К 4. Глава 52 Эламское право

В Эламе было найдено около 500 табличек касающихся правовых отношений, относящихся к эпохе правления династии Эпартидов, а также семь документов из более позднего периода истории. Более ранних письменных свидетельств, касающихся права, обнаружено не было. Это позволяет предположить, что, вероятно, именно с династии Эпартидов началась письменная фиксация юридических материалов. Ведь известно, что эламский правопорядок существовал испокон веков. Особенностью эламского правопорядка было взаимопроникновение и взаимовлияние древней устной правовой практики и письменной, привезенной из Вавилонии. Однако, к сожалению, мы знаем лишь об имущественных процессах. Что касается эламского уголовного права, то до нас дошли лишь отрывки, в основном касающиеся наказаний, которые угрожали нарушителям договоров.

Следующий судебный документ со всей своей наглядностью раскрывает суть эламского гражданского права. Вот его содержание:
Два брата требуют от некоего Бели передачи им земельного участка. Они обращаются к писцу и судье. Однако Бели выдвигает свою версию событий: «Отец этих истцов, Дамкия, принял моего отца как брата. Я поступил в соответствии с правовой нормой, установленной богом Иншушинаком и богиней Ишмекараб, которая гласит, что принятие брата приводит к равному с остальными братьями положению, а усыновление в качестве сына — к равным с остальными сыновьями правам. Поэтому я унаследовал участок земли, который когда-то получил мой отец от Дамкии».

Этот процесс, произошедший около 1570 года, произвёл сильное впечатление на жителей Суз. На судебном заседании, помимо правителя Суз и судьи, присутствовали управляющий городом, начальник охраны и многочисленные жители Суз. Была составлена опись имущества, унаследованного Дамкией и его родным братом от своего отца, а также того, что эти братья поделили между собой. Таблички с описанием раздела наследства были доставлены писцу и судье, которые, ознакомившись с ними вместе с многочисленными жителями Суз, вынесли приговор. Согласно этому приговору, Бели сохранял за собой земельный участок, полученный его отцом от Дамкии, на правах приемного брата. Таким образом, требование двух истцов было отклонено. За приговором следовал список свидетелей, насчитывающий 23 человек. Этот список возглавляли городской управляющий Аткалшу и начальник охраны Иншушинаккашид, а завершали его бог Иншушинак, богиня Ишмекараб и судебный писец. В конце документа к двум истцам обращаются с просьбой вернуться в свой родительский дом.

На глиняной табличке имеется крупный оттиск печати с изображением бога в короне, стоящего на тронной скамеечке с возведенными к небесам руками. Приписка гласит, что владелец печати покинул своё служебное место в центре Суз, чтобы лично засвидетельствовать поставленную на эту табличку печать. «Кто опротестует приговор, будь то истец или обвиняемый, пусть подвергнется каре богов Хумпана и Иншушинака. Кто уничтожит документ, пусть будет наказан по велению богов Иншушинака и Наххунте тяжелой каре богини Ишмекараб!»

Описанный нами процесс судебного заседания в храмовой роще бога Солнца был особенным: в нём, помимо писца и судьи, принимали участие управляющий городом и начальник охраны. Необычным было и то, что именно эти два чиновника возглавили список свидетелей. Теперь давайте подробнее рассмотрим это судебное разбирательство. В нём обсуждались так называемые правовые нормы бога Иншушинака и богини Ишмекараб. В других документах творцом таких правовых норм называют только Иншушинака, и никакие другие божества не выступают в роли законодателей. Население Элама всегда воспринимало законодательство, разработанное жречеством, как правовые нормы, установленные богом. Это подтверждается многочисленными упоминаниями о «правовых нормах, разработанных храмом Иншушинака».

Однако наряду с «божественным» правом храмов существовало и «светское» право, создателями которого в документах выступают правящие цари. Эламские правители, безусловно, добавляли новые законодательные акты к существующему своду законов. Было бы неправильно проводить четкое разграничение между божественным и светским правом. Хотя некоторые правовые нормы считались у эламитов только творениями богов, особенно бога Иншушинака, а иногда и богини Ишмекараб, между ними никогда не было противоречия. Скорее всего, для эламита право в целом, включая светское, было тесно связано с божественным. Как законодатель, правитель выступал в тесном союзе с божеством. Об этом свидетельствует надпись: «Право, которое дали бог Иншушинак и царь Шутрук-Наххунте II...»
Таким образом, божественное и светское право составляли в Эламе всегда единое целое.

Нам неизвестно, было ли эламское право когда-либо целиком записано, но это маловероятно. Однако, похоже, что отдельные части правового законодательства были зафиксированы. Во времена господства Двуречья над Эламом, чужеземное право, вероятно, также получало силу закона, по крайней мере в Сузиане, как дополнение к собственному обычному праву.

Существенной составной частью эламского правопорядка было его переплетение с божественным началом. Эламское выражение этого начала — китен. В сузской табличке нарушителю договора грозили, что он будет лишен защиты — китен Иншушинака. Тем самым провинившийся объявлялся вне закона. Нередко к тексту делается лаконичное добавление: «он умрет» или угроза лишения юридической защиты принимает форму: «Из сферы власти божественной и царской он будет изгнан».

Во всех подробностях об этом говорится в следующем документе: «[Нарушитель договора] изгоняется из владений Шилхахи, Сиртуха, Сивепалархухпака (тогдашнего верховного правителя) и Кудузулуша (тогдашнего правителя Суз). Бог Иншушинак и царь Суз [погубит его]». Примечательно, что этот памятник включает двух уже умерших к тому времени Эпартидов — Шилхаху и Сиртуха. Значит, считалось, что умершие правители тоже могли проклинать. Как карающие божества наряду с Иншушинаком время от времени выступают еще Хумпан и Наххунте. Во всех этих угрозах обнаруживается неразрывное единство божественных и светских правовых представлений.

Как уже упоминалось, эламский термин «китен» имел не только абстрактное значение «магической защитной силы божества», но и конкретное — он служил знаком табу. Например, выражение «он потерял право на защитную силу бога Иншушинака» дословно переводится как «он прикоснулся к китен Иншушинака». Это можно интерпретировать так: если нарушитель договора прикасался к знаку табу бога и не умирал сразу от перенесённого потрясения, то его ждала публичная казнь. Вероятно, знак табу Иншушинака представлял собой орла с распростёртыми крыльями. Исходя из этого конкретного значения знака табу, под понятием «китен» можно было подразумевать храмовое помещение, где находился этот знак. Например, в одном договоре говорится, что спорящие стороны пришли к обоюдному согласию «в Сузах, в китене бога Иншушинака».

Возникает вопрос: где же проходили эламские судебные процессы? Хотя источники не дают нам полного ответа, всё же можно сделать вывод, что гражданские процессы в Эламе преимущественно происходили в храмовых рощах бога Солнца Наххунте. В отличие от Иншушинака — бога законодателя, Наххунте считался эламским богом, именем которого приводили в исполнение приговор. Храмовая роща Наххунте располагалась в священном «верхнем городе» на искусственно сооружённом холме в северо-западной части Суз. В одной из табличек упоминается, что истец заставил свою ответчицу «подняться наверх» для разбирательства судебного дела. После того как её оправдали, она снова смогла спуститься вниз. Поскольку часто говорится о том, что слушания судебных дел происходили в «китене Иншушинака», можно предположить, что эмблема или знак табу Иншушинака ко времени судебного разбирательства доставлялся в храмовую рощу Наххунте или находился там постоянно.

В Эламе в гражданских процессах второй инстанции председательствовали писцы правителей отдельных областей царства. Каждому из них помогал судья. В процессах первой инстанции судьи сами выносили приговор. Однако существовала возможность обратиться непосредственно к самому правителю. Это могло быть вопросом престижа. Например, в одном документе говорится: «[Тот и тот] из-за одеяния, оставленного мне в качестве залога, обратились к Темптирапташу, и тот послал ко мне начальника охраны, который запер меня здесь в моём жилище». Очевидно, имелся в виду правитель Суз Темптирапташ при верховном правителе Кутир-Шилхахе I.

Гражданское судопроизводство в Эламе было полностью доверено светским судьям. Жрецы выступали в суде лишь в крайнем случае, и то только как свидетели. Согласно древнеэламскому правопорядку, свидетели всегда ссылались на богов Наххунте и Иншушинака, и именно в такой последовательности; в крайне редких случаях — в обратной. Оба божества как властелины мира земного и царства теней рассматривались эламитами как реально существующие свидетели, и поэтому в документах при перечислении свидетелей всегда завершали список. Эламское право придавало огромное значение свидетелям. Одним из подтверждений этого может служить их количество — иногда оно доходило до 42 человек. Лишь одна-единственная табличка ограничивается двумя свидетелями-богами — Наххунте и Иншушинаком, не упоминая людей. Обычно же кроме обоих богов следовали, по меньшей мере, два свидетеля-человека. Большинство памятников приводит от 5 до 20 свидетелей.

Памятники судопроизводства содержат различные редакции статей права, что позволяет нам взглянуть на эламское правосудие с новой стороны. Для Элама были характерны два вида наказаний:
1) Нанесение тяжелых увечий.
2) Проклятия, направленные на то, чтобы навлечь на правонарушителя несчастья.
За лжесвидетельство «отрубали руку и отрезали язык». Часто к этому добавлялась уплата крупного штрафа: от полуфунта серебра и примерно 8 центнеров зерна до 60 фунтов серебра. Однако наказание не ограничивалось только этим. Лжесвидетель лишался китен бога Иншушинака, даже если он приносил клятву только царю. Это означало, что он становился беззащитным и, следовательно, должен был умереть. Таким образом, нарушение клятвы приводило не только к светскому наказанию, но и к сакральному воздействию. В случаях лжесвидетельства по вопросам усыновления, раздела наследства и дарения, помимо проклятий со стороны богов и земных властелинов, часто грозило утопление. О таком нарушителе один документ гласит: «Он должен идти в воду, пусть [речной] бог Шази размозжит ему череп в бурном водовороте! Да падет на его голову карающий меч бога и царя! Да будет он изгнан из владений бога и царя!»

Интерес представляет документ из Хухнури, содержащий решение суда, требующее доказать виновность клятвой с испытанием водой. Десять свидетельниц подтверждают, что истице был обещан дар, который даритель отрицает. Суд призывает истицу броситься в воду. Если она утонет, обвиняемый выиграет дело; если же она останется в живых, то ответчик должен исполнить свое обещание. Значит, даже в этом случае он не должен нести наказания за отрицание обещания дара. К сожалению, мы не знаем, согласилась ли Айянлунгу на это и, если согласилась, утонула ли она в реке или нет. Примечательно, что даже десять свидетельниц не могли придать иску достаточную доказательность. Когда дело касалось денег, обычное для эламита уважение к женщине отступало на задний план.

В заключение рассмотрим правовое положение женщины в Эламе. По свидетельству источников, эламская женщина достигла высокой степени равноправия, в отличие от древнейших отношений III или даже IV тысячелетия, когда братья пользовались особыми привилегиями, а сестры были обделены. Чем успешнее пробивали себе дорогу патриархальные отношения, тем больше улучшалось также положение эламской женщины. Отныне сыновья и дочери стали равноправными в наследовании. В договорах о разделе имущества наряду с мужчинами появились и женщины, имели место даже разделы, в которых фигурировали одни женщины. Женщины могли теперь выступать в суде как свидетельницы. Как с истицами или ответчицами мы с ними уже встречались. При заключении договоров они ставили на глиняную табличку оттиски своих ногтей рядом с такими же оттисками своих мужских контрагентов.

Для понимания правового статуса эламской женщины представляет интерес один случай. После смерти отца его замужняя дочь, как его единственное дитя, унаследовала всё его имущество. Поскольку наследство не входило в приданое жены, это означало, что её муж не мог им распоряжаться. Обиженный супруг опротестовал завещание, жена пошла ему навстречу принеся клятву: «Ты мой муж, ты мой сын, ты мой наследник, и наша дочь будет любить тебя и лелеять!» Этими заверениями супруг был удовлетворён и отказался от иска, так как заявление его жены, сделанное под присягой, давало ему право распоряжаться этим имуществом, хотя суд вряд ли бы признал за ним это право. В этой связи стоит упомянуть ещё одну табличку, в которой говорится, что отец подарил своей дочери пашню. Последняя завещала земельный участок своей дочери, а та, в свою очередь, своей, которая затем его продала. Это свидетельствует о том, что в вопросах личной собственности существовало право наследования по женской линии. Здесь можно провести параллель с наследственными правами на престол в эламских правящих династиях.

Однако, как позволяют судить таблички, и эламские мужчины проявляли весьма заботливое отношение к женщине. Они нередко отдавал предпочтение своим родственницам в вопросах наследства, а не мужским наследникам. В подобной табличке умирающий отец поровну поделил своё имущество между двумя своими детьми, но на первое место поставил дочь, а сына — на второе. В другом документе муж дарит своей жене сад и добавляет, что сад будет принадлежать ей даже в том случае, если он когда-либо разведётся с ней. Так же один эламит заботливо завещал на смертном одре своей жене в пожизненное пользование всё своё имущество. После её смерти в право наследства могли вступить лишь те из сыновей, которые проявят к ней при жизни уважение и любовь.

О предпочтении, которое отец иногда оказывал дочери, свидетельствует другое завещание. По этому документу умирающий оставляет всё своё имущество именно дочери, хотя у него были две жены (значит, существовала полигамия) и несколько сыновей. «Пока я буду жить, она (дочь) должна будет обо мне заботиться, а если я умру, пусть она совершит все полагающиеся мертвому жертвоприношения. Кто из родственников воспротивится этому последнему распоряжению, того пусть уничтожит бог рек Шази, пусть лишится руки и языка, заплатит 4 фунта серебра и потеряет право на китен бога Иншушинака». Среди 16 свидетелей, подписавших завещание, 4 женщины. Особенно примечателен последний приводимый нами документ. В нём муж завещает всё своё имущество своей жене. Он приводит для этого следующий довод: «потому, что она окружала его заботой и работала на него». Он также отмечает, что сыновья могут вступить в будущем в права наследования имуществом лишь при условии, что они останутся жить с матерью и проявят заботу о ней.

Все эти документы, хотя и изложенные сухим, юридическим языком, красноречиво свидетельствуют о высоком социальном и экономическом положении эламской женщины. В эту необычную картину вполне вписывается тот факт, что однажды эламская женщина стала правительницей Сузианы. Это была прославленная сестра Шилхахи, родоначальница верховных правителей.