В ожидании весны

Алла лежала на скрипучей панцирной кровати и смотрела в одну точку. Вернее, она смотрела в его глаза, прекрасные глаза! Это удивительное лицо, обрамлённое струящимися волосами, дышало спокойствием. Это был портрет Дюрера, с которым Алла никогда не расставалась. А слева от стены с портретом, было расположено окно, оно было открыто, ведь скоро весна. Ветерок задувал в окно, и картинка на стeне то и дело вздымалась и Альбрехт медленно вдыхал струю воздуха, как спортсмен на беговой дорожке. Алла лежала с книгой и то и дело посматривала на Дюрера. Он безотрывно и очень сочувственно смотрел на нее, а она лежала с переломанной гипсовой ногой, обмотанной бинтами. Ее белая нога длиннющим дальнобойным орудием торчала из-под одеяла. Так она лежала уже 10 дней. В первые два три дня у неё был хлеб и одно яйцо, которое она разделила на 2 дня, но теперь еды не было и попросить некого, так как общежитие было абсолютно пустым-все уехали на каникулы. Алла была одна во всём общежитии. Спуститься с четвёртого этажа она не могла, со своей загипсованной ногой, да и денег у неё не было. Она вспомнила, что в Египте умершим вытаскивали все внутренности и раскладывали их по красивым вазам- канопам. Тогда как сам умерший был запеленован и лежал в ожидании, когда душа его Ба, найдет своё тело, и вновь вселится. Вот так и Алла лежала, с запеленованной ногой, и из-за голода ей казалось, что внутренностей у неё просто нет, а её пупок можно увидеть через прозрачную кожу со спины. Душа Аллы летала далеко от своего тела. Она устремлялась вслед за летящим от каждого дуновения ветра, красным плащом Альбрехта Дюрера.
 Алла закрыла глаза и вновь увидела ту поляну и странное сооружение, с карнизом, увенчанным розовыми путти с крылышками. Путти — это такие небольшие ангелочки, которые украшают барельефы дверей из бронзы, или карнизы храмов времён Ренессанса, впрочем, их лепили везде и позже- во времена рококо. Но здесь, на московской поляне, эти ангелята украшали карниз цилиндрического здания, в котором не было ни окон, ни дверей. Алла и её спутники несколько раз обошли это здание-ничего! Ни даже щёлки.  Но вдали Алла увидела холм и у неё возникла мысль - может там есть вход в подземный переход! И точно! Когда она добежала туда, откуда шёл свет, то увидела неглубокий колодец и длинный туннель, идущий к башне.  Ей показалось, что колодец не глубокий, где-то на метр, но она просчиталась.
- Идите сюда, - закричала Алла и прыгнула в колодец, не дожидаясь друзей.
Что-то хрустнуло, и резкая боль пронзила её лодыжку. Но любопытство манило Аллу, и она побежала на свет по тунелю в сторону странного сооружения. Она даже не обращала внимания на боль, важно было увидеть и узнать тайну.  Это действительно был вход в башню. Башня была без крыши, справа и слева были сидячие  каменные  места в  низких  нишах, а посредине лестница в небо через открытую крышу. Те, кто здесь отбывал наказание, сидели в этих каменных мешках, привязанные кандалами, следы от которых, в виде колец и обрывков цепи ещё кое-где оставались. Сверху на мучеников проливались дожди, или падал снег.
Зябко и страшно стало здесь находиться и все в полном молчании поскорее побежали вон. Колодец оказался довольно глубоким, и они с трудом выбрались обратно, а пока дошли до электрички нога стала пухнуть, расширяться, гореть и болеть. Ребята проводили Аллу до комнаты в общежитии, а рано утром у них уже был самолёт на Прагу... Что привело друзей  в те места? Новоирусалимский монастырь. Друзья Аллы были студентами из Чехословакии и им хотелось посмотреть на удивительные места Русского зодчества, с иконами Андрея Рублева. Новоиерусалимский монастырь был построен ещё в 16 веке при Алексее Михайловиче, архимандритом Никоном, а затем перестроен в 18 веке архитектором Расстрелли. Он был знаменит  тем, что строился, как копия Храма Господня, что в Ирусалиме. Даже речку Истру переделали в Иордан!
Долго друзья ждали погоду, наконец-то в день перед самым их отъездом, выглянуло солнце, весна застучала в общежитские двери, и они поехали. Ехали на электричке минут 45. Алла где-то прочла, что Льюис Кэролл тоже сюда добирался не играючи. Пол дня в кибитке болтался и проклинал дороги в колдобинах и ухабах.  Но, хотя время другое, и Алла с ребятами большую часть ехала на электричке, все же потом они шли пешком по той же дороге, по которой добирался Льюис Кэрролл теми же колдобинами и ухабами. Едва дошли.  Монастырь оказался за высоким забором в три метра высотой, и туда было не пройти. Здесь, где когда-то были монастырские кельи, расстреливали неугодных, невзирая на прекрасные лики с икон Андрея Рублева. Местные сказали, что здесь и сейчас тайная тюрьма-аж с 1947 года! И, мол, не ходите туда, там и сейчас темные дела творятся. За забор ребята не пошли, а вот злосчастную башню нашли, и повидали. Ну а прыжок Аллы определил её состояние на последующие три месяца.
 За ночь нога опухла до слоновьих размеров. И утром Алла, одев брюки только на одну ногу, а вторую- опухшую, слоновью, обернула шарфом и поехала на трамвае в скорую помощь. Здоровенный дядька, похожий на Рембо, с красными, как у мясника руками, взял ногу за лодыжку и оттянул её! Алла заорала, как порванная струна гитары, но Рембо с силой поставил кость на место. То-то Алла увлекалась астрономией! Сразу все звёзды и увидела. Рембо, как скульптор, залепил ногу гипсом до самого верха, почувствовав себя известным скульптором Джакометти, у которого образы наляпаны бронзой, как глиной, и не ставя никакой прокладки между телом и гипсом, сказал: «Не положено». Машину, естественно, тоже не положено. Гипс заканчивался на пальцах ноги, и пальцы, как розовые стрелки компаса торчали наружу, показывая куда идти.
Алла вышла из клиники, а до трамвая ого-го-го! А что поделать. Сорок минут Алла шла до трамвайной остановки. Она подумала, что, если бы её взяли в олимпийскую сборную для черепах, рекорд был бы обеспечен. Наконец она вошла в трамвай- хоть чуть согреться, розовые стрелки ног абсолютно побелели, провисая лапшой, и в этот момент рота солдат догнала трамвай и влетела в вагон. Первый же солдат наступил сапогом на розовую стрелку Аллиного компаса. Она закричала и только тогда все заметили её ногу.  Но Алла в этот момент почти отключилась. Заметили то заметили, но кто ж поможет! Не старуха и не беременная, - постоит.
 Затем, нужно было ещё дойти до общаги, и подняться на 4 этаж! Но дело было сделано, хоть и с большими страданиями. Не декабристка же! По этапу шла и дошла.  С того времени и до этого дня Алла лежит. Иногда она идёт в туалет, который невозможно закрыть, так как предательское загипсованное орудие, поднимается параллельно пола и торчит за пределом дверей. Иногда она кипятит воду на общей кухне. Всё  равно никого нет. Уже десятый день. Скоро все приедут с каникул, пойдут в институт, а ей ещё мучиться три месяца! Алла даже не знала дадут ли ей стипендию. Если дадут она купит витаминки и каждый день она будет есть три витаминки утром, в обед и вечером, как это уже делала не раз, что и составляло её рацион 2 недели после стипендии.  Но сначала она купит буханку хлеба.  Замечтавшись, она заснула. Ей снился сон, что она бежит по узким улочкам, выложенным красивой мазаикой. Над ней вздымаются близко поставленные прекрасные дома, с нависаюшими балконами. Люди одетые в одежды ренессансной эпохи медленно проходят мимо неё. А улочки петляют и наконец выходят на широкую площадь и перед ней высится  Дуомо-прекраснейший Форентийский собор и башня Джотто.  Она входит в этот собор и шаги её эхом раздаются по собору, а на ухо кто-то что-то говорит: “Посмотри на меня! Открой глаза!”  И кто-то трясёт её.  Алла открыла глаза и увидела не святые лики собора, а светящееся в свете дня, лицо своей подруги Наны.
-Алла, Слава Богу, проснулась! Ты что, ногу сломала? Где? Как? Давно лежишь?
-Сама видишь. Лежу с начала каникул. И тут Алла рассказала всю историю.
- Бедная!
-Нануля, очень кушать хочется! Можешь хлебушка купить!
Ох же ты моя хорошая! Голодная. Я сейчас. Полежи немного. Пол часика и я накормлю тебя.
Через пол часа  Нана вернулась со здоровенной курицей. И поставила её вариться в общежитскую кастрюлю, под номером комнаты 536, на общей кухне. В это время понемногу общежитие заполнялось приехавшими студентами. И пока Алла рассказывала о своих приключениях в Новоерусалимской обители, они забыли о курице. Наконец Нана спохватилась и побежала на кухню. Через минуту она прибежала запыхавшись, с воплем: “Курицу свиснули. Негодяи!” И побежала в другой конец корридора, где была вторая кухня.
Там в кастрюле, уже под другим номером преспокойно варилась Нанулина курица. Алла тоже встала и, как тень отца Гамлета, проковыляла, держась за стены, почти прозрачная, на вторую кухню. Нануля забежала в комнату, с номером, который соответствовал кастрюле с курицей. Там жила Фарида, которая, не смутившись, сказала:
-Аяяяй! Что за беда! Ну поварилась у вас, поварится у нас. Вон Жаночка тоже в очередь встала. И Зулька, хочет Джангира покормить горяченьким. Немного бульона каждому, зачем жадничать! Не в пустыне живём. Курица будет твоя. Она нэдэлимая- так сказала Фарида. Но Нана решила по своему. Она поспешно унесла нэдэлимую курицу, пока ее не разодрали на части. Алла попила бульон, но курица уже не проходила.
-Нануля, спасибо! Думала подохну. Знаешь, раздели «нэдэлимую». Девчонкам тоже надо бы пожрать. Дай им всем по кусочку. Ты же знаешь, Нануля, мы все здесь друг друга выручаем.


Рецензии