1812 - Русская рулетка Барклая де Толли

На самом деле он был не один. Их было трое.

Михаил Богданович, командующий 1-й Западной обсервационной армией, он же Michael Andreas Barclay de Tolly.

Иван Богданович,  Erick Johann Barclay de Tolly, его старший брат, флигель-адъютант Его Величества, инженер-полковник.

Андрей Иванович, сын Ивана и племянник Михаила, Andreas Heinrich Otto Barclay de Tolly.

Все трое полушотландцы, полунемцы и российскими подданными.


Первый создал военную разведку и написал комбинированный план предполагаемой войны с Наполеоном. План предусматривал сначала оборону, затем наступление.

Второй, на основе свежих разведданных, перед самой войной, написал аналитическую записку, в которой бил в набат: если русская армия не поменяет свою тактику перед надвигающейся войной, ее ждет участь Пруссии, Австрии и, стыдно сказать, Венгрии.

Третий был военным разведчиком. 

Записку Ивана, кроме Михаила, похоже, никто не читал.

Вторжение Наполеона около полумиллионной армией, составленной из французов, вестфальцев, пруссов, австрийцев, неаполитанцев, поляков и др., обрушило все имеющиеся планы ведения войны, и повергло коренных россиян и их провинции в ужас. Всего в армиях и корпусах русских было около половины от этого числа.
Всех, кроме людей из клана Барклаев де Толли, повергло в ужас, панику и подлость это вторжение "двунадесяти языков".

Иван Богданович за год до войны представил свои политические и военные взгляды на тактику французов. Он увидел, что победы Наполеона достигаются за счет новой тактики высшего порядка, за счет "теории невозможности". Главное, что делали французы: войска двигались быстрее, чем их линии снабжения. Поэтому они появлялись там, где их не ждали. Но точно такую же "невозможную" концепцию войны разработал и Иван Богданович. Да-да, отдавать территории ни за понюшку табаку. И это очень бесило Наполеона: он даже в кошмарах видел, как русские снимаются с позиций в ночь перед сражением и уходят. "Я, говорит, Москву обесчещу, как девку". А пожалуйста - отвечает на это план Барклая де Толли Ивана Богдановича. "Москва всего лишь точка на карте". В результате французы гнали быков и коров из Польши, а до Смоленска они так и не дошли. Магазины пустые, зимней одежды нет. Новая французская тактика обернулась ошибкой второклассника, думающего, что он умнее первоклашки.

Михаил Иванович Барклай де Толли, сохраняя самообладание, с первых дней войны стал реализовывать, пункт за пунктом, план, написанный Иваном Богдановичем. План состоял из четырех пунктов: уничтожать, разорять все селения по пути следования противника; избегать решительных сражений, отступая на виду противника, чтобы выиграть время; атаковать линии снабжения, все более растягивающиеся; использовать переменную тактику «медлительного Фабия» и «стремительного преднамеренно Ганнибала и Юлия Цезаря». Впоследствии этот план получил название "скифского", позже - тактики "выжженной земли". А тогда французы, не веря своим глазам, говорили: "что за варвары и скифы эти русские". Надо сказать, что русские, в то время выучившиеся говорить и писать по-французски раньше, чем по-русски, тоже не были уверенны насчёт варваров и скифов.

Если вы не верите, приведу все на языке оригинала. Все трое были трилингвами:

Mettretout en r;quisition au devant de leurs masses combattantes, et si c';tait m;me sur nos propres fronti;res leur;ter tout moyen de subsister, dans le cas, o; les vicissitudes de la fortune ou les principes de prudence ordonnent de c;der le terrein, et enfin de  harc;ler et d'inqui;ter continuellement leur marche et de d;pouiller leur train par des cohues de Baschkirs et de Kalmucks ;parpill;es en grandes masses et nulle part ; l';preuve.

Google перевод:

Реквизировать все перед их боевыми массами, а если бы это было хотя бы на наших границах, лишить их всех средств к существованию, в случае, если превратности судьбы или принципы благоразумия прикажут отдать территории и, наконец, постоянно беспокоить и тревожить их поход и грабить их обозы толпами башкир и калмыков, разбросанных большими массами и нигде не подлежащих испытанию (с. 16)

Немецкий человек, немецкий ум. Подсчитал, что если, с учетом климата, протянуть три-четыре месяца кампании и сохранить армию, то победа в кармане.

Так оно и случилось.

То, что в плане было «тревожить и грабить обозы», это сделал Барклай в первые дни войны, организовав первый в России партизанский отряд – капитана Сеславина (Давыдов, к сожалению, пьет минералку вместо шампанского). Об этом написано толщи книг.

То, что признается за самопожертвование русского народа и священную жертву: крестьянин, русский Сцевола, отрубающий себе руку, сожженная Москва и т.д., это все лишь последствия приказа по армии «сжигать все по обе стороны дороги», а крестьян выгонять в поле. Позже они организовались в бандитские и мародерские группы, тоже известные как партизаны. Мародеров из числа рядовых Барклай безжалостно вешал. Барклай знал, что западные губернии более расположены к Наполеону, отсюда его приказ грабить их деревни, ничего не оставляя противнику. Патриотизм родился задним числом.

Наконец, отступления. Он знал, чем рискует – своей репутацией. Не более. Может, какой-то русский лемминг бросил в него яйцо и обозвал матерно. Хотя, конечно, при иных условиях, его ждала бы участь Сперанского – ссылка и забвение. Но он был уверен в себе и своем знании. Он понимал, что люди, кричащие за Багратиона, безбашенного генерала, который готов был со своей маленькой армией атаковать втрое-вчетверо превосходящего противника, заранее зная, что погибнут все, - в конце концов поймут, что побеждает не жертва, а человек, который въезжает в Париж на белом коне.

Он играл своей судьбой, когда на фоне уступающего ему противника, приказывал разворот и отступление – в точности, как писал годом ранее старший брат Иван. Богданович. Барклай де Толли. Так было в Бобруске, под Островно, в Смоленске. На глазах русских воинов, готовых положить свои жизни, сожгли целый город. Первая жертва. Потом была Москва. Но это другая история. Это не вина Барклая, а Беннигсена, на которого поставил Кутузов, чтобы сместить Барклая. Барклай был просто профессионал. Он сказал, что позиция, занятая русскими войсками под Москвой, уничтожит всю армию при малейшей ошибке. Профессионал. И еще патриот. Он считал, что лучше русского солдата нет никого на свете.

Пропаганда только месяц спустя забила в набат и вспомнила о 1612 годе: "Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина". Красивые слова. Но народное ополчение стало вспомогательным войском: возводить редуты и следить за порядком. Плохо вооруженное, оно было обречено на смерть перед грозным противником. Гораздо более пригодились "летучие отряды" и "остервенение народа" - вот они кошмарили тылы французской армии.

Русские националисты не любят Барклая де Толли. Слишком холодно он играл горячими и оскорбленными чувствами россиян.  Тот же Сергей Глинка приписал ему "действие скифского плана", похвалил за тактику отступления и заманивания, но через слово отобрал у него все заслуги: оказывается, заманивание противника в засаду - "вековечная русская уловка", не он ее придумал. В записках, опубликованных после его смерти, он набросился с критикой и злобно писал: "Россия стоила того, чтобы ее защищать, а не в шахматные партии играть ее городами" (цитата по памяти, не дословная).

Сергей Глинка бил себя кулаком в грудь, называл себя первым ратником московского ополчения, а как дело дошло до дела, бежал... бежал со своим семейством. Только книги на французском сжег в своей гостиной, переобувшись на ходу. Таких квасных патриотов пруд пруди оказалось в русских гостиных.

Наш брат русак крепок задним умом. Русское общественное мнение поступало в точности как генерал от инфантерии Петр Багратион: бросаться в бой, на неминуемую смерть, зная и понимая, что от армии ничего не останется: русская женщина в два месяца нарожает новых чудо-богатырей. И этот бравый и смелый, но малообразованный генерал опустился до того, что стал поливать Барклая де Толли грязью, писал доносы и пасквили и прилюдно нос зажимал, мол как воняет от немцев. Ермолов, начальник штаба 1-й Западной армии, разочаровался в своем командарме и тоже дал слабину: писал доносы на своего шефа.

Но ведь эти русские смельчаки отступали также под предводительством Кутузова!

Кутузов, сдав Москву без боя и взяв на себя ответственность за эту сдачу, 4 сентября писал царю донесение, в котором взвалил на Барклая тяжесть вины: сдача Москвы вызвана сдачей Смоленска. Но ведь между ними была Бородинская битва, во время которой Кутузов даже поленился взглянуть на поле битвы. Ее финал Кутузов назвал "победоносным". Царь опубликовал это донесение, и это было как удар в спину. После этого Барклай подал в отставку и начал долгую тихую войну за восстановление справедливости.

Она и наступила, когда участник битвы народов, достигший звания генерал-фельдмаршала и получивший титул князя, Михаэль Андреас Барклай де Толли в марте 1814 года въехал в Париж на белом коне.

понедельник, 10 марта 2025 г.
Читая архивы.