Отменённая скорбь. Записки из дома престарелых

             Когда выяснилось, что Николай, внучатый племянник ветерана труда Мартына, зря ехал из Набережных Челнов за телом своего умершего неблизкого родственника, ему только начисто лишённый сострадания не посочувствовал бы. Да оно и понятно. Человек три дня без толку трясся в плацкартном вагоне, зря переживал, вспоминая картинки из далёкого детства и тупо потратился на целых три пакетика чая. И дело было даже не в том, что Николай приехал в субботу, а тела и вещи выдают по вторникам, четвергам и пятницам, но в том, что Мартын оказался живее всех живых и, как ни странно, даже ни чуточку не болен. Хорош сюрприз?..   
                Хотя, с другой стороны,  в возникшей ситуации с невыдачей тела, можно было отыскать и свои плюсы: не пришлось скорбеть, заранее заказывать профессиональных плакальщиц и платить за репатриацию в далёкие Набережные Челны того, что раньше называлось дядюшкой. Поэтому, как ни крути, Николай при любом раскладе не проиграл. А его надежды на то, что после кончины ветерана труда удастся унаследовать толику хоть чего-нибудь ценного, и на худой конец, хотя бы частично оправдать поездку, изначально были обречены на провал. Если, конечно, не считать ценностями грамоты Мартына за его добросовестный и беззаветный труд. Но тут, как говорится, остаётся винить самого себя. Что вовремя не интересовался подробностями жизни ветеранов труда…
                — Скорей всего, в следующий раз Николай уже не приедет, — уверенно резюмировал одноногий Ефим. — Зачем? У Мартына ж нет ни шиша…
                А директор дома престарелых считал, что всё не так плохо. И что когда Мартын всё-таки наконец склеит ласты, Николай обязательно опять приедет, чтобы выразить свои искренние соболезнования и в срочном порядке репатриирует труп в Набережные Челны. Директор Яков Ильич при этом сильно расчувствовался и сквозь слёзы высказался совсем уж проникновенно:
                — Ведь там вся родня Мартына лежит. На одном большом кладбище. Понимать надо. Пусть уж и он тоже…
                В общем, разные мнения сформировались. Насчёт возможной организации фамильного склепа в Набережных Челнах, насчёт грамот за беззаветный труд, насчёт того, кто, где и когда по итогу ляжет. И насчёт того, насколько прав одноногий Ефим, утверждающий, что ветеран труда из Набережных Челнов нафиг никому не сдался ни при жизни, ни после неё. И что его племянник Николай, думавший, что после Мартына может остаться хоть что-то ценное, — просто феноменальный генетический идиот…
                Так или иначе, но остальные всё-таки решили, что прав директор. И что скорбь ещё можно повторить. И не единожды, если потребуется. Потому что, кто такой Ефим, чтоб ему верить? Одноногий эксгибиционист и алкоголик, ненавидящий всех и вся. А вот Николай — он другой. Любящий и ответственный. И приехал за телом любимого родственника издалека, невзирая ни на какие расходы и со слезами на глазах. Значит, есть всё-таки связь поколений! Есть ещё чем нам гордиться!..
                А Яков Ильич дальше пошёл: с гордым видом поручил старшей по этажу полоумной Агафье на вечерней поверке объявить о начале проведения патриотического конкурса по данной тематике. Так и сказал:
                — Будем принимать творческие работы в любом жанре. И организуем уже наконец, в пику сумасшедшему дому, свой собственный ансамбль песни и пляски...
                Как-то так. Впрочем пляски плясками, но позже выяснилось, что все оказались не правы. Никакого внучатого племянника у ветерана труда из Набережных Челнов Мартына отродясь не водилось. Зато из кабинета директора после ухода Николая пропали деньги…