Синдром уходящего. Целиком

А не замахнуться ли нам Николая нашего Гоголя… вот подумалось. Кто давно со мной – полагаю в курсе, что имеются в моём арсенале известные сказы да легенды, переработанные мною в угоду… пусть будет сегодняшних реалий. А сегодня у нас что? Правильно Новый год да Рождество на подходе. А значит возьмёмся за одну из моих любимых – кстати, почему мне раньше не пришло в голову её на новый лад переписать? Итак, «Ночь перед Рождеством» Николая Васильевича… в нынешнем варианте пусть будет «Пост-новогодний пост» или «Синдром уходящего»…

1

- Какая ясная ночь нынче, - мечтательно говорил сельский староста своей жёнушке, возвращаясь с ней из гостей после затянувшихся НГ празднований, - луна в свете звёзд, словно сыр в масле катается.

- Эк, тя развезло, окаянный! – Не разделила восторгов супруга Софья Макаровна, толкнув мужа пухлым локотком в бок. – Скажешь тоже: сыр в масле. Али плохо едал? Ах, да, ты же вкушал только горилочку. Вот теперяча на яства и потянуло. Я те говорила, ирод, налегай пока угощают на галушки да сытники. Э, да что с тя взять, никудышный…

- Сама-то, сама, - беззлобно пробасил Михей, вытаскивая из сугроба сначала ногу в шерстяном носке, потом и валенок, увязнувший там же, - можно подумать мало налегала на горилку. Хотя, твоя правда, закуси-то должное тож отдала… хе-хе… не спорю.

- А тя, поди, завидки берут? Что сам не откушамши. Так я тебе гутарила: суй за пазуху окорок, пока хозяева не видят. А ты: «Совестно-совестно. А ну, как пропажи хватятся. Да на нас подумают». Будто, окромя нас, народу в хате мало. А, да что с тобой говорить.

 

Так лениво перебрёхиваясь, старостиха со старостой неспешно удалялись по вымощенной недавним морозцем сельской дороге. То и дело проваливаясь то один, то другая чуть ни по пояс в сугробы по обе стороны тракта.

 

Тем временем высыпали на улицу из другой хаты девчата: одна другой краше да озорней. У кажной в руке по рукавице, а в рукавицах не то подарки, не то гадальные принадлежности. Знамо, на Святки-то самые гадания. И весёлой гурьбой побежали по дороге в другую сторону от уже свернувших к своей избе супругам.

- Бежим, девчата, - хохоча поторапливала остальных самая глазастая да озорная из девушек, - а то Тришка передумает нас на санках катать! А ну, кто первая?

 

Так в Макарьевке начинался первый день Нового (неведомо какого именно) года.

Девушки с парнями веселились, задоря да подначивая друг друга. Ребятня, проснувшись от шума молодёжи на улице, поспешила позавтракать да также высыпать в снежные дворы. Взрослая часть населения разогревала самовары да чайники и заваривала крепкие чаи, чтобы снять остаточные признаки недавних гуляний. И лишь один грустно брёл по заснеженной дороге неведомо куда. Бредущий на взгляд был высок да крепок – юношей лет двадцати – такому бы самое гулянье да пред девицами «гоголем» величание… ан нет. Парень вид имел угрюмый да неласковый. И удалялся в сторону от села…

Неожиданно его окликнули. Юноша вздрогнул и оглянулся:

- Ян… - паренька нагоняла та самая большеглазая хохотушка.

Он насупился:

- Чего тебе, Веся? Ты мне вчера ясно дала понять, что… - и он отвернулся, собираясь отправиться дальше.

- Постой… Да погоди же! – Запыхавшаяся от быстрого бега в унтах и красивой шубейке по плотно утрамбованному снегу девушка, наконец поравнялась с тем, кого назвала Яном. Её щёки горели не то с морозца, не то…

- Ну… - Нахмурился тот остановившись.

- Я не то хотела сказать.

- Сказано было прямо. Не люб я тебе.

- П-прости… А ты… ты что ожидал? – Неожиданно Весёна рассердилась. – Приходишь нежданно, перед подругами срамишь…

- Это я?! Я срамлю? – Ян скрипнул зубами. Казалось, ещё немного и зубы хрупнут и посыпятся в искрящийся в начинающемся рассвете снег. – Да я тебе… Я для тебя… на всё готов.

- Ну… - Веся потупилась и проговорила чуть слышно. – Я и сказала: докажи.

- Вот я и собрался.

- Куда?

- Доказывать.

- Неужто достанешь…

- А то как же. Без заказанного не ворочусь. Так и знай.

И резко развернувшись, Ян поспешно, словно опасаясь передумать, направился в сторону восходящего за дальним лесом солнца. А Веся ещё долго стояла, глядя ему вслед.

*    *    *

Той порой недалече от Макарьевки на лесной заповедной поляне в самой чаще собралась нечисть. Вопрос на повестке ночи решался не просто важный - давно назревший, оттого лесной нави да нежити на поляну набилось видимо-невидимо. Первым, как Хозяин местности, речь держал Леший. Огромный косматый, схожий по виду со стволом кряжистого дуба, покрытого лишайником – Леший начал так:

- Ой, ты еси, братия нечестная лесная да болотная. Надобно решать, что делать станем с зачастившими к нам людишками. Да ладно бы просто захаживающими: то нам привычно да… мило. А то что с нашей силой могучей в человечьей среде вовсе считаться перестали. Ещё эти их… штуковины, как их?

- Техногенные. – Подсказала Кикимора, выдвинувшись из-за спины Болотника, за котором она до времени хоронилась.

- То-то оно, - вздохнул председательствующий, - что техно… растуды-их, геновые. С этими делами нам порознь не сдюжить. Ох, никак не совладать.

- Что предлагаешь? – Пискнул из-за корявого пня молодой Волкодлак, коему по молодости лет слова дадено не было.

- Предлагаю… - Леший погладил корявой лапой окладистую бороду цвета ядовитого мха. – Предлагаю составить пакт…

- Чавой-то? – Переспросила стоящая дальше всех от говорившего, пожилая Яга. В силу лет и опыта которой прощалось многое.

- Это такое… э-ээ, соглашение, - с трудом подбирая слова начал объяснять остальным Леший, - ну, как бы… с обещанием, что ближайший год мы никого из людишек не стращаем, а…

- А что ж деять-то тогда? – Снова ехидно вставила Яга. – Помогать что ли?

- Ну… - Протянул Хозяин. – На такие жертвы я вас не подвигаю. Предлагаю выйти на эту… как её? Перемирию. Чтобы подсобрать как бы… базу?

- Какую базу? – Скромно уточнила Кикимора снова выглянув из-за спины Болотника. Создавалось впечатление – весьма начитанная и разносторонняя особа. – Научную?

- Гх… хм… - натужно проскрипел Леший. – Нет. Эту… подноготную. В смысле, кто из люда чем сейчас живёт, чем дышит. В общем, мечты и чаяния.

- А потом? – Опять Костяная ехидна.

- А чтобы потом и ударить сразу по всем флангам. И смести напрочь всю эту новую чудь техно-будь-она-неладна-геновую. – Подвёл черту председатель высокого собрания.

*    *    *

Некоторое время нечисть на поляне ещё судачила да рядила, но ничего лучшего так никто не придумал. И в итоге собравшиеся поддержали инициативу главного. Неслышно растворились в зачинавшихся лучах рассвета, только молодой Волкодлак чуть замешкался, вычёсывая задней левой с загривка приставший видать ещё с осени репей. Как вдруг кусты бузины зашевелились и оттуда выбрался…

2

- Сгинь, сгинь, несчастный. – Замахал передними лапами испуганный Волкодлак, забыв что его левая задняя всё ещё навесу. Сделав от потери равновесия неловкий кульбит и приземлившись аккурат у ног незнакомца, нежить замерла и заскулила.

Ян – а это был именно он – вышедший к заветной поляне как раз вовремя, чтобы услышать недавнюю беседу нечисти на предмет… как обмухлевать «ближнего», в смысле, живущих поблизости, увидав, что тут такое само идёт ему в руки, не растерялся и не замешкался.

- Это кто тут у нас? – Начал молодой человек, поднимая за шкирку Волкодлака. – Посмотрим-посмотрим… С чем таких едают? Шкура-то трухлявая, даже не шапку не хватит.

Поджав хвост и мелко подрагивая всем телом, Волкодлак жалобно поскуливал и подобострастно взирал снизу вверх на Яна:

- Дяденька, не ешьте меня… я невкусный… я больше не буду. – Сама не понимая что, лепетала вконец зашуганная нечисть.

 Юноша был силён и горяч, ещё и желание во что бы то ни стало завоевать любовь Весёны сил придавало. Крепко встряхнув недоросля недо-волка так, что из меха того аж прошлогодняя листва да хвоя посыпалась, грозно сдвинув брови, Ян произнёс:

- Что это ты не будешь? А, нечисть позорная? Давай сначала разберёмся что ты делать как раз собирался? Тогда и решим.

*    *    *

Вот и утро прошло, уже белый день наступил, а увлекшись разговором с человеком, Волкодлак и не подумал спрятаться… Уж и солнышко зимнее ясное в самый зенит вошло. Нечисть и не собиралась совершать переход на тёмную сторону, как испокон заведено от света бела дня всякому нечистому хорониться. Уж больно увлекательный разговор шёл про меж них и затрагивал… хм, скажем, широкие интересы обеих сторон.

- Значит, говоришь, собирать подноготную велено? – Спрашивал Ян своего неожиданного собеседника.

- Да-да. Всю-превсю. Кто из людей как живёт и чем дышит.

- Так-так. А ты у нас главный собиратель, видимо?

- Нет, дяденька, что Вы? Я тут… так просто…пробегал мимо.

- Мимо пробегал, говоришь… Что ж, ладно. Пожалуй, и ты кой на что, помимо шапки, и сгодишься.

- Я сгожусь, я смекалистый. Не надо на шапку. Пожа-а-алуйста!

- Ну-ну, посмотрим-посмотрим. А что ты умеешь?

- О, да я многое могу. Только попроси.

Слово за слово – сговорились Ян с Волкодлаком о небольшой взаимной услуге…

Длак – как для простоты стал именовать парень своего принудительно-добровольного помощника – поможет юноше совершить невозможное: поступок, на который тот так опрометчиво подписался. А Ян… Ян не станет выдавать недо-волка ни его соплеменникам, как провалившего задание, ни своим… для выделки из оного тоже «недо-» шапки.

*    *    *

Солнце уже начало спускаться за верхушки елей, когда юноша рука об руку с кем-то напоминающим не то подростка в косматой шубе, не то большую лохматую собаку, отчего-то решившую встать на задние лапы, выдвинулся из леса в неизвестном направлении.

3

Тем временем в Макарьевке возвращались с весёлой гулянки девчата. С песнями да прибаутками, аукаясь да звонкоголосо перикликиваясь на разные лады. Останавливаясь у каждого дома, где оставляли одну из подруженек. И, так распроводив по домам всех девушек, Веся неожиданно осталась одна возле занесенной до самых окон избы на окраине села… и куда только девчата вдруг все подевались? Вот, вот ведь только вроде рядом перекликались развесёло с ней две девушки – и словно разом сгинули.

 

Весёна постояла, осматриваясь окрест: нет, никого поблизости не видать. Она одна стоит на заснеженной дороге почти возле самого леса. И когда она сюда придти-то успела… Видать заигралась-заболталась с подругами – сама не заметила, как ноги не туда привели. Сюда и в светлое-то время суток не каждый захаживать осмеливался, не то что на Святки да перед самым рассветом. Сказывали, что в давние годы жил тут старый колдун, что силу имел недюжию, лесом близко стоящим, дарованную. Будто повелевал он разными стихиями. И над погодой власть имел, умел ветрами и тучами управлять, а в лес-то вообще хаживал словно домой. Нелюдим был, но в помощи люду не отказывал: то корову заплутавшую отыскать, то отваром от хвори какой попотчевать, а то и тучку пригнать – огороды в засушливое лето полить. Хотя сельчане беспокоить его не любили и на поклон захаживали, когда без него уже никак не сдюжить. То ли побаивались деда, то ли… тот сам этак начаровал, чтобы не тревожили зазаря. У него ведь и имени-то, говорят, не было, а может… просто запямятовали. Сколько лет-то минуло. Но вот однажды, в одночасье да и сгинул колдун. Кто говорит, в лес насовсем ушёл, кто – что шатуна он в чаще встренул и не сумел побороть… Вроде кто слышал, будто охи-ахи из избы колдуна слышались, да никто не решился зайти-проведать старика. А когда он снова кому-то спонадобился – сунулись в хату, а там и пусто… Всё чин-чином: и натоплено, и прибрано, но самого хозяина и след простыл. С той поры и начали сельчане обходить дальней стороной покинутое колдуном жилище.

 

Всё это перебирала в уме Веся, стоя на заснеженной, почти пропадающей сразу за покосившемся домом, утоптанной дорожке. Притопывая ногами в новеньких с иголочки белёных валенках, не то от усилившегося под утро морозца, не то от любопытства вперемежь с опаской, девушка раздумывала, сразу ли бежать ей домой, или можно подойти поближе к калитке… раз уж она тут оказалась. Ясно же, что неспроста. Вон, вон вроде как снег у забора немного утрамбованный, будто кто нарочно расчистил или вытоптал. И кажется девушке – не так просто всё, как старики сказывают. Вроде как есть у них ещё на уме что-то: не случайно ту хату стороной обхаживать стали… Словно совестно старожилам за чёрствость да трусость свою, что никто тогда не решился старика занедужившего, много чем соседям помогавшего, навестить-проведать. Совестно да признаться в том стыдно.

 

И тут в одном окошке давно брошенной избы мелькнул неяркий свет. И Весёна решилась. Шаг – и девушка уже у калитки. Ещё шаг – калитка легко и без скрипа открылась, словно кто наперёд петли салом смазал, её поджидая, в гости зазывая. Затаив дыхание, зашла во двор, подошла к крыльцу и, ступив осторожно на крыльцо, чуть осипшим от холода и предвкушения чего-то необычайного, голосом Веся крикнула:

- Эй, хозяева! Есть кто-нибудь?

Немного подождала, прислушиваясь. Показалось, что за дверью кто-то тихонько шмыгнул носом и негромко рассмеялся стариковским хрипловатым смехом… И снова чуть тише спросила:

- Открывайте. С добром пришла…

 

4

А Ян с Длаком меж тем пробирались по неведомым лесным тропинкам к собственной цели. Точнее, к двум целям: отыскать… ушедший год для Яна… вернее для его привередливой красавицы – давеча она так и бросила юноше, звонко хохоча, убегая от него вслед за подругами: «Принеси мне прошлый год, чтобы я оставалась всегда молодой, да красивой!» И… к волкодлаковской – ещё менее уловимой, более призрачной цели – стать… Длак и сам ещё не понимал, кем или чем он желает стать: самое главное – не шапкой, но по этому поводу вроде у них уговор… Или нет? Как там у них, человеков, уговоры не с себе подобными работают, часом не ведаете? Точно в обе стороны? А то ходит молва: было дело…

 

* * *

После сказанной Весей фразы дверь в избу с негромким скрипом отворилась. На пороге сидел – именно сидел – маленький мужичок в забавных лапотках, которые носили совсем уж в старину и в цветастой рубашке- косоворотке. Остальных предметов одежды за взлохмаченной шапкой соломенного цвета волос и такого же вида и цвета бородой было не разглядеть. Широко улыбаясь немного щербатым ртом, мужичонка бодро вскочил и, распахнув пошире дверь, сделал приглашающий жест. Ростом он оказался едва ли до пояса девушке.

- Ну, заходи, коли с добром. – Забавно пришепетывая, проговорил хозяин радушно. – Гостьей будешь.

 

Подавив невольную улыбку – уж больно забавен был вид чинно приглашающего в дом человечка – Весёна без опаски зашла в сени. Входя за мелко семенящим мужичонкой в чисто прибранную светлицу, девушка с интересом осмотрелась: столько разных диковинных историй она с детства слышала про «старый дом» как его называла старшая родня, не решаясь именовать иначе… столько страшилок придумывала ребятня, сидя летними вечерами на сеновале, столько предположений один другого чудней строила позднее молодёжь на зимних посиделках, говаривали, что кто-то из самых отчаянных парней даже пытался туда проникнуть… правда, никто из таких «самоходчиков» лично в том не признался; и чем закончились подобные предприятия – если таковые вправду были – оставалось неизвестным… и вот Веся здесь. Надо ли удивляться, что девушка глядела во все глаза.

 

Впрочем, ничем особенным внутреннее убранство дома не выделялось. Такой же пол из струганных досок, как во многих избах попроще. Такая же печь с белёными боками. Лежанка на ней – вон видна отсюда – покрыта лоскутным одеялом. Стены: где с миленькими в цветочек под стать занавескам обоями, а где и просто мазаные глиной. Стол посередине горницы широкий, крепкий, видно очень старый – может единственное отличие от прочих, типового убранства изб не самых зажиточных сельчан. Разве что от печи – хоть и видно протопленной – не тянет, как привычно по зиме, уютным теплом, даже жаром домашнего очага… Точно. Весёна чуть поёжилась: здесь не чувствовалось тепла, не пахло человеческим жильём. А… нечеловеческим? Девушка нервно сглотнула и невольно сделала шаг назад.

 

Её новый знакомец, похоже почувствовав перемену в настроении гостьи, негромко кашлянул в маленький кулачок. И, видно чтобы совсем не напугать оробевшую красавицу, спросил своим забавным, чуть шепелявым голоском:

- Ну, сказывай, зачем пожаловала?

Весёна моргнула, понимая, что сама заявилась: никто её не звал – насильно не затаскивал – и чуть успокоившись, но всё ещё чувствуя некоторую неуверенность, стала ответ держать:

- Да я… понимаете, столько о вас… вашем доме наслышана… и тут как бы случайно… само собой… вышло… я даже и не собиралась… а тут вспомнила… и подумала…

- Да? – Старичок посмеивался, поглаживая щетинистую бородёнку. – И что ты подумала?

- А… да… что неправильно это. Несправедливо так. С человеком. – Голос девушки становился спокойней и увереннее. Она и сама расправила плечи, выпрямившись во весь свой небольшой рост. – Хоть он и колдун… был. Вот.

- Так-так. Это интересно. Колдуна, выходит, пожалела?

- А что же его не пожалеть-то? – Веся гордо подняла голову. – Али он не человек?

 

5

 

А Длак с Яном, всё удалялись от родных мест. Нехожеными тропами волкодлак вёл человека к старой, давно заброшенной заимке, такой древней, что о ней никто из ныне живущих и не ведывал. И от которой которой мало чего осталось, помимо разве что худой славы. Не всякая нечисть знала путь туда… а уж захаживать и вовсе не решалась. Ходили слухи, что охраняет это место старый призрак чуть ли не Кощея, некогда Бессмертного. И дух тот, древнее самой памяти нечеловеческой. Будто неупокоенная часть того, кто сам сгинуть не мог, будучи загублен хитростью да подлостью нечестивыми ворогами, не щадит никого из тех, кто осмеливается ступить на его исконную территорию.

 

Длак и сам не понимал, зачем вёл Яна в то гиблое место, но чувствовал, что поступает правильно. Ведь в погоне за приснопамятным прошлым – разве найти вернее места, где сохранилась в неприкосновенности древнейшая старина. А там, глядишь и ему повезёт… Каким образом? Волкодлак старался от этом не думать. Счёл также за лучшее не распространяться ни о своих соображениях, ни о самом месте, куда они направлялись. Не задавая лишних вопросов и также особо не раздумывая, юноша спокойно следовал за своим «проводником».

 

Вон вдали показалась просека, лес расступился, но стало темней: не то начали вновь сумерки сгущаться, не то… Нет, что-то явно другое – решил для себя Ян и внутренне подобрался, словно готовясь к прыжку… в неизвестное. А что он хотел? Пошёл неизвестно куда не пойми с кем – так и… Словно подтверждая его опасения, впереди жалобно заскулил Длак, споткнувшись о невидимую преграду и, вдруг припав на брюхо, пополз, будто явившись на поклон… К кому? Молодой человек никого не видел, лишь неясное марево на самом краю зрения клубилось, меняя формы и завихряясь, но Яну никак не удавалось поймать его в фокус. И тут раздался трубный глас.

 

* * *

А тем временем Веся пила чай с чарменевым вареньем за неспешной, и как оказалось весьма познавательной, беседой с хозяином заброшенного дома. Мужичок поведал девушке, что он никто иной, как домовой некогда обитаемого дома. Кличут его Митяем. И сам он вместе со всем хозяйством спал-почивал неведомо сколько. Спал бы и дальше, но тут…

- Почудилось вдруг: тепло печное под рубаху пробралось, - продолжал сказывать Митяй, прихлёбывая из блюдечка духмяный чаёк со смородиновым листом, - я и проснулся. Смотрю, печь холодная, кругом пусто, но ощущение живого присутствия не проходит. А значит…

Мужичонка замолк и прислушался. В избе стояла полная тишина, такой в сельском доме просто не бывает. Не раздавалось ни поскрипывания деревянных стен и полов, ни мышиной возни из подпола не доносилось, ни царапанья веток по стеклу, ни даже шума ветра за окнами было не слыхать… так просто не бывает. Весёна поёжилась и, чтобы рассеять эту странную тишь, переспросила, невольно понизив голос:

- Что значит?

Домовой вздрогнул, словно вновь выходя из спячки, пожевал губами, будто проверяя их наличие и ответил:

- То и значит: надо прибирать терем да гостей скорых ожидать…

Девушка вновь поёжилась и невольно проследила за взглядом старичка. Показалось или за окном метнулась тень? Мужичонка немного помолчал и продолжил:

- Когда мой хозяин убыл… - от странноватого выражения «убыл» у девушки лёгкий холодок пробежал по спине. Не замечая состояния своей собеседницы, Митяй неспешно попивая остывший чай, продолжал рассказывать о событиях дней давно минувших. – Так вот, как один я остался, так и впал сразу в сон сонбылимический.

- Какой-какой сон? – вышла из некоторого оцепенения Веся.

- Сонбылимический, - пояснил для бестолковых домовой, поудобнее усаживаясь на высоком табурете с циновкой вместо подстилки на сидении, - это такой сон, который вроде были, а вроде и небыли: его нежить использует, чтобы время мимо быстро пробегало, но нас и то что мы бережём не затронуло… до самой поры, когда снова спонадобимся.

- А-ааа… ты – нежить? – зачем-то уточнила девушка.

- А то не видно? – усмехнулся старикашка. – Жить разве?

Весёна ничего не успела ответить, поскольку входная дверь неожиданно распахнулась, и порыв морозного воздуха ворвался из сеней в горницу, не позволяя в клубившимся тумане различить фигуру вошедшего. Веся замерла, пытаясь разглядеть новоприбывшего, домовой же шустро скользнул с табурета и, вытянувшись чуть не по стойке «смирно», проговорил:

- С возвращением, Лещей Кощевич!

 

6

- Чую, чую дух живой да нежити! Зачем пожаловали, миряне? Али не ведаете, что в мои владения ходу нет. Ни человечьим, ни прочим… особям.

Неуловимое марево – а глас раздавался именно оттуда – точнее, из разных мест, куда переносилось оное, перестало мельтешить. И Ян наконец сумел поймать в поле зрения и разглядеть, что оно из себя представляет. Это было… нечто неподдающееся описанию известными словами и даже мыслеообразами, однако юноше отчего-то вовсе не было страшно. Интересно – да, удивительно – очень, а вот страшно – ни капельки. Длак похоже не разделял отношения Яна к происходящему: продолжая лежать распластавшись, нежить начала подобострастно повиливать хвостом и жалобно подскуливать. При этом выглядел волкодлак настолько потешно, что молодой человек, глядя на своего недавнего провожатого, невольно расплылся в широкой улыбке. Со стороны остановившего свой выбор на ипостаси густой шарообразной дымки насыщенно лилового цвета «марева» раздался характерный звук, напоминающий сдержанный смешок.

- Доброго небытия тебе, хозяин ласковый, - видя что Длак не собирается брать на себя переговоры с местным не-жителем, решил начать разговор Ян, - просим прощеньица за визит в столь неурочный час.

Из центра скопления лиловой дымке донеслось недоумённое похрюкивание. Юноша решил, что это похрюкивание одобрительного характера. И, так как «существо» ничего не отвечало, но явно с интересом вслушивалось, с воодушевлением продолжил:

- С челобитной мы к тебе пожаловали. Только… сложно общаться с тем, имени кого не ведаешь. Меня Яном звать, а этого, - парень небрежно махнул в сторону продолжавшей корчиться на плотно утрамбованном ею снегу нежити, - Длаком кличут. А к тебе как обращаться?

* * *

Весёна широко открыв глаза в немом изумлении наблюдала картину, которую для себя отметила как «Радость встречи после долгой разлуки». Картина перед взором девушки разворачивалась эпическая: вошедший склонился к стоявшему навытяжку домовому, пару секунд всматривался – как бы сверяя по памяти: «мой-не мой» – а затем подхватил того подмышки и, с закладывающим уши громким посвистом, начал кружиться с Митяем по горнице, будто даже припласывая. Сначала немного растерявшийся от такого неожиданного поворота, Домовой похоже и сам был не против подобного с ним обращения: он заливался радостным смехом и глядел счастливым взором на странного гостя. Вид новоприбывший имел и вправду странноватый: то ли очеловечившийся некрупный медведь, то ли здоровый одичавший мужик, полностью заросший косматой бородой в медвежьей шку… шубе – с головы до огромных войлочных сапожищ…

 

Девушка уже и рот в оторопи открыла, и из него вырвался нечленораздельный то ли всхлип, то ли вздох. Танцующая парочка резко остановилась, и пришелец устремил на Весю немигающий пристальный взгляд из-под кустистых, чуть тронутых изморозью или сединой бровей. К счастью замершей под изучающим взглядом Весёны, разрядил напряжённую обстановку неожиданных «смотрин» домовой. Митяй выпрыгнул из всё ещё держащих его лап полу-медведя на пол, подскочил к девушке и, бережно взяв её за руку, весело проговорил:

- Смотри, хозяин, это она. Та самая.

7

В ожидании ответа дымчато-лилового существа Ян немного осмотрелся. Впереди и вокруг сплошной стеной высился прихваченный инеем густой хвойный лес, а позади темнел очертаниями невысокий пригорок или сопка. В полумраке рассмотреть точнее не получалось. Странно, вроде мы оттуда пришли, и там ничего такого не было… подумалось юноше, но додумать мысль он не успел, поскольку со стороны вновь сменившей дислокацию местной сущности утробно донеслось неожиданное:

- Явлина я.

- Что, простите… кто?!

- Ну, да… - Полу-призрак смущённо хмыкнул, и уже нормальным женским «человеческим» голосом добавил. - Что такого?

- Нет, ничего. Конечно-конечно. Как будет угодно. – Ян быстро справился с удивлением. Мельком глянув на лежащего пластом и почти не подающего признаки «околожизни» болезного волкодлака, продолжил аккуратно выяснять, с кем же он, леший его (её?) защекочи, имеет честь беседовать. – Но каким же ветром… м-мм… неласковым, занесло Вас, хозяюшка, на эти гале… дальние выселки?

- Эх, добрый молодец… - вновь пробасила (-ло) привидение и принялось объяснять.

* * *

Великан в медвежьей шкуре перевёл взор на Митяя и, моргнув, снова воззрился на девушку. Веся изобразила насколько сумела невинный вид и поклонилась в пояс. Что ещё сделать она не знала: вся надежда была на домового. И снова он не подвёл. Дёрнув молчащую медвежатину за… штанину или полу шубы – неважно – он забубнил скороговоркой:

- Ну, ты чё, хозяин али не признал? Сам же меня век… или сколь-то там назад… напутствовал: «И настанет время, когда придёт дочь человечья, что пожалеет пропащего колдуна и тогда…» Вот. Она и есть.

- Д…да. – Неловко подтвердила Весёна. – Это она. Я, то есть.

Этот… которого Митяй кликал хозяином, присел на стоявший недалече табурет, отчего тот натужно скрипнул, и… снял наконец головной убор. Под шапкой оказалась – девушка даже ахнула и прижала к груди обе руки – настолько приятной была внешность того, кого она возомнила медведем. Густая шевелюра цвета спелых колосьев пшеницы и борода в тон, конечно, нуждались в некотором… м-мм уходе, однако всё остальное было на вполне достойном уровне… Лицо мужчины средних или даже менее лет добродушное, с озорными ямочками на щеках, что просматривались даже из-под бороды. Глаза большие, выразительные, цвета летнего полуденного неба. Шея и плечи богатыря и… остальное пока скрывала меховая шуба. А губы… его губы вдруг сложились в широкую улыбку и… и Весе показалось, что мужчина приветливо ей кивнул. Впрочем, она могла и ошибиться, ведь незнакомец продолжал хранить молчание.

 

8

Уже рассвет позолотил край дальней сопки, а Ян, увлечённый рассказом, всё слушал историю призрачной Явлины. Дела те оказались настолько стародавние, что и представить немыслимо. Жила некогда в небольшом городке гордая своевольная красавица «совсем как моя Весёна» - невольно подумалось юноше на этом эпизоде истории призрачной рассказчицы… Жила как заблагорассудится, никого в угоду себе не щадя, только и делая, что день-деньской собой восхищаясь да любуясь и возносясь в гордыне да спеси выше самых гор, что в светозарный день едва виднелись на самом краешке горизонта. Любили ясноликую несколько местных парней, да ещё сколько-то из окрестных сёл. Так любили – пуще жизни, крепче отца-матери… Молодцы все собой пригожие да работящие, богатыри добрые да с другими приветливые, душой на помощь щедрые. За любого из воздыхателей капризницы замуж пойти и самая завидная невеста за честь почтёт. Не зазорно и дочери купеческой али даже и боярышне. Однако нашим хлопцам никого было не нать, окромя зазанайки, на которой у них словно весь свет клином сошёлся. Всё сделать готовы были, ради одного лишь ласкового взгляда неприступной гордячки. Видя такое обожание, девушка становилась всё капризней да вздорнее. Куда только не посылала своих обожателей, чего только не требовала от них, страдальцев… Всё терпели, всё прощали негоднице своей любезной.

* * *

- Ну, что ж ты, Лещей Кощеевич, - снова нарушил тишину домовой, - так ничего не скажешь? Али не рад приветить гостьюшку?

Тот вздрогнул, отрывая взор от лица смущенно-оробевшей Весёны и наконец-таки разомкнул уста:

- Здравствуй, душа-девица. Спасибо тебе на слове ласковом.

Запылали густым румянцем тут ланиты Весёны: не знает, что в ответ и молвить от одолевшего невзначай смущения. Домовой меж тем, знай посмеивается, сам себе бородёнку оглаживает, на запунцовевшую девицу да хозяина любуется. Знамо, рад-радёхонек, что хозяин вернулся целёхонек. И целёхонек, и не состарился. Суд да дело, собрались вновь за стол почаёвничать. Митяй, снова животворной силой хозяина возвратившегося наделённый, мигом печь растопил да самовар наладил. И потянуло теперь в избе живым теплом: живым да ласковым.

9

А Яну с чуть оправившимся от недавнего стресса Длаком продолжала сказывать свою историю полупрозрачная Явлина. И от каждого её слова будто светлее становилось вокруг: может рассветало понемногу, может ещё что… Да и сама рассказчица проступала чётче да ярче контурами по мере разворачивающихся событий её жизни, словно, открывая «душу» перед гостями не прошенными, облегчала тем собственное состояние, или… что там у призраков водится?

 

- Конечно, девушкам окрестным я была ох, как не мила, - продолжала говорить призрачная дева, плавно переходя на повествование от первого лица, - хуже горькой редьки и кости поперёк горла… В открытую пакостить мне никто из них не осмеливался: всем известен был склочный характер первой красавицы. Могла бы и ославить пакостницу пуще любой досужей сплетницы, да и в космы вцепиться почище бабы базарной. И своим кавалерам не преминула бы намекнуть, если кто что поперёк мне сделает. А так, исподтишка, чтобы не пойманными остаться бывало: то золы подбросят в одежду, пока я в бане парюсь; или волос настригут в кувшин, в стог сена от солнцепёка мной спрятанный, когда жажду по сенокосу утолить изволю… всё по мелочи без вреда и особого ущерба, разве только характеру моему паскудному попущение большее.

Но видно, слава-таки о строптивой красавице широко разнеслась не только по нашей округе, думаю, не без помощи моих «кумушек». Ведь иной раз худая слава поперёд доброй бежит…вот и девушки-завистницы вместо того, чтобы меня приструнить да усмирить – только больше дров «в топку» растущей известности моей невольно подкинули. Женихи да любопытные просто валом повалили, а мне и дела нет: кого в дверь, кого в окно, особо настырных бывало и оглоблей поперёк хребтины охаживала. И всё с рук мне легко сходило, как с гуся вода, пока однажды…

* * *

А Весёна в натопленной избе вела неспешную беседу уже с двумя хозяинами за чаем с пышками, которые быстро – словно по волшбе – напёк довольный домовой. И вид Митяй теперь имел лощёный, радостный. Казалось, даже космы его до того спутанные, стали чистыми да гладкими. Лещей же скинул тулуп свой медвежий, и щеголял в кацавейке справной да шальварах шерсто-тканных с иголочки… И откуда только взялся такой – размышляла девушка, исподволь поглядывая на симпатичного колдуна из-под руки, в которой держала голубое блюдечко, попивая неспешно чаёк.

 

- Так вот, - густым приятным баритоном продолжал разговор хозяин новоприбывший, - спасла ты нас, девица… ну, как спасла - шибко выручила. Ибо бродил бы я ещё меж мирами явленными и проявленными сколь неведомо, а Митяйко мой, друг сердешный спал да спал сном наведённым, беспробудным тоже невесть сколько ещё. И за доброту твою да щедрость душевную, ласковую проси, что душе твоей угодно.

- Что п-попросить? – Подняла на Лещея растерянный взор дивчина. – В каком это смысле?

- Так это… хм… колдун я. – Прокашлялся в кулак мужчина. – Я много что могу-умею. Ничего для тебя не жалко.

- А… а, что именно? – Лукаво прищурилась озорница. – Можно о том поподробнее?

Рассмеялся богатырь, чуть самовар как пушинку не скинув, по столу рукой в веселье прихлопнув:

- Ишь ты… поподробнее. Ладно, красавица, будут тебе подробности. Тогда сперва надо тебе мне вот что поведать.

10

Солнце вышло из-за тучек ещё недавно будто свинцом набрякших, подбираясь к зениту, выбелев да вызолотив полянку лесную, на которой давеча произошла встреча Яна со спутником да Явлины. Беседа – точнее неспешный рассказ полу-призрачницы – меж тем продолжался. И вот чем. Как проведали о красе неземной Явлины-свет ясноликой да волоокой по всем весям да далям от самого ближнего града до стороны дальней чужестранной, как прислал к ней сватов с богатыми дарами-подарками жених, пожелавший остаться неведомым, так у девицы сердечко захолонуло – враз почуяв, что не тот он, кому вдруг отказывают… И сразу присмерела-оробела красавица, для сватов стол в избе накрываючи. Глаз поднять на сватьев не смеючи и слезу в уголке глаз утираючи украдкою. И родня удивляется доченьке: никогда, мол, такою не видели. Суть да дело, гуляния да братания и просватали-увезли на тройке здатогривых коней червонной масти в чисто поле Явлинушку.

 

- Вот еду я, ни жива-ни мертва, - продолжала ещё плотнее материлизовываясь призрачница, - завёрнута в ярку парчу-атласы, подо мной всё ковры рукотканные, шитые нитью шелковой затейливо, под ногами циновки посребрёные, что к повозке гвоздиками златыми приколочены. Сама ни рукой, ни языком, что у меня ранее не примерзал к нёбу шевельнуть не в силаях. Еду и думу думаю: отчего я словно сама не своя? Ни слова молвить поперёк сватам понаехавшим ни пол-слова родителям: мол, не выдайте мя, родные, неведому кому… не согласная я. Никак зачарована… И куда-от везут меня добры сватушки? На погибель ли, аль поругание…

 

* * *

- Слушай, Весёна, тогда историю мою с самое начала. – Начал Лещей Кощеевич свой рассказ. – Родился я не абы где, а в палатах каменных, с тесовыми вратами, коваными да окнами стрельчатами с витражом в каждом. Добра – полная чаша. А я сыночек единственный, долгожданный. Опекало меня семь да семь нянек да мамок и отец души не чаял. Про таких, как я ещё сказывают, мол «с серебряной ложкой во рту».

- Отец? – Робко уточнила Веся. – К-кощей что ли…

- Он самый. – Кивнув, подтвердил колдун и чуть помолчав, продолжил. – А вот матушка… Она по молодости, говорят, красы невиданной была. Стольких парней сна да покоя лишила. А замуж пошла за Кощея… уж не ведаю, по доброй ли воле, али как? Но на моей памяти не шибко с отцом она ладила да и меня… вот и единого сына не скажу, чтобы баловала. Иной раз глянет вроде как с лаской материнской, как я мальцом что-нить этакое выкину. Глянет и тут жу отвернётся, бровь вздернув да нахмурившись.

 

И вновь замолчал Лещеюшка. Оперся щекой о кулак могучий, голову вниз склонил: только кудри льняные по плечам рассыпались, прикрыл очи ясные да о чём-то далёком задумался. Девушка сидела, затаив дыхание в ожидании новых откровений Кощеева сына, боясь проронить слово и не смея даже чая остывающего из чашки отпить… так и с оставшейся в руке чуть понадкушенной плюшкой. Домовой тоже молчал. Хозяин меж тем вздохнул, головой буйной мотнул, отгоняя мысли непрошенные и продолжил:

 

- Да… я-то по малолетству мало о том кручилился, что отец не в ладах с моей матерью. Сыт-одет – да получше коих, хотя… этих «коих-то» немного водилось в наших покоях. А за ворота меня без надзору строгого не пускали: сперва с няньками-мамками, а как подрос – так со стражником бравым. Тем, что искусству боевому меня обучал, и порой-изредка так и грамоте. Здоровенным могучим детиною, с булавой чуть ни с меня ростом да в броне, чует сердце, серебрянной… Силой крепким и верностью доблестным, да умом, чаю, меня не намного разумнее. Так и жили. Но о ту пору, когда я начал входить и сам в силу богатырскую случилось нечто непредвиденное. Ни мной, ни отцом-чародеем.

 

11

- Как привезла меня тройка коней огнём дышащих да во двор чужедальний огромнейший… - Продолжала свой рассказ – не рассказ уже – жалобу Явлина, всё плотней принимая форму телесную. - Так и отмерла я, словно рукой кто чары снял. А вокруг терема, что палаты боярские. Тут выходит встречать меня суженный.

 

Сказав это, женщина-полупризрак вздохнула тяжко и качнулась резко к своим заворожённым её историей слушателям…

Не нравились Яну ни новый тон «плакальщицы», взятый с некоторого времени недо-призрака, ни всё более явственное «проявление» Явлины – не к ночи будь помянутой… Ох, и не нравились. Но что делать – сам пришёл, сам просил рассказа – теперь знай, слушай. Он и слушал, но ухо держал востро. Спутник его, казалось напротив, успокоился. После недавнего «припадка» Длак присмирел и выглядел совершенно спокойным и довольным своей нежитьской жизнью.

Словно почуяв настроение главного своего слушателя, Явлина сменила тембр голоса вновь на приветливый и сама словно «осела», снова чуть развоплотившись. Тем временем начало смеркаться…

 

* * *

- Так вот, - продолжил своё повествование сын Кощеев, - как-то раз в одночасье исчез воспитатель мой…

- Ох, - не сдержавшись воскликнула Весёна, - просто взял и исчез?

- Нет, конечно. – Невесело усмехнулся Лещей. – Просто вчера был, а сегодня и нету нигде. Пропал пропадом, будто и не бывало. Искали его конечно… Да. – Мужчина махнул рукой. – Ни следа, ни пол следа пропавшего…

 

Глубоко вздохнув, девушка, опустила глаза и, заметив в руке надкушенную пышку, положила целиком её в рот и стала медленно жевать. Снова во все глаза глядя на рассказчика.

 

После внезапного исчезновения приставленного к юному Лещею наставника, за воспитание сына Кощей взялся лично. С раннего утра начинались теперь у отрока упражнения да занятия: и учения, и совместные с отцом развлечения, приличествующие их статусу… и продолжались до глубокой за полночи. Дисциплин добавилось множество: и история (всемирная и та, что повествует о делах за гранью миров), и естествознание, и математика, астрология да география тоже различная – и про наши земли, и про… разные. И конечно, ученье военное ни на день, ни на полдня не прекращалось. Лещей с отцом и на соколиную охоту вместе теперича ездили, и на званные вечера, и на пиры по случаю. Правду молвить, приглашения на подобные мероприятия поступали нечасто. Не то опасалась Кощея знать окрестная, не то чуралася, нос задираючи. И вот однажды…

12

 

- Вот выходит встречать меня суженный. – Повторила фразу уже другим тоном женщина-призрак, стоя немного поодаль. – Смотрю я: мужчина видный, статный. Одет богато: грудь в доспехе, чуть ни златом покрытом. По плечам власы, едва сединой тронутые распущены, а лицо в шрамах, видно давних. Но лицо довольно приятное, лишь поймать взор глаза-в-глаза никак не получается. Оттого и глаз его ни разглядеть, ни понять… И по виду, лет не сказать жениху моему сколько-то. Не могу отметить, что мне сразу он понравился, однако… взглянула на него с улыбкой приветливой. Взор туманящие злато доспежное да палаты большие роскошные, за спиною евойной виднеющиеся особливо пробудили мою симпатию не так чтобы к юному молодцу…

 

Суть да дело, оказалось, что муж новоявленный не горит желанием немедленно консумировать брак с привозной невестою. Растерялась тут заправская красавица: как так? Она ли не хороша? Не она ль всех милее и пригожей? Как посмел он красою такой не прельститься-то! А супруг – будто ему и дела нет до молодой жены – прелести несказанной. Днём вежлив с ней, даже предупредителен, ночевать же каждую ночь в другие покои отправляется.

 

Когда про то сказывала призрачная рассказчица – послышалось аж, будто зубы хрупнули: коли могли быть у неё зубы-то... А меж тем темнота в лес спустилась.

*  *  *

 

- Произошло однажды такое, - продолжал свою историю Кощеев сын, - о чём и подумать-то немыслимо…

- Что же такого могло произойти? – ахнула Веся, заедая волнение, вызванное рассказом колдуна, новой порцией пышек.

Глянул вскользь на гостью-«обжорку» хозяин, невесело усмехнулся да ответил:

- Узнал батюшка мой… ласковый, что супруга его – ни с ним, ни с сыном – ни разу не любезная, такое вытворила, что ни простить, ни представить невозможно даже…

- Да что ж случилось-то? – вновь не сдержалась Весёна.

Было видно, что Лещею трудно о том сказывать. Но, как говорится: никто за язык не тянул – коль начал, то и продолжать след. Наконец словно нехотя он выговорил:

- Стало известно, что не просто так пропал тогда наставник мой прежний… Якобы мать моя к тому весьма причастна. Да не только причастна: скрыть хотела этаким способом порочащую связь с оным…

И замолчал Лещеюшка, вновь буйну голову на руки могучие опустил. Девушка не всё по юности лет поняла, но уловила главное.

- А-ааа… откуда это известно стало? – Спросила, на колдуна закручинившегося раздумчиво глядя.

 

13

А лес вокруг Яна с Длаком всё темнел, словно подступая ближе в сгущающемся сумраке ночи. Юноша, не перебивая всё слушал откровения обиженной призрачницы.

Как стало известно из рассказа Явлины, живя рядом с мужем ни в качестве супруги, ни близкой родственницы… в качестве вообще ни пойми, кого – девушка не могла найти объяснения его странному с ней обращению. Не находя причин и в себе, вместо того чтобы оскорбиться таким пренебрежением к ней супруга и перестать вовсе с ним беседовать, или наоборот, попробовать объясниться с ним, поговорив начистоту… она сама не заметив как, сердечно привязалась к последнему. Каждое утро для Явлины начиналось с того, что девушка искала повода попасться на глаза мужу, чем-то его развлечь и позабавить… Дошло до того, что однажды юная жена сама заявилась поздно вечером в покои супруга.

*  *  *

Лещей в недоумении поднял голову и взглянул на Весёну непонимающим взором:

- В каком смысле? Как откуда узнали… н-не знаю, я тогда ещё мало разбирался в… подобных вещах. Просто в один прекрасный день отец прогнал со двора мою мать, а мне… ну, именно так объяснил причину своего поступка.

- Вот. – Девушка встала и сложила на груди руки. – Значит сам ты этого не видел и знаешь только со слов других.

- Ты… это к чему? – Спросил тоже привставший из-за стола колдун.

- А к тому, что возможно твоя матушка ни в чём и не виновата. Неужели ты не допускаешь вероятности этого? И пусть не была с тобою нежна. Пускай не выказывала тебе, даже маленькому, ласки материнской да капризы твои дитячьи не тешила… Она ведь была да так останется навсегда для тебя матерью… Почему же ты сразу поверил в её виновность? Даже мысли иной не допустил? Или так отцу безоговорочно доверял, а… если всё было иначе…

Высказав своё мнение, девушка успокоилась и снова опустилась на табурет в ожидании ответа. Лещей помолчал, посопев угрюмо, затем так же садясь за стол, медленно произнёс:

- Возможно и так… Однако, это не отменяет того, что произошло потом.

14

 

Как ни странно, в ту ночь Явлине удалось «соблазнить» долгое время не проявляющего к ней супружеского интереса мужа. Неопытная в вопросах интимного свойства девушка, успевшая крепко привязаться к своему демонстрирующему исключительно уважение к ней, но не более, супругу … возможно именно своей наивностью и неприкрытой нежностью сумела растопить лёд мужской… независимости, или… что это вообще было? Счастливая влюблённая в собственного мужа, лёжа в его крепких ласковых объятиях сразу и думать забыла о прошлых огорчениях. Не даром говорится: девичья память коротка. С той ночи зажили наконец супруги в любви и полном согласии.

 

Что ни утро – мужчина молодой жене: то перстенёк на пальчик новый наденет с камешком блискучим, аленьким, то серёжки с такими же каменьями, али без оных. Или ещё чем удивит-порадует. Раз зверушку презабавную откуда-то выписал и привёз супруге на забаву. Днём – ещё пуще: то для прогулок лошадь ей подарит, да сразу и поедет вместе с Явлинушкой по полям-лугам верхом прокатиться, приглядеть заодно хозяйским взглядом и владения окрест. То притащит целый ворох мехов-платьев: и всё-то в соболях, парче да бархате. Жёнушка примерять начнёт, да смеётся радостно: как всё ловко пошито да на ней сидит, словно влитое. Крутится перед зеркалами – во всю залу бальную – огромными, собой-милотой не налюбуется. А супруг сидит – нога на ногу – тоже супругой любезной налюбоваться не может. Глаз своих – обычно колючих со взором неуловимым – не отводит. Вот будто и сам помолодел ажно: вон-вон гляди, и складочка меж бровей разгладилась. И улыбка нежданная нет-нет а и тронет губы, придавая суровому лицу воина доврчивое детское выражение. Вечерами у них – то бал, то приёмы торжественные и все с выездами пышными в карете, запряжённой цугом*. И все на супругу его любуются, никто от неё взгляда восхищённого отвести не может: и то верно, можно ли ею, голубушкой, налюбоваться-то разве?

 А через сколько-то времени и сыночек долгожданный народился. Первенец. Лёша – Лещеюшка… и жили бы дальше втроём, а то и ещё детишки последовали, однако.

 

***

Девушка молчала, ожидая продолжения истории Лещея. И он продолжил:

- К тому времени отец уже начал меня понемногу приобщать к тайной волшбе. Я оказался довольно способным учеником и в этих дисциплинах, и к случаю с матушкой уже освоил знания, составляющие основу знахарства и некоторых видов колдовства по управлению стихиями...

Веся слушала, затаив дыхание. Она понимала, что сейчас услышит самое важное. Молчал и домовой. Уютно устроившись с ногами на своей циновке, Митяй похоже задремал под мирное потрескивание дров в печи да размеренное повествование своего возвратившегося хозяина. Да и наверняка, он уже слышал историю Лещея, подумалось девушке, мельком глянувшей на мило посапывавшего рядом домового.

Вскоре стало ясно, что суровый отец своё отношение к выгнанной им на все четыре стороны супруге невольно перенёс и на сына. Кощей стал всё меньше времени проводить с отроком, а занятия по знахарству да волшбе и вовсе прекратил. Не понимающий причины подобных перемен Лещей, начал пытаться снова сблизиться с батюшкой. Однако, чем больше тянулся к мужчине сын – тем сильней отдалялся Кощей. Казалось он навеки закрыл перед недавно обожаемым сыном дверь в своё сердце. Словно с ног до головы вновь одевшись в броню отчуждённости и холодности.

15

Явлина тяжко вздохнула и снова «прояснилась» обликом.

- Обвинили меня, оклеветали «добры» люди. – Продолжила тихим печальным гласом. – Донесли до моего Кощеюшки, будто неверна я ему… А он и поверил. Так сразу и поверил. Вот что боле всего моё сердце пронзило-ранило. Ни то, что нашлися завистники: к тому-то привычна я с младости. И нашла бы управу на супостатов, кабы… муж дорогой хоть словцо в оправдание молвить дал... Как ни клялась в любви да верности, как не умоляла мои доводы выслушать, как ни взывала к его душе да разуму… да откуда, видать, душа у Кощея-то? Лишь одно мне сухо и ответил, сквозь зубы да брови сдвинутые: «Кабы не виновна была – так не стала молить да оправдываться. У кого нет таёного на сердце – то молить да виниться и нечего». Так закрыл предо мной двери своих покоев, да и сына нашего кровиночки отлучил от меня, ещё кормящей… А я что? Я с юности привыкла все неурядицы с ревнивицами-завистницами решать сама да по совести. Оттого поступила опрометчиво, что сама к муженьку сразу кинулась…

Замолчала призрачница. Молчал и Ян. Юноша не знал, что и думать. Отчего эта странная моргана решила ему исповедоваться. И главное… ему-то что с этим всем теперь делать. Совсем «оживший» после недавнего припадка ужаса Длак то рыскал где-то по окрестностям, промышляя… а чем там питаются волкодлаки? То прибегая обратно, кладя лапу на колено присевшего на валун Яна и подобострастно заглядывая юноше в глаза…

- Осталось совсем немного досказать. – Вновь подала тихий, словно замогильный голос призрачница. – Он простил. Через какое-то время Кощей меня простил… бы. Однако… будучи ни в чём перед ним невиновная, уже я отдалилась от супружника. От него да… вот ведь чудь… и от сыночки. Без меня рос, хоть рядом кровиночка. Муж было сделал несколько… робких шагов к примирению, но тут уж я стала не просто кремень – скала базальтовая. Так и пришлось муженьку, мной уж оставленному всю любовь пренесть на Лещеюшку. Всю любовь на меня не растраченную, нежность всю и заботу и ласку… А потом… потом случилось худшее.

- Куда ж ещё хуже… - невесело усмехнулся Ян, невольно перебив рассказчицу.

Оказалось, могло. И было. Нанял в воспитатели Кощей сыну учителя – не учителя: воспитателя. И забилось сердце Явлины, на сурового воина глянувши. Нет, женщина не влюбилась в наставника сына, просто не зная долгие годы куда свою заботу и ласку нерастраченную применить – ей невольно захотелось принимать чуть большее участие и в воспитании, и в жизни сына, которого она сама в обиде на Кощея столько времени игнорировала.

- И что бы вы думали? – Завершила свою историю призрачница. – Снова люди добрые нашлись, навели на меня вновь напраслину. И тогда мой злодеюшка – до того чуть передо мной сам едва не покаявшись – выгнал прочь меня босую из дому. Да не просто изгнал в ночь, а и проклял…

* * *

- И вот однажды… – продолжил колдун, снова вставая, подходя к окну и глядя через смёрзлое стекло на темневший снежный двор. – Состоялся у нас с отцом следующий разговор.

Недобрым словом помянутый, Кощей отрекшийся от супруги якобы неверной, решил разом и сына начисто из памяти изгнать… не то сомневаясь в кровном родстве, не то просто по злопамятности. А так как уже какие-то зачатки колдовства Лещею были уже открыты – злодей не смог ничего лучше придумать, как отправить сына в дальние выселки в качестве местного не то знахаря, не то ведуна… И всё бы ничего: Лещей и сам не против того был… да молодой человек и глазом моргнуть не успел, как оказался в неизвестной местности на краю глухого села в ветхой избушке. Надо ли удивляться, что новоявленный целитель не отличался покладистым характером и не спешил брататься с сельчанами. Местные порой стали наблюдать, как молодой пригожий человек, богатырского сложения с угрюмым видом бродит вокруг с непонятными намерениями. А сельские девушки, часто ходившие в лес по грибы да за малиной лесной, сперва проявляющие любопытство при виде интересного незнакомца – вскоре стали шарахаться от его потерянного вида. И чураться странного чужака. Лещей между тем искал дороги обратно… Не успев поговорить с отцом откровенно, юноша надеялся, что отцовский гнев быстро уляжется, и он вернёт ни в чём неповинного сына обратно. Однако, этого так и не произошло. Зато односельчане, проведав невзначай, что новенький – не абы кто – а самый что ни на есть заправский колдун… нет-нет, да и стали обращаться к тому за помощью. Но в добрую привычку у них обращение с разного рода просьбами к Лещею не вошло. И хоть молодой человек по своей доброте просителям не отказывал, но сам на контакт и сближение с соседями так и не пошёл. И вот что из этого вскоре вышло.

16

С дальней сопки поплыла рассветная дымка, обволакивая деревья окрест пеленой молочного тумана. Вернувшийся с неведомой пробежки Длак, подошёл вплотную к юноше и, подняв морду к розовеющим небесам, протяжно завыл. Ян вздрогнул и потрепал товарища по взъерошенной холке.

- И что же, - спросил, у вновь начавшего светлеть и словно истончаться, призрака молодой человек, - так ничего и не выяснилось?

- Ну, почему же… - Явлина чуть уплотнилась и «подвинулась» ближе, буквально нависнув над юношей. – Мне удалось всё узнать и отомстить. Всем.

* * *

Пошёл однажды по ранней весне молодой колдун по обыкновению в лес за какой-то травкой заветной и повстречал на узкой тропинке медведя. Да ни какого-нибудь: своих-то, местных зверей Лещей на перечёт знал и дружбу со всяким водил… чай, не люди, чай понимают да отвечают на заботу и юноше добром, а тут чужак-шатун откуда ни возьмись в их глушь забрёл.

- Мои-то медведи спят ещё по такой поре по берлогам, - рассказывал Лещей своей гостье, - а этот странный какой-то. Словно и не медведь вовсе. Уж на что я, и деревья, и зверьё всякое чую да подход к любому ведаю, а тут, будто в ступор какой впал. Стою, как истукан и ни шагу ступить, ни слова молвить… Ну, и попал ему под горячую… лапу. Знатно, эх… знатно он тогда меня заломал.

 

Весёна всхлипнула, украдкой слезу утерев и, подперев кулаком щёчку, с нежностью посмотрела на рассказчика. Девушка постаралась всё же взглянуть на хозяина украдкой, опасаясь, что мужчина может неправильно истолковать её сочувствие… ведь, повествуя о своих злоключениях, он явно не хотел, чтобы его жалели. Явно намеренно опуская особенно яркие подробности собственных скитаний и испытаний.

- Вот и вся история. – Завершил колдун свой рассказ. И задумался, глядя невидящим взором куда-то в одному ему ведомое.

- И сколько Вы потом проболели? – робко подала голос Веся, поняв что хозяин больше ничего не собирается сказывать.

- А? – переспросил Кощеев сын, словно выходя из небытия. – Сколько… спрашиваешь? Да я так и не сумел оправиться.

- И что же, - в удивлении уточнила девушка, - из соседей так никто и не пришёл навестить-проведать?

- Да понимаешь… - Лещей смущённо потёр лоб. – Я как-то на это и не рассчитывал. Мы и сами бы с Митяем управились, но…

- Не сдюжил я. – Подал голос молчащий до поры домовой. – Не смог помочь своему благодетелю.

И Митяй мелко-мелко заморгал, скрывая не то волнение, не то смущение от глаз собеседников.

- Себя не вини. – Мужчина вскинул голову, с суровой лаской взглянув на своего помощника. – Ты не мог ничего сделать: из меня уходила сила жизненная… ты слабел вместе со мной.

 

17

Закончив наконец исповедоваться перед вынужденными слушателями, призрачница замерла в позе невинной добродетели. Длак хранил беспристрастное молчание. Ян также не спешил высказываться, переваривая услышанное. Да, конечно, где-то он понимал Явлину: несправедливо оболганной и вышвырнутой прочь из дома мужем, не позволившим даже слова сказать в оправдание, ей сложно было совладать со своими чувствами и потом, найдя истинных злодеев не отомстить… однако то, как именно оскорблённая женщина поступила со своим мужем – юноша, возможно из-за чувства мужской солидарности, понять не мог.

Но… как говорится: было-быльём поросло. Тем более столько лет минуло. Надо было понять, теперь-то что со всем этим знанием делать?

 

Призрачная дева меж тем опять придвигалась ближе. Складывалось ощущение, что облегчив собственную совесть, она теперь намеревается сожрать и своих невольных «душеприказчиков», чтобы одним махом и концы в воду… Но вышло по-иному. Неожиданно, не принимавший до того участия в беседе волкодлак поднялся на задние лапы и, приблизившись вплотную к недавней рассказчице, состоявшей сейчас словно из белёсого туманна и серовато-осклизлой дымки… произнёс:

- Мать сыра-земля, отец ночной небосвод да брат лес дремучий, отпустите с миром дух призрака, привязанного старыми обидами да собственным непрощением к этому месту. Укажите ему другой путь – в приятии да забвении прошлого. Нет больше над ней гнёта из воспоминаний пережитого да содеянного, ибо открыла она по доброй воле всю правду двум путникам, и тем очистилась. Я, сын ночи, принимаю сказанное Явлиной и присягаю своей честью, что нет у меня ни зла на неё, ни корысти в сердце. Пусть ушедшее останется в прошлом, а грядущее в нынешнем.

Разинув рот, глядел Ян на своего спутника. Сложно было ожидать этакой пламенной речи от неуклюжего, до недавнего времени зашуганного волчонка… И откуда тот только набрался такого? Увидев, что юноша стоит как соляной столб, Длак тихонько прихватил зубами обшлаг рукава парня. «Ну, что же ты молчишь?» - читалось в волкодлачьих глазах: «Теперь твоя очередь говорить». Ян прокашлялся и, сам не зная что скажет, неожиданно для себя произнёс нараспев:

* * *

- Как же ты… потом? – Неожиданно переходя на неформальное обращение спросила Весёна у враз замолчавшего колдуна, тихо тронув того за рукав.

- Та… - Махнул рукой Лещей. – Дело то прошлое… Отец подмогнул. – Добавил после некоторой заминки.

- В самом деле? – Тут же вскинулась Веся. – Каким же образом? Расскажи…-те… пожа-а-алуйста.

- Ну, как помог… - Насупился Лещей. – Он полагает, что помог, а так… Когда я вконец обессилил и уже совсем было прощаться с жизнью собирался, он тут и нарисовался.

- Бр-ррр… - Поёжился домовой, видно припомнив это явление Кощея. – Статный мужчина, но таким хладом веет от всей его стати.

- Да… - Кивнул, не то собственным мыслям, не то подтверждая описание Митяем своего отца колдун. – Увидел в каком состоянии… хм-м… сын его единственный пребывает. И помог, как мог. Точнее, как ему показалось правильным.

Вместо того, чтобы поддержать Лещея добрым словом, либо ещё как-то – чего можно было ожидать после долгой разлуки с сыном и видом, в котором застал его – Кощей удивил тем, что первые слова обратил к домовому… и были те слова на удивление ласковы.

Нежданный гость поблагодарил нежить за уют и тепло, царившее в избе. И только потом повернул гордую голову с непроницаемым выражением глаз в сторону распластанного на печи отпрыска. Ничего доброго Лещей от отца так и не услышал… Бесстрастным голосом Кощей поведал, что сын… сам виноват, что никто из местных не пришёл ему на помощь. А теперь уже поделать ничего нельзя, только лишь…

18

- Мать-земля, - говорил Ян нараспев, словно застыв в трансе, - Отец-небо, беру вас в свидетели. Я, сын человечий, принимаю исповедь призрачной девы. Утверждаю и заверяю крепким зароком, что не держу на сердце ни зла, ни скверны. История Явлины останется навсегда глубоко внутри меня. Я отпускаю бывший призрак в добрый путь дальше. И пусть сопутствует ему удача, и миром увита будет дорога.

Не успел юноша договорить, как вдалеке громыхнуло: дальняя сопка, что виднелась чётче в рассветных лучах – та самая, под которой много лет и зим лежал погребён да не упокоен «злодей-лиходей» супруг, отомстившей таким образом невинно обиженной женщины – вздрогнула, да и раскололась надвое. Поляну, где находились путешественники, мгновенно заволокло густым млечным туманом. Словно на лесную опушку спустилось огромное кучевое облако… И из того облака донеслось, гулкое:

- Благо-да-рю… И вы ступайте с миром…

* * *

И вот Кощей водит руками над распластанным колдуном и приговаривает, словно и впрямь приговор выносит: «И быть тебе поперёк земли да неба, и быть твоему жилищу стылым, а домовому спать беспечно на печи либо под печью, пока… не помянет кто пропащего колдуна словом благостным. А коли дочь человечья пожалеет…»

Тут поднял взор Лещей на гостью и, прервав свой рассказ, проговорил:

- Я и был словно-в-нигде, и Митяй спал, всё как и уготовано нам было моим папашей, но я верил… да что там? Всегда знал, что настанет тот миг, когда добрая душа возьмёт на себя смелость вспомнить колдуна беспутного словом ласковым да сама пожалует в гости. И теперь проси, что пожелаешь. Ни в чём у меня для тебя отказу не будет.

Слушая речи дорогого хозяина, Митяй одобрительно кивал, поглаживая бородёнку. Смущённая девушка, опустив глаза, теребила в руках край платка, накинутого на плечи… Через сколько-то времени Веся, всё ещё немного робея, наконец взглянула на хозяев ласковых и, чуть запинаясь, тихо вымолвила:

- А м-мм... можно мне не для себя… ну, то есть не совсем себе… точнее не за себя попросить?

И заалела ланитами пунцово. Переглянулись колдун с домовым. Было видно, что оба несколько удивлены подобным поворотом. Совладав с изумлением, Лещей взялся ответ держать:

- Конечно можно. Тебя никто и ничто не должно смущать. Говори смело.

И Весёна в волнении начала…

19

- Вот ведь как, - говорил Ян семенящему рядом с понурым видом волкодлаку, - шли за одним, а возвращаемся…

Юноша направлялся в обществе уже ставшего ему добрым товарищем, Длака в родные пенаты, пытаясь осмыслить то невероятное, что произошло после того, как они с приятелем от всей души пожелали призрачной Явлине доброго пути в иные дали. Попутно приятели обсуждали невиданное, увиденное ими. Как бы это ни казалось странным – увидели они каждый разное.

- А что… хозяин… - После заминки впервые назвал так волкодлак человека. – Как ты полагаешь, всё теперь будет так, как она сказала?

- Кто ж его знает? – Вздохнул молодой человек, разводя руки в стороны и выдыхая клубы морозного пара. – Может так, а может ещё как-то.

- Но ведь после её прощальных слов появился он…

- Да. Я и сам был несколько удивлён. Такой молодой и статный.

- Погоди-погоди, хозяин… - Длак даже остановился. - Ты сейчас говоришь о… Кощее? Тот костлявый и сердитый – это ведь был он.

- А-ха. – Ян тоже остановился и, поставив руки на колени чтобы отдышаться от быстрой ходьбы, от души рассмеялся. – Он. Тот самый. Супруг… в прошлой м-м… жизни нашей Явлинушки.

- Получается они действительно любили друг друга. Так… почему же раньше-то не сумели объясниться да поладить? – Похоже волкодлаку были вовсе чужды понятия страстей человеческих.

- Кто бы знал, друг сермяжный, кто бы знал… - Скрывая улыбку, юноша снова тронулся в путь.

* * *

Возвращаясь домой, Весёна неожиданно замешкалась на околице села. Словно кто-то её под локоток тихонько толкнул. На востоке маячил розовым просыпающийся зимний рассвет. Денёк обещал быть морозным да румяным, будто юная красавица. Медленно бредя к дому, девушка размышляла о том, как такое получилось, что она и думать забыла о собственных чаяниях. Ведь когда колдун предложил выполнить любую просьбу в благодарность за её доброе сердце, Веся ни секунды не сомневалась. Что же это может означать? Неужто она и сама неравнодушна к влюблённому юноше, который по её прихоти отправился неизвестно в какие края…

Ведь в ответ на предложение хозяина заброшенного дома просить, что душеньке угодно, Весёна произнесла то, сокровенное, что давно лежало на сердце, да она не примечала. И сейчас словно в ответ на её раздумья – малая синичка-лазоревка взлетела на крушину, растущую по периметру частокола, мимо которого как раз проходила девушка, и звонко затренькала:

- Тьи-тьюи!

Явно намекая, что весна не за горами.

- Фьють-фьювить!

Верно ждать, ох…  ждать скоро Весе добрых вестей, а с ними и сватов в хату.

И тут девушка заприметила знакомую фигуру на горизонте… Красавица подняла ладонь в пуховой рукавице, и, прикрывшись этим импровизированным козырьком от солнечного рассветного луча, всмотрелась вдаль. Так и есть. Он. Ян. Весёна ойкнула, прикрывая рукавичкой раскрасневшееся с морозца – а может и не только – лицо. И, подхватив длинные юбки, бросилась напрямик через сугробы навстречу юноше.

* * *

Прощаясь с Длаком на опушке ближнего к их селу леса, Ян пообещал новому другу, что не станет чинить препятствий для вольной жизни нечисти в ближних угодьях. Ведь уходя в новые странствия по порубежьям миров – теперь рука об руку – призраки Кощея и Явлины приоткрыли перед своими спасителями завесу тайны об обитателях той стороны жизни, которая не явлена людским взорам. С удивлением юноша осознал, что всё, и даже нежить, создана не просто так. Все и каждый не просто нужен – жизненно необходим для гармоничного развития и общего процветания. Если так же, как и призрачные супруги – рука об руку – идти, пусть и по отличным во многом, собственным тропкам, не мешая другим… Ах, какая дивная настанет жизнь на земле!

Волкодлак в свою очередь заверил Яна, что постарается донести до своих сородичей ту светлую мысль, что вдохнули им в души воссоединившиеся после долгой разлуки счастливые призраки, а там уж… как получится.

В раздумьях о новых перспективах, молодой человек не заметил, как подошёл к околице. И только кинувшаяся к нему на шею откуда ни возьмись раскрасневшаяся Весёна вернула его мысли с… небес на землю (или наоборот?) Удивлённый и обрадованный он сжал, доселе выказывающую юноше признаков расположения девушку в крепких объятиях и выдохнул в её, благоухающие свежестью с ноткой горчинки, волосы:

- Ты что… как же ты… а я… я так и не принёс тебе прошлого года.

 

Эпилог.

В Макарьевке справляли шумную свадьбу. На гулянье, казалось, высыпало всё село от мала до велика. Ещё бы! Такую спесивицу замуж отдавали, да первую красавицу к тому же. Как тут не погулять-повеселиться? Дружки жениха спозаранок украсили сани да упряжь запряжённых в них лошадей разными сладостями, валдайскими бубенцами да звонкими монетами с побрякушками – на богатство чтоб да в изобилие новой семье. Как повезёт жених молодую на венчание, а после на празднество к себе в избу – по всему селу будет слышно! Постелили на скамью и в поножье полость медвежью: на долгую жизнь в тепле да любви обоюдной.

Девушки-подружки тем временем наряжали невесту с блестевшими от волнения и лёгкого недосыпа глазами и нежным румянцем во все щёчки. Заплетали в косы ленты разноцветные, всё с наговорами на семейный лад и согласие между супругами да скорое появление в молодой семье здоровых ребятишек. Перемежая священодействие песнями, как и положено, страдательного характера. Отчего невеста время от времени прыскала в кулачок, однако не препятствовала подругам – обряд есть обряд. Вот и выкуп с прибаутками да извечными девичьими подколами над женихом и сопровождающими его парнями начали, и слёзы на глазах озорниц разом высохли. Словно и не они только что оплакивали свою подруженьку. Невеста ненадолго осталась одна. Сидя в ожидании, когда же её «продадут» выкупающим, девушка ещё раз перебрала в памяти недавние события, которые отчего-то сами собой сложились в забавную фразу «синдром уходящего». Чудно-то как - подумалось ей… Это когда кто-то уходит-уходит и никак не уйдёт, а потом: бац! И… возвращается навек? Прямо как… у нас с Яном… и, рассмеявшись собственным мыслям, Весёна вновь перебрала в памяти недавние события.

* * *

Веся попросила сына Кощеева, как наверное уже можно догадаться о том, чтобы Ян воротился жив-невредим и простил её прежнее с ним обращение… Даже не так. Словно в одночасье повзрослевшая девушка свою просьбу озвучила такими словами:

- Пусть Ян, которого я… так незаслуженно обижала да ещё и спровадила неизвестно зачем и куда, поскорее вернётся и… и выберет сам невесту себе… по нраву. Пусть суженая окажется достойной его выбора. И живут они долго-долго и счастливо на обоюдную радость.

Лещей Кощеевич согласно покивал на те речи, поглаживая бородку. Митяй и вовсе от слов Весёны будто весь пронизался светом, улыбаясь во всю приять.

- А как же насчёт прошлого года? Чтобы быть раскрасавицей, век не стариться! – Не преминул лукаво вставить хозяин. И откуда только узнал.

Веся в удивлении открыла рот, но смолчала. Да и что тут скажешь? Что глупая была… сама не ведала, что творит.

- Будь по-твоему. -Видя что смущённая девушка отвечать не собирается, промолвил колдун и хлопнул в ладоши. - Ах, как же славно теперь всё будет-то!

Изумлённая Веся моргнула…ещё раз моргнула… а нет ни стола, ни самовара, ни даже дома и забора вокруг. Словно никогда и не бывало. Она стояла на краю села посреди чиста поля. Но как же так? Куда пропали в единый миг изба и оба хозяина. Весёна ещё постояла в недоумении, покрутилась оглядываясь окрест да и побрела восвояси.

 

* * *

Снова сама себе улыбнувшись, ненадолго пооставленная подружками, готовая к выходу невеста вскочила и кинулась навстречу жениху. Ян, с головы до ног «увитый лентами», которые он не то разорвал, не то… перегрыз на пути к суженой, входил в Весёнины хоромы. За ним толпились хихикающие девицы – полны руки монет да бус-колец – атрибуты выкупа да хлопцы, всё ещё подначивамые чисто женскими штучками: шутками-прибаутками. Подойдя к любимой, юноша ласковым движением отвёл в сторону фату, закрывающую милое лицо, и заглянул в сияющие счастьем глаза. А потом, легко подхватил свою ненаглядную на руки да закружил в объятиях, радостно смеясь.

 

Свадебные гулянья набирали оборот. Молодых по обычаю после венчания провели под «хомутом и подпругой», намекая с неизбывным народным чувством особого, лишь русскому и понятного юмора: как надлежит относиться к возникающим у любых, даже самых крепко любящих друг друга супругов, разногласиям. Всю дорогу от ворот к крыльцу мужнина дома новобрачных осыпали зерном да конфетами; и ребятишки, визжа и хохоча, путались у взрослых под ногами, собирая собственную, по праву доставшуюся им «дань». Музыканты разудалой плясовой сопровождали молодожёнов и родственников. Затем веселье плавно перетекло в избу и продолжалось заполночь, а наутро и снова-наново.

 

В ближнем к Макарьевке лесу своим чередом шла иная кутерьма: явился новый Хозяин. Поговаривали, питающий неизбывную «слабость» к роду человечьему. А в прихвостнях будто у него какой-то небывалый чудо-медведь, или даже немыслимой силы оборотень. Как-то теперь будет…

  А в ясных небесах вовсю сияло солнце красное, повернувшее «полной грудью» на лето, а следовательно, и на мороз. Где-то ближе к горизонту проплыло двойное белое облачко, подсвеченное розовым, напоминающее очертаниями то ли сдвоенную сопку, то ли силуэт слившихся в едином поцелуе после долгой разлуки влюблённых. Да разве кто-нибудь сумел бы понять, что это означает? И только протяжный волчий клич прощальной песней пронзил таёжную глушь заповедного леса.