Танец стружки и крюка

Глава 1: СТОЛЯР И ЕГО ДЕМОНЫ

Стружка, как змеиная кожа, сползала с верстака, кружась в вальсе с пылью. Мастерская пахла смолой и гнилью — будто в углах прятались трупы недоделанных кукол. Степан Громов, столяр с пальцами, изъеденными занозами, водил резцом по дереву. Из-под лезвия выползало лицо: острый подбородок, щеки в шрамах-сучках, пустые глазницы.
— Почти как она… — пораженно прошептал он, сжимая в кулаке прядь волос жены, сплетенную с ватой. Пахло лавандой и медным привкусом крови — так пахла Люба, когда запрокидывала голову, смеясь. Ее тело, гибкое как ивовая ветвь, когда-то обвивало его по ночам, оставляя на коже следы, похожие на резьбу по дереву. Теперь эти шрамы горели, будто под кожей тлели опилки.

На полке за его спиной заскрипели деревянные суставы. Куклы следили. Всегда следили.

Глава 3: ПОКОЙНИЦА В СТРУЖКАХ

Он вырезал ей рот последним. Глубокий, как колодец.
— Ты же хотела петь, Люба… — пальцы дрожали, вклеивая в глотку проволоку. Ее губы, выточенные из красного дерева, казались теплыми — точь-в-точь как в тот вечер, когда она впервые прикусила его нижнюю губу, оставив метку. «Ты мой мастер», — шептала она тогда, а ее пальцы, тонкие и цепкие, впивались в его плечи, будто корни мандагоры.

Из отверстия вырвался хрип. Кукла дернулась, и струйка слизи и червей выползла изо рта. Их оказалось на удивление много, и становилось все больше.
— Прочь, твари! — закричал в ужасе Степан, давя паразитов сапогом. Но черви уже ползли вверх по его брюкам, впиваясь в кожу. Боль была и ужасной, и сладкой - как тогда, когда она умирала от сепсиса — вся в дырах, словно дерево с червоточиной. «Ты заходишь слишком далеко», — стонала Люба в бреду, а он целовал ее раны, слизывая гной, как нектар.

На полке засмеялся Жандарм, вертя головой-дрелью. Стены зловеще зашептали:
— Ты сам стал куклой, Громов. Кто вырежет тебе душу?

Глава 4: ПРАЗДНИК МАРИОНЕТОК

Факел прижигал синей плазмой, Ковбой опутывал верёвками. Скелет дирижировал, рисуя крюком в воздухе ноты.
— Я же создал вас! — в отчаянии хрипел Степан, ощущая, как под кожей шевелятся личинки.
— Ты украл наши смерти, — проскрипел Жандарм, вонзая сверло в его грудь. — Теперь отдай свою.

Громов упал на спину, и сквозь пелену боли увидел ее — куклу Любы. Ее деревянные бедра раскачивались в такт музыке, а изо рта, полного червей, лился хриплый смех. «Помнишь, как ты любил меня за это?» — будто говорили глисты, обвивая его шею. Он закрыл глаза, и в последний миг почувствовал, как проволока в ее горле касается его кожи — холодно и нежно, как ее пальцы в ту ночь, когда она умирала.

ЭПИЛОГ

Теперь они танцуют.
Факел палит звёзды в небе, Скелет режет луну на серпы, а Люба, последняя кукла безумного столяра поёт душам, застрявшим между мирами.
— Мечта сбылась...
А стружки всё кружатся.
Бесконечно.