Глава 3. Лирен

В воде отражались сосны с мощными раскидистыми кронами, в ноябре парк Кэнроку-эн был белым от снега. Огромные зонтики из канатов, юкидзури, защищали двухсотлетнюю черную сосну и ее менее величественных соседей. Сакуры, сливы и клены сейчас тоже дремали. Лирен сделал два мощных гребка веслами, чтобы подальше отплыть от берега. Он больше часа любовался чайным домиком. Домик Учихаши стоял на четырех каменных столбах, но мужчине всегда казалось, что он плавает в пруду. Толкнешь немного веслом, и он уже отправится в странствие вслед за течением.
Лирен приходил в Парк Шести Достоинств за вдохновением. Он жил в Канадзаве, знал это место как свои пять пальцев и ценил за особую атмосферу и уединенность. Были у него тут свои любимчики. На мосту Ханами-баши он наблюдал за цветением сакуры весной и прогуливался по древней сливовой роще. Но больше всего по нраву мужчине был каменный фонарь Котодзи. Тот стоял на двух ножках, подсвечивая поверхность воды, и каждый раз встречал гостей теплым уютным светом.
Лирен был писателем. Работал в жанре фэнтези и создавал истории про вампиров и оборотней. Лучше всего, как он сам считал, у него получались экскурсы в историю и боевые сцены. Но читатели и издатели хвалили его, в основном, за драматизм и умение сгущать краски. Лирену исполнилось 45 лет. Он снимал квартиру на втором этаже высотного дома, где жил с женой и собакой.
Задумавшись, мужчина не заметил, как отплыл далеко от берега. Сейчас лодка двигалась по крохотной речушке. Впереди — череда низких мостов, под которыми приходилось плыть, пригибая голову. После нескольких таких нырков на дно лодки Лирен потерял ощущение места и времени. Стоило свернуть, пока не слишком отклонился от привычного маршрута. Пруд Касуми довольно большой, а с многочисленными прилегающими ручьями и реками — и того больше.
Мужчина сильнее сжал весла, чтобы не выпустить их из рук, и вздрогнул всем телом. В знакомом парке он чувствовал себя таким же одиноким, как в родной квартире, когда жена брала добермана Тоши и уезжала в гости к родителям на неделю-другую. Она оправдывалась тем, что жить рядом с писателем, когда тот работает над новой книгой, было невыносимо. А Лирен больше всего на свете боялся оставаться один.
Сейчас, вдали от берега пруда, в утлой деревянной лодке с веслами, ему больше всего на свете хотелось оказаться дома, рядом с огромным взбалмошным псом и женщиной, которую давно не любил и продолжал жить с ней по привычке. Лирен перегнулся через борт лодки, чтобы сполоснуть холодной водой лицо — он надеялся, это поможет сосредоточиться — лодка покачнулась, и вот уже мужчина барахтается под ней. Он не видит неба, дощатое дно заслонило его, вода в ноябре ледяная. Лирену холодно и… спокойно.
Прошла, казалось, целая вечность, и мужчина увидел над головой черное, усыпанное звездами небо. В воздухе кружились снежинки, но совсем не было холодно. Он в лодке на озере, вода темная, с легкой рябью от ветра. Кругом лес. Черные дубы в снежных шапках, могучие лиственницы, сбросившие иголки, тяжелые тисы и клены. Лирен начал грести к тому берегу, с которого был виден свет, и приплыл к деревянному причалу. Фонарь светил достаточно ярко, чтобы мужчина мог увидеть канат, к которому и привязал свое суденышко. Он вышел на берег, шагнул на деревянный настил и устремился вперед. Тропа, казалось, сама вела его, хотя свежий снег был нетронутым.
Лирен совсем замерз к тому моменту, как оказался у небольшой лавочки. Дверь была гостеприимно распахнута, на пороге его встречал хозяин. Он протянул гостю плед и пригласил войти.
— Скажите, что это за место? — стуча зубами, уточнил писатель.
— Это место, где ты найдешь приют. А я — хозяин этого места.
— Как я оказался здесь, ведь только недавно я был в парке Кэнроку-Эн? Я точно помню, как наклонился над водой, как лодка перевернулась, как я начал тонуть… Я утонул? — мужчина разволновался и взлохматил волосы руками.
— Пока нет, — Кайто улыбнулся мягко и сердечно, пытаясь успокоить гостя. — Но все будет зависеть от вас…
— Что вы имеете в виду? — возмутился мужчина. — Вы мне угрожаете?
— Нет и нет. Наоборот. Я собираюсь разжечь очаг в комнате и предложить вам меню. Я знаю, что вы не ели с самого утра. Да и прогулка по зимнему лесу только разжигает аппетит… Садитесь в кресло. Я скоро… — Кайто приоткрыл дверь и исчез в маленькой кухоньке.
Лирен плотнее завернулся в плед и уставился на огонь. Черт знает что такое. Хороший сюжет для будущей новеллы. Правда, издатели такое не любят. Им подавай любовные истории, вампиров и эльфов.
Кайто бесшумно подошел к гостю, сидящему в кресле, и протянул ему кожаный переплет. На обложке было выведено иероглифами «Лавка Кайто. Меню». Писатель открыл меню и пробежался по строчкам. В отличие от других гостей лавочки, он немного понимал старояпонский — изучал его в университете и был на хорошем счету у преподавателя. Блюд в меню было не слишком много, но одно зацепило его внимание и заставило судорожно сглотнуть комок в горле.
— Откуда у вас… норвежский суп? — норвежский суп готовила Лирену мама, когда он был еще подростком.
— Вижу, с главным блюдом вы определились? — понимающе улыбнулся хозяин лавочки. — Я вскоре принесу его. Надеюсь, получится именно так, как вам нравилось в детстве. — Кайто взял меню из рук мужчины и скрылся за низенькой дверью кухоньки.
Лирен снова остался один, обескураженный, ошеломленный. Сегодняшний день не был похож ни на один из палитры дней за последние несколько лет. На него дохнуло историей прошлого. Мама готовила норвежский суп на несколько дней вперед, и мальчик ел его после школы всегда один. Бабушка давно не вставала, а ее рацион составляли только наваристые бульоны и протертые овощи.
Кайто вернулся и поставил на стол тарелку с супом. По цвету, запаху и консистенции это был тот самый норвежский суп по фирменному маминому рецепту.
— Я все угадал? Красная рыба, зелень, морковь, репчатый лук, картофель и плавленый сыр? — Кайто медленно и мягко улыбнулся и перекинул через плечо домотканое льняное полотенце с вышитыми на нем драконами.
— Все мелко-мелко порезано, чтобы ингредиенты вмещались в ложку… — Лирен зачерпнул бульон и еще больше удивился — даже морковь кружочками, так только мама делала… Но как вы узнали про этот суп? Я искал его рецепт в интернете, пытался научить готовить жену. Но ничего не выходило…
— Я знаю очень многое, Лирен. Но некоторые вещи ты можешь рассказать и понять только сам. Начни сначала. Почему тебе до сих пор так важен этот норвежский суп?
Писатель доел суп, отложил ложку и дал воспоминаниям из детства вернуться. Они и так далеко не уходили. Оказывались всегда рядом, стоило мужчине остаться одному.
— Я жил в Такаяме с бабушкой, сколько себя помню. Кажется, родители были с нами, когда мне было два. Потом они уехали в Токио на заработки. Отец стал риэлтором, мама устроилась секретарем в банк. Они возвращались в Такаяму раз в три месяца, всего на пару дней. Мама старалась тогда проводить все время со мной, смотрела дневник, спрашивала про дела в школе. А еще всегда впрок готовила — обычно норвежский суп, онигири, жареный рис и салаты. Салаты и онигири мы ели всей семьей в эти два дня, только бабушка не принимала в этом участия… А потом родители уезжали, и еще неделю я ел любимый норвежский суп — мама варила его всегда много, целую огромную кастрюлю…
— А почему бабушка не ела с вами? — Кайто смотрел в пол, скрестив руки на груди. Он знал историю Лирена с того момента, как тот попал в лес, но слова гостя тронули хозяина лавочки до слез.
— Бабушка была парализована. Она не вставала с кровати и не могла присоединиться к нашей трапезе. Но мы всегда говорили с ней и открывали дверь в ее каморку, чтобы она видела всю семью.
— Но как родители могли оставить маленького мальчика и старушку одних? Ты же ухаживал за ней? — Кайто выронил из рук полотенце, наклонился, чтобы поднять его, и украдкой смахнул слезу.
— У них, наверное, не было выбора. В нашем городке не нашлось работы, а семья нуждалась в деньгах. Так и вышло, что я жил с бабулей и ел в детстве, в основном, рис. Потом я, конечно, научился готовить…
— Но не это было самым страшным, да? — понимающе уточнил Кайто.
— Больше всего я боялся, что бабушка умрет, а я останусь совсем один… — голос Лирена дрогнул, а на глазах выступили слезы. Чтобы сдержаться, он больно закусил нижнюю губу.
— Выходит, суп был для тебя символом безопасности и тепла в тот момент?
— Пока я его ел, я знал, что все в порядке. Но стоило кончиться кастрюле норвежского супа, и приходилось снова отсчитывать дни до следующего приезда родителей. Это меня ужасно огорчало. А потом бабушка умерла…
— Но ты ведь справился с этим, малыш? — Кайто положил руку на тронутую сединой голову известного писателя, и тому показалось, что вся его жизнь была лишь сном, а сейчас он снова двенадцатилетний мальчуган, который ждет маму из Токио, а рядом лежит в постели парализованная бабушка.
— Я не справился! — мужчина склонил голову на руки и разрыдался, горько, взахлеб, совсем по-детски.
И когда соленые слезы потоком хлынули из глаз, обнаружил себя сидящим в лодке, в парке Кэнроку-эн. Мужчина сильнее сжал кулаки, пригнулся и начал грести назад — к центральной развилке пруда Касуми. Он не может так просто сдаться. Ведь дома ждет жена, которую он должен угостить норвежским супом (теперь-то он знает рецепт) и взбалмошный доберман Тоши. В памяти всплывали последние слова Кайто:

«Норвежский суп — сила, которую ты ассоциировал с родительской заботой. Но ты больше не брошенный маленький мальчик, и ты сам хорошо умеешь готовить. Используй эту силу во благо новой семьи. Не закрывайся от близких».