Роберт и бомба, которой не было - 13
Что ж — знакомство с родственниками Роберта выдалось гораздо более лёгким, чем Патрик Блэкетт себе представлял. Сам Роберт упрёками кузена не осыпал и даже разозлился, когда Патрик через пару дней после встречи с семьёй названого кузена всё же заговорил об Оппенгеймерах.
— Оппенгеймеры, Оппенгеймеры… Надоел уже! Ну да… Куда мне теперь Мейнардом зваться… — Роберт скомкал в руках пачку «Честерфилда», не замечая, как табачный песок рассыпался по столу в номере гостиницы, и поджёг мятую сигарету
— Я вовсе не хотел так сказать, — перебил Патрик. — Но… Если есть способ вернуть тебе то имя, и если тебе это надо…
Резкий взмах, кулак Роберта у самой шеи — и вот Патрик побелевшими пальцами сжал худое запястье названого кузена. Тот тяжело дышал; Блэкетт осторожно усадил растерянного Роберта на диван и молча уселся рядом, положив руку ему на плечо. «Вот вам и поговорили…»
— Всё одно заявляться не буду, — упрямо пробубнил Роберт, нарушив наконец повисшую тишину. — Ещё споры потом из-за наследства… Френку нужнее. Точно нужнее… Это ж на его фамилию косо смотрят даже в Кембридже, а не на мою…
Патрик промолчал. Что возразить, если тот же Пристли из колледжа Христа неодобрительно отзывался о слишком большом числе студентов иудейской веры в стенах его колледжа и многих других? Нет, отчислять «неправильных» учеников никто не спешил — по Уставу учиться дозволено каждому, кто «проявил недюжинные способности в науке или спорте»; но и не каждый студенческий клуб открывал двери перед однофамильцем Френка, и о стипендии Родса, которая позволила бы обучаться в Оксфорде или в университете Лиги Плюща, Френк мог бы только мечтать.
Но каникулы закончились, и пришла пора возвращаться домой, в Британию. Домой… Роберт, необычно серьёзный, медлил перед тем, как взойти на борт парохода. Патрик молча глядел на тусклые волны: если кузен решит вдруг отказаться, то можно ли мешать? Но вот Роберт тряхнул сердито головой и проскочил по трапу на палубу, пробившись сквозь толпу. Кто-то ругнулся, Патрик мысленно попросил прощения и поспешил следом.
— Всё хорошо?
— Конечно… Да. Надеюсь, в каюте курить не запрещено?
— Вроде нет… — Патрик хмуро покачал головой, не глядя на названого кузена, который тут же скрылся в каюте. «Вот вам и поездка…»
Впрочем, долго ломать о кузене голову Патрик не мог. Не до него; Резерфорд решил передать бывшему ученику как можно больше лекций, которые Блэкетту приходилось читать. Нет, не то чтобы студенты были совсем невыносимы — но когда из-за хлопот с учениками почти не оставалось времени на исследования той частицы с такой же массой, как у электрона, но с положительным зарядом вместе с Беппе, настроение экспериментатора не улучшалось.
Так шли месяцы и месяцы, пока в начале тысяча девятьсот тридцать третьего года Патрик Блэкетт не оставил наконец на столе в кабинете Резерфорда письмо. Не слишком ли груюо было писать, что «оставаться в Кембридже более не намерен» и что «в Кембридже непременно найдётся более достойный преподаватель? Но — написанное уже не стереть, а значит, оставалось только вернуться к себе в лабораторию собрать то, без чего не обойтись в Лондоне. В Лондоне — потому что именно там находился колледж Биркбек при лондонском университете. Знакомые места: туда когда-то Блэкетт и готовился поступать, пока Адмиралтейство не решило отправить своих офицеров в колледжи Кембриджа. Но теперь и Кембридж позади, и Роберт, вместе с которым тогда ждали экзаменов, всё избегал его общества.
«Ну и пусть… Сам пусть дальше справится…» Патрик сложил в коробку облачную камеру — как же не взять с собой, если сам потратил столько дней на её улучшения? Остальное — остальное в Биркбеке можно добыть. Да и кому охота волочить кучу грузов, когда за окном этим мартовским днём так ярко светило солнце, под которым осыпались почерневшие от копоти и дыма сугробы и которому радовались синицы?
— Уже уходишь? — раздался тихий голос из-за двери, и Патрик обернулся к кузену. «И чего он здесь?» Впрочем, этот вопрос Блэкетт так и не задал, а лишь кивнул:
— Как видишь, ухожу.
— А я вот… Остаюсь… — невпопад пробормотал названый кузен. — Удачи, что ли…
— И тебе.
— Спасибо… — Роберт задумчиво улыбнулся, прошёлся по лаборатории, глянул на термометр, закреплённый на оконной раме. — Ого, уже семь градусов — и это в тени… Или сколько это…
— Возможно, и семь. Осторожно!
Наверно, Роберт и не хотел ронять градусник; но — вот зазвенело стекло, по руке, которую пронзила острая боль, что-то потекло, и — что Патрик так побелел?
— Всё хорошо, всего лишь царапина, — Роберт хотел было накрыть ладонью ранку, но Патрик шикнул, и кажется они так спешили в медпункт, что Роберт и не заметил, как уже оказался с закатанным рукавом и перевязанным запястьем на кушетке. Медсестра отлучилась, и рядом остался лишь Патрик.
— Ерунда ведь, царапина, — повторил упрямо Роберт. — Мог бы идти собираться уже…
— Успеется. Не сегодня в Лондон ехать собирался. Констанция ещё не готова.
— Так и шёл бы к ней, а не сидел тут…
Патрик медленно положил руку на плечо названого кузена. Тот вздрогнул, но промолчал, уставившись на пол.
— Не сидел бы, — тихо повторил Блэкетт, садясь на кушетку. — Но… Не привык уж родных людей бросать. Роберт?
— Всё хорошо. Просто… Солнце прямо в глаза светит.
— Да, — рассеянно согласился Патрик, глядя на плотно закрытые шторами окна в медпункте.
Свидетельство о публикации №225031201443