками.
     Первым в открытую дверь вошёл Велизар, а следом за ним Мария в полной боевой покорности и в следующую секунду они действительно очутились в самой настоящей пустыне, где в зените ярко слепило солнце, раскаляя песок почти до ста градусов, а суховей мгновенно сушил кожу на теле, а особливо губы и слизистую оболочку в носу, обрекая путников на скорое обезвоживание. Не сделали они ещё и пару шагов, как Мария испытала острую потребность испить прохладной водицы, и преодолевая гордыню обратилась-таки за помощью к демону. Велизар великодушно дал ей выпить из своей фляжки, у него как раз случайно за пазухой оказалась запотевшая фляжка с колодезной водой, и после этого до конца их путешествия жажда Марию больше не мучила и ещё она заметила одну немало важную деталь – шпильки на её туфлях никоим образом не мешали ей при ходьбе.
     Благополучно перевалив через два бархана, они вышли на ровную каменистую поверхность, где на горизонте, сквозь поднимающийся от земли дрожащий раскалённый воздух, словно мираж просматривались горы, а на большом валуне, недалеко от них, Мария увидела атлетически сложённого молодого человека, чертовски красивого, в одной только набедренной повязке, сидевшего с поджатыми к груди ногами и с сцепленными вокруг колен руками, смотревшего своими большими чёрными глазами в упор на другого человека, стоявшего напротив него в пяти или семи шагах.
     Мария отметила про себя, что сидящий на камне человек уж очень напоминал ей одного персонажа с картины Врубеля «Демон сидящий», а спокойно стоящий напротив него человек тоже до боли в висках был ей знаком, но смутно, очень смутно и она, боясь ошибиться, не называла его по имени.
     А между тем очень интересно было бы описать эту знаковую личность и как можно поподробнее. И так, - это был также молодой человек, лет тридцати, ростом высок, худощав, его волнистые русые волосы до плеч покрывал платок, на слегка бледном лице небольшая, но густая тёмная борода, тонкие усики и голубые глаза отпечатывались в памяти сразу, одетый не вычурно: нешвеный льняной хитон красного цвета туго опоясан поясом, а сверху хитона был накинут синий плащ с воскрилиями по углам, ноги же его были обуты в изящно плетёные кожаные сандалии на тоненькой подошве.
-    Я долго ждал Тебя, - сидящий на камне говорил тихо, чётко произнося каждое слово, но при этом почему-то не шевелил губами, - ждал Тебя веками, ждал тот момент, когда назовут имя Спасителя, обречённого на смерть за грехи человеческие, и вот Ты здесь один, без помощи других.
-    Да, это Я, - ответил простолюдин, шевеля губами, как простой человек при разговоре, - но в твоих глазах сомненье вижу.
-    Не убоялся Ты прийти ко мне Сам, а не послал вместо Себя одного из своих учеников и в этом была у меня толика сомненья.
-    Сомненья твои беспочвенны, и ты знаешь, что никто не смог бы отыскать в пустыне дьявола кроме меня.
-    Зачем же Ты искал меня в пустыне?
-    Я не искал тебя, а шёл на твой зов.
-    Верно говоришь, и всё равно не ожидал увидеть Тебя лично.
-    Никто не может проникнуть в замыслы Божьи, а тем более падший дух, узурпировавший власть Бога над миром и подчинивший людей себе так, что они даже называли тебя князем мира. Но твоя власть заканчивается, смирись с этим и прими как данность, потому что настаёт другое время.
-    И это говорит мне простолюдин, безрезультатно молившийся в пустыне сорок дней и ночей, оголодавший без еды и воды настолько, что еле-еле держится на ногах, и это тот, кто в крайний миг своей слабости и человеческой немощи, взалкал, прося о помощи?
-    В минуту крайней слабости взалкал Я и этого не отрицаю, но то был всего лишь миг, и он прошёл, с тех пор дух Мой только крепнет.
-    От лукавого слова Твои, ведь Ты не Бог, а всего лишь простой человек во плоти, и плачешь Ты слезами обычными, как сын плотника, а я видел их, когда жажда и голод сжигали Тебя изнутри.
-    Есть правда в твоих словах, голодом и жаждою томим Я, однако замыслы твои Мне не понятны. Если хочешь накормить и напоить Меня, так накорми и напои, а если что-то другое, то изволь, я выслушаю.
-    Зачем мне Тебя кормить, когда Ты сам можешь это сделать не хуже, чем я, а заодно и переубедить меня, что передо мной не сын человеческий, но Сын Божий, а если так, то повели этим камням сделаться хлебами.
-    Ты, дьявол, противоречишь сам себе. Если по Его могуществу камни могут сделаться хлебами, то напрасно ты искушаешь Того, кто настолько могущественен, а если Он сделать этого не может, то напрасно ты подозреваешь в Нём Сына Божьего.
-    Представь Себе, что я поверил в Тебя, как в Сына Божьего, а если так, то употреби Свою Божественную силу и соверши чудо хотя бы для Себя Самого, утоли голод, и, поверь, никто в целом свете не узнает об этом.
-    Никто в целом свете может быть и не узнает, но от Него ничего скрыть нельзя и всё тайное всегда станет явью.
-    От кого!? – вскричал демон так, что земля задрожала, - от Того, кто заманил Тебя сюда, обрекая на мучительную смерть, после сорока дней бесплодных молитв? Запомни, а я повторять дважды не буду, если очень захочешь что-либо скрыть, то скроешь и никто не узнает, даже Он и я готов помочь Тебе в этом.
-    Ты меня соблазняешь, а не знаешь, что не хлебом единым будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божьих.
-    Но есть ещё и другой вариант если не хочешь умереть в этой пустыне, погребённый под толстым слоем песка, - дьявол спрыгнул со своего постамента и подошёл вплотную к человеку, - просто преклони колено предо мной и накормлю Тебя досыта и напою Тебя вволю водою родниковой и ни в чём нужды знать не будешь до скончания веков.
-    Не искушай Меня, дьявол, а просто отпусти.
-    Отпустить Тебя не могу, потому что надлежит нам пройти тропами незаметными в один город святой и там разговор наш продолжить и в том состоит предназначение нашей встречи.
     В этом месте Велизар дёрнул Марию за руку.
-    Нам тоже пора возвращаться, - шепнул он ей на ухо.
-    Может быть подождём пока они уйдут первыми? – не отрывая глаз от дьявола и его собеседника так же шёпотом воспротивилась Мария.
-    Нам ждать нет никакого смысла.
-    Ну как же ты не понимаешь, смысл есть и ещё какой, ведь если мы двинемся, то всяко наделаем шуму, а они услышат наше движение и заметят нас.
-    Во-первых, не услышат и не заметят, но если бы даже и заметили, то что произойдёт в этом случае такого ужасного и для кого?
-    Как что! Неужели ты не можешь просчитать хотя бы на пару шагов вперёд. Если они вовремя не дойдут до своего места, где наметили продолжить беседу, то всё вокруг изменится и пойдёт не так, как было, цивилизация начнёт развиваться по другому пути, будущее изменится и не факт, что в лучшую сторону.
-    Да куда уж хуже, - демон развернул плащ и на нём, как на экране телевизора, стали транслироваться сюжеты развития человечества, - пойми Мария меня правильно, ваша цивилизация обречена на вымирание и не только потому что вы систематически убиваете друг друга, борясь за территорию и сырьё, выгребая и выкачивая его с бешенной скоростью, а заодно вырубая леса и загрязняя реки, в ближайшее время вы погрязните в своих собственных нечистотах, и в конце концов, когда на опустыненной территории вымрут последние животные и насекомые, вот тогда-то вы окончательно дорежете друг друга за оставшийся пищевой кусок и глоток чистой воды, проклиная при этом всех и вся, завидуя мёртвым и одновременно готовые заключить сделку с кем угодно лишь бы выжить в этом аду, только непонятно для чего, ведь старую цивилизацию вы уже возродить не сможете, а для новой не подходите, - Велизар издал звук, словно прищёлкнул языком, - а тут, как говорят в театре, наш выход на сцену с палочкой-выручалочкой в рукаве, - демон завернул обратно свой плащ, - ну, а теперь, после моего глубокого аналитического умозаключения с наглядным показом, ты всё ещё продолжаешь считать, что ваша цивилизация развивается в правильном направлении?
-    В правильном или нет, то мне не ведомо, хотя я очень переживаю, но то, что в другом мире я, как личность, уже не рожусь – это точно.
-    Ох, Мария, Мария! - демон затрясся в беззвучном смехе, - откуда ты можешь знать в какое время происходила эта встреча.
-    Так ведь в книжках написано.
-    Прошу тебя, на будущее, не верь до конца всему, что понаписано в книжках, на заборах тоже кое-что пишут и что…, не верить своим глазам, что это действительно забор, а также не смотри бредовые фильмы, связанные с так называемым эффектом бабочки, потому что это всё дилетантский вымысел и поверь мне, этого эффекта не случиться даже если все демоны мироздания захотят изменить его и скорее лопнут от натуги, чем смогут что-либо колыхнуть. Теперь же, без всяких там заумных возражений, следуй за мной, а то нас уже заждались.
     Велизар развернулся на месте, взялся за невидимую ручку и перед ним, обретя полноценные очертания, открылась дверь, за которой взору Марии представилось чёрное пространство, куда они благополучно и шагнули, снова оказавшись в том же круглом зале с огромным столом и тёмной братией, шумно пирующей в их отсутствие.
     Демон лжи усадил Марию на своё место, вернул голову Левиафана ей на колени, не забыв почесать ему за ухом, и, откланявшись повелителю, проследовал к своему креслу.
-   Молодец Велизар, ты достойно справился с заданием, а ты, увидевшая и услышавшая беседу двоих, - и ослиная голова, при неподвижном теле, развернулась к Марии, - не любопытствуй об их именах.
-    Спрашивать у меня нужды нет, потому что с большей долей вероятности я догадалась кто их них, кто.
-    Раз так, то и возвращаться к этому больше не будем, но теперь у меня…, именно у меня есть нужда для спроса лично с тебя, - и тут Мария воочию увидела, как красные ослиные глаза меняют свой цвет на тёмно-бардовый, - давеча ты в сердцах вспылила в мою сторону не подумав…, а напрасно, ох как напрасно. А спрос мой таков: от чего же я такой плохой, сякой и окаянный позволил тебе утолить свою жажду, а не помереть геройски в одном из барханов, когда вы шли по пустыне?
-    Так я же…, это…, ох…, дай-ка подумать, - и Мария думала, не ограничивая себя во времени, а из присутствующих никто не смел её поторопить, - не буду обращаться к твоей совести, боясь угадать результат, но ведь ты, как мне думается, послал меня для того, чтобы я послушала беседу, имеющую отношение к нашему разговору и поэтому была обязана дойти до того места живой и с острым слухом, а не умереть, как ты мне тут обрисовал, в зыбучих песках от обезвоживания, а для этого рядом со мною и был поставлен соглядатай, с заданием доставить меня туда куда следует, меня – слабую женщину, неподготовленную и непредупреждённую, беззащитную перед той агрессивной средой. Я на удачу попросила воды только из-за того, что просто хотела пить, а рядом, кроме вашего Велизара, никого больше не было, вот и пришлось обратиться к нему, при полной безнадёги на положительный результат.
-    Ты сама сказала, что Велизар оказался рядом с тобой и это неспроста, потому что мы всегда оказываемся рядом и в нужный момент, спеша оказать помощь мгновенно здесь и сейчас. Да знаешь ли ты сколько вообще людей на вашей планете Земля каждый день умирают от голода и жажды, а скольких мы спасаем от этой роковой участи?
-    Нет, мне об этом доподлинно ничего не известно.
-    А надо бы интересоваться, - Астарот демонстративно налил себе вина в огромный бокал и, причмокивая от удовольствия, медленно осушил его, а затем закусил целой зажаренной кабаньей ляжкой вместе с костью, и не успев дожевать, громко и протяжно отрыгнул, - что-то я в последнее время пристрастился к вину из черноплодки. Ну да ладно, оставим черноплодную рябину для виноделов, а теперь лично для тебя я добавлю ещё пару слов: к великому моему сожаленью неведение губит лично каждого жаждущего и голодающего, а ведь даже, только что рождённый, слепой котёнок и тот знает куда надо поворачиваться и ползти, чтобы добраться до соска матери, а люди в тысячу раз хуже этого слепого котёнка, потому что не могут найти выход даже если их толкают под зад в открытую дверь. А вот ты – молодец, ты сделала правильный выбор и просто попросила воды, такая малость, зато потом аж до возвращения сюда ты уже не испытывала жажды, не так ли?
-    Но это же простая человеческая потребность – попросить воды. Неужели в такой малости кто-то может отказать?
-    Простая потребность говоришь, а вот Тот, стоящий перед дьяволом, так ведь и не попросил для Себя воды – такая малость, хотя Сам, как и ты, был простым человеком с такой же маленькой потребностью, что и у тебя.
-    И что же с ним стало?
-    Пока ничего, и, как ты могла слышать, они пошли незаметными тропами в святой город.
-    А в святом городе, что там произойдёт с этим странником, неужели дьявол его погубит?
-    Не всё сразу, дорогая гостьюшка, не всё сразу, - Астарот встал со своего кресла, и в это же мгновенье Левиафан сам убрал свою голову с колен Марии, - продолжение банкета будет в следующую ночь.
-    Мне, конечно, жутко интересно услышать, а более того увидеть продолжение разговора дьявола с простолюдином и узнать, чем всё это закончится, но более всего я хочу в следующую ночь остаться у себя дома.
-    Сейчас об этом говорить ещё рано, надо дождаться ночи, а вот когда она наступит, тогда и будет пища. Так ведь у вас в народе говорят?
-    Нет, у нас в народе говорят – будет день и будет пища.
-    Я не спорю с тобой, но ведь мы-то не можем так сказать, и только из-за того, что находимся на тёмной стороне истории, отчего и поговорку переделали под себя. Теперь же мы с тобой расстанемся, но на этот раз я провожу тебя лично, а то опять по запарке ломанёшься не в ту дверь и ищи тебя потом в омутах небесных с фонарями.
     Последнее, что помнила Мария, провожаемая Астаротом, так это то, как шагнула в открытую для неё дверь и всё…, больше ничего, а проснулась она уже в своей постели от противно дребезжащего будильника на своём «лопатнике», при этом отчётливо помня, что вчера вечером не выставляла его, и продолжая лежать на спине, рассматривая неровную побелку на потолке, она мысленно перебирала прошедшую ночь, врезавшуюся, к её удивлению, в память намертво. – «Обычно сны не запоминают, за редким исключением, но этот…, а раз так, то надо бы ещё разобраться – сон ли это или не сон?» - гадала она, терзая своё сознание и от этого чудовищного мысленного напряжения у неё, как итог, жутко разболелась голова. Пришлось выбираться из тёплой постели и топать в аптеку, так как обезболивающих таблеток у неё отродясь не водилось по причине отсутствия до этого времени головных болей. Накинув на себя первое, что попалось под руку она вышла из квартиры, где ненароком столкнулась с соседкой по лестничной площадке. Мария, как заведено у добрых соседей, поздоровалась, однако ответного приветствия не услышала, только наблюдала, как у женщины, пока они ехали в лифте, как-то быстро менялось выражение лица с доброжелательного на изумлённое, и причину сию она связала со своей личностью. Из лифта первой выбежала, именно выбежала, соседка, а Мария вся в недоумении последовала за ней. – «Вернусь домой и надо бы не забыть осмотреть себя в зеркале, да повнимательнее, видать что-то не так в моём облике и это точно, потому что её взгляд, прикованный к моему лицу, ниже не опускался.» - И ещё она отметила про себя одну особенность, что по дороге в аптеку и обратно, всё мужское население, попадавшееся ей на пути, шею себе посворачивали, проходя мимо неё.
     Первым делом, это уже дома, она приняла таблетку, посидела запрокинув назад голову с закрытыми глазами без движения минут пятнадцать, а потом, когда боль в голове подутихла, пошла в ванну посмотреться-таки в зеркало, в то самое, что висело над умывальником. И каково же было её изумление, когда вместо себя она увидела красивую женщину, в общем и целом, вроде бы похожую на неё, но всё же не такую, какую она наблюдала все эти годы. На неё, с той стороны зеркала, смотрело, словно с глянцевой обложки журнала, идеально ухоженное лицо, без признаков морщин и даже намёков на них, буквально с чуть-чуть припухшими губами, с немного раскосыми большими глазами, а также с лёгким татуажным румянцем на щеках и волосами тёмного пурпура, искусно уложенными в замысловатую причёску, даже не помявшуюся после ночной спячки. – «Ёлки-палки, - вздохнула Мария с глубоким огорчением, вот досада-то какая, ну всё, теперь мне точно полный капец, и как же я теперь покажусь на работе в таком виде? девчонки явно меня не поймут, а хуже того – снова вопросами начнут забрасывать. Надо что-то со своим лицом делать и без промедления.» - И она делала: перво-наперво пыталась смыть татуаж со щёк, но после нескольких неудачных попыток бросила это занятие, затем перешла на причёску, тщетно возвращая свои волосы к прежней повседневности и опять безрезультатно, волосы после сушки с завидной регулярностью возвращались в исходное состояние, ну а про губы и глаза она уже и думать не смела. – «Хочешь не хочешь, дорогуша, а придётся тебе идти на работу в своём новом образе, только я не понимаю зачем понадобилось демону сотворять со мной такое, а если это так, то значит этой ночью был точно не сон, и я действительно самолично побывала там. Ох, не проболтаться бы кому-нибудь по простоте душевной, а то потом пальцем затыкают и засмеют насмерть.»
     На сегодня у неё была вторая смена и все часы напролёт до выхода из дома, поглощая одну чашку кофе за другой, она снова и снова, а это уже во второй раз за пару дней, придумывала разные отговорки на тот случай если вдруг сослуживицы докопаются теперь уже до её нового образа, и ведь, как пить дать, докопаются, настраивала она себя на худший вариант. Она, как и в первый раз, ничего не смогла придумать и снова решила действовать по обстановке, хотя и это её уже мало вдохновляло.
     Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы предугадать, как повели себя коллеги, увидев Марию в новом образе. Всё случилось, как по писанному: сначала ноль эмоций, как будто никто и ничего не заметил, затем косые взгляды всё чаще и чаще, а в результате первой сдалась Парамоновна. Она, не переставая вертеться на стуле и доведя его до жалкого состояния, кое-как дождалась конца смены, а когда очередной клиент Марии покинул салон, буквально силком затащила её в подсобку, где и учинила допрос с пристрастием.
-    Машенька, - задыхаясь от волнения, скороговоркой затараторила Евдокия Парамоновна, - ты что с ума сошла, ты с утра на себя в зеркало смотрелась?
-    Скажу вам честно, - с холодным равнодушием поддерживала разговор Мария, - с некоторых пор предпочитаю в какие бы то ни было зеркала не смотреться.
-    С чего бы это?
-    Они навевают на меня грустные мысли о прошлом, настоящем и будущем и вообще – зеркала – это порождение дьявола.
-    Вот, как ты заговорила, - Парамоновна схватила со стола ручное зеркальце, оставленное здесь как будто специально для такого случая и поднесла его к лицу Марии, - как по-моему, дорогая моя, то порождение дьявола ты явно подхватила в какой-то подпольной клинике. Смотри, что они с тобой сотворили, это же уму непостижимо. Вглядись же внимательно, вглядись, ты же на себя не похожа, ты за один присест утратила всю свою оригинальность, превратившись в манекен для музея восковых фигур мадам Тюссо или в наших эстрадных певичек после сорока.
-    Прошу тебя, Парамоновна, убери свою стекляшку с глаз моих и не терзай меня.
-    Да, нет, ты посмотри на своё преображение, это же кошмар, полное извращение.
-    Да…, я согласна с тобой… почти во всём, - Мария вдруг почувствовала полную опустошённость и силы стали быстро её покидать, - но пойми, что я в этом случае совсем не виновата, это всё произошло против моей воли.
-    Как это против твоей воли? - Парамоновна даже руками перестала жестикулировать, - тебя что, в бессознательном состоянии силком обработали, а ты не сном не духом? Ты кто – кролик подопытный или лабораторная крыса? Многое я, Машенька, слышала в своей жизни, но тут уж извини, в такой бред я поверить никак не могу.
-    Да я так и думала сегодня утром, с того момента, когда посмотрела на себя в зеркало и до того, как вошла в салон, что мне бесполезно вам что-либо объяснять и доказывать.
-    А ты наберись терпения и попробуй, но только правду, а мы почувствуем её, ты в этом не сомневайся.
-    Вам всем легко говорить – попробуй, а как я могу это сделать, если сейчас не успела я ещё и рта раскрыть, как ты тут же обвинила меня во всех смертных грехах.
-    Так торопилась я, пока ты не убежала домой.
-    Ну с какого перепугу ты торопилась и куда, чего ты мне хочешь сказать такого, чего я сама про себя не знаю? 
-    Я посочувствовать тебе хотела, словом поддержать, утешить тебя, а может и подсказать чего дельного, ведь я всё-таки не вчера родилась, я даже была свидетелем заката развитого социализма, я дорогого Леонида Ильича слышала в живую.
-    Не надо мне ничего подсказывать и советы ваши мне без нужды, я уж как-нибудь без посторонней помощи разберусь с собой.
-    Пожалуйста не горячись, ведь я могу и помолчать, но вот что твоя мама говорит в этой ситуации?
-    Мама ничего не говорит, она ещё меня не видела в этой ситуации, так как в данный момент находится в деревне, собирает опята, маринует их, ловит щуку да коптит её тут же на берегу, а поэтому приедет не скоро, а за это время я постараюсь вернуть себя в исходное состояние.
-    Вот это мудрое решение, - чуть успокоившись, похвалила заведующая Марию, - одобряю.
     И всё бы ничего и разговор по душам вроде бы складывался, правда со скрипом, но в какой-то момент Мария, скользнув взглядом по окну, увидела темень непроглядную и страх охватил её при мысли, что ей сейчас предстоит идти домой, и там встречать ночь, уже маячившую на горизонте. От таких умозаключений у Марии не только плечо задёргалось, а даже ладошки вспотели.
-    Евдокия Парамоновна, дорогая, - бросилась она к заведующей с мольбой в голосе, - вы единственная в нашем коллективе живёте одна, ну в смысле без детей и внуков, и поэтому позвольте мне сегодня переночевать у вас? Мне ничего не нужно, я скромно притулюсь где-нибудь в уголке или на кухне и тихо до утра посплю. Вы не переживайте, я даже не храплю по ночам.
     И только Парамоновна открыла рот, чтобы выразить свою точку зрения по этому поводу, как в подсобку ворвалась Екатерина, а за ней, буквально на её плечах, Алиса. Обе с восторженно горящими глазами и с заготовленными вопросами на устах.
-    Машка, ну какая же ты молодец! – не сдерживала эмоций Катерина, - ну, ты прям красавица неописанная. Колись, где нашла клинику, делающую сие чудо в такой короткий срок?
-    И то, правда, выглядишь потрясающе, - не дожидаясь своей очереди, торопилась вставить пару слов Алиса, - нам-то, своим подругам закадычным, можешь рассказать, ну а мы-то уж точно никому. Мы, можно сказать - могила.
    Мария, опустошённая внутри напрочь, с потухшим взглядом глядя на коллег боялась слово произнести, прекрасно понимая, что чтобы она не сказала всё будет выглядеть бредом сумасшедшего или больного на всю голову человека и в какой-то момент её нервы не выдержали и она разрыдалась. С большим трудом, надо сказать, женщины успокоили потерявшую всё своё самообладание подругу, и только после выпитого полного стакана воды она мало-помалу стала приходить в чувство. Коллеги искренне жалели Марию и в то же время не понимали – это слёзы счастья или какого-то разочарования.
-    Девочки, милые, - дрожащим голосом обратилась к ним Мария, - вы напрасно меня пытаете, потому что расскажи я вам всю правду, вы тут же поднимите меня на смех, объявив выдумщицей.
     Нет-нет, зашумели все хором, уверяя Марию в ошибочном мнении, продолжая при этом допытываться в главном.
-    Ну хорошо, - устало сдалась Мария, - я вам всё расскажу, но пеняйте при этом только на себя, - она в последнем раздумье оглядела сидящих коллег и решила в итоге – «будь что будет» - и тут же наотмашь выпалила им всё в глаза, - я, не имея возможности отказаться, всю эту ночь провела в гостях у дьявола по его личному приглашению.
     Воцарилась тишина, минуты эдак на две, а потом дружный простодушный смех расколол воздух в подсобке и даже Мария, затравившись им, поддержала подруг. Похохотали, надо доложить, от души, прям аж до слёз, а потом, придя в себя, подруги снова задали тот же самый вопрос только попросили больше так не шутить.
-    А вы зря смеётесь, - Мария решила идти до конца, - в это, конечно, поверить трудно, но ведь я не шутила и головой не поехала, когда говорила про дьявола. Сами-то подумайте, ну какая клиника сможет сделать такую сложную операцию за полдня, и чтобы без шрамов и восстановительного периода?
     После такого убийственного аргумента уверенность слушающих заметно поколебалась, и они уже не кривили язвительные улыбки на своих лицах, а сдвинув брови к переносице, по-видимому, стали о чём-то задумываться, переглядываясь между собой.
-    Допустим мы тебе поверили, - Екатерина со своим хладнокровным самообладанием взвалила на себя бремя выяснения обстоятельств этого необычного случая, - но сможешь ли ты рассказать нам в мельчайших подробностях обо всём, что произошло с тобой этой ночью? Помнишь выражение – дьявол в деталях? Так вот я тебе как подруге откроюсь, что, поймав тебя на них, мы поймём доподлинно – посещала ты этой ночью дьявола или нет и не обессудь, если после нашего разоблачения мы не вызовем неотложку. Пойми нас правильно и не обижайся на нас, ведь нам с тобой дальше работать, и мы не хотим, чтобы рядом с нами присутствовал умалишённый сотрудник.
-    Я бы вам рассказала, чего уж там, всё как было, ведь мне скрывать что-либо от вас нет никакого смысла, ведь нам и вправду дальше вместе работать, только есть один веский аргумент против сегодняшних посиделок – повесть с малейшими подробностями будет шибко долгой, а на дворе уже давным-давно темно и время позднее, а завтра с утра на работу, так что вы уж потерпите меня ещё немного, а я в ближайший, выкроенный нами, более-менее свободный день всё вам расскажу, как на духу, вот ей Богу.
     Коллеги, не сразу, но после недолгих рассуждений вняли здравым доводам Марии и решили подождать до поры до времени. Мария же не стала более задерживаться и поспешила покинуть салон первой. Выйдя на свежий морозный воздух и вдохнув его полной грудью, она сразу почувствовала некоторое облегчение. Было хорошо и домой она не торопилась. – «И то правда, - рассуждала она, - чего мне торопиться домой, где меня никто не ждёт, кроме…, - она не хотела об этом думать, но мозг сам домыслил окончание пугающей фразы, - кроме демона, а кого же ещё.» - Она долго стояла возле подъезда, не решаясь зайти в дом и когда уже практически околела всё-таки вошла, да и куда ей, в сущности, было деваться, не ночевать же в самом деле на улице, что для демона, по большому счёту, преградой никак не является.
     Есть она не могла, никакой кусок в горло не лез, занять себя каким-нибудь делом или зависнуть в компьютере никоим образом не получалось, да и сидеть на месте тоже была не в состоянии, даже включённый телевизор не отвлекал её от одной единственной тревожной мысли, а она определённо присутствовала и выветриваться не собиралась. Так и ходила она по квартире из угла в угол с пустой головой и таким же желудком и даже не заметила, как оказалась в кресле, где вскоре и задремала. И приснилось ей что-то совсем невероятное, а именно то, что она совсем не хотела бы видеть: как будто к ней пришёл сам Барбас – демон сновидений и страха, присел возле её изголовья на краешек дивана, нагнулся к ней и на своём бестелесном лице сквозь прорези в шлеме пытался изобразить неуёмную зловещую радость от встречи с Марией, но, как бы он не изгалялся у него ничего путного не выходило, отчего он очень злился и всё громче пыхтел Марии прямо в лицо. Чтобы избавиться от такого наваждения она решила прервать сон, а потом снова попробовать уснуть в надежде, что на этот раз приснится уже что-нибудь более приятное.
     Когда она открыла глаза, то, изумившись увиденным, чуть не ударила кулаком, сидящего на подлокотнике её кресла, материализовавшееся приведение из своего сна.
-    Не хотелось тебя будить, ты так сладко спала, - извинялся Барбас, - но ты сама проснулась, и я рад этому.
-    Уже настал час? - с обречённостью в голосе спрашивала Мария, - и нам пора идти?
-    Если тебе станет легче, то можем минут пять подождать, чтобы ты смогла настроится и подготовить себя.
-    А какой смысл тянуть, перед смертью-то всё равно не надышишься.
-    Зачем так печально, разве прошлой ночью тебя кто-нибудь обидел или сделал больно?
-    Больно никто не делал, а на душе до сих пор кошки скребут.
-    Не будем о грустном, - Барбас встал и в лёгком поклоне, сделал жест приглашения, - тебе, прежде чем мы выйдем, стоит переодеться в то вечернее платье, подаренное повелителем и туфли не забудь.
-    Ни платья, ни туфель у меня нет, они, по-видимому, остались там: платье висит на ширме, а туфли стоят рядом с ней.
-    Они никак не могли остаться там, так как ты прошлой ночью ушла домой в своём новом наряде.
-    Я не знаю, да и не помню, в чём именно вышла от вас, но то, что у меня его нет – это точно.
-    Как ты можешь так утверждать если сегодня в свой шкаф даже не заглядывала.
-    Вот тут ошибочка у вас, как раз перед работой я, стоя перед открытым шкафом, подбирала одежду по погоде и при этом отлично помню, что того балахона, подаренного мне с барского плеча вашим начальником никаким глазом не видела и рукой не щупала.
-    Плохо смотрела, видать нервничала или торопилась. Иди, я настаиваю, оно там висит скромненько в уголочке.
-    Хорошо, я загляну ещё раз, но только для твоего успокоения, - Мария подошла к платяному шкафу, открыла дверцы и…, и прямо ахнула в голос, потому что на вешалке, среди другого белья, висело платье, но не то, в котором она прибывала прошлой ночью на банкете у Астарота, а совсем противоположное. Платье было не земной красоты, такой, что и описать невозможно, только потому, что каждые тридцать секунд оно меняло свою форму и расцветку, а под ним стояли именно те самые туфли, - я ничего не путаю?! – крикнула она, ожидавшему её в смежной комнате Барбасу, - именно это платье, на которое я сейчас смотрю, мне и одевать?
-    Именно это платье, - ответил голос за стенкой.
-    Но оно же совсем не то, что было давеча, - ещё не до конца веря своим глазам, Мария не спешила переодеваться.
-    Пора бы уже тебе привыкнуть к чудачествам повелителя.
     Платье было в пору, точно по фигуре, ну а туфли, проверенные в опытном порядке, не подвели. За те два шага, от комнаты до входной двери, Барбас, пожирая невидимыми глазами точёную фигурку Марии в ослепительном наряде, даже успел прошептать ей на ухо несколько слов, – «повелитель себе не изменяет, тонко чувствует женский вкус».
     Проход по залу к своему креслу-раскладушке сопровождался бурными овациями, свистом и улюлюканьем всех без исключения демонов и на столько шумными, что от этих децибел у Марии закладывало уши.
     В эту ночь Астарот предстал перед Марией в прежнем человеческом облике: в идеально подобранном, как по цвету, так и по покрою, костюме, правда цвета не понятного, скорее всего ближе к чёрному, с тёмно-фиолетовой розой в петлице, рубашка ядовито-жёлтого цвета, а туфли цвета болотной жижи, зато глаза не изменились, оставшись такими же насыщенно красными.
-    Занимай скорее своё кресло, красавица, а то Левиафан, весь в нетерпении, все ножки стола уже нам изгрыз, - Астарот изображал радость на своём бледном как мел лице, сверкая в тон белизной фарфоровых зубов, - праздник продолжается!
     «Скорее всего шабаш, а не праздник.» - не решившись высказаться вслух, Мария оставила эту мысль внутри себя, хотя по выражению лица Астарота она поняла, что он догадался о ней.
-    Скажи мне для начала, разлюбезная моя Марьюшка, – платье новое не жмёт, не стесняет движения и приятны ли тебе его переливы?
-    Соврать, язык не поворачивается, платье действительно великолепно.
-    А как фигуру-то подчёркивает, глаз не оторвать. Правда братья? – обратился Астарот к сидящим за столом демонам и те в ответ снова дружно и одобрительно заулюлюкали.
-    Не мне на счёт фигуры судить, - Мария скромно отреагировала на лесть. 
-    А мы не спрашиваем тебя, просто констатируем факт, и я наблюдаю на твоём лице грусть-печаль вместо радости.
-    Порадовалась бы я, если бы по своей воли пришла на вашу вечеринку, и вы уж не обессудьте коли что не так, но радость на душе не складывается.
-    Скоро, я так думаю, твоя грусть-печаль пройдёт, - Астарот хлопнул в ладоши, - ну, где этот бездельник Бегемот! – крикнул он, как всегда спящему, слоновому кенгурёнку, - у нас гостья за столом, а на столе ещё и конь не валялся, быстро накрывай в темпе вальса. Кстати, насчёт вальса, вы, наша разлюбезная гостьюшка, любите ли вальс?
-    Любой, нормальный человек любит вальс.
-    Очень хорошо, в этом вопросе наши вкусы совпадают. А какой ваш самый любимый вальс?
-    Вальс Евгения Доги из кинофильма – «Мой ласковый и нежный зверь».
-    Название подходящее, а с Догой мы потом разберёмся, ну а пока что ты, Азазель, Штрауса на сцену вместе с оркестром попроси.
     Знаменосец, освободив на время руки от пут, открыл высокие, массивные двухстворчатые двери в большом сталагмите и из него тут же вышел дирижёр с палочкой в руке, по всей видимости самолично Штраус, а за ним оркестранты со своими инструментами и раскладными стульчиками. Все в чёрных смокингах, белых манишках на голое тело и в белых тапочках. Штраус рассадил своих оркестровых работников так, как, по его мнению, было правильно, взмахнул палочкой и, оглянувшись на Астарота, замер в ожидании приказа. Приказ был дан незамедлительно, палочка пришла в движение и зазвучал знакомый вальс, музыка полилась по залу, и очарованный Бегемот на радостях таких в припрыжку метался от кухни к столу, заставляя его разными яствами.
-    Тебе как всегда – вина из черноплодки? – озаботился вниманием Астарот, - и, прошу тебя, закусывай плотно, ведь ты сегодня за весь день так ничего и не ела, а тебе, тем не менее, предстоит не близкое путешествие, и я не желаю, чтобы ты испытывала неудобства из-за пустого желудка.
     И то верно, Мария, вспоминая пройденный день, осознала, что она даже маковой росинки во рту не держала и от этих неожиданных мыслей у неё тут же засосало под ложечкой и, как следствие, прорезался жуткий аппетит и она смело, не боясь уже ничего, заправски налегала на вино и закусывала, стараясь опробовать как можно больше блюд, но понемножку от каждого, а оркестр, тем временем, беспрерывно играл один вальс за другим.
     Странно было это осознавать, но Мария поймала себя на мысли, что ей с какой-то минуты вдруг стало уютно в этом огромном зале и страшные чудища уже и не такие страшные, а можно даже сказать - милые и забавные и Астарот это видел, да видел, как меняется настроение у Марии и выжидал момент, когда можно будет пригласить гостью на танец. И вот тот момент настал: Мария откинулась на спинку кресла, переводя дыхание от плотного ужина или ночного обеда. Демон не торопился, ещё немного выдержки, и вот уже пища улеглась, а дыхание выровнялось. Теперь можно действовать наверняка.
-    Мария! - Астарот протянул руку, - приглашаю вас на вальс в полной уверенности, что вы этим искусным танцем владеете в совершенстве.
     Не ожидая от себя такой прыти, но Мария без притворства и всякого там жеманства приняла это приглашение и парочка, опять же на радость присутствующим, закружилась в ритме вальса по огромному залу. Казалось танцу не будет конца, но неожиданно музыка прервалась, а за ней и танцующие замерли в самом центре зала.
-    На эту ночь танцев больше не будет, лимит вышел весь и нам надо вернуться к столу, продолжив то, для чего, собственно, мы здесь и собрались, - остудил разгорячённую Марию Астарот.
-    Почему? – с некоторым недовольством поинтересовалась Мария.
-    У тебя закружилась голова.
-    Неужели так заметно?
-    Зачем ты меня спрашиваешь, если просто можешь опровергнуть мои слова или согласиться.
-    Ты прав, есть небольшое головокружение.
     Они вернулись к столу, и дальнейшая ночь продолжилась за ним, а оркестр, тихим сапом, ретировался туда откуда и пришёл. Наступила тишина, надо сказать мёртвая, а нарушить её мог только тот, кто эту тишину контролировал.
-    Мы продолжим наше, то есть твоё, Мария, начатое прошлой ночью путешествие по следам путников, оставленных нами в пустыне и как ты помнишь они направились в святой город. Сопровождающим с тобой на сей раз пойдёт Азазель. Теперь тебе не придётся тащиться по пескам, но наряд свой тебе всё же стоит поменять, чтобы слиться с тамошней бодрой массой горожан, не выделяясь буквально ничем. Там, за знакомой тебе ширмой одежда, в которой ходили женщины того времени. Одежда простая, разобраться не сложно: начинай с садина, то бишь нательной льняной рубахи, поверх неё шерстяной кетонет, это верхнее широкое платье с длинными рукавами, и поясом перевяжись только не туго, а чтобы не много провисал на бёдрах, так принято в тех местах, красный платок на голову накинь и обмотайся им, Азазель знает как, и поможет, ну а сафьяновые сандалии сама догадаешься на что, куда и зачем.
     Пришлось Марии, на время расстаться со своим царским нарядом и преобразиться в простолюдинку библейских времён правления Ирода Великого.
     Перед выходом в прямом смысле на свет Божий Мария испытала некий трепет, а её замешательство перед открывшейся дверью Азазель расценил как испуг.
-    Смелее Мария, - демон взял её под локоток и крепко его сжал, - нам надо догнать путников, пока они не затерялись среди народа в лабиринтах святого города.
     Они вышли на вершину небольшого холма, где внизу, огибая его большим полукругом, петляла грязно-жёлтая дорога, а на ней в достигаемой видимости две одинокие тёмные фигуры.
-    Это они, - указал пальцем Азазель, - шаг их не скорый, так что мы догоним эту парочку довольно быстро.
     Пыля широким шагом по дороге, на подходе к источнику Ен-Рогель с южной стороны, Азазель и Мария догнали-таки путников: один из которых выделялся высокой античной фигурой Аполлона Бельведерского, правда в отличие от статуи Микеланджело у нашего Аполлона имелась набедренная повязка, доходившая ему до колена, а второй - типичный пастух с посохом в руке, если не вглядываться в детали.  Пристроившись им в кильватер, преследователи сопровождали их на некотором отдалении, не отставая далеко, но и не приближаясь шибко близко. А вот сторонний наблюдатель видел совсем иную картину: по дороге не торопливо шёл одинокий человек, с виду бродяга и с посохом в руке, а за ним, примерно в шагах тридцати, шла женщина, явно не желавшая его обгонять.
-    Знаешь ли ты Мария, что за земля под тобой? – глядя себе под ноги, вдруг спросил Азазель.
-    Вопрос на засыпку с проверкой интеллекта?
-    Нет-нет…, - замахал руками Азазель, - ну, что ты, я никак не хотел скомпрометировать твои умственные способности, просто скучно идти втихомолку, вот и подумал – а почему бы нам не пообщаться, коротая длинный путь, но не знал с чего бы мне начать разговор. Посмотрел под ноги и решил, что с неё и начну, а почему бы и нет.
-    Мне затруднительно сказать чья это земля, я пока ещё не определилась, - она тоже взглянула на землю и, к не малому своему удивлению, заметила, что демон не оставляет после себя следов.
-    Не мучайся, я тебе подскажу: мы идём по земле древней Палестины. В ваше время евреи называют её своей землёй обетованной, хотя на самом деле, если разбираться по существу, то они, я имею ввиду евреев, пришлый народ в здешних краях, отвоевав себе огнём и мечом пятачок земли на берегу моря у других народов.
-    Я знаю эту историю.
-    Какую такую историю?
-    Как это какую, - Мария даже опешила от такого вопроса, - историю, когда евреи убежали из Египта и это назвали – исходом, потом они долго бродили по пустыне и, в конечном итоге, обосновались здесь.
-    Никто, и заруби себе это на носу, никто на вашей планете, а я знаю это доподлинно, из тех, умеющих водить пером по пергаменту или бумаге и даже чиркать по глиняным табличкам пока что не написал правду о своей истории, а заодно и про других тоже.
-    И что же в таком случае получается – это был не исход?
-    Исхода не было, их, как бывших завоевателей, просто изгнали из Египта.
-    И куда же они ушли?
-    Так вот сюда и ушли, - Азазель топнул ногой, подняв клубочки пыли, - на эту вот землю, по которой мы сейчас идём, правда перед этим помыкались несколько лет, ведь пригодные для проживания земли уже давно были заняты другими народами.
-    Но они-то утверждают, что эту землю им даровал Бог.
-    Я тоже слышал эту байку ещё в те времена, когда они трезвонили об этом всей округе и даже зафиксировали этот патент в своих талмудах, что якобы ваш Господь заключил завет с пастухом Авраамом, сказав ему, - «потомству твоему даю я землю сию, от реки Египетской до великой реки, реки Ефрата», - а вот документально это нигде не подтверждено, а верить на слово как-то не очень хочется и потом: мало ли где, кто-то кому-то о чём-то говорил. Вон, в Москве тоже говорят, что там кур доят, и что?
-    Тогда скажи мне Азазель: тот, что рядом с дьяволом идёт, он тоже из евреев будет? – вспомнив мудрую русскую поговорку о том, что с хорошим собеседником и дорога вдвое короче, Мария с удовольствием поддерживала разговор, и сама старалась задавать всё новые и новые вопросы, какие только приходили ей на ум.
-    Не знаю, полегчает тебе от этого, но по правде сказать – нет. Люди считают его евреем и даже вроде бы родом из какого-то колена Давидова, а раз так, то пусть он таким и останется, что в принципе большой разницы не играет. Его роль не в происхождении, а в предназначении.
-    И в чём же его предназначение?
     От такого вопроса Азазель даже остановился и почесав затылок вымолвил.
-    Да, я и сам до сих пор не могу понять, тысячелетиями смотрю на это безумие и как-то не складывается у меня в голове, ведь ему в руки шла безграничная власть, открывающая такие огромные возможности, овладей которыми он смог бы решить любую проблему и даже сам Астарот, это я тебе по секрету пробалтываюсь, был бы у него на посылках.
     Азазель ещё немного почесал свою «репу» и, словно опомнившись, зашагал более энергично.
-    Понятно, но ты не закончил свою мысль, - поспешая за демоном, не унимаясь допытывалась Мария.
-    Я сказал всё, что хотел.
-    Ты утаил о том, что было после, - Мария показала демону свой перстень, - ты не можешь мне отказать, пока на моём пальце этот символ.
-    Хорошо, спрашивай, - усмехнувшись на показанный аргумент, согласился Азазель.
-    Что выбрал этот человек вместо безграничной власти?
-    Глупую смерть.
-    И это всё, - Мария чувствовала, что её разводят, только не понимала, в каком месте и как, - ты мне всю правду сказал или снова чего-то утаил?
-    Клянусь всеми падшими ангелами, да чтоб я сдох от укуса бешенной собаки и гореть мне в аду до скончания века если я хоть на йоту соврал или не досказал чего. Запомни, смертная Мария, я, в отличии от рода человеческого, всегда говорю правду и ничего кроме правды – это моё тёмное политическое кредо.
     Так, за безобидными, но поучительными разговорами, обходя Синайскую гору с восточной стороны, группа миновала Водяные ворота, и, двигаясь подальше от людей вдоль долины Кедрон, неуклонно приближалась к своему промежуточному пункту – к воротам Сузы, пройдя через которые они попадали в притвор Соломона, а далее оставалось пройти совсем немного до Королевского притвора, взойти на левый угол стены если смотреть со стороны центрального входа, и уже там остановиться. Как они не старались шифроваться, но пройти совсем уж незамеченными им не получилось. Люди узнавали одинокого путника, а сарафанное радио распространяло весть о нём по нижнему городу со скоростью звука и когда он появился на стене, то внизу уже собралась приличная толпа народу.
-    Зачем ты привёл меня на это место?
-    А Ты, Сын Божий, посмотри вниз и тогда поймёшь.
-    Вижу, там собрались люди, по-видимому, знающие Меня, и они чего-то ждут.
-    Они не ждут, они жаждут, но сейчас не об этом. Смотри на этот храм и вниз тоже посмотри, - дьявол указал на раскинувшийся внизу город, - таким, как сейчас Ты всё это видишь в последний раз, а от храма вашего скоро камня на камне не останется, кроме той стены на которой мы сейчас стоим, более того, он уже никогда не будет восстановлен.
-    Мне прискорбно слушать твои пророчества, а ещё печальнее думать об этом.
-    Ну, что Ты печалишься не о том, о чём стоит, ведь разрушенный храм, - это ещё пол беды, главное не лишить людей, стоящих внизу веры – веры в Тебя, Сына Божьего, и Твоего Бога Отца.
-    Слышу от тебя, а это повторяется, что в обращении ко Мне ты раз за разом называешь меня Сыном Божьим. С какой целью ты провоцируешь Меня или чего-то узнать хочешь?
-    Я-то нет, но вот люди, стоящие внизу и пожирающие Тебя глазами, хотят удостовериться: выполняет ли Бог Свои обещания, как запечатано в Писании, что мол ангелы объявятся для Твоего спасения в трудную минуту.
-    Зачем Меня спасать, ведь на сегодняшний день смерть не представила свой лик предо Мной и не улыбнулась своей зловещей улыбкой, поманив костлявой рукой за собой, а Сам я умирать, наложив на Себя руки, не собираюсь.
-    Не про смерть Твою сейчас говорим, а о подтверждении чуда, которое люди…, - и дьявол указал пальцем вниз, - давно ждут от Тебя, потому что, увидев его собственными глазами, они бы во истину уверовали в Бога.
-    Какое же чудо я должен совершить?
-    Ты всего лишь Его исполнитель, меж тем, как Он сам должен будет совершить его, - теперь дьявол ткнул пальцем в небо, - ведь если Он считает Тебя Сыном Своим, то бросься вниз, ибо написано, - «Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнёшься о камень ногою Твоею».
-    Истинно говорю тебе, дьявол, что всяко легче поверить в чудо, чем долго и мучительно разглядывать глубины собственной души, и тем более обращать взор к невидимому Богу. А ты, дьявол, если трактуешь писание, то не забывай договаривать и о том, что не надо искушать Господа Твоего во удовлетворения своего самолюбия.
-    Почему!? – захохотал дьявол, злобно сплёвывая ядовитую слюну вниз, - почему же нельзя искушать Господа Твоего всемогущего? Он что, такой слабый, а может быть совсем не всемогущий? Вот и Моисей ваш также говорил, - «Не искушайте Господа, Бога Вашего, как вы искушали Его в Массе.» - Объясни мне, глупому и несознательному, почему евреи, в местечке под названием Масса и Мерива, страдающие в пустыне от жажды, якобы искушали Бога, говоря, - «Есть ли Господь среди нас, или нет?» - И как им в этом случае было не сомневаться, если Он медлил, испытывая их терпение, чтобы дать им воды для питья, а ведь это такая малость и к чему уж говорить потом о более важном, да и может ли быть что-нибудь более важным, чем глоток воды и кусок хлеба насущного. Хочешь, чтобы в Тебя поверили, - исполни волю просящих, не заставляй их мучиться в неведении, обрекая себя на сомненья. Люди не хотят выносить себе мозг, думая о хлебе насущном, они хотят видеть его на своём столе сейчас и желательно попробовать на зуб.
-    Не ловцы ангелы тел человеческих, но души их возносят на небеса и не лишит человек себя жизни, искушая Бога своего, а только делами своими прославляет Отца нашего Небесного.
-    Умные слова, красиво излагаешь и лицо Твоё серьёзное внушает доверие, только не понять им, стоящим внизу, этого глубокого смысла на голодный желудок. Так, стало быть, не будешь прыгать вниз, чтобы чудо явить народу?
-    Не моё это желание, а твоё дьявольское ухищрение, а поэтому отойди от меня в сторону, оставив мне возможность идти туда, куда мне предначертано.
-    Оставить не могу, а посему со мной пойдёшь и третье испытание получишь. Отказаться не можешь, потому что Сам Господь ваш не препятствует мне.
-    Так идём же скорее.
     Сошедши со стены, они ушли не таясь, но странное дело – их уход никто не заметил, словно они растворились в пространстве, кроме, естественно, Марии и Азазеля, проводившие взглядом дьявола с пастухом до ворот Сузы, после чего и для них они пропали из виду.
-    Ты всё достаточно хорошо слышала? – чрезвычайно серьёзно задал вопрос Азазель, - тебе понятен их диалог или что-то нужно пояснить?
-    Дьявольское испытание, предназначенное для Иисуса, я запомнила слово в слово.
-    Так ты, всё-таки склоняешься к мысли, что испытуемый был не кто иной, как Сам Иисус Христос?
-    Да я и в первый раз уже догадалась, только не хотела сразу говорить, а решила погодить, чтобы убедиться в своих выводах окончательно.
-    Ты права, и я подтверждаю твои выводы – это действительно Иисус, а раз так, то нам пора в обратную сторону, потому что мы увидели и услышали всё что было нужно.
-    Как…! – в сердцах вскричав, Мария взмолилась, - нам обратно в такую даль и снова топать пешком? Я устала и проголодалась.
-    Ничего не попишешь, придётся потерпеть, - предсказуемо холодно отреагировал Азазель.
-    Ну ты же вроде как колдун, чародей, маг и волшебник, прояви свои способности: находчивость например или какую-нибудь там изобретательность и найми хотя бы осла для меня, не говоря уж о муле или захудалой лошадёнке, тебе ведь всё равно, ты можешь как ходить, так и летать, а на меня пока ещё действует земное притяжение и поэтому ничего не будет зазорного если я отдохну, проехав верхом пару десятков километров и, кстати, пару лепёшек прикупи пожевать в дороге и свежей водицы во фляжку долей.
-    Надо же, как ты заговорила, - Азазель молниеносным рывком достал плётку из-за спины и недвусмысленно пригрозил ею Марии, - слова твои… - недопустимая дерзость! Да ты у меня не только потопаешь, ты на коленках быстрее антилопы побежишь, да ещё вприпрыжку и никакой перстень тебе не поможет. Ишь, раскомандовалась на халявных дрожжах.
     Азазель ударил плетью о землю, и возникшая трещина, побежав по ней, расколола ближайшую стену дома пополам, рассыпав сухие глиняные кирпичи возле неё.
-    Хорошо, я пойду, - осознав свою ошибку, Мария смиренно опустила голову и сделала шаг, но всё же остановилась и тихо проговорила, - извини меня, Азазель, я погорячилась, что неправомочно было с моей стороны. Приказывай, в какую сторону идти и будь спокоен, больше женских истерик ты не увидишь и голос мой не повысится никогда.
-    Следуй шаг в шаг за моей спиной, не отклоняясь ни вправо, ни влево. Представь, что мы идём по топкому болоту, а слегу забыли и взять её негде.
     Мария так и сделала: упёршись практически головой в спину Азазеля он шла, не поднимая глаз от земли и даже не заметила, как потемнело вокруг. Удивляясь тому, как же быстро наступила ночь, она долго не могла понять, подняв голову, каким образом они снова оказались в знакомом ей зале. На сей раз шумная компания значительно поредела: за столом остался только Астарот, а у его ног, свернувшись в клубок и в сладострастном оскале засвечивая свои огромные зубищи, заигрывающе хлопал глазищами Левиафан.
-    Ступай к своей ширме и переоденься в праздничное, - последнее, что она услышала в приказном тоне от Азазеля в свой адрес, - а то повелитель не выносит одежду простолюдинов.
     Странное дело, но Мария, стоя за ширмой, ловила себя на мысли, что ей не хочется вновь облачаться в этот умопомрачительный наряд, что ей достаточно комфортно в этом, как сказал Азазель, простолюдинском наряде, приятным для тела и просторным для движения. Выглянув из-за ширмы, она изучающим взглядом попыталась оценить ситуацию и настроение хозяина, чтобы решиться задать вопрос о смене своего наряда, в том смысле, чтобы остаться как есть простолюдинкой. Но краткий зрительный анализ и предварительные веские аргументы Азазеля привели её к выводу, что ставить этот вопрос на обсуждение бессмысленно и переодеться ей в любом случае придётся.
-    Что-то случилось? – пророкотал встревоженный бас Астарота.
-    Нет-нет, всё в полном порядке, просто устала с непривычки, - Мария, семеня ногами, тщательно подбирала слова, помня об уроке, преподнесённом ей не так давно знаменосцем, - дорога не близкая, ведь до самого Иерусалима дошли, а потом ещё обратно…, - и тут она увидела, что её раскладного рыболовного кресла нет. Мария, в растерянности, замешкалась на пол пути, но демон, словно прочитав её мысли, тут же всё прояснил.
-    Сядешь в то кресло, что напротив меня, на той стороне и не задавай не нужных вопросов, потому что я так решил во исполнении моего желания.
     Мария повиновалась, расположившись на том самом, так никем и не занятом, широком, холодном, каменном кресле в торце стола.
-    Если проголодалась, то не комплексуй, еда ещё не остыла, - зашёл Астарот издалека, - вина не предлагаю, так как дальнейший разговор будет очень серьёзным.
-    Я не голодна и к разговору готова, - с каким-то скрытым отчаянием произнесла Мария эту фразу. 
-    Тем лучше, и я надеюсь, что до первых петухов мы закончим, - шутка не прошла и Астарот тоже не стал смеяться, - теперь же я вот что хотел тебе сказать, - демон, как ни странно, перед тем, как выложить козыри на стол задумался, и, склонив голову вперёд, поскрёб кончиками пальцев свой лоб, - а может быть тебе всё же выпить вина?
-    Экзамены провалены и перспективы мои плачевны – так надо понимать вашу настойчивость? – Мария снова перешла на – «вы».
-    Это с какой стороны посмотреть, - Астарот залпом осушил большой бокал, - ну, да ладно, тяни не тяни, а начинать когда-то надо, то есть заканчивать: послезавтра ты, Мария, умрёшь... скоропостижно.
     Услышав такую «радостную» новость, Мария пожалела, что не выпила перед этим.
-    Хорошенькое дело, вот так разворотик, - собрав остаток мужества она задала резонный вопрос, - значит, у меня в запасе всего одна ночь?
-    Да, только одна, а по её окончании тебе нужно будет определиться.
-    Не могу взять в толк, в чём мне нужно определяться?
-    Я тебе, не так давно, уже об этом говорил при свидетелях сидючи за этим столом. Вот и Азазель может подтвердить. Освежи ей память, брат мой.
     Азазель, как и ранее со связанными руками за спиной, подошёл к Марии и прошептал ей на ухо.
-    Повелитель хочет знать – ты на его стороне, доверяешь ли ты ему и как ты видишь своё будущее? Примешь его сторону – останешься живой во славе и богатстве, а если откажешься, то сама понимаешь…
-    Ответ мне сказать сию минуту или можно будет подумать? – у Марии похолодела спина и снова задёргалось плечо.
-    Обязательно подумать и думать надо не прерываясь, постоянно тренируя свой мозг, а ответ, как я уже сказал, дать завтрашней ночью. А засим я прощаюсь с тобой, время позднее, а тебе завтра подъём ни свет ни заря. В этот раз Азазель укажет дверь, в которую тебе нужно будет выйти, чтобы снова оказаться в своей квартире. Спи спокойно и набирайся сил и платье прихвати с собой, уж очень оно тебе к лицу.
     Как и в прошлый раз, Мария отчётливо помнила, как дошла до двери и даже номер отразился в памяти, но вот дальше…, снова темнота и провал.
     Проснулась она задолго до нужного времени, сердце било в набат, а в глаза будто бы кто эпоксидки впрыснул, приклеив верхнее веко к нижней части брови и на этом всё, уснуть с открытыми глазами она больше никак не могла, хотя спать хотелось неимоверно и она, грешным делом, даже хотела в круглосуточную аптеку сбегать за снотворным и уже пошла было переодеваться, но в последний момент передумала, - «А вдруг приму таблетку и так разосплюсь, что не смогу услышать будильник и вовремя встать. Нет, если уж мучиться, то до конца…» - и Мария, пройдя мимо шкафа платяного, прямиком проследовала к шкафу кухонному, чтобы заварить себе крепкого кофе.
     Времени, после последнего на сегодняшнюю ночь визита в демоническую обитель, прошло совсем ничего и в памяти всё было свежо и даже голоса до сих пор звучали в голове словно живые, но чем больше она размышляла, вспоминая пережитое ею только что, тем больше ей становилось не по себе. Страх, медленно, но верно заполнял всё её существо. С одной стороны - вроде бы и не страшно, когда склоняешься в несерьёзность происходящего и во все эти нелепые предсказания, и то верно, с чего бы это ей послезавтра умирать, но с другой стороны – вдруг пророчество сбудется, а жить так хочется, ведь, по большому счёту, жить-то она по-настоящему ещё и не начинала. – «Что за напасть, и чего он до меня докопался? Жила себе жила и тут на тебе, как снег на голову. Что он там говорил о выборе? Хотя я понимаю на что он намекал. Если я откажусь от его предложения, то он меня просто убьёт, а если приму его…? – она посмотрела на перстень, так изящно сидевший на её пальце и вспомнила своё новое отражение в зеркале, - согласна, умопомрачительной красоты этот перстень и новое лицо завораживает, кроме губ, их мог бы и не трогать. Однако это всё лирика, а вопрос остаётся открытым - что дальше, какая перспектива и что со мной будет вообще? Ведь на эти вопросы ответа я пока что не получила. Безграничная власть? Но зачем она мне и что я с ней буду делать? На своём рабочем месте повешу на стену диплом, что вас мол обслуживает мастер с обладанием безграничной власти? Вот клиентура попрёт, узнав об этом, придётся цены повышать, а где высокие цены там и заработок большой, ну а если много денег, то... Эй, подруга, тормози, не заходи так далеко, а то додумаешься до того, что за деревьями и леса не увидишь, где можно заблудиться и сгинуть там ни за понюх табаку. Но, как же мне всё-таки разобраться со всей этой чертовщиной и какие действия предпринять? Позвонить маме, чтобы приехала? Нет, не стоит этого делать: во-первых, она не поверит, а если, не дай Бог, поверит, то не факт, что и вторая нога не откажет и как ей потом без обеих ног? Думай, Маша, думай, у тебя голова светлая, а кое-кто говорит, что и умная, ищи выход, ведь на кону стоит твоя жизнь, а также жизнь близких тебе людей ни больше ни меньше.»
     Настенные часы отбивали последние минуты до подъёма, будильник, в нужный момент, не прокукарекал, так как изначально не был заведён, кофе, от такого количества, осточертело до отрыжки и в глотку уже не лезло, аппетит вообще не приходил, как его не нагуливай, вот и оставалось медленно, с особой тщательностью вырабатывая оставшиеся минуты, собираться на работу.
     По дороге шла тоже медленно, стараясь твёрдо ставить ногу на скользкий подмёрзший асфальт и обходить лужицы, затянутые тонкой корочкой льда, а в голове, в сопровождении симфонического оркестра, звучала песня Владимира Высоцкого, от которой хотелось волком выть на полную луну, висевшую как раз над её головой. В общем настроение было паршивое-препаршивое – это мягко сказать, да и сложившаяся обстановка не далеко ушла и только подливала масла в огонь. Правда одно слово в песне она заменила: вместо – «по-весеннему по льду», пропела – «по-осеннему по льду».

Я несла свою беду
По-осеннему по льду:
Обломился лёд, душа оборвалася,
Камнем под воду пошла,
А беда, хоть тяжела,
Да за острые края задержалася.
Да за острые края задержалася.

И беда с того вот дня
Ищет по свету меня
Рядом ходит с ней молва с кривотолками.
А что я не умерла знала голая ветла
Да ещё перепела с перепёлками.
Да ещё перепела с перепёлками.

Кто ж из ни сказал ему,
Господину моему?
Только выдали меня, проболталися.
И от страсти сам не свой
Он отправился за мной,
А беда за ним с молвой увязалися.
А беда за ним с молвой увязалися.

Он настиг меня, догнал,
Обнял, на руки поднял.
Рядом с ним в седле беда ухмылялася!
Но остаться он не мог,
Был всего один денёк,
А беда на вечный срок задержалася.
А беда на вечный срок задержалася.

     Обо всём, что происходит в парикмахерской первой узнаёт, да и должна узнавать заведующая, для того в принципе она туда и поставлена. Но, встретив на пороге Марию во всей её красе, Евдокия Парамоновна даже рот не смогла открыть, чтобы тут же подвергнуть её остракизму, увидев её белое, как полотно, лицо. Нет, ей, конечно же, нестерпимо хотелось затащить Марию в подсобку и допросить с пристрастием, выпотрошив из неё всё, что можно и ещё чуть-чуть сверх того, но вот досада: её язык окостенел после того, как Мария обдала её неестественно холодным и колючим взглядом, а пожелание доброго утра из её уст звучало как будто из загробного мира, что было явно не к добру. Тогда Евдокия Парамоновна решила понаблюдать за Марией, так как её не на шутку встревожило это утреннее, да и вообще, состояние молодой женщины и прояснить ситуацию требовалось до конца, чтобы расставить все точки над – «и».
     Мария в это утро работала необычайно быстро и очень сосредоточенно не отвлекаясь на посторонние раздражители, что сразу же бросалось в глаза, с коллегами ни в какие разговоры не вступала, с клиентами общалась предельно сухо и за всю смену ни разу не улыбнулась. Заведующая надеялась, что сумеет поговорить с Марией в пересменку, но даже не заметила, как та исчезла из зала, а когда заглянула в подсобку, то увидела рядом с Марией сидящую Екатерину и поняла, что свой шанс первенства она упустила.
-    Мне, Катюша, нужна твоя помощь, и даже не помощь…, - Мария прикусила губу и так посмотрела на Екатерину, что у той мурашки побежали по всему телу, - в общем ты должна меня спасти.
-    Если это в моих силах, то я готова, - Екатерина, в свою очередь, тоже всё утро наблюдала за необычным поведением подруги и сейчас слушала её с особым вниманием, - но что я должна сделать?
-    Для тебя это будет не просто и потребует некоторой жертвенности, выражающейся в том, что ты должна будешь эту ночь переночевать у меня.
-    Ты говоришь загадками и это меня пугает, - Екатерина даже приложила руку к сердцу, - что же всё-таки случилось с тобой за прошедшую ночь?
-    Меня грозятся завтра убить.
-    За что!?
-    Если я в эту оставшуюся ночь не соглашусь с их условиями.
-    С какими такими условиями и кто тебе эти условия навязал? Объясни толком, только прошу тебя не волнуйся.
-    Хорошо, я постараюсь. Начну с того, что я чувствую, как медленно схожу с ума и меня неуклонно куда-то засасывает, словно в топкую трясину и чем больше я брыкаюсь, тем сильнее меня втягивает в себя это болото. Этой ночью я снова была у демона в гостях. Но вот что я думаю по этому поводу, и даже не думаю, а конкретно подозреваю: здесь имеет место не хождение в гости, а какое-то обязательное посещение судебного заседания, где решается моя дальнейшая судьба. И что ещё более странно, это то, что я не испытываю какого-либо неудобства, дискомфорта или боязни перед вынесением приговора, хотя знаю какой он будет этот приговор. Но и это не главное: самое ужасное состоит в том, что предложенная мне жизнь или дальнейшее моё существование начинают казаться довольно-таки привлекательным и то неведомое, уготованное мне, пугает меня и манит одновременно и я не могу быть на сто процентов уверена, что в эту ночь приму правильное решение. И ещё тебе скажу, а это я знаю наверняка, что любое, принятое мной, решение приведёт к несчастью, в одном случае для меня, а в другом для всех остальных, кто так или иначе связан со мной.
-    Теперь я тебя понимаю, - Екатерина встала, подошла к двери и поплотней прикрыла её, - нет, я хочу сказать, что почти понимаю тебя, а если по большому счёту, то совсем не понимаю и это только потому, что мне тяжело всё это принять на ум. Вроде как верю и в тоже время не верится и, согласись, как вообще в здравом уме в такое можно поверить? Сначала я думала, глядя на твоё изменённое сознание и облик твой, а также слушая твой бред, что ты малость того… приболела, подхватив неизвестный науке вирус. Но теперь, без всякого сомнения, мне становится более чем ясно, что с тобой творится что-то гораздо хуже, чем какой-нибудь там ураганный менингит. Я не могу объяснить, но это будет пострашнее самой смертоносной лихорадки или чего-то там ещё. Хочешь водички? – Мария отрицательно помотала головой, - а я пожалуй выпью, горло промочить требуется, пересыхает, зараза, от волнения, - Екатерина налила в гранёный стакан воды прямо из под крана и залпом выпила, - хоть у меня рабочий день ещё не закончился – не важно, я договорюсь с Парамоновной и уверена, что она пойдёт мне навстречу, а после мы с тобой пойдём к тебе домой и будь спокойна, теперь-то уж я тебя одну не оставлю. Кстати, а кто тебя обещался убить-то?
-    Сам демон и обещал и поверь, для него это не составит большого труда.
     Неожиданно, тот стакан из которого пила Екатерина упал со стола и разбился в дребезги.
-    Вот я недотёпа, - сокрушалась Екатерина, заметая на совочек осколки, - нет, чтобы поставить стакан подальше, так вот…, хотя постой…, - она осмотрела то место, откуда предположительно упал стакан и в недоумении пожала плечами, - стакан стоял здесь, я это отчётливо помню и поэтому никак не могла его задеть, так как просто не дотянулась бы до него, да и сидела вроде не дёргаясь.
-    А я тебе о чём толкую, - Мария выдавила из себя болезненный смех, - теперь, надеюсь, ты поняла чьи проделки творятся в нашей каморке и с кем мы имеем дело?
-    Неужели всё правда и стакан упал по чьей-то злой воле? – Екатерина прикрыла ладонью рот, - знаешь, мне как-то становится не по себе и дрожь почему-то по всему телу пошла. Погоди, у меня к тебе встречное предложение: давай я мужа с собой позову, думаю мужская сила нам только в помощь.
-    Нет, грубая физическая сила в данном случае не поможет совсем, и муж твой пусть остаётся дома и занимается детьми. Здесь смысл в другом: только присутствие живой души отпугивает их и пока ты со мной они не решатся появиться. Хотя обязана тебя предупредить: ты идёшь как свидетель, а что они с ними делают я даже предположить не готова, опыта не хватает.
-    Ну да, ну да, в этом смысле ты, естественно, не можешь дать никаких гарантий, - Екатерина поднялась, - и всё-таки я готова рискнуть, ведь риск, как у нас говорят – дело благородное, а чтобы не терять время даром, поспешу к Парамоновне на дипломатическую аудиенцию.
-    Только прошу тебя Катюша о сути нашего разговора ей ни слова, лучше будет если я ей сама потом всё объясню.
     В эту самую секунду у Екатерины зазвонил телефон. Приложив его к уху, она, сначала отвлечённо, но потом всё более и более хмурясь, слушала сообщение, а по его окончанию её губы нервно задрожали.
-    Сейчас муж сообщил, что мою девочку увезли в больницу по скорой, подозревают перитонит и поэтому требуется срочная операция.  Он взял такси и будет здесь буквально с минуту на минуту и поторопил, чтобы я не задерживаясь выходила на дорогу, - Екатерина стояла в полной растерянности, разведя руки в стороны, - Маша, что происходит?
-    Это я виновата, - Мария взяла со стола зеркальце, посмотрела на своё отражение и, не добро ухмыльнувшись, ударила его об угол стола, - каюсь, не стоило мне втягивать тебя в свои разборки и, не согласись ты помочь мне, всё было бы нормально, и никто из твоей семьи не пострадал.
-    Ну, что ты, Машенька, - Екатерина металась по подсобке, словно забыла, где весит её одежда, - ну что ты, операция несложная, аппендицит вырежут быстро и я, до того, как приехать к тебе, успею насидеться в палате с дочкой.
-    Нет, Катя, если не хочешь навлечь на свою семью очередных бед, то лучше будет тебе ко мне не приезжать, а я уж как-нибудь сама постараюсь решить вопрос в ту или иную сторону. Если приму неправильное решение, то мне и ответ держать.
     Екатерина, конечно же, ушла без всяких обещаний на вечер и даже Парамоновна, видя в каком состоянии выскочила из подсобки Екатерина, не решилась идти следом за ней на разговор с Марией, а только и сумела, что проводить её самым ласковым взглядом, когда та пошла домой.
     Холодно, земля подстыла, пронизывающий ледяной ветер колыхал голые ветки деревьев туда-сюда иногда пугая городских голубей, прохожие кутались кто во что горазд, спеша по своим делам и никому не было дела до одиноко бредущей молодой женщины без головного убора и в распахнутом пальто.
     Мария шла, высоко держа голову и отрешённым взглядом созерцала даль, но, кроме серой бесформенной массы с небольшими оттенками блёклых цветов, ничего не видела, только знакомое направление, ведущее к её дому. Нет-нет, но иногда она пыталась свернуть в сторону или повернуть назад, но всё время какая-то невидимая рука будто бы толкала её в спину, одновременно подправляя с боков, а она не противилась и даже была рада что при любом раскладе не собьётся с нужного пути.
     Она снова заметила его уже издали. Он выделялся из всего расплывчатого вокруг него пространства своим чётким контуром, чистыми красками и как будто светился голубоватым свечением. Мария остановилась и долго всматривалась в, сидящую поодаль от неё, до боли знакомую фигуру, убеждаясь всё более и более в своей правоте, что это никто иной, как её юный старый знакомый.
     Радости не было предела и даже дыхание на мгновенье перехватило. Ей достаточно было несколько секунд, чтобы оказаться на скамейке рядом с Ваней.
-    Здравствуй Ванечка! – от переизбытка чувств у Марии даже задрожал голос.
-    Здрасьте, - глядя снизу-вверх пробурчал в ответ Иван.
-    Что так не радостно, ты разве меня не узнаёшь?
-    Нет, - мальчик втянул голову в воротник своего пальто, словно хотел спрятаться.
-    Ну, как же так, ты уж постарайся чуточку напрячься и покопаться в своей памяти, - Мария поправила ему шапку, сползшую на одно ухо, - меня зовут Марией, и мы несколько раз вот на этом самом месте, на этой самой скамейке с тобой встречались, когда ты вместо того, чтобы бежать на первый урок, разглядывал облака.
-    Ну и что, я часто разглядываю облака на этой лавке.
-    Хорошо, тогда я тебе ещё кое-что подскажу, - Мария указала пальцем на магазин через дорогу, - ты мне ещё про дворника рассказывал, по которому ты определял время первой перемены.
     Ваня снова, но уже более пристальней, посмотрел на Марию и не сразу, но всё же улыбнулся, правда тут же, словно его ужалила пчела, радость на его лице сменилась гримасой боли, что не прошло незамеченным для Марии.
-    Я вас вспомнил, это вы тогда разговаривали со мной и не дали мне досидеть первый урок на этой лавке насильно отправив в школу. Но сейчас вы не прогоните меня отсюда, потому что я уже отучился и иду домой.
-    Раньше, не могу утверждать, как сейчас, ты не особо-то торопился в школу, а теперь я наблюдаю, как ты также не очень-то торопишься домой, - Мария по-доброму улыбнулась.
-    А чего мне туда торопиться? - огрызнулся Иван.
-    Ты мне задаёшь этот вопрос? Если мне, то я попробую угадать: не торопишься, потому что тебя ждёт очередной нелицеприятный разговор с бабушкой?
     Ваня вдруг насупился, отвернулся и замолчал.
-    Молчишь и не отвечаешь, а это означает, что я угадала. Так!?
     Ваня ещё больше втянул голову в плечи и даже развернулся в пол-оборота.
-    Да, что с тобой? – Мария тронула мальчика за плечо и попыталась развернуть к себе, - тебе неприятно со мной разговаривать или ни за что двойку получил.
-    Двойки ни за что не ставят, - честно признался Иван, что стало приятным открытием для Марии.
-    Это ты правильно рассудил, ну прям как взрослый парень, а вот настроение у тебя, как я вижу, совсем не располагает к общению. Тебя в школе кто-то обидел?
-    Никто меня в школе не обидел, и бабушка теперь на меня не кричит! – ещё чуть-чуть и Ваня перешёл бы на крик.
-    Ну не кричит и хорошо, что не кричит, только ты сам-то не нервничай. А я, между прочим, всегда была уверена в тебе и в данное тобой честное слово, которое ты вероятно сдержал. Стоило только тебе начать ходить на первый урок, как бабушка сразу же перестала тебя контролировать, провожать тебя, такого большого, в школу, что и следовало ожидать, а ведь ей, в таком возрасте, каждое движение даётся нелегко. Сколько бабушки лет?
-    Не знаю.
-    Это не страшно, внуки не всегда знают возраст своих бабушек и дедушек, а ты у мамы спроси, неужели тебе не интересно?
-    А мамы нет.
-    Спросишь, когда приедет.
-    Она не приедет.
-    Как это не приедет, что-то я тебя не пойму.
     Ваня ничего не ответил, а замкнулся и ушёл в себя. Мария подождала для приличия, а потом нагнулась, чтобы получше рассмотреть выражение лица мальчика и решить для себя в каком направлении вести дальнейшую беседу, но то, что она увидела поразило её так, как электрический разряд молнии поражает человеческое тело проходя сквозь него: из больших и ясных мальчишеских глаз катились слёзы размером с виноградину.
-    Ванечка, родной, что случилось, почему ты плачешь?
-    Не ваше дело! – в сердцах выкрикнул Иван.
-    Да, нет уж, теперь это стало и моим делом. Мы с тобой друзья, а друзья должны делиться не только радостями, но и помогать в горе. Расскажи мне о своей беде и я, что будет в моих силах, помогу тебе, только говори честно, ведь если соврёшь хоть полслова, а я это почувствую сразу, то дальнейшего разговора у нас не получится и дружбе конец.
-    Вам-то это зачем?
-    Если спрашиваю, то значит есть зачем, - мысленно Мария уже рисовала самые разнообразные картинки, одна страшнее другой, но она и предположить не могла то, о чём поделится с ней её юный друг, - я твой старший товарищ и поэтому обязана знать о твоих проблемах, - несмотря на это Иван продолжал молчать, - ну, хорошо, давай я тебе намекну кое-какие варианты, а ты поправишь меня если что не так. Договорились?
-    Не знаю…
-    Значит, договорились. И так, самое худшее, что может произойти – это то, что вас бросила мама, уйдя к другому дяде?
-    Нет, она не ушла, она никогда бы не ушла! – Ваня ели сдерживался, чтобы в какой-то момент не взорваться криком, - вы ничего не знаете, моя мама попала в автомобильную аварию!
-    Боже мой, какое ужас! Да, как же это случилось, надеюсь она не сильно пострадала?
-    Сильно.
-    Скорая помощь успела отвезти её в больницу и как сейчас состояние твоей мамы?
-    Никак.
-    Как это никак, а что папа говорит?
-    Ничего не говорит, они вместе разбились.
-    Да что же твориться-то на белом свете? Бедный мальчик, ну, а бабушка-то чего говорит об их состоянии?
-    Она говорит, что они умерли.
-    Как же это, что же такое получается и как такое могло случиться и где справедливость на этой земле, чтобы вот так в одно мгновенье оставить ребёнка сиротой? – в большей степени она говорила не для Вани, а рассуждала сама с собой, - и как давно произошла авария?
-    На той неделе.
-    Вот это да, вот так разворот судьбы, - глядя на Ваню и понимая всю чудовищность трагедии, Мария ожидала, что не выдержит такого напряжения и сама разревётся прямо на глазах у мальчугана, но странное дело – она не проронила ни одной слезинки и даже глаза не намокли, что удивило её не меньше, чем данное событие, - а как бабушка пережила трагедию?
-    Бабушка-то ничего, только плачет по ночам.
-    Но ходить-то может?
-    Ходит и ещё в магазин спускается, в нашем доме гастроном.
-    А ты в каком доме живёшь?
-    Вон в той девятиэтажки, - и Ваня указал на дом через дорогу, единственный девятиэтажный среди пятиэтажек.
-    А номер квартиры какой?
-    А вам зачем? – проявил Иван подозрительность.
-    В гости к тебе по старой дружбе собираюсь зайти. Испеку торт, я очень вкусные торты умею печь, приду к тебе домой, а ты, как гостеприимный хозяин, чаем меня напоишь и с бабушкой познакомишь.
-    Ну хорошо, приходите.
-    Так ты номер квартиры-то назови.
-    Шестьдесят пятая.
-    Ну, вот и договорились. Только я приду вечером, когда ты сделаешь все домашние задания и бабушку предупреди, что так мол и так, ожидаю прихода Маши, твоей лучшей подруги.
     Ваня ничего не ответил, только, мотнув головой на прощанье, медленно побрёл в сторону своего дома. Мария провожала его взглядом до тех пор, пока он не скрылся за одной из пятиэтажек. Вани уж давно не было, а она всё смотрела в ту сторону, а воображение тем временем рисовало в голове разные нелицеприятные сюжеты и вдруг почувствовала, что прямо-таки замерзает, сидючи на этой скамейки без движения. Оставшийся отрезок пути Мария прошагала энергично, закутавшись в пальто и с накинутым капюшоном.
     Дома было тепло и даже уютно, но от этого настроение, на фоне событий ночных и дневных, ни коим образом не улучшалось, а тем временем очередная, решающая, ночь неумолимо приближалась и вот с этим фактом нужно было что-то решать. Мария пошла на кухню и насильно заставила себя поесть, так как, рассуждала она, силы ей ещё понадобятся и не малые, хотя бы даже и как предположение. И вот, механически жуя покупную котлету, вкус которой почему-то не ощущала и пустым взглядом шаря по кухне, она вдруг вспомнила, что сидит на том же самом месте, где гостевал тот мастер из конторы – «Муж на час» и тут же спросила себя, - «А не позвонить ли ему и не обратиться ль за советом. Он, по-видимому, человек мудрый да к тому же религиозный и в этих чёртовых делах всяко должен разбираться неплохо, может подскажет чего разумного?». Проглотив не дожёванную котлету и таким же способом доев гарнир, Мария быстренько переместилась в комнату матери, где надеялась, в её записной книжке, найти тот заветный номер телефона и надо было такому случиться, что нашёлся он неожиданно быстро. Мария обрадовалась, совсем как малое дитя, нашедшее под новогодней ёлкой подарок от Деда Мороза. В состоянии лёгкой эйфории, чуть дрожащими пальцами, она набрала на смартфоне нужный номер и приложив его к уху с волнением ждала, когда знакомый голос ответит – «алё, я вас слушаю». Но вместо ответа, на другом конце вежливый голос отчеканил, что телефон абонента в данный момент отключен или находится вне зоны доступа и просил перезвонить позднее. Вторая попытка, как, впрочем, и все последующие не привели к положительному результату, голос в телефоне с завидным постоянством не уставая повторял одну и ту же фразу.
     Вот сейчас, глядя с негодованием на свой, отброшенный в сторону, «лопатник», и почувствовав себя совсем одинокой и не только в отдельно взятой квартире, а на всей планете, Мария, не желая себя сдерживать, готова была разрыдаться, отдавшись на волю чувствам, потому что духовные силы её заведомо покидали, а выхода из создавшейся ситуации она не видела, и никто, а теперь это стало ясно окончательно, никто на белом свете не мог ей помочь. Она сидела в своём любимом кресле сжав кулаки и в полном оцепенении, уставившись застывшим взглядом в цветочек на обоях, просто перестала рассуждать и анализировать, а внутри, независимо от её желания, закипала боль, обида, злость и в первую очередь на себя любимую, да и прицепом на всех остальных без разбору.
     От отчаяния, или от какого-то внутреннего протеста Мария вдруг решилась расстелить себе постель и хорошенько выспаться. – «Чему быть, того не миновать и семи смертям не бывать, так, что пойдём Машунечка баюшки, расслабимся напоследок, ведь здоровый сон ещё никому не помешал, а только на пользу был. Тем, кому я буду нужна сами обо мне позаботятся и разбудят вовремя.» Так она и сделала: легла на свой мягкий диванчик, под голову пуховую подушечку, не забыв натянув до подбородка тёплое одеяльце и, даже не успев окончательно согреться, забылась глубоким сном.
     Долго ли коротко ли не нам об этом судить, но в какой-то момент времени явился во сне к Марии тот самый демон сновидений – Барбас. Предстал правда в человеческом обличие, при полном параде и с большим букетом чёрных роз в руках. Будить он её не торопился, просто сидел напротив неё и всё время чему-то загадочно улыбался, при этом вытаскивал из букета по одному цветку и разбрасывая их вокруг Марии, а она в ответ молча смотрела на него, прекрасно понимая, что это всего лишь сон, но сон как будто наяву.
-    Просыпайся, свет Машенька, - всё с той же слащавой улыбкой на лице, вкрадчиво булькал слова Барбас, - надеюсь ты хорошо выспалась, а то мне как-то неловко тебя тревожить, но ты сама виновата: всё не просыпаешься и не просыпаешься.
-    Эх, послать бы тебя к чёрту, так ведь не поможет, так как чёрт этот тебе брат родной, ну что ты пялишься на меня с таким вожделением, аж слюна до пола, а цветы эти себе на могилку положи, - и в этот момент она проснулась, в полной уверенности, что перед собой на кресле увидит демона сновидений собственной персоной.
     Мария ошиблась, перед ней, опять же во всей своей красе, сидел Азазель и так же скалил свой гнилозубый рот только теперь в плотоядной улыбке.
-    Час от часу не легче, - Мария не пугалась и не злилась, просто у неё было такое состояние, как будто она никак не могла отмахнуться от надоедливой мухи, - вы решили, соблюдая очередь, все сходить ко мне на свиданье?
-    Нет, в той очереди я последний. Кстати, Барбас тут мне передал, что ты просыпаешься и вот я здесь и рад видеть тебя в полном здравии и окрепшем духе.
-    Странно мне слышать о здравии, - при этом диалоге у Марии из-под одеяла виднелась только голова, - при том, если учесть, то обстоятельство, что завтра или крайний срок послезавтра меня лишат этого самого здоровья.
-    Тебе не раз говорили, что всё зависит только от тебя и ни от кого больше. С тобой никто не заигрывал и не лукавил, тебе всё это время доносили только правду, как бы горька она не была и если ты, пройдя через эти испытания и набравшись мудрости, полагаясь на свой незаурядный ум выберешь правильную сторону, то оставшаяся жизнь для тебя будет вечным праздником, а не мучительными поисками правды и справедливости, которой нет, не было и не будет. Это я тебе, как старший товарищ по оружию говорю.
-    Надо же, - молвила Мария басом, подражая демону, - мы уже товарищи, осталось заиметь оружие. Значит у нас справедливости нет, а у вас она, я так понимаю, есть?
-    Не придирайся к словам, - из поганого рта Азазеля вырвался орлиный клёкот, а после воздух наполнился запахом тухлых яиц, - товарищ – это всего лишь дружеское обращение, но если хочешь, то для тебя лично пусть будет это слово-паразит, а что касаемо справедливости, то мы не знакомы с таким понятием и в нашем словарном запаснике его нет, зато у нас есть обязанности, исполняемые неукоснительно и мгновенно если договор подписан и поэтому собирайся, а я пока доем твои оставшиеся котлеты, на пропадать же им если ты вдруг не вернёшься. Платье надень праздничное и туфли не забудь.
     Азазель, как и предупреждал, ушёл на кухню, достал из холодильника сковороду с котлетами и, демонстративно чавкая на всю квартиру, вёл подсчёт съеденных холодных котлет. Ну, а Мария…, а что Мария…, да ничего, встала и переоделась в то, во что ей приказал посланник главного демона.
-    Я готова! - крикнула Мария, ожидая Азазеля у входной двери, и он не преминул тут же появиться.
     Они вошли в зал, где, в этот раз, был полный аншлаг, вся демоническая братия была в сборе, представ в человеческом обличии, кроме голов, они-то как раз остались, как сейчас модно говорить, оригинальными. Все были разодеты как на подбор – в смокингах, словно собирались ехать на церемонию вручения Нобелевской премии мира. Не хватало за столом, как всегда, демона болезней – Марбаса.
     Азазель проводил Марию к торцу стола и проследил, чтобы ей, разместившись на каменном кресле, было удобно, но как только он отошёл, то к ней тут же подполз Левиафан и скрутил вокруг неё своё фирменное тройное кольцо, но голову свою класть ей на колени, как в прошлый раз, почему-то не пожелал.
-    Настала последняя ночь и пора подводить итоги, - до этих слов Астарота в помещении и так никто не шумел, а после них наступила просто мертвецкая тишина, - вступительного слова не будет, прелюдий в виде бальных танцев тоже, так что мы приступим к делу немедленно. Тебе, Мария, предстоит ещё раз, и он же последний, встретиться с человеком по имени Иисус, а проводником в твоём походе будет вечный жид по имени – Агасфер, мечтающий, вот уже две тысячи лет, по вашему летоисчислению, встретиться с Ним, а так как этот визит не предполагает личное общение с объектом вожделения, то он умоляет нас позволить ему хотя бы посмотреть на Него, ну хоть одним глазком. Мы удовлетворили просьбу страждущего и обрисовали ситуацию, при которой он сможет осуществить это свидание, предварительно согласившись выполнить ряд наших поручений.
-    Странное прозвище, и почему именно вечный…?
-    Потому что Агасфер как есть – обречённый, и обречён он на вечное скитание между нашими мирами до Второго пришествия Христа, - спокойный и негромкий голос Астарота эхом разносился по всему залу, многократно отражаясь от каменных сталагмитов, - и он в последствии сможет встретится с Ним только в том случае если Иисус действительно окажется сыном Божьим.
-    За что же такое суровое наказание, какой грех он совершил две тысячи лет тому назад?
-    Я совсем забыл предложить тебе вина, - вроде, как по забывчивости спохватился Астарот, - но только не твоего, а на сей раз из моих личных запасов, а вот еда в эту ночь не предполагается.
-    Благодарю, но я опасаюсь пить, потому что хмельное состояние помешает мне трезво смотреть на происходящее, - Мария старалась возражать как можно мягче, чтобы не расстроить гостеприимного хозяина.
-    Опьянеть тебе не придётся, не переживай, ты будешь прибывать в полном здравии своего рассудка. Не отказывайся, душа моя, ведь я не часто предлагаю, потому что по обычаю просто ставлю перед фактом. Бегемот, чёрт тебя подери, налей уже наконец нашей даме вина. Ты уж, Марьюшка, его извини, он у нас такой… весь забубённый, что без приказа даже хоботом не шевельнёт.
     Бегемот подорвался со своего места, правда не было видно с какого, но в тот же миг предстал перед Марией, держа в своих звериных лапах изящный арабский металлический кувшин тонкой работы и фужер из горного хрусталя, инкрустированный золотым узором. Обслужив даму, Бегемот так же лихо исчез в неизвестном направлении. Вино, что уж говорить, было восхитительным и Мария оценила его по достоинству.
-    Я поражена вкусом и ароматом вашего вина, но всё же повторю свой вопрос на счёт вечного жида: за какие грехи наказан так жестоко этот человек? Если время позволяет, то я бы хотела услышать эту историю.
-    Время существует только для вас и позволяет оно тоже только вам, мы же, в отличие от вас, времени не подвластны. Про Агасфера расскажу, потому что не могу не выполнить желание женщины с, подаренным мною, перстнем на её пальце. Ходит поверье среди народов о том, что некий иудей-ремесленник, вышедший на улочку перед своим домом и решивший поглазеть на прохождение очередного осуждённого на казнь бунтовщика, не знал, чем для него закончится его короткое развлечение. Бают, что проходя мимо него Иисус, нёсший на себе крест, спросил у этого милого горожанина разрешения прислонить свою непомерно тяжёлую ношу к его дому и передохнуть малость, но недалёкий иудей, вместо того, чтобы, проявив сочувствие, пойти навстречу несчастному и замученному человеку, пусть даже и преступнику, не нашёл ничего лучшего, как оттолкнуть его от себя, а более того насмехаясь выдал в эфир слова, которые уже никак нельзя было возвернуть назад, как и тот фарш из мясорубки, который тоже нельзя провернуть обратно. Он сказал, - «Иди, чего медлишь, на обратном пути отдохнёшь.» - На что Иисус ответил ему так. - «Будь по-твоему, я пойду, но и ты пойдёшь, ожидая моего обратного прихода.» - С тех пор ходит неприкаянная душа Агасфера, освещённая лунным светом по Земле и никак не может перейти на свет солнечный для встречи со Спасителем, а в полнолуние, как только услышит волчий вой, так сразу же на радостях им подвывает, хоть какое-то развлечение в своём одиночестве и вот эту песню он поёт уже две тысячи лет кряду.
-    Да-а-а…, захватывающая легенда, - Мария отпила ещё глоток из фужера, - постойте, а если вдруг случится такое, что второго пришествия не будет вообще, как тогда этому Агасферу быть?
-    Тогда я ему не завидую, будет милай скитаться вечно, пока Верховный не определит, что с ним делать.
-    Жалко мужичонка, уж простили бы давно, да и делу конец, ведь не подумавши ляпнул с дуру невесть что.
-    Как это у вас у людей всё просто: ляпнул там, брякнул здесь и нигде не подумал, а затем извинился, но потом опять ляпнул и снова извинился и как с гуся вода, и всё вроде бы хорошо и ничего страшного не происходит. А вот и нет, оказывается бывает и по-другому и за слова свои приходится отвечать, кому как, а кому долгими мучениями и раскаяниями и ещё неизвестно простит ли Иисус его, когда возвернётся или наоборот - наложит свою печать забвения навечно. Правда, Агасфер!? – выкрикнул Астарот в тёмную даль, - можешь не хоронится, теперь уже твой выход!
     Из темноты, в круг лунного прожектора, вышел совсем невысокого роста человек, коренастый по телосложению, с длинной спутавшейся рыжей копной на голове и такой же бородой, густые тёмно-рыжие брови его закрывали ему глаза, а поэтому определить какого они цвета было невозможно, сам весь грязный и в рваных лохмотьях вместо одежды, а на ногах ничего, то есть босой как есть. Руки держал подобострастно - перекрещенными на груди, ступал не с пятки на носок, а наоборот, как будто боялся сделать неверный шаг или оступиться и всё время кланялся, а кому и за что не утруждался пояснять.
-    Не пугайся, Агасфер и подойди ближе к столу, чтобы наша гостья лучше тебя разглядела, ведь ей с тобой на эту ночь пару составлять, - даже Астарот хоть и был демоном злым и беспощадным, но всё же и он глядел на вечного жида с некоторым сочувствием, - смотри Агасфер - это твой напарник, прошу любить и жаловать. Она сейчас быстро, если захочет, переоденется в своё народное платье и вы двинетесь в путь. Ну, как, Мария, что выбираешь, решайся и не задерживай почтенное общество.
     Мария воспользовалась предложенным выбором и быстро переоделась в, приглянувшееся ей, простое платье, а когда вышла из-за ширмы, то увидела Агасфера уже стоящим у края круга в нервозном ожидании.
-    Идите уже, а то время для Марии не терпит, - напутствовал Астарот, - желаю вам обоим удовлетворить свои желания от этой встречи.
     Как только Мария и Агасфер шагнули за границу круга, то сразу же оказались на вершине какой-то горы, но не на самом её пике, а чуть ниже, где-то метров на двадцать, на небольшой плоской площадке, откуда был хороший обзор для наблюдения за двумя, уже знакомыми нам, фигурами, стоящими на ледяной вершине этой горы. Периодически холодный порывистый ветер с силой набрасывался на всех четверых, стремясь сбросить их вниз, но они, вопреки ему, даже ни разу не покачнулись, стояли словно приклеенные и более того не видно было чтобы они ёжились от пронизывающего их холода.
     Те, двое, на самом верху вели беседу не громко, но даже при сильном ветре, ежесекундно меняющим своё направление в разряжённом воздухе, все слова слышались довольно-таки отчётливо.
-    Зачем теперь ты привёл Меня на эту гору, где властвует проныра ветер и трещит лютый мороз? – спрашивал Иисус, закутываясь в свой плащ.
-    А Ты, оказывается, это заметил, - рассмеялся дьявол, - значит, ничто человеческое Тебе не чуждо?
-    Да, ничто человеческое Мне не чуждо, Я действительно продрог до костей и еле-еле держусь на этой ледяной вершине.
-    Не смотри, человек, себе под ноги, внизу только облака, - дьявол сделал широкий жест указывая в даль, - посмотри лучше вокруг себя, узри красоту невиданную: горы, долины, леса и реки, а там, за морями и океанами царства разные, каждое со своим самобытным укладом и не только на планете Земля, но и во всей вселенной, а в каждом царстве свои подданные и они как испуганные овцы в стаде шарахаются от малейшего и непонятного их разуму звука и все в ожидании своего пастыря.
-    Я всё это вижу, но не пойму, в чём Моя роль?
-    С ними надо навести порядок, их надобно образумить и сорганизовать, а для этого их стоит наставить на путь истинный, объяснив им смысл их существования и предназначения. Ты сможешь это сделать, но только при одном условии…
-    Договаривай своё условие.
-    Спроси Себя и искренне ответь Самому Себе - хочешь ли Ты властвовать над миром, и проросло ли то зёрнышко желаний в твоей душе, посеянное мной и мною взращённое?
-    У меня много желаний и я не могу уловить в твоих словах о каком желании ты ведёшь свою речь.
-    О желании властвовать, о чём же ещё, бестолковый Ты человечишка. Я дам Тебе власть, о которой можно только мечтать, власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она передана мне, и я, кому захочу, тому и даю её. Поклонись мне и всё это будет твоим.
     Иисус стоял молча, и, обозревая даль, не торопился с ответом.
-    Ну, что же Ты, - терял терпение дьявол, - преклони колено, склони голову и вся недолга, увидишь, как Тебе сразу станет легче: ветер утихнет, холод исчезнет, а вместо ледяной горы цветущий сад на берегу тёплого синего моря.
-    Легче Мне не станет ни сейчас, ни после, так что отойди дьявол от меня, потому что написано в писании: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи, а от Себя добавлю, что самое заветное Моё желание – это любить Отца Моего.
-    Зря Ты своевольничаешь, - дьявол от злости стал красный, как варёный рак, - если откажешься, то я сделаю так, что вокруг Тебя будут одни враги и даже Твои апостолы пойдут против Тебя. Ты будешь изгоем на всей земле, люди будут плевать в Твою сторону и кидать камни, а после Твоей смерти проклянут тебя. Я сделаю их врагами Твоей веры!
-    Время кидать камни и время собирать камни и даже если все станут врагами Моей веры, то всё равно нет у Меня оснований отрекаться от неё.
-    Какая ещё вера!? – вознегодовал дьявол, взревев как раненный лев, - разве вера может быть выше той истины, что олицетворяет власть над миром и душами человеческими!
-    Есть другая истина, - спокойно возражал Иисус.
-    Назови, сейчас назови!
-    Не может быть другой истины, кроме любви к Богу.
-    Хорошо, сейчас я сброшу Тебя вниз вместе с Твоей любовью и пусть она поможет Тебе несильно мучиться, когда в своём свободном падении Ты будешь разбивать голову и тело Своё о камни, может быть ближе к земле одумаешься и всё же попросишь пощады, коротко сказав – да, я согласен с тобой.
-    При всём твоём огромном желании, ты не сбросишь меня ни с этой горы, ни с какой-либо другой и даже в болоте не утопишь.
-    Это почему же так, что мне помешает?
-    А то, что ты ещё не узнал обо Мне того, чего хотел, а именно – человек ли Я, как и любой другой на Земле или Сын Божий и это не даёт тебе покоя ни тёмной ночью, ни светлым днём.
-   Пусть будет так, но это всего лишь до поры-до времени, потому что придёт оно это время, а оно непременно придёт и настанет та пора, когда я разгадаю твою загадку, так как не скрыться тебе от моего всевидящего ока, потому что я всегда буду рядом с Тобой у Тебя за спиной и Ты будешь слышать моё дыхание. Это последнее, что я хотел Тебе сказать, а дальше разговаривать с Тобой у меня желания нет, три испытания, отпущенные мне, использованы, а поэтому я отведу Тебя туда откуда до этого забрал и побойся своего Бога если окажется, что Ты не сын Ему.
     После этих слов они исчезли в дымке набежавшего облака и больше не появились. Мария же вместе с Агасфером выждали несколько минут и стали решать, как им с этой горы, в прямом смысле этого слова, слезть.
-    Будем осторожно спускаться, - предложил Агасфер.
-    Куда мы будем спускаться? - не понимая поступившего предложения, недоумённо переспросила Мария, - мы не сможем спуститься с этой горы без специальных приспособлений, это равносильно самоубийству.
-    У нас нет другого выбора.
-    Как это нет, - Мария просто негодовала, - очень даже есть: мы уйдём отсюда точно таким же способом, как до этого пришли сюда. И не надо смотреть на меня такими наивными глазками. Ты у нас помощник демона, вот и включай свою машину времени да побыстрей, а то, лично я, уже замерзаю и скоро превращусь в Снегурочку.
-    Я ещё раз тебе повторяю, что нам предстоит спуститься с горы самостоятельно, потому что это одно из условий Астарота, поставленное передо мною до нашего похода.
-    Ах вот как, ну теперь мне понятно, как твой повелитель решил уничтожить нас обоих одним махом.
-    Нет Мария, нет, - взмолился Агасфер, - я обязан доставить тебя обратно живой и невредимой.
-    Тогда у тебя, Агасфер, очень трудная задача, даже можно сказать невыполнимая, - тут Мария почему-то улыбнулась, - я не альпинистка и по горам лазать не умею, а тем более с них спускаться.
-    Мы будем проявлять старание, осторожность и выдержку и тогда я думаю у нас всё получится, - Агасфер покрутил головой, оценивая сложившуюся ситуацию, чтобы определить направление спуска, - мы спустимся вот по этому снежному и более пологому склону, но я пойду первым, чтобы проложить тропу, а ты уж постарайся с неё не сходить.
     Действительно, это был более-менее безопасный, если так можно сказать, спуск, по которому ещё можно было рискнуть пройти, ведь это нескользкие и острые, как бритва, камни, а всего лишь снег, хотя и по-своему коварный. И они пошли, медленно ступая и продавливая хрупкий наст: Агасфер чуть впереди, а Мария, с сердцем ушедшим в пятки от страха, вслед за ним. Поначалу было тяжело и дышалось с трудом, но по мере продвижения «альпинисты» приноровились и с каждым последующим шагом шли всё веселее, бодрее и увереннее и даже радостная улыбка нет-нет да проскальзывала на их лицах.
     Зато судьба-злодейка не оставила их без внимания и преподнесла очередное испытание. Агасфер не заметил под толстым слоем снега ледяную расселину и в какой-то момент его нога угодила прямо в неё. Он стал медленно и неумолимо, под тяжестью своего веса, сползать вниз, отчаянно цепляясь за лёд ногтями, раздирая их до крови. Увидев такую картину, Мария, не отдавая себе отчёта, кинулась к несчастному и, схватив его за руку, села на снег, выставив ноги вперёд, чтобы притормозить падение, но, к своему ужасу, заметила, что без точки опоры, в которую можно было бы упереться, она также неумолимо сползала в ледяную пропасть. Ещё не много и им бы пришёл обоюдный и страшный конец, но вдруг Мария почувствовала, что её пятки провалились в небольшую выемку в ледяной толще и упёрлись в её стенку. Падение тормознулось, но проблема не исчезла, так как практически всё тело Агасфера уже висело над бездной.
-    Зря стараешься, - спокойно, но обречённо, рассуждал Агасфер, - тебе не удержать меня.
-    Ничего, я постараюсь, - проявляя выдержку отвечала Мария, - в своей профессии я работаю руками, так что какая-никакая подготовка имеется.
-    Брось меня, зачем тебе рисковать из-за какого-то никому не нужного проклятого жида.
-    Не могу, - сквозь сжатые зубы отвечала Мария.
-    Брось тебе говорю, я-то всё равно обречён, но зачем ты подставляешь себя на заклание? Хочешь умереть никому не известной героиней? Опомнись, ты молода и красива, тебе ещё жить и жить, разожми руку и поверь никто не узнает о том, что здесь случилось.
-    А я тебе ещё раз повторяю, что не могу, - тяжело дыша, твердила Мария.
-    Ну почему же не можешь, упрямая ты женщина?
-    Я не знаю, наверное, сработал какой-то инстинкт.
-    В таком случае ты ещё и глупая женщина. Немедленно соглашайся с моим предложением или я сам разожму руку!
-    Я тебе разожму! - в гневе прокричала Мария, - ты бы лучше не причитал, как пришибленный мешком, а поберёг силы. Полдела мы уже сделали – нашли опору и теперь надо подумать, как затащить тебя обратно на край этой трещины.
-    Вряд ли что у нас получится, так мы можем висеть аж до второго пришествия, кстати лично меня этот вариант устраивает.
-    А меня не устраивает, - Мария чувствовала, что силы её почти на исходе, - я в своей квартире ещё полы не успела помыть и стирку затеяла, так что ты давай-ка ногами своими подвигай, авось зацепишься за что-нибудь.
     Агасфер, по приказу или поддавшись оптимизму женщины, решился-таки на отчаянную попытку и пока Мария была ещё в силе оттолкнулся коленями от стены, отбросив ноги назад и… удача сжалилась над ними, в этот момент его пятки ударились о противоположную стенку расселины. Оказалось, что трещина, на радость нашим горемыкам, была не столь уж широка. Теперь оставалось самое главное, это с первого раза забросить ноги на противоположную сторону, потому что второго шанса, а силы девичьи не безграничны, возможно уже не представится. Агасфер собрался с духом, сосредоточился и, благо что при своей худобе имел бараний вес, сумел-таки забросить ноги на другой край трещины. Далее уже было делом техники и после короткой передышки и кое-каких манипуляций со своим телом Агасфер уже сгребал ногой снег, расчищая край расселины, чтобы помочь Марии перепрыгнуть через неё.
     Возбуждённые и разгорячённые они сидели на снегу, не чувствуя холода и даже растапливали снег во рту, чтобы смочить пересохшие губы.
-    До сих пор не могу понять, как нам так повезло, и мы довольно-таки легко выбрались из этой ловушки, - Мария утирала краем платка вспотевший лоб, - надо же, сидим уже довольно прилично по времени, а я своих рук до сих пор не чувствую.
-    Как же может это называться легко, если ты своих рук не чувствуешь, тут сразу видно, что не так всё просто, видать не обошлось без постороннего вмешательства, - рисуя пальцем какие-то узоры на снегу, рассуждал Агасфер.
-    А вот здесь, пожалуй, я с тобой соглашусь, это, наверное, Бог не забыл про нас.
-    Ой, ли! А ты точно уверена, что это был именно Он?   
-    Что за намёк, Агасфер?
-    Я не намекаю, а просто рассматриваю разные варианты, - старик многозначительно потряс указательным пальцем, - кто нас сюда направил и кто ответственен за то, чтобы мы благополучно вернулись обратно? А!?
-    Ты думаешь, что это Астарот?
-    Я не думаю, я уверен, что это был он и никто другой. Астарот всегда рядом и не допустит, чтобы без его ведома кто-то раньше времени умирал.
-    Вот у нас как раз и не осталось этого времени, чтобы вдаваться в твою философию тем более, что к моим рукам возвратилась чувствительность, а это означает, что нам нужно двигаться дальше…, то есть спускаться с этой горы и как можно быстрее.
-    Куда ты так спешишь, соскучилась по Астароту?
-    Причём тут твой Астарот, что ты привязался ко мне со своим Астаротом. Я же тебе говорила – у меня бельё замочено в тазике для стирки.
     Когда до подножия горы оставалось совсем немного и опасность практически миновала, Агасфер предложил Марии присесть на камни и передохнуть, перед окончательным спуском. Мария решила, что это здравое предложение и согласилась, потому что и сама, если говорить честно, чертовски устала.
-    Я тебя остановил не просто, чтобы отдохнуть, но ещё и по другой причине, - Агасфер приподнял густые брови и посмотрел на Марию своими белёсыми зрачками, обрамлёнными ярко красной радужной оболочкой.
-    Очень интересно, - Мария, как заворожённая не могла отвести взгляд от этих необычных глаз.
-    Я тут думал, всю голову сломал пока мы спускались и всё-таки решил сказать, то есть не сказать, а исповедаться о том, как я имел ещё одну встречу с Иисусом, но о ней никто не знает, даже сам Астарот.
-    А почему ты решил исповедаться лично мне и именно сейчас? – Мария, от такого доверия, даже как-то неловко себя почувствовала.
-    Потому что, спасая меня, ты знала, упади я в эту расселину, то умереть всё равно бы не смог, зато ты, в отличие от меня, погибла бы непременно, - и тут Мария увидела, как по щеке этого грязного, худого и измождённого старика стекает слеза, - мёртвые, да будет тебе известно, второй раз не умирают, - добавил он, - а вот их душа…, - и несчастный поник головой.
-    Не плачь, старик, - своим рукавом Мария промокнула грязную слезу со щеки Агасфера, - да и не думала я об этом в тот момент, совсем не думала, как-то не до того было, более того я надеялась на лучшее и верила, что смогу вытащить тебя из этой ловушки. Ну, успокойся, Агасфер, лучше расскажи про встречу с Иисусом, я, знаешь ли, очень заинтересовалась.
-    Дело было в чистилище, я как раз проходил «практику» на восьмом уровне. Если ты читала книгу Данте Алигьери, то должна была бы знать, как грешники проходят очищение на восьмом уровне. Муки адские, надо вам доложить, но суть не в этом: там я увидел Его, когда Он спускался, переходя с восьмого уровня на последний - девятый. Он прошёл в метре от меня, а моей личности не заметил, да и как меня заметить, если я до неузнаваемости был обезображен экзекуциями. Зато я обрадовался, как малолетний ребёнок, которого прижала к своей груди родная мать. Не думая о последствиях и решившись на отчаянный шаг, я последовал за Ним. Мы долго спускались в полном мраке и наконец вышли, то есть Он вышел на лёд небольшого круглого озера, освещая его Своим сиянием, где в центре на поверхности льда виднелось несколько голов и одна из них, чуть склонённая на бок, мне очень напомнила Иуду Искариота, уж очень лицом был похож этот грешник на того христопродавца. Всё его остальное тело было вморожено в ледяную толщу этого озера, а глаза несчастного плотно прикрытые создавали впечатление будто бы он спит. Иисус сел возле Иуды, а это был точно он, провёл рукой по его волосам, от чего тот мгновенно открыл глаза и, как мне показалось, не поверил им, увидя перед собой того, кого он так мерзко подставил. – «Да, это Я, - прояснил ситуацию Иисус, - ты видать никак не ожидал увидеть Меня в этом месте?»; - «Нет, не ожидал и даже подумать не мог, - болезненно морщась с трудом отвечал Иуда, - но как Ты смог сюда пройти, ведь в такие места праведникам хода нет?»; - «Мой Отец дал Мне власть управлять как раем, так и адом, вот поэтому Мне не составило большого труда прийти к тебе, чтобы увидеть тебя и поговорить с тобой.»; - «Разве нам есть о чём говорить и как вообще Ты можешь говорить с тем, кто любил Тебя больше всех на свете, а потом возненавидел лютой ненавистью. Ведь не я, а Ты предал меня, загубив мою и поддержавших меня апостолов идею, извратив её тем, что убеждал подставить вторую щёку вместо того, чтобы наказать обидчика и восстановить справедливость, а далее продемонстрировал этот постулат на своём примере. Помнишь тот вечер, когда я поцеловал Тебя в ту - первую щёку, а Ты, помня свои заповеди, подставил вторую и что из этого вышло? А то и вышло, что Тебя казнили и я оказался прав, хотя и расплатился за этот проступок своею жизнью, - Иуда, пожирая глазами Иисуса, плакал, но плакать ему приходилось в сухую, так как слёз у него не могло быть, а его плачь скорее напоминал скуление собаки, сидящей на цепи, когда хозяин наказывает её плёткой за плохую службу, – теперь же я гордо испытываю муки здесь, - хрипя от нестерпимой боли показушно бахвалился Иуда, - а Ты, весь светящийся от своей любви, снизошёл-таки утешить меня и если я прав, то делай то, что должен делать - утешай скорее, потому что даже малейшая возможность произносить слова для меня оборачиваются нестерпимыми болями.»; - «Ты, Иуда Искариот, когда-то намеревался, но не знал как, приблизить мою победу, так вот знай теперь, что именно ты её и приблизил. Это всё, что Я хотел сказать. Мир тебе Иуда Искариот.» - Иисус встал, а грешник вдруг взмолился. – «Постой, не уходи, позволь мне высказать последнюю просьбу к Тебе!?»; - «Говори.»; - «Прошу, освободи меня из этого плена, Ты можешь, я знаю, ведь брат же я Тебе, мочи нет терпеть мне эти адские муки, переведи хотя бы на более щадящий уровень, ежели я не заслужил полного помилования и там, претерпевая боли и унижения, буду славить имя Твоё во веки вечные.»; - «Не Я замуровал тебя сюда и не Мне тебя вызволять, да и слов покаяния Я от тебя не услышал.» - Таков был ответ Спасителя. После этих слов Иисус покинул озеро и я, естественно, вслед за Ним. И пока мы поднимались с девятого круга на восьмой, а выше мне было нельзя, я весь сгорал от желания окликнуть Его, броситься к Нему в ноги и целовать их, вымаливая прощенье, но пока я раздумывал, Он уже успел перейти на седьмой круг. Моя нерешительность, моё малодушие, страх перед неудачей не позволил мне использовать представившийся шанс. Как же я проклинал себя за это, осознавая, что другого такого шанса у меня не будет уже никогда. После этой встречи я долго думал и хотя я не оправдываю Иуду, но кое в чём я бы с ним согласился: справедливость всегда должна быть первостепенна и если она не возымела своё действие сразу, то пусть будет восстановлена позже и тут главное в её неотвратимости. Эх, мне бы, с моими теперешними мыслями, да возвратиться в своё время, то я не упустил бы возможность поквитаться с палачом, казнившим Иисуса. Я бы жизнь положил, чтобы наказать Понтия Пилата, а теперь же остаётся только сожалеть, что прозрение наступило так поздно, осталось уповать на то, что где-нибудь да когда-нибудь его душа попадётся мне в руки и тут уж я не упущу свой шанс.
    Закончив исповедь, Агасфер, как и прежде, спрятал свои глаза за густыми бровями.
-    Мне жалко тебя, но я не знаю, как тебе помочь, - Мария говорила абсолютно искренне, - это не в моих силах и не в моей власти.
-    А я тебя и не прошу, никто не может мне помочь, только Он, - Агасфер махнул рукой, - да ты не сильно-то переживай за меня, ведь у меня всё более-менее нормально: муки чистилища я прошёл и теперь просто блуждаю по свету. Поверь, это не так плохо, как кажется.
-    Ты хочешь сказать, что человек ко всему привыкает?
-    Не надо, Мария, не разгоняй эту тему, если ты не соприкасалась с ней изнутри. Поднимайся-ка лучше с камня, тебе нельзя долго сидеть на холодном, ведь ты ещё не рожала. Пошли, тут осталось недалеко.
     «Альпинисты» тронулись в оставшийся путь и, уже без всяких проблем, спустились с горы, а у её подножья упёрлись в каменную стену, в которой Агасфер, каким-то своим особым чутьём, нащупал дверь и когда они, открыв её, вошли в тёмное пространство, то оказались как есть в знакомом им зале.
     Астарот не торопил путешественников, ожидая, когда их глаза, после снежной белизны, привыкнут к полумраку.
-    Проходите к столу, - сухо приказал главный по застолью, - ты, Мария, проходи к своему креслу, а ты, Агасфер, ко мне подойди и доложи о своих впечатлениях, а также желаю услышать о том, - получил ли ты то, чего хотел получить от этой встречи?
    Подошёл старик к повелителю, поклонился и речь держал.
-    Мне не много было надобно, и я получил то, зачем ходил. Я видел его, таким, каким он был до противозаконной казни, проповедуя в городах и весях и сознание моё от встречи с ним вдруг сразу же прояснилось и как будто вновь в моих жилах закипела кровь, лёгкие мои расправились, и я…, я почувствовал запах горного воздуха. Ты, Астарот, велик, могущественен и я бы служил тебе вечно, но запах скошенной травы и блеянье новорождённого ягнёнка для меня…
-    Зря я посылал тебя, ты не оправдал моей надежды, - зло прервал его речь Астарот, - ты, проклятый всеми и обогретый только мною, бродяжничая по свету в течении двух тысяч лет, так ничего и не понял, а сейчас твои безумные слова портят нам рабочую и духовную атмосферу. Уйди, дефективный, с глаз моих, забейся в какой-нибудь дальний тёмный угол и сиди там тихо, как мышка, до следующего моего вызова.
     Агасфер прикусил язык, чтобы в ответ не сморозить ненароком какую-нибудь глупость, в последний раз одарил Марию прощальным взглядом из-под своих мохнатых бровей, затем как-то сильно сгорбился, втянул голову в плечи и зашаркал голыми пятками о каменные плиты по направлению к самому тёмному сталагмиту. Вечный жид исчез в темноте, даже не оставив и следа только маленькие круглые мокрые пятнышки на полу через каждые пятьдесят сантиметров тянулись от стола к тому месту, где он исчез.
-    Ответь теперь ты, Мария, - главный демон не изменил тональность в своём голосе, - каковы твои впечатления, на что ты обратила особое внимание и чем бы ты хотела с нами поделиться?
-    Я увидела достаточно много, а услышала ещё больше, чем ожидала, - и тут же произнесла то, от чего даже у Астарота приотвисла челюсть, - прикажи Бегемоту наполнить мой бокал твоим великолепным вином.
     Астарот щёлкнул пальцами и в мгновенье ока появился слоноподобный кенгуру с кувшином в своих лапах. Мария с удовольствием сделала несколько больших глотков и только после этого продолжила отвечать на вопрос. 
-    После того как я допью этот бокал, я должна буду дать тебе ответ и я, так понимаю, что ты ждёшь от меня то, чего хотел бы услышать?
-    Правильно рассуждаешь, я всегда жду от других то, что хочу от них слышать, а иначе быть не может.
     Выжидая Мария не торопилась с ответом и, глядя на демона в упор, медленно раз за разом пригубляла вино из бокала.
-    Ты испытываешь моё терпение или хочешь, чтобы я сам прочитал твои мысли? Так вот я тебя разочарую: это только ангелы слышат мысли, а мы слова. Но из всех существующих слов самыми приятными для наших ушей являются слова, основанные на чувствах: страха, голода, обиды, ненависти, злобы и мести. Они имею особое звучание и тональность у них несравнимая ни с чем. Видишь, я опять откровенен с тобой. Говори, Мария, ведь тебе так и так придётся сказать.
-    Ты прав и говорить надо. Так вот я не хочу служить тебе и моим кумиром, а также религиозным культом ты не был ранее и не будешь впредь.
-    Опять ничего не поняла, видать, как всегда школа виновата, - тут рука Астарота начала вытягиваться и дотянулась до бокала Марии, а взяв его он поднёс его к себе и допил содержимое до конца, - мы с тобой пили из одного бокала и теперь повязаны невидимыми нитями навсегда, но если эти нити разрубить, то один из нас умрёт. Я, как ты знаешь, умереть не могу, так что догадайся на счёт раз, кто умрёт вместо меня. Ты, наверное, вбила себе в голову, что, приняв моё предложение, будешь болтаться между мирами, как тот вечный жид? Спешу тебя успокоить: твоя жизнь не изменится, она будет продолжаться, так же как ты жила до этого, только с маленькими поправками, очень приятными для тебя во всех отношениях. Посмотри туда, - Астарот указал на большой сталагмит, на котором вдруг начали раздвигаться шторы, а за ними высветился широкий экран как в кинотеатре, - смотри, это зал судебного заседания, где судят нелегального мигранта, зарезавшего гражданина вашей Российской Федерации. Ему дали три года, а почему так мало, спросишь ты, да потому что, дорогая моя, в полиции и в судебной системе у вас коррупция. А вот следующий сюжет из вашей обыденности: дочка большого чиновника задавила на остановке двух женщин, так ей вообще дали отсрочку по приговору на четырнадцать лет. Смотрим дальше: ваши народные избранники на всех уровнях с огромными зарплатами, превышающие пенсию твоей матери в тридцать раз, и депутатской неприкосновенностью, а также привилегиями, такими как: оплачиваемый курортный отпуск, выплата расходов на заграничные поездки и командировки, обеспечение жильём в столичном регионе и всё это только за то, что усердно протирают штаны в своих креслах и ни черта не делают для народа, а между тем пенсия твоей мамы составляет всего пятнадцать тысяч рублей, как и положено по прожиточному минимуму, и тут уж не обессудь, такой у вас прожиточный минимум, установленный вашими заботливыми депутатами. Теперь пару кадров про чиновницу в министерстве обороны, пойманную на взятках и коррупции и её, как и положено правосудию, посадили, но вот только отсидела она всего-то пару месяцев, а после того, как вернулась в свою необъятную квартиру ей даже вернули награбленное. Вон она на лужайке возле своего загородного дома отдыхает в шезлонге после трудового дня, который так и не начался. Твоя мать платит половину своей пенсии за коммунальные услуги, повышающиеся год от года в результате какой-то инфляции, но почему же, в таком случае, пенсия твоей мамы не повышается хотя бы на процент той же инфляции, я уж не говорю об опережении. Согласно девятой статье вашей же Конституции земля в вашем государстве не принадлежит народу, кому угодно: частной, государственной, муниципальной и иной форме собственности, но только не простому человеку, и который, ко всему прочему, ещё и платит пожизненный налог если приобретёт у этого же государства кусочек земли в собственность. Ой, я ещё чуть не забыл про налог на собственность, на тот многострадальный домик, построенный на свои деньги и собственными руками. Ну разве это не рабство в чистом виде? Теперь немножко о войне: на вашу страну, как и в сорок первом году прошлого столетия, без объявления войны снова напали западные государства, а ваш главнокомандующий заявляет, что это всего лишь маленькое военное недоразумение и вы ведёте своеобразную операцию вместо того, чтобы пропеть – вставай страна огромная, вставай на смертный бой и объявить военное положение. Где же тут справедливость, задаю я тебе всё тот же риторический вопрос, но не получаю никакого ответа, и ты хочешь вот с этим всем дальше жить? А может быть ты мечтаешь организовать народное движение под названием, - «Народ за правду и справедливость» и положить на алтарь этой идеи все свои силы, а также жизнь и в конце, разочаровавшись, вспомнить вашу мудрую поговорку, что плетью обуха не перешибёшь, - и усмехнувшись добавил, - всё время дивился мудрости ваших поговорок и пословиц, а поэтому добавлю ещё одну на эту же тему, а гласит она о том, что не надо… плевать против ветра.
-    Проблемы эти мне хорошо известны, но вот как с ними бороться я, признаюсь, не знаю, не того масштаба мой ум, остаётся только верить в лучшее и надеяться.
-    Ну, что же, как там опять же у вас говорят – флаг тебе в руку и барабан на шею и надежда умрёт вместе с тобой. А вот я хочу освободить тебя от этих проблем, которые ты в своей дальнейшей жизни просто не будешь замечать. Нет, они, естественно, останутся, но лично тебя касаться не будут.
-    А как же всё-таки быть со справедливостью? – настаивала Мария.
-    Дорогая моя, справедливости нет не только на Земле, её нет даже на небесах. Поверь мне.
-    Так значит палача, казнившего Иисуса, справедливое возмездие не настигнет уже никогда?
-    Ты имеешь ввиду Понтия Пилата?
-    Его негодника.
-    А кто тебе сказал, что Понтий Пилат казнил Иисуса?
-    Так написано в библии.
-    В вашей библии написано не так, - Астарот при слове библия так скривил свою ослиную морду, словно ему насильно скормили корзину кислых лимонов, - в библии сказано, что Понтий Пилат исполнил требование граждан израилевых, подбиваемых членами Синедриона, распнуть Иисуса, потому что сами они казнить Его якобы не могли, так как чтили заповеди Моисея - «Не убий», и даже забросать Его камнями, согласно тем же заповедям, тоже не имели права, вот осудить могли и на вынесение смертного приговора тоже власти хватало. Что по мне, так это была хитрая уловка первосвященников, возглавляемая Каиафой, чтобы не брать грех на душу и всё проделать чужими руками. Иудеи всегда славились своей хитростью, изворотливостью и коварством так что равным им до сих пор нет.
     А теперь, от слов, которым ты веришь с трудом перейдём к просмотру фактов в исполнении самих героев давно минувших дней. Как там у вас говорят…, ты уж извини, что я всё время обращаюсь к вашему фольклору, но так уж получается, что без него никак, так вот – лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, - и демон указал на экран, - теперь ты можешь своими глазами узреть того самого Понтия Пилата пятого префекта Иудеи: прирождённо жестокого человека, упрямого и безжалостного, развратного, грубого и агрессивного, не гнушающегося насилием и надругательством и не считавшим зазорным между делом кого-нибудь прикончить по своей старой военной памяти, как врагов так между прочим и друзей. Это не мои фантазии, хотя я очень хорошо его знаю и многое чего бы добавил в эту палитру, но так о нём говорит его современник Филон Александрийский.
     Начнём же мы рассказ с того, что в данный момент утро, и он, находясь в своей кубикуле, облачённый в лёгкую льняную тунику неторопливо, заложив руки за спину, расхаживает вдоль алькова изредка поглядывая на не заправленное ложе и, сдвинув брови к переносице, обдумывает какие-то нерешённые государственные дела, одновременно ожидая приглашения на завтрак. Пилат не старый, даже по меркам того времени, ему сорок с небольшим, сложён атлетически и в очень хорошей физической форме. Ему надлежит плотно поесть, прежде чем отправится в Иерусалим, где начинаются празднования Пасхи, так как сам он проживает в своей резиденции, расположенной в городе Кесария на берегу Средиземного моря.
     А вот и охранник зашёл известить, но не с приглашением к накрытому столу, об этом он просил обождать, а о том, что к нему желает зайти его жена - Прокула. Отметим, что всякое вмешательство в его расписанный по минутам план на день очень расстраивало префекта, доводя иногда до бешенства, потому что мысли его, при малейшем отвлечении, тут же начинали сбиваться и разбегаться в разные стороны, теряя саму нить рассуждений, которой он всё утро предавался, с того момента, как только открыл глаза. Ну а дальше, разлюбезная моя Мария, смотри и слушай уже сама, а ты, Азазель, включи звук.
-    Проси, - с трудом скрывая недовольство распорядился метатель дротика, - да скажи ей между делом, что времени у меня в обрез, так что пусть постарается быть покороче.
     Охранник откинул портьеру, но выйти не успел, столкнувшись нос к носу с Прокулой. Оттолкнув служивого, она, одетая в белую столу из индийского хлопка с голубыми поясами на талии и под грудью, прямо-таки впорхнула в опочивальню.
-    Покороче…, - Прокула упала на грудь мужа, - это уж как получится, но об одном только умоляю тебя, чтобы ты набрался терпения и выслушал меня до конца.
-    Должно получиться, несравненная моя, - сменив гнев на милость, Пилат нежно гладил жену по распущенным волосам, - у меня сегодня очень важный и сложный день, мне придётся принять ответственное решение в судьбе одного человека.
-    Я знаю о ком ты говоришь.
-    Откуда ты это можешь знать? - Пилат отстранил жену и пристально посмотрел ей в глаза, как будто там был написан ответ на его вопрос, - ведь это государственная тайна.
-    Человек, о котором ты говоришь этой ночью явился ко мне во сне. Пойми, это не простой сон, а видение свыше. Я знаю, что тебе предстоит выбрать между казнью Иисуса Назарянина и Его помилованием.
-    Подожди, не говори больше ни слова, - Пилат прикрыл жене рот ладонью, - пройдём в перистиль и там под шум фонтана ты мне весь свой сон расскажешь.
     Они прошли в перистиль и устроились на мраморной скамье возле фонтана, чтобы его журчание заглушало их разговор от любопытных ушей.
-    А теперь я весь во внимании и жду твоих объяснений, - Пилат на всякий случай оглянулся и успокоился, когда убедился в отсутствии случайных свидетелей.
-    Этой ночью я даже пострадала из-за этого праведника, - Прокула вцепилась двумя руками в запястье мужа, и он почувствовал ледяной холод, идущий от них, - вот и сейчас меня до сих пор подколачивает, как только вспоминаю этот ночной кошмар.
-    Неужели твой сон был на столько страшен?
-    Я тебе его просто перескажу, а ты уж сам решай страшен он или это просто ночной бред. Во сне собственными глазами видела, как этот Назарянин проповедовал, наставлял и делал добро людям, исцелял и даже воскрешал людей, и кто бы мог подумать, что делал Он всё это даже в их священный день покоя иудеев – в субботу, когда запрещена всякая работа по закону Моисея, тем самым нарушая правила веры ревнителей благочестия. Он принародно разоблачал жадность, стяжательство, лицемерное и ревнивое благочестие, фальшивую и показную обрядность и набожность, а также бессердечность, долгие молитвы напоказ и гордыню книжников, саддукеев и фарисеев, старейшин и высшего духовенства храма.
-    Из всего, что ты мне сейчас поведала большую половину я и так знал.
-    Но ты не знал и не ведал о том, как этот Иисус перед толпами поклоняющихся праведников низвергал грешников в ад, а я не только уведомилась, но собственными глазами видела, как это происходит и что потом с ними в этом аду вытворяют, вот поэтому-то и прошу, нет, умоляю не делай ничего худого Назарянину, не бери грех на душу, ведь за него тебе придётся ответить и кара может быть очень жестокой. Пообещай мне, чтобы хоть как-то успокоить мою душу, что помилуешь Его. Твой крутой нрав знают все, но не все знают какой ты бываешь милосердный. Прояви своё милосердие и твоё имя будут помнить в веках.
-    Ты меня немало озадачила, и я обещаю подумать на досуге над твоими словами, а теперь же, прекрасная моя домина, займись делами домашними они помогут тебе забыть сегодняшний ночной кошмар.
     Завтрак был скомкан и не принёс удовольствия. Понтий Пилат, спешно собравшись, вскочил в седло и, в сопровождении турмы всадников, выдвинулся в Иерусалим в преторию наместника Иудеи, находившуюся в юго-западной башне Антониевой крепости, примыкающей к храмовой стене.
     Эскадрон, возглавляемый Пилатом, въезжал в центральную арку крепости, когда площадь перед ней была уже заполнена практически на четверть. Всадников он расставил по периметру площади и велел спешится по причине твёрдой уверенности, что процесс продлится довольно долго, а также отдал приказ Лонгину, начальнику гарнизона крепости, расставить солдат первой центурии манипулы по галереям, а вторую центурию возле центрального входа и строго-настрого наказал им следить за порядком и в зачатии пресекать всякие поползновения на волнения. Сам же Пилат удалился в преторию для того, чтобы переодеться из пыльного походного в одежду достойную его сословию всадников, потомков самнитов и должности, в которой он на данный момент прибывал.
     И было утро пятницы тринадцатого числа первого весеннего месяца нисана, когда во всём своём блеске военных доспехов на широкую не покрытую кровлей площадку перед входом в башню, пока ещё затенённую высокой восточной стеной, вышел префект провинции второго ранга – Понтий (метатель дротика) Пилат, снаряжённый в отблёскивающем золотистым светом бронзовом тораксе в комплекте с чёрными птеригами на плечах и бёдрах, в белом шейном платке из плотной шерстяной ткани слегка давивший ему горло, на плечах же, раздражая и одновременно восхищая своим оттенком, красовался атрибут высшей власти – пурпурный палудаментум, который будучи скреплённый на правом плече золотой фибулой, покрывал левую руку, оставляя при этом правую руку открытой, а вот калиги на ногах бывшего сотника, по старой привычке, были военного покроя.
     На площадке перед аркой, с левой стороны от вышедшего к народу префекта, был выложен невысокий, буквально чуть выше щиколотки, каменный помост – лифострон, специально для первосвященников, членов синедриона и старейшин, дабы они не оскверняли себя, ступая по плитам язычников и тем более не заходили во внутренние помещения, где эти язычники квартировались. В это утро на лифостроне присутствовали все первосвященники, двенадцать старейшин и их помощники.
     Пока Каиафа, а вместе с ним и все, кто был на помосте, раскланивались и расшаркивались перед префектом, выражая тем самым свою якобы преданность, признательность и предрасположенность, ему вынесли деревянное курульное кресло, отделанное слоновой костью. Присаживаясь на него, Понтий Пилат давал понять, что совсем не собирается нарушать римский церемониальный этикет, пронизанный давней идеей, что исполнять официальные обязанности необходимо сидя при остальных стоящих, подчёркивая тем самым их подчинение и своё высокое положение.
     Внизу же, перед ступенями, ведущими в крепостной комплекс, впереди собравшейся толпы стояли три разбойника и чуть в стороне ещё один: высокий, худой, со смиренным выражением на лице и связанными руками.
-    Скажи, Иосиф Каиафа…, - Пилат поднял правую руку, согнутую в локте, давая этим понять, что официальное судебное разбирательство началось, - кого ты хочешь мне представить для вынесения приговора, согласно вашему предварительному расследованию?
-    Тот, высокий, стоящий отдельно от трёх других разбойников, - Каиафа направил свой посох на Иисуса, - это Он главный бунтовщик, призывавший народ иудейский к национально-освободительному движению. Прикажи охране подвести Его поближе к тебе, чтобы ты смог хорошенько рассмотреть этого злодея.
     Пилат подозвал, стоящего тут же рядом, центуриона Лонгина и отдал приказ на счёт осуждённого, будучи в полной уверенности, что в преддверии праздника истинный иудей никогда, даже под страхом смерти, не ступит на территорию нечестивых язычников. Однако Иисус, к большому удивлению префекта, не сопротивлялся и спокойно дал себя подвести, представ пред лицом Пилата.
-    В чём обвиняется этот человек?
     Долго и вдохновенно распинался Каиафа, впечатляя толпу своим ораторским искусством, проговаривая обвинения спокойным и уверенным тоном, хотя в какие-то моменты повышал свой голос и даже переходил на крик. Он обвинял несчастного в том, что будто бы Он принародно богохульствовал и призывал, - «разрушить храм в Иерусалиме и восстановить его за три дня», - Он нарушал правило покоя в субботу и был уличён в чародействе, что силою дьявола изгоняет бесов, а также называл себя не только, - «Сыном Человеческим, но и Царём Иудейским», - а также, - «Сыном Бога Живого». В конце своего монолога Каиафа подвёл итог, что это тот самый главный бунтовщик, организовавший тайное общество для установления нового царства и запрещавший давать подати кесарю, называл Себя Христом.
     Пилат слушал внимательно, не пропуская ни одного слова, обращая внимание даже на интонации оратора, но всё чаще ловил себя на мысли, что человек осуждённый на казнь, а также народ, собравшийся на площади, и даже граждане на постаменте его мало интересуют. Он не понимал, а более всего не хотел понимать эту страну и народ, живущий в ней, а их вероисповедание приводило его просто в ступор вместе с этим нелепым праздником Пасхи, а также с местными запутанными законами и традициями. Ему не прельщала его должность в этой чуждой стране, а пыльный Иерусалим он ненавидел всеми фибрами своей души.
-    Я задам тебе ещё один вопрос: Этот бунтарь признал обвинения, возложенные на Него вашим судом?
-    У нас есть все доказательства и свидетели, - первосвященник обращался больше к толпе, чем непосредственно к префекту, - так что Его признание, в данном случае, не обязательно.
-    В таком случае вот что я скажу тебе Каиафа…, - Пилат, вдруг почувствовав тяжесть в теле и еле-еле поднялся со своего кресла, - я допрошу вашего бунтаря единолично, - и сделал знак, чтобы Лонгин подошёл к нему, а когда тот приблизился тихо отдал приказ, - отведёшь Его в преторию ко мне в экседру.
-    Будет исполнено, игемон, - отрапортовал центурион.
     Пилат пошёл первым, а вслед за ним двое охранников: один впереди, за ним осуждённый и второй замыкающий, а с боку зорко смотрящий Лонгин.
     Полукруглое открытое помещение с видом на Голгофу с тремя креслами, расставленными по изгибу стены спинками к колонам, а в центре аккуратный круглый мраморный столик с массивной центральной ножкой, где у левой колонны, если смотреть изнутри, стоял вексиллярий со знаменем манипулы, на котором был изображён римский орёл, а с правой имагнифер держал штандарт с профилем Тиберия.
     Пилат ожидал Иисуса в центральном кресле в свободной посадке и слегка навалившись на левый подлокотник. Но как бы он не изображал этой вызывающей позой непринуждённость и уверенность в своей власти внутреннее напряжение непроизвольно прорывалось наружу. Пилат нервничал, что с ним практически никогда не случалось, даже порой в безнадёжно проигранных сражениях и это состояние начинало потихоньку бесить его.
-    Подойди ближе к столу и не бойся, - зашёл Пилат издалека, напряжённо выстраивая в своём мозгу витиеватую линию допроса, - нас здесь только двое, и ты можешь говорить со мной откровенно. Почему Ты ничего не отвечаешь в свою защиту, ведь против Тебя выдвинуто столько тяжких обвинений?
     Иисус в ответ опустил голову, видимо давая понять, что доверяет Пилату, который, в свою очередь, этого жеста не понял, а так как свои решения он привык принимать быстро, а дела решать с напором, то, не мудрствуя лукаво, спросил, стоящего передним Иисуса, прямо в лоб.
-    Ты царь Иудейский?
     Иисус поднял голову, посмотрел своими ясными глазами в упор на префекта и ответил вопросом на вопрос.
-    От себя ты говоришь это, или другие сказали тебе обо Мне?
-    Как Ты, охальник, осмеливаешься задавать мне вопрос, когда обязан только отвечать, - Пилат хотел разозлиться, но почему-то это ему никак не давалось, - и разве я иудей? – и Пилат указал в ту сторону откуда они пришли, - твой народ и первосвященники предали Тебя мне, и я хочу знать, что Ты сделал? Отвечай, если не хочешь испытать на себе мой гнев!
-    Царство моё не от мира сего, то служители мои подвязались за Меня, чтобы Я не был предан иудеям, но ныне Царство моё не отсюда.
     Пилат усердно размышлял над последними словами Иисуса, но как не выворачивал свой мозг наизнанку, так ничего и не понял из сказанного. Тогда он снова задал, как он считал, главный вопрос, в котором уже улавливались гневные металлические нотки.
-    Итак, Ты – Царь?
-    Ты говоришь, что Я – Царь. Я на то родился и на то пришёл в мир, чтобы свидетельствовать об Истине и всякий, кто от Истины, слушает гласа Моего.
     Пилату совсем стало плохо, в висках застучала кровь, а нить рассуждений, которую он так старательно выстраивал в своей голове скрутилась в тугой узел и развязать его было уже невозможно. Из всего, что он запомнил было ключевое слово – истина, и снова риторический вопрос.
-    Хорошо, тогда что по-Твоему есть Истина?
     Иисус ничего не ответил или не успел ответить, по той простой причине, что практичный и приземлённый мозг префекта не дружил со всякой непонятной философией, не приносящей реального результата, который можно увидеть глазами, пощупать руками, понюхать и положить в карман, считая её пустым времяпрепровождением. Пилат решил, что этот поехавший головой философ-самоучка конечно же не до конца сумасшедший, просто возомнил о Себе не весть что и у него сразу же всплыл в памяти сон Прокулы.
-    А знаешь ли Ты, что я имею власть распять тебя и также имею власть отпустить Тебя? Не это ли и есть та самая настоящая истина?
-    Я отвечу тебе: ты не имел бы надо Мною никакой власти, если б не было дано тебе свыше, а посему более греха на том, кто предал Меня тебе.
     Для Пилата было достаточно этих слов тем более, что не ожидал услышать от осуждённого то, что теплилось в его подсознании и на что он рассчитывал – хрупкое, слабенькое оправдание для его будущего приговора, которое он, как ни крути, но будет вынужден принять. Пилат оставил Иисуса там, где Тот стоял, а сам отправился на площадь и сел в кресло полуоборотом к первосвященникам.
-    К тебе обращаюсь Каиафа и хочу сказать, что я никакой вины не нахожу в Нём!
     Вот чего не ожидал первосвященник, так только таких слов, всего чего угодно, но не этого. От неожиданности этакой у него даже «в зобу дыхание спёрло», перехватило, надо сказать, наглухо и он, схватившись за горло, хватал широко открытым ртом воздух словно рыба, выброшенная на песок, а весь лифострон в этот момент вознегодовал. Первосвященники размахивали руками, кому-то грозили и кричали наперебой, перебивая друг друга, отчего разобрать их посылы было невозможно. Когда Каиафа пришёл в себя он, прежде успокоив разбушевавшихся братьев, взял слово на себя. Он повторял практически тоже самое, но только с ещё большим вдохновением, но как он не старался, Пилат слушал его в пол уха и только одна фраза зацепилась в его сознании, это когда Каиафа упомянул про Галилею, где Иисус проповедовал.
-    Остановись! – прервал Пилат пылкую речь первосвященника, - и ответь мне на вопрос: разве Иисус Галилеянин?
     Получив утвердительный ответ, обрадованный Пилат приказал Лонгину отослать Иисуса к тетрарху Ироду Антипе правителю израильских областей Галилеи и Переи, прибывшему на праздник в Иерусалим, для вынесения справедливого приговора в отношении Узника, как обладающего достаточной судебной властью. Сам же префект объявил собравшимся, что будет ждать решения у себя в претории.
     Вскорости, на что никак не рассчитывал Пилат, вернулись посланники от Ирода Антипы, и центурион доложил, что приговор не был вынесен, только Узника, почему-то, переодели в белые одежды, а также тетрарх передал, что целиком полагается на мудрость префекта, заранее соглашаясь с любым его решением. Пилат прекрасно понял намёк четвертовластника, ведь у римлян кандидаты на какую-нибудь начальственную или почётную должность обрекались именно в белые одежды, а значит он смотрит на Иисуса только как на забавного претендента на иудейский престол и не считает Его опасным преступником. 
     Это был полный перебор, других вариантов не просматривалось, и невидимая тяжесть сразу же легла на плечи Понтия Пилата, давая понять, что этот груз ответственности ему уже не сбросить.
     Вернувшись на своё судейское кресло, Пилат разразился гневной речью.
-    Знайте, я посылал Его к правителю Галилеи, и он ничего не нашёл, что было бы достойно Его смерти. Теперь же вы снова привели ко мне сего человека, как развращающего народ; и вот, я при вас исследовал и не нашёл сего человека виновным ни в чём том, в чём вы обвиняете его. Поэтому я решаю наказать Его, подвергнув бичеванию, а после отпустить.
     Приказ был исполнен мгновенно и с особой тщательностью. Осуждённому Праведнику нанесли тридцать девять ударов специальными бичами, затем Его облачили в красную плащаницу, а на голову нанизали терновый венок. В таком ужасном виде Иисус и предстал перед Пилатом и собравшимся на площади народом.
     Метатель дротика надеялся, что правосудие над Иисусом свершилось, а соразмерное наказание последовало и этим всё закончится, но не тут-то было: не для того старался Синедрион, чтобы вот так запросто отказаться от своих притязаний и Каиафа просто взревел.
-    Если отпустишь Его, то ты не друг кесарю, потому что всякий, делающий себя Царём противник кесарю, и мы обо всём этом ему незамедлительно доложим.
     Задумался пятый префект и, честно говоря, было над чем задуматься, так как были прецеденты, когда после жалобы кесарю префектов снимали с должности. Пилат смотрел на измождённого человека, попавшего по какому-то злому умыслу в жернова правосудия и ему стало по-человечески Его жалко. Думки-думками, но надо было что-то решать, и Пилат вынул из рукава последний козырь.
-    У вас существует обычай отпускать на праздник Пасхи одного заключённого, которого выберет сам народ и поэтому я спрашиваю: кого хотите, чтобы я опустил - Варавву или Иисуса, называющего себя Христом?
     И народ неистово закричал, - «Не Его, а Варавву отпусти! Распни Его! Пусть будет распят! Смерти придай!». Пилат смотрел на ревущую топу и никак не мог взять в толк, не укладывалось это в его здравом мозгу, ну как эти люди, ещё буквально несколько дней назад встречали Иисуса, входящего в Иерусалим, пальмовыми ветвями и постилая на Его пути свои одежды с криками Осанна, теперь же требовали от римского судьи самую жестокую и мучительную казнь.
-    Вы хотите, чтобы я распнул Царя вашего?
     В ответ, уже ничего не соображающий с налитыми гневом глазами и жаждущий крови народ во главе с первосвященниками орали во всё горло, - «Не Царь Он нам! Распни Его! Нет у нас царя окромя кесаря!» 
     Понтий Пилат, пятый префект Иудеи таки поддался звериному напору толпы и отдал приказ казнить Иисуса, и тут же приказал охраннику принести каменную чашу, наполненную водой и свой любимый неказистый столик на трёх изящным образом гнутых ножках и с тонкой круглой мраморной столешницей, инкрустированной золотым орнаментом, на которую эту чашу и поставили. Пилат принародно умыл свои руки водой из чаши, поднял их вверх и прокричал притихшей в недоумении толпе.
-    Смотрите вы все, неповинен я в пролитие крови этого Праведника! - с тем и удалился в свои покои.
     Зато Иосиф Каиафа был доволен, ведь он добился того, чего хотел, но в минуту своего ликования услышал он над своим ухом фразу, лишившую его покоя на всю оставшуюся жизнь и приведшую в последствии к мучительной смерти. Кто-то из первосвященников, стоявший рядышком шепнул ему, - «А ведь кровь Его теперь на нас и на наших детях.»
     Шторы на большом экране начали медленное схождение и когда они сомкнулись в центре экрана картинка моментально исчезла, да и сам экран куда-то пропал.
-    Вот, правдивая история человека по имени Иисус, - как можно печальнее говорил Астарот, - дальше, ты это наверняка знаешь, Его распяли на кресте, и Он умер, не отрицаю, героической смертью.
-   Да, Он умер, - со слезами на глазах подтвердила Мария слова демона, - но ведь потом на третий день Он воскрес.
-    А кто знает и кто помнит? Все якобы потенциальные свидетели, видевшие Иисуса, давным-давно померли и на сегодняшний день нет такого человека способного с полной уверенностью подтвердить Его воскрешение, предъявив неопровержимые доказательства или, на худой конец, поклясться на чём-то самом для него святом, что после воскрешения видел Его перед собой, также как ты видишь меня, а байки про тот случай из склепа вы можете травить ещё не одну пару тысячелетий, если вам так нравится.
-    Я уверена, что в данном случае ты ошибаешься.
-    Нет, Марьюшка, я изначально ошибаться не умею.
-    И всё-таки позволь мне не согласиться и обвинить тебя в преднамеренной лжи.
-    Ты снова меня оскорбляешь, - Астарот улыбнулся своим фирменным зловещим оскалом, - но, как видишь, я снова не обиделся и даже не расстроился. Запомни ты – никчёмный человечишка, если бы я в коем веке захотел бы тебе солгать, то поверь только во имя твоего спасения. Твои эмоции, после просмотренного фильма, зашкаливают и это естественно, но мой тебе совет: не поддавайся своим эмоциям безрассудно, контролируй их по мере своих сил, потому что эмоции не так просты, как кажутся с первого взгляда, ведь они порождают чувства, а чувства, в свою очередь, стимулируют желания, а мы, и я в том числе, помогаем этим желаниям исполняться. Теперь же самое главное: своими желаниями ты каждую секунду формируешь реальность, только надо разобраться какую именно реальность – может быть света, а может быть и тьмы, добра аль зла и как в самом зародыше отличить между собой эти понятия, чтобы найти ту грань, разделяющую реализм от фантазии? То-то и оно, дорогая моя гостьюшка, не всё так просто, как кажется на первый взгляд. Более того скажу тебе, что я и сам иногда теряюсь от проделанного и не сразу могу сообразить, где я сделал добро, а где совершил, то, что совершил. Давай-ка лучше вернёмся к нашим «баранам» и сейчас каждый из сидящих здесь господ, под моим присмотром, поклянётся тебе в своём покровительстве и расскажет, что ты в этом случае от них поимеешь. За Марбаса, при его отсутствии, отвечу я: болеть ты не будешь, но только ты, на других это заклинание не распространяется. Теперь же, заслушаем моего любимчика Маммону – демона богатства, а за ним, и чтоб без напоминаний, продолжит Асмодей – демон вожделений…
-    Последний вопрос, на посошок, - у Марии снова задёргалось плечо, но в этот раз оно почему-то её ничуть не раздражало, а даже наоборот приводило в некоторое возбуждение, - от чего или от кого ты хочешь меня спасти если ради этого ты даже готов решиться на ложь?
-    Праведную ложь, хочу тебе заметить, праведную! – демон, в своём состоянии, дошёл до высшей точки возбуждения, - а на твой вопрос я охотно тебе отвечу, только для начала маленькое пояснение: в вашем земном мире существуют только две концепции развития, по которым живут люди – материальная и духовная, а если перевести на ваш бытовой язык, то одни люди стремятся к обогащению, а другая часть ставит перед собой некую идею. С обогащением всё понятно и её разжёвывать – только время терять. В данный момент я хочу спросить тебя об идее – где она та идея, за которую без колебаний можно было бы отдать жизнь - коммунизм, социализм, а может быть религия? Первые две идеи вы уже испробовали на зуб и их опыт таперича изучают историки, осталась только религия. А теперь посмотрим, где же живут ваши истинно верующие священники, в какие клиники ходят и на чём передвигаются по городу с ноутбуком подмышкой? Что-то в автобусах ваших и в кабинете участкового терапевта я их не замечал и в землянках проживать они как-то не спешат. Делаем неутешительный вывод - везде, в любой сфере проживания человечества в итоге побеждает обогащение. Ведь не один из ваших олигархов или ожиревших от взяток чиновников не продал своё дело и не раздал все свои деньги больным детям, пенсионерам и нуждающимся, как написано в библии, чтобы потом попасть в Рай. Что-то не торопятся они расставаться с кровно нажитыми денежками и сытой житухой своей, а почему? да потому, что не верят во всю эту церковную брехню про воскрешение бессмертной души. Нет, они, где-то там в глубинах своего прогнившего мозга подозревают, что всё не так просто устроено и чего-то там всё-таки может существовать, но ведь об этом они узнают, в лучшем случае, потом, когда умрут, а значит никогда, а если ты не можешь это увидеть и потрогать, то значит этого и не существует. Поэтому-то я и хочу спасти тебя или оградить, как хочешь так и понимай, от вашего недоразвитого самоистребляющегося миропорядка, до которого вы докатились в своём развитии, от ваших десяти заповедей, которые вы с постоянным упорством не соблюдаете, от вашего ложного равенства, как человека к человеку, так и перед законом, от светлого будущего для всех без исключения, от ненужной и вредной любви к ближнему, который первый побежит вас предавать, подставлять и в конечном итоге кинет, а также от свободы, как осознанной необходимости…
     Астарот продолжал говорить, но Мария уже плохо его слышала, потому что была погружена в свои мысли, - «Вот это тот самый миг и есть для принятия решения, он настал и мимо не проскочит, а отпихнуться от него невозможно, он, как петля анаконды всё сильнее и сильнее сжимает грудную клетку, не давая возможности лишний раз глубоко вздохнуть и мне придётся что-то решать. А что тут можно порешать, когда у тебя только два варианта и оба губительные.» - её воля к сопротивлению подорвалась окончательно и на этой почве у Марии стало пропадать сознание, оно то отключалось, то вновь восстанавливалось, правда она надеялась, что как-то из всего этого безумия ещё сумеет выкарабкаться, но что-то в этот раз ей подсказывало, что судьба её предрешена и дёргаться бесполезно. И вдруг, толи от отчаяния, а толи по воли провидения Мария запела, и не ожидая от себя голосом сильным и звонким.

Выйду ночью в поле с конём,
Ночкой тёмной тихо пойдём.
Мы пойдём с конём по полю вдвоём,
Мы пойдём с конём по полю вдвоём.

Мы пойдём с конём по полю вдвоём,
Мы пойдём с конём по полю вдвоём.

Ночью в поле звёзд благодать…
В поле никого не видать.
Только мы с конём по полю идём,
Только мы с конём по полю идём.

Только мы с конём по полю идём,
Только мы с конём по полю идём.

     Она плакала от какой-то непонятной радости и сердце её распирало от невообразимого счастья, а голос всё усиливался и гремел эхом в огромном зале.

Сяду я верхом на коня,
Ты неси по полю меня.
По бескрайнему полю моему,
По бескрайнему полю моему.

По бескрайнему полю моему,
По бескрайнему полю моему.

Дай-ка я разок посмотрю,
Где рождает поле зарю.
Ай, брусничный цвет, алый да рассвет,
Али есть то место, али его нет.

Ай, брусничный свет, алый да рассвет,
Али есть то место, али его нет.

Полюшко моё, родники,
Дальних деревень огоньки,
Золотая рожь да кудрявый лён -
Я влюблён в тебя, Россия, влюблён.

Золотая рожь да кудрявый лён -
Я влюблён в тебя, Россия, влюблён.

Будет добрым год хлебород,
Было всяко – всяко пройдёт,
Пой златая рожь, пой кудрявый лён,
Пой о том, как я в Россию влюблён!

Пой златая рожь, пой кудрявый лён…

Мы идём с конём по полю вдвоём.

-    То, что я слышу, - это мне кажется, или мне не кажется? Азазель, я точно слышу эту песню или поправь меня если я в чём-то заблуждаюсь?
-    Вы правы, повелитель тьмы, как всегда правы, эта дрянь точно поёт.
-    Да, я и сам вижу, как из её открытого рта что-то вырывается наружу.
-    У русских людей это называется народной песней, - негодовал Азазель.
-    Не умничай Азазель, и потом твоя услужливость настолько безгранична, что может сослужить для тебя плохую службу. Я обращаюсь ко всем и хочу понять через ваши разъяснения, - о чём поёт эта женщина, хочу понять смысл её слов, кому они адресованы и почему моё нутро при этом дрожит, как холодец, а я ничего с этим поделать не могу? Скажи ты, Везельвул, повелитель мух и командир легионами Ада, как мне заставить замолчать это плотское существо?
-    Преврати её в пыль земную или исполни всё её потаённые желания.
-    Велизар! – Астарот от негодования скрёб ногтями по столу, - помогай мне.
-    Я бы и рад помочь повелитель, но у неё на пальце ваш перстень.
     Песня закончилась, а эхо ещё долго допевало последнюю строчку.
-    Ну вот, Марьюшка, мне кажется, ты и ответила на моё предложение, и я не уважаю твой выбор, а также не принимаю его, - и Астарот снова предстал в своём зверином облике, - и теперь мне ничего не остаётся делать, как пригласить сюда мою подружку с её остро заточенной косой, - демон сделал зазывающий жест орлиной лапой, - заходи родная, здесь тебя живая душа дожидается, надо бы проводить её в последний путь.
     Мария, пробиваемая мелкой дрожью, втянула голову в плечи и затаив дыхание ждала своей участи, но ничего пока не происходило и тогда она решила осмотреться и только повернула голову, как тут же страшный крик вырвался из её груди. Рядом с ней стояла та самая смерть с косой, образом в точности как у нас рисуют в сказках, мультиках и показывают в кино. Своей костлявой рукой она сжала запястье Марии и рывком просто вытряхнула её из кресла.
-    Пошли! – загробным голосом прошамкала старуха и потащила Марию за собой.


                Часть 3

                Мария.

     Мария открыла глаза, но ничего не смогла рассмотреть по причине густой пелены, застилавшей ей очи. Она хотела пошевелиться, но тоже не смогла, потому что не чувствовала своего тела, как будто по нему прошёлся асфальтоукладчик. – «Ну, что же, наверное, вот так души людей и прибывают в загробный мир, когда покидают мёртвое тело. А я думала, что будет гораздо больнее, а тут на тебе – полное блаженство и ни пить ни есть не хочется, вот только гложет маленькое желание - хоть одним глазком посмотреть, что же он из себя представляет этот загробный мир, так сказать в красках рассмотреть его.» - А вокруг стояла тишина, было так тихо хоть задохнись и ничего не хотелось делать, только ждать, как будут развиваться дальнейшие события, и она даже представить себе не могла, что дождётся-таки. И вот в этой давящей на сознание тишине, где-то в центре головы она вдруг отчётливо услышала нежный мужской баритон, негромкий, но достаточно хорошо слышимый и он, как ни странно, декламировал стих, показавшийся ей до того знакомым, что по привычке захотелось почесать под носом. Мария закрыла глаза и с наслаждением слушала чтеца.

Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, -
И шестикрылый Серафим
На перепутье мне явился.
Перстами лёгкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, -
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полёт,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замёрзшие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассёк мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнём,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.

     Мария вновь открыла глаза и надо же… увидела родной потолок и радости её не было предела, затем она невзначай даже повернула голову, а потом смогла пошевелить рукой, затем второй, а дальше больше, ноги согнулись в коленях, плечи заходили ходуном и тело, придя в движение, перевалилось на бок. – «Боже мой, неужели я жива, вот уж никак не ожидала.» - И ей захотелось громко закричать от радости, но в этот раз она поскромничала сама перед собой. Мария села на диване, спустив ноги на пол и, всё ещё не веря своим глазам, внимательно осмотрела комнату, проверяя на реальность каждую деталь интерьера, придираясь к мелочам. Всё совпадало до мельчайших подробностей и тогда встав на ноги она сказала себе, - «Встань, Мария, виждь и внемли, исполнись волею своей, и, обходя моря и земли, делами жги сердца людей. А ещё ждут тебя великие свершения, и поторопись делать их, ведь земное прибывание так коротко, чтобы успеть сделать хоть что-нибудь стоящее, - но вспомнив предсказание демона о завтрашнем дне не стушевалась, - мне оставили всего один день и пусть будет так, но я постараюсь провести его достойно.»
     Мария поспешила в ванную комнату, чтобы принять душ да привести себя в надлежащий вид и, к своей великой радости, увидела в зеркале своё прежнее отражение и ещё она увидела одну немало важную деталь: на безымянном пальце правой руки отсутствовала верхняя фаланга и перстня на пальце тоже не было, а на этом месте «красовалась» узкая полозка фиолетового цвета, похожая на синяк. – «Пусть это будет последняя плата за все испытания, которым я подверглась.» - Мария вышла из ванны чистая, уверенная в себе и со спокойной душой.
     Чуть погодя она позвонила маме и попросила её сходить к Ивану, чтобы взять у него номер его мобильника, не объяснив для чего ей нужен номер его телефона, но материнское сердце не обманешь и в объяснениях она не нуждалась. Лариса Георгиевна перезвонила буквально через минуту и продиктовала номер. Затем Мария позвонила Ивану и спросила, сможет ли он приехать к ней по очень важному делу. На вопрос, – «что случилось?», - Мария обещала ответить при встрече, потому что объяснение заняло бы очень много времени. Иван только спросил, не может ли это срочное дело подождать до завтрашнего утра, так как сегодня ему предстоит организовать процесс в его завтрашнее отсутствие, а это не так просто сделать. На том и договорились, а ещё он, по просьбе Марии, обещал, что прихватит с собой Ларису Георгиевну.
     До начала работы Мария действительно организовала стирку, прибралась в квартире, сообразила кое-какую еду на вечер и выйдя заранее из дома, не торопясь, прогулочным шагом, пошла на работу.
     Увидев Марию в новом-старом образе сотрудницы, при всём их желании, не смогли повернуть своими так чесавшимися языками, чтобы задать хотя бы один невзрачный дежурный вопрос. Им было интересно, но они боялись, что снова услышат историю про посещение демона и им пришлось бы в это поверить окончательно, а если поверить, то признаться себе, что дьявол, как и Бог существуют. – «Пусть, - рассуждали они, это останется красивой легендой, о которой они будут рассказывать своим внукам, вот только обрубленный безымянный палец Марии раз за разом воспалял им мозг и навевал на всякие мысли.»

                ЭПИЛОГ

    Иван да Марья поженились, забрали к себе Ванюшу, его бабушку и вместе с Ларисой Георгиевной уехали в деревню, где, в последствии, построили большой дом и родили девчушку, которую назвали – Машенькой. Лариса Георгиевна примерно через полгода действительно освободилась от своего костыля, но, усомнившись, выбрасывать его не стала, а схоронила в дальнем углу чулана и больше о нём не вспоминала. Однако примерно ещё через полгода болезнь возвратилась и костыль пришлось вновь доставать. Не забудем дополнить о том, что Мария, вполне осознанно, приняла крещение сама и дочку свою покрестила, остальные же в её большой семье в этой процедуре не нуждались.
     А в это время где-то высоко-высоко в лазоревом небе между тропосферой и стратосферой развалившись на перистом облачке вели беседу две фигуры: одна ослепительно белая по форме напоминающая человеческую, а другая чёрная и очертанием своим – бесформенная, а вот о чём они говорили можно было только догадываться.

                Конец повести, но не борьбы.