Свора

Это был, кажется, последний доперестроечный год. Мне лет одиннадцать. Лето. Мы с бабушкой отдыхаем в раскалённой Джубге. Тогда на моря ездили не так, как сейчас, на неделю-полторы, а полновесно, на 24 дня.

Помню наш одноэтажный деревянный домик с удобствами во дворе и столовку, в которой и выбрать-то было нечего. Утром - противная манная каша, кусок белого хлеба с маслом, крутое яйцо и какао. На обед - жидкие щи или гороховый суп, наполовину хлебные котлеты с серым пюре или макаронами, компот из сухофруктов. Ну, и ужин: винегрет, селёдка и стакан чаю с булочкой.

И хотя, как говорится, еда была не айс, на выходе из столовой всегда сидели бродячие собаки. Кто-то их подкармливал, кто-то гонял, но они всегда там были. Отдыхающие называли их "сворой".

Я, с детства мечтавший о верном друге, конечно, не мог пройти равнодушно. Пока бабушка отворачивалась, я утаскивал со стола то яйцо, то котлетку, а уж хлеб можно было брать в неограниченном количестве. Заворачивал в тонкую салфетку макароны...

Умные собаки меня, конечно, сразу приметили и потянулись к кормильцу. Они так привыкли ко мне, что стали сопровождать до нашего домика. А потом и вовсе освоились, поселились прямо на открытой веранде.

Постоянных было несколько. Крупного серого кобеля - главаря своры я назвал Рексом. При нём были "девочки" - рыже-белая красавица Пегги, чёрная, похожая на сеттера Джина и маленькая проворная Жулька.

Вот эти собаки не отходили от меня ни на минуту. Бабушка сначала ругалась. А потом махнула рукой и только очень боялась, что на такой жаре собаки могут сбеситься.

Но они были не дураки, выбирали себе место в глубокой тени и никогда не лежали на солнце, в отличие от глупых отдыхающих. Мне даже казалось, что собаки смотрят на них снисходительно-удивленно.

На пляже, конечно, было стыдно. Люди возмущались, махали руками и кричали: "Уберите свою свору!" А куда же мы её уберём?

Наконец бабушка решительно сказала: "Федя, я не пойду с тобой на море с этим коллективом. Делай, что хочешь!"

А поскольку наши окна выходили в другую сторону от входа с верандой, где поселились собаки, то я придумал вылезать через окно. За бабушкой они почему-то не ходили.

Шло время, псы настолько привыкли к своему жилищу, что начали лаять на проходящих мимо людей. В основном старались сучки, а мудрый Рекс как умел, "уговаривал" их.

Вскоре возмутилось местное начальство, пригрозив тем, что выселит нас досрочно. Бабушка пыталась как-то оправдаться, а я по-прежнему пёр невкусные котлеты и хлеб из столовки.

И всё-таки наши положенные 24 дня мы прожили до конца. Просолившийся в море, как килька и почерневший на жгучем солнце, как уголёк, со слезами на глазах прощался я со своей сворой.
Мудрый Рекс всё понимал. Он положил мне на колени свою красивую крупную голову, и в его глазах я тоже увидел слёзы.

Уже в Москве бабушка вручила мне книгу Сент-Экзюпери о Маленьком принце, где я прочёл о том, что "мы все в ответе за того, кого приручили".