Жизнь что тьма. Рецензия Игоря Льва
«Жизнь – что тьма»
Не правда ли, негативное высказывание? Значит, ждём подвоха. Да, но разве это не правда моего ощущения от моей жизни? Разве я вижу что-то там, в мире людей? Вижу разве, куда мне идти, где те, кто нужен мне, и кому нужен я? Тьма-не тьма, но некое туманное тугое месиво – я не вижу впереди далее полушага своего.
Такова и тьма, в самом деле – стоит себе, непроницаемая, как стеной. А я – как слепец, гляжу в гущу невидимого, наполненного, но, выходит, пустого для меня. И веду себя так, будто там в самом деле ничего для меня интересного, пустота лишь.
А внутри меня – разве не то же самое? Разве я ведаю о происходящем в моих собственных глубинах? И вот уж, где чернь-темнота кромешная. Лишь отдельными вспышками из этой непроницаемой ночи – то один, то другой образ. И то всё больше во время снов моих. Да и те, как правило у меня – сплошь под чёрным небом.
«Тяжкий вздох да борьба»
Вздохнул и снова встал. Чтобы идти, двигаться, передвигать предметы. И борьба эта – с собственным своим пристрастием к воображаемым путешествиям – не в реальности которые. И потому надо идти в реальность, отрывая себя с усилием борца от вымыслов, ничем тело не кормящих, а с ним и душа в вечном голоде.
«Ты приходишь, как горечь»
Кто – «ты»? Я?
«как звук.
Что протяжен и страшен. И долог»
Так приходит «тяжкий вздох»? Уже как стон. Если не рычание.
«Гортанен и чист»
Нет, не рычание. Он (кто?) красив – чист ведь. Эдакий вопль, но музыкальный. Вой-завывание?
Страшен, но чист. Так приходит… ну, да, Она. И приходы эти страшны своей музыкой Несбывшегося. Несбывающегося, но дразнящего.
А «ты» - это Она? Для меня да, именно – Она. Пусть у автора и будет иначе.
«Жизнь как-то вдруг – вперемешку: обида, любовь и пылающий дерева лист».
Листы пылают осенью, мы знаем. И это про отцветание, про заканчивающийся срок жизни. Про пышность прощального концерта осени. Про апофеоз кантаты. Как па-де-да из «Щелкунчика» – вы тоже слышите эту музыку – начало конца?
И обида, и любовь? Казалось бы, или любовь, или обида? Или это любовь невзаимная? Если невзаимная, то гложет обида, как бы ты её ни отгонял, ни старался не замечать. Но сказано же – борьба: вот борьба и есть, когда надо снова и снова себя перелицовывать, ловя за хвост состояние это, которое «обида», чтобы который раз превращать чёрное в белое, рассказывая себе, как всё, мол, во мне самом – значит, мол, не делаю всего того, что точно знаю, что делать должен – вот потому и нет любви. И обижаться могу лишь на себя самого.
«Ты приходишь, когда умирает октябрь».
Октябрь – и есть зарево последнее. Синь неимоверная из-за этого золота пронзительного. То есть, когда чувствуешь красоту мира, как никогда раньше чувствовать не умел. И красоту Её способен чувствовать, как не чувствовал, когда красота эта потоками была в доступе.
И вот тогда приходит Она. Для меня – в сновидениях. А наяву – скользящими отпечатками реальных объектов в моём, так и не насытившемся сознании.
«Ты приходишь, когда всё кругом отцвело»
Да, и вокруг меня всё это – лишь эхо былой наполненности. Я перелопачиваю эти частицы – каждая пышит жизнью, но оставшейся в прошлых годах. Драгоценности готовлю в мусорные мешки. Оттягивая агонию на стеллажах сооружаемых хранилищ. Когда-то россыпи эти гарцевали деловым блеском, а вдоль них цвели живые дышащие сущности, одна за другой, каждая – смыслом бытия.
(продолжение)
«И мне трудно ответить тебе, устоять»
И нас тянет совсем не к друг к другу – в тепло» Думаю над этим «устоять». Мне, мол, трудно устоять… Мне трудно ответить ей. Реальная Она тоже нашлась. Ведь как я читаю стихи: я отстёгиваю все эти «что хотел сказать автор». Я за «он звонит по тебе». Я принимаю эти тексты как персональные мне послания свыше. Или из этого самого мира, который тьма. Я надо отважиться понять, о чём речь, если это про меня. То есть, про то, что знаю только я. Да и я – не всегда могу догадаться. И всегда сходится, вот каков феномен.Как только задумаюсь над этим пресловутым «что хотел сказать автор», так скоро выскакиваю с неприязнью из этого ребуса. Но как только включаю «он звонит по тебе», а потому, мол, не спрашивай, что тут сказано-написано, это говорится персонально для меня, а прочие люди – просто носители. И спасибо им.Наверное, я должен этот метод чтения как-то назвать. Наверное, он уже как-то назван и переназван – это не важно. Он, этот метод-способ в том и состоит, чтобы прекратить уже думать, кто что имеет ввиду. Так оно там, где искусство, где – точнее – художественное творчество. В том числе художественное творчество читательства-зрительства-слушательства.
Да, мне трудно ей ответить. Она на пороге моём. Она ко мне приходит. И мне трудно ей отвечать. И тогда мне понятно, что значит «трудно устоять». Трудно устоять, чтоб не отвечать, и трудно устоять, чтобы не ответить ей правду. Мою правду о том, что она для меня. И в правде этой будет именно вот это: «не друг к другу – в тепло». То есть, это не персональное притяжение, имеющее имя. Каждое имя – носитель этого вещества, которое тут обозначено «теплом». Так навязчиво рифмующимся с «телом».
«И в постели, прижавшись горячим плечом»
А я-то всё хотел этот сегодняшний мой сон записать, зафиксировать, зацепить, сохранить. Там был именно этот момент – мы с нею укрытые чем-то, но посреди тяжёлых сумерек и тревожных пейзажей. Она нага и горяча, тонка и нежна, плечики её все ко мне, мои, но души наши порознь.
«Ты не мне, а себе всё твердишь,
А чего – не поймёшь».
Она не понимает себя. Понимаю ли её я, уверенный, что понимаю? Значит, не понимаю, если уверен. Она всё твердит, я пытаюсь ей отвечать, но ничего от неё в ответ на мои ответы. Именно такое и ощущение поэтому: это она не мне всё рассказывает. Ей мои ответы-толкования-интерпретации не нужны.
«Будет снова весна»
Будет, но «не для меня придёт весна». Или для меня? Или и для меня?
«А теперь хорошо. Всё равно хорошо».
Сейчас весна на календаре. Но на моём – осень. И вдруг я понимаю именно вот так: «всё равно хорошо». Его нет, но я его читаю – я читаю его про самого себя. Он написал такое, а потом – ему зима. И мне будет такая же. Хорошо, если успеваешь написать. Своё.
«И горячим прижмёшься плечом»
Горячее это плечо посреди осени – это да, счастье. Особенно «когда я точно зарифмую» это счастье.
«А на улице топко: то снег, то ли дождь»
Эта «улица» - это про окружение наше, обстоятельства наших действительностей. Вовсе не тёплые к нам. К ней и ко мне. Она, которая говорит мне сама для себя, вся в перепутанных стихиях. Мои стихии тоже от меня хотят разного, но не меня, какой я на самом деле.
«Жизнь, она тяжкий крест»
Но ведь горячее её плечо. И вся она нагая при тебе. Не было бы Её такой, и креста бы не было. Загадка, которая у тебя в руках вместе со своей разгадкой, а крест в том, что ты не успеваешь её разгадать, даже если Её горячее плечо при тебе.
«Мне не нужно объятий твоих»
В самом деле… Это открытие! Нужно было бы, они бы были у меня. Загадка-то – я сам для себя.
«И не скажешь ты мне, что готовит судьба»
Она не расскажет мне, хочет ли ко мне тем самым плечом. Мне-то кажется, что она знает, и что, мол, ей лишь сказать мне, да или нет. Она не скажет мне. Жизнь не так устроена.
«Рядом ты. Тебя нет»
Одна рядом, другой нет. И это одна и та же Она. Та, что рядом, она во мне, потому что это мой сон. Та, которой нет, она во плоти…И вдруг я понимаю, что мне делать. И вся так реальность, которая тяжка и со вздохом, оборачивается мои Путём: они совместились. Сделаю – и мне будет. Потому что я стану другим.
«И холодные серо-дожди.
И листва облетает»
Листва облетает – это сыпятся минуты, часы, дни, недели – а их уже наперечёт. И самое время – сейчас. Потому что – горячее плечико мне сон посулил, а стих подтвердил.
«И гаснут слова и леса.
Без тепла»
Вот поэтому стих. А иначе зачем он? Чтобы открыть это тепло, его источник. Завертеть этот двигатель, обнаружив его устройство. Мой двигатель заработал.
Иллюстрация создана участниками практики-тренинга "Арт-контакт"
Больше текстов Игоря Льва - на странице "Игорь Лев 2" Прозы.ру, ссылка: http://proza.ru/avtor/igorlev2?ysclid=m7adofa7bf128279810
Свидетельство о публикации №225031301141