Хмель

Хмель... Пробравшись во двор по низу забора, он заглядывает в окна, тесно приникая к ним, загораживает солнце якобы для покоя, отвлекает, потряхивая погремушкой китины, забавляет собой до поры. Растёт же он не по дням, но поминутно. Неутомимый в своей навязчивости, оказывается там, где его меньше всего ждёшь: вплетается лентой, стягивая ветки вишен в косу, путается промеж травы, где выставив подножку стебля, ждёт проходящих, проявляя завидную выдержку.
- Ух... ты... Тьфу! Да как же это... - бормочет, оглядываясь по сторонам первый же из оступившихся. Крепкая занозистая петля ловко охватывает щиколотку и скребётся по ней, царапая без жалости. Так сразу отпускать добычу не резон. На то оно и «во хмелю», дабы ни за что не устоять на ногах.

Хмель - вездесущее, цепкое по всем статьям растение, что не пропуская никого, задевает всякого, кто мимо.
- Слишком близко! - шипит оно по-змеиному и вонзает мелкие щучьи зубки в плоть, либо в тканое полотно, - Ему всё едино, и собственную свою желчь он готов излить на любого.

Если подумать хорошенько, дебри хмеля - это то непроходимое, пугающее нечто из сказки, где за недолго зарос лес, уберегая от пробуждения некую деву, хранит до зрелых её лет, дабы не растратила себя попусту, да загодя.

Поглядывая на хмель, молча изумляясь его бесцеремонностью, сосна шевелит длинными пальчиками почек. Новые, золотистые ещё веточки с короткими иголками по-девичьи чуть завиты, а иные расправлены и наслаждаются свободой, движением, что скоро иссякнет. Так выхолащивается из жизни младость... И останется ветке кивать степенно, чуть поворачиваясь вослед солнцу из почтительности и из любви ко всему блестящему. Однако и то немало.


Сдувая с одуванчиков спесь, как шевелюру или напротив,- ущерб причёске причинялся сам собой,  ветру и самому было невдомёк. Некоторых из них он старил степенно, иных дерзко брил на лысо, позволяя взглянуть правде жизни в глаза без помех и шор взлохмаченного чуба.

Ветер срывал двери с петель, как лепестки, рвал деревца из земли вместе с корнями, как сорную траву, и не удосужившись даже втянут в себя аромат их последнего вздоха, кидал на землю, попало как.

И не кто иной, как тот же ветреный ветр, собирал струны проводов в созвучие воя, от которого делалось холодно на сердце из-за извечного, упрятанного неглубоко страха небытия.

Из неба, разломанного по линии молнии, льёт вода. Горькая на вкус, она больше похожа на рыдания. Небеса тоже, бывают, плачут, - не таясь, навзрыд, на людях.

Дабы успокоить, привести в чувство, ветер бьёт небо по щекам вымоченной до последнего стебелька листвой, да всё бестолку. Покуда не выкажет оно все до последней слезинки, не вымочит землю до исподнего, не остановится.
А и сумел бы кто, коли б ведал про всё, о чём знает небо...

Хмель... Так ли он плох, как хорош...

Растрачивая данность в поисках выдуманного, - не лучшее провождение жизни в никуда.