На ступенях его судьбы

ЧАСТЬ I

В СПРЕССОВАННОМ ВРЕМЕНИ

По расписанию поезд Москва - Львов прибывает на станцию Красна в одиннадцать часов двадцать минут.

Александра Александровна волнуется: «Как-то будет?.. Встретят ли?.. Вдруг что-то не так?.. Перед отъездом из Москвы дала телеграмму... Времени-то сколько?»

- Федя, узнай, который час.

Фёдор пошёл и тут же вернулся:

- Без пятнадцати одиннадцать.

Проводница подошла к местам, где сидели Доброхотовы:

- Кто на Красна, готовьтесь!

- Так, дети, подъезжаем. Одевайтесь.

Дети Доброхотовы - Фёдор восемнадцати лет, Зина пятнадцати и шестилетний Артур. Фёдор и Зина быстро оделись и сели. Мать одевала Артура.

- Вот, видно, и Красна. Подъезжаем. Берите вещи, идём на выход.

Станция Красна показалась Фёдору чистой, аккуратной, ухоженной. Окрашенные палисадники. В них цветники. Кусты ровно подстрижены. Растут небольшие деревья. На широкой веранде вьётся лоза виноградника.

Не знал тогда Фёдор, что Красна считается одной из лучших на Львовской дороге, среди небольших станций.

Через центральный вход Доброхотовы вошли в зал ожидания. Только вышли на привокзальную площадь, увидели у резного палисадника подводу - две лошади, запряжённые в сани. Стоявший у подводы мужчина среднего роста, в чёрной шапке с кокардой, спросил:

- Женщина, вы не до Синёвых?

Мать и Фёдор в два голоса быстро ответили:

- До Синёвых, до Синёвых.

- Так, я за вами. Идите сюда! - и сам пошёл навстречу приехавшим.

Взял сумку и чемодан у Александры Александровны, уложил все вещи и велел всем садиться в сани. В это время он говорил:

- Это лейтенант Синёв утром говорит мне: «Андрей, с начальником согласовано, ты съезди на Краснэ, встреть моих родственников. Там будет симпатичная женщина лет сорока, сестра моей жены, - с ней трое детей. Поезд из Москвы прибывает в одиннадцать двадцать ...» Вот я и встретил вас... Ну, все уселись? Тогда едем.

Недалеко от площади - продовольственный магазин ОРСа НОД - 1. Небольшой поворот, и выехали на почти прямую дорогу. Необычно разговорчивый ездовой принял на себя миссию экскурсовода. Тут, спохватившись, он сказал:

- Да, я забыл представиться вам. Косаченко Андрей Михайлович, милиционер Буского райотдела, старший сержант... Это, вот видите, дома вокруг станции - посёлок Краснэ. Вот там слева - большое село Куткор, недалеко от железной дороги. А вон справа, видите, строится новый сахарный завод. Все ближние районы будут возить сюда сахарную свеклу. Сахару будет - завались!

Для средины февраля погода здесь была мягкая. Совсем небольшой мороз. На полях с обеих сторон дороги - нетолстый слой снега с проталинами, по которым по-хозяйски ходят вороны. Иногда они пролетают рядом с едущими на санях. Воздух здесь чистый и прозрачный, дышится легко. Всё вокруг ясно, видно очень далеко.

Когда навстречу им проехала подвода, внимание Фёдора привлекло то, что в упряжках здесь запрягают по две лошади, и он спросил, рассчитывая, видимо, на ответ ездового:

- Вот в России в упряжку запрягают по одной лошади, а здесь, выходит - по две. Почему две?

- Ну, наверное, потому, что здесь больше лошадей, их легче прокормить, - ответил ездовой, - да и две лошади больше потянут. Считают, что это выгоднее. Ну и потом, лошадей тоже жалеть надо, чтобы они не везли груз через силу.

- А - а! Понятно!

Андрей Михайлович продолжал роль гида:

- Ну, слева тут - большие поля. Там дальне - Ново-Милятин. Справа - село Стороны бабы. Там - мельница и спиртзавод на Малясе. Ох, хорош спирт, крепкий !.. А лейтенанта Синёва у нас уважают. Он ведь заведует продуктами, которые нам выдают пайками. У него и обмундирование, и оружие, и зарплата. Он - хозяин. Нужный человек. А ведь инвалид. На фронте в него угодил большущий осколок снаряда. Повреждён бок и не действует рука. Правильно сделало правительство, что разрешило служить в милиции таким, как он, боевым людям. У нас ещё один инвалид войны - лейтенант Холодницкий. Тоже молодец. Розыскник, хорошо работает... А вот уже и городское кладбище. Тут, справа, видны огороды горожан. Значит, въехали в город. Слева - небольшой треугольный сквер с памятником воину Советской Армии. Дальше дорога идёт в центр города. А справа от сквера - улица Краснянская. Третий от угла дом... Здесь живут Синевы, - ездовой спрыгнул с саней.

В лёгком платье вышла тётя Варя.

Милиционер, как бы докладывая, сказал:

- Вот, доставил ваших гостей в полном здравии и согласии.

- Спасибо тебе, Андрюша! Спасибо! - сказала Варвара.

Вместе с хозяйкой, которая понесла два чемодана, Доброхотовы пошли в дом.

Белый одноэтажный дом с оцинкованной крышей и верандой со стороны улицы. Через тамбур зашли в коридор. Справа - вход в квартиру Синёвых. Зашли в кухню. Посреди неё, как бы выстроившись в шеренгу по росту, стояли трое малышей - дети Синёвых. Лида, большие круглые глаза, которые бегают так быстро, что не успеваешь их рассмотреть, семи лет; Вова, шести лет, спокойный, круглоголовый с высоким лбом. Неспроста говорили, что он похож на Ленина в детстве потому, что действительно напоминал его на детских фотографиях.

Младший, Юрик, трёх с половиной лет, стоит в распахнутой лёгкой рубашке, а штаны...видно ещё не успел одеть.

Все ребята светловолосые.

После короткого общения Лида и Юрик сели за детскую парту, за которой они обычно ели, рисовали, играли, и которая служила нередко предметом раздора между детьми.

В кухне, слева в углу - небольшая плита, на которой варят пищу. Она же обогревает всю квартиру. В квартире ещё две небольшие комнаты.

Теперь раздача скромных подарков. Их раздавала Александра Александровна. Это оказалось приятной неожиданностью. Дети хвастались своими подарками друг перед другом.

Скоро пришёл Борис Фёдорович.

На обед был суп со свининой, картошка с мясом, солёные огурцы, капуста и молоко.

Когда муж ушёл на работу, Варвара Александровна рассказывала про соседей, которые живут во второй половине дома, двери напротив.

- Там живёт женщина, сын которой работал милиционером. Его год назад убили бандеровцы... осталась невестка с двумя детьми. Там же живет дочь этой женщины с ребенком. Её муж тоже служил милиционером. Его тоже убили несколько месяцев назад. Вот так и живут.

Удивительным человеком оказалась пани Купцова Стефания Каземировна. Она жила вместе с внучкой Марийкой тринадцати лет во дворе, в отдельном приземистом флигеле, крытом соломой. Это - за домом Синёвых. Знакомство семьи пани Купцовой с приехавшими Доброхотовыми началось с того, что она подозвала Фёдора и Зину к себе и засыпала их разными вопросами: кто они, откуда приехали, как зовут маму, кем она работала, в каком классе учатся. Ребята едва успевали отвечать. В последующем между семьёй Доброхотовых, пани Купцовой и её внучкой завязались доверительные отношения, дружба. Фёдору казалось, что пани Купцова встаёт раньше всех и потому знает всё о событиях в городе и районе и о людях в них.

Первую информацию о событиях за прошедшую ночь все соседи получали именно от пани Купцовой. Она сообщала соседям со знаком осторожности:

- Ночью убили директора пищекомбината. В селе - секретаря сельсовета и одного милиционера.

Через пару дней рано утром говорила:

- Сегодня убили председателя сельсовета...

Каждый раз информация пани Купцовой подтверждалась официальной оперативной сводкой райотдела милиции, которую всегда знал Борис Фёдорович Синёв.

Вообще обстановка в Буском районе была напряжённой: каждые два-три дня на его территории убивали одного, двоих, а то и троих человек из числа совпартактива.

Через несколько дней, после приезда Доброхотовых, дядя сказал:

- Ты, Фёдор, вот что. Завтра пойдёшь со МНОЙ в райотдел. Посмотришь, где я работаю. Покажу тебя нашим работникам-, а там видно будет.

- Хорошо. А когда пойдём-то?


- Да вот утром, когда я пойду на работу, ты пойдёшь со мной.

Сослуживцы, познакомившись и поговорил с Фёдором, определили - пойдёт в «ястребки».

«Ястребками», как выяснилось, называли людей, которые входили в состав истребительного отряда при райотделе для борьбы с бандитизмом. В отряде ч* слилось около ста человек, в основном, молодые люди от восемнадцати до тридцати лет. «Ястребки» помогали личному составу отдела в проведении операций по борьбе с бандеровцами, которые действовали, в основном, в ночное время, днём скрываясь в лесных схронах.

Теперь Фёдор стал выполнять отдельные поручения работников отдела: разносил повестки, вызывал из дома на работу сотрудников и занимался боевой и политической подготовкой вместе с членами отряда. В течение дня Фёдор много общался с дядей. Вечером, когда они вместе шли домой, в карманах пальто держали пистолеты, готовые к стрельбе. К этому их вынуждала общая небезопасная обстановка в городе. Эта обстановка иногда становилась угрожающей.

Однажды поздно вечером в окна Синёвых, закрытые изнутри толстыми ставнями, постучали. Потребовали:

- Синёв, выходи!.. Синёв, выходи, поговорить надо!

В одёжном шкафу были два автомата со снаряжёнными дисками, две гранаты РГД. Дядя подал автомат Фёдору и сказал:

- Если будут ломиться в тамбур, будем стрелять. А в случае необходимости используем и гранаты.

Примерно, с полчаса неизвестные требовали, чтобы дядя вышел, но потом перестали вызывать его.

Вдруг Борис Фёдорович, приложив руку пальцами ко лбу и тут же отняв её и сложив руку в кулак с оттопыренным вверх указательным пальцем, сказал:

- А-а-з-а... Вот тут в чём дело! Прошлой ночью, при выходе из леса задержали связную краевого провода «Берёзу». За нею охотились около года... Вот они, видно, и хотели узнать про нее все, что возможно. Видишь, чего захотели, сволочи!? Ещё не известно, чем бы всё это закончилось., если бы я вышел...

- А кто это «Берёза»? - спросил Фёдор.

- Это - красивая, интересная девица. Ей двадцать два года. Через неё областное руководство ОУН поддерживало связь с бандеровцами в лесу... Наконец «Берёзу» задержали. Завтра увидишь её... А «Берёза» — это её кличка. На самом деле она - Мария Стефанская. Вот они теперь и мечутся... Ну их к чёртовой матери!

Фёдору врезался в память случай, когда они с дядей, Борисом Фёдоровичем, шли на обед, и зашли в буфет, который находился недалеко от райотдела. В буфете - два стола, за которыми сидели трое мужчин - пили пиво.

Пиво местного пивзавода продавалось тогда почти во всех торговых точках города.

Когда дядя покупал шоколадки для детей, мужчины вдруг громко заговорили.

Первый:

- В останний час люды кажуть, що Совьетська влада - то е до-о-о-бре!

Второй:

- А хто кажэ, що нэ добрэ? И я чув, вси кажуть, що то - добрэ.

Третий:

- Нихто нэ кажэ, що нэ добрэ! Навпакы кажзть, що дуже, навить, добрэ...

Потом они ещё, перебивая друг друга, говорили теми же словами и на ту же тему. Чувствовалось, что они говорят, пытаясь создать этакую саркастическую атмосферу, вуалируя это под серьёзный разговор. Их разговор предназначался, конечно, для зашедших русских, для милицейского работника, представителя власти.

Борис Фёдорович понял что происходит. Посмотрел на них внимательно и сказал Фёдору:

- Идём, - и они вышли из буфета.

Как только дверь захлопнулась, Фёдор услышал смех и разговор, из которого он понял только голос одного мужчины:

- Алэ, фэ-э-эст! Як мы его?

В кабинет начальника финансово-хозяйственной части зашёл старшина Чеботарь и с порога сказал лейтенанту Синёву:

- Начальник дал команду ехать в лес по дрова. Меня назначили старшим.... Ещё будет милиционер Кондрыга и надо ещё двух «ястребков». Тут как раз ваш племянник Фёдор. Так, если вы не возражаете, возьмем его и ещё одного из казармы...
-
Борис Фёдорович спросил:

- Как ты, Фёдор? Хочешь поехать в лес?

- Конечно, хочу. Я здесь в лесу ещё не бывал.

Инструктаж проводил заместитель начальника отдела капитан Новосад:

- Значит так! Поедете в Яблоновский лес на двух подводах... Глубоко в лес не заезжать! Работу сделать быстро... Берёте с собой автоматы.... В случае чего... в перестрелку не вступать, а постараться быстро выехать из леса. Оружие; применять только в самом крайнем случае. Поняли?

- Так точно, товарищ капитан! - за всех ответил стар шина Чеботарь.

Оперативная обстановка в Яблоновском лесу уже несколько лет была напряжённой.

На большинстве деревьев были вырезаны трезубцы.

Работали быстро. Спилили пять деревьев. Одни пилили стволы, другие обрубали ветки. Погрузили брёвна в сани. Вся работа заняла минут сорок. Разгорячённые заготовители дров надевали полушубки и уже готовы были уезжать, но тут... из глубины леса донеслись выстрелы, и вокруг засвистели пули.

Старшина Чеботарь крикнул:

- Быстро одевайтесь и выезжаем! Ты, Иван, выезжай первым, я - за тобой!

Вскоре выехали к дороге.

Обстрел короткими очередями продолжался.

Как только стали удаляться по санному пути, Фёдор выругался, поминая чёрта, и сказал:

- Ах, вы так?! Ну и мы не лыком шиты! - и, держа автомат перед собой, нажал на спусковой крючок...

Семнадцатилетний юноша ещё не имел опыта стрельбы из автомата, не удержал оружие, и потому очередь прошла широким веером слева направо. При этом он отстрелил часть левого уха шапки старшины Чеботаря, сидевшего рядом. Отстреленная часть уха шапки повисла на завязке. Только после этого он направил ствол автомата вглубь леса, откуда раздавались выстрелы, и выстрелил двумя длинными очередями.

Когда выехали за пределы леса, старшина выругал Фёдора:

- Ты зачем стрелял? Приказания что ли не слышал?

- Да не выдержал я. Зло взяло.

- Ты же меня едва не убил! А бандитам от твоей стрельбы ни тепло, ни холодно!

Фёдор ещё долго извинялся перед старшиной, просил не докладывать начальству.

Молодой «ястребок» отделался тогда устным выговором зам. начальника райотдела.

Но Фёдор всё чаще задумывался о том, как устраивать свою жизнь в дальнейшем.

Понимал, что рано или поздно его призовут в армию, и потому он часто вынашивал мысль о том, что надо идти в военкомат.

Вскоре, неожиданно для всех домашних, он объявил:

- Всё. Меня призывают в армию. Через три дня направят во Львов на пересыльный пункт.

В то утро, собираясь на работу, Борис Федорович, отрывая листок календаря, всем сообщил:

- Ну, с праздником вас! Сегодня день Парижской коммуны.

После завтрака Фёдор, взяв с собой небольшую котомку с половиной буханки хлеба, несколькими яйцами, десятком картошин, луковицей, небольшим куском сала, кружкой, ложкой и запасным бельём, простившись с семьёй и родственниками, отправился в военкомат и вскоре уже шагал по дороге из Буска до станции Красна. С ним шёл ещё один призывник, Гринчишин Степан, высокий, здоровый парень из Яблоновки. На спине Степана - большой полный мешок на лямках, который занимал всю его спину. Призывников сопровождал работник военкомата старшина Соколовский.

Шли они по слякотной дороге, по чёрной смеси снега с землёй. В воздухе чувствовалось дыхание весны. Временами дул лёгкий прохладный ветерок, неизвестно откуда приносивший редкие снежинки.

В этот же день приехали во Львов.

Фёдор удивился, что в вокзале станции Подзамче большим пламенем горел газ, выходивший прямо из трубки. Подумал: «Почему так открыто горит газ?»

Они шли мимо величественного костёла, через железнодорожные пути вышли к Краковскому рынку.

Рынок занимал большую площадь между домами, недалеко от оперного театра. На бойком участке рынка готовились оладьи, пончики, и тут же с огня продавались. Торговля шла оживлённо и шумно.

Вскоре они пришли на сборный пункт - в переулке между улицами Городецкой и Промышленной. Новобранцы расположились на деревянных настилах, и, как нередко бывает в таких случаях, когда делать нечего, каждый вёл себя по-своему. Было заметно, что парни группируются на говорящих по-русски и говорящих по-украински. Только один отличался от всех. Это был большущий парень с массивными кулаками, с заросшим лицом и небрежно одетый. Он ходил по большому бараку и, появляясь, то в одной, то в другой стороне, громко заявлял:

- Я - Данило Харьковский. Тут на днях я был на станции Здолбуново. Так там диктор по радио делает объявление и, сложив кисти рук рупором, он заговорил женским голосом: «Увага, увага! На горизонти зъявылыся тры руськых злодии: едын мае пистульку, другый мае карабинку, тшэти — цывильноубраный. Тшэмайтэ кышэни!» Встав в одном из углов барака, он снова представился и объявил: «Увага, увага! Громадяни пасажыры! На пэрони знов - росийськи злодияны. Будьтэ обэрэжни! Бо воны будуть вшистко...» - далее пошла его речь, которая в обычном общении между людьми не применяется.

Все вокруг смеялись.

На следующий день пятнадцать призывников под командованием старшины Чернобая были направлены в село Борщовичи. Новобранцев расселили по хатам по два человека. По команде старшины Фёдор и его напарник Поплавский, по неопытности, туго набили матрацы соломой, а когда принесли в хату, то хозяева спросили:

- А как же вы спать будете на таких матрацах? Они же круглые, на них лежать нельзя.

Пришлось половину соломы из матрацев вынуть.

На ночь хозяева уступили постояльцам кухню.

Утром старшина собрал команду, выдал по куску хлеба, несколько кусочков сахара и немного сливочного масла.

После завтрака пошли под гору, в сторону, где проходит железная дорога. Старшина сказал:

- Так. Разберём эти блиндажи, оставшиеся от немчуры. Дерево укладывать, отдельно по размерам. Работать неспеша, но споро. Смотрите, чтобы не было чего взрывного. Если обнаружите, сразу доложите мне. Как разберём - домой. Поняли ?
-
Блиндажи были сделаны немцами добротно, с местами для лежания, широкими проходами с покрытыми в два- три наката. Такой блиндаж обеспечивал безопасность.

Где-то на пятый день Поплавский нашёл немецкую гранату, которая лежала между деревянными креплениями. Старшина-фронтовик, со знанием дела, взорвал эту гранату.

Две недели пролетели быстро, новобранцы закончили разборку блиндажей и возвратились на сборный пункт.

Прошло ещё несколько дней, в течение которых Фёдор нередко общался со Степаном, как с хорошо знакомым человеком. Имея большой запас еды, Степан иногда давал Фёдору кусок хлеба с салом.

Как-то утром объявили, что сегодня приедут «покупатели». Велели быть чисто, аккуратно одетыми, чётко отвечать на вопросы. Фёдор уже знал, что «покупатели» отбирают призывников в свои части и увозят их. Фёдора вызвали к начальству За столом сидел капитан, как Фёдор позже узнал, это был заместитель начальника штаба части Рогочий. Усадив Фёдора за стол перед собой, он, постукивая торцом карандаша по столу, выбивал короткие и длинные звуки и велел воспроизводить их. Фёдор ясно понял задачу. Воспроизведение звуков у него получалось хорошо. Потом капитан Рогочий собрал пятерых отобранных им человек, в том числе и Фёдора, и привёз их в свою часть - 442 отдельный радио-дивизион “ОСНАЗ” на окраине Львова.

Из вновь прибывших в часть Фёдор сдружился с Валентином -- из Новосибирска, Павлом Апариным - из Харькова, Блохиным - из Житомира. В части их быстро обмундировали во всё новое, выдали ботинки и обмотки. Новичков поселили в казарме на четвертом этаже.

Первое время, после прибытия в часть, вновь прибывших солдат использовали в основном на хозяйственных работах. Командиры отделений, сержанты строго придерживались правил подъёма, выполнения всего распорядка дня, который заканчивался в двадцать два часа тридцать минут вечерней проверкой и прохождением строем с пением песен по улицам посёлка Збоище.

Вскоре в части была организована полковая школа по подготовке радистов. Требования к курсантам предъявлялись высокие: надо было писать латинским шрифтом буквенные, смешанные и цифровые тексты на день ото дня возрастающей скорости. В программу обучения входили: приём азбукой Морзе на слух и передача на ключе, электро- и радиотехника, а также - изучение уставов, политическая, строевая, физическая и огневая подготовки. Курсанты занимались в специально оборудованных классах. Занятия в школе требовали большого внимания, усидчивости и обязательно хорошего слуха курсантов.

Немало хлопот причиняли курсантам обмотки. При подъёме сержант требовал, в течение нескольких десятков секунд встать в строй. Намотать обмотки успевали лишь немногие, у некоторых они вырывались из рук и раскатывались, и тогда курсанты бежали в строй с обмотками в руках. Это расценивалось командирами отрицательно.

Тот год выдался неурожайным.

И потому, очень кстати, оказались продукты, привезённые частью после войны из-за границы: мука, крупы, сахар, свиная тушенка, яичный порошок, сало «Лярд». Питание всех солдат части было достаточным потому, что к основному рациону добавлялись эти продукты.

- Ура! - закричал вбежавший в казарму курсант Блохин. - Старшина Кикнадзе велел всем идти в вещевой склад получать сапоги. Давайте собирайтесь, пошли! Там уже получают наши.

Молодые солдаты радовались этому событию, как дети. И потом, получив их, долго старались содержать в ЧИСТОМ виде, начищали их до блеска.

Июльская ночь была светлой. На тёмном фоне небосвода горели звёзды, светила луна.

Пеленгаторная радиостанция, вынесенная на сто пятьдесят метров от части, охранялась часовым. Было уже за полночь, когда вдруг рядом с головой Фёдора одна за другой просвистели две пули. Выстрелы раздались со стороны кирпичного завода, расположенного в пятидесяти метрах от пеленгатора. Фёдор понял: он стоит недалеко от пеленгаторной палатки и на светлом фоне виден, как на ладони. Он быстро залёг, готовясь к обороне. Через небольшой промежуток времени Фёдор услышал шаги: «Наверное, это смена». Он крикнул, вставая:

- Стой! Кто идёт?

- «Парус», - ответил разводящий.

При смене часовых и в караульном помещении Фёдор доложил о происшествии.

В первом взводе полковой школы, в котором был Фёдор, подобрались курсанты, которые овладевали новой профессией заметно лучше, чем курсанты других взводов. А небольшая группа, в числе которой был и Федор, выделялась особыми успехами в учёбе и, в частности, по основной дисциплине - приёму на слух и передаче на ключе.

В конце лета Фёдор был рад приезду матери. В саду, в котором располагалась часть, он рассказывал матери:

- Знаешь, мама, пошла мне эта наука. Ну, я, конечно, стараюсь... Даже в свободное время мы идём с Ромкок Блохиным в этот сад, садимся вон там, на бугорок, берём газету и читаем её, но не словами, а знаками азбуки Морзе Вот так: ти-та, та-ти-ти-ти, та-ти-та-ти, та-ти-ти, ти...

- А ты что, азбуку Морзе знаешь?

- А как же! Нас же этому учат. Я уже на слух принимаю пятьдесят знаков в минуту и передаю на ключе столько же.

- Значит, радистом будешь?

- Да не простым радистом, а разведчиком. Мы ведь пишем латинским шрифтом...

В этот приезд Фёдор познакомил мать с командиром взвода лейтенантом Лазаревым. Лазарев сказал, что он очень доволен её сыном.

Мать поняла, что служба сына в армии идёт нормально.

Нехватка в стране продуктов питания в 1946 году все-таки сказалась на питании солдат части, поэтому многие из курсантов, когда формировался наряд на кухню, несколько сдержанно и стеснительно просили командира назначить их рабочими по кухне. Было так, что, работая на кухне, ребята имели возможность передать лишнюю порцию каши, хлеба своим друзьям и, что уж греха таить, сами позволяли себе поесть побольше и пожирнее. И в этих случаях их преследовало переедание, которое влияло на их состояние здоровья, потом сутки маялись животом.

Павлик Апарин не раз жаловался ребятам, что он после кухни плохо спит и на следующий день учёба не идёт ему на ум. Говорил шутя:

- Я страдаю от обжорства...

Сегодня в караул заступил первый взвод полковой школы радистов. Разводящие развели солдат на посты, в том числе и на пост у входа в караульное помещение. Шла нормальная служба: сменившиеся с постов солдаты отдыхали лёжа, спали в одежде, другие - готовились заступить на пост. Караул нёс службу в предписанном ему режиме.

Было ясное раннее утро. Холодный воздух проникал в коридор помещения. Было прохладно.

Караульные, перед заступлением на пост, должны были позавтракать. Один из них, курсант Шулькин, с нетерпением ждал, когда откроется в дальнем конце коридора заветное окно раздачи пищи. Стоял он у стены, против часового, у входа в караульное помещение.

Часовым был его друг, курсант Рыбин. Он хорошо успевал по всем дисциплинам программы: учебные стрельбы выполнял на «отлично», хорошо знал устройство автомата - разбирал и собирал его быстрее других, был дисциплинированным курсантом.

Рыбин и Шулькин дружили со дня прибытия в часть, уже восемь месяцев. Спали на одной двухъярусной кровати: Шулькин - на втором ярусе, Рыбин - на нервом. Стоя друг перед другом, ребята говорили о разных житейских мелочах. Неожиданно Рыбин вскинул автомат, направил его в сторону Шулькина и просто сказал:

- Шулькин, я тебя сейчас убью! - и нажал на спусковой крючок.

Раздался громкий выстрел и, гулкое эхо прокатилось по коридору и караульному помещению. Шулькин упал замертво.

Фёдор вместе с другими караульными быстро выбежал к месту выстрела. На вопрос:

- Что случилось?

Рыбин спокойно ответил:

- Это я только что убил Шулькина.

Шулькин лежал раскинув ноги и руки. На левой стороне его лица, ниже глаза, на передней части щеки, виднелось небольшое отверстие, из которого вытекала тонкая струйка крови.

Через два месяца в клубе части состоялось выездное заседание военного трибунала - судили Рыбина. Рыбин признал себя виновным, но сказал:

- Я не хотел его убить. Он же был моим другом. Почему патрон оказался в патроннике я не знаю. Перед выстрелом в Шулькина, затвор я не передвигал... Видимо, выстрел произошёл из-за моей халатности...

Рыбин по приговору трибунала понёс; наказание, а это происшествие несколько лет было предметом разбора и обсуждения среди солдат и офицеров части.

В середине сентября большая часть курсантов школы отсеялась, не овладели ребята приёмом на слух и передачей на ключе. Часть из них направили в хозяйственный взвод, в другие подразделения, а для остальных организовали курсы шоферов.

Днём, курсантов первого взвода полковой школы радистов Фёдора Доброхотова, Александра Тихонова и Виктора Костина вызвал заместитель начальника школы капитан Черников.

- Значит так. Меня сейчас вызвал заместитель командира полка по хозяйственной части. Три-четыре дня курсантам школы приказано охранять лес-кругляк, выгруженный из вагонов на станции Подзамче для нашей части... Первым заступите вы, Доброхотов, с восемнадцати до часу ночи, а с часу ночи заступите вы, Тихонов, смените Доброхотова. Пойдёте с автоматами ППС с откидными прикладами. Старшина школы знает... Вести себя, как на посту. С поста, конечно, не отлучаться, с посторонними в разговоры не вступать, не отвлекаться. Доброхотова на пост поставит старшина Голуб, из хозяйственного взвода, он знает, где выгружен лес. Тихонов на смену придет сам. Следуя из части и в часть по городу, будьте осторожны, - капитан Черников показал план и объяснил, как пройти к месту, где лежит лес.

Такой обстоятельный инструктаж курсантов был обоснован тем, что в эго, послевоенное время, во Львове было неспокойно.

Конец сентября.

С утра и целый день погода была отвратительная. Над городом нависло тёмное небо. Косой, холодный, мелкий дождь назойливо бил в лицо. Тяжёлая, влажная мгла окутывала землю.

На посту Фёдор холода не чувствовал, но ощущал, что бушлат и другая одежда местами промокла до самого тела. Часов у Фёдора не было. То и дело являлась мысль: «Когда же смена?» Наконец появился высокий, худощавый Саша Тихонов.

После смены Фёдор вышел на остановку местного трамвая, у перекрёстка улиц Промышленной и Б. Хмельницкого.

На площади, против въезда на пивзавод, было много молодых людей, споривших на украинском языке, с примесью польских слов: «Будет ещё трамвай или нет?»

Фёдор решил, что задерживаться на остановке и ждать трамвая ему не следует, прошёл квартал вперёд и повернул направо. У последнего дома квартала, при выходе на Промышленную улицу, из ворот дома вышла и преградила ему дорогу плачущая девушка. Взяла его за рукав и потянула во двор мрачного, не освещённого дома. Высокая, красивая, с длинными волосами, распущенными по плечам, девушка, фигуру которой скрывало большое мужское пальто с меховым воротником, всхлипывая, говорила:

- Пан жовниэр, хоть ту, хоть к мне, идзем, - и продолжала тянуть его в дом, при этом, полы пальто время от времени немного расходились, и под ним не было видно ни какой нижней одежды. Потом, действуя более настойчиво, она говорила снова: - Идзем, идзем, пан жовниэр! Нам бэнджэ бардзо добже!

Фёдор действовал сдержанно. Думал: «Нет ли здесь ловушки? Возможно, болезнь...», вспомнил: «... не вступать в сомнительные отношения...» и тут же стал медленно отходить от неё, чтобы выйти из двора. Девушка, видно, в качестве последнего довода, распахнула пальто и повторила:

- Идзем, идзем! Нам бэнджэ бардзо добже!
-
У Фёдора дыхание перехватило при виде её прекрасной фигуры на тёмном фоне пальто, но он сделал решительный разворот и вышел из двора. Шагая по грязной улице мимо трампарка, мясокомбината, кожзавода, он думал: «Какое же интересное привидение сегодня явилось мне! А какая фигура! Волосы! Красивая девушка!.. Зачем она так настойчиво тянула меня в дом?»

Проходя по улицам посёлка Збоище, до конца не понимал, что побудило её так себя вести. Вскоре он был в расположении части, доложил дежурному о результатах несения службы. Помыв сапоги и умывшись, развесил сушить одежду, лёг спать и быстро заснул.

Нынешняя зима отличалась многоснежьем.

Однажды в выходной день Фёдор вышел за ворота части с боковой стороны. В нескольких метрах от забора, окружавшего часть, пролегала длинная глубокая лощина, в нижней части которой стоял единственный жилой дом. При морозной погоде снег пушистым толстым слоем лежал вокруг. От белизны его невольно прищуриваются глаза. Стоя на краю лощины, вдалеке Фёдор увидел две движущиеся серо-белые точки на ярко-белом снегу. Увеличиваясь в размере, эти точки двигались в сторону жилого дома, то возвышаясь над поверхностью снега, то утопая в нём. Радость поселилась в душе Фёдора , когда он понял, что это - зайцы, один побольше, другой - маленький. Похоже это зайчиха- мама и зайчонок. «Какая прелесть! - подумал Фёдор. - Эти дивные зверьки в живой природе!». Прыгая по глубокому снегу вдоль лощины, они с трудом пробивались к человеческому жилью. Фёдор удивился: «С раннего детства знаю, что зайцы двигаются петляя, а тут вот уже более ста метров прыгают прямо. Интересно, что с большим трудом они преодолевают глубокий снег и расстояния, устремляясь к человеку. Зачем? Или хотят добыть пищу? Или с ними стряслась какая-либо беда, и они ищут помощи у человека?»

Зайцам до дома оставалось всего несколько метров, когда Фёдора Доброхотова окликнул курсант Бондаренко:

- Командир отделения сейчас проверял тумбочки и вызывает тебя.

Фёдор так и не досмотрел эту картину с участием забавных лесных зверьков.

На одном из последних по программе занятий, командир взвода сказал:

- Скоро выпускные экзамены. У нас выделяются несколько курсантов, которые заканчивают школу на «отлично», принимают уже на слух по сто тридцать - сто пятьдесят знаков в минуту. Другие тоже имеют неплохие результаты, так что я уверен, что вы все скоро станете специалистами третьего класса и поедете служить на периферийные подразделения. Часть курсантов останется здесь для работы в центре перехвата.

Фёдор закончил полковую школу весьма успешно. В числе пятерых курсантов ему было присвоено звание младший сержант. Используя преимущественное право выбора места службы, предоставленное командованием части, Фёдор выбрал подразделение, расположенное в городе Берегове, в Закарпатье.

Подразделение расположено в доме дачного типа на склоне горы, на окраине города. Близко к зданию примыкает виноградник. Подразделение занимает также, находившийся метрах в тридцати от этого здания, старинный особняк с большой террасой. На втором этаже большой зал. На первом - зарядная база. У подножья горы - хозяйственные постройки, гаражи. Подразделение занимает большую территорию с несколькими яблоневыми и ореховыми деревьями. От подножия горы к основному зданию подразделения ведет неширокая дорожка, которая на повороте переходит в ступеньки. По краям дорожки и лестницы растут кустарники вечнозелёных тропических растений. Она заканчивается небольшой площадкой перед основным зданием подразделения. Высокая бетонная лестница ведет на большую остеклённую веранду. Из веранды - вход в светлую казарму. В ней размещается шестнадцать коек, через дверь она сообщается с Ленкомнатой, к которой примыкает каптерка - помещение старшины. В мезонине - кабинет начальника подразделения. На нижнем этаже - кухня и столовая.

Начальник подразделения старший лейтенант Арапетян лет сорока пяти, всегда подтянутый, тщательно выбритый, чистый, аккуратно одетый, с личным составом общался в основном через своего заместителя и старшин. Лишь иногда проводил занятия со всем личным составом. Много внимания уделял соблюдению секретности, требовал, например, называть пеленгатор «утюгом».

Заместитель начальника по политической части старший лейтенант Мигаль сорока лет, человек в подразделении новый, аккуратно проводил все политзанятия по расписанию и политинформации.

Основной управленческий костяк в подразделении составляли прошедшие войну старшины: Виктор Баранов, двадцати трёх лет, краснощёкий с белыми волосами, высокий плотный парень с небольшим бельмом на левом глазу, но, в общем, здоровый человек; Борис Коротков, начальник пеленгатора, такого же возраста, чуть выше среднего роста, плотного телосложения, коренастый, с лицом, где заметными были слегка опущенные веки. Он имел характерную, с покачиванием вперёд и назад, походку. И два Ивана: Скляров и Кравченко. Обоим по тридцать лет, но для молодых солдат они казались гораздо старше. Удивляла крепкая дружба между ними, хотя они по внешнему виду и характеру заметно отличались. Скляров, высокий с переломанным и приплюснутым носом, грубоватым мужским лицом, всегда спокойный, уравновешенный и сдержанный в суждениях. Кравченко, невысокого роста, воспитанник детского дома, подвижный и склонный к шутке.

Как сверхсрочно служащие, Иваны жили в городе, работали на одной приёмо-передающей радиостанции для связи с частью во Львове. Их можно было увидеть всегда вместе: при работе на радиостанции, на занятиях, по дороге на службу и домой.

С прибытием группы новичков - выпускников полковой школы, к ним обратился начальник подразделения, он сказал:

- У нас подразделение небольшое, вместе с руководством восемнадцать человек. Нарушений дисциплины, со времени его создания, не было. Основные требования к вам обычные: соблюдать дисциплину и порядок, как эго предусмотрено уставами. Важно выполнять все приказания прямых и непосредственных начальников.

Далее он объявил, кто из новичков, и на какой радиостанции будет работать.

Доброхотова, Тихонова и Фридмана назначили на пеленгатор в подчинение старшине Короткову. Другие были назначены на радиостанцию для связи с частью во Львове.

Старшина Коротков доходчиво объяснил и показал, как нужно работать на пеленгаторе.

Фёдор быстро освоился с новой службой. Основную трудность составляли дежурства в ночное время. Отношения с непосредственным начальником были хорошими.

Ребята-пеленгаторщики выделялись чётким исполнением своих обязанностей, дисциплиной. Но однажды произошёл случай, который взбудоражил всё подразделение, а Фёдор, после этого непредвиденного происшествия, долгое время казнил себя. А дело было так.

В конце года руководством было назначено проведение общего собрания личного состава подразделения в большом зале вспомогательного здания. Этот зал не отапливался, а поскольку была морозная погода, в нём было очень холодно. Старшина Коротков приказал Фёдору вымыть пол в этом помещении. Оказалось, что вода на тряпке быстро замерзает, а пол покрывается тонкой плёнкой льда. «Вымыв» таким образом, примерно, половину зала, Фёдор понял, что мытьё пола не получается. В это время зашёл старшина Коротков и, ознакомившись с ситуацией, сказал:

- Мойте. Мойте дальше. В помещении должно быть чисто.

- Товарищ старшина, такое мытьё никому не нужно.

После небольшой перебранки старшина повторил приказание:

- Мойте! Мойте, я вам приказываю!

- Не буду мыть! - возмущённый Фёдор бросил швабру и тряпку на пол. - Делайте, что хотите.

- Берите тряпку и мойте!

Фёдор схватил тряпку, намочил её в ведре, проводя тряпкой по полу, он, едва выдерживая холод, отнимал покрасневшие руки от тряпки и, потирая их между собой, зло сказал:

- Вот так можно мыть?! - тут Фёдор выпрямился и несколько раз ударил своего начальника этой тряпкой.

Старшина пытался было сопротивляться, но затем, уклоняясь от дальнейших ударов, быстро вышел из помещения со словами:

- Ну, смотрите, Доброхотов!

Через час Фёдору объявили, что по приказанию начальника подразделения он арестован на пять суток. Ему велели снять ремни, выложить всё из карманов. Старшина Кравченко отвёл его в выходивший в хозяйственную постройку старый винный подвал, закрывавшийся решетчатой металлической дверью. И запер его на замок. Трое суток Доброхотов был под арестом, после чего его освободили, потому, что нужно было дежурить на пеленгаторе.

Конец марта выдался холодным. К вечеру мороз крепчал. Темень была - не видно ни зги.

Два здания, жилое и служебное, а так же два грузовых автомобиля, мотоцикл, гараж и хозяйственные постройки, составляли объект охраны поста № 1.

На пост по графику заступил рядовой Сапа Тихонов, дисциплинированный, всегда аккуратный, подтянутый, исполнительный солдат. Службу он нёс с закреплённым за ним автоматом ППШ - испытанным войной и оправдавшим себя. Саша уверенно стрелял из него на учебных стрельбах. Тихонов выбрал место, где не так сильно пронизывал ветер и в тоже время были видны все объекты охраны. Несение службы проходило нормально: каждый час часовой звонил дежурному по подразделению и докладывал о ходе службы.

Было около двадцати трёх часов, когда Тихонов услышал негромкий голос человека. Шедший по дороге что-то бормотал про себя и приближался к посту. Находясь метрах в сорока от постового, он продолжал двигаться в сторону расположения подразделения.

Тихонов оценил ситуацию так, что необходимо действовать по уставу: окриком остановить идущего.

- Стой! Кто идёт?

Но мужчина продолжал приближаться и уже находился в двадцати метрах от постового. - Стой, кто идёт? Стрелять буду! - ещё раз крикнул постовой.

Он уверенным движением отвёл затвор автомата назад и нажал на спусковой крючок, отведя ствол вверх, но ожидаемый выстрел не прозвучал. Человек приближался к постовому. Тихонов увидел, что затвор, вздрагивая» медленно приблизился к патроннику и остановился. Он вновь отвёл затвор назад, но тот снова не дошёл до патронника. Саша перехватил автомат с ремня в руки, вынул диск и патрон из патронника, взяв его за кожух ствола на изготовку, так он решил встретить приближающегося человека. Тот остановился в пяти шагах, нескладно извинился, пытался что-то несвязно, с венгерским акцентом объяснить. Тихонову стало ясно, что этот подвыпивший человек идёт к своему другу, охраннику винодельческого цеха, дорога к которому проходит параллельно дороге, ведущей к воинскому подразделению. Причём, подъезды к этим дорогам похожи. Значит, мужчина ошибся, не той дорогой пошёл. Часовой объяснил ему, как пройти в винодельческий цех. После этого, незадачливый венгр удалился.

Тихонов, ругая себя за грубейшую оплошность, тут же сообщил дежурному о происшедшем.

Стало понятно, что автомат не стрелял из-за того, что он был смазан летней смазкой.

После замены автомата Тихонов продолжил службу на посту.

Этот случай стал заметным уроком для солдата и всего подразделения.

Первого апреля Фёдор и старший сержант Саша Комзаров, койки которых стояли рядом, отправились в увольнение в город.

Саша, курносый парень среднего роста с плоской грудью и широкими овальными плечами, со строевой выправкой, всегда подтянутый, в выглаженной одежде, в начищенных: до блеска сапогах, на два года старше Фёдора. Он отличался большим жизненным опытом. Спокойный и немногословный, он говорил всегда убедительно, у него было чему поучиться. Саша тогда уже был на сверхсрочной службе.

На обменянные, в связи с денежной реформой, деньги в кафе у Иштвана Бачи они купили по стакану сока и по булке. В небольшом помещении кафе рядом с их столом сидела молодая девушка. Красивое лицо, обрамлённое светлыми волосами, на котором выделялись ярко накрашенные губы и глаза, добротная одежда и украшения из золота привлекали к ней внимание. Было видно, что она - мадьярка и по-русски не понимает. Между тем, девушка как-то странно улыбалась, глядя на военных, говорила непонятные слова, пыталась что-то объяснить условными знаками.

Инициативнее был Саша, он разными жестами, которые можно было понять, показывал девушке, что приглашает её гулять. Девушка, назвавшаяся Эльзой, часто кивала головой, подтверждая, что она поняла его и принимает предложение. Так, не зная венгерского языка, парни неожиданно приобрели новую знакомую.

Весной, к удивлению Фёдора, отношение старшины Короткова к нему заметно изменилось. Однажды он сказал Фёдору:

- Вы знаете, что мы с Виктором Барановым ходим в вечернюю школу? Вам ведь тоже война помешала учиться, а образование нужно. Я вижу, вы парень серьёзный. Так вот, если хотите, я могу помочь поступить в вечернюю школу.

- Да, конечно, я хотел бы учиться. Но можно ли мне? Я ведь закончил всего шесть классов, - не совсем уверенно сказал Фёдор.

- Я думаю, что будет можно.

Через несколько дней Борис Коротков, при передаче дежурства на пеленгаторе, снова вернулся к вопросу об учёбе.

- Значит, сделаем так! Я уже договорился с директором школы, что вы будете сдавать экзамены за седьмой класс вместе с теми, кто в этом году его закончил. Нужно срочно купить учебники и подготовиться. Начальник разрешил вам учиться.

И Фёдор готовился.

Доброхотов заметил, что рядом с забором, ограждавшим виноградник на нижней части территории подразделения, раньше кто-то пытался выровнять площадку, которая могла служить для игры в волейбол, и он предложил очистить эту территорию от мусора и сделать благоустроенную площадку. Руководство подразделения согласилось с этим, организовав субботник, в котором участвовали все свободные от службы солдаты и командиры. Вынесли много мусора, заровняли площадку, установили деревянные столбы для сетки. Получилось вполне приличное спортивное сооружение. В процессе физической подготовки потом часто играли в волейбол и даже приглашали команды из других воинских частей гарнизона. Работа на субботнике солдатам запомнилась. Когда высокие Тихонов и Ярцев, уставшие к тому времени, несли на носилках большой груз и носилки прогнулись, начальник подразделения, глядя на них, сказал:

- Бедные носилки!

Многие из слышавших эту фразу подумали: «Странно, что старший лейтенант Арапетян высказался о носилках, ничего не сказав о людях».

В подразделении знали, что Фёдор раньше занимался акробатикой: неплохо работал на перекладине и брусьях, знал несколько комплексов физзарядки, физически достаточно подготовлен. И когда через старшину Короткова это дошло до начальника подразделения, тот сказал:

- Так это же нам нужно! Пусть он по моему распоряжению руководит ежедневной физзарядкой и физподготовкой в подразделении.

С тех пор, в течение нескольких лет, Фёдор внештатно занимался: этой работой.

Вскоре Доброхотов успешно сдал экзамены за седьмой класс.

Как-то в перерыве между занятиями старшина Коротков посоветовал Фёдору:

- Вы вот что, вы больше читайте. Каждый день просматривайте все газеты и журналы, прочитывайте хотя бы все заголовки. Читайте русскую классику. Вы ведь пойдёте в восьмой класс, вместе будем ходить в школу. Знаете, один из древних учёных говорил: «Чем больше знаешь, тем больше можешь». А вам нужно будет ещё многое мочь.
Фёдор внял этому совету. Поскольку времени не хватало, читал даже в туалете.

В один из жарких июльских дней после политинформации замполит Мигаль неожиданно объявил:

- Сегодня в четырнадцать часов в горно-стрелковом полку будет лекция на тему «О любви в жизни человека». Там приехал полковник из политуправления штаба округа, кандидат наук.... Говорят, лекция интересная. Приглашают и нас. Поэтому, сразу после обеда, все свободные от несения службы собираемся и организованно идём в город.

Старший лейтенант Мигаль, достаточно опытный человек, ему не чужд философский подход к жизненным явлениям, абстрактный способ мышления. Он уже имел практику работы замполитом более пяти лет. К маленькому подразделению со специальным назначением он подходил с меркой, как к полному подразделению на уровне роты, конечно, с небольшими поправками на особенности этого подразделения. Он использовал любые удобные случаи для того, чтобы провести дополнительные политинформации, беседы на темы о прошедших войнах, диспуты по произведениям классиков русской литературы. Замполит пользовался уважением у личного состава.

Фёдор подумал: «Такие мероприятия, как лекция в полку, бывают нечасто. Нужно обязательно пойти. Возьму блокнот и кое-что запишу».

Места в большом зале полка были заняты полностью. Многие слушали стоя. С самого начала лектор произвёл хорошее впечатление. Речь его, чёткая и ясная, давала возможность глубоко и полностью усвоить материал темы. Он говорил о том, что любовь в жизни человека проявляется в самых разных аспектах. Остановился на любви между близкими родственниками: мать и отец любят своих детей, дети - своих родителей, братьев, сестёр, бабушек и дедушек. Есть признаки любви мальчиков к девочкам и наоборот в возрасте двенадцати - четырнадцати лет. Каждая такая любовь имеет свои особенные проявления.

Любовью называют люди своё особое отношение к вещам, животным, птицам, временам года, явлениям природы, ко всему, что их окружает.

Фёдор, внимательно слушая лектора, выборочно записывал. А лектор говорил уже о том, что самыми сложными являются отношения мужчины и женщины. Об этом им было сказано много и убедительно. Далее он подчеркнул: - ... на протяжении человеческой истории люди наблюдали, изучали и пытались сформулировать понятие любви, но и до нашего времени бесспорного определения так и не выработали. Вот и я выношу на суждение общественности своё определение любви. Любовь мужчины к женщине и женщины к мужчине - это данное человеку природой высочайшее чувство, основанное на сильном взаимном душевном тяготении мужчин и женщин друг к другу, в период половой зрелости, венцом которого является их половое удовлетворение.

Фёдору особенно запомнилось объяснение лектора об общественном значении любви, когда взаимно любящие, мужчина и женщина, сближаются на столько, что становятся самыми близкими на свете людьми. На основе любви они вступают в брак, образуя семью - первичную ячейку общества. Рождаются и вырастают дети, умирают старые люди, - так происходит воспроизведение общества. Оно развивается и совершенствуется.

Лекция полковника понравилась всем присутствовавшим. По дороге; домой и в казарме они много раз вспоминали её и устрашали ничем не предусмотренные диспуты.

В выходной день в казарме собрались те, кто ждал инструктаж старшины перед тем, как пойти в увольнение. Все были наглажены, начищены, со свежими подворотничками и блестящими медалями «Тридцать лет Советской Армии и Военно-Морского Флота», которые на торжественном собрании, несколько дней назад, старший: лейтенант Арапетян вручил каждому, из служивших тогда в подразделении. Включили музыку и ребята пошли танцевать. Фёдор не умел танцевать, он стоял и смотрел , как танцуют другие. Старшина Коротков подошёл к нему и сказал:

- Ну, чего стоите? Пойдёмте танцевать.

- Да я не умею.

- Ничего. Не умеешь - научим, не хочешь - заставим. Слышите мелодию? Вот это - танго, - тут же он обнял Фёдора рукой за спину и объяснил, как по счёту нужно танцевать танго, фокстрот, вальс.

Так Фёдор получил первые уроки танцев. Оказавшись способным учеником, вечером он уже был на ганцах в городском Доме культуры.

Потом кто-то из ребят узнал, что в выходные дни танцы ещё бывают на швейной фабрике. Фёдор и три Саши: Камзаров, Осокин и Тихонов отправились туда в воскресенье.

Уютный зал, натёртый воском пол, буфет создавали приятную атмосферу, но именно здесь Фёдор получил первое разочарование во взимоотношениях между людьми. Он заметил, что многие девушки из венгерских семей пришли на танцы с мамами или бабушками, которые, с непонятной бдительностью, оберегали своих чад, не разрешая им танцевать с военнослужащими да и все ребята тоже поняли это.

- Конечно неприятно, - сказал Фёдору, стоявший рядом с ним, Саша Комзаров. - Подходишь к ней, а она вместе с мамой или бабушкой, не знаю кто из них кто, говорят, что она не танцует. А я же видел, что до и после этого она танцевала с гражданским.

- Не уважают они нас, игнорируют, - сказал Федор, - причём, делают они это очень даже откровенно. А я вот одну мадьярку пригласил, но, как только мы начали танцевать, тут же подошли гражданские парни и хлопками в ладони - так здесь принято - требовали уступить девушку им. Подчиняясь правилам, я оставил её. Неприятный осадок от этого.

Саша Тихонов, до этого не участвовавший в беседе, добавил:

- Да, здесь все гражданские парни своими хлопками не дают солдатам и офицерам танцевать с местными девушками.

- И я не ожидал такого отношения к нам, военнослужащим, - обеспокоенно сказал Фёдор. - Это меня очень огорчило и я больше не буду сюда ходить на танцы.

Так, на танцы, на швейную фабрику, ребята решили больше не ходить.

При каждой возможности Фёдор с удовольствием ходил в увольнение. Ему нравился этот чистый, уютный небольшой городок с остатками иностранной культуры, со своими особенностями. В дневное время, будучи в увольнении, он с друзьями, а часто - один, заходил в маленькие буфетиш (Бюффе), где можно было выпить кофе или сок и послушать, мило льющуюся музыку небольшого оркестра. С благоговением он слушал скрипача, который, подойдя к столу, где сидел Фёдор, негромко играл венгерский чардаш.

С началом учебного года в вечернюю школу стали ходить старшины Баранов и Коротков в десятый класс, Фёдор - в восьмой.

Школа - на тихой улице, недалеко от городского канала Верке, берега которого обложены толстыми, ровно обработанными, каменными плитами. Классы школы - просторные и светлые.

В первый день учения в каждый класс зашёл директор школы, Степан Иванович, и поздравил учащихся с началом учебного года. Он, невысокого роста средних лет мужчина, преподавал украинский язык и литературу, был всегда подчеркнуто вежлив и сразу произвёл впечатление знающего свой предмет педагога.

С первых уроков запомнился учитель истории, Мариныч Пётр Николаевич, высокого роста, с больной копной волос, которую нередко поправлял пальцами, как расчёской; он, как бы заряженный особой энергией, быстро перемещался но классу и жестикулировал, стараясь полнее передать слушателям знание исторических событий по теме. Своим азартом он увлекал учащихся в поход, в историю. Учащиеся сразу полюбили его.

Теперь всё свободное от службы время Фёдор отдавал учёбе. Однажды Борис Коротков спросил его:

- Ну, Доброхотов, как школьные успехи?

- Да всё бы ничего, но труднее всего у меня получается с украинским языком, математикой, химией. Ну, по математике я понимаю - мне надо больше заниматься азами. По химии - разобраться в сути этого предмета, в формулах. Вот с украинским языком, так тут, как я думаю, мне необходимо познать разговорную украинскую речь и самому говорить по-украински. А с остальными предметами у меня всё нормально.

- Я думаю, что раз вы понимаете свои слабые места, значит, одолеете эти предметы.

- Нравится мне новый предмет анатомия и физиология человека, особенно интересны эксперименты Павлова, связанные с выводами об условных и безусловных рефлексах. Я думаю, что это обязательно надо знать.

- Учение Павлова каждому культурному человеку нужно знать.

Вскоре Фёдор в школе познакомился с невысокой тонкой девушкой, которая училась в параллельном классе. Римме Гулиной было шестнадцать.

Её лицо с простыми чертами, ровными красивыми зубами, которые привлекательно обнажались при частых улыбках, и её стройная фигура, которую подчёркнуто облегала всегда добротная и модная одежда, притягивали Фёдора. Любуясь энергичной и жизнерадостной, с привлекательной походкой девушкой, он чувствовал, как с ним происходит что-то новое, неожиданное. Беседуя с Риммой, отметил для себя, что её речь - ясная, чёткая. Чувствовалось, что она много читает и, как говорят, “за словом в карман не лезет”.

Во время массовой уборки винограда к солдатам приходили виноградари почти каждый день, и вёдрами приносили им виноград. Сладкими гроздьями винограда в сочетании с орехами, которые солдаты сбивали с деревьев в довольно большом количестве, они так насыщались, что не хотели идти на обед.

В конце дня в этот период рабочие соседнего винного цеха зазывали к себе солдат, давали им в руки большую деревянную чашу, наполненную тремя-четырьмя литрами сока. Ребята пили его много и с удовольствием. Женщины в высоких резиновых сапогах, давившие сок в огромном чане, шутили:

- Пейте, пейте. Вечером пойдёте к девушкам, будете для: них желанными. И вам будет хорошо, и им - приятно.

Фёдор увлёкся Риммой до самой глубины души. Впервые в жизни его переполняли чувства, связанные с существованием вместе с ним и в нём Риммы. Он потерял аппетит, ночью плохо спал, все мысли были о ней. Фёдор думал: “ Видно, это и есть любовь. Эго серьёзно и трудно. Недаром о ней так много говорят и пишут люди... Теперь мне будет сложнее: служба, школа, любовь...”

Отношения с Риммой чем дальше, тем больше, перерастали во взаимное тяготение друг к другу. Чувствовал Федя, что и она трепещет в его объятиях при поцелуях. Девушка говорила ему, что, когда его рядом нет, она хочет, чтобы он всегда был с ней рядом и ...ничего больше.

Осень нынче тёплая, особенно - октябрь.

В выходной день Фёдор и Римма гуляли по городу, ходили в кино, в кафе выпили сок и пошли к дому на горе, где было общежитие временных рабочих, уборщиков винограда. Вокруг ни души. Рабочие на выходные дни уехали по своим домам в деревни. Площадка перед домом выложена большими бетонными плитами. Молодые люди сели на край бетонного настила перед зелёной лужайкой. Говорили о школьных делах, о перспективе жизни. А потом неожиданно, как по команде, встали и стояли, обхватив друг друга руками. Римма рассмеялась:

- Ха-ха-ха! Знаешь, как ты меня называешь? Рим-моч-ка! - она сделала особенно сильное ударение на букве «О».

- А что, слышно?

- Ещё как! Ха-ха-ха! Так интересно! А...а...а... ты же из Вологды приехал - я слышала. Как там у вас? Корова, хорошо, пошов, поехав? Да?

- Ну и что? Зато люди у нас честные, порядочные, трудяги... Там хоть и север, но такая красивая природа! Э...э...э... если вот поедешь - увидишь... Рыба, грибы, ягоды... Реки, леса прекрасные... Правда, зимой холодно, много снега... А говор тамошний - это не беда. В нём отражаются особенности края северного.

Фёдор и Римма влюбленно целовались и обнимались.

Темнота опускалась над городом. В домах зажглись огни.

Разгорячённый Фёдор поднял Римму, положив её на свои руки, и она всем телом распласталась на них. В таком положении он вращал её вокруг своей оси. Сделав кругов восемь-двенадцать, Фёдор остановился, положил подругу на траву, лёг на неё и крепко поцеловал. Неконтролируемыми нечёткими движениями он снял с неё лёгкие шёлковые штанишки. Девушка бормотала что-то вроде «не надо», но не сопротивлялась. Фёдор кое-как расстегнул брюки и оказался между её, согнутыми и поднятыми вверх, ногами. Чувствуя себя в напряжённой силе, упираясь ногами в край бетонной плиты, Фёдор вошёл в неё медленно и упруго. Она вскрикнула, сжавшись.

- Ой, что ты делаешь? Больно же!

Увлечённый своим, Фёдор не ответил, а начал движения туда и обратно, испытывая невиданное удовольствие. Вскоре они закончили это сверхприятное действо и на несколько секунд замерли в этой позе. Фёдор с благодарностью поцеловал девушку и поднялся, помогая ей встать. Спускаясь с горы, они шли в обнимку. Римма осознавала, что она остаЕила здесь, на горе, своё целомудрие, отдавшись любимому человеку. В его сознании бродили мысли о том, что эн впервые овладел женщиной, которую любит, и получил ни с чем не сравнимое удовольствие. Девушка льнула к нему головой и всем телом, как бы в знак благодарности за сделанное и демонстрируя преданность на будущее. Фёдор в уме отдавал должное матушке-природе, божественным небесным силам. Первый раз в жизни он испытал, что такое по своей природе женщина.

Оба впервые в жизни, насладившись подаренным Богом высочайшим блаженством, иногда останавливались для поцелуев, и снова шли дальше.

Римма :просила:

- Ты меня любишь?

- Конечно, люблю. Ты для меня - самый близкий человек на свете.

Он проводил Римму домой, едва успев к двадцати трём часам. С отбоем лёг спать и крепко заснул.

На следующий день Фёдор несколько раз мысленно возвращался к тому, что произошло с ним неделю назад. Он мучился, ругал, обвинял себя в простофильстве, непросвещённости, неопытности, называл себя дураком. Вспоминал, как в детстве вёл себя излишне скромно: в случаях, когда ему приходилось видеть голых девочек, он старался не смотреть, что у них между ногами, чтобы не смущать их.

«А ведь было как?! Уже темнело. Перед уходом домой, стоя у кустов на дорожке, ведущей вниз с горы, мы обнимались и горячо целовались и снова целовались. Я был сильно возбуждён, нервно дрожал, не мог взять себя в руки. Неведомые силы стремительно подталкивали меня к девушке... Безрассудно я повалил Римму между кустами, рывками, нескладно расстегну/: брюки, спустил трусы, тут же не полностью стянул трусы с неё. Помню, пыхтел, сипел, часто дышал. Римма лежала, протянув ноги вдоль тела, и говорила:

- Ты осторожно, а то мне будет больно.

Моя Риммочка, какая ты умница, ты не сопротивлялась и не возражала. Смешно...ты боялась, что будет больно, а я тыкался в разные точки твоего тела и говорил: “Ты только не плачь, Риммочка” - после всего этого - ничего. Ругая себя в уме, я встал, помог Римме встать, и грустные мы пошли домой. Расстались как-то нескладно, заметно волнуясь, я не мог смотреть ей в глаза. А часы? Первые мои часы “Теллус”, которые мне нравились! Во время этого дела я подкладывал под Римму руку и раздавил их - нет стекла, потерялись стрелки”.

В конце первой четверти в школе была контрольная работа по украинскому языку. Это был диктант. В классе смеялись, когда Степан Иванович объявлял результаты этой контрольной, выяснилось, что все русские, а их в классе было около половины, сделали очень много ошибок. У одного Прокопова было сто шестьдесят четыре ошибки, у Попова - сто пятьдесят две, у Скрябина - сто тридцать одна, Фёдор сделал пятьдесят одну ошибку, меньше всех из русских. Но это была его первая контрольная работа в жизни по украинскому языку. И ошибки, в основном, были на “ы” и “и”. Правда, Фёдор в слове “спідниця” написал перед буквой “д” ещё букву “з”. Все смеялись, а Степан Иванович серьёзно сказал:

- Смишно, алэ так нэ можна.

Только в ноябре пришла разнарядка на получение дров в Свалявском леспромхозе, в Карпатах. Во временное пользование взяли два “Студебеккера” и под командованием начальника подразделения по четыре человека на машине выехали в горы.

В то время в горах был глубокий снег. Надо было с горного хребта высотой, примерно, семьдесят метров столкнуть вниз круглые и расколотые продольно кряжи, потому что машины, и гак заехавшие уже высоко, заехать выше не могли. Но оказалось, это не так просто: брёвна впивались в толстый слой снега и их надо было чуть ли не нести на руках.

На крутом склоне, с большими усилиями солдаты, в том числе и Федор, падая и вставая, выталкивали эти кряжи, опуская их ниже и ниже к машинам. Работали несколько часов. Загрузили машины. Пропотевшие, промокшие, уставшие спустились с гор.

Когда приехали и сгрузили дрова, старшина Баранов сказал:

- Натрудились? Зато зимой будем жить в тепле.

Фёдор и Римма иногда вместе шли в школу. В один из таких дней Римма сказала:

- Вон мой папочка идёт с работы, - и показала на другую сторону улицы.

Фёдор увидел мужчину в форме пограничника и спросил:

- Какое у него звание?

- А...а...а... капиташка!

Фёдора удивил её небрежный ответ, но тут же он для себя, оправдывая её, подумал: «Наивная девочка, совсем молодая».

В холодные зимние дни Фёдор и Римма, когда появлялась возможность, ходили к знакомым Риммы на квартиру. Они приносили с собой торт, печенье или конфеты и вместе с хозяйкой и её дочерью пили чай или кофе. Принимали их доброжелательно. Оставаясь одни в комнате, где была широкая старинная кровать с пружинным матрацем, большими пуховыми перинами и подушками, Фёдору было непривычно и неудобно утопать в этой сверхмягкой постели, и даже приятное время препровождение с Риммой не удерживало его там. Он находил повод занять её чем-то другим, уводил её в город.

В командировку во Львов за обмундированием поехали старшина Баранов и Фёдор. Фёдор сам упросил Баранова, чтобы он взял его с собой, потому что ему нужно было купить хромовые сапоги. В части получили обмундирование, подготовили его для перевозки на вокзал. Баранов, человек с хозяйственной жилкой, повёз Фёдора на Краковский рынок. Бурное, жизнеутверждающее зачало рынка Доброхотов почувствовал с первых шагов. Мужчина, хромая и опираясь на палку, держа в руке предметы типа патронов, кричал;

- На мухи, блохи, клопы, тараканы... на мухи, блохи, клопы, тараканы... - голос его разносился далеко.

Там дальше, мужчина без руки, с болтавшиеся рукавом куртки, настойчиво предлагал:

- Купите бурки!.. Американские!... На всю оставшуюся жизнь...

- Куплю, продам, недорого отдам! - доносится издалека.

В рядах, где продаётся обувь, сапог было много и самых разных. Фёдор примерил несколько пар и облюбовал сапоги из хорошо выделанного хрома, правда, они были немного тесноваты, но зато подходили по цене.

Мысленно Фёдор давно подготовил себя к тому, что если у него будет такая возможность, он обязательно купит аккордеон. С детских лет играя на гармони, теперь эму хотелось иметь более солидный инструмент. Недаром: он бережливо копил деньги на это. Разноголосие многих музыкальных инструментов привлекало внимание издалека: баяны, аккордеоны, скрипки... Каких только инструментов здесь не было! Фёдор с Виктором остановились возле голосистого, перламутрового, бирюзового цвета аккордеона. Продавец живо наигрывал немецкую танцевальную мелодию.
- Это три четверти? - спросил Фёдор.
- Нет, половинка.
- А цена?
Хозяин назвал цену. Посоветовавшись с Барановым, Федор, не торгуясь, отсчитал деньги и получил аккордеон в красивом футляре. Фёдор радовался, что впервые без чьей-либо помощи самостоятельно преобрёл такие нужные и довольно дорогие вещи. Так у Фёдора появилось ещё одно занятие. На веранде казармы он разучивал песни и танцевальные мелодии, звучавшие далеко за пределами подразделения.
Тогда, наполненный духом авангардизма, стремлением к новому, он каждый раз начинал играть с “Марша энтузиастов”. Иногда Фёдор и его сослуживцы в разговорах между собой отмечали, что их служба только на первый взгляд кажется лёгкой. Как-то в казарме перед отбоем разговорились о ночных дежурствах. Саша Комзаров сказал:

- Вот я подсчитал, каждый из нас, радистов, не спит одну треть ночей, а если учесть, что сидим мы ночью в брезентовой палатке, к которой прижимаемся спиной, то хоть и есть автомат, а в любой момент всё может случиться. Не дай Бог, конечно! - и три раза как бы сплюнул.

Саша Тихонов добавил:

- Я недавно вышел из палатки, темно, смотрю - недалеко от палатки мужик стоит. Спросил: “Что вы здесь стоите?” - А он помялся, помялся и ответил: “ Смотрю, как здесь пройти в общежитие рабочих, которые убирают виноград.” - Ну, я рассказал ему, как туда идти, но точно ведь не знаю, чего он там стоял...

А в общем все они понимали, что служба есть служба. Другого не дано.

Наступила горячая пора школьных экзаменов. Федор закончил восьмой класс с неплохими оценками.

Баранов и Коротков сдавали последние экзамены за десятый класс. Оба готовились учиться дальше. Баранов собирался ехать в Московский электротехнический институт, а Коротков где-то услышал, что осенью во Львове начнут работать ускоренные курсы политработников, и собирался ехать туда.

Дружеские отношения давно сложились у Федора с высоким парнем, имеющим не поддававшиеся укладке волосы, с приспущенными верхними веками на немного удлинённом лице, которое нельзя было назвать красивым, Сашей Осокиным, работавшим на приёмо-передающей станции. Для друживших с ним он был надёжным человеком. В нагрузку Саше было поручено отправлять и получать корреспонденцию для подразделения, и он почти каждый день бывал в городе. Саша доверительно рассказал Фёдору:

- Познакомился с девушкой. Зовут Валей. Живёт с отцом, матерью и братом. Нормальная рабочая семья.

- Познакомишь?

- А как же, конечно! В воскресенье ты идёшь в увольнение?

- Надеюсь, отпустят.

- Ну вот, пойдём и познакомлю.

Фёдор ждал их у моста через канал Верке. К нему подошёл Саша со светловолосой, с красивым, несколько удлинённым лицом, девушкой. Оба улыбающиеся, радостные. Познакомились. Валя выглядела заметно моложе Саши в белом, по сезону сшитом, платье, плавно облегающем её стройную привлекательную фигуру, её красивые ноги украшали босоножки на невысоком каблуке. Ростом - чуть ниже Саши, корпус тела которого немного подавался вперёд при тяжеловатой походке.

- Ну ты, Сашка, хитрый! Такую девушку отхватить! Одобряю, одобряю, - говорил восхищённый Фёдор. - Мне она нравится. Только без ревности, договорились?

- А как же! Плохого не берём!

Пошутили, посмеялись и решили, проведут этот вечер в ресторане недалеко от моста. Небольшой уютный ресторан, всего три зала. Лилась негромкая музыка. Венгерские мелодии по-новому приятно воспринимались молодыми людьми. Продуманно сервированные столы, скатерти, сверкающие белизной, мягкое освещение, вся обстановка располагала к отдыху, позволяла расслабиться. Ели недорогое вино и минеральную воду, ели лёгкие закуски. Много и весело говорили на темы, понятные им. Танцевали и напевали под музыку знакомые мелодии. Валя не переставала удивлять своей осведомлённостью о жизни, общей эрудицией, и при этом оставалась весьма привлекательной.
Проведённым вместе вечером все остались довольны. Правда, Фёдору и Саше пришлось поспешить, чтобы не опоздать из увольнения.

Встретившись с Риммой, Фёдор обнял её и услышал нежный шепот:

- Знаешь, Феденька, как мне скучно, когда тебя нет рядом со мной? Ты не зна-а-аешь. А я не могу без тебя. Давай я приду к тебе на дежурство. Я как раз читаю “Три мушкетёра” если хочешь - будем читать вместе...

Фёдор понимал, что посторонней девушке находиться возле пеленгатора, да ещё как-то общаться с дежурящим пеленгаторщиком, конечно, нельзя. Но во время дежурства у него всегда выкраивается десять-пятнадцать минут свободного времени в каждом часе, в связи с затишьем в эфире. И Фёдор сказал:

- Ладно, приходи. Там есть травка, ляжешь за палаткой, чтобы никто не увидел, будешь загорать, а я, иногда, выйду к тебе и вместе почитаем.
-
Метрах В пятнадцати от пеленгатора располагался большой новый сад. Крупные яблоки хорошего сорта и венгерские сливы были доступны солдатам, работавшим на пеленгаторе.

Римма угощалась свежими фруктами, загорала и читала, а когда приходил Фёдор и садился рядом с ней на траву, читала вслух и он слушал, думая: “ Я отступаю от правил армейской службы и оправдываю себя только тем, что люблю...» А скоро будут учения...»

В середине лета по программе боевой подготовки были назначены учения по развёртыванию пеленгатора. Основным критерием оценки развертывания было время, в течение которого радисты из упакованных ящиков развернут пеленгатор, подготовят его к работе. По команде начальника, группа пеленгаторщиков приступила к развёртыванию. Каждый из них знал, что он должен делать.

Установку стола, аппарата на нём, сборку и установку с ориентированием диполей на оттяжках и крепление брезентовой палатки на оттяжках, проводку фидеров от диполей к пеленгатору, и много других действий, которые нужно было проделать ребятам прежде, чем прозвучит команда “стоп”, которая будет означать, что время истекло.

Начальник подразделения, проверив работу пеленгатора, остался довольным и сказал:

- Вы уложились в отведённое время. Мне понравилось, как умело действовали начальник пеленгатора, старшина Коротков и сержант Доброхотов...

Учения закончились, на пеленгаторе остался один дежурный.

Коротков и Доброхотов шли в подразделение вместе, разговорились, и вдруг старшина сказал:

- Помните, Доброхотов, я заставлял вас мыть пол в мороз?.. Вы ещё и на “губе” сидели... Я был не прав.

- Ну, товарищ старшина, - улыбнулся Ф'ёдэр. - Я тоже был хорош гусь - с тряпкой пошёл на начальника. Потом много раз жалел об этом. И каюсь, я тоже был не прав... Теперь у меня, как гора с плеч. А то я всё носил в себе эту неприятную ношу.

- Всё плохое уже позади, а впереди... мой вам совет: учитесь, набирайтесь знаний.

На улице было прохладно. Во время самоподготовки сидели в Ленкомнате, каждый занимался своим делом: писали письма, читали книги, журналы, газеты, слушали радио. Фёдор уже в который раз перечитьнал “Евгения Онегина”. Он полюбил Пушкина, иногда говорил:

- Написать эту поэму в стихах, выдерживая каждую строфу из четырнадцати строк, это же совсем не просто, а образы как представлены? ...Я уж много раз слышал арию Ленского по радио. Вот при первом случае, когда буду во Львове, постараюсь прослушать всю оперу Чайковского.

Николай Ярцев негромко сказал:

- Вон Московские курсы “Ин-яз” делают новый набор: английский, немецкий, испанский... Три года и - переводчик.

- Где это ты читал? - спросил Фёдор.

- Да вот, в “Труде”. Всего пятнадцать рублей в год. Они присылают программу, по которой надо изучать язык, и вопросы, на которые надо отвечать.

Федор взял газету, несколько раз прочитал объявление. Мысль о поступлении на курсы прочно засела в его голове: «Было бы хорошо штурмануть английский. Для практики у нас всегда под рукой по радио английская речь... Все. Решено. Пишу письмо, к нему - заявление и квитанция об оплате».

Примерно, через месяц - ответ. Выслали брошюру с первым уроком. Глядя на полученное учебное пособие, Фёдор, почесавши за ухом и улыбаясь, сказал стоявшим рядом ребятам:

- Вот чёрт, теперь надо поднапрячься. Не знаю, одолею ли.

- Ой, Фёдор, что-то ты много знать хочешь? Смотри, скоро состаришься, - пошутили друзья-сослуживцы.

Конец лета был жарким. Хотелось отдохнуть на воздухе в тень, и в воскресенье Фёдор и Римма отправились на вершину горы на окраине Берегова. Фёдор объяснил:

- Там деревья, ветерок. Нам будет хорошо. Раздевшись, расположились загорать и читать “Три мушкетёра”. Место, где они находились, было выступом из горной гряды. Спереди справа в форме неровного полумесяца, огибая нижнюю часть небосвода, лежал коричнево-зелёный горный массив, который, продолжаясь далеко-далеко вперёд, в самой дальней дали, заканчивался полосой удивительного разноцветия. Впрочем, смотрящему это разноцветие кажется, что оно близко. Впереди и слева от них, в лёгкой туманной голубизне простирается широкая, вплоть до горизонта, Прикарпатская долина. Отсюда город видится буквально с высоты птичьего полёта, недалеко - село Подгорное. Людей на гое нет, никем не стесняемые, Фёдор и Римма вели себя свободно. Прижавшись телами, они обнимали друг друга и целовались, целовались, целовались. Возбуждённый Фёдор сказал:

- Римка, я тебя так люблю! Как бы это сказать?.. Ты знаешь?.. Всё, что я теперь делаю, стараюсь делать лучше, это поэтому, что есть ты у меня. И утром, и днём, и вечером, и ночью я думаю о тебе. Ты для меня - самая лучшая, самая красивая в мире. Я уже не представляю жизни без тебя... А ты, почему молчишь? Ты любишь меня ?

- Феденька, ты мой любимый мальчик. Я уже тебе говорила, что я не могу без тебя. Ты вот не знаешь, а я иногда до полночи не сплю, всё думаю о тебе, о нас, - она прильнула к нему, прижалась упругой грудью, крепко поцеловала. - Вот так я тебя люблю.

- Риммочка, тебе хорошо со мной?

- Мне очень хорошо, ты даже не представляешь, как мне хорошо.

И снова они целовались и говорили про любовь. Но время шло, и не лишним было подкрепиться. Фёдор оделся.

- Я сейчас спущусь вниз. Вон там, видишь, небольшой буфет. Я принесу что-нибудь поесть, - и добавил: - Пойду вон по той дорожке и помашу тебе рукой. Скажешь мне потом, видела ли ты меня.

Возвратился он нескоро. Принёс печенье, шоколад и ситро. Всё это они с аппетитом съели и выпили. Жуя, Римма сказала:

- Пока ты ходил, я прочитала листов пятьдесят. Мне очень нравится образ миледи, и я хочу во всём быть похожей на неё, подражать ей. Представляешь, она такая умная, хитрая, всё про всех знает. И так заправляет кардинальскими делами!.. Как может только она...

Только с сумерками спустились они с горы на низину.

Каждое утро, кроме тех, когда Фёдор дежурил во второй ночной смене, он, уверенный в том, что физзарядкой укрепляется здоровье, проводил её с личным составом. В последнее время он сам окреп и от души хотел, чтобы и другие почувствовали необходимость заниматься физзарядкой. Непонятно было ему, что некоторые солдаты просто махали руками и ногами, бесполезно отбывая время. Но Фёдору нравилось, что большинство с напряжением, старательно выполняли комплекс из шестнадцати упражнений. Они и были лучше подготовлены физически. После зарядки - умывание. Фёдор невольно наблюдал за ребятами. После умывания в казарму пришёл Панкратов. Выше среднего роста, широкой кости человек, с глубоко посаженными глазами, с широким носом, с расширенными нижними челюстями при тяжёлом подбородке. По природе инертный, сверхспокойный, он медленно ходил, неспеша говорил, у него всё получалось » замедленном темпе, казалось, Панкратов дал зарок - ни одного лишнего движения. И физзарядка для него была нудной.

Последним, как почти всегда, с полотенцем через плечо и с туалетными принадлежностями в руках, пришёл худой лицом и телом сержант Николай Ярцев. Добрый, мыслящий, обстоятельный, всеми уважаемый человек. Он после умывания, пользуясь зеркалом, приводил в порядок своё лицо, потому что очень страдал из-за множества угрей.

В последнее время старшину Баранова всё чаще можно было видеть сидящим в каптёрке с большим, сшитым им самим блокнотом, в котором Виктор старательно что- то писал. Фёдор, зайдя в каптёрку, спросил, что он пишет.

- Как, что? Это задачи по высшей математике.

- Ничего себе! Тут же непрерывные строки цифр, в них же трудно что-то понять!

- Так вот для того и пишу эти цифры, чтобы понимать.

И Фёдор вспомнил, как три месяца назад Виктор уезжал в отпуск в Москву, собираясь поступать в электротехнический институт заочно, как все в подразделении «болели» за него. А когда вернулся и сказал, что в институт он поступил, горячо поздравляли его.

По подразделению разнеслась команда:

- Начальник вызывает старшину Доброхотова и рядового Костина!

В кабинете вместе с начальником сидел старшина Баранов. Начальник сказал Фёдору:

- Мы, товарищ Доброхотов, доверяем вам серьёзное дело. Вы вместе с Костиным будете сопровождать нашу старую машину «ГАЗ-АА» по железной дороге до Львова. Вы будете старшим. До Мукачева машина доедет своим ходом, а гам её погрузят на платформу. Машина должна быть хорошо укреплена на платформе и надо обеспечить её сохранность. Во Львове нужно сдать её в нашей части, - начальник дал ещё много мелких указаний, а потом сказал: - Вот документы: копия радиограммы о перевозке машины, её технический паспорт и моё сопроводительное письмо. Отдадите документы заместителю командира по хозяйственной части. Вам всё ясно, товарищи?

- Так точно, товарищ начальник, - в один голос ответили Фёдор и Виктор Костин.

Инструктаж дополнил старшина Баранов.

- Возьмёте с собой автоматы, сухой паёк на три дня. С автоматами осторожнее! Вы же знаете, как и когда можно применять оружие.

Поездка проходила нормально. Погода стояла солнечная, тёплая. Только при подъезде к станции Стрий, когда поезд убавил скорость, в борт платформы с внутренней стороны и в металлические части машины ударилось несколько довольно крупных камней, а один особенно большой камень, описав полукруг, пролетел на близком расстоянии возле голов сопровождавших и с большой силой ударился о борт платформы, оставив глубокую вмятину, тут же упал. Ребята в это время сидели на автомобильном сидении перед машиной. Они быстро встали и увидели, что по обеим сторонам поезда, в наклонном положении, стояли люди, работавшие с камнем и песком. Похоже, они производили заключительные работы по ремонту пути. Фёдор почему-то сказал:

- Если поезд остановится и будут нападать,станем стрелять.

Однако поезд стал набирать ход и вскоре удалился от этого места.

Машину благополучно доставили в часть.

Ежегодно с первого октября начинался учебный год по боевой и политической подготовке, а заканчивался он в июне следующего года. Каждый день, кроме выходного, в подразделении проводились занятия с личным составом по расписанию. Занимались политподготовкой, приёмом на слух и передачей на ключе; изучали принципиальные схемы радиостанций, на которых работали в подразделении; все уставы, автоматы ППШ и ППС; занимались строевой и физической подготовкой. Не менее двух раз в течение учебного года ездили на стрельбы.

Неожиданно для всех Борис Коротков уехал во Львов. Оказалось, что он поступил на шестимесячные курсы политработников. Жаль было Фёдору расставаться со своим начальником и наставником. В самой глубине души он хранил сознание того, что именно старшина Коротков помог ему посмотреть на жизнь по другому - лично организовал и направил его на учёбу, указал пути самосовершенствования, помог овладеть навыками радиста-разведчика.

Начальником пеленгатора был назначен старшина Фёдор Доброхотов. Так увеличились его заботы по службе. Надо было успевать ещё и по учёбе в вечерней школе, и делал он это успешно, судя по хорошим оценкам по всем основным предметам. В своём роде открытием для него стал новый в этом году предмет «Основы дарвинизма» Фёдор поверил в учение Дарвина, в эволюционное развитие жизни на Земле; поверил в его естественный и искусственный отбор. Оставался неясным только один вопрос, о начале начал этой жизни.

Фёдор уже получил «Лессон № б». Каждый раз, когда он получал брошюры по английскому языку, эн ловил себя на мысли о том, что нагрузил на себя много забот: несение службы на пеленгаторе, занятия по программе подразделения, учёба в школе, общественные нагрузки - секретарь комсомольской организации, физподготовка, и теперь вот, английский. Не слишком ли много всего? Но успокаивал себя тем, что говорил Коротков: «Поскольку война не дала закончить образование вовремя, а теперь есть такая возможность и пока молодой, надо навёрстывать упущенное», - и Фёдор продолжал напряжённо работать над собой.

Перед отбоем в казарме нередко состоялись обмены мнениями между сослуживцами по самым разным вопросам:. В этот вечер заговорили о женщинах и о любви.

В подразделении все знали, что Доброхотов всегда говорит о женщинах только положительно, считает их лучшей частью человечества, восхищается их красстой, нежностью, сдержанностью, мягкостью. Он говорил, что не уважает только три категории женщин: это отчаяные пьяницы, безудержно гулящие, и те, которые отвратительно матюгаются и, ругаясь с другими женщинами, забрасывают подол на спину, бьют себя по оголённому срамному месту и кричат: “Вот тебе! На тебе, на тебе!”

А тут, Фёдор довольно пространно напомнил о лекции полковника, который приезжал в Берегово из штаба округа года полтора назад. В разговоре участвовали почти все обитатели казармы. Кто-то поддержал Фёдора, другие не были согласны с ним, а Петя Лавриненко вышел на середину казармы и высказал своё особое мнение, отличное от всех других. Лавриненко, выше среднего роста, двадцатидвухлетний парень с Кубани, краснощёкий, немного сутулый, с тяжёлой неровной походкой, числился шофером подразделения. Он заявил:

- Шо тут балакать? Шо я, баб нэ знаю? Ей только нада, шоб було большое это самое... мужское достоинство. Шоб eй было хорошо с ним в постели. Шо я, баб нэ знаю?

- Ну, Пегро, ты и загнул, - возразил ему Фёдор. - Люди ведь самые уж разные и запросы у них на этот счёт разные.

- Хорошэ, - вставил Ярцев.- Допустим, это так, как говорит Петро. Тогда что? Мы будем осуждать наших матерей, сестёр и жён за это? И вообще, жизнь гораздо сложнее и многограннее. Так что...

- И, потом, - перебил его Фёдор, - женщина не подлежит осуждению. Она рожает и воспитывает детей, поддерживает семейный очаг, ведёт хозяйство, да она ещё и на производстве работает. В общем, Петро, ты не прав.

- Нэ знаю. У меня с бабами просто... Шо я, баб нэ знаю! Я бэру бабу, ставлю ней... - и вдруг он увидел, что в казарму из Ленкомнаты вошёл старшина Баранов.

- Ну ты, Лавриненко, всегда в своём амплуа.

- Так, товарищ старшина, я ж завжды правду кажу. - Енотом ходил между койками и бормотал что-то невнятное, а после всего сказал: - Бу-дуть мэни рассказувать... ха!.. Шо я, баб нэ знаю?..

В ходе эгого неформального диспута, отдельными возгласами, видно, в порядке профессиональной солидарности Лавриненко поддерживали шофер Миша Константинов - высокий, с большой бритой круглой головой, с медвежьей походкой, шепелявший парень из Киева, и самый маленький в подразделении слесарь и зарядчик аккумуляторов Вадим Кобец.

«Как быстро летит время, - думал Фёдор. - Кажется, совсем недавно старшина Коротков уехал на офицерские курсы, а вчера он, уже в новой форме лейтенанта, приехал в Берегово, чтобы взять свои оставшиеся здесь вещи и снова ехать во Львов. Оказывается, он уже получил назначение на должность заместителя командира роты в одной из частей Львовского гарнизона».

Получилось так, что Коротков зашёл в Ленкомнату во время занятий по политподготовке, и старший лейтенант Мигаль шумно поздравил его и дал возможность всем ребятам поздороваться с их сослуживцем и тоже поздравить его с офицерским званием. Во время нахождения Короткова в подразделении, Фёдор несколько раз разговаривал с ним, со своим начальником и другом, расспрашивал его, обещал писать и просил не забывать о совместной службе в Берегове.

Разных забот по службе у Фёдора было немало. Пеленгатор работал на аккумуляторах, поэтому каждые два- три дня, идущий на дежурство нёс туда заряженный, а сменившийся радист нёс севший аккумулятор обратно. Нести его из-за размеров было неудобно, да и одежда портилась, выручил умница Саша Комзаров. Он сплёл из проволоки сумку по размерам аккумулятора. Так решилась эта небольшая, но надоевшая всем проблема.

Жаркий день клонился к вечеру. Фёдор стоял на углу центральной улицы у входа в городской сквер. Он ждал Сашу Осокина, который вот-вот должен был появиться. Неожиданно, на противоположной стороне улицы, на мосту через городской канал, он увидел необычно одетую девушку, которая шла под руку с женщиной. На девушке была чёрная шляпа с широкими неровными полами, чёрная пелерина на расклешенном коротком жакете со СВОбодными рукавами. И в руках она держала тонкую палочку, которой в воздухе описывала мудрёные фигуры. Стильную одежду девушки завершали чёрные туфли. Долго присматривался Фёдор к экзотической незнакомке и только, когда спутницы поравнялись с ним, он ясно увидел лицо. “Это же Римма в образе миледи с матерью. Она верна себе.” Потом при встрече Римма рассказывала:

- Да, ты прав, я была в одежде миледи. Я упросила маму, и она мне сшила её по картинке в книге. Мне идёт наряд миледи?

- Да, мне понравилось. Только я тебя едва узнал.

В школе на уроках было в основном повторение ранее пройденного. Близились экзамены. Фёдор использовал для учёбы все возможности и всё-таки волновался, как всегда волнуются перед экзаменами. В таком волнении Фёдор стоял на веранде.

Ещё недавно светило яркое солнце, и вдруг, нежданно- негаданно небо над Береговым быстро заволокло чёрными тучами. Стало вокруг темно. Ветер, начавшийся перед этим, усиливался, поднимал пыль на дорогах, срывал с крыш и балконов различные предметы, носил в воздухе плоские куски картона, жести, дерева, с шумом захлопывал открытые рамы окон, вдребезги разбивал стёкла. Деревья трещали и раскачивались в разные стороны. Пошёл сильный дождь, который перемежёвывался с градом. Град становился всё крупнее. Всё усиливаясь, он заслонял видимость, образуя массивную стену. Косо бил по крышам и стенам зданий. Разбивал черепичные и шиферные крыши. Падали и звене л и разбитые стёкла. Отдельные градины были размером с крупное куриное яйцо. Как бы для устрашения людей, разразился сильный гром, сверкали молнии.

Перед зданием, где находилась казарма, на лестницах образовались большие снежно-ледянистые нагромождения из градин. С горы текли широкие водяные потоки. Через разбитые окна град залетал на веранду и в казарму, где таял, образуя лужи. Ураганный ветер разносил вихрями в разные стороны водно-градовые массы. Так продолжалось минут сорок. Затем ветер уменьшился, ураган стал затихать, и вскоре снова появилось солнце.

Ураган нанёс немалый ущерб. Градом были повреждены все виноградники вокруг Берегова. Спелые гроздья сочных ягод винограда были раздавлены градом и валялись возле кустов, повреждены и сами кусты. Крыши сотен домов, особенно черепичные, были разбиты и подлежали ремонту. Старшине Баранову пришлось срочно вставлять стёкла почти во все рамы окон. Только Бог знает, как выдержал натиск природы пеленгатор, видимо, он был надёжно собран. Дежуривший в то время Виктор Костин, недавно переведённый на пеленгатор с приёмопередающей радиостанции, рассказывал:

- Я думал, что палатку вместе с пеленгатором и со мной ветер вот-вот поднимет и понесёт неизвестно куда. Он прорывался снизу внутрь палатки и поднимал её. Градины-то огромные, бьют кругом. Внутрь палатки натекла вода, диполи скрипели. Удивляюсь, как выдержали все оттяжки. В эфире треск и хаос, работать невозможно. Ну потом, слава Богу, всё кончилось.

Фёдор шёл, чётко отбивая каблуками каждый своей шаг, думал: “Как же так? Я ведь отпрашивался у начальства. Договорился с Тихоновым о подмене на дежурстве. Потратил время. Пришёл на свидание... а она, видите ли: “Сейчас настроения нет. Маме надо помочь», - и что-то ещё в этом роде. Не понимаю!” Вдруг он услышал далеко сзади чьи-то шаги. Они приближались и вскоре перешли в бег. Фёдор не оглядывался. Шаги были совсем рядом. И вдруг кто-то, обхватив его руками за шею, повис на нём, поджав ноги. От неожиданности, резко прогнувшись назад и взмахнув руками, он едва устоял. В нижней части хребта у него что-то хрустнуло. Фёдор оглянулся - это была Римма. Разжав руки, она спрыгнула с него, и, не давая ему опомниться, спереди обняла за шею, прижалась, и, целуя в щеку возле уха, тихо говорила:

- Ты... ы... ы... Резко повернулся... Ушёл... Ты меня не понял... Почему?.. Зачем ушёл?... Я же пошутила - хотела посмотреть, что ты будешь делать, если я тебе вот так скажу, как говорила... Я смотрю - ты уходишь, всё больше удаляешься. Я осталась одна. Подумала: “Догоню его”, - и видишь, догнала.

- Эх, ты... «пошутила», - он обнял девушку, и они медленно пошли в сторону его подразделения.

Заметив у дороги между деревьями густую зелёную траву, остановились. Долго сидели на не совсем удобном месте и обнимаясь целовались, заверяя друг друга во взаимной любви.

Замполит Мигаль пришёл в подразделение рано утром и подошёл к Фёдору, который после физзарядки собирался умываться.

- Ты, Федя, вот что. Тут виноградари собираются устраивать праздник по поводу окончания сбора винограда. Нас приглашают вместе с музыкой, надо там повеселить людей. Понимаешь? Так что готовься, в субботу пойдём...

Праздник удался: участники торжества с удовольствием пели и танцевали, аккордеон звучал несколько часов. Все остались довольны, а руководство винтреста благодарило военных. Замполита и Фёдора угощали винами лучших марок.

Начальник подразделения не раз заявлял перед коллективом, что он придаёт большое значение учебным занятиям, которые действительно проводились регулярно, и никогда не было никаких срывов. На занятиях много внимания уделялось изучению устава внутренней службы и дисциплинарного устава. Занятия по уставам проводил сам начальник и требовал знать наизусть многие статьи уставов, иногда полушутя, полусерьёзно декламировал:

О воин, службою живущий!
Читай устав на сон грядущий.
И ото сна опять восстав,
Читай усиленно устав.

У офицеров на вооружении были пистолеты «ТТ», у всего остального личного состава - автоматы «ППШ» и «ППС». Занятия по изучению материальной части оружия и стрельбы проводил старшина Баранов. Он добивался досконального знания устройства и действия оружия:, закреплённого за каждым, нередко устраивал соревнования по разборке и сборке оружия на скорость.

А радисты ежедневно не менее двух часов занимались тренировками по приёму на слух и передаче на ключе.

По расписанию физподготовка была два раза в неделю. В течение часа проводились разминка, бег и гимнастические комплексы из восьми или двенадцати упражнений, работа на снарядах: перекладине, брусьях, коне. Последние десять минут урока отводились для самостоятельных упражнений, обычно в это время из-под навеса возле гаражей приносили пудовую гирю, которой увлекались все, и работали с ней. Особенно сноровисто управлялся с ней повар Толик Косых. Его мощная фигура с характерно округлыми плечами напоминала богатыря-гиревика. Косых проделывал разные трюки с гирей: выжимал много десятков раз подряд или подбрасывал её вверх и схватывал налету, перебрасывал из одной руки в другую.

Глядя на Толика, Фёдор вспоминал свои любимые акробатические упражнения. Лёжа на спине, резким махом ног и разгибом тела вставал на ноги; делал кульбиты: длинные, высокие, боковые, переворот с разбега с опорой на руки или эффектный рондат, тоже с разбега и тоже с опорой на кисти рук, вертикально поворачивался вокруг своей оси и приземлялся на ноги, лицом к месту, откуда начинал движение. При этом высоко подпрыгивал, поворачивался на сто восемьдесят градусов и легко приземлялся на ноги, прыгал подобно мячу - легко и просто. А любимые его упражнения - стойка на руках. На брусьях, на коне, на любых других предметах и просто на земле, он мог стоять на руках весьма долго.

В подразделении велись журналы учёта успеваемости по учёбе. Весной подводились итоги, которые использовались при аттестации солдат. На одном из занятий старший лейтенант Арапетян объявил:

- Получена радиограмма о том, что наша часть теперь не дивизион, а шестьдесят второй отдельный радиополк «ОС- НАЗ», - и добавил: - А воинская часть для переписки осталась номер 65960. Так что, видите, мы теперь - подразделение «А» шестьдесят второго отдельного радиополка.

Работа на пеленгаторе - дело специфическое. Надо сначала отыскать работающую радиостанцию разведуемой армии, затем с помощью специального прибора с циферблатом, вмонтированным в аппарат, вращением ручки на этом приборе выделить наибольшее звучание станции и зафиксировать на каком градусе оно обнаружено. И так, необходимые навыки приходят с опытом работы на пеленгаторе. В этом и состоит основная функция пеленгаторщика. Кроме того, нужно обнаруживать новые радиостанции этих армий и определять направление на них. Поисковая работа поощряется командованием.

В минуты затишья в эфире Фёдор по радио слушал английскую речь, это помогало ему в изучении английского языка по программе курсов “ИН-ЯЗ”. К тому времени он уже знал более пятисот слов и мог частично переводить с английского на русский.

Однажды, сосредоточившись на работе американской радиостанции, он записал и перевёл следующий текст: «Джон Толтстон, служащий в хозяйственном взводе вспомогательной роты двести шестьдесят четвёртого пехотного полка, который дислоцируется в Нюрнберге, вызывается на материк в связи со смертью его дяди Тома Ферстона...» Да, вот таким открытым текстом работали иногда армейские американцы. Фёдор, конечно, понимал, что этот текст не прошёл мимо большой специальной группы радистов в полку, которые занимаются поиском, слежением за работой иностранных армейских радиостанций, но всё-таки отрапортовал по команде: об этом, и его сообщение передали в оперативный отдел части. В радиограмме командир полка отметил инициативу старшины Доброхотова и объявил ему благодарность.

Фёдор был увлечён своей работой на пеленгаторе. Kaк давних знакомых встречал он в эфире работу радиостанций армий некоторых государств, которые, начиная свою работу, в течение нескольких минут ключом выбивали загадочные танцевальные мелодии. Причём, делали это все радисты. Многих радистов он узнавал по почерку. С досадой слушал он работу радиостанций других армий и удивлялся очень медленной работе. Видимо, это свидетельствовало о низкой подготовке радистов в этой армии, и наоборот, восхищался работой радиостанций, которые при частой смене волн, позывных, времени выхода в эфир, работали на высоких скоростях только шифрованными текстами чётко и ясно.
Зима, как всегда и везде, вносила коррективу в жизнь подразделения, добавляла заботы. Старшина Баранов получил в полку тулуп и две пары новых американских бурок, которые предназначались для постовых. Бурки красивые, тёплые, на толстой подошве. Когда морозы усиливались, в Ленкомнате устанавливали и топили металлическую печку-буржуйку.

Сменившись с поста ночью, рядовой Панкратов поставил на эту печку сушить бурки, и через некоторое время по казарме распространился тяжёлый запах горящей бумаги и едкий дым. Старшина Баранов, сняв бурки с буржуйки, увидел, что подошвы обуглились и распадаются на куски. Все, подошедшие к нему, поняли, что подошвы сделаны не из кожи, а из прессованного картона. Панкратова немало журили, но бурки-то всё-таки пропали.

Под Новый год в числе других продуктов получили сто восемьдесят килограмм растительного масла в металлической бочке. Дорожка, ведущая к лестницам в подразделение, по которой надо было нести бочку с маслом, от времени приобрела форму желоба между каменной стеной и кустарником, за которым - обрыв. Этот желоб покрыт скользким укатанным снегом.

Бочку несли шесть человек, нести неудобно - вес большой, а ухватиться не за что. На середине дорожки Фёдор, несший бочку спереди, вдруг поскользнувши:ь, скатился прямо под бочку. Если бы ребята не удержали ее, последствия могли быть тяжёлыми.

Десятый класс в школе требовал напряжения в учёбе. Вынужденные пропуски занятий из-за ночных дежурств, когда некому было подменить, приходилось компенсировать большей нагрузкой в другие дни. И всё-таки успехи у Фёдора были хорошие. Особенно его радовали сдвиги в овладении украинским языком. По математике, физике, химии, успевал неплохо. Когда Фёдор не мог решить какую-нибудь задачу , он шёл к Баранову и тот объяснял ему как надо решать. Только повседневный и упорный груд с использованием каждой минуты свободного времени помогали ему в учёбе.

Коллектив подразделения был дружным, но самые тесные отношения сложились у Фёдора с Осокиным, Комзаровым и Тихоновым, и не меньше чем к ним, Фёдор тяготел к Семёну Фридману. Этот спокойный исполнительный солдат, отличался грамотностью и обладал многими знаниями из разных областей жизни человека. Белобрысый с лёгким рыжеватым оттенком волос Фридман показал Фёдору основы игры на гитаре и научил играть несколько песен. Семён, в свою очередь, учился играть на аккордеоне, а потом они играли в шахматы. Работал Фридман на пеленгаторе.

В конце марта - приказ министра Вооружённых сил об очередном призыве и увольнении в Советской Армии и на Флоте.

Для Фёдора закончилась срочная служба, которой он отдал пять лет жизни. Растроганные, со слезами на глазах, расставались сослуживцы. Уехали все. Только Доброхотов и Осокин остались на сверхсрочную службу. В распоряжении новых сверхсрочников оказалась квартира в одном из частных домов на улице Зелёной.

Фёдор и Саша покрасили потолки и стены квартиры. В комнате пол выкрасили в вишнёвый цвет и покрыли его специальной мастикой. Квартира стала уютной. Друзья дали друг другу слово - кто первый женится, тот и будет жить в этой квартире.

При переходе на сверхсрочную службу предоставлялся первый отпуск.

Фёдор решал вопрос: «Как быть? Здесь учёба в школе. Десятый класс... скоро экзамены, а с другой стороны... я пять лет не видел свою мать, сестру, брата. Не бывал даже в квартире во Львове, которую они без меня получили...» Посоветовавшись с классным руководителем, решил ехать в отпуск во Львов.

Каким-то особенно трогательным в этот раз было его расставание с Риммой. Она необычно волновалась, плакала, будто в ней таились какие-то сомнения об их дальнейших взаимоотношениях.

В отпуске Фёдор быстро сдружился с семьёй чехов, живших в соседнем одноэтажном доме с садом. В этой семье, основой которой была старшая сестра Нина с мужем и ребёнком, были также восемнадцатилетняя девушка Вика и её брат Эдик, двадцати пяти лет. У Фёдора с Эдиком, рабочим завода телеграфной аппаратуры, сложились доверительные приятельские отношения. Они подолгу сидели в саду, обсуждали перспективы дальнейшей жизни, вместе делали уборку в саду после зимы, вместе ходили в кино и на танцы. Эдик водил Фёдора на завод, показывал своё рабочее место, рассказывал, как он работает.

Фёдор давно мечтал, что когда он будет во Львове, прежде всего сходит в оперный театр. Он сказал об этом Эдику и вместе они отправились в город. Фёдор обрадовался, когда узнал, что в праздничный день первого мая будет опера «Евгений Онегин». Парни рассудили, что в театр они пригласят мать Фёдора, Зину и Вику.

Купили пять билетов на хорошие места в партере.

Перед домом на скамейке сидела Александра Александровна, несколько соседок, Зина развешивала бельё. Фёдор, хитро улыбаясь, объявил:

- Ма-ма, Зи-на, вот здесь, - он показал на карман, - что бы вы думали? - и тут же добавил: - Сюрприз. Вот билеты в оперный театр. Там завтра, первого мая, «Е.вгений Онегин». Мы с Эдиком приглашаем вас... Правда, Эдик?

- Да, приглашаем. Пойдёт ещё Вика.

- Так что, готовтесь, - сказал Фёдор.

Александра Александровна будто ждала этого.

- Ой, спасибо, ребята! Я так давно хотела пойти в оперный театр. Спасибо, будем собираться... Федя, там тебе оставлен обед, пойди покушай.

После обеда Фёдор снова подошёл к скамейке, как раз в это время пришла Оля семи лет, девочка из дома напротив. У неё через плечо висела новая детская сумочка. Соседка Мария Антоновна спросила:

- Оля, кто же тебе купил такую красивую сумочку?

- Эту? А-а-а... папа с пьяной рожи!

Все рассмеялись.

- А кто так сказал? - снова спросила соседка.

- Мама сказала. Папа был пьяный.

Оперньй театр Фёдору очень понравился, а оперой он был восхищён и потом с удовольствием напевал арию Ленского.

Однажды Эдик сказал Фёдору:

- Слушай, мне надо зайти к своему сменщику по работе, Вовке Самохину, и сказать, что бы он вышел на работу из отпуска на два дня раньше. Пойдём со мной. Пойдём, чего там.
-
Было тёплое солнечное утро. Быстро пришли и через дверь зашли во двор, ограждённый крупной металлической сеткой. Дорожка вела прямо к двери одноэтажного дома. Эдик открыл дверь и ... о, Боже!.. Прямо против двери, от стоявшей у стены кровати, к парням повернулся мужчина со спущенными до колен брюками, с оголённым в этой части телом, в возбуждённом состоянии и растерянности он быстро и нескладно натянул на себя брюки. Женщина, лежавшая поперёк кровати с поднятыми ногами, тоже оказалась перед молодыми людьми на мгновение оголённой, она гут же быстро накинула на себя подол платья и встала рядом с кроватью.

От увиденного, им стало не по себе. Фёдор и Эдик замешкались, от волнения не могли ничего сказать и сделали шаг назад. Эдик прикрыл дверь. Тут же он снова открыл её и спросил:

- А Володи нет?

- Нет, — ответила смущённая женщина и скороговоркой что-то добавила.

Но парни не поняли и, не сделав того, зачем пришли, так и ушли. Оказавшись на улице, Эдик, улыбаясь, сказал:

- Это его тётя. Видишь, сейчас полдесятого, муж недавно ушёл на работу, а это, видно, она принимает любовника.

Фёдор не переставал смеяться и говорил:

- Ну, мы с тобой и влипли! Надо же! И им перебили любовные дела, да и нам самим неудобно... А как они оба растерялись, видел? Противно это всё.

Эдик соглашался с Фёдором. Друзья ещё долго обсуждали это неприятное событие, шагая по улице неизвестно куда. Потом Эдик сказал:

- Ты же хотел пойти в исторический музей, давай сейчас поедем. Тут два квартала до Энгельса, сядем на второй трамвай и подъедем.

Так и сделали.

Они несколько часов осматривали музейные экспонаты. Больше всего им понравились зал со старинной фарфоровой посудой и с часами.

Отпускное время Фёдора было весьма насыщенным, хотя и в отдыхе он себе не отказывал.

Когда Эдик сказал Фёдору, что их обоих пригласила на небольшую вечеринку знакомая девушка Стефа, Фёдор охотно согласился, и вечером они пошли к ней.

Парни зашли во двор дома номер двадцать восемь на улице Тургенева. Уже темнело, многие окна были освещены, когда они зашли на крыльцо, с которого надо было идти в квартиру Стефы. Вдруг Эдик, взявши Фёдора за руку, развернул его и сказал:

- Смотри, вон то окно напротив... Видишь яркий свет?

- Вижу.

Оба замолчали. Потом Фёдор выдавил:

- Вот это да.

В окне чётко была видна голая женщина, стоявшая в корыте, возле табуретки с тазом. Высокая, лет двадцати восьми, плотная, с привлекательными формами тела. Было понятно, что она недавно помыла голову и замотала её полотенцем. Женщина выражала собой здоровье, силу, волнующую плавность линий женского тела. Она поставила одну ногу на край табуретки и, обильно намылив рогожевую мочалку, с усилием, как показалось парням, начала тереть промежность. Удивляло большое количество пены на мочалке и усердие женщины, с которым она старалась вымыть эту часть тела. Потом смыла пену, обнажив волосистый треугольник.

- Фу, - сказал Фёдор, - и чего это она перед окном, прямо посреди кухни, а не в ванной комнате. Слушай, Эдик, что это мы в последнее время часто сталкиваемся со случаями, связанными с интимной жизнью людей? Не много ли для нас двоих ?

- Я лично думаю, что это не просто так, а потому, что такая вот интимная жизнь связана с половыми отношениями, которые занимают очень большое место в жизни людей. Вот почему они выпирают наружу вроде случаев, которые мы с тобой в последнее время видели.

Уже в конце своего отпуска Фёдор вместе с матерью и сестрой побывали в театре им. Заньковецкой, где смотрели спектакль театра из Москвы «Собака на сене», и в театре оперетты на Городецкой. Там они смотрели оперетту «Морской узел». Фёдору понравился этот лёгкий жанр музыкальной комедии.

Эдик считал, что лучшие залы для танцев во Львове - это в клубе трамвайщиков, в клубе связи и в РОКСе, который в последнее время назывался дворцом железнодорожников. В эти клубы и стали ходить Эдик с Фёдором. Там были хорошие залы и прекрасная музыка с сольным пением.

Но чаще всего бывали они в РОКСе. РОКС - это красивое старинное здание с большим кинозалом, просторным фойе и коридорами, с помещениями для работы кружков и танцевальным залом, где на специальном балконе играл духовой оркестр. Обмениваясь мнениями, Фёдор и Эдик говорили, что танцевать в РОКСе просто удовольствие.

Из Львова в Берегово Фёдор возвращался поездом Москва-Чоп. К полуночи поезд прибил на горную станцию Межгорье. Стоянка две-три минуты.

Фёдор вышел в тамбур и, опираясь на поручни, осмотрелся. Он ощутил прохладный, удивительно чистый, прозрачный, насыщенный кислородом воздух, и с удовольствием вдыхал его. В прозрачном воздухе звуки и даже шорохи усиливались во много крат, и их звучание распространялось далеко, далеко. Перед ним открылась привлекательная картина. Вокруг поезда, на значительном расстоянии, по всему горизонту простирался тёмный лесной массив. Всё это накрывал купол чистого, светло-синего небосвода, усеянного множеством ярких звёзд. Звёзды поочерёдно мерцали. Красиво!

К вагону приближалась группа людей, мужчина и три женщины, которые несли мешки, узлы и корзины, завязанные сверху полотном. Мужчина подбадривал женщин:

- Дивчата, поспишайтэ, бо потяг стоить нэдовго.

Мужчина подал билеты проводнице, забросил мешок и поставил корзину в тамбур. Тут же он сам залез в тамбур, принимая вещи, которые подавали женщины. При этом приговаривал:

- Марие, подавай твий клумак та кошык. Ольга, тэпэр давай ты, Софиечко, ты тэж давай свои рэчи. Зараз, зараз, давайтэ мэни вашы рукы, я допоможу вам зализты.

Фёдор отметил для себя, что в этой группе мужчина руководит женщинами, опекая их.

Фёдор пошёл в своё купе. Из купе он слышал, как под монотонную речь мужчины, эти пассажиры перенесли вещи в соседнее купе.

Мужчина поднял нижнюю полку и сказал:

- Марие, становы сюды кошыкы. Тэпэр-сюды, - он поднял крышку второй нижней полки. - Ольга, и ты, Софиечко, становыть клумакы пид полыци.

Сам он поставил свои вещи под стол.

Процесс расположения в купе он сопровождал множеством слов, обращённых к женщинам, руководящего и поучительного характера.

- Марие, ты лягай на ныжню полыцю. Ольго, ты - сюды - он указал на одну из верхних полок. - А ты, Софиечко, лягай на цю полыцю, бо на ныжню полыцю лягу я.

Женщины говорили что-то негромко, редко и мало.

Фёдору вдруг подумалось, что происходящее в соседнем купе напоминает ему картину сельского двора, где действующие лица - крупный, важный красавец петух и серенькие смиренные курочки.

Между тем, в соседнем купе вскоре всё затихло, видно, тамошние пассажиры отошли ко сну.

Множество ярких впечатлений привез Фёдор в Берегово. Служба есть служба, и ему снова пришлось окунуться в омут повседневных забот, связанных с работой на пеленгаторе, учебой по программе боевой и политической подготовки, других служебных дел, занятиями в школе и на курсах “Ин-яз”.

В течение десяти дней после приезда он не видел Римму. И Фёдор решил в первое же воскресенье зайти в дом, где они с Риммой бывали.

Дома была Илонка, дочь хозяйки. Девушка семнадцати лет, невысокого роста, правильно и красиво устроена телом - с выгодно выделявшейся грудью, талией и бедрами. Красивые ноги ее, несомненно, привлекали внимание парней. Фёдор застал её за стиркой. Она стояла у плиты перед лоханью со стиральной доской, подоткнув юбку под пояс и заметно оголив ноги.

Илонка предложила гостю сесть на диван, стоявший сзади нее.

Фёдор спросил:

- Ты не знаешь, где Римма? В школе её нет. Я не могу её найти.

Илонка с удивлением ответила:

- Как, разве ты не знаешь, что они недавно уехали жить куда-то в Ленинградскую область? Отца перевели на другое место службы.

Гулким ударом разнеслись в голове Фёдора эти слова .

- Она говорила, что напишет тебе письмо, что тебя любит и надеется на встречу. Это просила она передать тебе.

Немного успокоившись, он сказал:

- Ничего, я найду ее, и мы будем вместе.

Илонка продолжала стирать и рассказывала о событиях последнего месяца в городе. Она переложила бельё, ковшиком добавила горячей воды, ещё выше подоткнула юбку и продолжала стирать.

Движения девушки, высоко оголенные ноги невольно провоцировали возбуждение Фёдора. Между молодыми, людьми шёл малозначительный разговор. Фёдор оценивающе смотрел на девушку, затем в какой-то момент, не заставляя себя думать о последствиях, он встал, приблизился, к девушке, обнял её сзади, потом повернул лицом к себе.

- Ой, что ты, я же стираю!
,
Фёдор ответил ещё более крепким объятием и поцелуем. Девушка податливо подчинялась. Тут же он положил её на диван. Илонка шёпотом говорила:

- Ой, Федя, не надо. Зачем ты...

Но её слова звучали неубедительно. Вечером Фёдор и Илонка побывали на вершине взаимной, ни с чем несравнимой благодати.

После этого неожиданно для Фёдора Илонка отложила стирку и объявила Фёдору, что они сейчас пойдут к её тёте Фриде. Фёдор согласился.

Девушка быстро переоделась, освежила косметикой лицо. И вот так быстро собравшись, они вышли из дома. Выяснилось, что её тётя живет на другом конце города. Когда с ни проходили мимо фотографий в центре города, Фёдор ВСПОМНИЛ, что месяц назад он здесь фотографировался. И вдруг, к своему удивлению, он увидел в витрине свою фотографию. Оба они рассматривали её. Это был портрет. На нём - Фёдор в гимнастерке со значком «Отличный разведчик», с одной стороны, и с планкой медали и комсомольским значком - с другой. Улыбающийся Фёдор выглядел по-юношески молодо; улыбкой открыт верхний ряд белых красивых зубов. Упитанное лицо и заметно выступающие скулы образуют прищур глаз, подобный глазам жителя крайнего Севера. Илонка отметила:

- Здесь на фотографии ты красивый.

Тётя Фрида обрадовалась их приходу. Она с Илонкой некоторое время говорила по-венгерски. Фёдор, не зная языка, понял, что им будет оказан хороший приём. Тётя засуетилась, организовывая чаепитие. Илонка и Фёдор сидели на софе. Она говорила, что тёте он очень понравился, и в то же время льнула к нему, говорила нежные слова и целовала его, немало волнуя парня. Во время ласк он положил её на софу, снял с неё трусы и ... В процессе сближения Фёдору показалось, что дверь в комнату приоткрылась, а потом снова закрылась. Парень подумал: «Это тётя хотела зайти, но, увидев нас в таком положении, передумала». Приятные минуты закончились обоюдным удовлетворением. Потом они пили кофе с печеньем и пирожными и много говорили. Довольные встречей с тетей, молодые люди ушли домой. Однако дальнейшая жизнь Фёдора сложилась так, что этой хорошо начавшейся дружбе не суждено было продолжаться.

Исполнявший обязанности начальника пеленгатора на время отпуска Фёдора Саша Комзаров едва управлялся с работой, а дело в том, что вместо опытных радистов, уволенных в запас, пришли солдаты, только что окончившие полковую школу. Теперь работа с молодыми пеленгаторщиками легла на Фёдора. Новые радисты Мусатов Валерий, Берман Григорий, Гольдштейн Борис имели хорошую подготовку по приёму на слух и передаче на ключе, но не имели опыта работы на пеленгаторе. Фёдору пришлось практически обучать каждого из них, и это потребовало немало времени.

Новые заботы по службе совпали с подготовкой Фёдора к окончанию десятого класса. Ему пришлось плотно заниматься по школьным предметам. Начались экзамены. По русской литературе было сочинение о борьбе за мир в СССР. Получил «отлично». Русский язык устно тоже сдал на «отлично». По украинскому языку получил «хорошо». По другим предметам тоже были хорошие оценки.

После экзаменов Фёдор получил аттестат зрелости, в котором половина оценок пятёрки, а половина - четвёрки.

Окончание десятого класса было для Фёдора большой радостью. Про себя он думал, что, закончив среднюю школу, он хоть и с опозданием, но догнал своих сверстников, с которыми учился в детские и отроческие годы.

На одном из занятий в подразделении старший лейтенант Арапетян сказал:

- Тут мне доложили, что старшина Доброхотов закончил десятый класс и получил аттестат зрелости. Созрел, значит. Я знаю, что для него это счастливое событие. Так давайте же поздравим нашего товарища с окончанием средней школы, пожелаем ему поступления в институт, а мы поможем ему в этом.

Раздались возгласы:

- Поздравляем! Поздравляем!

А начальник спросил:

- А вы что скажите, товарищ Доброхотов?

Фёдор встал и, волнуясь, ответил:

- Я признателен прежде всего моему бывшему непосредственному начальнику и наставнику Борису Короткову, который первым указал мне путь в школу; вам, товарищ начальник за то, что вы разрешили мне во время службы учиться в вечерней школе. Я благодарен также всем тем, кто молчаливым согласием и уступками, связанными, со службой, все эти три года поддерживали меня. Жаль, что многие из них не услышат моей благодарности, потому что уволились в запас.
-
Ближе к осени Саша Осокин стал чаще говорить о том, что он скоро женится:

- Федя, ты же готовься. Первым из наших ребят в числе приглашенных будешь ты.

Немного позже он сказал:

- Родителям Вали я уже представился, они одобряют наше решение жениться. Значит, так. Свадьба будет у них в квартире, приглашаются их близкие родственники (у меня-то из родственников никого нет). Из подразделения, надеюсь, будешь ты и старшина Баранов. Когда точно будет свадьба, я скажу позднее.

Заботы о предстоящей свадьбе занимали у Осокина много времени, доставляя ему немало хлопот. Даже в общей с Фёдором квартире он стал появляться редко и всегда - поздно вечером. День свадьбы ждали долго, а он пришел как бы внезапно. Свадьбе сопутствовало яркое солнце, мягкая сухая погода, появление первых желтых листьев на улицах Берегова. На свадьбе было более тридцати человек.
Невеста в белом красивом наряде выглядела по-новому свежей и привлекательной. Саша со своей скромной внешностью, в новом чёрном костюме, тоже преобразился.

Свадебное торжество удалось. Добродушные поздравления и пожелания молодым, множество подарков, музыка, танцы, цветы надолго запомнятся молодым. Фёдор от души радовался за своего друга.

- Саша и Валя, вы молодцы. Я, еще когда ты меня познакомил с Валей, понял, что твоя дальнейшая судьба - с ней, что вы поженитесь. Валечка, ты держи в узде этого рыцаря. Он хоть и исправный парень, но женское влияние ему необходимо.

Виктор Баранов в этот вечер сказал Саше, что он скоро уволится со службы и будет рекомендовать его на должность старшины подразделения.

Неожиданно Фёдору выпала командировка во Львов для получения на складе полка небольшого комплекта телефонной связи. Однако ко дню прибытия его 16 октября выяснилось, что эти комплекты ещё не привезли со склада военного округа. Сказали, что оборудование выдадут ему завтра. Так у Фёдора оказался свободный день. Приехав к матери, он встретился со своим другом Эдиком. Эдик сказал:

- Ты знаешь, в РОКСе сейчас слушается дело об убийстве Стахуром писателя Я. Галана. Давай пойдем послушаем.

- Ну, так это конечно интересно! Давай пойдем.

Вход в зал заседания военного трибунала был только по пропускам. У Фёдора и Эдика пропусков, конечно, не было. И ход заседания суда они слушали, находясь возле здания РОКСа. Для этого на наружных стенах РОКСа были установлены радиорепродукторы. Слышимость была отличная, даже шелест бумаг был слышен. Ребята ощущали всю атмосферу зала заседания, слышали все, что там говорилось. Фёдор услышал слова председательствующего:

- К делу в качестве вещественного доказательства приобщен топор.

По характерному звуку было понятно, что председательствующий взял топор в руки.

- Подсудимый Стахур, этим топором вы нанесли удары потерпевшему Галану в его квартире 24 октября 1949 года ?

Стахур ответил:

- Да этим.

Вокруг РОКСа толпилось много людей.

Фёдор и Эдик слушали весь процесс до конца. После объявления приговора, стоявшие у РОКСа люди говорили, что казнь через повешение, к которой приговорен Стахур, будет приведена в исполнение на площади перед театром оперы и балета. Некоторые утверждали, будто им известно, что это будет ровно в полночь. В эту ночь ребята поздно пришли домой, потому, что долго находились в толпе зевак на площади.

Как позже стало известно, приговор в отношении Стахура был исполнен.

Фёдор получил американский комплект телефонной связи, в котором телефонные аппараты были в кожаных кожухах, с кожаными ремнями, множеством кнопок и надежными запорами. Телефоны-наушники тоже отделаны кожей и большими мягкими уплотнениями. Фёдор знал - это хороший комплект связи. В день получения оборудования он отбыл в Берегово.

Большие перемены в подразделении в этом году были связаны с тем, что отслужили и уволились в запас квалифицированные кадровые солдаты и на их место прибыло десять молодых специалистов. Трое из них пошли работать на пеленгатор, ещё трое - на приемопередающую радиостанцию, четверо - в хозяйственную группу.

Непростым делом оказалось приобщение этих молодых к установленному в подразделении режиму, дисциплине, физзарядке. Но главное, надо было их научить практической работе. А они оказались постарше призывного возраста. Имели уже сложившиеся у них взгляды на службу в армии. Поэтому руководству подразделения, непосредственным начальникам, сверхсрочно служащим пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить новое поколение выполнять служебные обязанности так, как выполняли их опытные предшественники. За несколько месяцев работы с этим новым составом наступил заметный перелом в их отношении к службе. И по оценке командования полка за счет этого улучшились результаты оперативной работы.

Теперь, уже закончив среднюю школу, Фёдора все чаще одолевали мысли о поступлении на юридический факультет Львовского госуниверситета. К этому времени в нем укрепилось убеждение: «Если я получу юридическое образование и стану работать в прокуратуре, я буду достойно бороться с преступностью, против несправедливости, не допускать нарушения прав и интересов граждан. Я нужен буду прокуратуре. Я внесу свой вклад в работу по соблюдению социалистической законности. Я должен поступить в университет».

В начале февраля Фёдор написал рапорт на имя командира полка полковника Балакина о переводе его по службе в полк на должность методиста полковой школы по обучению СЭС. Предварительно, будучи в командировке, говорил по этому вопросу с начальником школы майором Кондрашовым и его заместителем капитаном Черниковым. Они обещали поддержать, его кандидатуру на эту должность.

Примерно через месяц старший лейтенант Арапетян вызвал Фёдора в кабинет и зачитал радиограмму: «Откомандируйте старшину Доброхотова Ф. И. в распоряжение штаба полка для дальнейшего прохождения службы».

- Поздравляю вас! - пожал руку Фёдору начальник. - Смену вам уже подготовили. Когда будете готовы ехать, сообщите мне.

- Ясно. Большое спасибо, - сказал Фёдор и, спросив разрешение, вышел из кабинета.

Но в этот же день почувствовал какую-то двойственность в мыслях. С одной стороны - планировал, хотел, писал, просил; с другой - жаль ему было расставаться с товарищами, с которыми он прожил пять лет, с уважаемыми начальниками, с друзьями и подругами по школе и танцам, с полюбившимся ему городом Береговым.

Но дело сделано. Решение принято. Фёдор стал гото- виться к отъезду. Через три дня он сдал числящееся за ним имущество, документацию, оружие. И зайдя в кабинет к начальнику, доложил ему о готовности ехать. Сказал:

- Товарищ старший лейтенант. Сейчас, когда я уезжаю, не могу не сказать вам, что мне повезло, что я служил под вашим началом прошедшие пять лет. Считаю, что служба моя здесь прошла успешно и была очень полезной для меня. Спасибо вам за все. Желаю вам продвижения по службе и получения очередного знания.

Потом Фёдор распрощался с замполитом Мигалем, старшинами-ветеранами Барановым, Скляровым, Кравченко, со всеми служившими тогда ребятами и со своими лучшими друзьями - Осокиным и Комзаровым. Поездом отбыл во Львов.

- Товарищ майор, старшина Доброхотов прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы, - доложил Фёдор, войдя в кабинет начальника полковой школы.

Кроме майора, в кабинете все офицеры штата школы: капитан Черников, замполит, старший лейтенант Яковенко Иван Петрович, старший лейтенант Ласкин, три командира взводов - молодые лейтенанты, полгода назад прибывшие: из училища.

- Ну что, гвардейцы, вот старшина Доброхотов. Говорят он в свое время на «отлично» окончил нашу школу. И что теперь он хороший специалист по радиоразведке, особенно ему удается скоростной прием на слух и передача на ключе. Думаю, он нужный нам человек. Он будет у нас методистом, станет учить курсантов. А вам, командиры взводов, надо будет полнее использовать его практическую подготовку... Как вы устроились во Львове?

- Да пока у матери буду жить.

- Тогда все в порядке.

Учеба в полковой школе организована так, что за каждым из трех взводов закреплен класс. Каждый класс оборудован проводной системой так, что с помощью коммутатора методист мог связаться с каждым из 36 курсантов и в:е курсанты между собой. Использовался также зуммерный аппарат для прослушивания курсантов при передаче на ключе. У каждого из курсантов были телефоны-наушники.

Классное оборудование обеспечивало хорошую подготовку курсантов.

Задача поставлена одна, она есть главная задача - не нарушая принятой ранее методики обучения, научить курсантов наращивать скорость приема, опираясь на ту подготовку, какая уже приобретена ими за несколько предыдущих месяцев.

Фёдор понимал, что предстоит небольшая ломка в обучении. А дело в том, что каждый из радистов, работающих на ключе, имеет свой почерк, к которому надо привыкнуть. И уже через день - два курсанты освоили почерк нового методиста.. Вскоре Фёдор почувствовал, что он нашел свое место на своей новой службе, выработал свой стиль и стал добиваться наращивания курсантами скорости приема на слух и передачи на ключе.

Местом неформальных встреч офицерского состава и сверхсрочно служащих стал склад ПФС, где они получали продовольственные пайки. Добродушный и внимательный хозяин склада сержант Василий Сытин ко всем относился ровно. В склад с удовольствием шли не только за продуктами, но и для того, чтобы пообщаться между собой. Говорили о государственной политике, о новом напряжении в мире, о семьях и быте, о детях и тёщах, слушали и рассказывали анекдоты, отдыхая от служебных дел.

Старшины Кузнецов и Голуб - неразлучные друзья, оба они работали в гараже, были шоферами. Виктор Кузнецов, этакий интеллигент от рабочих, с четко поставленной речью, с манерами из правил хорошего тона. Иван Голуб, полный высокий мужчина, украинец, говорящей по-русски с едва заметным акцентом, улыбающийся человек, всегда в хорошем настроении. К этой компании примыкал начальник секретной части старшина Николай Харченко, очень высокий, худой, болезненного вида человек. Хоть и малообщительный, он пользовался уважением сослуживцев.

Иногда дольше других на складе ПФС задерживался старшина Николай Куренков, радист приемопередающей радиостанции. Здоровяк, с тяжелой походкой, среди сверхсрочно служащих слыл знатоком международной политики. Его информации на складе слушали приходившие туда.

Все эти новые знакомые были постарше Фёдора, и он с удовольствием слушал их, когда они собирались вместе. Ему врезался в память рассказ о том, как в сороковых годах уволили из части их однокашника старшину Белого, хорошего специалиста и красавца-мужчину в связи с тем, что он женился на местной девушке из поселка Збоище. Говорили они об этом с какой-то особой болью и вспоминали о нем много раз.

Прошло не больше месяца после приезда Фёдора во Львов, как вдруг его вызвал зам. командира полка по хозяйственной части.

- Старшина Доброхотов?

- Так точно, товарищ подполковник.

- Ты вот что. Найди сейчас старшину Кузнецова. Знаешь его?

- Знаю.

- Ты, наверняка, скоро будешь жениться. Так, в поселке Збоище освобождается квартира, которую мы арендуем для офицеров и сверхсрочников. Договорись с Кузнецовым. Когда он освободит квартиру, ты займешь её, если тебе она подойдет. Понял?

- Понял.

- Действуй.

Так Фёдор получил первую в своей жизни квартиру.

Однокомнатная, с кухней, квартира находилась в добротном доме пани Гени Мацкой. С отдельным входом сбоку дома. Хозяйка занимала в доме две комнаты и кухню. Вход в её квартиру - со стороны улицы. Квартира хозяйки соединялась с кухней квартиры Фёдора дверью, которая обычно была заперта на ключ.

Пани Геня имела сына, пятилетнего Богдана.

В день Святой Троицы хозяйка пригласила Фёдора за праздничный стол. За столом были её родственники и несколько соседей. Все гости были празднично одеты. Пили, ели, пели песни. Компания оказалась веселой - разговаривали, шутили, смеялись. С этими людьми Фёдору было интересно и легко.

Ему понравились все закуски, особенно канапки. Это такой бутерброд, на котором помещались кусочек мяса, соленого огурца, кружок яйца, кусок селедки с луком, хрен. Главное в этой канапке - разновкусие.

К вечеру праздник закончился. Гости разошлись и разъехались. Фёдор ушел на свою половину. Сидел, читал книгу. Слышал через стенку, как пани Геня убирает со стола и моет посуду.

Пани Геня, женщина двадцати восьми лет, выше среднего женского роста, светловолосая, белолицая. Особенно выразительными были глаза и губы. Тщательно подогнанная одежда красиво облегала её фигуру.

Уже смеркалось, когда Фёдор вышел на крыльцо, чтобы выкурить последнюю сигарету, намереваясь пораньше лечь спать. Потом он, закрыв двери на ключ, пошел через кухню в комнату. Освещение не включал. Неожиданно через двери своей комнаты вошла пани Геня. Она быстро подошла к Федору, крепко обняла его, прижав его голову к своей пышной груди. Заговорила:

- Пан Фёдор, извините. Но я не могу больше терпеть. Извините меня, я не какая-нибудь распущенная... Я - нормальная честная женщина.

Она горячо целовала его в губы, негромко продолжая:

- Но я давно не была с мужчиной. А вы мне нравитесь. Ой извините меня. Я такая дура.

Стараясь смягчить положение, уменьшить волнение женщины, Фёдор решил взять инициативу на себя. Руки его оказались на спине женщины, тут же соскользнули по талии к мягким упругим бедрам. Фёдор руками ощутил, что она без трусов. Он стал действовать достойно мужчины - увлек её к ближайшей кушетке и...

Удовлетворенная пани Геня успокоилась. И долго от души благодарила Фёдора.

Три года учебы на курсах «Ин-яз» пролетели незаметно. Фёдору удавалось выполнять все программные задания по английскому языку. И он чувствовал, что знает достаточное количество слов и правила грамматики, чтобы сдавать предстоящие экзамены. Мог разговаривать на бытовые темы, читать официальные материалы. Пришло уведомление, что экзамены состоятся с 20-го по 30-е июня.

Ему разрешили использовать неделю в счет предстоящего отпуска. В Москве он удовлетворительно сдал экзамены, получил диплом об окончании курсов «Ин-яз» с присвоением квалификации «Переводчик английского языка».

Радости Фёдора не было предела. И в последние дни пребывания в Москве он участвовал во многих экскурсиях по Кремлю и другим историческим местам.

Окончание курсов «Ин-яз» укрепило отношение Фёдора к изучению языков других народов. Он говорил, что познание любых языков расширяет кругозор человека, помогает лучше видеть окружающий мир. Без сомнения, повышает культурный уровень человека. Сам Фёдор наряду с изучением английского говорил и читал на украинском, белорусском, польском языках и не терпел пренебрежительного отношения к этому.

Как-то в рижском поезде женщина-соседка по купе, жительница Риги, внешне эффектная дама, резко говорила:

- Я никогда не буду учить латышский язык, на кой черт он нужен. Я и так проживу.

Фёдор вежливо, но резко перебил ее. Он не мог позволить этой женщине нести, с его точки зрения, этот бред.

Долго продолжался разговор о языках. Фёдор привел множество доводов в пользу их изучения. А в конце сказал:

- Ведь вот латыш, например, говорят по-русски и этим выражают уважение к народу русскому и его языку. Тогда почему же вы, русская, игнорируете их язык? Вы что, не уважаете латышей, не считаете их достойными людьми?

Потом, в разговорах со своими знакомыми комментируя этот факт, Фёдор говорил:

- Мне кажется, что в таком отношении к языкам проявляется низкая культура этих людей.

В среде офицеров полковой школы выделялись молодые командиры взводов. Они отлично владели радиотехникой, электротехникой и имели прекрасную подготовку по другим специальным военным дисциплинам в пределах программы по боевой и политической подготовке средних учебных заведений. Это - современные офицеры, широко эрудированные, культурные люди. Службу во всех её проявлениях знали наилучшим образом. Готовые к войне, к самопожертвованию, достойные офицерского звания в лучших традициях Армии.

Федор по-хорошему завидовал им. Заметную самоорганизованность этих людей, Фёдор воспринимал, как пример для себя.

Самому ему в это время приходилось усиленно готовиться к сдаче вступительных экзаменов в университет. Каждый вечер он выделял себе два-три часа на чтение. За лето прочитал все основное из Горького и Маяковского.

Не повезло школе с замполитом.

Особое внимание всего личного состава школы привлек к себе замполит Яковенко. Участник войны, дослужившийся до старшего лейтенанта, он как-то не соответствовал тем обычным требованиям, которые предъявляются к политработнику. Простейшие команды по строевой подготовке он подавал как-то необычно:

- На ле-гоп! На пра-гоп!

Впрочем, вскоре его перевели в другую часть и замполитом полковой школы стал майор Амелин. Амелин, легкий, часто улыбающийся, приветливый человек.

Горячие, напряженные дни настали, когда Фёдор сдавал вступительные экзамены в университете. Права на поступление в гражданский ВУЗ у него тогда не было. Только Бог знает, как ему пришлось изловчаться, выкраивая; время, когда можно было отлучиться из части для сдачи экзаменов. И все-таки экзамены он сдал. Фёдору повезло Сочинение по русской литературе он писал по знакомой теме «Образ Павла в романе М. Горького «Мать». Получил «пять».

Всего было пять экзаменов. Все сдал на “отлично”. И только географию сдал на «четыре», замешкался при ответе на вопрос об Индокитае. При сдаче экзамена по английскому языку преподаватель спросила:

- Молодой человек, почему вы поступаете на юридический факультет, а не на факультет английской филологии? У вас же хорошее знание языка и Лондонское произношение.

- Да нет, я уже решил стать юристом.

Потом Фёдор каждый день бегал в университет, следил за тем, когда вывесят списки поступивших. И вот он видит себя в списке принятых под номером 16. Радовался он, радовались домашние. По этому поводу дома было чаепитие с тортом и пирогами.

До начала учебного года в полковой школе Фёдор получил отпуск на оставшиеся три недели. В это время он поехал в Берегово, чтобы привезти оттуда свои оставшиеся вещи. Теперь уже в качестве гостя он остановился у Осокиных.

На танцах Фёдор познакомился с Ларисой Лебедь. Он был очарован этой молодой, плотной, подвижной девушкой. Жила она в отдельной квартире и вела самостоятельный образ жизни. Любила готовить пищу, угощать гостей, пекла вкусные пироги. Была чистой и аккуратной во всем.

В квартире у нее, как говорят англичане, каждая вещь - на своем месте. Саша Осокин шутил, вкладывая в эту шутку тонкий намек:

- У неё длинные руки. Видно, ими она достает всюду, потому что содержит себя в чистоте. И вообще, этими руками она успевает многое.

Фёдор уехал, договорившись с Ларисой, что она будет ждать, когда он ей позвонит о выезде во Львов.

Начался новый учебный год в полковой школе. Напутствие давал начальник школы. Сам он, выше среднего роста, худощавый, обычно стройный, подтянутый, опаленный войной офицер. Приказания отдавал чётко и ясно. Однако изредка страдал радикулитом, и это сразу проявлялось в его внешнем виде. Позволял себе шутить:

- Ну вот, снова одел заячью шкурку.

Большую работу в школе выполнял его верный заместитель - необыкновенно подвижный, с небольшими, быстро бегающими глазами и весьма полный, капитан Черников.

Майор Кондрашов считал, что каждый из офицеров школы должен вносить свою лепту в обучение курсантов и это должно составлять единую систему боевой и политической подготовки личного состава школы.

В учебном процессе нашел свое место и Фёдор.

В середине октября Фёдор встретил на вокзале Ларису, приехавшую во Львов. К этому времени они уже договорились о том, что на основе взаимных чувств будут создавать семью.

В день регистрации брака в их квартире в поселке Збоище была небольшая вечеринка в семейном кругу.

Фёдору, как методисту по приему на слух и передаче на ключе больше, чем с другими приходилось работать с теми курсантами, которые плохо успевали. В часы самоподготовки он проводил с ними дополнительные занятия. Отстающие были в каждом взводе. Но надолго врезалась в его память работа с курсантами Семеновым, Иващенко, Ковалем из первого взвода. И стало ясно, что радистов из них не получится. Природа-матушка не наделила их достаточной остротой слуха. Зато большинство курсантов подгоняли:

- Товарищ старшина, давайте быстрее.

Но практика показывала, что переходить к более высоким скоростям надо постепенно, после овладения меньшими скоростями, - это при приеме на слух. А при передаче на ключе переход к более высокой скорости без закрепления работы на меньшей скорости просто недопустимо, можно и «сорвать руку».

По плану работы руководства школы капитан Черников проверил ход учебы и роль в ней младших командиров школы за первые четыре месяца учебы. Он в частности докладывал на совещании при начальнике школы:

- Воспитание и обучение личного состава школы было бы невозможным, если бы в этом не участвовали такие сержанты, как Бондаренко, Квасинский, Шуляк. Все они окончили нашу школу и теперь стали командирами отделений. Находясь постоянно вместе с курсантами, именно они и закладывают основы воспитания молодых воинов-специалистов.

Начальник школы по этому вопросу подытожил:

- Значит, мы не ошиблись, назначая их командирами отделений.

Каждую среду офицеры и сверхсрочники выходили на службу в восемь часов утра. Это был день политподготовки. Проводилась политинформация. Работу эту организовывали в основном секретарь первичной партийной организации полка, старейший ветеран части майор Городецкий и пропагандист полка старший лейтенант Весник. Майор Городецкий, высокий и грузный мужчина лет сорока пяти, с крупными чертами лица и характерной походкой, при которой он, тяжело ступая, ноги ставил сверху вниз вертикально. В части служил со дня ее организации на Кавказе. С ней прошел боевой путь от гор Кавказа до последнего места дислокации после окончания войны в Секешфехерваре в Венгрии. В деталях знал весь путь части. Мог рассказать все большие и малые события, происходившие в ней. Помнил всех офицеров, и большинство сержантов и рядовых, которые служили в части, знал их боевые, деловые и другие качества. По характеру напористый, говорил больше других и главным образом потому, что если кто-нибудь при нем как-то искажал или неуверенно говорил об истории части, он тут же перебивал его и, стоя, произносил длинную речь, убедительно подчеркивая, как было на самом деле. Все старослужащие уважали его.

Старший лейтенант Весник, недавно призванный в армию, человек тихий, спокойный, по образованию историк, был широко эрудирован. Ходил всегда с газетами в руках. Он проводил политинформации, в основном, по темам: “Внутренняя и международная политика СССР”, “Советская Армия и международное положение СССР”, “Обзор международных событий”. Весник был хорошим лектором. Раз в квартал во время, отведенное для политинформаций, выступал майор Городецкий, рассказывал об истории части. Городецкий и Весник - наиболее деятельные из состава политотдела полка.

Командир части полковник Балакин, невысокого роста крепыш пятидесяти лет, с поврежденным левым глазом, за что в среде офицеров уважительно его называли Кутузовым. Наряду с основной задачей полка по радиоразведке заботился о материальном благополучии своих сослуживцев. Всем офицерам и сверхсрочно служащим была обеспечена заготовка и доставка топлива по месту жительства. Правда, не обходилось и без неприятных инцидентов. К дому старшины Арбаева подъехали сразу два грузовика. Половину угля нужно было сгрузить здесь, а вторую - перегрузить на другую машину. После выгрузки угля, машины с открытыми задними бортами подъехали друг к другу на близкое расстояние для перегрузки. И надо же было Арбаеву собирать уголь, упавший на дорогу. В это время его голова находилась между бортами машин, и когда шофер одной из машин снял её с тормоза, а дорога была неровная, машины столкнулись задними сторонами. Арбаев едва успел увернуться. Когда присутствующие оценивали, что произошло с ним, он в оправдание сказал:

- Уж больно хорош этот прессованный уголь.

В связи со смертью Сталина в части чувствовалось, что все, каждый по своему, переживают кончину вождя.

В два часа дня 5 марта весь полк, кроме дежурившей смены, был построен на плацу перед штабом части. Начальник политотдела подполковник Митрофанов, с дрожащими губами, стоял перед строем, был в состоянии, когда ещё немного - и он заплачет. Однако, собравшись с силами, держа газету в руках, сообщил, что сегодня скончался Иосиф Виссарионович Сталин, перечислил его должности, звания и основные награды. Далее он коротко рассказал жизненный путь вождя, особые заслуги в войне и вообще, в руководстве большевистской партией и советским государством. Люди стояли со снятыми шапками, опустив головы. Были слышны глубокие вздохи и печальные возгласы. Недалеко от Фёдора стояли бывшие фронтовики и вытирали слезы с лица. Они плакали, не таясь. И говорили:

- Как же теперь будет? Ведь человека, который может его заменить, нет.

Другие осторожно и негромко высказывались с заботой о том, чтобы там, наверху, все было в порядке. Слышны были разговоры о том, что теперь руководство должно быть коллегиальным.

Федор тоже расчувствовался, и глаза его были наполнены слезами Выступили с короткими речами несколько офицеров и сержантов. Командир полка подытожил траурный митинг задачами, стоящими перед личным составом полка.

В воспитательных целях в системе вооруженных сил проводились различные слеты, съезды, встречи с высшим командованием армии, лучшими из лучших воинов, отличниками боевой и политической подготовки. По всем параметрам к таким воинам подходил сержант полковой школы Дидык. Командованием части он был представлен на слеты в округе и Москве.

Заочная учеба в университете потребовала от Фёдора затраты новых усилий. Основная трудность состояла в том, что он не был практиком на юридической работе. Ему приходилось читать литературу, которой обзавелся, перечитывая её по несколько раз. А предметы изучения были для него совершенно новыми: история государства и права, политэкономия, Римское право, латинский язык.

В процессе учебы были контрольные работы, семинары, курсовые работы. Теперь вот, в мае, уже сдавал зачеты и экзамены за первый курс.

Если учесть, что Федор льготами студентов-заочников не пользовался и отпусков ему не давали, то только ему было известно, какие трудности он испытывал в связи с учебой.

В клубе полка состоялось общее собрание школы, посвященное очередному выпуску радистов, закончивших курс обучения. Настроение командного состава и выпускников было праздничное. После небольшого доклада начальника школы, выступил лейтенант Лазарев с пожеланиями успехов в дальнейшей службе. Звучали торжественные заверения нескольких выпускников о том, что они навсегда запомнят родную полковую школу и будут честно выполнять свой воинский долг, как их учили командиры. Поздравления, пожелания, подарки выпускникам радовали участников этого собрания. Состоялся небольшой концерт самодеятельных артистов из города. В общем, очередной выпуск радиоспециалистов прошел успешно. Как птицы, разлетятся выпускники по подразделениям части, неся с собой свежие силы и задор молодости. Фёдор испытывал гордость за то, что и его лепта внесена в подготовку и воспитание новых кадров служивых.

Во дворе к Фёдору подошел майор Городецкий.

- Старшина Доброхотов, у вас истек кандидатский срок вступления в партию. Что вы думаете насчет вступления в члены партии?

- Я думаю писать заявление о вступлении в члены КПСС, и мне дают рекомендации капитан Черников и старший лейтенант Весник.

- Ну что ж, подавайте документы без задержки.

На очередном партийном собрании части Фёдор Доброхотов был принят в члены КПСС.

Лариса, беременная ещё с октября прошлого года, в последние месяцы все чаще сообщала мужу, что ребенок, похоже, мальчик, часто ударяет мать ножкой. Родители с нетерпением ждали появления на свет своего первенца.

Жаркой июльской ночью Лариса не сомкнула глаз. Она маялась. Разбудила, недавно уснувшего Фёдора. Он посмотрел на часы - четверть четвертого. Уяснив ситуацию, решили, что у нее вот-вот начнутся роды. Фёдор знал, что в части был принят четкий порядок. Рожениц военнослужащих отвозили в роддом в любое время дня и ночи на дежурной машине. Фёдор быстро пошел в часть. Он завез Ларису в больницу, здание под большим голубым куполом на улице Стефаника.

В девять часов утра позвонили и он узнал, что Лариса родила мальчика весом 3200 и длиной 51 см. Приятные заботы увеличились. Лариса показывала Фёдору новорожденного через окно. Вскоре жена и сын были дома. Нарекли младенца Владимиром.

В силу разных обстоятельств, вынужденно и, с согласия командования части, на территории её действовала небольшая православная церковь. К ней примыкал обширный фруктовый сад, который обслуживали оставшиеся с прошлых лет монахи. Жили они обособленно, в пристройке к церкви. Но пользовались артезианским колодцем в середине территории части. Монахи - крупные мужчины в церковной одежде, носили воду в очень больших ведрах. Командование части поддерживало нормальные отношения с руководством церкви.

Был ясный воскресный полдень. Солдаты из хозяйственного взвода заметили, что из церкви вышла группа молодых мужчин. Они сели в стоявшую за воротами машину и неожиданно быстро уехали, выпустив небольшое облако дыма. А вскоре с наружной стороны ворот была обнаружена прикрепленная там записка. Вверху на ней изображен крест, а ниже - текст: “Боже, храни нас. Тут были мы. Как видите, мы здесь. Мы ещё придем. Члены районного провода ОУН”. Записку передали в политотдел. После этого часовые у ворот части выставлялись не только в ночное, но и в дневное время.

Фёдор ходил в наряды в качестве помощника дежурного по части или дежурным по КПП. Инструктаж внутреннего наряда ежедневно проводил начальник штаба подполковник Колчин в своём кабинете. Получилось так, что жена подполковника была в родильном доме и готовилась к родам пятого ребенка. Перед этим она родила четверых девочек. Начальник штаба волновался и с самого утра уже несколько раз звонил в роддом. Все хотел узнать, родила ли жена и кого - мальчика или девочку. Попросил работников родильного дома сообщить ему об этом. Как раз во время инструктажа раздался телефонный звонок. Колчин поднял трубку. С другого конца провода сообщили, что жена родила... девочку. Подполковник с искаженным, злым лицом выкрикнул:

- Ну, мать-перемать.... Опять с трэшчиной! - выразив последним словом свое вятское происхождение. А затем с силой бросил трубку на аппарат. Потом едва вымолвил:

- Ну, вы все знаете. Ступайте.

Продолжать инструктаж он уже не смог.

Ещё в мае неожиданно во Львов приехал Саша Комзаров. Оказывается, по договору у него как раз истек срок сверхсрочной службы и он решил уволиться в запас. Познакомившись с сестрой Фёдора Зиной, он стал бывать в их доме и проявлять повышенный интерес к ней. В начале сентября они зарегистрировали брак. Это событие отметили ужином в ресторане. Саша — человек серьезный, слова на ветер не бросал. Говорил:

- Я уже подал заявление на квартиру. Обещают в течение месяца дать квартиру, да ещё и в новом доме на улице; Довженко.

Фёдор и Александра Александровна были довольны ходом дел в новой семье.

Во Львове не часто бывают такие солнечные дни поздней осенью. Но именно один из таких дней запомнился Фёдору. Был полдень, когда с чердака дома в лощине за пределами части стали доноситься разговорная речь и пение. Оказывается, два парня и одна девушка, взбодренные хмельным, это было слышно по их голосам, на чердаке установили радиопередатчик и громко вещали, основанные на националистических лозунгах призывы к свержению Советской власти, пели под гитару песни националистического содержания, охаивали политику партии и правительства. Это продолжалось, примерно, полтора часа, К кому они обращались - непонятно, потому что ближайшие жилые дома стояли далеко на холме, и выступление этих людей слышалось не дальше воинской части.

Почти с самого начала выступления этих троих работники КГБ и милиции с применением мегафона призывали прекратить выступление и выйти из дома. Однако молодые люди продолжали антисоветские действия. Окружая дом, сотрудники органов действовали осторожно, не спеша, видимо, стараясь не допустить жертв. Кольцо окружения сужалось. Приблизившиеся к дому сотрудники вошли в него и задержали возмутителей спокойствия.

В конце сентября командование выделило две автомашины: «Студебеккер» и «ЗИС-5» для поездки в колхоз за картофелем для семей офицеров и сверхсрочников.

Старшим группы был назначен лейтенант Лазарев. Он с шофером поехал на «Студебеккере». На «ЗИС-5», по его распоряжению, сели старшина Доброхотов и шофер Закревский Толик, считавшийся неудачником. Недавно он закончил курсы шоферов и три раза выезжал в город на закрепленном за ним «ЗИСе-5». Вот с такой шоферской подготовкой он отправился в эту поездку.

Доброхотов знал, что «ЗИС» - машина выносливая и допускал, что им придется везти груз больше нормативного.

В колхозе «Прогресс» на «Студебеккер» погрузили шесть тонн двести килограмм, на «ЗИС-5» - пять тонн восемьсот килограмм.

- Вы выезжайте первыми, а мы за вами, - сказал Лазарев Фёдору.

Ехали, можно сказать, нормально. На неровностях дороги «ЗИС» скрипел и, переваливаясь с одной стороны на другую, уверенно и надежно двигался с этим грузом.

Дорога пошла с небольшим уклоном. Предстоял спуск с горы по шоссейной дороге с уклоном до двадцати градусов. Между тем, машина, набирая скорость, поехала свободнее.

Фёдор почувствовал новизну в движении и сказал:

- Осторожно, Толик. Придержи машину. Видишь, дальше крутой спуск.

Шоферу удалось немного замедлить движение машины, и он почувствовал массу груза за спиной. Предстала ясная картина: спуск и дорога дальше проходили по насыпи, высотой около трех метров от уровня равнины. По обе стороны насыпи - столетние липы, которые росли на расстоянии десяти-двенадцати метров друг от друга. Выехали на крутой спуск - скорость увеличилась.

Шофер и старшина почувствовали, что задняя часть машины приседает, передние колёса поднимаются и зависают над дорогой на несколько секунд, а потом, когда снова касаются поверхности дороги, машину дергает вперед, и скорость возрастает. Дальше машина, как бы намеревалась перейти в скачку: передняя часть её поднималась вверх, задняя при этом опускалась, машина разворачивалась передней частью в сторону, относительно осевой линии дороги.

Шофер не мог удерживать машину. Напряжение нарастало. Фёдор схватился за ручку дверцы, готовый выпрыгнуть из машины. Между тем, “ЗИС” бросило на правый край насыпи. Водитель резко направил машину влево. Теперь она оказалась на левой стороне дороги и чуть не съехала с насыпи. Толику удалось направить её на дорогу.

Так машина мчалась по дороге: её поднимало вверх и бросало в стороны.

Фёдор то упирался ногами в пол кабины, то с усилием отталкивался от него, чтобы удержаться на сидении. Но тут Толик понял, что тормозить нельзя. Инерция делала свое дело - машину несло вниз.

Большими усилиями, движениями руля, шофер едва удерживал её на дороге. Но вот уклон уменьшился и сошел на нет.

Вскоре, выехав на перпендикулярную дорогу, Толик, еще на большой скорости, сделал поворот под тупым углом и, проехав ещё пятьдесят метров, постепенно остановил машину.

Фёдор понял - миновали триста метров в борьбе за жизнь.

По лицу шофера текли струйки нота.

Подъехал “Студебеккер”, из которого вышел лейтенант Лазарев. От волнения, сбиваясь, спрашивал и утверждал:

- Что случилось?.. Я вижу - машину бросает из стороны в сторону... Но помочь же ничем не могу. Да, друзья мои. Наверное, вы родились в «рубашках». Представляете, если бы бухнулись с насыпи с такой массой груза!?.. Кабина деревянная... Все раздавило бы!
-
Доброхотов и Закревский пытались что-то объяснить но их речи тонули в шуме высказываний всей группы. В заключение лейтенант сказал:

- Ну, хорошо! Все живы, груз цел и слава Богу! Поехали в часть. Осталось полтора километра.

Новое пополнение полковой школы: каждый год вызывало новый прилив активных действий всего командного состава школы. Все началось с обмундирования и налаживания быта курсантов. Обмундирование надо было по возможности подогнать, каждому выделить койку и постельные принадлежности, объяснить, как пользоваться тумбочкой.

Эту работу принимали на себя, прежде всего старшина школы Вадим Симонов, высокий, чуть рыжеватый рассудительный парень, всегда казавшийся старше других. Его помощник, отличавшийся резкостью и справедливостью поступков каптенармус сержант Гриша Евраш и лругие младшие командиры школы, в том числе активный старший сержант Иван Кривуля, высокий и добродушный человек.

Это была важная часть деятельности младших командиров подразделения, поскольку именно с этого начинается воспитание личного состава школы.

В университете новые дисциплины: бухгалтерский учет, логика и основа всей правовой подготовки - теория государства и права. На установочных лекциях преподаватели говорили, что теорию надо знать только на “отлично”. А профессор Недбайло еще требовал и изучения написанных и изданных учеными кафедры теории государства и права, трудов.

Фёдор купил нужную литературу и штудировал эту дисциплину.

Работа по обучению молодых солдат с первых звуков азбуки Морзе до приема на слух текстов на вызоких скоростях, обучение передаче на ключе, тоже на большой скорости, воспитание курсантов как специалистов-радистов - все это вошло в жизнь Фёдора как нечто свое, обязательное, привычное. Нравился ему учебный процесс, ритм службы связанный с подготовкой молодых воинов. Понятно было смотреть на плоды своего труда. Вспоминаются Фёдору наивные в начале обучения вопросы курсантов:

- Товарищ старшина, а как будет «Идут радисты»?

- Это - «тройка». Ти-ти-ти-та-та.

- А как словами можно говорить про «двойку»?

- Ну, это - «Я на горку шла». Ти-ти-та-га-та-... А вот эго что? - и Фёдор выбил на ключе - Та-та-ти-ти-ти.

- Дай, дай закурить, - ответило одновременно несколько голосов.
- А вот это: ти-ти-та-ти. На что похоже? - и сам ответил: - тетя Катя, буква «ф».

А потом, при окончании школы, подтянутые, собранные, заметно повзрослевшие специалисты по приему на слух и передаче на ключе, готовые работать на разведывательных радиостанциях.

Фёдор благодарил Всевышнего за свое место в жизни. Никаких перемен до окончания университета и не видел, и не желал. Всё так было бы и дальше, если бы его однажды не вызвали в политотдел. Начальник политотдела подполковник Митрофанов пригласил сесть.

- Вот что, товарищ Доброхотов. Вы член партии, учитесь в университете. А нам сейчас нужен подходящий работник на должность инструктора политотдела. Вы нам подходите.

Фёдор не ожидал этого предложения.

- Нужно подумать, товарищ подполковник.

- Оклад будет побольше. Рост в звании обеспечен. Произведем в офицеры. Служба ответственная, но нужная. Надо воспитывать личный состав полка. Ну, хорошо. Подумайте. С начальником школы я вопрос согласую. Зайдите ко мне завтра, этак, в три часа. Договорились?

Как раз заканчивался очередной курс обучения в школе. Сдача последних экзаменов, распределение. Фёдор ушел в политотдел. Кабинет небольшой, уютный, светлый. Объем работы очерчен начальником политотдела. Так началась новая служба Фёдора в роли инструктора политотдела полка.

Вскоре после того, как Фёдор пришел в политотдел, поступило решение ЦК КПСС, и указание политотдела Прикарпатского военного округа об обмене партийных документов, эта работа была возложена на Фёдора. Появились новые конкретные заботы: получение бланков партбилетов, карточек, специальных чернил и пасты, инструкция и другие материалы, регулирующие вопросы об обмене партийных документов.

Кабинет был дополнительно освещен, оборудован барьером, поставлен большой старинный сейф. Началась кропотливая работа. Требовалось на каждого члена или кандидата партии безошибочно заполнить новый комплект документов.

Работать приходилось до позднего вечера. Впервые в жизни, хоть и молодой человек, Фёдор почувствовал недомогание, боли в сердце. Для себя он объяснял это избытком света в кабинете. Считал, что свет давит на него. Высказывал сослуживцам это своё предположение.

С каким-то особым неприятием воспринимал Фёдор в этих напряженных условиях работы появление в кабинете подполковника Митрофанова. Непонятно почему, он, прохаживаясь по кабинету, говорил:

- Что должен делать начальник? Он должен ходить... Смотреть... Давать указания...

Фёдор не знал, как это оценивать, но неведомым внутренним чувством догадывался, что начальник несёт чушь. Видя напряженную работу инструктора, он почему-то говорит о своей роли как начальника. Видимо, в эти слова он вкладывал некий противовес: «Вот ты - инструктор. Трудись напряженно. А я - начальник. И все».

Во всяком случае, доверие и уважение к себе этим Митрофанов не вызывал. Федор видел нечто отталкивающее в этом человеке.

Этот высокий, стройный, худой человек, часто ходивший наклонив голову вниз и, перебирая связку ключей в кожаном футляре, имел привычку говорить общими фразами на собраниях и совещаниях: «Мы должны улучшить работу. Если мы это сделаем, будет хорошо. Если мы это не сделаем - будет плохо».

Чувствовалось, что так он прикрывает недостаток знаний.

Как секретарь партийной организации, Городецкий интересовался внеслужебными делами членов партии. Как- то спросил Федора про учебу в университете. Сидели в курилке. Федор ответил:

- Да, время идет, товарищ майор. Я вот уже на третьем курсе. Только что сдал экзамены и зачеты за пятый семестр. Ну, успехи-то у меня скромные, в основном, «удовлетворительно». Но есть «хорошо» и «отлично». Вот недавно, по теории государства и права получил «отлично». За контрольную по уголовному праву - «хорошо». На третьем курсе у нас новый трудный предмет - «История политических учений», но очень интересный. Вот только не могу достать учебник. Он недавно издан небольшим тиражом. Есть трудные предметы - гражданское и трудовое право. Тут надо много читать.

- Так ты ж молодец! Уже третий курс. А сколько всего- то?

- Всего шесть лет.

- Ну, трудно, наверное?

- Главное - времени не хватает. Я ведь каждый свободный час использую для того, чтобы поехать в университет.

- Ну, так держать! Я тебе желаю успехов.

- Спасибо, товарищ майор!

Работал в политотделе, Федор больше всего общался со старшиной Харченко, у которого ежедневно брал и сдавал ему секретные документы. Между ними сложились доверительные отношения. Николай иногда заходил в кабинет к Федору, и они обсуждали дела, связанные со службой и говорили о жизни, о домашних заботах.

Пани Геня уже несколько лет подряд ставила вопрос об освобождении квартиры в ее доме, которую по договору с военными властями занимали военнослужащие. Она писала командиру части и командованию Прикарпатского Военного округа. Эту квартиру в данное время занимала семья Доброхотовых.

И вот освободилась квартира в доме №6 по улице Димитрова. Дом находился в трёхстах метрах от части, в пределах городской черты. Это был государственный дом. Его занимали семьи офицеров и сверхсрочно служащих. Небольшая однокомнатная квартира с балконом на втором этаже была предоставлена семье Фёдора. Это была первая самостоятельная квартира семьи Доброхотовых.

За каждой квартирой в доме были закреплены сараи, у всех были огороды по четыре сотки земли. Фёдор с Ларисой каждый год старательно обрабатывали землю и имели свою картошку, помидоры, огурцы, лук. Недалеко - конечная остановка шестого трамвая.

Каждый день молочница приносила им молоко. В то время такие условия жизни устраивали всех обитателей дома.

Иногда Фёдор сам себя ругал за свои необдуманные поступки. Как-то ему, в счёт пайка, выдали целый мешок картошки, 45 кг. Казалось бы - подойди к командовавшему тогда шоферами Голубу - и вечером доставят тебе домой эту картошку. А он рассудил так: «Надо идти искать Голуба, нагружать людей работой. Возьму на плечо и сам понесу мешок домой». Сначала показалось не очень тяжело, но когда он прюшёл метров сто пятьдесят по территории части, да - триста через поле, то хоть и перекладывал мешок с одного плеча на другое, почувствовал, что такие ноши на дальние расстояния ему носить не следует.

Лариса с Вовиком ушли гулять. Фёдор сел за курсовую работу на тему «О мелком хищении государственного и общественного имущества». Обнаружил, что у него нет указа Президиума Верховного Совета, недавно изданного по этому вопросу. Вспомнил Курненкова, с которым были соседями. «У него должен быть, он всегда имеет все газеты».

- Ой, что ты делаешь?

Перед окном на столе, где сидел Курненков, лежали: журнал «Огонёк», большой портрет известной артистки Ермоловой, одетой в роскошное панбархатное платье синего цвета с блеском, почему-то с вырезанным лицом, ножницы, фотография жены Аллы, клей, тут же - фотоаппарат - лейка.

Николай немного смутился:

- А-а, это секрет, мой друг. Я тебе потом покажу и расскажу. Впрочем, ладно... Слушай... Вот видишь, этот портрет Ермоловой я взял из журнала «Огонёк». Теперь буду делать фотомонтаж. Вмонтирую лицо .Аллы и сфотографирую. И готовый портрет повешу в рамку под стекло.

- И что, хорошо будет?

- Думаю, что да... Ты понимаешь, у Аллы нет такого красивого платья. А я хочу, чтобы она на фотографии была очень красивой.

Потом Курненков нашел Фёдору нужный указ и, подавая газету, спросил:

- Ты мне скажи вот что... заочно учиться трудно?

- Да как тебе сказать. Надо покорпеть. Вот скоро экзамены - переживаю. Всё свободное время трачу на поездки в университет. Трудно, конечно, но вот уже третий курс заканчиваю.

Дома Фёдор рассказал жене про Николая. Лариса улыбнулась:

- Значит, он её очень любит. Видно, он хороший муж.

В начале четвёртого курса в университете Фёдору дали направление для прохождения судебной практики по уголовному процессу и судопроизводству в областном суде и народном суде Шевченковского района города Львова. Фёдор ознакомился с учётом прохождения дел в судах, присутствовал на заседаниях этих судов в первой и второй инстанциях.

Два дня продолжалось слушание в зале пивзавода дело об убийстве домработницы. На столе перед судьями лежали вещественные доказательства - молоток и верёвка, рядом стоял ящик с крышкой со штемпелем. Присутствуя в зале, Фёдор запомнил процессуальные действия суда, доказательную часть и содержание преступления.

Вот уже пять лет старший лейтенант Горбенко прослужил в Черкассах. В последний год у него в медпункте части служил санитаром Покровский Вадим. Вадим был добросовестным, исполнительным солдатом, иногда выполнял поручения Горбенко, связанные с его домашним хозяйством.

Но вот Горбенко перевели во Львов. Степан Петрович приступил к своим обязанностям на новом месте. Неожиданно он получил письмо от Вадима, в котором тот просил разрешения приехать к ним и пожить у них непродолжительное время, чтобы он мог устроиться на работу и обосноваться во Львове.

- Ну, что ты на это скажешь, Оленька? - спросил Степан Петрович.

- А что я скажу? Вадим парень хороший... Надо помочь. Места хватит. Пусть займёт эту маленькую комнатку. Поживёт - пока устроится. Я не возражаю. Пусть приезжает.

И вот Вадим уже; во Львове. Ольга Степановна помогла ему устроиться на кожзавод.

Поскольку в семье Горбенко было двое детей, чтобы Ольга Степановна могла работать, наняли домработницу.

Люба, подвижная восемнадцати летняя девушка из недальнего от Львова села, делала в доме всё: смотрела за детьми, стирала, готовила пищу, делала много другой работы. Была полезным человеком в семье.

Всё было бы нормально, но вездесущая, наблюдательная Люба каким-то неведомым чувством стала улавливать, что семья Горбенко живёт двойной жизнью.

Вадим после армии заметно преобразился. Высокий, стройный молодой человек с армейской выправкой, мускулистый, широкий в плечах, привлекал внимание многих женщин. Благосклонна была к нему и Ольга Степановна.

Вышло так, что Вадим чаще стал работать в ночные смены, возвращаясь домой в девять утра.

Ольга Степановна, женщина тридцати четырёх лет, не лишённая многих женских достоинств, пышная брюнетка, с восхитительным цветом лица и открытой улыбкой, работала учительницей русского языка в ближайшей школе во вторую смену, а с утра занималась домашними делами.

Утром, приходя с работы, Вадим первое время пытался приготовить завтрак сам, но, видя его затруднения, Ольга Степановна, улыбаясь, сказала:

- Ох, уж эти мужчины!.. Особенно молодые!... Сами себя обслужить не могут.

И с тех пор она стала сама готовить завтрак Вадиму. К завтраку нередко подавала водку и закуску к ней. Вскоре она и сама стала садиться за стол вместе с Вадимом. Они обменивались шутками, смеялись, балагурили. Порой переходили в спальню, и запирались в ней. Всё это не ускользало от взгляда домработницы, и она поняла, почему Ольга Степановна всё чаще в это время стала посылать её на рынок.

Так прошло несколько месяцев. Люба в душе очень осуждала хозяйку за такое поведение, и, когда между хозяйкой и домработницей возникали ссоры, она намекала Ольге на её связь с квартирантом. Однако эти ссоры утихали, и всё шло по-прежнему.

Но однажды, в конце лета, во время стирки белья, спор перешёл в сильнейший скандал с взаимными упрёками и угрозами. Кроме Ольги и Любы, в квартире никого не было, но шум и скандал слышали соседи.

На следующее утро, когда Вадим пришёл с работы, Ольга за завтраком с водкой всё ему рассказала.

- ...Она сейчас на чердаке, бельё развешивает... Я чувствую она и вправду всё Степану расскажет. Я убью её!..

Некоторое время они обменивались мнениями, решали - как быть. Потом Вадим сказал:

- Ты вот что, спокойно! Не волнуйся! Я сам её убью... Ну, подлюка! Ну, стерва! Я ей дам!.. - он взял молоток, поднялся на чердак и, кипя пьяной злобой, двинулся к домработнице Любе.

- Ты что? Спорить с хозяйкой?!

- А ты здесь кто такой? Хозяин, что ли? Квартирант и всё! Вот расскажу Степану Петровичу про ваши дела с Ольгой - живо отсюда вылетишь!

Вадим резко вырвал из-за спины руку, в которой держал молоток, и сзади нанёс девушке несколько ударов по голове. Она упала замертво. На чердак поднялась Ольга. Увидев лежащую Любу, она засуетилась, нашла веревку, сделала петлю и одела на шею убитой. Они перекинули веревку через балку, подняли тело вверх и закрепили конец. Так они пытались инсценировать самоубийство.

Придя домой, Степан Петрович узнал о смерти домработницы. Решил подробно расспросить Ольгу и Вадима: «Как же все-таки это случилось?» Они объясняли путано, сбивчиво, противоречиво.

И впервые Степан Петрович подумал: «Почему молодой человек, которого я принял в дом лишь на короткое время, задержался здесь так надолго? Ведь сегодня Вадиму вполне по карману снять комнату... Девушку себе до сих пор не завел... - Немало переволновался Степан Петрович. - Хоть они, как мне кажется, многое не договаривают - в случившемся замешана моя жена...».

Всю ночь Горбенко не спал - остановился на не лучшем решении. Вспомнил, что в санчасти у него есть большой ящик из-под медикаментов.

Утром, поднявшись с Вадимом на чердак, срезали веревку, сняли труп, и вместе, изрубив тело покойной на куски, уложили в ящик, закрыли крышкой, на которой чернел багажный штемпель. Наняли машину. Отвезли ящик за город и закопали в лесопосадке. Место захоронения тщательно замаскировали.

Не знали Ольга, Вадим и Степан Петрович, что собаки разрыли это место, и с этого началось раскрытие преступления. Было расследование, и теперь вот - суд.

На суде Ольга и Вадим полностью признали свою вину и понесли суровое наказание в виде длительных сроков лишения свободы. Этот судебный процесс стал очень поучительным для Федора.

Тропой через поле, покрытое травой, Федору приходилось ходить каждый день. Много раз хоженый путь вдруг обернулся неожиданной картиной. В середине поля тропа огибала небольшой пруд, образовавшийся из подземных вод. Неизвестно, как на краю его появилась птица, аист со сломанными ногой и крылом. Над ней то появлялся и кружил по несколько часов, то улетал неизвестно куда, то появлялся снова другой аист.

Жители офицерского дома подходили к птице, подкармливали ее. Говорили между собой, представляя дело так:

- Это - самка. Ее кто-то подбил, и она не может взлететь. Кружит над ней ее друг. Но помочь он ей ничем не может.

Так продолжалось несколько дней. И самочка погибла. Но всех удивило и растрогало то, что было потом. Федору рассказали, что аист, поднявшись высоко, внезапно сложил крылья и камнем упал вниз, разбившись о землю.

Морозные вечером Федор пришел с работы и на кухне, потирая руки, сказал вышедшей из комнаты встречать его, Ларисе:

- На улице холодно, ветер, а у нас так тепло...

- Федя, у нас гость.

Удивлённый Фёдор зашёл в комнату и увидел Юрика Конева, свсего двоюродного брата, которого не ожидал встретить.

- О, какими судьбами? Рассказывай, как Вологда, как тётя Нюра, как все Коневы?
- Да вот, путешествую. Ищу, где теплее, да что-то не нахожу, здесь вон тоже мороз. Решил проведать тебя... А Вологда стоит на прежнем месте... Мама болеет. А в общем, живём — хлеб жуём... А ты, почему в Вологду не приедешь?

Только сели за стол, Юрик достал из своей сумки бутылку из тонкого стекла со «Старкой». Демонстрируя сноровку, видимо, решил показать, как он может открывать бутылки, мол, это ему привычно. И тут же приёмом, которым пользовались на Руси с давних времён, держа бутылку в левой руке, ударил по дну ладонью правой. Бутылка лопнула, жидкость разлилась, и острые неровные края бутылки впились в руку.

Лора быстро принесла йод, вату, бинт. Кое-как забинтовали руку. Настроение у всех было испорчено. Фёдор как мог успокаивал Юрика:

- Знаешь, почему так получилось? Раньше бутылки были из толстого стекла, пробки закрывались вручную и вот так выбивались легко. А тут, видишь - тонкое стекло, пробка на разливной линии загнана с большой силой. Вот ты и не рассчитал.

Потом решали вопрос, следует ли сейчас обращаться за медицинской помощью. Но Юрик сказал, что ничего не надо, завтра он сходит в поликлинику. На этом и порешили.

К торжественному случаю, Лариса всегда держала бутылку коньяка. Сейчас она пригодилась. За ужином и после него было много разных разговоров. Было что вспомнить, обсудить перемены, произошедшие за последние годы - кто умер, кто куда уехал. Юрик приглашал Фёдора приехать в Вологду. Лишь далеко за полночь легли спать.

Утром Фёдор ушел на службу. Придя на обеденный перерыв, брата уже не застал. Лариса рассказала:

- Я ему завтрак - гречневую кашу и жаркое с огурцом, чай. А он знаешь, что сказал: «Не курица - не клюю». Я так и не поняла, что это значит.

Потом, нередко вспоминая этот факт, смеялись и удивлялись, почему он так сказал. Больше к Доброхотовым он не пришел, видимо, уехал.

С 4 по 25 февраля в Москве состоялся XX съезд КПСС. На съезде рассматривались вопросы хозяйственно-экономического развития страны. В последний день на съезде: с докладом «О культе личности Сталина» выступил Н. С. Хрущёв. Культ личности Сталина, как искусственное преувеличение и возвеличивание роли личности, привёл к грубейшим нарушениям норм партийной и общественной жизни, социалистической законности.

В своём выступлении на съезде Хрущёв говорил, что когда он но вызову Сталина шёл к нему, то задумывался, вернётся ли обратно.

Выступавшие на съезде по этому вопросу коммунисты приводил множество примеров недопустимой практики культа. Неугодные расстреливались по спискам, подписанным членами Политбюро. Приводились другие безобразные факты нарушения законности.

Народ отдавал должное Хрущёву. Люди понимали, что, разоблачая культ личности Сталина, Хрущёв взял на себя огромную ответственность, рискуя даже собственной жизнью. И это становится понятно, если учесть, что доклад состоялся, несмотря на то, что этому сопротивлялись Молотов, Каганович, Маленков и Ворошилов, которые пытались препятствовать разоблачению культа личности и его последствий.

Материалы съезда тогда широко публиковались в периодической прессе, передавались по радио. Это вызвало широкий резонанс среди людей.

Приближался женский праздник - День 8-го Марта. Только в семье Доброхотовых было неясно, как готовиться к этому празднику. Правда, Фёдор заранее подумал о подарках. Он купил для матери, сестры Зины и Ларисы практичные, нужные в жизни вещи. Лариса со дня на день должна была родить. Впрочем, так оно и вышло. Под утро Фёдор отвёз её в родильный дом, в тот же, где родился и Вовик. И через несколько часов на белый свет появилась дочка, которую назвали Таней.

К концу четвёртого курса в университете определилась специализация. Фёдор избрал государственное право, и в связи с этим он получил направление на практику в советских органах по теме «Роль постоянных комиссий в работе местных Советов народных депутатов». При любой возможности он ехал в Советы. Ознакомился с работой Львовского областного Совета и комиссий при нём, с работой постоянных комиссий Городского Совета, а также Ленинского, Шевченковского и Червоноармейского районов города. Эта практика дала Фёдору многое. За четыре месяца он получил фактический материал, который имел в виду использовать в предстоящей дипломной работе. Кроме того, эти материалы значительно расширили кругозор Фёдора как студента юрфака.

Время шло. Закончился четвёртый курс. Требования к учебе как бы возрастали. По программе изучались уже конкретные правовые дисциплины: уголовное право и уголовный процесс, гражданское право и гражданский процесс, трудовое право. Это были самые ёмкие разделы правовой науки. Немалыми усилиями Фёдор сдал экзамены за четвёртый курс.

У Фёдора оставалась ещё часть отпуска, которую он давно запланировал использовать для поездки в Москву. Появилась возможность в Москве остановиться в семье курсанта Бубнова Вместе с Фёдором поехал и старшина-сверхсрочник Павел Арбаев, ветеран части, уважаемый в полку человек.

В семье Бубновых гостей приняли радушно. Позаботились об экскурсиях в Кремль и даже в оружейную палату.

Фёдор в Москве был второй раз, но первый раз проездом в 1946 г., так что тогда в ней мало что видел. Вот почему в этот раз он хотел ознакомиться с Москвой гораздо полнее. Здесь Фёдора поражало многое. Вместе с Арбаевым они пришли в Кремль, когда там проходило большое партийное совещание. И Фёдор увидел, как из здания вышло много людей, и между ними проходили Хрущёв, Суслов и Кириченко. Они прошли мимо Фёдора с Павлом на расстоянии не более 5 м. Фёдор не удержался:

- Ты смотри, Павлик, нам повезло. Мы так близко увидели Хрущева. Я его, Суслова и Кириченко хорошо рассмотрел. А ты?

- Да я тоже. Конечно, повезло.

Была средина тёплого летнего дня. Но минутная радость отпускников тут же омрачилась тем, что сначала к ним подошёл один молодой бравый мужчина и сквозь зубы негромко процедил:

- Граждане, пройдите. Здесь стоять нельзя!

Фёдор был неприятно удивлён и спросил:

- Почему нельзя?

Но тут же подошёл второй молодой мужчина в такой же одежде и тоже потребовал пройти.

- Идём отсюда, - сказал Павел и взял Фёдора под руку. Федор, сопротивляясь, говорил:

- Не понимаю, почему нельзя? Мы же в своей стране! В Москве! В столице Родины. Почему нельзя?

Потом друзья рассудили так - это работники КГБ. Такой уж порядок, такой режим. Оба сошлись на том, что не следовало бы дёргать людей, пришедших в Кремль для ознакомления с самым достопримечательным местом столицы.

Перед входом в оружейную палату небольшая очередь. Через полчаса зашли внутрь. Обслуживающий персонал - экскурсоводы, молодые женщины, примерно, одного возраста, роста, все светловолосые, в белых блузах и тёмно- синих юбках. Фёдору показалось, что красивыми лицами и фигурами они похожи друг на друга.

Экспонатов очень много. Фёдор и Павел понимали, что они бесценные. Вот - платье Екатерины II, а вот - её большая золочёная карета, местами видно лопнувшее от времени дерево. В витрине - шапка Мономаха, крупные алмазы и другие реликвии. Осмотр экспонатов с экскурсоводом продолжался около часа. Воспоминаний об оружейной палате было множество.

Потом Фёдор и Павел осматривали Царь-колокол и Царь-пушку, установленные под открытым небом. Осмотрели сбоку большой Кремлёвский дворец, были в Архангельском и Успенском соборах. На осмотр Кремля ушёл целый день.

В последующие дни Фёдор и Павел с интересом ознакомились с музеем Октябрьской революции, были на ВДНХ, в Александровском саду с удовольствием ели бутерброды с икрой.

Но Фёдора не оставляла мысль о поездке в Вологду. Он думал: «Соберусь ли когда-нибудь поехать? Всё заботы, занятость. А отсюда - ночь ехать туда, ночь - обратно, и пару дней можно побыть там». Посоветовавшись с Павлом, он уехал.

В Вологде остановился у двоюродного брата, Суслова Христофора Александровича, который жил со своей семьёй в доме № 28 по улице Набережной Свободы, в квартире, где раньше жили Доброхотовы. За два дня Фёдор встретился с друзьями детских и отроческих лет. Видел всех братьев Носковых, Проничевых, Кондыревых, Герку Наумова, Сашку Шумилова. Многие из них уже женились, работали на ответственных должностях партийных и советских органов. Одноклассник Фёдора Николай Носков работал начальником почтового вагона. Фёдор видел его в железнодорожной ферме - белый китель с погонами, с одним просветом и одной звездой. В этой форме Николай выглядел довольно солидно. Одну ночь Фёдор даже ночевал в семье Носковых, где на ужин тётя Груша сварила любимую ароматную крупянку.

К удивлению Фёдора дети Христофора заметно выросли. Валентин стал рослый молодой человек, одетый тогда в духе времени - тёмный жакет и белую рубашку с воротником апаше - тоже повзрослел.

Быстро пролетели эти два дня - и Фёдор снова в Москве. Отпуск закончился, пора и домой.

Обмен партийных документов близился к завершению, и в полку пошли разговоры о том, что политотдел в части будет ликвидирован. Из разговоров с Городецким, Весником и Харченко Фёдору стало понятно, что введение новой должности инструктора политотдела, которую он занимал, изначально было задумано только на период обмена партийных документов до намеченной ликвидации политотдела. Фёдор говорил Ларисе:

- Понимаешь, самое неприятное то, что Митрофанов знал - как только обмен партдокументов закончится, политотдел прекратит своё существование. Значит он, приглашая меня к себе в отдел, понимал, что я выполню этот большой кусок работы и - на все четыре стороны. Он сознательно сорвал меня с должности методиста СЭС и использовал в своих интересах. Он окончательно упал в моих глазах.

Вскоре в часть пришёл приказ о ликвидации политотдела в полку. Нужно было сдать в партийный архив документы политотдела. Оказалось, что подготовка и сдача партийных документов в архив - дело непростое. По суровым требованиям инструкций с документами нужно было проделать большую работу. На это ушло несколько месяцев. А когда документы были сданы, Фёдор с неприятными чувствами покинул свой кабинет и ушёл работать на прежнюю должность в полковую школу. В коллективе школы он чувствовал себя, как рыба в воде. Правда, работы добавилось - его избрали секретарём партийной организации школы.

В полковой школе Фёдору всё было родным и близким: командный состав, организация службы и учебного процесса, задачи, стоявшие перед школой.

С курсантами нового набора он быстро нашёл общий язык С использованием ранее выработанной методики пошла успешная работа по наращиванию скоростей при приёме на слух и передаче на ключе.

С партийной работой он был знаком по работе в комсомольской организации. Главным в этом деле оставалась реализация намеченного плана, контроль за исполнением его.

Начальник школы, теперь уже подполковник, Кондратов и его заместители активно участвовали в партийной работе и помогали Фёдору в ней. Так что работа партийной организации школы была показательной для других парторганизаций в полку.

Университетские дела Фёдора шли нормально. Уже заканчивался предпоследний курс.

В перерыве между уроками в школе Фёдор вышел ко двор и увидел сидящего в курилке Бориса Короткова. Он - уже капитан, с улыбкой и объятиями встретил Фёдора. Борис сказал, что у него есть дело в штабе полка.

- Жду вот. Там готовят документы.

Фёдор сказал, что у него ещё один час занятий, просил Бориса подождать и пригласил к себе домой на обед.

Знакомя его с женой, Фёдор, улыбаясь, сказал:

- Ларисочка, сейчас перед тобой мой первый армейский командир и наставник. Это он надоумил меня пойти в вечернюю школу, сам получил разрешение начальства на мою учёбу и, можно сказать, привёл меня за руку туда. Он был для меня первым учителем танцев. Всё время, пока мы служили вместе, я чувствовал его поддержку. Это он подсказал мне идти учиться в университет, а еще до этого учил читать газеты и журналы так, что и в туалете я читал. В общем, я ему очень обязан. По-моему, он и рожден для того, чтобы бескорыстно помогать другим. Тогда он был старшиной, а теперь видишь - капитан Борис Коротков. А сейчас мы пришли обедать.

Два часа ушло на обед. Было что вспомнись, о чем поговорить. Прошло ведь шесть лет. Борис поделился своими соображениями о недобропорядочных людях, говорил о Митрофанове. Потом Федор провожал Бориса до остановки трамвая. Они обещали поддерживать связь, не теряя друг друга из виду.

Четвертого октября по радио и в периодической прессе Широко публиковалось сообщение о запуске в Советском Союзе первого в мире искусственного спутника Земли. Интерес людей к этому сообщению был велик. Тогда в народе только и разговоров было, что об этом спутнике. Это безусловно стало очередным толчком к гордости людей за свою Родину. Многие, припадая к приемникам, слышали сигналы «ти-ти-ти» и одновременно наблюдали новый яркий предмет, похожий на астрономическую звезду, двигавшуюся по темному небосводу.

Федор Доброхотов и его знакомые, соседи, сослуживцы тогда еще не знали, что запуском первого спутника началась эра освоения космоса.

По выходным дням супруги Доброхотовы с детьми ездили на другой конец Львова к матери и, к получившим к тому времени квартиру в новом жилом массиве, Зине и Саше Комзаровым, у которых уже родился ребенок.

В маленькую, но удобную квартиру матери приезжали и Комзаровы, и тогда устраивали большое чаепитие с пирогами и юртами. Федор брал аккордеон, находившийся у матери и, начиная с «Марша энтузиастов», играл и аккомпанировал пению русских народных и современных песен. Мечтал он тогда, что когда у него появится больше свободного времени, он купит себе новый импортный аккордеон и много будет играть в удовольствие.

На кафедре государственного права вывесили списки окончательного закрепления тем дипломных работ согласно специализации с указанием руководителей этих работ. Секретарь кафедры посоветовала Федору:

- Вы зайдите к преподавателю, кандидату наук Федонюку.
Федонюк коротко сказал, что для начала нужно составить план написания дипломной работы и список литературы, которую намечается использовать. Через два дня Федор представил план и список. Преподаватель указал, что пункты второй и третий надо поменять местами. Он заменил некоторые слова другими, добавил несколько новых слов. В список литературы дописал свою монографию и сказал :

- И не откладывайте в дальний ящик. Надо уже начинать писать. Надеюсь, материалы у вас подготовлены.

- Понятно. Я уже начал писать.

Когда дома Федор с учетом замечаний переписал план начисто, он сказал Ларисе:

- Все-таки, что значит ученый! Казалось, он не внес в план никаких существенных изменений. А теперь при чтении, как по-новому зазвучал этот план. Он стал емким, более содержательным и целенаправленным... Между прочим, Федонюк назначен руководителем моей дипломной работы.
-
- Ну что ж, тебе остается написать эту работу, - легко сказала Лариса.

По наблюдениям не только Федора, но и других сослуживцев, к сожалению, в среде офицеров и сверхсрочников обязательно есть сплетники и завистники. В последнее время до Федора стали доходить нелестные разговоры о том, что, мол, этот хитрец, старшина Доброхотов учится за счет других, а выучившись, бросит армию и уйдет на «гражданку». А некоторые офицеры, как бы невзначай, говорили об этом ему прямо в лицо. Федора, конечно, это коробило.

Сплетники сплетниками, но однажды к Федору подошел секретарь парторганизации полка майор Городецкий и сказал:

- Товарищ Доброхотов, Вы, как секретарь парторганизации школы, должны сделать небольшой отчет на собрании парторганизации полка о работе вашей организации за период, прошедший со времени избрания Вас секретарем. Ну расскажете, какая работа была проделана, как выполняется программа учебы, как партийная работа влияет на результаты учебы в школе... Скажите пару слов и о себе.

«Ну вот, - подумал Федор. - Теперь уже и Владимир Иванович вытягивает меня на судилище».

А вслух сказал:

- Ясно. Я подготовлюсь и выступлю.

Федор понимал - раз попал в поле зрения, надо держать ответ.

На собрании после доклада было много вопросов. И удивительно, что все больше по поводу того, как это сверхсрочнику удалось, вот уже шестой год, учиться в университете не по специальности, и ему никто этого не разрешал.

Федор старался ответить на все вопросы честно и полно. Доказывал, что учиться заочно не по специальности разрешено правительством, если заочник не пользуется оплачиваемыми отпусками на учебу. Говорил, что учебой занимается в свободное от службы время и во время очередных служебных отпусков, что учеба службе не мешает, а наоборот способствует лучшей службе.

Некоторых офицеров-коммунистов, особенно задел ответ на вопрос: для чего он учится в университете. А Федор тогда прямо и смело сказал:

- Учусь для того, чтобы получить новую профессию юриста, соответствующую должность и тем самым лучше обеспечивать материально свою семью.

- Значат, Вы действительно намереваетесь, закончив университет, уйти из армии?

- Нет. Почему же? Прежде всего, я намерен остаться в армии на юридической работе, ну, а если не получится, тогда уволюсь из армии.

- Теперь вы видите истинное лицо этого коммуниста, секретаря низовой партийной организации, - бросил кто- то едкую реплику.

Правда, учеба старшины Доброхотова в университете возмущала только нескольких офицеров. Остальные коммунисты, в том числе сверхсрочники, отдельными возгласами поддерживали его. Со своим мнением, повлиявшим, конечно, на решение собрания, выступили секретарь парторганизации Городецкий и командир части полковник Балакин. Оба они сказали, что это хорошо, когда человек учится, и хулить его не за что.

Работа парторганизации школы была признана удовлетворительной. Вопрос об учебе Федора в решении отражен не был.

Сплетни, разговоры и последнее партийное собрание заставили Федора глубоко задуматься над своим положением на службе в армии. Он воспринял происходящее как некий очень напряженный надлом в отношении теперешних сослуживцев к его учебе. А это чувствительно ударило по его самолюбию. Внутренне переживая это, он стал обращаться к судьбе: «Почему так складывается? Помню, во время последнего приезда Короткова в Берегово, он говорил мне: «Вы остались на сверхсрочную службу? И для чего? Я то знаю и понимаю, и мне кажется, что Вам надо оставаться в армии на многие годы. Ну, а раз так, то, видимо, лучше стать офицером. Правда, можно поступить и в гражданское учебное заведение. Тут Вам необходимо самому хорошо подумать, но это надо будет решить после окончания десятого класса». Наверное, судьбой мне предназначена другая дорога жизни. Невидимая сила судьбы противилась тому, чтобы я стал армейским офицером. Возможно, с окончанием университета я стал бы офицером-юрисгом, если бы пошел служить в военную прокуратуру, в военный трибунал или на другую службу. Но волей судьбы мне предначертано, видимо, иное».

Неумолимо приближался ответственный в жизни Фёдора период написания дипломной работы и сдачи государственных экзаменов в университете. Лариса, в унисон мыслям Фёдора, говорила:

- Только уволившись, ты сможешь и хорошо защититься, и лучше подготовиться к госэкзаменам.

Фёдор понимал, что сложилась, как говорят шахматисты, патовая ситуация. Ходов нет, надо увольняться из армии. Но ведь - семья...

Лариса, закончившая финансово-экономический техникум, к этому времени не работала. Дети маленькие, да ещё Достаточно хлопот по дому.

Посоветовавшись, рассчитали - надо продержаться четыре месяца. Фёдор получит деньги, которых хватит на время сдачи госэкзаменов и поступления на работу.

- Решено, увольняюсь! Двенадцать лет отслужил. Хватит!
Но в душе Фёдор был неспокоен, будто знал, что в дальнейшей жизни его ждут крутые повороты.

ЧАСТЬ II

КРУТЫЕ ПОВОРОТЫ

Служба Фёдора продолжалась до истечения срока договора, после чего он подал рапорт и в середине марта уволился из армии.

- Теперь все мои дела должны быть связаны с окончанием университета, - сказал он Ларисе. И день за днём он стал планировать так, чтобы часть времени использовать для текста дипломной, а часть - для чтения учебников и пособий, поддерживая при этом связь с кафедрами университета.

Написавши, примерно, половину дипломной работы, он ездил консультироваться у Федонюка. Получил нужные советы. К концу мая дипломная была готова. На 85 печатных листах, в аккуратном переплёте, она в установленный срок была сдана на кафедру. Теперь оставалось защитить её. Фёдор делился со своей супругой:

- Теперь, когда я в свободное от других занятий время читаю правовую литературу, получаю гораздо больше знаний, чем раньше. И у меня стало больше уверенности, что успешно закончу университет.

Лариса испытывала чувство гордости за своего мужа, радовалась его настойчивому стремлению получить высшее образование.

Рецензия профессора Недбайло на дипломную работу была положительной. На защите Фёдор уверенно и четко отвечал на все вопросы оппонентов, оценка -’’отлично”.

На госэкзамены были вынесены основные предметы, те, которые Фёдор штудировал в последние месяцы. Конечно, было напряжение, переживания.

Напряжённая обстановка на экзаменах иногда разряжалась смехом. Заочник Бабенко, начальник одного из райотделов в Закарпатской области на экзамене по теории государства и права на вопрос экзаменатора: «Что такое государство?» - ответил так:

- Государство... Государство... Государство... Это вот... государство! - и выкинул из-под стола согнутую руку, сжатую в кулак. Все присутствующие рассмеялись.

- Ну, по существу-то это верно, -- то ли шутя, то ли серьёзно сказал экзаменатор, - только я имел в виду теоретическое определение государства.

После этого Бабенко хоть и не очень чётко, но дал определение. Все государственные экзамены Фёдор сдал, но решил для себя, что учёбу законченной будет считать только после получения диплома и университетского значка.

И вот, наконец, диплом получен.

- Ура, я закончил университет! Осуществилась моя давняя мечта.

В те дни на лице Фёдора сияла улыбка. Говорил себе, жене и матери, что, видимо, он сейчас испытывает то, что людьми называется счастьем. Поздравления принимал с удовольствием и доверием, так как действительно был счастлив. Глубоко проникало его сознание, что он добился того, к чему стремился целых шесть лет, плюс годы учёбы в вечерней школе. Понимал, что ему теперь открыт путь к более серьёзной, солидной работе.

Почувствовал он мягкую улыбку и нежное объятие жены, поздравлявшей и благодарившей его за то, что он своим настойчивым трудом добился высшего образования. Она верила и в успехи Фёдора в его новом положении.

Студенты-заочники юридического факультета отпраздновали окончание университета в гостинице “Народная” на улице Жовтневой. Фёдор второй раз в жизни ощутил себя пьяным. Первый раз это было в День Победы в 1945 г.

В воскресенье собрались у матери. Окончание университета снова стало предметом семейного обсуждения. Тут Фёдора поздравляли Саша и Зина Комзаровы. Фёдор, сияя, говорил:

- Я счастлив! И кажется, я начал понимать, что такое счастье.

- Интересно, что же такое счастье? Как ты думаешь? — спросил Саша.

- Ты знаешь, многие по-разному понимают явление счастья.. А мне кажется, что счастье - это вызванное ожидаемым или неожиданным, желанным и значительным в жизни человека событием, состояние души, когда в ней торжествует и доминирует над всем явившаяся в одночасье совокупность всех позитивных человеческих чувств. Ему сопутствуют материальные и духовные блага... А радость - лишь одна из составляющих совокупности позитивных чувств счастья.

В этот вечер долго говорили о чувствах человека, о радости, о счастье.

- Ну что ж, теперь займусь трудоустройством, - сказал Фёдор Ларисе.

Ему предлагали работу в КГБ, секретарём судебных заседаний областного суда, помощником прокурора трёх районов Львовской области.

Начальник отдела кадров прокуратуры области Руденко, аккуратный в работе и суховатый в отношениях, сказал:

- Вот три района, выбирайте любой. Я бы выбрал Буский. Район равнинный, компактный, богатый район. Райцентр - на Киевской дороге, через него проходит железная дорога. Да Вы, я вижу по документам, знаете этот район. Так что подумайте, посоветуйтесь с женой. Сколько Вам нужно времени для раздумий? Хорошо, как надумаете, приходите.

А он и сам не мог толком объяснить, почему его привлекло предложение резко переменить жизнь - поехать работать помощником прокурора того самого Буского района, куда впервые приехал он на Украину двенадцать лет назад и где жили его родственники Синевы. Туда, кроме того, потому что места знакомые и в строящемся доме ему обещали двухкомнатную квартиру.

Так Фёдор и Лариса решили оставить Львов и переехать на новое место жительства.

С остекленной веранды - вход в приёмную. В помещении чисто, и это подчёркивается свежей покраской стен, дверей, окон. Фёдор обратился к женщине, сидевшей за столом:

- Я назначен сюда помощником прокурора.

Достав из кармана копию приказа, он хотел предъявить её. Из кабинета слева вышел высокий крупный мужчина лет сорока пяти, и, видимо, поняв, что происходит, протянул:

- А-а-а, так это Вы прибыли помощником прокурора, - и пригласил Федора в свой кабинет.

Прокурор Буского района Иван Максимович Дубинка, с небольшой головой, умными глазами и аккуратными усами, подчеркивающими его украинское происхождение, встретил Федора, как долгожданного, желанного человека. Несколько месяцев у него помощника не было. После короткого знакомства с Федором, он показал его кабинет, напротив. Кабинет большой, метров тридцать квадратных, светлый, чистый. В нем - стеллаж с книгами, стол, на котором также были книги, кресло и несколько стульев. Федор сразу оценил, что в этом кабинете ему приятно будет работать.

Когда они снова вышли в приемную, Иван Максимович сказал:

- Федор Иванович, это секретарь, Марья Николаевна. А это - Надя, курьер-уборщица. Женщины у нас хорошие, работают ка совесть. Теперь идемте, я Вас познакомлю со следователями. Каждый в своем кабинете сидели: Франчук Павел Ильич, подвижный, круглолицый молодой человек и Говорун Владимир Филиппович, спортивного вида человек в очках, лет двадцати пяти.

- Теперь я Вам дам папку с приказами и директивными документами Прокуратуры СССР Украины к Львовсксй области. Читайте. Завтра поедем знакомиться с районом... А квартиру для Вас я держу на контроле. Вчера говорил с первым секретарем райкома. Он заверил - одна из квартир в строящемся доме будет Ваша.

Ночевал Федор у родственников. Утром выехали на машине «Газ-67». Заехали в нарсуд. Поздоровавшись в кабинете, улыбающийся Иван Максимович, как бы утверждаясь в своей правоте, сказал:

- Ну вот, вы тут шутили надо мной, что по работе загоняли меня. Я вынужден был выступать по всем делам - и что помощника мне не дадут. А вот вам, пожалуйста! Это мой новый помощник, Доброхотов Федор Иванович. Знакомьтесь.

Судьями оказались интересные люди: молодой Ральников Владимир Всеволодович, уже проработавший в суде десять лет и, пришедший с войны без ноги, Илья Николаевич Черненко.

Ральников сказал:

- Ну что, Иван Максимович, я рад, что у Вас теперь есть помощник. Думаю, что мы с ним будем нормально работать.

Потом были в райотделе. Иван Максимович познакомил помощника с начальником, его замом, оперуполномоченными, которые находились в отделе.

Поехали по селам в Топоровском направлении. В селе Яблоновка он познакомил Федора Ивановича с председателями колхоза и сельсовета, велел ему проверить на предмет законности решения сельсовета и правления колхоза. В Яблоновском лесхоззаге Дубинка представил Федора Ивановича заместителю директора, который коротко рассказал о работе предприятия. Проехали ещё несколько сёл, побывали в самом отдалённом селе района Топорове, где Фёдор Изанович тоже познакомился с ответственными работниками, должностными лицами села и проверил некоторые правовые акты. Вместе с прокурором побывали в известной в районе и за его пределами новой больнице.

Уже во второй половине дня, возвращаясь в Буск, довольно долго находились в красивом селе Чаныж. Здесь прокурор познакомил Фёдора Ивановича с руководством колхоза и сельсовета. В сельсовете Фёдор обнаружил два решения, которые противоречили законам. Решения влекли за собой серьезные последствия, поэтому, как понял Фёдор, их надо опротестовать. Прокурор одобрил работу своего помощника. Отобедав в небольшой колхозной чайной, прокурор Дубинка и Фёдор Иванович отправились домой.

На следующий день ездили в Ново-Милятинскую зону сёл. В Ново-Милятине Иван Максимович познакомил своего помощника с председателем здешнего колхоза. Были в сельсовете. Познакомились с руководителями небольших промышленных предприятий. По вопросам соблюдения законности, здесь было всё в порядке. Иван Максимович, как человек любознательный, много знал о том, как, какими интересами живут люди. Он знал, например, мнение Буской районной власти и села Ново-Милятин, что если в Ново-Милятине будет работать помощник прокурора, то ему предоставят отдельный дом с большой усадьбой.

- Так что, Федор Иванович, если хотите, можно сделать и так, что Ваше рабочее место - в Ново-Милятине. И тогда этот дом с фруктовым садом будет Ваш - он указал на дом, крайний при въезде в село, мимо которого сейчас проезжали.

- Нет, Иван Максимович, я бы хотел жить и работать в Буске.

- Ну, пусть так и будет.

Около двух недель прокурор знакомил своего помощника с районом. Фёдор отметил про себя, что такое знакомство с районом было для него очень полезным в начале работы.

В беседе по итогам предварительного знакомства с районом прокурор спросил Фёдора Ивановича:

- Я так думаю, что Вы уже ознакомились с должностными обязанностями помощника прокурора.

- Да, я ознакомился с ними.

- Ну тогда я Вам просто напомню: основная работа, которая лежит на Вас - это общий надзор за соблюдением законности в районе. Кроме того, Вам придётся участвовать в судебных заседаниях по уголовным и гражданским делам, выступать с обвинительными речами и дачей заключений по гражданским делам. Придётся по графику выезжать на места происшествий. Я, как прокурор, беру на себя надзор за следствием в прокуратуре, в милиции, КГБ и дознанием, надзор за судом. Я же представляю прокуратуру во всех органах района: партийных, советских. Вот в Чаныжском сельсовете Вы выявили два факта нарушения законности. Что Вы по ним сделали?

- Я подготовил проекты двух протестов и сегодня представлю их Вам для согласования.

- Ну, правильно. Реагировать на выявленные нарушения надо как можно быстрее... Я вижу, что Вы понимаете свои задачи по службе. И мы с Вами оживим работу. Одному мне было трудно охватить все вопросы, а теперь я вижу, дело пойдёт на лад.

Придя в свой кабинет, Фёдор Иванович предался раздумьям: “Чтобы быстрее и полнее освоить работу помощника прокурора, мне надо работать так много, чтобы нарушений законности в районе не было. Надо добиваться отмены всех незаконных актов, которые будут выявлены. Нужно дать понять всем должностным лицам района, руководителям колхозов, предприятий и учреждений, что око прокуратуры не дремлет и, что рано или поздно незаконные правовые акты будут обнаружены, и на них будет соответствующее реагирование... Нарушения законов и законности в районе, как я вижу, есть. Мне лично необходимо увеличить количество протестов и представлений прокуратуры. Что касается остальных работ, то я готов сейчас участвовать во всех судебных заседаниях, выезжать, по возможности, на все происшествия. Мне надо познать всю работу прокуратуры”.

И он не кривил душой. Действительно был настроен на большую работу.

При осуществлении общего надзора Фёдор добивался, чтобы должностные лица, отдавая приказы, принимая решения, пользовались законами и мотивированно ссылались на них.

В один из жарких летних дней в прокуратуру района поступило сообщение о несчастном случае с гибелью бригадира торфоразработчиков на торфоучастке, неподалёку от села Чаныж.

Прокурор в этот день был в отъезде. Доброхотов Фёдор Иванович, молодой специалист, к тому времени проработавший помощником прокурора всего три недели, с понятыми выехал на место происшествия. На большом открытом поле Фёдор Иванович увидел тяжелый гусеничный трактор в сцепке с другой машиной. Как объяснили спутники, это был торфяной комбайн.

Остановившись, примерно, в двадцати метрах от агрегата, они вышли из машины. К приехавшим устремилась группа мужчин и женщин.

Легкий ветерок метался по полю.

Приехавшие не успели ещё распрямиться, оправиться после поездки, как их обвеял окисленный воздух пищи в смеси с очень неприятным спиртным перегаром, а Федор Иванович невольно, не задумываясь, воскликнул:

- Фу, как пахнет спиртным перегаром.

Тут же подошедшие зароптали.

Выступивший вперёд мужчина, явно к тому, что только что сказал помощник прокурора, заявил:

- Ну, если так подходить к происшедшему, то это значит - заранее решить вопрос, что в данном случае виновен погибший. И его семье не положены никакие выплаты... Я вот его брат и знаю: он был трезвым.

Стоявшая рядом с этим мужчиной, плачущая женщина сказала:

- Если Вы признаете, что он был пьяным, то я буду жаловаться.

Фёдор Иванович спросил:

- А Вы кем ему доводитесь?

- Жена... На мне трое детей...

Доброхотов заверил:

- Я обязан и буду действовать по закону, то есть, буду стараться объективно проверить происшедшее и дать правильную оценку этому факту. Так что сомневаться в справедливости решения этого вопроса оснований не будет.

Но присутствующие, как он почувствовал, всё-таки уже утвердились в своём мнении и обещали жаловаться.

Несмотря на такую напряжённую преамбулу Доброхотов приступил к осмотру места происшествия.

Срединная часть места происшествия выглядела гнетуще тяжело. От трактора к комбайну шли две соединительные тяги, одна от другой на расстоянии семидесяти сантиметров. Между ними параллельно расположен блестящий вал, на котором намотан бесформенный безобразный ком. Этот ком состоял из рваных тканей одежды, окровавленных кусков мяса, ломаных костей рук и ног, торчащих в разные стороны, внутренностей человека. Тонкая грязно-красная струя, исходившая из кома, впивалась в грунт. В последующем было выяснено, что и как произошло. В полевых условиях, на воздухе, пострадавший в удовольствие пообедал с крепким самогоном. Агрегат, в это время работал в холостую, готовясь к очередному заходу в рабочий режим, и тут...

Обычно энергичный, здоровый и крепкий мужчина тридцати восьми лет, рассчитывая сократить время, перешагнул сцепку. Но он не успел сделать и шага, как его опрокинуло и потянуло назад. Плащ-накидка военного образца зацепилась за пятимиллиметровый выступ на вале.

Кончилось всё печально: погиб Панчипшн Илья Степанович, глава семьи, отец троих детей, бригадир производства.

По заключению судебно-медицинской экспертизы потерпевший ко времени происшедшего находился в состоянии сильного алкогольного опьянения.

Было принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела по этому факту.

Родственники погибшего долго жаловались в различные инстанции на необъективность решения, так как считали, что погибший был трезвый. Они добивались возмещения ущерба в полном размере в связи с потерей кормильца.

Доброхотову же от руководства прокуратуры области пришлось выслушать немало замечаний и внушений в связи с опрометчивым заявлением перед началом осмотра места происшествия, мол, пусть не срывается с языка.

С тех пор он не забывает пословицу: «Ешь суп с грибами, держи язык за зубами».

Поскольку квартиры еще не было, Федор остановился у своих родственников Синевых. Они жили тогда на другой улице. Там он гарантированно имел место для ночлега и даже - питание. Вечерами он вел задушевные беседы с дядей Борисом Федоровичем. Один-два раза в неделю на ночь уезжал во Львов.

Дети Синевых заметно выросли. Старшим из них Лиде и Вове, он, будучи во Львове, помогал поступить в железнодорожный техникум. Младший, Юрик, уже ходил в восьмой класс.

- Федор Иванович, поздравляю Вас! - громко провозгласил Иван Максимович, зайдя в кабинет своего помощника. - Как я и обещал, Вам выделена квартира в новом доме. Заметьте, что прошло всего два месяца с тех пор, как Вы начали работать в Буске. Я только что с заседания райисполкома, так что сейчас Вы идите туда и получите ордер и ключи. Квартира двухкомнатная, правда, на первом этаже. Но хорошая квартира. Со стороны двора.

Федор Иванович не удержался:

- Спасибо, Иван Максимович. Это все благодаря Вашим заботам. Не иду, а лечу.

Через несколько дней Федор и его семья ждали машину из Буска. Погрузили мебель и другие домашние вещи и, простившись с соседями, по берегу Полтвы выехали на Киевскую дорогу. Через пятьдесят два километра - Буск и новое место жительства семьи Доброхотовых.

С работой Федор осваивался успешно. В процессе подготовки к судебным заседаниям, при написании протестов и представлений Федор каждый раз перечитывал нужные законы и другие правовые акты, вникал в суть каждого слова. Писал короткие планы и тезисы выступлений. При приеме жалобщиков старался объяснить людям так, чтобы они поняли, каково их правовое положение, правы они или не правы, обоснованы ли их жалобы. При этом ссылался на читаемые тут же законы.

При всем уважении к Ивану Максимовичу Федор никак не мог согласиться с тем, что Дубинка часто и в присутствии самых разных людей утверждал и пытался доказать, что высшее юридическое образование ему ни к чему. Он говорил:

- Вот я закончил в 1948 г. Харьковскую юридическую школу, получил среднее юридическое образование. И вот уже десять лет работаю я прокурором. Сейчас - на третьем курсе Львовского университета, но университет мне ничего не даёт. Правда, я и занимаюсь «через пятое на десятое». А зачем мне университет? Я и так всё знаю. Право есть право. Что в юридической школе, что в университете - всё то же самое. Университет знаний: не прибавляет, не убавляет. Я поступил в университет только потому, что все сейчас имеют «корочки», ну и мне надо. А так мне университет ничего не дает. И вообще, если человек умный, достаточно и среднего образования.

Когда такой разговор происходил в его кабинете, Иван Максимович показывал на три высокие, от пола до потолка дубовые, лакированные, под стеклом, стеллажи.

- Вот завезу эти стеллажи зав. кафедрой уголовного права и процесса. Они сделаны по его заказу. Каковы? Красивые? - и продолжал: - Он же не поставит мне плохую оценку Об этом знают на других кафедрах, тоже просят сделать такие стеллажи. Какие оценки они мне поставят? Только хорошие. А так-то университет мне не нужен, он мне ничего не даёт.

Фёдор возражал ему прямо:

- Иван Максимович, ведь учебная программа университета, изучение всех дисциплин, какие там преподаются, дают возможность более глубоко, аналитически заглянуть в то же самое право, о котором Вы говорите, а не то, что «дерево, оно и в Африке - дерево». Получающий университетские знания разум человека наполняется широким спектром информации об истории политических учений, философии, что даёт возможность человеку по-новому оценивать весь окружакнщй его мир, в том числе и государство, и право. И не понимать это, Иван Максимович, значит идти против всего того, что выработано человечеством в науке.

По поручению прокуратуры области нужно было срочно выехать в колхоз им. XX съезда КПСС в селе Дедилове Каменко-Буского района. Было дождливо, слякотно. Фёдор выехал автобусом и через полчаса прибыл в контору колхоза. Он выполнил порученное задание и при этом обратил внимание на одно из решений правления колхоза.

Рассматривался вопрос о ремонте грузовой автомашины. В то время ремонт автотранспорта за средства колхоза был ограничен. Нужно получить специальное разрешение властей. Правление колхоза пошло по пути упрощения задачи и приняло такое решение: “Машину видрэмонтуваты, алэ зробыты так, щоб прокуратура не могла прыдэртысь”.

Фёдор Иванович принял меры к тому, чтобы эту машину отремонтировали в установленном порядке. На следующий день он доложил материалы проверки в прокуратуру области.

Будни работы требовали уплотнения графика. Поэтому Фёдор Иванович нередко трудился и после окончания рабочего дня. Ему казалось, что в своей практической работе он что-то упустил и потому должен навёрстывать упущенное. За все работы, какие ему тогда приходилось делать, он брался энергично и с интересом, хотел познать все грани работы прокуратуры.

К весне в прокуратуру стало поступать всё больше сигналов о том, что очистные сооружения Краснянского сахарного завода не соответствуют санитарным нормам. Переливаясь через ограждения, нечистоты отравляют прилегающие к заводу земли.

Фёдору Ивановичу и до этого приходилось уделять много внимания заводу, проводить плановые прокурорские проверки. Он знал весь процесс производства сахара от заготовки и хранения свёклы в кагатах до выхода сахара, хранения его в складах и реализации жома. Участвовал в выездных заседаниях сессий нарсуда, когда рассматривались дела о хищениях на заводе. Выполнял большую работу общего надзора на этом предприятии. Но оказалось, что самым сложным был вопрос об очистных сооружениях. Фёдор Иванович участвовал во множестве комиссий, по результатам проверок которых внес несколько представлений администрации завода, направил материалы в прокуратуру области для обобщённого представления в областные инстанции. Санитарные органы налагали штрафы на завод, но очистные сооружения продолжали разрушаться, а отстойные воды по-прежнему растекались по колхозным полям. Директор завода обоснованно считал, что для радикального решения этого вопроса нужны новые, совершенные очистные сооружения. А для строительства их нужны большие средства, а их-то и не было. Фёдор Иванович испытывал при этом какую-то неустроенность, неразрешённое справедливых требований людей и невозможность устранить нарушения, связанные с очистными сооружениями. Он продолжал держать в поле зрения этот вопрос. Но именно тогда он понял, что прокуратура не всесильна, хотя и действует на основе законов.

В свободное от работы время Фёдор в расслабленном, спокойном состоянии шёл в небольшой сарайчик на выделенном ему участке огорода недалеко от дома и с удовольствием наблюдал за находившимся там поросёнком и обитающими над ним курами. Всей этой своей живности он приносил корм и с интересом смотрел, как они его поглощают. Делал уборку и внутри сарая, и снаружи.

Потом Фёдор Иванович осматривал гряды своего огорода, на котором росли лук, морковь, свекла, редиска. Это он с женой Ларисой еще ранней весной позаботился об овощах для своей семьи.

За время работы в новой должности Федор Иванович побывал почти во всех селах района. Вот только в Куткор никак не мог попасть. Широко разбросанное село Куткор прилегает к железной дороге. Против него останавливаются пригородные поезда, которыми крестьяне с Куткора ездят во Львов на базары и на работу. Здесь Федор Иванович познакомился с интересными людьми - с председателем местного колхоза Иванишиным Степаном Ивановичем и Стояном Иваном Петровичем. Иван Петрович, еще совсем молодой человек, на днях был избран председателем Куткорского сельсовета. В беседе он поведал Федору Ивановичу о трагической гибели своей семьи. Он был еще маленьким, когда ночью в их дом, сорвавши запор, вошли четверо бандеровцев и после короткого разговора с отцом и матерью тут же расстреляли отца, мать и сестренку, которая была на два года старше его, и ушли. Ваня в это время оказался лежащим между стеной и кроватью, прикрытый постельными принадлежностями.

Утром о трагедии семьи Стоян узнали соседи. Ивана нашли живым. Воспитывался он потом у дальних родственников, живущих в Куткоре. И вот теперь он возглавляет сельскую власть. Иван Петрович с воодушевлением осуждал все, что касалось бандеровщины. Он на себе испытал националистические идеи и методы их борьбы. При этом приводил примеры их жестоких действий в отношениях с местным населением. Называл десятки имен жителей Куткора и других сел, осуждавших бандеровцев.

Лариса, в отличие от большинства женщин, не очень заботилась о своей одежде. Она имела всего несколько штапельных платьев и два варианта выходной одежды. Федор Иванович много раз предлагал ей пойти купить или пошить в мастерской модные платья, но никак не мог уговорить ее это сделать. А потом нашел выход. В один из выходных дней он повез все семейство во Львов. Там Доброхотовы фотографировали детей.

Федор Иванович знал, что львовские мастера пошива одежды отличаются особым умением шить хорошие, нарядные вещи с аккуратной отделкой внутри изделий и ровными, красивыми строчками.

Он повез Ларису в одно из лучших ателье города. Там они заказали сразу два платья. Как раз был большой выбор новых тканей.

После этого еще побывали в историческом музее и поздно вечером, уставшие, возвратились домой.

Через несколько дней Федор и Лариса в мастерской индпошива в Буске заказали еще белую блузу и юбку- клеш. Когда, примерно, через три недели Лариса стала носить эти наряды, она преобразилась. Знакомые восхищались ею, прохожие заглядывались на нее, глаза мужчин в городе останавливались на ее завидной фигуре. Чувства Федора при этом раздваивались: с одной стороны, он гордился тем, что у него красивая жена, а с другой...

Федор, по складу своего характера, не ждал, когда прокурор скажет ему что надо делать. Он работал по плану прокуратуры, выезжая в колхозы, на предприятия. По своей инициативе выезжал на места происшествия, проверял письменные жалобы граждан и их заявления, в общем, целыми днями напряженно работал.

Вот со станции Красна позвонили, что там на железнодорожном пути человек бросился под поезд. Прокурора на месте нет, следователей - тоже. На место происшествия выехал Федор Иванович.

Собственно, объективно о происшествии можно было говорить только потому, что на железнодорожном пути по обе стороны одного из рельсов была, как бы разлита, запекшаяся кровь. Это, примерно, в трех километрах от станции Красна.

Протокол осмотра был коротким. Путем опроса более пятнадцати свидетелей Федору Ивановичу представилась трагическая картина истории молодого человека.

Вот уже скоро год, как Богдан Степанишин, колхозный тракторист, «положил» глаз на Дончак Лесю, студентку Львовского педагогического института. Он обратил на нее внимание в июне прошлого года на вечере в клубе села Андреевка, где они оба жили.

Богдан старался увидеть Лесю каждый раз, когда она приезжала домой на выходные дни.

Он, здоровый, крепкий парень среднего роста, стройный, румяный, круглолицый, еще до армии закончил в своем районе курсы механизаторов, отслужил армию в танковых войсках, и вот уже три года, тракторист колхоза, на хорошем счету у руководства. Его родители держали довольно крепкое хозяйство. Был у Богдана еще и младший браг Николай, студент сельхозшколы в Золочеве.

Леся, дочь директора местной школы десятилетки, красивая видная девушка с длинной русой косой и с большими карими глазами с веселыми искорками, была образованным, культурным человеком, как и следовало дочери сельских интеллигентов, училась в педагогическом институте на факультете украинской филологии. Училась успешно, скучала по своему родному селу и приезжала домой при каждом удобном случае.

Мать Богдана, вздыхая, не раз говорила ему:

- Бодя, сынок, наверное, тебе пора жениться, вон у соседа, Степана, твоего одноклассника, уже двойня в коляске, пора и тебе присмотреть себе пару. А как присмотришь, приводи ее к нам домой, познакомь нас с нею. Мы тебе плохого не посоветуем.

Богдан всё отмалчивался, но однажды, смущаясь, сказал:

- Да я присмотрел уже, мама, правда, только издали, Лесю Дончак. Знаешь?

- Ну, смотри, сынок, у тебя губа не дура, на такую невесту и женихов немало сыщется.

- Да ничего, мама, сейчас многие девушки с высшим образованием выходят замуж за простых механизаторов, и хорошо живут.

С течением времени Богдан стал уделять девушке все больше внимания, посвящать ей все своё свободное время. Назначал ей свидания, гулял с ней по селу, ходил на танцы.

Леся не возражала против ухаживаний Богдана, но и пылких чувств к нему не испытывала.

Родители Богдана, узнав, что Леся принимает его ухаживания, обрадовались. Однажды, когда он поздно вернулся домой, мать обняла его и сказала:

- Ну, сынок, Бог даст, и ты скоро женишься. Приведёшь в дом себе жену, а мне молодую помощницу. Пойдут дети - я помогу ей. Так и буду жить для внуков.

- Да, - поддержал жену отец Богдана. - Мы будем рады, если ты женишься. Пусть растут внуки или внучки!

Прошла осень. Миновала зима.

Богдан всё больше думал о Лесе, как о своей будущей Жене и всё время старался поддерживать с ней более близкие отношения - лелеял свою подругу, бережёно хранил свои любовные чувства в душе, очень осторожно, сдержанно проявлял к ней знаки внимания. По праздникам дарил
подарки, которые Леся с удовольствием принимала.

Для односельчан они давно уже были парой, они любят друг друга, они поженятся. Однако, на самом деле это было совсем не так.

Весной этого года Богдан уже не раз заговаривал:

- А что, если я и сватов к вам зашлю, а ?

Леся сдержанно улыбалась и отвечала так, чтобы не обидеть парня:

- Подожди, Бодя! Не спеши! Я ещё не всё обдумала. Я еще не поняла, люблю ли я тебя настолько, чтобы соединить наши с тобой жизни. - И уже шутя, добавляла: - Ой, я ещё не нагулялась.

На второй день Пасхи, разговорившись откровенно, Леся вдруг сказала Богдану:

- Ты на меня не обижайся, но я до сих пор не знаю, люблю ли я тебя. И, откровенно тебе скажу, не знаю почему, но меня всё больше влечет к парню из соседнего села. Он - офицер, недавно уволился из армии, работает в колхозе бригадиром. Зовут его Роман.

Услышав эти слова, Богдан отпрянул от неё.

- Да ты что?! Я под поезд брошусь, чтобы не видеть и не знать, что ты стала женой другого.

- Богданчик, ты не должен на меня обижаться, ведь я же сама сказала тебе об этом. И я уже встречаюсь с ним. Он довольно интересный человек.

После этого Богдан и Леся встречались ещё несколько раз, но отношения их стали другими. При встрече они испытывали некоторую неловкость, отводили глаза в сторону. Разговор не клеился. Лесе хотелось, чтобы они остались друзьями, Богдан твердил все своё:

- Никакой дружбы! Или за меня выйдешь, или я брошусь под поезд.

После утренней литургии, в день Святой Троицы, ясный и солнечный, люди не спеша выходили из церкви на сельскую площадь. Казалось, всё село теперь на площади. Люди: стоя группами, вели оживлённые разговоры.

В этот праздничный день Богдан одел новый костюм и новые туфли, сам выгладил рубашку и отправился к Лесе домой. Но выяснилось, что она уже ушла на площадь вместе с подругами. Это неприятно отозвалось в «душе Богдана. “Ну вот. Леся всё больше отдаляется от меня, чтобы уйти к своему новому знакомому”, - подумал он.

Богдан всё-таки нашёл её на площади и отвёл в сторону. Он поздравил Лесю, дальше они говорили о своём.

У Богдана был только один вопрос - главный: любит ли она его? И что думает делать дальше?

Леся отвечала довольно сумбурно, но все ответы сводились к тому, что с ним она больше не будет.

- Ты, Богдан, извини меня. Ты хороший, ласковый, внимательный, но, понимаешь, в жизни бывает всякое. Я теперь поняла, что люблю Романа, и с этим уже ничего нельзя сделать. Ты ещё найдёшь себе подходящую девушку и женишься. Мы с тобой останемся друзьями, будем общаться. Но теперь ты ко мне уже не приходи, оставь меня. Извини. Я пошла к девчатам.

- Значит, будем дружить? А я так не могу. Я без тебя жить не могу, - говорил он это как-то внушительно, отделяя слово от слова. Добавил: - Без тебя я жить не могу и не хочу. Я уже говорил тебе, что брошусь под поезд.

Богдан посмотрел на часы. Знал, что сейчас по расписанию должен проходить пассажирский. Он был весь напряжён и взволнован, это было видно по его лицу и всем его движениям.

Вдали показался поезд.

Богдан пересёк площадь и быстро зашагал по тропинке к железнодорожному полотну. Когда он прошёл большую часть пути, Леся подбежала к его брату Николаю:

- Смотри, Богдан пошёл бросаться под поезд, - и показала рукой в направлении железной дороги, - сделай что- нибудь.

Николай вместе с друзьями побежал догонять Богдана.

А Богдан, сбросив пиджак, срезал угол и уже бежал по прямой через поле к железнодорожным путям. Поезд в шестидесяти метрах от Богдана. Вся масса людей на площади шумно двинулась в сторону поля и железнодорожных путей, с тревожными выкриками, наблюдая происходящее.

От Богдана до поезда - сорок метров... уже двадцать метров...

Богдан быстрым движением положил шею на рельс, и поезд прошёл через него.

Машина скорой помощи Краснянской больницы увезла труп с отделённой головой.

Отвлёкшись на некоторое время от происшедшего, Фёдор Иванович разговорился с председателем колхоза Кушниром и сказал ему:

- А ведь мы с Вами знакомы ещё с сорок шестого года. Тогда я в группе солдат приезжал сюда, мы помогали Вам убирать сахарную свёклу. Приятно встретить старого знакомого.

- А теперь Вы у нас в районе помощник прокурора?

- Да, будем вместе работать.

В конце июня установилась жаркая погода. Долго не было дождя, было сухо. Райком партии в субботу организовал выезд сотрудников органов власти и управления района в колхоз имени Ильича для расчистки и рытья оросительных каналов. Выехали все, кто только мог: райкомовцы, работники райотдела милиции, работники райисполкома, суда, прокуратуры. В течение дня проделали большую работу. В итоге заметно улучшилось орошение на полях этого колхоза. На субботнике тогда люди шутили, мол, вон какую силу таят в себе работники милиции, суда, прокуратуры. Жаль, что райком их мало задействует на общерайонных мероприятиях в помощь сельскому хозяйству. К концу дня все стали собираться домой. Прокурорская машина «Газ-67» приняла на себя всех работников прокуратуры и суда, всего человек девять. Брезент и стойки с неё, конечно, были сняты, а рама с ветровым стеклом уложена в горизонтальное положение.

Отяжелённая машина под управлением Дубинки двигалась медленно. Уже на шоссе машина остановилась. Прокурор, видно, догадываясь, что с ней происходит, открыл пробку радиатора. И тут из него веером рассыпались капли и струи кипятка, обдавая всех пассажиров. Доли секунды, и растерявшиеся сначала люди от боли закричали, стали выпэыгивать из машины. Илья Николаевич вывалился в сторону и скатился в кювет. Сидя сзади, Фёдор Иванович почти акробатическим трюком перевернулся через спину назад и приземлился на ноги за машиной. Тут же он брссился помогать Илье Николаевичу. Все стонали. А растерявшийся Дубинка, обжигаясь, едва удерживал пробку радиатора, не мог остановить поток кипятка. В общем, это мероприятие потом вспоминалось не тем, как поработали на общественное благо, а вот этим огорчительным событием.

Жизнь районного центра оживлялась, когда в город приезжали артисты. Почти каждое лето здесь, в клубе с залом на четыреста пятьдесят мест, бывали Львовская хоровая капелла «Думка», закарпатский гуцульский народный ансамбль, иногда - группы цирковых артистов, кукольный театр из Львова. В этих случаях зал всегда был полный.

В середине лета приехали сестры Байко. Их встречали особенно тепло, как хороших старых знакомых. В зале не только сидеть, но и стоять было негде. Федор с Ларисой видели их в первый раз. Царила атмосфера близости, родства с этими артистками. Из зала кричали:

- Дивчата, заспивайтэ “Червони маки”.

Или просили исполнить «Били троянды».

Федору понравились лемковские песни. Три красивых женских голоса, сливаясь воедино, приятно ласкали его слух.

Оказалось, что молодые певицы были ИЗЕЄСТНЬІ жителям Буска, потому что они еще девочками участвовали в художественной самодеятельности и в этом клубе пели песни. В сорок шестом году их семья приехала в Буск из Польши, так что они жили и воспитывались в Буске. Закончили музыкальное училище и Львовскую консерваторию. Создали ансамбль в составе Марии, Даниилы и Нины Байко, известный на Украине и во всем Советском Союзе.

Если человек склонен трудиться, он не ищет работу, она сама находит его. У Федора Ивановича всегда было много работы. Придет, бывало, на обед. Еще до истечения обеденного перерыва, снова спешит на работу. А Лариса собирает детей, одевает новый купальный костюм и говорит, что сейчас они с Анатолием Макаровичем, соседом, идут на Буг купаться. Такие походы стали как-то настораживать Федора и удивять его. Как это инструктор кадров райпотребсоюза Фоменко в это время дня бывает свободным и может себе позволить ходить купаться?

И все-таки, в который уже раз Федор шел в прокуратуру, а его жена и дети - с соседом на реку.

В августе Иван Максимович ушел в отпуск, уехал на родину жены в Знаменку. Федор Иванович остался исполнять обязанности прокурора. Работы добавилось, а тут еще из милиции настойчиво стали просить совета - как быть? Задержанный сегодня ночью вор, проникший в склад железнодорожного магазина на станции Краснэ, немой, и от него невозможно получить никаких показаний.

Изучив материалы дела, он снова и снова обдумывал суть преступления и всё, что связано с личностью задержанного. Вырисовывалась следующая картина.

В тот день на станции Краснэ объявился неизвестный, вольно шатающийся. Он побрёл в сторону железнодорожного магазина.

Магазин расположен у изгиба дороги, идущей на Буск. Здесь, у площади перед вокзалом, она делает поворот к железнодорожному мосту и далее - на Глиняный.

В эту пятницу сторожем заступил на смену семидесятилетний дед Степан - человек положительный, но любивший поспать.

Ближе к полуночи неизвестный, пришедший с вокзала, застал сторожа спящим. Решил, не тревожа его, вскрыть дверь, ведущую в подвал магазина.

Быстро открыть дубовую дверь с амбарным замком ему не удалось.Тем временем сторож проснулся, почуял недоброе и хотел было противостоять действиям незнакомца, но тот мгновенно остановил его ударом металлического арматурного прута по голове. Дед Степан упал, как неживой.

Через некоторое время преступник проник в подвал. В подвале были все товары продовольственного магазина.

Голодный и холодный грабитель жадно набросился на выпивку и еду. За короткое время опорожнил бутылку водки, бутылку пива, вина “Портвейн”, съел больше килограмма колбасы, пил фруктовую воду, ел конфеты и печенье. Но вскоре упал “замертво”, наполнив перед этим свою котомку едой и бутылками с водкой и вином.

К этому времени сторож пришёл в сознание.

Прибывший наряд милиции из Буского райотдела извлёк из подвала неизвестного. Произвели осмотр места происшествия. Первично выяснили обстоятельства и отправились в свой отдел, естественно, захватив с собой грабителя.

Утром следующего дня работу по делу начал следователь Киселёв, капитан милиции.

Нежданно-негаданно он столкнулся с невероятным явлением: задержанный не умеет говорить - немой.

Удалось выяснить, что допрашиваемый немой никакими специальными знаками для объяснения не владеет, объясняется нескладно, неопределёнными продолжительными звуками: «...фу, ну, му, хо». Такова была его речь. Реально общаться мог, только переписываясь на бумаге. Так, по крайней мере, представил свои разговорные возможности задержанный.

Вызвали специалистов перевода знаков глухонемых. Всё выглядело загадочно - не говорит немой и всё тут. Уголовный процессуальный закон требовал своего: нужно собирать доказательства для раскрытия преступления.

Вот так, объясняясь на бумаге, которая переходила из рук в руки от следователя к допрашиваемому и наоборот, о личности удалось лишь узнать и протокольно закрепить только кое-что из того, что писал немой: “Я, Филатов Георгий Николаевич, по кличке Филат, сорока трёх лет от роду. Родился во Владивостоке. Родителей не помню. Холостой. Судимый..."

Вот уже трое суток Филатов продолжал представляться: немым и всех работников райотдела и районной прокуратуры, казалось, убедил в этом. В сводках фигурировал как немой. Однако, напористый и исполнительный следователь Киселёв не был удовлетворён ходом расследования.

После рабочего дня к нему в кабинет пришёл Фёдор Иванович. Он решил провести, так сказать, один сеанс допроса обвиняемого, и ему удалось разговорить немого.

За основу для беседы прокурор взял только что привезенную из Москвы справку информационного центра о судимостях Филатова.

Под разными фамилиями и в разных местах Филат совершал кражи, грабежи, хулиганства. Судим одиннадцать раз. Признан особо опасным рецидивистом. Сумма сроков лишения свободы по приговорам составляла пятьдесят четыре года, больше его возраста на одиннадцать лет.

Молодой прокурор удивительно спокойно, можно сказать, деликатно вёл беседу.

Говорили они полтора часа.

Видимо, новый стиль допроса, а возможно, и выяснение вопросов о судимостях, особенно - последней, подействовали так, что Филатов встал и чётким, ясным голосом сказал:

- Ладно, хватит дурака валять! Буду колоться, - тут он сел и требовательно заявил: - Только так... Давайте мне хлеба, колбасы, курева.

Вскоре в кабинет принесли еду, папиросы «Беломорканал», фруктовую воду.

Арестованный, улыбаясь, ел и говорил. Говорил много, как будто вырвалась из запрета его способность говорить. По сути, так оно и было. Потом он рассказал всё по порядку, уточняя кое-что по вопросам.

На столе следователя появился первый полноценный по содержанию протокол допроса обвиняемого.

Осуждённый последний раз на пятнадцать лет лишения свободы, Филатов долго искал пути побега из колонии, находящейся в лесу, в республике Коми.

Нашел двух единомышленников. В конце апреля, улучив момент, в специально подготовленных снегоходах, по форме напоминающих теннисные ракетки, они ушли из зоны. На железной дороге разъехались в разные стороны.

Филатов долго блуждал по городам и весям России. Потом подался на запад, на Украину.

Признал себя виновным в совершении кражи из магазина. Вина его подтверждалась также материалами дела.

Так Филатов снова отправился в свою стихию - тюрьму.

В ходе расследования дела, в милицию поступило оперативное сообщение о том, что задержаны в Белоруссии напарники Филатова по побегу.

Увидев во дворе своего сынишку Вовика с перевязанной рукой, лежавшей в бинтовой повязке через шею, встревоженный Федор спросил:

- Что это?

- А, это я упал на бутылки, они разбились, и я разрезал руку.

- А где мама?

- Мама дома.

По нечетким, неровным движениям жены, пошатыванию, Федор Иванович понял - она снова пьяна.

Уже много раз он замечал, что жена приходит домой в нетрезвом состоянии . В доме иногда не было приготовленной еды, дети ходили в нечистой одежде. На вопросы, где она была, в таких случаях Лариса отвечала несвязно, непонятно. Каждый раз это заканчивалось неприятным выяснением отношений, руганью.

«Ну, а сегодня?.. Что случилось?.. Почему у ребенка перевязана рука?» - подумал Федор.

Федор Иванович едва понял, что она была у тети Вари Синевой с детьми. Там была небольшая компания женщин и мужчин. Вовик играл на кухне и упал на стоявшие там бутылки. Перерезал вену, было много крови. Хорошо, что быстро обратились в больницу. Там сделали все, что нужно. Федор Иванович с грустью подумал: «Это тетя Варя. Что она делает? Она уже давно тянется к рюмке. А теперь вот и Лариса с ней пьет. Надо что-то делать.... Пойду к Синевым».

Впервые за время совместной жизни между супругами произошел шумный скандал. Федор упрекал жену в том, что ее пьянство ведет к серьезным последствиям. Вот, ребенок повредил себе руку. Федор Иванович предупредил Ларису, что не будет мириться с таким ее поведением, что не допустит, чтобы его жена была алкоголичкой.

С этих пор отношения между Фёдором и Ларисой носили взаимно настороженный характер. Фёдор Иванович предложил жене найти работу и работать.

Вскоре при необычных обстоятельствах ему снова пришлось встретиться с сестрами Байко. А дело было так. В Буске жила семья старшей сестры Байко - Зени. Зеня жила, с мужем Николаем и детьми. С ними жила и мать сестёр Байко. Николай, обычно спокойный, трезвый человек, хороший супруг и отец, однажды явился поздно вечером пьяный. В доме все уже спали. Николай нетерпеливо требовал открыть ему дверь, выражался нецензурной бранью, а потом вдруг схватил топор и выбил в двери филёнки, рубил дверь. Зайдя в квартиру, он продолжал скандалить, оскорбляя тёщу и жену, разбудил спящих детей.

Работники милиции задержали его. На следующий день решался вопрос о квалификации совершённого Николаем деяния и мерах реагирования.

В этот день и прибыли к Фёдору Ивановичу певицы Байко, а двое из них со своими мужьями. Все они были очень обеспокоены тем, что их родственник был арестован за хулиганство, и что его действия могут быть квалифицированы по статье 206 УК УССР. Говорили, что это может как-то отразиться на их репутации, что такое поведение Николая несовместимо с положением их семьи. Рассказали, что их отец был колхозником, ездовым Буского колхоза «Ударник». Он погиб во время грозы, и они, четыре дочери остались на руках матери. Материально были слабо обеспечены. Ещё в школе участвовали в самодеятельности, выступали на олимпиадах. А потом им повезло. По рекомендации райисполкома они поступили в музыкальное училище, а по окончании его, во Львовскую консерваторию. Улыбаясь, отметили, что все они удачно вышли замуж и теперь уже несколько лет выступают втроём, как артистки Львовской филармонии. Они просили Фёдора Ивановича помочь им решить дело Николая так, чтобы и наказать его, и, по договорённости внутри семьи разрешить ему уехать из Буска. Нужное решение по делу было найдено. Конфликт в семье Байко разрешился.

Фёдор Иванович удивился, когда однажды придя с работы он увидел корзину с яблоками. А Лариса сказала:

- Это мама сестёр Байко принесла.

Несколько килограмм красивых, крупных яблок в последующие дни украшали стол Доброхотовых.

Стояли прохладные осенние дни, когда солнце светит, но не греет. С утра Фёдор доложил прокурору о ходе выполнения плана по общему надзору, сделал самые неотложные дела и в очередной раз отправился в нарсуд, где в десять часов должно было начаться слушание уголовного дела по обвинению мастера в преступлении, связанном с нарушением техники безопасности. Судья Ральников зачитал обвинительное заключение.

Мастер новомилятинской стройгруппы Милютенко, в ведении которого находилась пилорама, организовал её ремонт. В процессе ремонта подвижная часть агрегата была остановлена в верхнем положении и удерживалась только на “собачке”, небольшой металлической скобе. Внизу пилорамы в течение нескольких дней работал слесарь. А в тот роковой день эта подвижная часть пилорамы вдруг сорвалась и упала вниз. Она раздавила рабочего. Налицо факт нарушения правил безопасности при производстве ремонтных работ. По должностной инструкции мастера, уголовная ответственность легла на Милютенко. Он и предстал перед судом. Состоялся справедливый и законный приговор.

В работу прокуратуры иногда входили самые неожиданные дела. В один из дней из Львова приехала молодая женщина. Она привезла с собой письмо прокурора области с требованием разобраться с её заявлением на трёх листах и принять законные меры для разрешения этого заявления. Суть вопроса состояла в том, что в первые дни после нападения фашистской Германии на Советский Союз, бывший тогда первый секретарь Буского райкома партии и бывший председатель здешнего райисполкома, отец заявительницы, по своей инициативе объявили населению района о необходимости организованно двигаться на Восток, чтобы не оставаться на территории, которая, возможно, будет оккупирована. На имевшийся в их распоряжении транспорт они загрузили технику, продовольствие и колонной направились вглубь страны.

В пути ах задержали и в короткий срок осудили к расстрелу.

Фёдор Иванович истребовал уголовное дело, по которому был» осуждены руководители района.
Дело состояло из одиннадцати листов, в том числе приговор об их расстреле. Теперь по постановлению правительства оставшимся в живых членам семей этих расстрелянных полагалось выдать компенсацию за утраченное имущество и предоставить квартиры во Львове. В данном случае, это полагалось дочери бывшего председателя райисполкома, подавшей заявление.

Фёдор Иванович испытывал удовлетворение от тоге, что написал заключение по заявлению, на основании которого оно подлежало удовлетворению.

Март в том году выдался холодным. На полях и у дорог виднелись белые снеговые заплаты. На дорогах следы телег и автомашин, извивающиеся полосами измельчённого земляного грунта. Ветрено и слякотно. А когда запуржит, завеет ветер, играя густым тающим снегом - человеку неуютно. Он спешит укрыться в каком-нибудь тёплом месте, как говорили наши предки до революции семнадцатого года “Погода - не из кабака вон”.

Прокурор Дубинка и Фёдор Иванович с шофёром ехали в Ново-Милятин, где в последние два дня они проводили проверку торговых организаций новомилятинской зоны. Юркая, лёгкая «Газ -67» с брезентовым тентом, подобная американскому “Виллису”, небольшой маневренной командной машине, иногда скользила, вырываясь из-под воли водителя. На последнем небольшом повороте по дороге от Буска до Ново-Милятина машину вдруг развернуло на сто восемьдесят градусов и швырнуло в большой кювет у левой стороны дороги. Машина перевернулась вверх колёсами удерживаясь на стойках под брезентом. Пассажиры с трудом выбрались из кузова. Всё обошлось благополучно. С помощью проезжавших мимо машин «Газ-67» поставили на колеса. Машина оказалась способной ехать дальше.

Пешком Фёдор вышел к шоссе Киев - Львов. В Каменке-Буской он был по делам службы. Он ждал автобуса, прохаживаясь вдоль дороги. Вскоре к шоссе вышел высокий, худощавый мужчина со свёртком под мышкой. Разговорились. Оказывается, Кандыба Григорий Степанович автобусом должен ехать во Львов, в управление КГБ, куда он ездит раз в квартал для того, чтобы отметиться. В одном из сёл недалеко от Каменки-Буской он поселился год назад, освободившись из колонии, где отбывал меру наказания. Осужден был за то, что во время войны открывал краны газовых камер в Бухенвальде, в которых осуществлялось массовое уничтожение советских граждан. Спокойно он говорил:

- Ну что, жить-то надо было... Иногда перепадало немного хлеба, а то и золота. Но золото немцы отбирали и били, грозили бросить в газовую камеру. Ну, потом из камеры трупы перебрасывали в печи и сжигали. Оставался только пепел, который вывозили на поля.
-
Не удержался Фёдор Иванович:

- А как вы себя чувствовали, когда открывали кран и выпускали газ? Вы же понимали, что погибают сотни людей.

- А что я мог? Ну, если бы не я, так другого бы поставили. Тяжело, конечно, было. Люди кричали. Вонь стояла такая... Дышать нечем. Вот теперь каждые три месяца и езжу во Львов, отмечаюсь, что никуда не уехал, нахожусь здесь.

Подъехавший автобус увёз Кандыбу, встреча с которым оставила в душе Фёдора Ивановича омерзительный след и осадок. «Рассказать людям - не поверят», - подумал Федор.

В период сенокоса в этих местах часто заливают дожди, правда, местными жителями подмечено, что в выходные дни и особенно в религиозные праздники погода проясняется. В Верблянах был Престольный праздник, а председатель Буского райисполкома Ромака, как заботливый, рачительный хозяин, распорядился:

- Пока установилась ясная погода, надо сметать колхозный стог сена. Пусть колхозники выходят на работу.

С раннего утра большая группа колхозников спешно метала стог. На подводах свозили сено со всех сенокосных участков. На исходе дня, когда работа близилась к завершению, с запада появилась огромная темная туча, заволокло большую часть небосвода, поднялся ветер. Приближаясь сверкая молниями, все сильнее раздавались громовые раскаты.

Ромака своими быстрыми движениями и словами, подбадривал людей, призывая быстрее закончить работу. Уже последние навильники сена подавались на верх стога. И тут внезапно разразился ливень. Все заспешили, собираясь уходить. И вдруг... сильный разряд молнии у земли рядом со стогом. Упал Ромака. Смерть наступила мгновенно.

Федор Иванович, рассматривая материалы этого происшествия, подумал: «Какой же силы удар молнией был нанесен потерпевшему, если от туфель его были оторваны каблуки, а торчащие латунные витые гвозди оплавились?»

С уст жителей Буска в последние дни не сходил разговор об удивительном феномене. Жена Ромаки несколько лет неподвижно лежала в постели, она была больна, а узнав о гибели мужа, встала на ноги и стала ходить. Самостоятельно двигаясь, она шла за гробом, когда его хоронили.

Сестра Ларисы, Жванько София Григорьевна со своим мужем Василием, жила в Берегове. Работала преподавателем математики в медицинском училище. В прошлом армейский старшина, предприимчивый и практичный Василий работал на швейной фабрике. Он мечтал купить подрастающей дочке Лидочке пианино. Но пианино в те годы было в большом дефиците. И почти в каждом письме Жванько просили купить для них этот инструмент. Подошла очередь, и Федору удалось приобрести пианино. В подоспевший к этому времени отпуск он со своей семьей поехал в Берегово к Жванько на грузовой машине, на которую погрузили и пианино.

На дальней окраине Сколе дорога как бы упирается в высокую гору. Остановились у бурлящей реки. Из крутой части берега выступает металлическая трубка с чистейшей водой. Напились, умылись и дальше в путь. От самого подножья горы дорога поворачивает направо и идет круто вверх.

В машине с большой кабиной рядом с шофером сидела Лариса с детьми, а Федор - в кузове, придерживая привязанное пианино. Федору Ивановичу и ранее не раз приходилось проезжать через Карпаты и в поезде, и в автомобиле. Но в этот раз ярус за ярусом, покрывая серпантин горной дороги, то взбираясь на самые вершины гор, то спускаясь к подножиям, он по-новому ощутил необычный мир гор. Вершины их, простираясь в дальнюю даль, изменялись от овальных форм вблизи до скалистых в перспективе, от недальних зеленых до серых, синих и белых под .тучами солнца.

Проезжать по самому высокому месту вершины горы и сопоставлять себя с узкой дорогой и круто идущей вниз горой - на короткое время становится жутковато. Таковы уж условия езды в горах. Но это компенсируется прекрасными, неповторимыми видами горного ландшафта. Вот горная речка, неожиданно вытекающая как бы из горы, излучиной огибает местность и снова удаляется. Шумно несет она свои воды, местами выплескиваясь так, что брызги, взлетающие вверх, своеобразно блестят на солнце. А берег широкой косой из множества камней говорит человеку, что во время разлива река заполняет весь этот берег.

В верхней части Карпатских гор вдоль дороги не часто встречаются поселения людей, чаще они состоят из нескольких деревянных построек старинного образца с небольшим количеством животных, выпасаемых неподалеку от строений.

Был выходной день, солнечно и тепло. Между гор - гуцульское село. Мужчины и женщины разного возраста одетые в овчинные, хорошо подогнанные жилеты, украшенные разноцветными вышивками, все в красивых вышитых сорочках. Женщины в широких расклешенных юбках, многие мужчины в шляпах с перьями. Все они небольшими группами, не спеша, двигаются: в разных направлениях. «Гуцулы - интересный, самобытный народ», - подумал Федор Иванович.

Слышны музыка и пение. Федор Иванович предается размышлениям: «Интересно. Все, что я вижу в Карпатах пробуждает самые высокие мои чувства. Приятно осознавать, что я причастен к этой среде. Жизнь послала мне радость видеть горы Карпат, общаться с ними, любоваться ими, видеть здешних людей. А какова мудрость народа, так тонко подметившего и воплотившего мелодии этой природы! Восхитительная красота природы, песни и танца. Теперь я понимаю, почему именно такая красивая одежда на гуцулах. Эти шляпы с перьями так естественны, будто они взяты из окружающей их природы. В их песни и танцы как бы внесены мелодии гор, лесов и рек».

Вот спустились с гор, выехали на равнину. Недалеко и Мукачево. Вдоль дороги по обе ее стороны - деревья. Это венгерские сливы. Плоды крупные, сладкие, вкусные. А за ними - дома села Чинадиево. Это на удивление красивые дома. Сделанные из кирпича, а чаще из самана, эти внешне эффектные коттеджи раскрашены так, что как игрушечные домики привлекают к себе внимание. Вот на белом фундаменте коричневым окрашена часть дома до окон, а на уровне окон - серым, выше окон - снова коричневым. Деревянные детали дома белые, металлическая крыша, водосточные трубы - зеленые. Село тянется до самого Мукачева и, наверное, в нем нет одинаково окрашенных домов. Комбинации цветов настолько разнообразны, что это выгодно отличает каждый из домов.

От Мукачева до Берегова - двадцать восемь километров. При выезде справа, вдалеке, гора, на ней старинная крепость Паланок. Здесь, вдоль всей дороги, по обе стороны ее, ровно высажены ореховые деревья.

Уставшие, но довольные, к вечеру добрались до места. Семейство Жванько радовалось такому приезду. Пианино «Чернигов» понравилось хозяевам, и Василий не переставал благодарить Федора за это. За ужином со стопкой водки Василий разговорился, делая упор на свои взгляды на современную жизнь.

Он говорил:

- Вот я не стесняюсь никакой работы. У меня жена учительница, в математике соображает. Я вот работаю на швейной фабрике по пошиву курток. Мне не надо должностей и чинов. Мне нужна хорошая зарплата и чтоб я мог в месяц пошить хоть одну - две куртки для себя на фабрике и дома из деталей. Продать их и иметь копейку... Да что я говорю? Все так делают... Политика для меня тоже дело десятое. Главное - я живу неплохо. Вот дочке Людочке пианино купил, пусть учится.

Остальное - хоть трава не расти... Я вон слышу, толкуют про Хрущева, про должности, да чины, про политику.

Приглашенный на ужин Саша Осокин и Федор Иванович не перебивали и не возражали ему, хоть и не одобрили. Они понимали, что избранный Василием путь скользкий, особенно когда речь идет о добыче средств для жизни любыми путями. А Василий продолжал:

- Так что мне нет дела, какая там политика, что и как делают правители. Мне важно, что я имею в этой жизни, и это главное. Когда я развернусь, что я добуду в жизни - то и мое. Остальное меня не касается.

Саша и Федор хоть и были моложе Василия всего на восемь лет, понимали жизнь в обществе по-другому. Они были коммунистами.

На следующий день Федор и Лариса - в гостях у Осокиных. Средне материально обеспеченная семья Осокиных понравилась им ровными, уважительными отношениями между супругами. Понравилась и их бойкая и смышленая дочка Люда.

За вечер Доброхотовы и Осокины не успели поговорить обо всем, что хотелось бы сказать, и остались ночевать. До поздней ночи продолжалась задушевная беседа.

Десять дней пробыли Доброхотовы в Берегове. Однажды, как на семейном совете, Федор Иванович впервые заговорил о недостойном поведении Ларисы и немало удивился, что не нашел поддержки в семье Жванько. Софья Григорьевна промолчала, а Василий, похоже, желая успокоить Федора, сказал:

- Ну что ты так переживаешь? Я вот слышал во Франции, так там, понимаешь, мужья отдают своих жен другим и на этом имеют деньги.

Федор понял, что в решении своей семейной проблемы он остался в одиночестве.

Обычно осторожный в выборе знакомых и друзей, Федор Иванович как-то быстро сдружился с Буским нотариусом, Зиновием Крутым. В беседах за бокалом пива они иногда вели разговоры, которые в ином месте ни тот, ни другой не вели бы. Зиновий, родившийся в Пельше, говорил:

- Вот если бы я жил сейчас в Польше, ты не представляешь, каким бы я был богатым. Юристы там, в том числе нотариусы, находятся в привилегированном положении. Материально обеспеченны «во»! - и провел ладонью выше головы.

Как-то пригласил он Федора Ивановича к своим родственникам в село Гумниска на мед, который те как раз откачивают. Было обильное угощение, ели мед ложками из тарелок. А на следующий день Зиновий спрашивал у Федора Ивановича:

- Ты на своем животе ничего не заметил?

Федор удивленно рассмеялся:

- А что я должен там заметить?

- Как, что? Когда едят свежий мед, то на следующий день утром через поры он выступает на животе. Так что ты посмотри, рубашка не прилипла?

Знатоки говорили Федору Ивановичу, что поросенок в его хозяйстве весит не меньше ста шестидесяти килограмм, что именно сейчас и выгодно его зарезать. Собрав нужное количество мяса и сала для семьи, он договорился с ездовым райпотребсоюза, молодым, здоровым мужчиной, Иваном Дзюбой перевезти остатки свинины н заготконтору и сдать ее там. Сопровождать повозку вызвалась Лариса, она решила участвовать в сдаче мяса. Федор Ивакович не возражал. Однако, в течение дня жены дома не было, она появилась уже поздно вечером. Была навеселе и. очень много говорила о том, как они сдавали мясо. Между супругами - снова скандал, который сделал очередную отметину в сознании Федора.

В середине сентября позвонили из прокуратуры области и предложили Федору Ивановичу поехать в Киев. Там, в прокуратуре Украинской ССР скопилось много дел, которые подлежали рассмотрению в надзорном порядке. Требовалось помочь рассматривать эти дела. На следующий день Федор Иванович выехал в Киев.

Приехавши, он сразу отправился в прокуратуру. Здесь его уже ждали Закрепили за прокурором по надзору за рассмотрением в судах уголовных дел Ниной Мефодиевной. Тут же ему дали несколько дел, и он приступил к работе.

Прокуратура Украины располагалась тогда в очень старом здании, которое старательно поддерживали в рабочем состоянии. Здание это примыкало к Владимирской горке у спуска от Крещатика к Днепру.

В гостинице на Бессарабке место было забронировано. Номер двухместный. Из окна его был виден прекрасный памятник Ленину на круглом гранитном постаменте. В гостинице - буфет со вторыми блюдами, чаем, кофе, какао.

Утром, идя на работу, Федор Иванович заходил в бульонную, брал большую кружку жирного с крупой бульона, две небольшие булки, и так довольно сытно заправлялся.

Работы было много. Надо внимательно прочитать жалобу, разобраться в сути дела, изучить его и дать обоснованное заключение по делу в связи с жалобой.

Федору Ивановичу казалось, что он работает медленно, л потому прихватывал и субботу. После работы, скинув с себя тяжесть дневных забот, Федор шагал по знаменитому Крещатику, отмечая про себя, что он находится в самом сердце столицы Украины. Иногда заходил в один из двух больших, красивых винных магазинов на Крещатике, и в удовольствие, небольшими глотками выпивал стакан изумительного портвейна, крымского, массандровского.

В выходные дни Федор Иванович знакомился с примечательными местами в Киеве, которые он еще не видел. Много раз осматривал памятник князю Владимиру на Владимирской горке. Сидя на скамейке и перекусив бутербродами, посвящал этому весь обеденный перерыв.

В Голосеевском лесу внимательно осмотрел все павильоны ВДНХ. Долго знакомился со строительной техникой на отдельной площади. Несколько раз заходил в павильон, где Одессой был представлен скелет большого кита, добытого гарпунерами флотилии «Слава». Федор Иванович впервые представил себе размеры этого огромного морского чуда. При этом он вспомнил, как, заблуждаясь в раннем детстве на основании рассказов взрослых, он представлял слона размером с жилой дом.

За время командировки побывал на хоккейных матчах во дворце спорта. На центральном стадионе видел лучших футболистов Москвы и киевской команды «Динамо». Был в театре музкомедии, участвовал в экскурсиях го Днепру и связанными с ним заливами. Он наизусть запомнил всю схему киевского метро. Видел многие памятники Киева.

Запомнился Федору Ивановичу осенний Киев с множеством пожелтевшей листвы в парках, скверах и на улицах, вместе с золочеными куполами соборов и церквей, украшавшими город.

Софийский собор отложился в его памяти особенно потому, что он видел там кирпичи, из которых сделан собор, с отпечатками стоп детских ног. Кирпичи небольшие, из тщательно протертой массы глины. Федора Ивановича удивил сообщенный экскурсоводом факт, что кладка собора сделана из раствора, в составе которого были куриные яйца.

На десять дней к нему в середине командировки приезжала Лариса. Вместе они ходили по магазинам, покупали нужные вещи.

Нина Мефодиевна надзирала ряд восточных областей Украины, и Федор Иванович соответственно занимался делами этих областей. Дела были разного характера. Запомнилось ему дело об изнасиловании мужчиной несовершеннолетней падчерицы из Днепропетровской области.

Жила семья: женщина с дочерью тринадцати лет, был еще, и муж матери, отчим дочери, Михаил, работающий водителем на большой грузовой машине, тридцати восьми лет.

Мать заболела и легла в больницу на месяц. Вот тогда и приключилась эта печальная история. Отчим вошел с падчерицей в половую связь. Пришедшая из больницы мать через некоторое время заметила увеличение живота у дочери и забила тревогу. Так стало известно, что дочка беременна, и беременна от отчима Михаила. Ну, что? Скандал. Уголовное дело. Арест. Девочка подтверждала происшедшее. Михаил, сначала отрицавший все, потом факт признал, но вину пытался переложить на девочку. Мол, началось все с того, что когда он поздно приезжал ночью с работы, она выходила ему открывать почти голая. В таком же виде она подавала ему ужин. Ложась на кровать, раскрывалась, соблазняла его. А когда он ложился спать, она просила его лечь с ней, так как ей было холодно. Так начиналось и продолжалось потом целый месяц.

Михаил жаловался на суровость меры наказания - двенадцать лет лишения свободы.

Оценивая в совокупности материалы дела, Федор Иванович был согласен с решением суда и решил, что оснований для изменения меры наказания нет. Таким было его заключение по этому делу.

Проработав в прокуратуре Украины три месяца, Федор Иванович рассмотрел около двух десятков дел. Уезжая домой, он думал: «Командировка была полезной. Она помогла мне познать еще одну часть прокурорского надзора и расширить общий кругозор».

В родной прокуратуре его снова ждала работа, которую приготовил ему Иван Максимович.

На Новый год из Львова приехала Александра Александровна. Федор и Лариса решили пригласить на праздник родственников Синевых, Ивана Максимовича с женой, а также соседей - Григория Порфирьевича Христенко и его жену.

Уже выпили по стопке за уходящий год и закусили. А тут - неожиданный телефонный звонок. Звонил дежурный по райотделу. Недалеко от Ново-Милятина грузовик упал в кювет, под ним придавленный шофер. Надо было ехать на место происшествия, иначе нельзя. Федор Иванович попрощавшись с компанией и пожелавши хорошо встретить Новый год, выехал с милиционером на машине прокуратуры. В гнетущей темноте ночи ветер носил крутящиеся снежинки, то порывами усиливаясь, то затихая. Примерно, в ста метрах от поворота на Ново-Милятин, если ехать из Львова, дорога дугой огибает небольшой овраг и тут же под уклоном идет дальше. На этом повороте с уклоном, дорога поперек продувается ветром, здесь образовалась корка льда. Очень скользко. Слева в кювете лежит на боку грузовой автомобиль «ГАЗ-51». Ящики и мешки высыпались из его кузова. Под машиной, прижатое дверцей кабины, ступенькой и крылом лежит придавленное тело человека.

Вокруг ни души. Милиционер привел двух понятых - санитаров из Новомилятинской больницы. Федор Иванович в черновике зафиксировал положение автомобиля, лежавшего под ним человека, замерил длину тормозного пути. Записал все, что нужно отразить в протоколе. Он остановил появившуюся, наконец, на шоссе автомашину. С помощью троса приподняли лежавший автомобиль и вынули из под него безжизненное тело.

По документам Федор определил, что это водитель автомобиля, принадлежавшего Бродовской торговой организации. Теперь помощнику прокурора четко представилась картина происшедшего. Видимо, не зная особенностей этого участка дороги, небольшой поворот и тут же уклон, водитель на очень скользком месте не смог удержать машину, и ее понесло в кювет. Он, наверное, пытался выпрыгнуть из кабины, но в это время и попал под машину.

С большим трудом грузовик вытащили из кювета и поставили на колеса. На буксире машину и труп завезли на территорию Новомилятинской больницы. Затем Федор Иванович заполнил протокол осмотра места происшествия, вынес постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы, оставил его в больнице для эксперта и сдал труп. Закончив все дела, связанные с осмотром места происшествия, около шести часов утра уехал домой.

В январе много праздников: Рождество, старый Новый год, Крещение. Федора уже не удивляло, что Лариса проявляла особую заботу об этих праздниках, заранее готовясь к ним. Он стал понимать, что она искала повод для очередной выпивки. Так оно и было. В это время Лариса много раз появлялась дома в нетрезвом состоянии, и уже никак не объясняла свое такое поведение. Федор Иванович очень переживал происходящее, страдал, видя недокормленных, недосмотренных детей, но изменить положение не мог.

Русский по происхождению, в значительной части жизненного воспитательного процесса, воспринявший традиции, основанные на русской культуре, изобразительном искусстве, музыке, Федор Иванович Доброхотов, считая Украину своей второй Родиной, понимал, что в условиях, когда люди вокруг говорят на украинском языке, многие документы написаны на этом языке, а самое главное, из уважения к народу Украины - изучение украинского языка есть святая обязанность каждого культурного человека. И он начал смело манипулировать разговорным украинским языком. Позже он уже читал книги на украинском языке и даже выступал в судах с обвинительными речами. Федор Иванович полюбил украинские народные и современные песни.

На одном из совещаний прокурор области Нетименко Иван Иванович похвалил Доброхотова за то, что он успешно овладевает украинским языком и культурой украинского народа.

Несколько раз намечалась встреча прокурора области Нетименко, депутата областного совета, со своими избирателями. И вот Иван Максимович сказал зашедшему в кабинет своему помощнику:

- Позвонили из области, через час у нас будет Иван Иванович. Надо встретить.

- Я готов.

- Говорун работает в кабинете. Скажите ему и найдите Франчука. Наверное, он в милиции. Чтобы все были в сборе.

Гостя встретили у крыльца. Выйдя из «Волги», Иван Иванович поздоровался с каждым из стоявших в шеренге работников прокуратуры и предложил зайти внутрь. Коротко выслушал доклады следователей по уголовным делам, которые были в их производстве: Федора Ивановича по вопросам общего надзора и Ивана Максимовича по делам, связанным с милицией и судом. Отметил, что в целом работой прокуратуры он доволен.

Потом у клуба Краснянского сахарного завода был разговор Ивана Ивановича с первым секретарем Буского райкома партии, в котором участвовали Дубинка и Доброхотов. Федор Иванович позже мысленно ругал себя за то, что не согласился с мнением первого секретаря по одному из вопросов международной политики, возражал ему. Иван Иванович разрядил атмосферу. Встреча с избирателями прошла с пользой для присутствовавших, и после короткого приема у первого секретаря райкома. Нетименко уехал во Львов.

Иногда жизнь приносит людям такие нежелательные сюрпризы, которые запоминаются им тяжелыми последствиями на всю жизнь.

Неподалеку от Буска на шоссе Львов - Киев водитель грузовой автомашины, стоя на бампере и подняв капот, устранял неисправность в работе двигателя. В это время со стороны Львова ехала другая машина. Неожиданно она выехала на обочину и ударила стоявшую машину в заднюю часть кузова. Водителя первой машины выбросило прямо на проезжую часть дороги. Оказалось, что у него сломаны рука и нога, поврежден позвоночник. Ему предстояло лечение в течение нескольких месяцев. Виновный в происшествии водитель по предложению работника милиции написал краткое объяснение: «Позавчера я выехал из Ровно ночью, полночи не спал. Ночью, со вчера на сегодня тоже не отдохнул. И вот незадолго до этого наезда задремал за рулем, уснул. Виноват. А вез я гроб своего начальника».

На допросе у следователя выяснилось, что этот водитель работает в отделе КГБ одного из районов Ровненской области. Последние две ночи и день между ними были утомительными. Этим и объяснялось то, что он уснул за рулем. А из Львова он вез заказанный ранее гроб для умершей тещи своего начальника.

В середине июля Иван Максимович приехал из Львова, с каким-то загадочным настроением, слегка улыбаясь при встрече с Федором. Сидя в кабинете вдруг сказал ему:

- Что ж, Федор Иванович, вот у меня всю жизнь так. Только научишь работника, натаскаешь его, бац! - его забирают. Таких у меня было уже несколько случаев. Выдвижение на должность вроде и хорошо. Но я то снова остаюсь без помощника. Вас, Федор Иванович, начальство области наметило на должность прокурора в Перемышляны. Поедете? У меня спрашивали мнение. Было бы неразумно возражать против назначения своего помощника на более высокую должность, и я сказал: «Можно назначать». В общем, ждите вызова.

От неожиданности Федор Иванович как-то сконфузился, покраснел. Но, собравшись с мыслями, спросил:

- А как Вы думаете, стоит или не стоит?

- Раз доверяют, - значит так надо. Соглашайтесь. Я уж как-нибудь и без помощника побуду, не привыкать... Вы только как следует примите все по акту. Все проверьте. Не рубите сплеча. Изучите обстановку, работников прокуратуры, познакомьтесь с районами. Милицию не балуйте. Держите их в рамках закона. Будут трудности, там ведь два первых секретаря, два райкома, два райисполкома. Со всеми ими работать надо будет в контакте:. Начинайте работать неспеша, обдумывая все. Впрочем, нужно будет ехать еще в Киев на утверждение. Так что, пока готовьтесь.

Через три дня Федора Ивановича вызвали во Львов на беседу к прокурору области. Однако прокурор куда-то уехал и с Федором говорил заместитель, Стариков, солидный, степенный и вдумчивый человек. Беседа длилась не белее пяти минут.

В кадрах Антон Андреевич усадил Федора за стол, дал ему бланк листка по учету кадров, бланки других документов. А когда Доброхотов заполнил их, Руденко уложил документы в папку и сказал:

- Это личное дело сдадите в кадры. Ну, вот все. Теперь ждите моего звонка, поедете в Киев.

В Киеве в зале за большим столом сидели два армейских генерала и несколько высших чинов прокуратуры республики. Это было заседание коллегии прокуратуры. Вел заседание прокурор Украины. После рассмотрения других вопросов стали утверждать прокуроров пяти районов. Прокурор объявил:

- Теперь по Львовской области. Перемышлянский район. Доброхотов Федор Иванович.
Прошу вопросы.

Сидевший скраю генерал-лейтенант спросил:

- Применяются ли в прокуратуре, где Вы работали до сих пор, новые законы об использовании общественности в борьбе с преступностью? И готовы ли Вы использовать эти законы, когда будете прокурором района?

Федор Иванович совершенно спокойно и четко ответил на этот вопрос.

- Правильно понимаете свою задачу, хорошо, - похвалил член коллегии.

Больше вопросов не было. Утвердили. Прокурор объявил о назначении и пожелал успехов. Через час Федор Иванович получил лист с приказом.

«Ну вот,- подумал он, - волнения были напрасны. Все прошло по-деловому и просто, а ведь это новый существенный поворот в моей жизни. Отныне, я - прокурор района».

Для принятия дел прокуратуры и представления нового прокурора в райкоме партии, приехал начальник кадров Руденко. Первый секретарь райкома Петрусенко поздравил Федора Ивановича, просил его обратить внимание на борьбу с хищениями социалистического имущества и на принятие правовых мер, чтобы не допустить пожаров в районе.

- А то ведь вон на днях в колхозе им. XX съезда КПСС сгорел огромный стог соломы. А это - корм для животных, - и добавил: - Что будет непонятно - заходите, разберемся.

В акте приема дел прокуратуры наряду с другими записали несколько десятков материалов, по которым нужно было решать вопросы о возбуждении уголовных дел. Эти материалы были плотно уложены в тумбочках двух столов. Выяснилось, что материалы в течение многих лет не разрешались, а лежали в столах, покрываясь пылью.

В целом, Федору Ивановичу наследие осталось тяжелое. Дело в том, что до этого в Перемышлянах на протяжении нескольких лет шел большой скандал между первым секретарем райкома, начальником милиции и многих, поддерживающих их, ответственных должностных лиц района, с одной стороны, и прокурора и его единомышленников - с другой. Они писали друг на друга разоблачительные письма, вели тактическую и позиционную борьбу, добиваясь снятия противников с их должностей. Все это вписалось в печальные страницы истории района, отразилось на благополучии его дел. Теперь уж никто точно не мог сказать, с чего началось это противостояние. Но острые людские языки утверждали, что первоначалом все-таки было то, что жена начальника райотдела с упреком высказала жене прокурора, что муж достал ей более дорогую шубу, чем у нее.

В конечном счете, разрядили эту ситуацию вышестоящие власти, освободив первого секретаря, прокурора и начальника милиции от их должностей. Но текущие дела, как нередко бывает в таких случаях, заставляли шевелиться, действовать. Так и началась работа Федора Ивановича на новом поприще.

Познакомился с личным составом. Помошник прокурора Кириллов Николай Федорович, фронтовик, с непроизвольным подергиванием лица, опытный работник. Живя во Львове, он ежедневно ездил на работу в Перемышляны. Второй помощник - Пахучий Николай Николаевич, тоже прошедший войну, бывший офицер КГБ и инструктор райкома партии, к этому времени полтора года проработавший в прокуратуре. Следователь Пазюк Николай Петрович, тридцати четырех лет, с большой упрямой шевелюрой, не женатый, с десятилетним опытом работы. Вторым следователем был болезненный Путинцев Вячеслав Всеволодович. Человек одинокий, без жены и детей.

Федор Иванович сразу отметил, что нагрузка у каждого большая, а производительность очень низкая. На это он и указал своим помощникам и следователям, требуя более напряженной работы. Ежедневно он контролировал работу каждого из них.

Секретарь прокуратуры Мария знала и четко выполняла свои обязанности. Эта молодая и аккуратная женщина проработала в прокуратуре десять лет. Курьер-уборщица Елена, добросовестная и исполнительная работница. Муж ее, Степан, был шофером. Шутя, говорил:

- Это наш бывший прокурор Богдан Степанович пересадил меня с лошадей на машину.

Фактически так оно и было.

Прокуратура располагалась в здании напротив райкома партии и райисполкома, так что Федору Ивановичу было удобно общаться с их работниками. Больше всего он бывал у зав. орготделом райкома Ивана Петровича, еще в сороковых годах; работавшего парторгом МТС, а теперь вот в райкоме, и председателя райисполкома Иващенко Анатолия Степановича.

В первый же день своего пребывания в Перемышлянах Федор Иванович познакомился с недавно назначенным начальником райотдела милиции, Феофановым Виктором Николаевичем и судьей Покотиловой Марией Степановной. С чуть косящими глазами, энергичная, быстро говорящая, она выглядела моложе своих лет. Досконально знала весь район и многих людей в нем. И ее в районе знали и уважали. Она была одной из тех немногих судей во Львовской области, у которых длительное время не было отмены приговоров и решений по гражданским делам.

Нельзя было откладывать представление себя и в Глинянском районе, и потому, выслушав доклады помощников и следователей, утром следующего дня, Федор Иванович поехал в Глиняны.

Первый секретарь райкома, Кузьменко Николай Петрович долго говорил об успехах хоть и небольшого, но хорошего района. Просил чаще бывать в районе, больше здесь работать. Сетовал на предшественников Федора Ивановича, которые большую часть времени проводили в Перемышлянах, где базируются. Чувствовалось, что он хотел слышать от нового прокурора, что и как тот думает о работе в его районе. Федор Иванович доложил ему свои соображения о том, как надо более активно работать в Глинянском районе. В конце беседы Николай Петрович сказал:

- Давайте работать вместе. Звоните мне, приезжайте. Общими усилиями мы добьемся успехов.

Федор Иванович в этот же день познакомился и долго разговаривал с председателем райисполкома Качурой Григорием Ивановичем и начальником райотдела милиции в Глинянах Смирновым Валентином Ивановичем.

Семья Синевых ждала получения в Буске жилплощади, достаточной для их большой семьи. И вот, наконец, - торжество. Квартиру им дали большую, и светлую, в новом доме на берегу реки. Федор Иванович еще подумал: «Не слишком ли близко к воде? Да и место низинное». Борис Федорович иногда любил показать свою широкую душу. На новоселье присутствовало более сорока человек. Была там и вся семья Доброхотовых. На столе дорогие напитки, закуска под стать лучшим ресторанам. Праздник получился таким, что и хозяева, и гости были довольны. Пели, смеялись, рассказывали анекдоты. Здесь Федор Иванович, когда речь зашла о Перемышлянах, впервые услышал из уст одного из гостей:

- Там ведь недавно арестовали следователя прокуратуры, с ним вместе и нашего Буского нотариуса, а еще - инструктора Глинянского райкома партии и его жену. Рассказывают, будто инструктор разрабатывал конституцию какого-то нового государства, а жена печатала ее на машинке. Не знаю точно, но говорят, что они входили в состав какого-то нового правительства Украины.

В тот вечер сам Федор Иванович был в ударе. В большой комнате окна были открыты, мужчинам разрешили курить за столом. К тому времени Федор Иванович не курил три года. Тогда он принял твердое решение - не курить, и все эти годы строго выдерживал это свое обязательство. А тут, наверное, под действием спиртного, он сказал себе: «Все мужчины курят. А я?.. Чего это я к себе такой строгий?». И, попросив сигарету у соседа, закурил. Какой же приятной была она - первая! А когда Варвара Александровна попросила Федора спеть, он вдруг встал и впервые в жизни публично запел.

Пел он арию Ленского:

... Куда, куда, куда вы удалились
Весны моей златые дни?
Что день грядущий мне готовит?..

Эту арию он давно знал наизусть и часто напевал про себя. В компании нашелся гитарист. Он попросил быстро дать ему гитару, висевшую на стене и своим аккомпанементом, поддержал пение. К удивлению Федора, пение его было одобрено всей компанией.

В комнату зашла Лида, уже взрослая девушка. И, знавшие ее, стали спрашивать, как ее успехи в велосипедном спорте.

- Успехи есть, - сказала она. Я уже кандидат в мастера спорта. А послезавтра еду на соревнования, где, может быть, стану и мастером.

- Ой, Лидуха, молодец! - сказала гостья, соседка Синевых.

Лида ушла в свою комнату.

Федор Иванович посматривал на армейского капитана, сидевшего на противоположном конце стола. «Да это Замятин, который был лейтенантом в полковой школе. И мы вместе служили». Он подошел к капитану:

- Какими судьбами?

- Ну вот, видите, это гора с горой не сходятся, а человек с человеком рано или поздно сойдется, - радостно улыбаясь, воскликнул Замятин. И обращаясь к жене, добавил: - Люда мы же вместе с Федором Ивановичем служили во Львове.

И снова Федору:

- А я вот теперь в Буске служу, Бориса Федоровича хорошо знаю. Ведь он, когда ушел в отставку из МВД, стал работать завмагом в мебельном магазине в центре Буска. А продавцом у него работает моя жена. Так что мы дружим семьями.

- А-а-а... - с понятием протянул Федор Иванович.

- А теперь слышу, Вы уже прокурор в Перемышлянах.

- Да, трудимся... Я очень рад нашей с Вами встрече.

А когда Федор сел на свое место и сказал:

- Не знаю, понравится гостям или нет, но я очень люблю старинные русские романсы.

И запел «Я встретил Вас».

Праздновать хорошо, но ведь уже поздно и завтра на работу. Федор Иванович с женой и детьми незаметно ушел домой.

Появившиеся сигналы о правонарушениях, звонки по телефону, жалобы к заявления граждан ускоряли ознакомление Федора Ивановича с районом. За короткое время он объездил почти все крупные села района: Дунаев, Брюховичи, Чемеринцы, Волково, Билка, Короснэ, Дусанов. Каждый раз в этих селах он организовывал прием жителей, бывал в конторах колхозов, сельсоветах, на скотных дворах, на машинотракторных станах, во время уборки урожая. Часть территории Перемышлянского района расположена на холмах, с которых начинаются Карпатские горы. Федор восхищался красотами этих мест. Проезжая по холмам, засеянным зерновыми, он выделял условно обрамленную рамой ветрового стекла картины и любовался ими. Думал: «Недаром люди говорят, что природа, созданная Господом Богом, служит ублажению, наслаждению человека, располагает к удовлетворению жизнью».

Не оставлял без внимания Федор Иванович и Глинянский район. Он с интересом познакомился с председателями колхозов и: сельсоветов в Глинянах, Куровичах, Новоселках, Подгайчиках. Но, как на зло, именно в Глинянском районе возникла вскоре неприятность. В один из дней конца сентября Федору Ивановичу позвонили из Глинян и сообщили, что на четырнадцать часов его вызывают на прием к первому секретарю Львовского обкома партии Грушецкому. Больше ничего объяснить не могли.

Ровно в назначенное время в кабинет запустили первого секретаря Глиняиского райкома партии Кузьменко, председателя райисполкома Качуру, начальника Глинянского райотдела милиции Смирнова и прокурора Доброхотова, прокурора области Нетименко. Приглашенные, сидя за столом, слушали первого секретаря обкома, рядом с которым сидели несколько членов бюро обкома. В кабинете было жарко, Иван Самойлович в красивом, с голубизной костюме из тонкой ткани, легким выработанным движением отбросил нижние части рукавов в сторону локтей и начал:

- Что же это получается? Обком ведет беспощадную борьбу с хищением колхозного добра, а вы сидите и не видите, что у вас под носом делается! Председатель Президиума Верховного Совета едет по дороге из Тернополя во Львов и видит, что недалеко от Куровичей группа мужчин из пяти человек вышла с кукурузного поля с огромными узлами с початками кукурузы и пересекает дорогу. Приехав во Львов, товарищ Гречуха сказал об этом мне. Что же? Нужно, чтобы товарищ Гречуха приезжал и боролся за вас с хищениями колхозной собственности?.. Рассказывайте теперь нам, как это вы допустили растаскивание, разворовывание нового урожая.

Встал Кузьменко. Сказал, что вс всех колхозах района налажена охрана полей еще с середины лета, построены специальные вышки, с которых ведется наблюдение. Колхозники сами посменно дежурят, охраняя поля.

- Так как же это понимать, товарищ Кузьменко, с одной стороны, вроде бы охрана налажена, а с другой?

- Иван Самойлович, я срочно приму меры к тому, чтобы возбудить уголовное дело, и тщательно проверить, почему это получилось.

Качура и Смирнов тоже объяснили, что раньше было сделано для сохранности нового урожая и какие меры ими немедленно будут приняты по этому вопросу.

Подытоживая это короткое заседание бюро, Грушицкий сказал:

- Думаю, что члены бюро согласятся со мной, что товарищу Кузьменко за допущенное хищение кукурузы нового урожая, следует поставить на вид. Товарищи Качура и Смирнов пусть получат устный выговор. Ну, прокурор у них молодой, он работает всего два месяца, пусть сделает из этого нужные выводы. Нельзя нам допускать растаскивание нового урожая.

Работы в прокуратуре было много. Чувствовал Федор Иванович, что он не успевает дать необходимые указания следователям по уголовным делам. А давать их надо было, чтоб хоть этим помочь следователям в их работе и активизировать ее. Понимал, что не всегда успевает организовать работу помощников, правда, обеспечивал участие прокурора по всем уголовным и гражданским делам там, где это было необходимо. Большое внимание уделял милиции. В этой обстановке надо было еще по предписанию райкома партии участвовать в заготовке молока, закупке его у колхозников. За Федором закреплено село Чемеринцы. В осенне-зимние месяцы все, ответственные за заготовку молока в Перемышлянском районе, каждый день рано утром выезжали на свой участок. В любую погоду с заготовителем и депутатом сельсовета на подводе с молочными бидонами объезжают они все дворы села и предлагают сдавать молоко с последующей оплатой. Сдавали, кто сколько может. Люди жаловались, что, сдавая молоко, отрывают от семьи, от детей, корова дает мало молока, корма нет. Но, в итоге, собранное таким образом молоко, наряду с колхозным, сдавалось государству и составляло общий фонд сданного районом молока. Участие в сборе молока рассматривалось как партийное поручение членов райкома партии.

В этот вечер Федор Иванович работал допоздна. И позвонил домой не в девять часов, как обычно, а около одиннадцати часов. Трубку долго не снимали. Наконец ОТОЗВался сонным голосом Вовик.

- Сынок, дай трубку маме.

- Папа, а ее нет дома. Она уложила нас спать и, видно, куда-то ушла.

- Куда ушла?

- Не знаю.

Лариса появилась в полдвенадцатого и сказала, что задержалась у Марии - соседки, жены Анатолия Макаровича. Говорила нечетко, сбивчиво. У Федора не было сомнения - она снова пила. Он спросил:

- Как у Марии? Она же сегодня работает в ночную смену.

- А она приходила домой ненадолго и позвала меня.

На следуЮЩИЙ день Федор узнал, что Мария в эту ночь работала и домой не приходила. Так впервые появилось сомнение у Федора: «Где же была жена?».

Утром по средам Федор Иванович принимал посетителей. Их было немного. Но иногда и один заявитель так всколыхнет нервы, так озаботит, что целый день заставит думать об этом.

Как-то в кабинет заходит высокая, плотного телосложения женщина лет сорока. Под глазами - синяки. Она сказала:

- Я к Вам с жалобой. Вчера после обеда возле магазина я разговаривала со своим знакомым, жителем соседнего села, Славі-:ой. Я и не заметила, как он положил свою руку на мою поясницу. В это время где-то недалеко проходил мой муж Иван...

Она говорила быстро, сбивчиво, повторялась, пытаясь как можно больше сказать.

- А вечером он так избил меня, так избил, что у меня все болит.

Слушая, Федор Иванович вынимал из сейфа нужную папку. А женщина в этот момент быстро наклонилась, взялась за подол юбки и так же быстро подняла ее до уровня груди, со словами:

- Панэ прокурор, та подывиться, що вин мэни зробыв - и оголила все, что ниже пояса. При этом картинно развернулась на полоборота так, что предстала перед Федором Ивановичем весьма крупным бедром сине-фиолетово-красно- желтого цвета, с вытянутой и поставленной на носок ногой.

Федор Иванович опешил. Такого он и не предполагал увидеть.

- Что Вы делаете?.. Перестаньте! Закройте! Уберите! Зачем Вы так?..

- Та я Вам показую, як вин мэнэ покаличив.

Федор Иванович разъяснил ей дальнейшие действия и дал направление для прохождения судебно-медицинского освидетельствования.

Стояли морозные дни последней декады января. Федор Иванович приехал в Буск в середине недели. Поздно вечером, когда уже Доброхотовы легли спать, кто-то пальцами побарабанил в окно. Федор громко спросил:

- Кто там?

А когда открыл входную дверь, то услышал частый топот ног. Человек скрылся за домами. «Что это значит? - догадки метались в его голове.

Только напряженная работа отвлекала Федора Ивановича от тусклых и тревожных будней его семьи. Давно не брал в руки аккордеон. А в очередное воскресенье, как-го расчувствовался, и в его квартире долго звучали русские, украинские песни и старинные русские романсы.

Позвонил военком района подполковник Горячев и сказал шутливо:

- Вот Вы, Федор Иванович, не заходили в военкомат. А мне мои подчиненные подсказывают, что Вас уже давно пора аттестовать в офицеры. Вы же знаете, Вам полагается офицерское звание и армейская должность в запасе. Так что, если Вы не против, то зайдите в военкомат, напишем формальные бумаги и пошлем в министерство.

- Владимир Иванович, спасибо Вам, я не против. И сегодня же зайду к Вам.

Федор Иванович заполнил нужные документы, а месяца через полтора работники военкомата поздравили его с присвоением звания старший лейтенант. В армии он аттестован по должности «пропагандист полка».

Квартира, намеченная для семьи Доброхотовых, еще не освободилась, и Федор Иванович по-прежнему поддерживал связь с семьей по телефону.

Как-то в конце февраля, вечером, трубку уж в который раз поднял снова Вовик.

- А мамы дома нет! - ответил он на вопрос отца. - Она уложила нас с Таней спать. Приходил дядя Ваня, они сидели в первой комнате, мама заперла нас, мы играли, - потом уснули, а они, куда-то пошли.

Волнение охватило Федора Ивановича: «Что происходит с женок?.. Где она так поздно вечером, ведь уже около одиннадцати часов?».

Это была суббота. В воскресенье утром Федор Иванович приехал домой. Лариса подчеркнуто спокойно объяснила свое поведение.

- Ну, заходил Иван, посидел, отогрелся и пошел. Ну, угостила его яблочным вином... Сама выпила... Что, я не могу выпить стакан вина? Потом я уснула на кухне и не слышала, когда ты звонил. И вообще, что ты волнуешься? Все нормально. Зашел человек и ушел.... Угостила. Он ведь нам помогает.... Вот опять ездила с ним на базу - выбирала обувь для детей.

Тревожные дни теперь настали для Федора. В отношениях супругов Доброхотовых наступили более глубокие расхождения, противоречия. Ненормальное поведение Ларисы начали замечать посторонние. В семье начались ссоры и споры. Речь шла о разводе или о немедленном прекращении пьянства Ларисы.

Федора неотступно преследовали мысли: «Что делать? Положение усугубляется. Три месяца назад она закончила лечение, а теперь снова пьянствует. Если развод, то, как дети? Что делать с семьей? Перевозить ли ее в Перемышляны, где вот-вот должны дать квартиру? Или оставить в Буске? И здесь же оформить развод, тогда в Перемышлянах намеченную квартиру не получать, а просить квартиру только для себя.... Но дети, дети... Они же еще маленькие! А Лариса? Она же пропадет. Но поведение ее порочит всю семью, и уж никак не соответствует моему должностному положению. Нельзя везти ее в Перемышляны. Это - беда! Ломается семья! А ведь раньше я думал как? Никогда не буду разводиться, и разрушать семью».

Единственное отвлечение от тяжелых мыслей о Ларисе и семье, Федор находил в работе.

«Чувствую, - говорил он себе, - что эта работа, сложная и ответственная, как раз для меня. Я люблю эту работу». Собственно говоря, раздумывать и рассуждать было некогда. В следствии в это время, было одно большое хозяйственное дело по колхозу «Победа». Им занимался следователь Пазюк. Остальные восемь дел были в производстве второго следователя, который едва справлялся с ними. Федор Иванович периодически рассматривал принятые им, неразрешенные материалы, но возбуждать уголовные дела по ним не мог потому, что вести расследование было некому. Помощники так же были загружены работой.

В конце апреля позвонил зам. председателя райисполкома Квасинский:

- Федор Иванович, вот Вы и дождались квартиры, она освободилась. Давайте пойдем посмотрим ее, а потом, если Вы ее возьмете, я Вам выпишу ордер, и вселяйтесь. Ну что? Договорились? Выходим?

- Да, я выхожу.

В тот же день Федор Иванович позвонил жене и велел упаковывать вещи, готовиться к отъезду.

- Квартира хорошая, - говорил он ей, - три комнаты: две из них большие и одна - маленькая для детей. Большая кухня, кладовая при ней, ванна с титаном, отдельный туалет, коридор, большой балкон.

- А когда переезжать будем?

- Ну сейчас ее там подчистят, подкрасят...

- Хорошо, будем готовиться к переезду.

Перед праздником Первого мая семья Доброхотовых уже переселилась в Перемышляны.

Федор Иванович надеялся, что новое место, новые люди, все, связанное с переездом, поможет Ларисе измениться, перестать пьянствовать.

И действительно, первые месяца два жена вела себя нормально. И дети ухожены, и пища вовремя готовилась и в квартире был порядок. Ее уважали соседи, поддерживали дружеские отношения работники прокуратуры, суда милиции, люди из райкома и райисполкома. Круг знакомых расширялся.

Лариса стала работать экономистом в райпотребсоюзе. Работа была ей по душе. Супругов Доброхотовых стали приглашать в компании.

В начале июня были на дне рождения Павшукова Николая Ивановича - директора промкомбината, мужа Марии Степановны. О Ларисе хорошо отзывались руководители района, другие гости, она прослыла душой компании. Ее красивая фигура не ускользнула от внимания мужчин.

Казалось, все идет хорошо, и если так будет дальше, то, может быть, дела в семье Доброхотовых наладятся. Но Федор Иванович не был уверен в своей жене.

Вдруг она взяла на квартиру молодую девушку 16 лет, которую иногда использовала, как помощницу по домашним делам.

Между ними иногда заходил разговор, что родители девушки приглашают Ларису приехать к ним погостить. Федор предусмотрительно и настойчиво возражал против этой поездки, Лариса долго воздерживалась.

Нежданно-негаданно появилась возможность в конце мая отправить детей в специальный детский лагерь в районе Трускавца. И дети уехали. Но как всегда, в таких случаях, неспокойны сердца родителей. И вот, три пары отцов и матерей, в том числе Федор и Лариса, решили навестить своих детей в лагере. Рано утром в выходной день они выехали на двух машинах. По впечатлению Федора Ивановича, его душа и тело наполнялись свежими силами отдохновения. А вызвано это было красивой горной природой тех мест, разнообразием ее.

Вот и Дрогобыч. Как в чаше среди гор, с деревьями хвойных пород, Он ощущается свежестью и чистотой воздуха, новизной ярких красок окрестностей его. Очевидца привлекает красивая центральная площадь. Потом была дорога в сторону Трускавца, а недалеко от нее и детский лагерь «Салют».

Радостная встреча с детьми, расспросы матерей о том, как кормят, чем кормят и как они отдыхают, выяснилось, что кормят их хорошо. И все-таки большая часть встречи была занята кормежкой. В конце встречи дети были настолько сыты, что отказывались даже от сладостей.

Приехавшие в этой компании мужчины несколько часов знакомились с окружающей средой. Осмотрели две скважины, из которых качается знаменитая «Нафтуся», построенные еще в прошлом веке. Потом все приехавшие и их дети были у озера, правда, неблагоустроенного, но интересного тем, что оно наполнено «Нафтусей» и в нем купаются. Ближе к вечеру уехали домой.

Выездная сессия, организованная нарсудом Перемышлянского района, проходила в селе Борщов. Слушалось дело по обвинению Бургана в хулиганстве.

Уголовное дело было хорошо расследовано. Свидетели дали четкие показания, подтверждающие хулиганские действия обвиняемого. В суде вина подсудимого не вызывала сомнений. Оставалось допросить только 16-летнего подростка Ярослава. Председательствующая предложила ему рассказать, что он видел.

Славик сказал:

- Судди, колы я пишов на дивчат, то ще ничого нэ було. А колы я прийшов з дивчат, то всэ вжэ скинчылося.

В зале все по-доброму рассмеялись. А Мария Степановна напомнила свидетелю, что он недавно, на допросе в милиции рассказывал совсем другое.

Парень смутился, покраснел и чуть не плача рассказал, как все было на самом деле.

Федор Иванович каждый день заходил в суд. Было немало вопросов для взаимного обсуждения прокурора и судьи. А в этот день он застал Марию Степановну за чтением уголовного дела о поджоге в селе Соколяны. Шутя, поделились мнением о превратном поведении тещи.

- Вот, назначаю его к слушанию на четверг. Кто будет поддерживать обвинение? Наверно, Вы? Дело-то серьезное. А, Федор Иванович?

- Да, да! Я уже тезисы обвинительной речи набросал. И заметьте, на украинском языке.

Предстояло слушать в суде действительно серьезное дело.

На центральной улице села Соколяны, в добротной большой хате под соломой жила вдова плотника Ивана Степанюка, погибшего шесть лет назад, Анастасия, пятидесяти двух лет, еще достаточно бодрая, энергичная женщина; дочь Марина, двадцати трех лет со своим мужем Григорием, которому недавно исполнилось двадцать семь лет.

Молодые поженились в ноябре прошлого года. Ребенка у них пока не было. Новобрачные жили душа в душу.

Теща же имела свой норов и свои прихоти. Часто выговаривала дочери, что Григорий живет, как квартирант, в хате столько дел, а он придет с работы, ляжет на диван и читает газету или смотрит телевизор. Жаловалась на него и соседям.

Дочь пыталась защитить своего мужа:

- Вот придет время - он сделает все что нужно.

Будни людские требуют своего. Молодые встают рано. Марина готовит мужу завтрак, провожает его на работу, к его трактору «Беларусь» с прицепом. Он работает по обслуживанию животноводческой фермы и перевозке других грузов.

Марина завтракает после мужа и бежит в контору колхоза - она экономист.

Но однажды Григорий заявил, что пойдет на работу без завтрака, а позже придет домой и поест.

Приехал он домой часов в десять.

Анастасия собрала плотный завтрак и плеснула в стакан самогонки, немного, грамм пятьдесят.

Зять задумался: «О, это же замечательно! Кстати, для аппетита». Выпил, поел с удовольствием и собрался уходить. Захотелось ему немного польстить теще.

- Я вот смотрю, вы у нас еще такая, что и замуж, наверное, не прочь бы, а?

Она улыбнулась:

- Ой, бабий век - сорок лет.

- Но в сорок пять - баба ягодка опять, а :з сорок семь - баба ягодка совсем, - усмехнулся Григорий.

- Но мне уже пятьдесят два, - уточнила Анастасия, как бы невзначай коснувшись рукой Григория.

В ответ он, шутя, обхватил ее правой рукой и слегка прижал к себе.

- Ого, вот вы еще какая упругая! - улыбаясь, вышел из хаты, сел на трактор и уехал.

Григорий все чаще стал приезжать завтракать в то же время. И каждый раз теща подавала ему еду с выпивкой. Их личные отношения зашли далеко. Марина стала замечать, что Григорий все норовит приехать завтракать, когда дома одна мать. Стала находить на полке в буфете, под столом начатые бутылки водки, содержимое которых постепенно' убывало.

«Кто же пьет? - спрашивала она себя. - Мать? Не может быть!..».

Все сходилось на том, что Григорий пьет, и пьет вместе: с мамой. Но кто же выпивку покупает?

Не ускользнули от нее перемены: Гриша стал иногда называть тещу «нашей мамулей», а мать начала часто хвалить Гришу перед ней и перед соседями, заявляя, что зять у нее очень хороший, хотя больших перемен в поведении Гриши Марина не замечала. Вдруг Марину осенило, она ужаснулась собственной догадке: «Мать и Гриша? Что между ними?!»

Через несколько дней Марина незаметно прошла мимо стоявшего у хаты Гришиного трактора к открытому окну, заглянула в него и увидела то, что не хотела, боялась увидеть. Ее муж Григорий со спущенными штанами лежал на ее матери, раскинувшей ноги в стороны. Движения навстречу и страстные стоны не оставляли сомнений. Марина громко крикнула, бросившись к двери. В доме начался скандал.

Это событие в хате Степанюков стало достоянием всего села. Дошли слухи и до брата Марины, Ильи, который жил в приймах на дальнем конце села. Он очень страдал от легких издевок и насмешек односельчан, чаще всего звучавших в компаниях, за бутылкой. Возмущению его не было предела. Он не хотел даже заходить в срамную хату, где мать опозорила не только себя, но и память отца.

Однажды в подвыпившей компании, в присутствии Ильи снова злорадствуя, стали обсуждать скандальную историю в его отеческой хате. Вскоре он незаметно оставил компанию и ушел домой.

Взяв бутылку бензина, решил уничтожить источник позора. Была темная ночь. Подойдя к опозоренной хате, Илья обрызгал загату, неубранную с зимы бензином, приговаривая:

- Не потерплю этого б...! Пусть все сгорит.

С этим? словами он бросил спичку. Пламя мгновенно охватило одну стену и соломенную крышу. Сам Илья едва успел скрыться в темноте.

- Ну, что теперь скажете, Илья Иванович? - спросил следователь Илью, ознакомив его с актом дактилоскопической экспертизы.

- Да что скажу? Я поджег. Только прошу учесть, что сделал я это потому, что не смог смириться с позором, павшим на нашу хату и семью.

Народный суд приговорил Илью Степанюка к реальной мере наказания.

Соседи Доброхотовых по лестничной клетке Пантелеевы в конце августа пригласили на свой семейный праздник в честь 25-летия совместной жизни Федора и Ларису. Гостей было много, в числе которых - районное начальство. Всех удивил по-новому сервированный стол.

Николай Петрович весело улыбаясь, пояснил:

- Это же мы с Галиной недавно были в Москве, а там, в Кремле и новом Дворце Съездов. И знаете, большое впечатление мы получили не от концерта, который там был, а от того, как все там продумано. В перерывах; эскалаторами везут на верхний этаж. Там огромный зал. Одновременно обслуживаются тысячи людей. Множество буфетов - столов, на которых подносы с бутербродами, тут же бутылки с разными напитками. Обслуживание идет очень быстро, и нет очередей. Вот и решили мы сегодня сделать упрощенный стол на рыбной основе. Видите, здесь, бутерброды с красной икрой, здесь - с черной, а здесь - с ломтиками кеты, а вот это - польские канапки. И фирменное блюдо моей любимой супруги - заливная осетрина. Рекомендую! Но здесь еще селедочный паштет и масло...

Гости-женщины заметили:

- Ну, Николай Петрович, вы всегда что-нибудь интересное придумаете. Смотрите, как красиво!

А заворготделом Лавров добавил:

- И я уверен, очень вкусно!

Первые тосты. Закусывание, с похвалами хозяйке. Некоторое затишье, затем шумные разговоры в компании и ... сюрприз хозяина.

Недалеко от гостевого стола, у стены - стол с батареей бутылок с различными напитками. В отдельной вазе - кусочки льда, а рядом инструментарий: щипцы, ножи, воронки. Над всем этим колдует Николай Петрович. Все знали, что он увлекается приготовлением коктейлей.

- Вам, Иван Петрович, как, покрепче или полегче? Холодный или не очень?

- Ну, Николай Петрович, не обижайте! Вы же знаете... мне там коньячку, крымского портвейна, а остальное - молдавское.


Николай Петрович, не спеша, с сияющим лицом, торжественно наливал в бокал жидкость из разных бутылок, наблюдая, как они медленно стекают с лезвия ножа. А потом показывал всем на просвет, какие цвета радуги образовались в бокале, и гордо вручал его очередному гостю. Процедура ему явно нравилась. Подобно ребенку радовался он, когда в бокале появлялись устойчивые слои напитков.

Все нахваливали необычные хмельные смеси.


В отдельной маленькой комнатке собрались на перекур мужчины.
Главный санитарный врач района Субботин Александр Иванович начал рассказывать что-то про женщин.

Зашел Николай Петрович:

- Все ясно! Александр Иванович - снова про женщин. Расскажи лучше пару анекдотов.

Субботин и еще кто-то из мужчин рассказали несколько анекдотов и как-то невольно снова перешли к теме о женщинах.

Александр Иванович взял инициативу на себя:

- Я вот недавно оказался в помещении, где обедают женщины, работающие в рыбном цеху. Это на продкомбинате у Марии Матвеевны. Все они в резиновых сапогах и фартуках сидят за столом, едят, угощают друг друга и между тем разговаривают. Так там я невольно подслушал, одна говорит: «Вот так наработаюсь, едва домой иду. А еще зайду в магазин, куплю кое-что. А дома - вторая смена. И так допоздна. А только легли, мужик лезет: «Давай...», я спать хочу, я устала, а он «Давай!» Я спать хочу, я устала, а он «Давай!». Я беру подушку и ложусь в обратную сторону. Он ругается, оскорбляет, такая, мол, сякая. Грозит наказать. Потом успокаивается. А я тут же и засыпаю.

Соседка напротив: «Ой, Надя, у меня то же самое! Я едва добираюсь до постели, ложусь, а он лезет. А я говорю: «Спать хочу, не хочу этого... я устала». «Ну вот, всегда так, всю жизнь. Колода ты деревянная! Давай!» - говорит он зло. Я беру подушку и ухожу спать, постеливши половики на кухне».

Вот. А тут заговорила еще одна женщина, уже немолодая, сидевшая на другом конце стола: «Ой, эти мужики - нахалы! Мой жеребец, уж немолодой, дети взрослые. А он свое. Лезет на меня. И как я не откручиваюсь, он даже не слушает, что мне не до этого. Ну что?.. Жду, когда кончит и отвалится. Только тогда и засыпаю...»

Николай Петрович тогда сказал:

- И в этом есть правда. Неспроста женщины об этом говорят. Им, особенно работающим физически, достается. Известно, что женщина, если она расположена и хорошо подготовлена к половому общению с мужчиной, бывает нежной, мягкой, необыкновенно милой, податливой. Тогда и ему и ей хорошо. Она и подает себя так, как ему надо. И при малейшем прикосновении, сигнале сделает так, как он хочет. Все это в них природой заложено.

- Вы все о женщинах судачите? - сказала вошедшая Галина Николаевна, жена Николая Петровича, - лучше вспомните о медвежьей слабости Степана Григорьевича.... Жаль мне его и медведицу!

На хорошем счету в районе был колхоз «Перемога», которым руководил председатель Беньковский Степан Григорьевич, заслуженный человек, награжденный орденами. И имел он небольшую слабость. Случайно попал в его руки медвежонок, самочка. Сначала это было безобидное существо. С маленькой медведицей заигрывали люди, но через несколько месяцев она стала подпускать к себе только хозяина. На других рычала, царапала их, рвала одежду. Степан Григорьевич был вынужден посадить ее на цепь рядом с оборудованной для нее будкой. Медведица подрастала, и когда ей было уже около двух лет в ней все чаще стали проявляться звериные замашки.

Уже на нескольких людях оставил зверь отметины, и стали они жаловаться в район, что Беньковский держит в своем хозяйстве опасного зверя. Весть о чудачествах председателя, связанных с медведем, облетела весь район и даже вышла за его пределы. Беньковский все отшучивался, заверяя, что животное серьезного вреда не причинит, потому что содержится на цепи. И это продолжалось до тех пор, пока сам Степан Григорьевич чуть не стал жертвой хозяина леса. Только после этого сказал он своему заместителю:

- Ты, Фома, возьми ружье и убей Маруську. Привлеки людей, разделайте ее. Шкуру отдашь мне, для памяти. Мясо пусть закоптят. Будем угощать гостей.

Так оно в последующем и было. Всех, кто приезжал в село, Беньковский старался угостить домашней медвежатиной.

Много лет прошло с тех пор, как бандеровцы вышли из лесных схронов. С бандеровщиной на Украине было покончено, но отзвуки националистической борьбы проявлялись еще долго. Работники райотдела вскрыли интересный факт: секретарь Дуваковского сельсовета Волович хранил на своем огороде ручной пулемет производства военного времени. Периодически он откапывал его, дополнительно смазывал, переупаковывал и вместе с патронами снова закапывал. Его задержали в момент, когда он складывал оружие.

Возбужденное уголовное дело расследовалось быстро. Волович объяснил:

- С войны остался пулемет. Нашел я его в лесу. Вот и решил сохранить...

С учетом всех обстоятельств и некоторого смягчения мер наказания в то время виновный был осужден условно, а пулемет конфискован.

Лариса захотела вставить себе золотые зубы и решила сделать это у частного врача - стоматолога в селе Брюховичи. Федор Иванович отговаривал ее, считая, что лучше ремонтировать зубы у стоматолога в районной поликлинике.

- Нет, я слышала, что в Брюховичах мастер молодой и делает зубы очень хорошо.

Так начался новый этап жизни семьи Доброхотовых. Лариса уезжала днем и возвращалась из села поздно вечером. Была почему-то грязная, в нетрезвом состоянии. Протезирование зубов продолжалось более двух месяцев.

В этот период Ларису чуть не уволили с работы за то, что она оставляла ее в средине дня, и уезжала. Федор тогда, против своей воли, упрашивал председателя райпотребсоюза не увольнять ее. В конце-концов, зубы были сделаны некачественно и вскоре стали разрушаться, пропадать. Федор понимал - жена безвозвратно снова на пути тяжелого алкоголизма.

Федору Ивановичу не давали покоя материалы для возбуждения уголовных дел, оставленные с прошлых лет. Даже в газетах появлялись заметки о том, что в прокуратуре Перемышлянского района эти материалы не разрешаются. Поступали и заявления заинтересованных граждан по этому же вопросу. Над изучением этих материалов и возбуждением по ним уголовных дел он постоянно работал в последние месяцы. Количество дел, находящихся в производстве у следователей в результате этого значительно увеличилось, а если учесть, что возбужденные по материалам дела были хозяйственными, а расследование их бывает сложным, то положение с расследованием дел в прокуратуре значительно усложнилось, добавились нагрузки на каждого следователя. А это потребовало дополнительных усилий следователей и прокурора. Выход дел, однако, то есть, их окончание, оставался низким, и это никак не устраивало прокурора. Эта часть работы постоянно была в поле зрения Федора Ивановича. Ему все больше приходилось работать со следователями.

Федор Иванович: постоянно чувствовал, что годы противостояния между прокурором, начальником милиции и первым секретарем райкома расслабили работников прокуратуры и в частности помощников прокурора. Эта ситуация требовала ненавязчиво, но постоянно, так сказать, подгонять их.

Федор Иванович не мог согласиться с тем, что помощник Кириллов официальные документы писал, как бытовые письма. Он говорил Кириллову:

- Николай Федорович, у вас - один стиль, у меня - другой. Думаю, что мы оба представляем государственный орган, поэтому стиль у нас должен быть единый: писать кратко и понятно, а не как письма на родину.

Николай Николаевич Пахучий в проектах документов, которые он готовил, почему-то упускал иногда важные обстоятельства. Оба они работали медленно, так что контроль за работой помощников постоянно требовал внимания Федора.

Перемышлянский район небольшой, но в отдельные периоды по происшествиям не уступал большим.

Однажды поздно вечером глухой взрыв привлек внимание многих жителей соседних домов. Утром Федора Ивановича в милиции информировали о происшедшем.

Гранчак Павел Юрьевич - работник промкомбината, несколько месяцев назад закончил строительство нового красивого кирпичного дома на улице Зеленой. В тот вечер он с женой Марией ушел в кинотеатр. Дома осталась его мать с внуками пяти и семи лет. Перед сном бабушка купала внуков, подогревая воду на газовой плите. В баллоне с газом, поменянном два дня назад, во время пользования, видимо, началась утечка газа. Бабушка и внуки спали, когда, зайдя в дом, Петр включил свет и мгновенно раздался оглушительный взрыв сопровождаемый массой огня. Супругов Гранчак отбросило в разные стороны. С тяжелыми ожогами они лежали, едва двигаясь. Упали внутренние перегородки, затрещали стены и потолок, вылетели стекла из окон, дом потерпел очень серьезные повреждения. Стены его, в их среднем уровне, раздались наружу. В тяжелом состоянии Петр и Мария были доставлены в больницу. Дом пришлось перестраивать, но, слава Богу, в семье Гранчаков все остались живы.

Через две недели ровно в девять утра позвонили из села Дунаев. Там 18-летняя девушка, предположительно, покончила жизнь самоубийством. На место выехал Федор Иванович.

Стефа Горцонская мечтала стать врачом-терапевтом и работать в больнице своего села. Красивой, жизнерадостной девушке нравились родные места. Ровные ряды добротных хат с красивыми палисадниками, утопающими в зелени. Живописные окрестности родного села, густо-зеленые заливные луга на берегу небольшой речки, золотистые поля, недальний лес, в который она в детстве бегала за грибами.

В последние годы Стефа заметно выросла и похорошела, из угловатого подростка превратилась в привлекательную девушку. В ней появилось все то, что делает девушку таковой. Она приобрела плавную, красивую походку.

Поступить в мединститут Стефе не удалось, не хватило одного балла. Но человек если к чему-то стремится и соответственно действует, обязательно добьется своего. И вот Стефа стала работать в регистратуре сельской больницы. «В институт буду поступать на следующий год. а пока буду здесь, все ближе к медицине», - думала она.

С недавнего времени, в этой больнице работал фельдшером Вихренко Кирилл Васильевич, тридцати четырех лет. Он оказался в этом селе после развода с женой, которая осталась в одном из городов на востоке Украины, и снимал комнату недалеко от больницы.

С некоторых пор, Кирилл Васильевич стал чаще заходить в регистратуру к Стефе, оказывая ей особые знаки внимания. Вскоре они полюбили друг друга. Летом Стефе выпало поехать на курсы повышения квалификации. Разлука с Кириллом стала для нее тяжелым испытанием. Кирилл тоже переживал вынужденное расставание с любимой. За месяц пребывания на курсах, Стефа написала Кириллу тридцать писем, в которых трогательно описывала свою любовь к нему. В своих двадцати девяти ответах он ярко уверял ее в том же.

Неожиданно в больницу приехала проверяющая из области врач Крючкова Алла Константиновна, лет тридцати, стройная, подтянутая женщина, с модной укладкой волос, в строгом дорогом платье. Вечером в честь гостьи был организован ужин, в котором принял участие и Кирилл.

Он сказал Стефе:

- Иван Петрович меня просил быть на ужине. Я долго не задержусь.

Стефа вскоре очень забеспокоилась: «Вот уже восемь, а его еще нет...»

Она пыталась уснуть, но сон не шел к ней, и таблетки не помогали. В двенадцать Кирилла тоже не было.

Стефа пошла в больницу и с веранды увидела, как гостья из Львова и Кирилл почему-то сидят вдвоем на мягком диване в полумраке и на столике перед ними стояли фрукты в вазах и бокалы с вином. Кирилл держал в руке и рассматривал кулон на груди женщины, а она ему лукаво улыбалась, их губы потянулись навстречу друг другу... Стефа отпрянула от окна. Она не помнила, как дошла до своего дома.

Стефа бесцельно бродила по комнате, пыталась что-то написать, но на это у нее не хватило сил. И в какой-то момент отчаянья она проглотила целую горсть таблеток, запив их водой. Вскоре она легла и заснула.

Утром мать обнаружила Стефу мертвой.

Главный врач Иван Петрович, после осмотра девушки с грустью сообщил, что она умерла два часа назад, предположительно от отравления.

Приехавший в село Федор Иванович осмотрел комнату покойной, опросил Кирилла, мать Стефы, главного врача, соседей и присутствовал при вскрытии трупа.

Стефу хоронило все село. Кирилл тяжело переживал происшедшее, он взял отпуск и целыми днями сидел у ее могилы.

Потом люди рассказывали, что Кирилл поставил на могиле красивый мраморный памятник и еще три года ежедневно приходил на кладбище.

Собранные материалы дали основание Федору Ивановичу для вынесения постановления об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием события преступления.

Федор Иванович отпирал кабинет, когда услышал телефонный звонок. По телефону сообщили, что ночью в селе Кривичи Глинянского района, в результате сильного урагана погибла женщина, ее пятнадцатилетний сын и корова.

Федор быстро собрался и выехал на место происшествия. Жители села объяснили ему, что с вечера и всю ночь свирепствовал ураган, много раз налетавший на село. Сильный ветер срывал с крыш построек доски, куски шифера, толи, железа, ломал ветви деревьев, разметывая все это в разные стороны.

В огороде около дома Гончарука Федор Иванович застал страшную картину: рядом с коровой лежала женщина, а рядом с ней - ее сын.

Прокурор произвел все необходимые действия. Собрал нужные материалы, из которых можно было сделать предварительный вывод о том, что люди и корона погибли в результате поражения электрическим током в оборванных ураганом проводах. Проведенная судебно-медицинская экспертиза подтвердила это. Печальное событие было законченно отказом в возбуждении уголовного дела.

В Глинянах Федор Иванович заехал в райотдел милиции. Александр Михайлович обстоятельно информировал его о криминальной ситуации в районе.

Рассказал о принимаемых мерах и пошутил:

- Позавчера был на совещании во Львове. Начальник управления предлагал всем взять в помощь в работе розыскных собак. А я сдуру встал и ляпнул, что, мол, товарищ полковник, зачем мне собаку, я сам - как сыскной пес. Все, конечно, рассмеялись. А начальник говорит: «Ну, вы, Смирнов, как скажете что-нибудь...». Я-то знаю, сколько возни с собакой. Не буду брать ее. Обойдемся.

Федор Иванович просмотрел все следственные дела. Дал устные указания по ним.

Не раз проезжал Федор Иванович по дороге Львов - Тернополь и каждый раз его внимание привлекала природная картина. Примерно, на полпути от поворота на Перемышляны до Золочева. Там, справа, в ста метрах от дороги, гора с уклоном в сорок градусов. На ней - плоское поле со стерней. Оно примерно в 90 метров длинной и 70 - шириной. Вокруг, с четырех сторон кустарники и небольшие деревья составляют, как бы раму картины. А главным элементом ее представляется пятно, которое непредвиденно и неожиданно перемещается в разные стороны. Это стадо овец - серое на желтом фоне. Удивительное явление природы.

Федор Иванович остановил машину на обочине, вылез из нее, встал, опершись локтями на крышу автомобиля, и задумался.

Вспомнил, как он любовался картинами на холмах, с которых начинаются Карпаты, в раме ветрового стекла; Дрогобыч и красоты его окрестностей; Карпаты с высоты птичьего полета и в перспективу, ласкающую взор, удивительную природу гор Карпат и Прикарпатья.

Он сознавал, как ему близка и желанна эта земля, эти горы. И вслух говорил:

- Они мне родные, близкие, свои.

Любуясь природой, он напевал:

... Сонцэ сило за горамы,
та й за Вэрховыну,
а гуцул давно чэкае
кохану дивчыну...

Многое, связанное с овцами чаще всего вызывало у Федора общение с песней:

...Вивци, мои вивци,
вивци та й отары,
хто вас будэ пасты,
як мэнэ не станэ...

Снова и снова он удивлялся неразрывной связи природы, как единого целого, природы и песни, слов и музыки.

Удивительно, как авторы тонко чувствуют природу. И себя он ощущает причастным к великому творению Всевышнего - природе и восприятию человеком этой природы. Ощущает прямую связь колоритных здешних песен с природой, а в природе слышит эти песни. Изредка, когда появлялись свободные минуты, он брал аккордеон и с удовольствием играл песни Карпат:

... Чуешь, чы нэ чуешь,
Чаривна Маричко,
Я до твого сэрця
Кладку прокладу...

Да, дорога стала ему, россиянину, эта красивая, плодородная, благодатная земля. За годы, прожитые на Западной Украине, Федор Иванович понял, что здесь живут строгие к себе и к другим, честные и трудолюбивые и в то же время добрые люди, с присущими им традициями в одежде, в организации жизни, в оценке ценностей.

Машины сновали по шоссе в обоих направлениях, а Федор Иванович продолжал стоять, опершись на машину, воспроизводя в памяти события другого характера, связанные с национальным противостоянием, которые вызывали у него самые глубинные чувства обиды. А когда он слышал песни Карпат, слеза наворачивалась на его глаза, размягчая досаду от этого противостояния.

Одни мысли сменялись другими.

Но почему, зачем, на этой земле, в украшенном природой крае, довольно большие группы людей противостояли государственной власти, ведя борьбу, замешанную на крови невинных людей ?

Мысли выстроили известные Федору факты противостояния в некий хронологический строй:

- известия в феврале - марте об убийстве каждый день в Буском районе в ночное время от одного до трех человек из числа советского и партийного актива;

- обстрел бандеровцами группы милиционеров в Яблоновском лесу;

- насмешки-издевки в буфете в Буске группой мужчин, пивших пиво;

- вызов лейтенанта Синева из квартиры;

- листовка на воротах войсковой части;

- обстрел часового на посту у пеленгатора;

- протест группы молодых людей на чердаке в доме недалеко от войсковой части;

- беседа с крестьянином о жизни при советской власти.

Когда на вопрос, как вы живете, он сказал:

- Та ничого, потроху, алэ... совьеты, знаетэ...

Снова мысли менялись другими.

Не раз во Львове он видел, что теперь, когда прошло более пятнадцати лет после войны, многое заметно изменилось. С удовольствием он наблюдал, как утром к проходным крупных промышленных предприятий стекались большие группы здоровых, улыбающихся, живо обменивающихся виденным вчера по телевидению и по другим вопросам радостных людей. Это - рабочие и служащие электролампового, телевизионного, автобусного и других заводов. Многие из них приехали на собственных автомобилях, хорошо одетые. Среди них было много заслуженно награжденных орденами и медалями.

Во многих селах на Львовщине, в других областях появились новые кирпичные, крытые железом, красивые и добротные дома. Уходят в прошлое хаты-мазанки. Во многих дворах - автомобили. Какие прекрасные коттеджи построены в Закарпатском Чинадиеве, которое тянется с обеих сторон дороги, от самых гор до Мукачева.

Конечно, не все еще в порядке в нашей стране, строящей социализм. Много недостатков, пороков. Но все-таки люди жить стали лучше.

Федор Иванович сел в машину и продолжил путь в Перемышляны. Он вспоминал, с каким восхищением рассказывали ему люди Западной Украины о поездках в Москву, Ленинград, в Киев, на курорты Крыма, Черноморское побережье Кавказа, Урал, Сибирь, свободно, без ограничений, по всему Советскому Союзу.

На основании наблюдений многих последних лет, Федор Иванович пришел к ясному выводу, что многолетнее национальное противостояние в этих местах народу было ненужным и даже вредным для него, принесшим много горя, материального ущерба и ненужных жертв.

Остановился на мысли о том, что он вправе считать эти места своей второй родиной. Он полезен, нужен ей, защищал ее в армии, теперь; борется с преступностью за соблюдение законности в интересах людей. Федору приятно ощущать себя своим и нужным здесь человеком. И ему нужны окружающие его люди.

Все хорошо, все нормально. Пусть жизнь продолжается, и все пусть имеют больше радостных и счастливых дней.

Сессия районного совета началась немного позже. Задерживался председатель райисполкома, который рано утром срочно выехал в колхоз по неотложным делам. Федору предстояло делать доклад о работе прокуратуры, практически, за весь период его пребывания в должности прокурора. Текст доклада давно был готов. В нем фактического материала было достаточно, но, как ему казалось, мало говорится о положении со следствием. Выход дел был все еще мал. Следователи не справлялись с наплывом дел. Материалы прошлых лет, по которым были возбуждены уголовные дела, все еще не закончены.

Федор Иванович считал, что следователи работают еще не в полную силу, недостаточно организованно, то есть были и объективные и субъективные причины того, что следствие в прокуратуре еще не обеспечивает нужный уровень борьбы с преступностью. Вместе с тем, в докладе было отведено большое место вопросам борьбы с мелкими административными правонарушениями и вопросам общего надзора.

Но именно в таком виде Федор и представил сессии свой доклад. Сорок пять минут читал он его. Потом было много вопросов, среди которых немало подспудных, заданных с хитрецой, сложных. В выступлениях депутатов оценка работы прокуратуры была признана удовлетворительной, хотя и справедливой критики было немало. Федор сделал для себя один вывод, его личными усилиями надо улучшить работу прокуратуры по всем направлениям деятельности, особенно по следствию, добиваться улучшения работы каждого из сотрудников. Федор Иванович понимал, что анализ преступности, данный им в докладе, поверхностный, такой, какой могут дать и руководители других организаций. Анализ условий и причин, способствовавших совершению преступлений, тоже поверхностный. Существуют более кардинальные и глубокие причины существования и: развития преступности в государстве и обществе. Но о них не принято говорить. Не говорил о них и Федор Иванович. Ведь упомяни он о них, тут же получил бы обвинения в антипартийной и антигосударственной позиции. Потому и говорил только о том, что хищениям государственного и общественного имущества всех видов по конкретно приведенным делам способствовали: плохой учет, ненадлежащая охрана, плохое освещение, а по хулиганству, например, широкое распространение в селах самогоноварения и пьянства.

Лариса уже давно, раз в две недели, стала ездить в село Борщев «погостить» в семью девушки-квартирантки, где она бывала по несколько дней и возвращалась домой с признаками хмельной жизни там. При этом стало известно, что она бывала не только в этой семье, но и в других хатах, где ее принимали и тоже угощали. За прогулы ее уволили с работы. Месяца полтора она нигде не работала.. А потом, вдруг поступила на работу в пекарню промкомбината. Федор как-то встретил Марию Матвеевну на улице, и она ему рассказала:

- Знаете, жаль ее. Мне позвонила Мария Степановна, которая, вам это известно, всегда старается помочь и говорит, что Лора Доброхотова осталась без работы. Помогите ей, возьмите. Она ведь еще здоровая баба, работать может. Ну, а мне нужен был человек на просев муки. Работает она неплохо, но куда-то часто уезжает, опаздывает на работу. Приходиться подменять.

Дома в семье порядка нет. Семейные дела Ларисой заброшены.

Зная многое об алкоголизме и возможностях медицины в лечении этой болезни, Федор понимал, что Лариса находится на такой стадии, что уже обречена. Ей не выбраться из этого состояния.

Федор думал: «Сколько огорчений, унижений за последние годы, претерпел я от нее. Нервных переживаний и морального ущерба. Сколько напрасно затрачено физических и душевных сил, и, в конечном счете, здоровья. Но она уже не вернется к нормальной жизни. Значит - развод,. Ломка семьи и неизвестность дальнейшей жизни. Выходит - такова моя судьба. Была она и благосклонной, но, в основном, суровой с крутыми поворотами и постоянным напряженным трудом, а тут еще пьянство Ларисы…

Да, судьба... Что же это такое - судьба? Ясно, что нечто предопределенное. Но что? Откуда? Где начинается и как и в чем проявляется? В чем заключается суть судьбы, жизни человеческой? Похоже, больше всего, что исходит эго от начала всех начал в жизни. Значит внеземного, божественного, космического. Но ученые, изучающие клетки, из которых состоит организм человека, утверждают, что при соединении женской и мужской клеток образуется третья единица. Разве это не основание думать, что гак закладывается новое рождение. И в нем программа того, что называем судьбой. Так, две разных судьбы двух человек, ее и его, зачавших третьего человека, создают третью судьбу. Таким образом, вновь рожденному уже предопределена его судьба, то есть, заложенное ещё при зачатии предписание его будущей жизни. Сколько людей на земле - столько и судеб. И среди них нет одинаковых, все разные. Интересно, ЧТО все люди отличаются внешним видом: лицом, фигурой, походкой, привычками, поведением. Известно, что они отличаются и по внутреннему строению. И в жизни судьба каждого человека проявляется по-разному. Одни достигают успеха в науке, культуре, спорте. Становятся писателями, художниками, артистами, руководителями крупных коллективов людей. Иные же, занимают места рядовыХ рабочих, исполнителей воли других. Есть, кроме того, люди с неудачно сложившейся жизнью, преступники, пьяницы, лентяи. Про таких говорят - у них судьба такая. А почему так? Практически человек живет, делая шаг за шагом, поступок за поступком, действие за действием. При этом, если он сделал шаг, то как-то отступить назад и сделать по-другому он уже не сможет - это шаг судьбы. Вот так, шаг за шагом и идет человек по жизни, по предписанной судьбе. Одни шагают успешно, достигая своей цели. Другие - наоборот, все что они ни делают, ведет к неудаче, к падению. Похоже, что судьба и жизнь соотносятся между собой, как сабля и ножны. При этом лезвия оружия могут быть самых разных форм и видов, как много разных судеб и прожитых жизней. И все зависит от того, что предопределено природой при зачатии. И над всем этим воля божья. Что же она мне готовит в будущем? Только вот дети неизбежно будут наказаны этим нашим разрывом.

Ну что же, Таню обещала взять сестра Ларисы, София из Берегово. А Вовик?... Когда ему исполнится четырнадцать, возьму его к себе.

Квартира и имущество останется Ларисе. Нужно ли оно ей? Только на пропитие. Возьму свои личные вещи. Но это полный развал, когда-то дорогого мне и надежного очага. Жаль. Досадно мне за все это.

Или пойти с ней вместе в бездну алкоголизма, принеся в жертву свою жизнь и жизни детей, ради сохранения семьи?

Или дальше наблюдать ее безвольное, неуправляемое падение?
Нет! Нет! Нет! Так не будет!»

Иногда человеческие отношения принимают совершенно необычный оборот.

Большое, старинное село Соколяны располсжено на одном из холмов Прикарпатья. Подобно небольшим местечкам и городам Западной Украины, в центре села - большая площадь, посреди которой обнесенный палисадом сквер с тремя клумбами, заросший сорной травой, редкими небольшими деревцами и несколькими сохранившимися скамейками.

Еще недавно село это было районным центром. Сохранились одно- и двухэтажные здания, в которых раньше располагались райком, райисполком, прокуратура и суд. Одну сторону площади занимало здание школы. Осталось и здание правления местного колхоза. Председатель колхоза «Ударник», Гнатив Иван Богданович, как-то сказал колхознице Панченко:

- Ты вот что, Надежда. Возьмешь на постой двух трактористов на два месяца. Будешь кормить их. Продукты выпишешь и получишь в коморе.
-
Трактористы, мужчины из соседнего села. Один, лет сорока пяти, Иван, другой - Роман, лет двадцати двух.

...Звездная ночь теплого бабьего лета. Лунный свет освещал ярко всю окружающую местность.

Илья Чорба шел из своего села, что в пяти километрах отсюда, чтобы утром уехать в райцентр. Вдруг он увидел, что группа мальчишек и девчонок, как стайка воробьев, с шумом выскочила из-за возвышения на краю небольшого оврага и побежала в сторону села. Из расщелины оврага выскочил рослый молодой мужчина. Он побежал в другую сторону, вдоль околицы села. Еще более неожиданным было то, что из оврага навстречу Илье выбежала девочка и бросилась в его объятия. Илья взглядом попытался понять, что произошло. Он спросил:

- Что случилось? Почему ты здесь? Кто эти дети и этот мужчина, который убежал?

Девочка, назвавшись Марийкой, что-то невнятно пыталась объяснит ему. Илья спросил:

- Тебя изнасиловали?

- Да... Я не хотела, он меня заставил, он сильный и делал со мной, что хотел. Я его не знаю. Мы гуляли с ребятами, он подошел... и привел меня сюда.

Утром следующего дня инспектор по делам несовершеннолетних Ада Порфирьевна, после полутора часов беседы с девочкой, доложила прокурору обстоятельства происшедшего, которые Марийка рассказала в мельчайших деталях. Выяснилось вот что.

...Трактористы-постояльцы в первую ночь спали на кроватях на кухне, а на вторую ночь мать сказала Марийке:

- Ты ложись на кровать Ивана, он там спать не будет.

Марийка поняла, что он лег вместе с матерью. Она же оказалась рядом с Романом. Так они и спали: мать - с Иваном, дочь - с Романом. Это продолжалось несколько недель. Может, все бы и осталось незамеченным, но вездесущие соседские мальчишки и девчонки стали приставать к Марийке, расспрашивали, что она ночью делает с трактористом. Оказывается, все они следили за ней, подсматривали в окно. Кто-то из них видел Марийку и Романа голыми и как он лежал на ней. Богдан сказал, что он вместе с Игорем и Василием видели, как тракторист обнимал и целовал ее на крыльце и платье ее поднималось так, что была видна голая попа. Девочка как могла, отрицала все, что говорили соседские дети, потом убежала домой. Вернувшись, она решила рассказать ребятам, что они с трактористом делают все, как мужчина с женщиной. Снова было много вопросов. Стефка поинтересовалась:

- Это не больно?

- Конечно, нет. Даже наоборот - это очень приятно. Раз попробуешь, все время хотеть будешь. Если вы задаете так много вопросов и ничего не знаете, то «тоди я видкрываю курса, будэтэ даваты мени цукэрки, пэчиво та солодощи».

Сегодня вечером будут первые практические занятия. Если хотите - приходите, увидите. Я приду с Романом, а вы спрячетесь за валом, с дальней стороны оврага и будете незаметно смотреть, что и как мы делаем. Придете?

- Да, - ответила Стефка, - приду.

- Конечно - сказал Богдан.

- И я... и я... - заявили остальные.

И, когда Роман уже лежал на ней, послышались шаги, и появился незнакомый мужчина. Это был Илья Чорба...

Федор Иванович покачал головой:

- Ну, а как мать? Будет писать заявление?

- Мать сидит в коридоре и ждет.

- Впрочем, этот факт имеет общественное значение, - заметил прокурор и добавил: - Пока делайте все, что нужно. Решение примем позже.

Молва людская - коварная и злая.

Надежде Панчишиной пришлось еще долго выдерживать насмешливые взгляды и поддевки односельчан.

Немало горьких минут пришлось пережить и Марийке.

Федор Иванович из уважения к своим сотрудникам, на протяжении всего времени работы в Перемышлянах, с учетом того, что они были постарше его, аккуратно высказывал свои замечания по недостаткам работы. Но за грубые ошибки спрашивал строго. Неприятно было Федору, когда Николай Николаевич, в ходе острой беседы по поводу упущений по службе, резко сорвал шапку со своей головы и бросил перед собой:

- Все, Федор Иванович, я понял. Теперь буду с вами все время советоваться, и постараюсь без замечаний.

Он был весь какой-то взвинченный, а блестящие глаза и покрасневшее лицо говорили, что он чем-то чрезвычайно взволнован. Он поднял шапку и поведал прокурору свое горе:

- Вы понимаете, моя Люда взяла девочек и уехала к родителям в Луганск. Голова кругом. Не знаю, что и делать. Один остался и даже домой идти не хочется...

Он долго рассказывал Федору Ивановичу о неурядицах в семье, о подозрении жены в измене, о не сложившейся жизни, о тяжелейших испытаниях. Прошедший всю войну, много раз бывавший под огнём и чудом уцелевший, и после этого, работая в КГБ, много раз был на грани смерти. Теперь вот остался один.

До глубины души задел Федора рассказ взволнованного помощника.

В последнее время Федор иногда позволял себе после работы уезжать во Львов к матери. В этих случаях к нему и машину подсаживались адвокаты, которые работали в юрконсультации Перемышлян, а жили ВО Львове. Как-то перед отъездом они зашли в кабинет Федора Ивановича и ждали его. В разговоре заведующий юрконсультацией, Венчак Петр Николаевич, с трудом передвигавшийся на костылях, так как имел протезированные ноги, говорил:

- Верите или нет, я прошагал половину Европы пешком еще в старое время. Бывал в Польше, в Чехословакии, в Швейцарии, в Италии - во многих странах. Видел очень много разных людей. И думаю, что мои наблюдения за людьми дают мне основания сказать вам, Федор Иванович, что вы по природе мягкий человек, не злобный, не суровый. Таким в прокуратуре трудно. Вам надо идти в адвокатуру. Только поймите меня правильно. Я ведь не говорю, что вы не можете работать прокурором, но, по-житейски рассуждая, я думаю, что вам все-таки лучше было бы стать адвокатом. Вы же понимаете - и зарплата у нас побольше, и зависимости, давления от вышестоящих органов нет. Это я вам говорю от чистого сердца. И, вообще, вы знаете, что я к вам отношусь очень доброжелательно и с уважением.

Он говорил на ясном украинском языке, четко выговаривая каждое слово.

Его поддержал и адвокат Бардин:

- Действительно, Федор Иванович, оставьте эту государственную службу. Переходите к нам. Нам на всех троих в районе работы хватит. Никто не будет в обиде.

- То, что вы говорите, ребята, — заманчиво, но я с самых молодых лет мечтал работать в прокуратуре, заниматься борьбой с преступностью, с нарушениями законности с пользой для людей. Так что... не знаю. Подумаю. Спасибо вам за такое ко мне внимание.

С наступлением весны Лариса все чаще уезжала в села, увозя с собой некоторые вещи из дома, видимо, для подарков людям, с которыми она там встречалась.

Обрюзгшее лицо ее явно носило следы алкоголизма. Неопрятная одежда. обувь подтверждали тоже самое. Федор говорил ей:

- Еще, когда ты рвалась в село к стоматологу два года назад, я тебе говорил: образумься. Но если ты намерена и дальше продолжать пьянствовать, то я не буду чинить тебе препятствий. Путь к потере всего в жизни тебе открыт. Пей и делай все остальное, что ты делаешь в таком состоянии. Ты унизила себя и меня до презрения людьми. Ты теряешь не только себя, но и семью. А мне и теперь говорят, что ты продолжаешь ездить по селам, напиваясь там до потери достойного облика. Предупреждаю, что все это кончится для тебя очень плохо.

Как-то вечером, после ужина, дети уже спали. Федор Иванович тоже лег. А Лариса заканчивала какую-то работу на кухне. Вскоре она пришла в спальню. Когда она ложилась, Федор почувствовал острый запах свежего спирта. Обеспокоенный, он вышел на кухню и увидел стоявшую у стола наполовину наполненную бутылку водки, накрытую стаканом. Он понял, что она только что выпила стакан водки. Затем, у входной двери, под половиком он обнаружил еще две полные бутылки с водкой.

Нахлынули тяжелые чувства: «Она уже пьет водку большими дозами, прячет ее, то есть, полностью сосредоточена на пьянстве».

Этот факт стал роковым, последним из возможных, когда Федор уже не мог мириться с поведением жены, происходящим вокруг него.

На следующий день Федор не мог успокоиться. Ларисе он сказал:

- Ну вот, теперь - это конец. Дальше так продолжаться не может. Ты предала меня и детей наших малых: Вовика, Таню. Видит Бог, я сделал немало для того, чтобы образумить тебя, спасти для семьи, три раза лечил в больнице. Ну, а теперь - все. Дальше так продолжаться не будет'. Я не намерен больше терпеть позор твоего падения. В конце концов, я теряю все: работу, карьеру, семью. Возможности вернуть тебя к нормальной жизни я уже не вижу. И вообще, заниматься твоим перевоспитанием я больше не намерен, не желаю и не буду. Хватит! Отныне я не имею с тобой никаких отношений. Все! Развод! Катись по своей дороге под откос. Вались в кромешную пропасть хмельного угара. Лети в бездну иного мира вместе с отравленной самой тобой жизнью. Я не брошу себя в жертву твоему распутству. Больше всего жаль детей. Ты им дать ничего хорошего уже не можешь. Я приму все меры, чтобы вывести их на верный жизненный путь.

«Верю в судьбу. То, что случилось, произошло по ее воле. Так, видимо, суждено быть. Пришло время новых, серьезных: перемен. Это - очередной крутой поворот в моей жизни.

Все! Развод! Другого пути нет», - думал Федор.

А я уеду отсюда подальше, чтобы не видеть и не знать дальнейшего поведения и конца этой женщины.

Прости меня, Господи, если признаешь мои действия грешными. Но иначе я не могу. Пусть простят меня и добрые люди, когда поймут суть всего происшедшего».

В течение трех недель дело о разводе было рассмотрено. Областной суд утвердил решение народного суда о расторжении брака супругов Доброхотовых.

Квартиру и все имущество в ней Федор оставил Ларисе. Взял лишь свои личные вещи, которые частично перенес в кабинет, а остальные перевез во Львов к матери.

Работу прокурора по линии общего надзора курировала Вера Александровна Горьковая, прокурор общего надзора прокуратуры области. Это была молодая, лет тридцати с неболыпим, обаятельная, благоликая, этакая слегка упитанная женщина, с чувством юмора. Нередко предметом взаимных улыбок между Верой и Федором был факт, когда Федор, еще будучи помощником прокурора в Буске, написал представление, в котором указал, что в одной из торговых организаций района недостачи составляют такую-то сумму, продавцов в этой организации столько-то. На основании этих данных, он пришел к выводу, что на каждую из продавцов падает такая-то сумма. Значит, каждая из них в среднем была...

Федор симпатизировал Верочке Горьковой. В кругу близких, знакомых мужчин он говаривал:

- Люблю кругленьких, полненьких женщин. Грешен этим.

Друзья шутили:

- А, так вот ты почему крутишься возле Верочки Горьковой.

Действительно, каждый раз, бывая в областной прокуратуре, он заходил к ней. Веселой реакцией на его приход она подтверждала свою симпатию к нему. Их дружественные отношения становились все прочнее. Федор стал бывать в доме Веры.

Началось все с того, что Вера как-то обратилась к Федору:

- Вот, сейчас сижу, как на иголках. Скоро из школы придет Людочка, а ключ от квартиры я, по ошибке, положила себе в сумку. Что делать?

- Если вы не возражаете, я помогу, отвезу ключ.

- Тогда так. Вот вам ключ. Людочка придет, откроете ей дверь и посидите у нас до моего прихода.

Вечером пили чай с пирожными и печеньем. Говорили про разное, смешное и серьезное. Федор удивлялся, какая развитая девочка растет у Веры. Поздно вечером Вера и Люда проводили Федора до трамвая.

Как показалось Федору, отношения его с Верой были удивительно сдержанными. Дома, преобразившись в хозяйку, Вера оставалась с ярко накрашенными губами. Ловко управлялась с кухонными делами и в это время, казалось, ее ничто другое не занимало. Федор иногда, как бы невзначай, касался губами ее щеки. Получалось что-то вроде имитации поцелуя. Она на это никак не реагировала. Он заговаривал о том, что общение с ней ему приятно.

- Это, видимо, вас воодушевляет то, что мы втроем гулять ходим, в сквере читаем и обмениваемся мнениями. И мне особенно нравится, что Людочка принимает активное участие в этом. Я замечаю, что она заметно больше стала интересоваться литературой.

Однажды Федор очень хвалил рисовую с творогом запеканку, залитую сладким соусом, и печенье, испеченные Верой. Она ответила:

- Ну, это просто у меня так получилось. Вообще-то, я кухней занимаюсь редко. Не привыкла.

Любовные веяния между ними почему-то не закреплялись.

Конец августа в этом году был на удивление ясным и теплым.

Как-то, во второй половине дня, позвонила Мария Степановна. Заметно игриво она сказала:

- Как там у Вас сейчас со временем? У меня к Вам просьба - срочно зайти ко мне.

Федор Иванович начал говорить, что сейчас он занят, ему некогда...

— А что случилось-то, Мария Степановна?

— А вот это - сюрприз. Придете - узнаете. В ваших интересах.

— Ну, Вы же знаете, что я Вам отказать не могу. Сейчас приду.

В кабинете было двое: Мария Степановна и незнакомая молодая женщина.

Мария Степановна, со свойственным ей темпераментом, скороговоркой, с быстро вращающимися в разные стороны глазами, с восхитительной улыбкой сообщила:

- Вот, Вы там, сударь, усердно работаете, а здесь две дамы изнывают от невнимания к ним со стороны мужчин. Вот, познакомьтесь - это Сашенька.

Федор, подойдя ближе, по-армейски вытянулся и, стоя перед женщиной, слегка цокнув каблуками, отрекомендовался:

- Доброхотов Федор Иванович.

Она встала и, протянув небольшую, мягкую руку, негромко сказала:

- Саша Пекарская.

- Очень приятно.

Федор поцеловал руку дамы.

А неугомонная Мария Степановна продолжала:

- Вы видите, какая Сашенька красивая. Нет, правда, это редкий образец красоты, созданный природой. Смотрите, какое у нее красивое личико, грудь, все остальное. Вам нравиться Саша? А-а-а, Федор Иванович? Она к нам ненадолго. Она - корреспондент газеты «Львовская правда». Приезжала по делам.

Саша действительно была очень красивой. При этом, модно, элегантно и со вкусом одета. Стройная, с красивыми ногами. Строгий, деловой костюм украшал ее.

Мария Степановна говорила так много и быстро, что Федор не мог и одного слова вставить.

Саша тоже не могла ничего сказать. Такая уж была эта милая, ко всем добрая, судья Мария Степановна, коллега и надежный друг Федора.

Наконец, как Федору показалось, Мария добралась до главного. Она и раньше ободряла Федора:

- Ничего, не волнуйтесь. Мы найдем Вам хорошую женщину, и жизнь у Вас снова наладится. Все будет хорошо. И тут же спросила:

- Вы сегодня едете во Львов?

— Да. Собираюсь, только попозже.

— А мы, вот здесь, засиделись, заболтались по-бабьи, изливая свои жизненные невзгоды. Даже про обед забыли. Не обедали.

— Ха, какое совпадение. Я сегодня тоже не обедал. Работы много.

— Ну, тогда, ребята, у меня такое предложение. До конца рабочего дня остался один час. Давайте пойдем ко мне домой и пообедаем, да заодно, как в сказке, и поужинаем. Согласны?

Саша и Федор согласились.

Женщины пошли в дом судьи, а Федор - в соседнюю чайную. Сказал, что придет минут через 15 - 20. Он купил шампанское, коньяк, водку, кое-что из закусок и шоколад.

Обед, организованный мамой Марии Степановны, понравился всем. Рыба фаршированная, икра баклажанная, салаты прекрасно гармонировали с водкой. Шоколад хорошо сочетался с коньяком и шампанским.

За столом говорили о разном: и о политике, и о том, кто, где и как достает дефицитные товары, и о женской красоте, и, конечно, о работе.

Федор распорядился о машине. Когда солнце уже начало садиться, выехали с Сашей во Львов.

Саша оказалась человеком широко эрудированным. И в поездке она поддерживала любую тему разговора. По всем вопросам, о которых заговаривал Федор, она имела свое четкое суждение.

Сашу завезли домой в районе кондитерской фабрики «Свиточ». Они обменялись номерами телефонов для связи в последующем.

Эти несколько часов общения Федора и Саши глубоко проникли в их сознание и породили пылкие любовные отношения.

С избытком общительная Мария Степановна очень привязалась к симпатичной Сашеньке Пекарской. И Федор с Сашей стали бывать на семейных праздниках в доме Марии Степановны и в компаниях друзей Саши во Львове.

Саша привлекала, внимание всех не только своей красотой, но и четкой, красивой, русской речью. Федор вынужден был тушить в себе вспышки ревности, когда многие мужчины, иногда до смешного, очень хотевшие понравиться ей, произвести на нее впечатление, назойливо лезли к ней. Своей выдержкой он показал себя, как серьезный претендент на ее руку и сердце.

Саша говорила ему:

- Ты не обращай внимания на этих балбесов. Я хорошо знаю их, их цели и повадки. Все пустое. Я люблю тебя.

Жизнь действительно полна неожиданностей. В октябре 1964 г. Хрущева вдруг сняли с работы Первого секретаря ЦК КПСС.

Федор Иванович понимал, что сделано это было по предварительному сговору членов Политбюро, организованному Брежневым. Хрущева тогда срочно, без предупреждения, сорвали с отдыха и вызвали в Москву. Там, обставив дело всеми силовыми мерами, объявили об отстранении его от должности и выводе из Политбюро. Десять лет он возглавлял Коммунистическую партию.

Федор Иванович среди знакомых, бывало, говорил:

- Вот, вы утверждаете, что Хрущев был болтуном, несерьезным руководителем, простаком, не доросшим до того, чтобы руководить партией. Вы ошибаетесь. Он имел большой опыт партийной и государственной работы - руководил такой большой республикой, как Украина, московской партийной организацией. И, заметьте, в первые пять лет его работы наряду с разоблачением культа личности Сталина, все мы ощутили подъем сельского хозяйства и промышленности. Правда, потом он увлекся реформаторством. Это деление партии на сельскохозяйственную и промышленную. Я и сейчас ругаю себя за то, что много раз, выступая публично, пытался доказывать, что такое деление полезно и нужно для партии и народа, что оно будет способствовать улучшению руководства сельским хозяйством и промышленностью Но это было, конечно, абсурдно. Или, вот, создание совнархозов - тоже пустая реформаторская затея. Или, его заявление о том, что наше поколение будет жить при коммунизме, ничем не обоснованное. Чего оно стоит?

Впрочем, если бы Хрущев продолжал жить и работать далее, то могло бы получиться и так. Принятыми мерами к 80-м годам правительство наладило бы распределение товаров стоимостью ниже, скажем, 4-5 копеек, бесплатно. В силу сосредоточения в правительственной казне больших государственных средств такая возможность была. И тогда, на одном из внеочередных партийных съездов один из секретарей ЦК КПСС в докладе объявил бы, что советское общество перешло теперь в стадию первоначального коммунизма. Вот вам и... «Наше поколение живет при коммунизме». Вот такая философия.

Правда, теперь стало ясно, что Хрущев в последнее время слишком увлекся, пытаясь, как бы изменением формы улучшить содержание, поднять экономику. Но, как известно, по диалектике, форма не определяет содержание, а происходит это наоборот.

Опять же, его ошибки с внедрением кукурузы, даже в местах, где она расти не может.

Или реорганизация районов и областей. Хрущев, конечно, знал, что развитие экономики Советского союза топчется в а месте и во многом даже теряет свои позиции. Но найти пути изменения этого положения он не мог. Это и подтвердила его неоправданная реформаторская деятельность. Не получилось. Были у него и другие ошибки. Например, стучание туфлем на трибуне ООН или проявление явной неосведомленности на выставке художников в Манеже.

Ну что ж, в истории, выходит, бывает и так.

Взаимоотношения между Сашей и Федором складывались очень хорошо, однако, они понимали, что время кардинального решения их интересов еще не пришло.

К этому времени Федор заметил существенные перемены в своей жизни. Это Саша не давала ему покоя. Именно она делала так, что они стали бывать на многих спектаклях, которые шли в театре оперы и балета, имени Заньковецкой, драмтеатре ПрикВО. Посещали вечера в консерватории и филармонии. Федор чувствовал более высокую подготовку Саши к восприятию театра, музыки, оперы, балета. Он с удовольствием слушал ее рассуждения, оценки произведений, концертов. Он впитывал в себя все, что говорила Саша.

Темпераментная Саша однажды возбужденно и громко сообщила Федору:

- Ты знаешь? На днях, в филармонии будет выступать с концертом моя давняя знакомая и хорошая подруга Стефа Замковая. Она поет старинные бойковские и лемковские народные песни. Теперь она уже заслуженная артистка. Ей 32 года, очень интересная женщина. Не знаю замужем она сейчас или нет. Ой, мы с ней обязательно встретимся. Пойдем?

После концерта Саша потянула Федора за руку по коридору в сторону артистических комнат.

- Идем. Я тебя познакомлю с ней. Я думаю, мы поедем сейчас к ней и там посидим, отдохнем.

Стефа, только несколько минут назад так красиво певшая песни, сидела перед туалетным столиком. Она только что сняла национальные украшения: цветы, ленты; быстро встала и, качая головой влево и вправо, размахивала волосами, расправляя их.

Увидев вошедших, Стефа в широкой улыбке проговорила:

- Ой-ой! Вы смотрите, кто пришел? Это же Саша - моя лучшая и давняя подруга.

Она обняла Сашу и поцеловала ее много раз в щеки и губы. - Сашенька, куда ты пропала? Сколько же лет мы не виделись?

Саша отвечала не совсем четко:

- Да вот... Так получилось... Все разные дела, работа, домашние заботы. Потеряла тебя из виду. А сегодня слушали тебя. Замечательно! Я восхищена тобой! Ты заметно похорошела и уже заслуженная...

- А ты не изменилась! Как всегда, красавица.

Федор смотрел на Стефу, оценивая ее: «Стефе лет 30, с небольшим. Энергичная. Подвижная. С открытым славянским лицом. Темноволосая, с такими голубыми глазами, что в них хочется смотреть. Четкий, западно-украинский говор звучал из ее красивых уст».

Улеглись первые эмоции, и Саша представила:

- Это Федор - мой друг.

Федор поцеловал руку Стефы, сказал, что ему нравятся лемковские песни, но сам он поет больше песни, рожденные в Карпатах.

Как и предполагала Саша, вечер закончился ужином на квартире Стефы, скромным и веселым.

Новое знакомство слегка волновало Федора, и он долго не мог уснуть, думая о прошедшем вечере. Какая-то притягательная сила не давала ему покоя.

Неожиданно, в конце октября, позвонил начальник отдела кадров областной прокуратуры Руденко.

- Федор Иванович, Вы, так я думаю, давно не были в Одессе. А там сейчас раскрыто несколько преступлений о взяточничестве в органах прокуратуры, суда и милиции. Возникло сразу несколько крупных уголовных дел. Созданы две следственные группы. В одну входят два следователя по особо важным делам из Москвы и с ними большая группа прокурорских работников из Украины. Во вторую входят несколько работников прокуратуры Украины, в том числе один следователь по особо важным делам, под руководством заместителя прокурора, республики Скопенко. Вы войдете во вторую группу. Выехать надо завтра.

Не лишенный наблюдательности Федор, уже в который раз проезжая по этому участку дороги, отмечал про себя, что от Раздельной до Одессы воздух составляет особую ауру. Здесь начинается климатическая зона от более жесткой к более мягкой, увлажненной, теплой. Воздух здесь в лучах солнца в легкой голубизне утренней дымки.

Поезд в движении поворачивается к солнцу то одной своей стороной, то другой. Чем ближе к Одессе, пассажиры, как бы, окутываются особым мягким, теплым и нежным покрывалом, насыщенным тепловой испариной воздуха. Сквозь призму легкой туманности, солнце не жжет, а приятно мягко греет человека.

Перед массивным, современного архитектурного типа вокзалом, построенным 10 лет назад, на компактной площади с интенсивным движением - круглый сквер, обнесенный оградой из металлического литья. Кронами старых деревьев над Пушкинской образовался зеленый свод. Вместе с поливом улицы одновременно двумя машинами, он создает приятную прохладу.

От привокзальной площади Федор троллейбусами проехал 10 небольших кварталов до Дерибасовской. Здесь прокуратура области.

На жительство его определили в хороший номер в гостинице «Большая московская». В здании КПЗ - кабинет на первом этаже.

Москвичи в основном занимались делами арестованных — бывшего прокурора области Лущаенко и следователя по особо важным делам Тодорова. Прокурорских работников из многих областей Украины собрали 15 человек.

Следователи из Москвы, эти молодые, энергичные старшие советники юстиции, чины довольно высокие, иногда, для разрядки обстановки, рассказывали особенности поведения своих подследственных.

Лущаенко чуть ли не на колени вставал, прося освободить его из-под стражи. Но освобождать было нельзя. Рассказывали, как Тодоров, под напором доказательств, честно и полностью раскрывал свои преступные действия.

Иногда приезжал начальник УВД области, комиссар второго ранга Зурдейный и, переходя из кабинета в кабинет, где работали прокурорские работники, быстро и громко, грубейшими матерными словами, построивши их в несколько этажей, утверждал, что все те, кто проходит по делам должны быть привлечены к уголовной ответственности.

На основании агентурных и других оперативных материалов, Федор Иванович изучал прекращенные уголовные дела на предмет обоснованности прекращения, допрашивал работников, принимавших участие в разработке и расследовании этих дел. Два месяца занимался Федор этой работой. Сдружился с коллегами из других областей. Вместе они проводили свободное время. Обедали и ужинали в ресторане «Киев» комплексными наборами блюд. Свободного времени было очень мало, но Федор успел многое увидеть в Одессе. И театр Оперы и Балета посетил, русский драматический театр, театр Музкомедии (с которым он был знаком еще со Львова), картинную галерею, археологический музей, музей западного и восточного искусства. Со множеством интересных впечатлений, перед Новым годом Федор возвратился домой. За работу получил благодарность.

За время пребывания в Одессе он не переставал поддерживать связь с Сашей.
Во второй половине декабря в этом году во Львове выпало очень много снега. Сугробы его лежали на улицах Львова и вокруг дорог в сельской местности.

Новый 1965 год Федор Иванович встречал вместе с Сашей в квартире ее подруги Люды Шихтман, работавшей консультантом в Доме учителя. В большой квартире собралось много интересных людей: литераторы, газетчики, люди из партийных и советских органов, музыканты, мужчины и женщины. Была там и Стефа.

Было весело, живо, интересно. Рассказывали много анекдотов, жизненных историй, пели, танцевали, дурачились. Только под утро разъехались по домам.

Работать Федору приходилось все труднее. Связано это было с утомительными поездками в Перемыпляны и обратно, весьма большой загрузкой по работе.

Только желанные встречи Федора с Сашей давали ему возможность расслабиться, забыть обо всех на свете делах. Они регулярно встречались в квартире Люды Шихтман, в доме напротив проходной телевизионного завода на улице Тургенева. В большой двухкомнатной квартире Люда жила одна. Иногда она уходила на несколько дней к своей подруге. И тогда Федор и Саша становились полными хозяевами ее квартиры, предаваясь удовлетворению пылающих страстей, основанных на пылкой взаимной любви.

Как-то, после довольно долгой разлуки Саша обняла Федора и крепко прижалась к нему:

- Вижу, похудел. Болеешь? Плохо питаешься? Ну, ничего, в эти дни я тебя откормлю. Сейчас едем к Люде. Сегодня же Пасха. Ты что, забыл?! Уже готовится праздничный стол. Я только что говорила с Людой по телефону. Там будет и Стефа. Кстати, ты ей понравился. Нет, я не ревную, но, знаешь, в этом что-то есть, как мне показалось.

- Сашенька, не дури. Ты знаешь, что я тебя люблю.

Федор захватил с собой хорошую водку, коньяк «Одесса», дорогое вино.
Компания собралась небольшая, празднованием Воскресенья Христова все остались довольны. К удивлению Федора в конце застолья Стефа стала настойчиво просить его и Сашу поехать к ней домой и продолжить гуляние.

- Я не великая хозяйка, мне ведь все некогда, я занята. Но к этому святому дню я подготовилась. Собирайтесь - едем. Отказа и слышать не хочу.

В со вкусом обставленной квартире Стефы все располагало к отдыху. Пили черный кофе и слушали удивительно красивую музыку.

- Ребята, я не поленилась, сама испекла пасочку, освятила ее в церкви и теперь, радуясь Воскресенью Иисуса Христа, прошу вас, ешьте. И скажите прямо - удалась она или нет?

В легких мягких комнатных туфлях Стефа быстро передвигалась по квартире и приносила фотографии, буклеты, брошюры, альбомы, в которых была отражена значительная часть ее артистической жизни. Вот она в Париже, на приеме в Министерстве культуры, вот - в Вене, гуляя по городу, вот - в Москве, на приеме в Кремле, беседует с Ворошиловым и Буденным. Все это хозяйка обстоятельно и образно комментировала. Эта живая встреча затянулась до полуночи.

Мария Степановна по секрету рассказала Федору Ивановичу о грядущих переменах в районе:

- Вот, Лавров уже оформляется начальником райотдела милиции. Есть же постановление о направлении работников по рекомендации партийных органов на службу в милиции. Сохраняется армейское звание, предоставляется, соответствующая званию, должность, обеспечивается перспектива быстрого роста, зарплата повыше, обмундирование, льготы. А дальше... повышенная пенсия. Иван Петрович рассчитывает через несколько лет стать полковником и иметь приличную должность.

Первый секретарь Петрусенко идет заведующим отдела народного образования области. Бывший начальник райотдела милиции, который был в контр-отношениях с Токаревским, уже принимает новую школу во Львове, будет директором. И, даже, боюсь говорить, меня переводят работать в Ленинский нарсуд города Львова. Ой, так волнуюсь. Вот, Федор Иванович, как Вы думаете, справлюсь я с работой в городском суде? Я, ведь, привыкла все в районе работать.

- Ну, знаете ли, Мария Степановна. Вы же у нас человек опытный. Нечего даже задумываться. У Вас все получиться. Желаю Вам успехов.

Федор Иванович и сам все чаще стал задумываться о переезде во Львов или в Одессу. При этом и самостоятельно, и. в разговорах с Сашей, пытался решать вопрос о соединении их судеб. Однако этому препятствовали, обстоятельства, складывающиеся в семье Саши. Она жила с мужем, своей матерью и дочерью пяти лет. К этому времени муж находился в тяжелейшей стадии алкоголизма. И она не могла решиться на окончательный шаг.

На неровном тракте жизни встречаются на первый взгляд, самые неожиданные перемены, кажущиеся случайными. Похоже, что при этом действуют силы судьбы. Наступают последствия, как бы ожидаемые, нужные. Причем, приходят они реально.

Уже давненько, где-то подспудно, зрело, готовилось к реализации, взаимное стремление Стефы к Федору и, наоборот - Федора к ней. И это произошло, как бы само собой, будто давным-давно задуманное.

Однажды Саша и Стефа договорились о встрече, о небольшом вечере отдыха. Естественно, в нем должен был участвовать и Федор. Как и договорились, Федор приехал к Стефе около восьми вечера. Он застал Стефу в домашнем свободном одеянии. Одежда этой женщины украшала ее. Халат из тонкой легкой ткани неповторимого оттенка от голубого в цветах, и из такого же материала - повязка на голове. Ткань, облегая фигуру, выгодно обрисовывала все считающиеся красивыми части женского тела. Чувствовалось, что в этой женщине все совпадало с мнением классика, в ней все было красиво: и лицо, и одежда, и душа, и тело. Стефа улыбалась, привлекая взгляд приятным увлажненным раствором рта с белыми ровными зубами, аккуратно сидящими в здоровых деснах. Смуглая кожа лица сияла блеском. Открытые части тела - шея и руки - будто были изваяны опытным мастером. Стефа, женщина среднего роста с небольшой головкой, временами казалась куклой, которую хочется взять в руки. Она отличалась не какой-то особой красотой лица, а тем, что в совершенстве владела эстетикой своего тела и одежды.

Хозяйка делала последние приготовления, накрывая на стол. Кстати, и стол у нее выглядел как-то красиво. На середине стола Федор поставил принесенную им бутылку армянского коньяка.

- Федор Иванович, займитесь музыкой. Включите магнитофон. Найдите спокойные мелодии в ритме танго. Люблю танго. Эта музыка успокаивает, ласкает душу и сердце. А как Вы?

- Без лести уверяю Вас, Стефочка, и я люблю эту спокойную музыку ненавязчивых мелодий.

- Значит, в этом мы - единомышленники. Мы одинаково воспринимаем музыкальный мир, музыку для отдыха.

Теплый вечер выходного дня. Ждали Сашу, сидя в легких креслах, стоявших в двух метрах друг против друга. Свободно обменивались мнениями о жизненных делах. Стефа забеспокоилась:

- Не понимаю, почему нет Саши? Почему ее до сих пор нет? Скоро 9 часов.

И вдруг телефонный звонок разрядил вялую беседу. Положив трубку, Стефа объявила:

- Вот тебе - на! Саша не придет. У нее сильно заболела дочка. На дворе тепло, а простудилась так, что температура 39°, вся горит. Так что мы с Вами вынужденно остались вдвоем.

Теплящие напитки, легкие закуски постепенно размягчили хозяйку и гостя. Федор осмелел. Когда Стефа запела в унисон звучавшей мелодии, он подхватил, поддержал ее голосом. Получился неплохо звучавший дуэт.

Стефа сказала:

- Вы - молодец. Люблю людей с хорошим слухом. Вы награждены природой.
Федор подумал: «Себялюб я. Мне польстила оценка квалифицированной певицы».
Федор заметил, что Стефа, как все женщины в подобной ситуации, задает осторожно, но много вопросов и ждет на них ответов: о жизни собеседника, о жене, о детях, о работе. Федор откровенно отвечал на все ее вопросы. И в свою очередь спрашивал ее.

Заинтересованный разговор непринужденно продолжался бы и дальше, но вместе они обратили внимание на время, когда было уже два часа ночи.

Стефа выключила свет и тихая беседа продолжалась. Светильниками стали радиоприборы и люминесцентные цифры часов, стоявших на столе в углу.

Нежные слова и легкие движения постепенно сближали их. Приблизились и кресла. Томная обстановка как-то безотчетно тесно соединила их губами, а вместе с тем и...

Потом они долго не могли уснуть. Хорошо, что утром не нужно было спешить, предстоял второй выходной день.

Испытавши верх полового блаженства, охваченный новыми энергетическими чарами этой женщины, Федор уже не мог обходиться без нее, такое приятное сильное воздействие она на него оказала. Судьба теперь направила его жизнь в другое русло. Саша, которую он до сих пор так любил и не желал каких-либо изменений в отношениях с ней, отступила на какое-то отдаленное место. Главное женское место в его жизни заняла Стефа. Он жил ее жизнью, ее делами, ее интересами. Все чаще ночевал у нее.

В дни репетиций, записи на радио и телевидении Стефа уходила рано, легко позавтракавши, и возвращалась в конце дня, часто без обеда. В такие дни, если это совпадало с выходными Федора, она просила его сходить на рынок, и что-нибудь приготовить на ужин. И это не случайно. Федор уже не раз жарил картошку «по северному». Он вспоминал, как первый раз Стефа, придя домой, у порога, выразительно вдыхая воздух, спросила:

- Что это ты сегодня приготовил? Еще от парадной слышен аромат. Я подумала, как хорошо пахнет. Но это, конечно, не у нас.

- У нас, моя милая, — поцеловав ее, сказал Федор. - Это я пожарил картошку «по северному». Там ведь как? Картошку для жарки сначала варят, потом очищают от шелухи, некрупно режут в отдельную посудину, солят. Картошка должна быть рассыпчатая. Среднего размера луковица крупно режется и чуть-чуть обжаривается в сковороде на подсолнечном масле. На лук выкладывается картошка. Картошку часто помешивают. Закрывают плотно крышкой и периодически снова, помешивают. Аромат, видишь, необычайный и распространяется очень далеко. Картошка становится мягкой массой. Такую картошку едят с котлетами, сардельками и обязательно с солеными огурцами, капустой или грибами. Это мое самое любимое блюдо. А вас, мадам, милости прошу к столу.

Стефе очень понравилась картошка «по северному». С тех пор она просила, улыбаясь и хитровато говоря:

- Феденька, ты же знаешь, что я люблю картошку «по северному». Сделаешь? А-а?..

А про себя в уме отмечала: «У меня появился истинно любимый мужчина». Потом Федор еще не раз удивлял Стефу своими кулинарными способностями. Однажды он приготовил салат из соленой трески, яиц и репчатого лука на подсолнечном масле. Восхищению Стефы не было предела. Об этом салате она рассказывала знакомым и родственникам:

- Кулинарные способности Федора Ивановича я открыла совсем недавно. Нет, он не пропадет в жизни. В нем заложены способности кулинара..

Однажды о Федоровых поварских способностях Стефа подробно рассказывала в компании, где была и Саша.

- Да. Оказывается, он еще умеет варить особенный суп который называется «крупянкой». Пришла я как-то после репетиции, голодная, живот прирос к спине, а в квартире... Чувствую необыкновенный приятный запах. Что это? А выяснилось вот что. В детские годы Федора, во время войны, в соседней семье было пять мальчиков. Отец умер, материально жили бедно. И вот их мать, тетя Груша, каждый день варила в русской печи большой чугун супа. В состав его входила пшеничная крупа, картошка, луковица, конечно, лавровый лист, легкая поджарка из лука - и все. Да, в тарелочку каждому мать наливала ложку подсолнечного масла. Запах и вкус «крупянки» необыкновенный. Вот попробуйте, сварите, не пожалеете. Мы с Федором едим с удовольствием.
-
Когда компания перешла к танцам, Стефа, Саша и Федор оказались на кухне. Стефа вдруг сказала:

- Ты знаешь, Сашенька, — кивая в сторону Федора, — какой номер он выкинул на днях. Ты не поверишь. Мы были в радиокомитете. Я там репетировала и записывалась в сопровождении рояля. Захожу в зал, где репетирует оркестр народных инструментов, а он сидит С аккордеоном в руках и играет в оркестре.

- Да, ладно тебе. Я еще в армии играл на аккордеоне и пробовал играть в оркестре. Жаль некогда поближе заняться этим делом.

- Ну, он у нас известный секретчик, трудно представить, что выкинет завтра, какой сюрприз преподнесет, — заметила Саша с потаенной обидой на Федора и подумала: «Ага- а-а. Вот как он перед ней раскрывается. А я ведь этого ничего не знаю...»

Рассказы Стефы о Федоре на этом вечере не прошли мимо внимания Саши. С тех пор Саша стала устраивать Федору ревностные допросы. Пыталась изобличить его в отдельных от нее встречах и связи со Стефой. Федор едва выдерживал этот натиск. Заметно обострились и ее отношения со Стефой. В разговорах она стала срываться на обострение отношений. Стала реже бывать у Стефы, пыталась отвлечь от нее Федора. На одной из последующих с ним встреч вылила Федору всю горечь своих переживаний и обид. Он вспомнил это, и по достоинству оценил поведение Саши, как поведение цивилизованной женщины.

- Прости меня, Сашенька, я виноват, но это свершилось.

Теперь жизнь Федора все больше была связана с новой любимой подругой, с ее пением, с театрами, с концертами. Он окунулся, и довольно глубоко, в жизнь артистов.

А жизнь эта была, ой какая сложная!

Часто они не могут даже распорядиться своим свободным временем. С утра Стефа расположилась готовить уху, вычитывая способ приготовления по книге. Уже приятно запахло рыбным варевом, когда зазвенел звонок, и зашла посыльная.

- Стефочка, сегодня к вечеру Вы уезжаете в Кишинев. Едет оркестр народных инструментов, хор и Вы. Отъезд поездом в 16.30, за Вами заедет такси. Ну, я побежала дальше.

Стефа в сердцах довольно резко высказала свое недовольство неожиданным известием и сказала Федору:

- Ну вот, видишь, какая жизнь артистки? Что ж?.. Надо собираться.

Уха еще томится на плите, а Стефа уже налила воду в таз, туда же жидкого мыла, и стала набрасывать в воду легкие манжеты, воротнички, носовые платки, трусы, бюстгальтеры, полотенца. Затем все стала быстро стирать. Выстиранные вещи раскладывала на радиаторы.

После завтрака она быстро помыла посуду, попросив Федора подготовить место для глажки и включить утюг. Глаженные и другие вещи она тут же укладывала в чемодан. Такие сборы чем-то напоминали сборы солдата по команде.

Вот и такси сигналит. Федор проводил Стефу на поезд.

Нежные, трогательные, любовные отношения Стефы и Федора зашли уже так далеко, что стали заметными для окружающих. Впрочем, оба они не считали нужным скрывать это.

Мать Стефы, София Григорьевна, которая жила в Самборском районе, приезжая во Львов, прямо спрашивала, когда уже они поженятся.

Стефа рассказывала маме:

- Федор имеет способность появляться всегда там, где он нужен. В нужное время, в нужном месте. Я хочу от него ребенка, хочу семью. Я уже поняла, что такое счастье в семье, живя с ним вместе. У меня дома появились нужные вещи, продукты, и даже - готовая пища в квартире порядок.... И как он все успевает?! Мне с ним всегда хорошо, я без сомнения люблю его. Без него мне тяжко, будто чего-то не хватает. Но, хотя я не даю поводов, он ревнует. Я вижу это. Получается, что вокруг меня всегда мною мужчин.... Ревнует, переживает. Я пытаюсь украсить, сгладить обстановку, но вижу, что он, всегда на взводе - волнуется. Особенно, когда я уезжаю на гастроли. Не знаю, как нам быть. Он даже не отдыхает. Работа, дела, заботы по нашему дому. Только с ним я почувствовала уют, семейную жизнь, уверенность, мужчину рядом.

Знакомые уже рассматривали их как потенциальную семейную пару, хотя жили они отдельно. Федор в основном жил у своей матери. А иногда оставался ночевать у Комзаровых.

И никто не догадывался, что когда в очень спокойной обстановке они заговаривали о своем будущем, о совместной жизни, Стефа серьезно, строго и с сожалением говорила:

- Федя, дорогой мой, любимый друг, я надеюсь, ты веришь, что я тебя люблю, с первых дней нашего знакомства. И люблю так, что не могу причинить тебе ни малейших неприятностей, создать затруднения. Ты видишь - жизнь артистки весьма сложна. Я должна серьезно заниматься пением, иначе мне нельзя, я потеряю себя, изживу себя досрочно. Ведь это верно? И ты же понимаешь, что я не смогу уделять тебе достаточно любовного внимания, не смогу сделать более красивой мечтой нашу совместную жизнь. Ты видишь, даже обед приготовить для нас двоих мне трудно, да и просто некогда. Вот и сейчас, видишь, ты берешь на себя инициативу, бремя хозяйки в доме. Ну вот, и представь себе, может ли это продолжаться постоянно. Думаю, что нет. Ты - мужчина. У тебя еще карьера впереди. А если мы женимся, будем жить вместе, ты во многом превратишься в домашнего хозяйственника. Нет. Я не могу сделать тебя заложником моим в нашей с тобой семье. Верю, что и ты любишь меня. Я ощущаю это. А вот насчет создания семьи, Феденька, нам нужно еще, наверное, много подумать. Ну скажи, разве я не права?

- Ну что я скажу? Верно. Я надеялся, что мы создадим семью. Но ТВОИ соображения, сомнения, не лишены резона. Хоть мне и кажется, что я должен быть с тобой всегда.

При этом Федор вознес вверх напряженные в кулаках руки, как бы утверждая сказанное.

- Вот только с некоторых пор все больше убеждаюсь, что я ничего не понимаю ни в жизни, ни в любви.

«Нет, я не потерял голову», - переживал Федор, взвешивая все «за» и «против» в связи со Стефой. Федор и сам все чаще задумывался над многими, связывающими его и Стефу, вопросами. Он думал, думал, думал: « Я люблю ее без сомнения, без малейших колебаний. Вся она во мне, и я готов весь отдаться ей, веря в нее. Люблю ее так, как никого и никогда в жизни не любил. Красивая, на удивление тонкая, нежная натура. С ее появлением все вокруг становится светлее. Общаясь с ней, во мне появляются какие-то новые необъяснимые силы, возвышенный душевный подъем. С ней всегда хочется быть вместе, но действительно есть другое время ее жизни, с теми, кто связан с ней по работе. У нее гастроли, поездки на неделю и две, и три, и больше. Переживаю, как она там. И при этом имею в виду, что она все время в окружении видных, солидных мужчин. А ведь там еще приняты послеконцертные, по поводу и без повода, застолья. Дома, правда, она становится снова домашней. Но какие-то тревожные мысли у меня от ее поездок остаются. Не спокоен я за нее. Не уверен в нашем общем будущем. Вот почему мы на всякий случай договаривались, что, если я уеду, мы останемся друзьями. Будем приезжать друг к другу». Итак шло время.

Свое положение в отношениях со Стефой и Сашей Федор рассматривал как щекотливое, неопределенное.

Федору Ивановичу Саша была мила и желанна, хотя он и понимал, что она не может остаться с ним из-за обстоятельств, которые складывались у нее в семье. Нет, он не мог оттолкнуть ее, или, сделать какие-либо резкие шаги против нее, отказаться от нее. Общение с ней и теперь было для него интересным. Время от времени они встречались и бывали вместе.

Впрочем, со Стефой тоже было много неясного, нерешенного, неопределенного, сомнительного. Но он любил ее.

Готовясь к отъезду в Одессу, Федор Иванович, собрал все имущество детей, перевез их во Львов к матери. Лариса, с которой Федору пришлось последний раз говорить, была в трезвом состоянии и против переезда детей к бабушке не возражала. Правда, при этом, предполагалось, что Таня в ближайшее время будет отправлена к ее сестре Соне в Берегово в Закарпатье, а Вовика, когда ему исполнится 14 лет, возьмет к себе отец.

Приближался новый учебный год. С Вовиком все было проще - он пошел в школу №9 на улице Волгоградской, где раньше учился Артур.

А вот с Таней все не получалось. Были телефонные переговоры, переписка, а вопрос не решался. То оба Жванько были заняты, то тетя София Григорьевна не могла без помощи мужа Василия встретить ребенка, то еще что-то мешало.

Только в середине августа Федор отправил девочку в Закарпатье. Он договорился с проводницей шестого вагона поезда Москва - Чоп, что она присмотрит за ребенком, и позвонил, чтобы Жванько встретили ее в Мукачеве.

Потом София Григорьевна подтвердила телеграммой и позвонила, что Таню встретили. Все в порядке.

Прошло уже полгода, как следователь Пазюк женился и перевелся работать в город нефтяников Борислав. А замену ему до сих пор не дали. Следственная работа в прокуратуре все более осложнялась.

В разговоре с Федором Ивановичем перед отъездом: Пазюк сказал:

- Я привык к Перемышлянам, к ребятам, и не уезжал бы. Но сколько можно холостяковать? Мне ведь уже 35 И так «засиделся в девках». И вдруг встретилась интересная девушка. А обстоятельства складываются так, что я должен ехать к ней. Там квартира приличная, две комнаты. Она - учительница. Так что ехать надо. А следователя в кадрах обещали прислать сразу.

Федор Иванович несколько раз во Львове заходил в отдел кадров, и даже к прокурору области, а следователя все не присылали. Одно дело он взял в свое производство, остальные передал помощнику Кириллову. Но тому трудно давалась следственная работа.

А тут еще Путинцев часто болел. В следствии прокуратуры - полный затор, выхода законченных дел нет и просвета в этом пока не видно.

Помощник Пахучий едва управлялся со своей работой. Ходил сам не свой, один, без семьи. По совету Федора Ивановича ездил к жене и дочкам в Луганск во время отпуска. Наладить отношения с женой не удалось. А Федор так рассчитывал на это.

Как-то Федор Иванович зашел в квартиру к Николаю Николаевичу. Из вещей там остались только солдатская кровать, стол, три стула, вешалка на стене, теперь на ней поместился весь убогий гардероб хозяина квартиры.

Наверное, из-за такого образа жизни и работал Пахучий так, что ему постоянно приходилось выговаривать за задержку документов.

По поводу квартиры и своей неустроенности, расчувствовавшись, он говорил:

- За что воевал? За что рисковал жизнью? Во время войны летал на истребителе. Сразу после нее служил в КГБ на Ивано-Франковщине. Бывало в ясную лунную ночь идешь один по горам, как на ладони виден на много километров. В любой момент могли убить. Слава Богу, что не убили. А что теперь имею? Вот так... Федор Иванович. А ведь мы победители. Что происходит? Мы ведь теперь знаем, что побежденные живут лучше нас.

- Да. Согласен. Понимаю.

- Обидно мне. Не знаю, кто и когда ответит мне на этот вопрос.

В последнее время у Федора Ивановича в голове то и дело всплывали мысли об отъезде. Где-то именно в этом спектре они, перебивая и ломая друг друга, сбивались и снова всплывали. Возникали новые и тут же обрывались. Устойчивыми и более ровными были соображения о том, что после всего того, что случилось, оставаться здесь, в Перемышлянах, во Львове он не мог, чтобы даже случайно уже никогда не встречать и не видеть Ларису, будущее которой он представлял в самом неприглядном виде. Но главная цель отъезда - удаление от места, где произошла его личная и семейная трагедия, так сильно надломившая ход его жизни. С другой стороны, Федор Иванович никак не мог смириться с тем , что он вынужден оставить так глубоко запавшие в его душу, ставшие родными, полюбившиеся ему места. Приятные воспоминания упорно возвращали его к думам: «Ведь это началось еще в феврале сорок шестого года, именно тогда я впервые вдохнул здешний, слегка влажноватый и более мягкий, чем на севере России, воздух. Тогда же я впервые познакомился с бытом здешних людей; с их характерным языком, с особыми интонациями, ранее незнакомым мне певучим колоритом. А ведь сначала, в первые дни, было до смешного странно. Во Львове и других городах я наивно видел большое количество пекарен, а были это не пекарни, а перукарни — парикмахерские. Позже я принял твердое решение: смело перейти к разговорной речи на украинском языке, на котором говорит большинство населения Западной Украины, и это оправдало себя, я заговорил по-украински. И даже стал понимать и толковать слова, заимствованные из польского, немецкого, английского языков: мает - мусыть; файн - файно, красиво; фэст -первый, зуп вместо супа.

Позже, в период, когда лучшая литература, лежавшая на полках магазинов и библиотек, была на украинском языке, я с удовольствием читал «Роксолану», «Ратоборцы», а также многие книги украинских писателей. Хвалю себя честно за то, что смело и добросовестно вторгся в познание украинского языка. Именно здесь, на Львовщине, я стал читать и на польском языке газеты и журналы «Кобета и жице», «Пшиязнь». Как я оставлю Карпаты, Львов, весь этот удивительный край, те места, в которые я так влюблен: Высокий Замок, бульвар на улице 1-го мая, знаменитое Лычаковское кладбище, Стрийский парк и парк Костюшко, с которыми так много связано; собор Святого Юра, неоценимые старинные действующие храмы, застывшие в холодной неразрешимости, величественные свидетели: старой религиозной культуры; площадь Рынок с ратушей, исторический, этнографический музеи, прекрасный памятник Мицкевичу, значительное здание Государственного университета.

А небольшие города, с типовыми для Западной Украины центрами, где мне приходилось бывать и работать: Буск. Перемышляны, Золочев, Стрый, Дрогобыч, Самбор, а в недальнем Закарпатье - Берегово, Мукачево.

Здесь — моя вторая родина. И это не просто слова. Это изъявление моего украинского патриотизма. Да! Именно здесь, на украинской земле, в этом чарующем крае, к которому я прирос душой и телом - здесь прошли лучшие сознательные годы жизни. Здесь - служба в армии, учеба, первая любовь, женитьба, рождение детей, окончание университета, ответственная работа по душе. Здесь 20 лучших лет жизни. Здесь - правда, и печаль, здесь же, после крутых жизненных поворотов, трагический конец моих жизненных критериев. Пытаясь понять, что это со мной, с моей семьей, склонен считать, что все это определено мне Всевышним, заложено в судьбе. Ни на кого ничего не нарекаю. Так мне на роду написано. И слава Спасителю нашему Иисусу Христу!

Оставить хороших друзей, знакомых, людей более вежливых, чем во многих других местах в стране. Вот вспомнил, как заходя в магазин детской обуви на улице Горького, в отделе напротив входной двери, я любовался продавщицей по имени Оксана, женщиной лет 30. Подтянутая, подвижная, она успевала так мило, так любезно общаться с каждым из покупателей, отвечая на вопросы, что все они оставались довольны и с хорошим настроением уходили с покупками. До сих пор помню ее лицо, ее постоянную, неизменно притягивающую улыбку.

Нет, она не просто продавец, она - виртуоз в своем деле. Она - образец вежливости в связке «продавец - покупатель».

Но речь не только об этой женщине-продавце, а о многих, живущих во Львове и на Западной Украине вообще. Об их стремлении, исторически воспитанном многими годами, красиво и своеобразно одеваться. Это, без сомнения, результат влияния западноевропейской культуры.

Помнится, что когда в прошлом году я вернулся из Одессы, сотрудники и знакомые спрашивали: «Как там жизнь в Одессе?» Оценивая все впечатления, привезенные с собой, я говорил:

- Там, конечно, море, но во Львове все намного лучше. И это была правда.

Особое место в душе моей занимает Стефа. Сердце мое заполнено ею. Она - прелесть! Как я без нее? А кто без меня приготовит ей жареную картошку «по северному», суп-крупянку? Правда, я решил приезжать к ней при первой малейшей возможности».

Колебания Федора Ивановича от крайнего до крайнего положения в спектре напряженного мышления продолжались. При этом Федор много думал о Саше хотел наладить с ней совместную жизнь. «Миленькая Саша! Как много прелестного, светлого, нежного я увидел в тебе, как глубоко я почувствовал тебя. Красивее твоей фигурки не было в моих руках. Кажется, еще совсем недавно, я не :шал тебя, лучшую из женщин. А теперь, когда мы с тобой соединены душами и телами, прекрасная ты моя, любовь между нами проявилась в новом, лучшем понимании этого явления. О, Сашенька! Ты особое создание Всевышнего. Любование тобой приносит мне наслаждение», - иногда так думал Федор перед тем, как заснуть в постели. Но что и как будет дальше, он не знал. Слишком много неясного было в их отношениях.

Федор снова и снова мысленно возвращался к Саше. Он думал: «Когда твои мягкие, теплые губки в поцелуе касаются краёв моих губ, глаз, лба, а руки твои нежно обнимают меня, я чувствую жизнь более полной, приятной, прелестной, ощущая ее, как самое ценное, вернее, бесценное, данное человеку природой, Богом...

Саша, я надеюсь, что мы все-таки будем вместе. Ты создана для меня, а я, видимо, для тебя. А если я уеду, ты решай свои семейные дела и приезжай ко мне. Знай - я очень тебя люблю».

Между тем, Федор все больше склонялся к отъезду в Одессу. Через несколько дней - октябрьские праздники. И в один из этих дней он принял решение об отъезде:

«Вот отпразднуем - и уеду».

10 ноября Федор Иванович подал заявление об увольнении.

Это немало удивило прокурорских работников, знавших Федора. Но в Перемышлянах многие будто этого ждали.

Только руководство областной прокуратуры, особенно начальник отдела кадров Руденко, по этому поводу сурово говорил:

- Ну, вот, готовишь, стараешься удержать кадры, а они... уходят. Вот и ты, Доброхотов, со своим заявлением... А- а...Ну вас...

Работавший к этому времени прокурором области Антоненко, автор книги «Над Тиссой», говорил Федору:

- Ой, молодой человек, не знаю, хорошо ли Вы обдумали, но имейте в виду, что Одесса - город особенный. Люди там особенные. Условия не такие, как в других местах. Работать там трудно. Имейте это в виду. Подумайте еще. Я знаю Вашу историю, но уезжать Вам не советую.

Говорил он что-то еще, но Федор уже и не слушал прокурора. «Нет. Решение принято. Поворот в жизни крутой, но я уеду”.

Как-то нескладно попрощался с Верочкой Горьковой. Схватил её руку и поцеловал. Отошел, словно прячась от её взгляда.

Последний, с кем разговаривал Фёдор в прокуратуре области, был начальник отдела общего надзора Пронин, с которым заранее договорился о рекомендательном письме, Владимир Степанович каким-то особым жестом вручил Фёдору это письмо в конверте и пожелал успехов в Одессе.

- Зайдёте там к начальнику отдела общего надзора Владимиру Михайловичу. Дадите ему это письмо. Надеюсь, вас возьмут без лишних вопросов.

Федор уважал Пронина. Он видел в нем преданного своему делу работника, грамотного, умного, деловитого.

Грустным покидал Фёдор Иванович прокуратуру области, последний раз, сходя по знакомым её лестницам.

Через несколько дней он уехал из Львова и вскоре стало известно, что он работает не в прокуратуре, как предполагалось, а начальником следственного отдела одного из управлений МВД в городе Одессе.

Прошло пять лет.

После трагической гибели мужа и смерти матери, Саша с дочерью приехала в Одессу, и стала женой Федора Ивановича Доброхотова.