Бараш

— Первые признаки инсульта  — кривая улыбка и невнятная речь … —, оповещал диктор в метро. Станция Пионерская. Взвейтесь кострами, синие ночи. А у меня всё время кривая улыбка, да и шепелявлю так, что о чистоте речи и речи быть не может. Тавтология. Тоже, между прочим, признак невнятности. И куда я со своим инсультом еду?  К зубному. И на чёрта мне теперь зубы, если всё равно инсульт и жить-то, может, пару дней осталось.

— Подождите! Мужчина, дверь подержите! – кричу я и влетаю в автобус № 45, который едет прямо до стоматологии. — Уф, спасибо! А то мне к зубному. Нельзя опаздывать.

Можно подумать, что к кардиологу можно. Или кто там инсультами занимается? Невролог? Ага, вот как раз медицинский центр Алмазова проезжаем. Может быть, сойти пока не поздно? Сердце мигает голубым цветом над зданием центра. Почему голубое? Вообще не попали в цвет. Невнятный цвет. В смысле, для сердца.

— Мужчина, вы не в курсе, к кому надо обращаться с инсультом? К какому врачу?

— Скорую надо вызывать, а не в автобусах ездить, вот у вас и лицо влево окривело немного. Сходите тут, на остановке, и в Алмазова идите, там помогут… наверное.

— Лицо ассиметрично — это потому, что зуба нет, опало. Я же к зубному.

Нее, всё-таки не инсульт – ясно же зуба нет. Да и мою речь вроде бы мужик разобрал.

Чёрт, скользко-то как. Надо же было такой скользкой плиткой выложить крыльцо. Хотя может и правильно, профессионально: если рубанёшься мордой об плитку, то все зубы выбьешь.

Надела тёмные очки. В руках жмякаю антистресс (уровень сервиса растёт пропорционально потере зубов). Рассматриваю на лампе голову барана в профиль. Или овцы? Нет, баран, хоть и без рогов, но выражение баранье. Глаз горит.  Я закрываю левый глаз – баран суровеет, правый – криво усмехается.

— Не обижаю?

Ещё бы ты обидела, когда уже шприц наркоза ввела. Теперь хоть кувалдой бей.

Интересно, баран видит, как инсульт захватил левую половину лица? Онемение такое, будто слева мне футбольный мяч подкачали или нарастили ещё пол-лица. Нет. Ему не видно. У меня же рот открыт, да ещё и резинка на губы надета. На медузу похожа, бледная и скользкая. Обслуживание что надо – с медузами во рту зубы лечим, раз на море теперь не выбраться. Какая тут улыбка. Нет. Барану не видно.

— Ай!

Вот дура врачиха, разве можно в зубные с такой координацией - рука сорвалась с зондом: чиркнула острым мне по языку.

— Больно?

«Ах ты лахудра криворукая, ещё и спрашиваешь?»

— Да не. Нормально, — и пытаюсь снова найти на лампе барана. Нет его. Всё. Барана нет. Руки рвут антистресс, но он крепче барана, его так просто не спугнёшь.

Полная безысходность. Баран пропал. Врачиха — мясник. С инсультом не всё однозначно.

Через минуту глаз нащупал утку на лампе. Не баран, конечно, но утка. В Павловске много уток. В Пушкине — как грязи. Лучше не подходить к прудам, а то они несутся, как речные трамвайчики, на тебя. А батон? Батон забыла, ясно. Как им в глаза смотреть?  Ну вот, теперь ещё и есть захотелось.

— Закончили, смотрите, теперь зуб на месте. Шахту попозже закроем, недельки через две, — врачиха суёт зеркало.

Я отвлекаюсь на зеркало и теряю утку.

— Доктор, посмотрите, у меня лицо не кривое? – спрашиваю, когда изо рта вытащили медузу. А что? За такие деньги пусть и от инсульта лечат.

— Ну, губы кривоваты, правую сторону вниз ведёт. Инсульта никогда не было?

— Нет, — неприязненно напряглась я.

— А вообще ещё может и после косметолога такое быть, в прошлый раз у вас губы тоньше были. Кололи филер?

«Так. Какая болезнь увеличивает губы? Косметолог, например, сильно уменьшает финансы, несоизмеримо с увеличением тех же губ. Поэтому есть выбор: либо зубы, либо губы. И то, и другое в один месяц не потянуть».

— Хотя, может быть, инсульт на ногах перенесла, – соврала я, чтобы ничего не объяснять лахудре. И на автомате положила антистресс в сумку.

В метро, копаясь в сумке, наткнулась на барана. Антистресс оказался Барашем из смешариков. Лавандовый такой. Алиса, что ты знаешь про овец?

 — Вот. Послушайте.


И тут же в наушниках полилось: — О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; зубы твои — как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними.

— Ну хорошо, а про уток?

— Вот. Послушайте: — Серой Шейкой они называли свою калеку-дочь, у которой было переломлено крыло еще весной, когда подкралась к выводку Лиса и схватила утенка.

— Стоп, Алиса. А про инсульт? Есть ли жизнь после инсульта?

— Вот. Послушайте: — У вас во рту каша. Обыкновенная манная, необязательно с комочками. Вы достали маму, не чистили зубы, отчего они совсем испортились, не мыли руки (теперь как их показать? Они все в цыпках), плохо кушали, вот мама от души и натолкала вам в рот каши. А потом каша застыла. На тарелке манная каша, остывая, принимает вид тарелки, во рту – вид рта. Логично. Чтобы избавиться от неё, надо попытаться искусать кашу зубами, измельчить, распотрошить, расчленить. И либо съесть, либо выплюнуть. Ещё можно ходить к логопеду. Но не надо путать последствия инсульта с простой шепелявостью. Шепелявость так просто, какой-то кашей, не вылечишь.

— Стоп, Алиса.

— Станция Электросила, следующая — Московская.

— Новоизмайловский проспект, дом 147. Следующая остановка: Новоизмайловский проспект, дом 199. Троллейбус следует в парк. Будьте внимательны, не оставляйте своих вещей в салоне, — проверяю: антистресс в сумке.

— Шла Саша по шоссе…, — тренирую шепелявость и мну Бараша. Растягиваю лицо Бараша то влево, то вправо. Он сильно бледнеет от этого, но потом цвет восстанавливается. У него внутри есть такие упругие комочки, как в манной каше. Я настойчиво давлю их. Интересно, их можно размять?

Пока мне не удалось ни разу. Этот Бараш уже третий.

Так бывает. Дракон может запросто получить жертву, но вытащить из неё маленький сопливый комочек ему не всегда удаётся. И от безнадёги он расплывается в кривой ухмылке.