Петрович и Время

   Октябрьское солнце, уже не жаркое, но еще ласковое, лениво скользило по верхушкам кленов, бросая на скамейку в парке длинные, дрожащие тени. Старик Петрович, словно вросший корнями в эту самую скамейку, сидел неподвижно, устремив взгляд куда-то вдаль, за пеструю листву, за проезжую часть, туда, где терялся горизонт. Его лицо, изборожденное морщинами, словно карта прожитых лет, хранило печать мудрости и усталости.  Ветер, по-осеннему прохладный, играл седыми прядями его волос, выбившимися из-под старенькой кепки.
   Петрович молчал.  Молчание было его естественным состоянием, как для дуба – стоять, а для реки – течь.  Но молчание Петровича было не пустое, оно было наполнено раздумьями, тихими разговорами с самим собой и с миром вокруг.  Сегодня мир говорил ему особенно громко, шуршанием листьев под ногами прохожих, криками детей, играющих неподалеку, и тихим гулом города, доносящимся откуда-то издалека.
   Вдруг, словно спохватившись, Петрович медленно повернул голову и посмотрел на пустую аллею за спиной.  Взгляд его был прищурен, словно он пытался разглядеть что-то невидимое, ускользающее.  И, словно отвечая на немой вопрос, он тихо, почти шепотом, произнес, обращаясь то ли к себе, то ли к осеннему ветру:
– Ты едешь спиной вперед, вот что…  Спиной вперед, понимаешь?
  Он сделал паузу, словно давая своим словам время осесть, проникнуть в сознание.  Затем, чуть громче, с какой-то грустной усмешкой, добавил:
–  И видишь только то, что уже исчезло.  То, что уплыло, как дым от костра.  Вот так и жизнь наша…  Как поезд.
   Он снова замолчал, погружаясь в собственные мысли, словно в глубокий колодец.  Прохожие, спешащие по своим делам, не обращали на него внимания.  Он был частью этого паркового пейзажа, как старое дерево или покосившаяся лавочка.  Но для тех, кто умел слушать тишину, в его словах звучала целая философия, горькая и мудрая, как сама жизнь.
  Петрович  снова вздохнул, прикрыв глаза.  Солнце грело лицо, но в воздухе уже чувствовалось дыхание зимы.  Он вспомнил детство.  Деревня, речка, запах свежескошенного сена.  Все это было так далеко, словно в другой жизни.  И чем дальше он ехал в своем поезде жизни, тем отчетливее видел, как отдаляется, исчезает в дымке прошлого все самое дорогое и светлое.
–  Едешь спиной вперед, – повторил он, словно пытаясь убедить себя в чем-то. –  Вот и смотришь на эти станции, что проехал.  Вот тут, значит, детство было…  Станция "Детство".  Веселая, шумная.  Там и смех, и слезы, и игры дотемна.  А вот дальше – "Юность".  Станция "Юность"…  Там уже и любовь, и мечты, и надежды…  Эх, станция славная была!  Далеко позади осталась.
  Он открыл глаза и посмотрел на свои руки, покрытые сетью вен и пигментных пятен.  Руки старика, руки, которые помнили силу и молодость, а теперь были лишь тенью былого.
–  А дальше что? – спросил он сам себя вслух. –  Дальше…  "Зрелость".  Станция "Зрелость".  Трудовая, хлопотная станция.  Там работа, семья, заботы…  Все как у людей.  И вот…  Приехали, кажется.  Станция "Старость".  Тихая такая станция.  Полустанок, можно сказать.  Никто тут особо не ждет.  Только тишина да ветер осенний.
  Он обвел взглядом парк.  Молодые мамы с колясками, влюбленные парочки, пенсионеры, прогуливающиеся неспешным шагом.  Жизнь шла своим чередом, мимо него, словно поезд, мчащийся по соседним путям.  А он…  Он сидел на этой скамейке, на станции "Старость", и смотрел на уходящее прошлое.
  Петрович поправил кепку и достал из кармана старенький, потертый кошелек.  Развязав шнурок, он вынул оттуда сложенный вчетверо бумажный прямоугольник.  Развернул.  Это был старый, выцветший железнодорожный билет.  На нем еле различимо проступали буквы и цифры, штампы и печати.  Билет на поезд, ушедший в далекое прошлое.
–  А чтобы сойти с поезда, – пробормотал он, глядя на билет, –  нужен билет.  Правильно ведь говорят?  Билет нужен.  Без билета никуда.

   Он повертел билет в руках, словно рассматривая какую-то диковинку.  Потертый, мятый, пожелтевший от времени.  Сколько лет прошло с тех пор, как он купил этот билет?  Сколько километров проехал его поезд жизни?  И куда он, собственно, едет?
–  Вот билет, – снова заговорил Петрович, обращаясь к невидимому собеседнику. –  Держишь его в руках.  А кому ты его предъявишь?  Кому?
  Он пожал плечами, словно не зная ответа.  Вопрос повис в воздухе, как осенний лист, готовый сорваться с ветки.  Кому предъявлять билет?  Кондуктору?  Но где он, этот кондуктор?  Или, может быть, билетер на выходе?  Но выход куда?  Из поезда жизни?  Или из самой жизни?
  Петрович  снова посмотрел на билет.  Он был как символ.  Символ пройденного пути, символ прожитой жизни.  Билет в прошлое, билет в настоящее, билет в будущее…  А может быть, билет в никуда?
  Мимо проходила молодая пара, держась за руки.  Они смеялись, что-то оживленно обсуждая.  Петрович посмотрел на них с легкой грустью и улыбкой.  Молодость…  Как быстро она проходит.  Вот они сейчас едут в начале своего пути, смотрят вперед, полные надежд и планов.  Они еще не знают, что едут спиной вперед, что видят только то, что уже исчезает.
 –  Молодые, – пробормотал Петрович. –  Хорошо им сейчас.  Вся жизнь впереди.  Только вот…  Не знают они, что поезд-то один конец имеет.  И билет в один конец.  Обратного пути нет.
  Он снова посмотрел на свой билет.  Он был как напоминание.  Напоминание о том, что время неумолимо, что жизнь – это путешествие в один конец, и что рано или поздно придется предъявить этот билет…  Кому?
  Вдруг к скамейке подбежали двое мальчишек, лет семи-восьми.  Они гоняли мяч, громко крича и смеясь.  Мяч отскочил от скамейки и покатился прямо к Петровичу.  Один из мальчишек подбежал, поднял мяч и извинился:
–  Извините, дедушка!
Петрович улыбнулся мальчику:
–  Ничего, ничего.  Играйте, играйте.

  Мальчишки снова убежали, продолжив свою игру.  Петрович посмотрел им вслед.  Детство…  Вот оно, настоящее, живое.  И они тоже едут в своем поезде, пока еще в самом начале пути.  И они тоже смотрят вперед, не зная, что едут спиной вперед.
  Петрович  снова задумался.  "Ты едешь спиной вперед и видишь только то, что уже исчезло…"  Эта фраза, словно назойливая муха, кружилась в его голове.  Но в ней была какая-то глубинная правда, какая-то мудрость, которую он пытался разгадать.
  Может быть, в этом и есть смысл жизни?  В том, чтобы оглядываться назад, чтобы помнить прошлое, чтобы ценить то, что было?  Ведь то, что исчезло, – это и есть наша жизнь.  Наши воспоминания, наши переживания, наши радости и горести.  Все это остается с нами, как багаж в этом поезде времени.
  Но если мы едем спиной вперед, то как же смотреть в будущее?  Как строить планы, как мечтать, как надеяться?  Или будущее – это тоже иллюзия, как и прошлое?  Может быть, есть только настоящее, вот этот самый момент, когда ты сидишь на скамейке в парке, смотришь на осенние листья и думаешь о поезде времени?
  Петрович  снова вздохнул.  Философия – дело мудреное.  Слишком много вопросов и слишком мало ответов.  А может быть, ответы и не нужны?  Может быть, главное – это сам процесс размышления, сам поиск истины?
–  А билет…  – снова прошептал он. –  Кому билет предъявлять?
  Он посмотрел на небо.  Облака плыли медленно, словно корабли в бескрайнем океане.  Солнце стало клониться к закату, окрашивая небо в багряные и золотые тона.  Красота…  Неописуемая красота.  И она тоже исчезнет, как и все остальное.  Но останется в памяти, как драгоценное воспоминание.
  Вдруг рядом с Петровичем присела старушка с палочкой.  Она тяжело дышала, опираясь на палку.  Петрович  посмотрел на нее.  Они были ровесники, два старика на скамейке времени.
–  Хороший денек, – сказала старушка, отдышавшись.

–  Хороший, – согласился Петрович. –  Солнышко греет.
–  Да уж, – вздохнула старушка. –  Скоро зима.  Опять холода, да снега…
–  Зима – это тоже время года, – заметил Петрович. –  У каждого времени года своя красота.
Старушка посмотрела на него с удивлением.
–  Вы философ, что ли? – спросила она.
Петрович  усмехнулся.
–  Какой там философ…  Просто старый человек, который думает о жизни.
–  А о чем думаете? – поинтересовалась старушка.
Петрович  помолчал немного, а потом сказал:
–  Вот думаю…  Едем мы все в поезде.  Спиной вперед.  И видим только то, что уже исчезло.
Старушка нахмурилась, пытаясь понять его слова.
–  Это как это? – спросила она.
Петрович  разъяснил ей свою мысль, про поезд жизни, про станции прошлого, про билет…
Старушка слушала его внимательно, кивая головой.  Когда он закончил, она сказала:
–  А может, и правда так.  Мы все больше о прошлом вспоминаем, чем о будущем думаем.  Оно и понятно, будущее-то туманное, а прошлое – вот оно, как на ладони.
–  Вот именно, – согласился Петрович. –  А билет…  Билет-то кому предъявлять?
Старушка задумалась.
–  Может, самому себе? – предположила она. –  Может, это билет за прожитую жизнь?  Перед самим собой отчитаться?

  Петрович  посмотрел на старушку с интересом.  Ее слова показались ему неожиданно глубокими.  Билет перед самим собой…  В этом был какой-то смысл.  Может быть, не нужно искать никакого кондуктора или билетера.  Может быть, смысл билета в том, чтобы осознать, что ты проехал свой путь, что ты прожил свою жизнь.  И что теперь пора…  Сойти с поезда.
–  Может, и так, – сказал Петрович, задумчиво. –  Может, билет самому себе предъявлять надо.  За прожитое, за пережитое…
  Он снова посмотрел на свой старый билет.  Теперь он казался ему не просто бумажкой, а чем-то более значительным.  Символом его жизни, его судьбы.  Билет в один конец, на поезд времени, который мчится вперед, спиной вперед, в неизвестность.
  Солнце почти скрылось за горизонтом.  В парке стало прохладнее.  Старушка поднялась со скамейки, опираясь на палку.
–  Мне пора, – сказала она. –  До свидания.
–  До свидания, – ответил Петрович.
  Старушка медленно пошла по аллее, удаляясь в вечерних сумерках.  Петрович  остался сидеть на скамейке один.  Он снова достал билет и посмотрел на него в последний раз.  Потом медленно разорвал его на мелкие кусочки и развеял их по ветру.
  Билет больше не нужен.  Поезд прибыл на конечную станцию.  И пора…  Сойти.
  Петрович  поднялся со скамейки и медленно пошел прочь из парка, навстречу вечернему городу, навстречу…  Неизвестности.  Но в душе его царил покой.  Покой человека, который прожил свою жизнь, который проехал свой путь, который предъявил свой билет…  Кому-то.  Или самому себе.  Неважно.  Главное – поезд остановился.  И пришло время сойти…