Травматичный и нестандартный 1982-й
(Продолжение саги об одесской девочке. На фото мои сын и невестка в описываемое время)
Опасный поворот
Наконец, тревоги переходного периода в новой школе у Леры остались позади, она на все «отлично» перешла в седьмой класс. Наши новобрачные Люда и Кирилл благополучно окончили пятый курс, им предстояло интересное лето. Вова преодолел математические трудности и делал совершенно оригинальную программу поиска экстремума любой функции многих переменных. Я вышла на довольно спокойное доцентское плато, если не считать обязательное «Оч-ч-чь плохо, Маргарита Павловна!» от завкафедры.
Этим летом Лера охотно, уже не в первый раз, набиралась сил и впечатлений в пионерском лагере «Искра» в Воре-Богородском лесничестве, над которым шефствовал наш Лестех. Она была уже во втором, старшем отряде и с увлечением занималась в вокально-инструментальном ансамбле, которым руководил пионервожатый Игорь. Разумеется, все девочки были в него влюблены и считали его музыкальным богом. Ударным шлягером этого ВИА (солировала Лера) была песня Макаревича со словами:
Вот новый поворот,
И мотор поёт.
Что он нам несёт:
Омут или брод..?
Эту идиллию грубо нарушил болезненный поворот.
В палате, где жили Лер,а, на попечении четырнадцатилетних находилась маленькая девочка, дочь одной из воспитательниц. Девочка часто плакала по ночам, и старшие баюкали её. В одну из ночей, когда малышка заплакала, Лера пошла к ней в другой угол, переступая с кровати на кровать. В одном месте она оступилась и рухнула, ударившись лицом о спинку кровати. Удар был сильный, но главное – был задет глаз. От непоправимого несчастья спасла прочная кость глазницы, принявшей на себя удар.
Когда мы приехали за Лерой, вид её глаза испугал нас. Он был заплывший и багровый. Испуганная медсестра написала какую-то безграмотную бумажку. Мы хотели забрать Леру домой, но она отказалась и хотела геройски отбыть смену. Там она получила письмо от Кирилла, который был на сборах в Скопине. Брат писал:
Здравствуй, Лерочка, здравствуй, моя милая!
Прости, пожалуйста, что так долго не писал тебе, хотя твоё письмо получил ещё пять дней назад. Нет мне оправдания, но попытаюсь отыграться. Слушай новости из города, где по преданию некогда жила волшебная птица Скопа;. У нас жарко, солнечно, и, хотя мы давно уже не маршируем, всё равно тяжеловато. Ты ещё застала дома мои письма с описанием киносъёмок? Так вот, съёмки наконец-то закончились. Я с блеском сыграл роль раненного в разные места, и начальство сказало, что не забудет меня (на экзаменах). Уж хоть бы! Всё-таки труд киношника – не сахар, особенно по такой жаре.
Но вот кино сняли, и мы теперь занимаемся другим: каждый день разворачиваем и демонстрируем поражённым курсантам автоперевязочную. Это такая машина (фургон), в которой делают перевязки раненым прямо в бою. Мы – это я и ещё шестеро курсантов, участвовавших в съёмках. Работа дембельская (т.е. лёгкая), так как, во-первых, мы каждый день ездим купаться на нашей тачке и от других занятий освобождены, а во-вторых – потому что до дембеля (демобилизации) осталось три дня. Мы, квартирьеры, уезжаем отсюда 17 июля поездом в 5.30 утра. Однако говорят, что экзамены нам всё равно устроят. Ладно, посмотрим! А пока я кричу всем: «Дембель быро давай!» Такие вот у меня дела.
Ты из своего Воря-Богородского лесничества пиши, но не сюда уже, а домой, т.к. пока письма дойдут, я уже буду дома. Ну, ладно. Люда пишет, что ты там в п/л «Искра» хулиганничаешь помаленьку. Ты смотри, не падай так сильно ещё раз, ладно? И вообще, следи за собой. Привет Л.Карповой. Не скучай!
Крепко целую и люблю. До письма!
Твой брат-солдат Кирюха.
13.07.82г.
Я читаю это письмо и жалею себя: у меня не было брата и я не получала таких писем. Но зато, какое счастье, что у нас есть сын и дочка и они дружат. И ещё. В этом маленьком письме Кирилл упомянул и датировал события того лета, так что это документ! А Лерочку всё же пришлось досрочно забрать из лагеря и обратиться за помощью к врачам, потому что глаз всё ещё устрашал и болел, а голова кружилась..
Беда не приходит одна
Наши будущие медики этим летом не знали отдыха. Сборы, экзамены, а главное – не очень благополучная беременность Люды заполнили это последнее студенческое лето. Впрочем, хрупкая и тоненькая Люда, хоть и с осложнениями, всё же доносила ребёночка до положенного срока. Вот и настало время отправляться ей в роддом. По какой-то причине она отложила визит туда на следующий день. Мы с Лерочкой улеглись спать вместе на софе в большой комнате (Вова был в отъезде). В изголовье у нас висели одна над другой две книжные полки, битком набитые книгами.
Ночью, когда мы мирно спали, без всякой видимой причины с одного гвоздя сорвалась верхняя полка. Она сбила нижнюю полку, и обе они углом рухнули мне на голову. Я проснулась от яркой вспышки в мозгу. Говорят, что я громко закричала – не помню. Все сбежались в комнату к нам, сняли с моей головы угол полки. К счастью, другой угол остался на гвозде и пощадил Лерочкину голову. Кирилл отвёл меня в травмопункт, где мне наложили шов на раскроенный висок.
Утром у Люды началось кровотечение, «скорая» отвезла её в больницу. Пока там готовили операционную, мыли руки и размышляли, прошло ещё около часа. Когда, наконец, сделали операцию, ребёночек уже умер… Это был мальчик. Хоронил его Кирилл. Чтобы всё было законно, мальчику нужно было дать имя. Его назвали Кириллом.
От этого несчастья все примолкли. Наши с Лерой повреждения с разноцветными последствиями на лицах стали ерундой по сравнению с горем молодых родителей. Я считала виноватой себя, ведь Люда из-за меня в ту злополучную ночь пережила стресс. Люда думала, что всё было бы иначе, не будь она такой малосильной. Кирилл казнился, что не отвёз Люду в роддом днём раньше, а Вова – что его не было с нами в те дни. Лерочка, как сестра милосердия, утешала брата и невестку, которую она уже полюбила. .
Но нельзя было долго предаваться унынию: молодым медикам надо было завершать учёбу и набираться сил для следующего захода. Шёл четвёртый год афганской войны с её глухими отголосками в обществе. Вова , как и все офицеры, собрал и положил на антресоль тревожный чемодан. Но внешне ничего тревожного не происходило, в кино шли весёлые комедии Гайдая и Рязанова, только дефицит крепчал.
Это гордое имя «Лангензальца»
В том же 1982 травматичном году было одно событие, немного утешившее нас. По сравнению с 1962 годом, когда была куплена прежняя мебель, наша семья почти удвоилась, и места для домашней утвари катастрофически не хватало. И вдруг оказалось, что в магазине для ветеранов Великой Отечественной на Звёздном бульваре продаётся без талона мебельная стенка «Лангензальца» (изделие ГДР)!. Как нас туда занесло – не помню.
В стенке было всё: и платяной шкаф, и полки для нижней одежды, и сервант, и ниша для телевизора, проигрывателя и пластинок, и полки для книг и документов, и ящички для столовых приборов и рукоделия, и бар, и полка для настенных часов, и даже маленький сейфик для ценных вещей. По всей стенке внизу шли шкафчики и ящички для… да мало ли для чего, накопившегося за годы!! Окончательно нас сразили зеркала и изящная подсветка в серванте и баре.
Ветераны, по-видимому, отказались от такой ценной мебели из-за её непомерного размера. Это мы поняли потом, а пока, увидев дефицит в свободной продаже, помчались за деньгами, купили, привезли и, только почти собрав всю стенку, убедились, что она длиннее нашей стены. Так вот что значит «Langen»! Могли бы и догадаться…
Мы с Вовой полночи гоняли не влезающую в габарит секцию по всей комнате, потом долго не приходил сон, зато ко мне под утро пришло простое решение: надо выбросить все декоративные простенки между секциями! Вскочила, разбудила Вову, и мы стали разбирать уже собранные секции. Без этого декора стенка, хоть и с трудом, но втиснулась. Жаль, конечно, что она потеряла шарм, к тому же перестала открываться правая часть нашего окна, но ведь это можно пережить! И окно можно открыть, если временно снять дверцу бара.
Зато, если дёрнуть за шнур, зажигаются лампы дневного света внутри бара и серванта, освещая сиреневым светом бокалы и бутылки, невиданное зрелище! Комнатка Кирилла и Люды тоже приобрела вполне приличный вид, к ним переехали книжный шкаф и сервант заслуженного чешского гарнитура. Уже не так стиснута одежда в шкафах и книги на полках. Многое изменилось за минувшие годы, но нестандартная «Лангензальца» до сих пор является нашей главной мебелью.
В ноябре умер наш благодушный Леонид Ильич Брежнев. Над его фонетическими затруднениями в последние годы посмеивались, не подозревая, что с его уходом закончился довольно спокойный период, который потом назвали периодом застоя.
Так в травмах, горестях и нестандартных удачах проходил 1982-й год.
Продолжение следует.
Свидетельство о публикации №225031201755