Senex. Книга 1. Глава 18

Книга 1. Бонна Эксклюзив

Глава 18. Война за психологическое превосходство

Однажды у меня на руках умирал от рака священник —
человек, который сам утешал других всю свою жизнь.
Я спросила его, какой грех самый большой. А он ответил:
«Самый большой грех — обидеть слабого». - «Почему?» -
«Потому что это легче всего сделать». Эта мысль
меня поразила — самый тяжкий грех сделать легче всего.
Елизавета Глинка (Доктор Лиза)

          Ильюшин, придя на работу, сказал Пешкину:
          - Миша, доброе утро!
          - Где? - спросил Пешкин.
          - Что где? - удивился Ильюшин.
          - Где Михаил? Где доброе утро?
          Тогда Ильюшин поправился:
          - А-а, понимаю! Миша, я желаю тебе самого кошмарного дня в твоей жизни!
          - Ну, наконец-то! - с облегчением ответил Пешкин.
          Пришёл Денис и стал укорять Ильюшина и Пешкина за то, что они до сих пор не обзавелись детьми: ему одному из всего отдела положен подарок для дочки к Новому году. А так была бы компания.
          - А куда рожать: в эту страну, в этот жестокий мир? - парировал Пешкин в своём духе.
          - Так, понятно! - сказал Денис и ушёл.
          Королёва заявила:
          - Я считаю, что нашему заводу в качестве Директора по производству больше подойдёт Гайдамака, чем Крутов.
          И Василий Порфирьевич прекрасно её понимал: «Она и в этом старается блюсти свои интересы. На Гайдамаку она имеет хоть какое-то влияние: через истерику, слёзы, хлопанье дверью - а на Крутова она не может никак повлиять. Для Королёвой страстное желание влиять на Крутова - это такая же несбыточная мечта, как для меня - стать королевой Великобритании».
          Василий Порфирьевич чувствовал, что неумолимо надвигается хаос, и Королёва, судорожно пытаясь найти для себя точку опоры, повесила на стену указ Петра I: «А ежели кто впредь будет чинить какую помеху судостроительному делу, вешать того без рассмотрения персоны». Но в хаосе не может быть точки опоры, и на следующий день этот плакат отвалился... Хаос же! И его снова приклеили к стене Ильюшин и Пешкин.
          Гайдамака - это хаос, который уничтожал старый порядок перед наступлением нового, поэтому Василий Порфирьевич вынужден был подчиняться Гайдамаке. В соответствии с «Теорией руководства» Олега Торсунова, Гайдамака соответствовал определению «Авторитарный слабый руководитель». Да, он был слабым руководителем, потому что главной его целью была личная карьера, а не производство. Но при этом он всё-таки был авторитарным руководителем, который жёстко продавливал свою систему планирования, преодолевая ожесточённое сопротивление всех сотрудников завода. Поскольку обстоятельства позволяли ему осуществить задуманное, то Василий Порфирьевич сделал вывод, что эта авторитарная система управления приживётся, потому что система организации производства, возникшая при олигархе Пугачёве, была нежизнеспособной, и верным признаком этой нежизнеспособности была система фирм-подрядчиков. Но, поскольку сам Гайдамака при внедрении авторитарной системы управления испортил отношения со всем заводом, то его систему, скорее всего, будет использовать другой Начальник ПДО, который будет заботиться о производстве. Гайдамака является всего лишь предвестником новой системы управления заводом, более авторитарной, чем нынешняя. Поэтому Василий Порфирьевич уже сейчас, несмотря на отвращение к личности Гайдамаки, обидевшего его в зарплате, начал приучать себя подчиняться новой системе управления производством. А его сослуживцы, не понимая, что на самом деле происходит, продолжали сопротивляться.
          Таня принесла расчётные листки, и Пешкин, изучив свой листок, самодовольно заявил:
          - С таким раскладом можно и поработать!
          - Долг начальник не вернул, зато зарплату восстановил в прежнем размере, - сказала Королёва.
          Зато Василию Порфирьевичу нечем было похвастаться – его зарплата составляла всё те же 31 750 рублей, как под копирку.
          «Значит, Гайдамака демонстративно опустил мою зарплату до уровня зарплаты Лунёва, - решил Василий Порфирьевич. - Он именно так оценил эту должность, переубедить его невозможно, значит, идти к нему в третий раз не имеет смысла. Мои деньги Гайдамака отдал Пешкину и Королёвой, и это увеличило пропасть между мной и Пешкиным с Королёвой. Начальник понял, что Пешкин больше всего на свете любит деньги, поэтому решил купить его с потрохами. Если это произошло, значит, Гайдамака так задумал, ему это для чего-то надо».
          И Василию Порфирьевичу приходилось выполнять намеченное - увеличивать свою духовную составляющую взамен уменьшившейся материальной составляющей. Гайдамака третий раз уменьшил его зарплату, и каждый раз Василий Порфирьевич принимал именно это решение. Значит, это было единственно правильное решение.
Это был не самый лучший день в жизни Василия Порфирьевича, но он решил, что должен пережить его достойно. Да, начальник демонстративно унизил его… Зато Василий Порфирьевич не пьёт коньяк по утрам, как Гайдамака, спасаясь от стресса. Если начальник снова попросит Василия Порфирьевича «успокоить гражданку», то он теперь пальцем не пошевелит, ему теперь будет гораздо проще выдержать злобу «гражданки», чем оказывать услуги начальнику, который публично унижает его… Видимо, в благодарность за услугу. И Василий Порфирьевич продолжал повторять для себя, как молитву, то, что он уже осознал: «Я уже не Начальник БАП, моя зарплата уже не 35 000 рублей, и Гайдамака уже не мой начальник». Он снова обрёл равновесие, и оно уже никак не зависело от Гайдамаки и его капризов.
          Судьба Василия Порфирьевича тоже никак не зависела от афериста Гайдамаки. Судьба – это характер человека. Главное достижение Василия Порфирьевича за год работы в ПДО заключалось в том, что, придя в ПДО человеком, трясущимся от страха перед всесильным Гайдамакой, он в настоящий момент одержал над своим начальником маленькую победу в войне за психологическое превосходство. Он дважды осмелился спросить у начальника, почему его зарплата уменьшилась, а тот струсил, не осмелился сказать, что именно его не устраивает в работе Морякова, он дважды малодушно соврал, а сам трусливо, как крыса, стал «отгрызать» законную зарплату Василия Порфирьевича, которую сам же ему пообещал. «Великий и ужасный» Гайдамака, Маленький Наполеон - спасовал перед тишайшим Василием Порфирьевичем! От страха перед Моряковым Гайдамака подселил к нему злобную свору шакалов - Королёву и Пешкина, втайне надеясь, что они его растерзают. Но Василий Порфирьевич выстоял, а шакалы уже стали кидаться на самого Гайдамаку, хлопая дверью в его кабинете. И только теперь, когда Гайдамака в третий раз уменьшил зарплату Василия Порфирьевича, он понял, почему помог Королёвой избежать неминуемого увольнения: «Я не позволил Гайдамаке избавиться от Королёвой, которая уже стала кидаться на своего начальника, и она продолжит изматывать его своей бешеной энергией. Может быть, именно за это он и наказал меня в этот раз».
          Если Раньше Василий Порфирьевич злился на Королёву и Пешкина за то, что они не позволяли ему чувствовать себя Начальником БАП, то теперь он понял, что без их присутствия он не смог бы подняться до уровня Гайдамаки. Это была абсолютная истина! И Гайдамака своими руками дал Василию Порфирьевичу возможность подняться над ним, уменьшив его зарплату. Уровень Василия Порфирьевича – это не должность Начальника БАП, уровень Василия Порфирьевича – это Гайдамака!
          Вечером Василий Порфирьевич отдал Анне Андреевне урезанную Гайдамакой зарплату и категорично заявил:
          - Я при любой возможности уйду от этого афериста!
          Но Анна Андреевна постаралась его успокоить:
          - Я прошу тебя не делать резких движений… Потерпи немного, может, что-то изменится.
          В такие моменты Василий Порфирьевич понимал, что, прожив с Анной Андреевной больше тридцати лет, он всё ещё плохо знает свою жену и не имеет представления, на что она способна. Однажды, гуляя по берегу Невы, они увидели сломанное кем-то дерево, и Василий Порфирьевич стал брюзжать по поводу насилия, которое охватило всё общество. А Анна Андреевна неожиданно расставила все акценты, сказав:
          - Я считаю, что количество сломанных деревьев показывает, какой процент людей во всём обществе является опасными для этого общества.
          Василий Порфирьевич огляделся и увидел, что во всём парке было сломано только одно дерево… Значит, процент агрессивных людей в обществе не очень высокий, и по этому поводу не стоит расстраиваться. А он до этого не додумался.

          * * *
          На Дне Качества Гайдамака косвенно ответил на незаданный вопрос Василия Порфирьевича по поводу уменьшения его зарплаты:
          - На основании «Положения о мотивации персонала» каждый из вас должен вносить свою долю в прогресс - ежемесячно вносить в журнал улучшений одно предложение на улучшение процесса планирования! – строго сказал Гайдамака и окинул всех взглядом поверх очков. - А то я вижу, что многие хотят отсидеться... Особенно те, кто на пенсии или близко к пенсии... Так знайте: ничего не получится! Есть деньги за предложения по улучшению, и мы можем их получить.        Поэтому я больше не собираюсь выслушивать упрёки по поводу зарплаты!
          Поскольку на Дне качества всегда присутствуют только заместители начальника отдела, начальники бюро и уполномоченный по качеству в лице Ильюшина, то Василий Порфирьевич понял, что этот камень был брошен именно в его огород. «Гайдамака только что расставил все акценты и ответил на все мои вопросы, - подумал Василий Порфирьевич. – Он дал мне понять, что относит меня к тем многим, что «хотят отсидеться», поэтому начальник больше не намерен «выслушивать упрёки по поводу зарплаты». Значит, с этим аферистом бесполезно разговаривать о зарплате и о будущей пенсии, потому что он воспримет мои слова как слабость. Для Гайдамаки выражение «многие хотят отсидеться» означает, что его подчинённые должны «кошмарить всех неугодных», то есть кидаться, как шакалы, на его врагов и рвать их зубами, как это делают Королёва и Пешкин, и я правильно сделал, что сразу отказался от этой роли. Я веду с Гайдамакой войну за психологическое превосходство, поэтому должен быть таким, каким являюсь по своей природе. И до тех пор, пока начальник будет говорить намёками, пока не станет прямо говорить о моих недостатках в работе, я не должен принимать подобные слова на свой счёт. Именно я сейчас являюсь хозяином положения, потому что эта трусливая крыса, которая повадилась отгрызать мою законную зарплату, снова спасовала передо мной!»
          Все присутствующие зароптали, а Жеребцов высказался более конкретно:
          - Раньше ПДО получал премию больше строителей, а теперь мы, как отщепенцы, получаем премию меньше всех!
          - Ещё одно слово - и ты выйдешь отсюда вон! - грозно сказал Гайдамака. - Оставьте за мной право распределять зарплату! Всё, решено! А то придёт новый Генеральный директор и спросит: «Чем занимался отдел?» На всех совещаниях наш отдел - как заноза. У всех есть к нам претензии.
          Своими словами начальник подтвердил убеждённость Василия Порфирьевича в том, что самооценка Гайдамаки очень низка. Именно его падающая самооценка из-за страха лишиться высокой должности понизила статус ПДО на заводе. Гайдамака потребовал, чтобы его подчинённые чаще ходили в цеха... А это неизбежно приведёт к дальнейшему падению авторитета ПДО.
          Потом Гайдамака вскользь сказал:
          - Диана Ефимовна доложила мне, что в трубомедницком цехе с отчётностью по технологическим комплектам творится полное безобразие! – и обратился к Грохольскому: - Вы там Антону Александровичу как-нибудь передайте от меня привет!
          В комнату 220 пришёл Самокуров, и Королёва пожаловалась ему:
          - Николай Игнатьевич, я устала, и у меня мозги уже не работают!
          - А Вам мозги не нужны! - честно ответил Самокуров. - Как говорит наш начальник, Ваше главное качество - это пронырливость и умение достать любого.
          «Самокурову, как Главному диспетчеру завода, надоел слишком вольный режим Королёвой, - догадался Василий Порфирьевич, - поэтому, он и доканывает её, не скупясь на выражения».
          Когда Самокуров ушёл, Королёва стала жаловаться Василию Порфирьевичу, а он, слушая её, сочувственно кивал:
          - Николай Игнатьевич неправ! И начальник неправ! Моё главное качество - это умение организовать работу. Только я знаю, как надо разговаривать с Филипповым, чтобы он понял, чего от него хотят, и сделал так, как надо. Больше никто не умеет с ним разговаривать. Это эксклюзивное качество, и жаль, что начальник этого не понимает. Это я всё сделала с процентовкой технологических комплектов, а Грохольский воспользовался моей наработкой! Значит, у Грохольского есть мозги, а у меня нет? Всё, я сильно озлобилась на начальника, я ему этого не прощу!
          Пешкин тут же вызвался идти к начальнику, чтобы открыть ему глаза, но Королёва остановила его:
          - Ни в коем случае!  Он сам должен это понимать. Раз у меня мозгов нет, я буду пользоваться мозгами Пешкина. Мишка, ты у нас один с мозгами, вот и работай! А я буду пользоваться твоими мозгами.
          Пешкин, поскольку ему не позволили идти к начальнику, пошёл в туалет. У него были не только мозги, но ещё и хроническая диарея. У Василия Порфирьевича было подозрение, что причиной диареи Пешкина является мощная внутренняя агрессия, и это было видно невооружённым глазом. У него было столько агрессии, что он способен был обдристать весь мир, который его обидел. Но, возможно, диарея говорила о том, что у Пешкина настолько бешеный темп жизни, что его кишечник не успевает переварить пищу, его тело не успевает замёрзнуть, поэтому он круглый год ходит в рубашке с короткими рукавами.
          Королёва оделась и пошла жаловаться Слизкину, крикнув с порога:
          - Я объявляю забастовку!
          У неё сегодня тоже выдался трудный день.
          Василий Порфирьевич пошёл в цех, а когда вернулся, Королёва уже была на месте и рассказывала Пешкину сон, в котором она видела гроб с отцом. Василий Порфирьевич невольно вспомнил, что, когда она устраивалась на работу, при заполнении анкеты в Отделе кадров ей пришлось указать, где похоронен отец. Василий Порфирьевич догадывался, что для Королёвой отношения с ним самим, с Пешкиным, с бывшим мужем и вообще со всеми мужчинами — это продолжение её отношений с отцом. Сейчас её окружают почти одни мужчины, много мужчин, и всех она открыто презирает. А в лице Пешкина она имеет возможность мстить своему отцу.
          Потом Королёва стала рассказывать Пешкину про внука:
          - Я вчера «колбасилась» с внуком: он бегал по квартире с моей юбкой, я гонялась за ним, а беременная дочка от всего этого была в ужасе. С внуком очень хорошо, с ним шикарно! - заключила Королёва.
          Пришёл Грохольский и, как будто между ними не было никакой ссоры, стал беседовать с Королёвой. Ей ничего не оставалось, кроме как сказаться приветливой. Грохольский, увидев, что Королёва осваивает компьютер, взятый у Дьячкова, предложил ей:
          - Диана Ефимовна, почему бы Вам не выпросить для себя и жидкокристаллический монитор?
          - Нет, я не буду просить монитор для себя! - гордо сказала Королёва и стала рассказывать Грохольскому сегодняшний сон, глядя ему в глаза: - Я проснулась в 4 часа и увидела своего бывшего мужа в образе Алена Делона в возрасте 40 лет. Он стал приставать ко мне, но я отказалась исполнить свой супружеский долг, и он при мне занялся самоудовлетворением. Меня бы это не обидело, но он устроил видеоконференцию и продолжил самоудовлетворение уже в прямом эфире.
          Грохольский молча выслушал рассказ Королёвой и так же молча ушёл. А она стала отговаривать Ильюшина работать в Рождественские каникулы:
          - Андрюшечка-душечка, в выходные дни надо отдыхать! А то сублимируешь своё либидо в шестидневную рабочую неделю!
          Потом она и ему рассказала свой сон про бывшего мужа.
          У Королёвой продолжались проблемы с компьютером – теперь уже с компьютером, взятым у Дьячкова: то связь с принтером пропадала, то показания часов сбрасывались, то ещё что-то портилось. Но у Василия Порфирьевича было подозрение, что всё дело не в компьютере, а в самой Королёвой.

          * * *
          Однажды в выходные Василий Порфирьевич и Анна Андреевна приготовили вкусный ужин, выпили шампанского, закусили, стали обсуждать свои проблемы, и Анна Андреевна сказала:
          - Мне вдруг бросилось в глаза, что ты в последнее время перестал вести себя по-детски.
          - По-детски? – удивился Василий Порфирьевич.
          - Ну да, - подтвердила Анна Андреевна. – В разное время ты был для меня то строгим отцом, проявлявшим ко мне чрезмерную строгость, то беспомощным ребёнком, о котором я вынуждена была заботиться, то ещё кем-то. А сейчас ты стал настоящим, зрелым мужчиной, и я стала ощущать к тебе доверие.
          - Со стороны виднее, - согласился Василий Порфирьевич. – Обидно, конечно, что это произошло уже на закате жизни.
          - Беззаботное поведение рассчитано на то, что рядом всегда окажутся родители, которые тебя поправят, - добавила Анна Андреевна.
          Василий Порфирьевич вынужден был согласиться с женой:
          - Честно говоря, я и сам часто ловил себя на том, что я – равно как и ты - делая замечания людям, которые вели себя слишком беззаботно, играл роль заботливого родителя, но при этом я оказывал таким людям «медвежью» услугу: делая замечания подобным людям и имитируя их родителей, я на самом деле поощрял подобное поведение, то есть совершал преступление. Но это было не самое главное. Самое главное было в том, что этим я ломал свою судьбу.
          После слов жены у Василия Порфирьевича возникли вопросы с самому себе: «Почему я слишком привязан к роли взрослого: ведь должность начальника – это тоже роль строгого взрослого? Может быть, потому, что у меня были очень строгие родители, которые наказывали за каждую провинность, и в детстве мне выгоднее было быть послушным и дисциплинированным, чтобы не быть наказанным?»
          Роль строгого родителя, как теперь начал понимать Василий Порфирьевич, внесла разлад и в его отношения с Анной Андреевной. У молодых девушек часто бывает сильное чувство вины перед матерью или отцом, из-за чего у кого-то из них может прекратиться менструальная функция или даже наступать бесплодие. И получалось, что Василий Порфирьевич своей излишней строгостью и зацепленностью за идеал провоцировал и усиливал в жене чувство вины перед родителями.
          Нечто подобное он сейчас наблюдал в поведении Пешкина: чувство вины перед родителями сделало его рабом Королёвой, но, когда она была в отпуске, он пытался очень строго контролировать Ильюшина.
          А поскольку Анна Андреевна сказала, что Василий Порфирьевич выступал ещё и в роли беспомощного ребёнка, то ему необходимо избавиться ещё и от детской игры в Ребёнка, которую он сам себе навязал в детстве. Значит, не случайно рядом с ним оказалась Королёва, которая издевалась над взрослым Пешкиным, как над Ребенком, и не случайно Пешкин играл роль Ребенка, над которым глумилась Королёва. Играя в Ребёнка, Василий Порфирьевич постоянно испытывал чувство вины перед родителями, но, поскольку родителей уже не было в живых, то на роль Родителей ему приходилось выбирать людей вроде Гайдамаки и Королёвой.
          Василий Порфирьевич отметил удивительное явление: как только он перестал отождествлять себя с ролью Начальника БАП, у него исчезло презрение к Королёвой. Он мог испытывать к ней сильную неприязнь, даже ненависть, но презрения к ней не было.
          Американский гуру Баба Рам Дасс сказал: «Если ты считаешь себя просветлённым, пойди и поживи неделю с родителями». Родителей Василия Порфирьевича давно не было в живых, но появление Королёвой и Пешкина позволило ему несколько месяцев «пожить с родителями».
          Муж и жена отождествляют себя с ролью родителей, когда им надо воспитывать детей, и это является естественной природной функцией человека. Но многие люди продолжали отождествлять себя с ролью родителя и после того, как необходимость в выполнении этих функций отпадала, они не могли перестать вести себя, как строгие родители, даже когда их ребёнок становился взрослым человеком, они не в силах были отказаться от своей потребности в том, чтобы их ребёнок продолжал в них нуждаться. Даже если ребёнку было уже за сорок, родители не могли освободиться от навязчивой мысли «Я знаю, что для тебя лучше!» Они отождествляли себя с этой ролью и бессознательно боялись лишиться этого отождествления, если перестанут быть родителями. Королёва, манипулируя Пешкиным и Ильюшиным, своим поведением очень напоминала таких родителей: «Запомни – я всегда права!»
Гайдамака и Королёва своей бесконечной суетой очень напоминали Василию Порфирьевичу его неуёмных родителей, которые и сами не умели наслаждаться жизнью, и его не смогли этому научить. Они жили под властью стереотипа: «Жизнь - это каторга, или тюрьма». Восстав против стереотипа, под властью которого жили Гайдамака и Королёва, Василий Порфирьевич восстал против судьбы, навязанной ему родителями. Он очень захотел проснуться.

          * * *
          В ноябре Анна Андреевна сообщила новость, которую ни сама Анна Андреевна, ни Василий Порфирьевич пока не знали, как расценивать:
          - Мне настойчиво предлагают защитить диссертацию и получить степень кандидата исторических наук, даже обещают содействие. Что ты мне скажешь?
          Василий Порфирьевич ничего не мог сказать жене, поскольку и сам не понимал, зачем нужна диссертация женщине пенсионного возраста, причём, даже не преподавателю, а методисту кафедры, которую, к тому же, заведующая кафедрой в любой момент может выгнать с работы, как уже выгнала нескольких хороших молодых преподавателей, которые ей не угодили. Василий Порфирьевич считал, что у Анны Андреевны ничего не получится, потому что у неё нет мотивации… Но тогда почему ей так настойчиво предлагают соискательство? Может быть, окружающая среда просто даёт ей понять, что дальнейшее пребывание на этой работе, под руководством Тамары Павловны, начинает разрушать её психику, и ей пора уходить на пенсию? Это было самое логичное объяснение ситуации… Тем более, что заведующая кафедрой Тамара Павловна не имела никакой научной степени, и если её методист, которую она откровенно презирает, замахнётся на диссертацию, то это станет последней каплей в чашу её терпения, и Анне Андреевне придётся расстаться с хорошей работой.
          Василий Порфирьевич всё ещё раздумывал над вопросом жены, постепенно он начал склоняться к тому, что его жене не нужна эта суета с диссертацией – точно так же, как ему не нужна суета, устроенная Гайдамакой и Королёвой - и он решил подумать ещё… Но Анна Андреевна стала настаивать на немедленном ответе:
          - Что ты мне посоветуешь? Завтра последний день подачи заявления, а я ещё не подписала его у декана факультета и ничего не сказала Тамаре Павловне.
          Василий Порфирьевич почувствовал в голосе жены заинтересованность, и у него возникли сомнения в правильности своего видения ситуации: «А что если моей жене таким образом дают понять, что она заслуживает чего-то большего? Тогда я не имею права чинить ей препятствия, тем более, что по ней видно, что ей самой хочется попробовать себя в том, что когда-то ей казалось недоступным. И пусть теперь всё зависит от неё самой. А то ведь у человека возникает много желаний, но его возможности не всегда соответствуют его желаниям. Вот, например, она затянула с заявлением до последнего дня, поэтому не исключено, что завтра она не сделает того, что нужно сделать для оформления заявки на соискание. У неё такое часто бывало».
          И в самом деле, такие случаи были. Например, недавно они запланировали в выходные дни поездку на Невский проспект: сначала зайти в Казанский собор, помолиться, а потом пойти в Филармонию. Анна Андреевна, несмотря на плотный график культурных мероприятий, встала в 11 часов, выпила кофе, потом начала готовить обед, а когда Василий Порфирьевич напомнил ей, что они должны выйти из дома не позже 15 часов, начала, как обычно, жаловаться:
          - Ты слишком рано гонишь меня из дома, а я ещё не напилась кофе на своём любимом кожаном диване.
          То же самое могло произойти и с соискательством, поэтому Василий Порфирьевич решил судьбу своей жены полностью доверить её же способностям:
          - Я считаю, что ты должна действовать по принципу Наполеона Бонапарта, - ответил он.
          - Что ты хочешь этим сказать? – удивилась Анна Андреевна.
          - Наполеон сказал: «Нужно сперва ввязаться в бой, а там видно будет».
          Но Анна Андреевна удивила Василия Порфирьевича: на следующий день она договорилась с Тамарой Павловной, подписала заявление у декана факультета, и ей осталось только подписать заявление у своего научного руководителя.
          Анна Андреевна довольно легко получила разрешение Тамары Павловны на защиту диссертации… Но вскоре настало время разочарования. Тамара Павловна, видимо, опомнилась, поэтому стала сопротивляться намерению своей подчинённой стать кандидатом исторических наук, это сопротивление становилось всё сильнее, и настал день, когда Анна Андреевна была вынуждена даже пойти на конфликт с заведующей кафедрой. Вечером она пожаловалась Василию Порфирьевичу на Тамару Павловну и спросила у него совета:
          - Что мне теперь делать? Бросать? Ведь Тамара Павловна не даст мне довести дело до конца. Жаль, конечно, всё так хорошо начиналось…
Василий Порфирьевич задумался. В молодости, когда Анна Андреевна работала учителем в школе, директор школы заметила её способности и предложила должность завуча. Перед Анной Андреевной была перспектива стать директором школы, но она категорически отказалась стать завучем, и теперь Василию Порфирьевичу было понятно, что в молодости её самооценка была слишком занижена. Она не считала себя достойной своих способностей, она не могла принять себя такой, какая она есть. С тех пор Анна Андреевна сильно изменилась, но всё ещё не была готова принять себя такой, какая она есть, поэтому, при своих способностях, вынуждена была работать простым методистом и терпеть унижения от заведующей кафедрой Тамары Павловны. Может быть, пришло её время повысить свою самооценку?
          Василий Порфирьевич понял, что ситуация радикально изменилась, поэтому очень твёрдо высказал своё мнение:
          - Если раньше я не понимал, зачем тебе нужно это соискательство, то теперь всё становится на свои места. Мы с тобой говорили о том, что родители подавили нашу волю своим воспитанием, и ты согласилась, что так всё и было.
          - Согласилась, - подтвердила Анна Андреевна.
          - И сейчас настал момент, когда твоему желанию защитить диссертацию, то есть твоей воле, сопротивляется твоя заведующая Тамара Павловна. Но ведь все люди неосознанно воспринимают своих начальников как воплощение своих родителей, поэтому хотят всегда быть хорошими в их глазах, и очень расстраиваются, когда начальники недовольны ими. Значит, тебе придётся преодолевать сопротивление начальницы, которое символизирует сопротивление родителей твоим детским желаниям и их стремление подавить твою волю. Если ты выдержишь сопротивление Тамары Павловны, то у тебя будет возможность восстановить свою волю.
          Анна Андреевна согласилась с мужем и продолжила заниматься диссертацией, которая называлась: «Спасение музейных ценностей Ленинграда и области во время войны». Анна Андреевна решила записаться в Российскую Национальную Библиотеку, чтобы работать с архивными материалами. Василию Порфирьевичу она предложила тоже записаться в библиотеку, он сначала отказался, но потом подумал, что ещё никогда не бывал в стенах этой великой библиотеки, где работал баснописец Крылов, и решил тоже записаться. В Российской Национальной Библиотеке, стоя возле окна и глядя на Невский проспект, Василий Порфирьевич думал о том, что раньше он много раз ходил по нему мимо библиотеки, но никогда в неё не заходил, считая, что для него это запретная зона, а сейчас он получил доступ на эту территорию, причём, вместе с женой. Их территория расширилась, но не вширь, а вглубь, и за счёт этого его стабильность укрепилась. Василий Порфирьевич нашёл ещё одну точку пространства, где темп жизни был близок к его темпу жизни.
          Василий Порфирьевич и Анна Андреевна прошлись по библиотеке, от разбитого кафеля на лестнице, от разгромленных унитазов в туалете библиотеки и от маленького помещения кафе, очень похожего на кафе в Ленинградском Кораблестроительном Институте, который закончил Василий Порфирьевич, повеяло покоем, потому что всё это напомнило ему советское время, когда он чувствовал себя в абсолютной безопасности. И сама библиотека напомнила Василию Порфирьевичу советское время. Василий Порфирьевич как будто вернулся в свою молодость.
          Анна Андреевна стала готовиться к экзаменам, и в её обиходе появились студенческие анекдоты, разговоры об экзаменах, вполне студенческие волнения… Она тоже как будто вернулась в молодость.
          Первым экзаменом был экзамен по философии. Василий Порфирьевич искал в Интернете словари и философские термины, печатал их для жены, а она учила их. У них очень плодотворно получалась совместная работа, и Василий Порфирьевич понял причину перемены отношения к нему жены. Раньше она отождествляла мужа, который во всём любил порядок, с ролью своих строгих родителей, поэтому сопротивлялась изо всех сил почти любому его решению или требованию, которое противоречило её интересам. Но сейчас Василию Порфирьевичу удалось «перевести стрелку» на Тамару Павловну, которая отчаянно сопротивляется желанию жены защититься, и теперь Анна Андреевна именно свою начальницу отождествляла с ролью своих родителей, лишивших её воли в детстве.
          Василий Порфирьевич усмотрел в интересе жены к диссертации ещё один мотив, очень скрытый, очень неявный… Анна Андреевна, как и сам Василий Порфирьевич, в детстве была обделена вниманием слишком строгих родителей, поэтому даже в пенсионном возрасте искала любую возможность получить это внимание от мужа. А он, чего греха таить, порой бывал слишком строгим с ней. Вполне возможно, что диссертация для Анны Андреевны - это имитация роли ученицы в школе, чтобы проверить, насколько строгим будет её «родитель», не будет ли он проявлять к ней насилие ради учебы.
          Работа над диссертацией стала для Анны Андреевны видимой, официальной целью, а невидимой, духовной целью стало для неё обретение воли в противостоянии с заведующей кафедрой Тамарой Павловной. И это было очень непростое противостояние. Тамара Павловна своей бешеной энергией подавила всех своих противников: преподаватель Шилова после перелома руки уже не захотела заниматься диссертацией, преподаватель Горкина лежала дома с температурой, преподаватель Чеснокова снова оказалась в больнице с онкологией. А самой Тамаре Павловне всё сходило с рук за творимые ею подлости. Василий Порфирьевич, слушая подробности от Анны Андреевны, пришёл к мнению, что противники Тамары Павловны не смогли справиться со своими амбициями. Видимо, амбиции - это слабая опора в жизни человека.
          А вот Анна Андреевна смогла усмирить свои амбиции, и у неё не было проблем со здоровьем в противостоянии с Тамарой Павловной. Кроме того, она смогла направить свои амбиции в нужное русло - в диссертацию: когда человек серьёзно изучает философию, ему не до амбиций… Любой сомневающийся может это проверить. 

          * * *
          Гайдамака вызвал Морякова и Королёву и поручил им совместно подготовить приказ о введении электронного отчёта ОТК. Когда Гайдамака, как обычно, пригласил их подойти поближе, чтобы им был виден его монитор, Василий Порфирьевич стал у торца стола начальника, а Королёва подошла вплотную к Гайдамаке, положила руку на спинку его кресла, и он вынужден был откинуться в кресле, чтобы хоть немного расширить своё личное пространство.
          Когда Василий Порфирьевич и Королёва вернулись к себе, она сказала:
          - У меня, как у человека, уже давно профессионально занимающегося организацией процесса планирования в программе DRAKAR, есть предложение! - и она изложила своё видение проблемы. Василию Порфирьевичу её предложение понравилось, и он его одобрил. Вдохновлённая Королёва пошла к Слизкину за консультациями, и вернулась она уже в полной уверенности в том, что этого делать нельзя:
          - Если Гайдамаке удастся внедрить эту процедуру, то он подставит под удар ОТК, и тогда имидж ПДО, который был подпорчен разрешением процентовать технологические комплекты, будет испорчен окончательно!
          - Наше дело... - начал Василий Порфирьевич, но Королёва его грубо перебила:
          - Да не «наше дело», а надо донести эту информацию начальнику!
          - Донесите, донесите, - согласился Василий Порфирьевич, игнорируя грубость Королёвой. - И в самом деле, зачем нам делать лишнюю работу?
          - И донесу! - сказала Королёва и немедленно направилась к начальнику.
          В этот момент Василий Порфирьевич невольно отметил разницу между собой и Королёвой. Она боится, что Василий Порфирьевич может опередить её, и тогда вся любовь начальника достанется ему, поэтому она всегда торопится, чтобы опередить его, а в результате получается суета. Суета - это бег по кругу. А он решил никуда не бежать, потому что он знает, чего хочет. Неосознанные люди не знают, чего они хотят, они ведут себя так, как будто у них блохи в голове. А у Василия Порфирьевича блох в голове не было. И в этот момент он понял, что человек, чья главная забота заключается в том, как он будет выглядеть в глазах начальника — это Ничтожество. А это значит, что Королёва уже проиграла ему войну за психологическое превосходство.
          Вернувшись от Гайдамаки, Королёва сообщила следующую новость:
          - Я убедила начальника в том, что в трубомедницком цехе создалась безнадёжная ситуация по отчётам, поэтому начальник будет заставлять Антона давить на цех, а я буду подсказывать начальнику, что надо делать с цехом. Начальник, хоть с трудом, но согласился! – гордо заявила она.
          После аудиенции с начальником Королёва была очень возбуждена. Поскольку Гайдамака её послушался, то она решила, что может им управлять, поэтому в качестве Директора по производству он для неё лучше подходил, чем Крутов, на которого она не имела никакого влияния.
          После слов Королёвой Василий Порфирьевич понял, что на Дне Качества Гайдамака говорил о трубомедницком цехе вполне серьёзно, и его угроза в отношении Антона тоже таила в себе некую опасность для подчинённого Грохольского. Это означало, что Гайдамаку очень устраивает утверждение Королёвой о бедственном положении в цехе. Появилось ещё одно место, где он может «навести порядок», где он может быть востребован. А для Королёвой появилась ещё одна возможность показать всем, что только она сможет решить проблему. В этом вопросе интересы Гайдамаки и Королёвой сошлись.
          - Вот так, я гнусная интриганка! - заключила Королёва, и она это сказала для того, чтобы никто не подумал, что она интриганка… Но Василий Порфирьевич в очередной раз убедился в том, что Королёва – гнусная интриганка, и Антону грозит опасность. На дне рождения Дениса она обнимала Антона, а на следующий день она облила его грязью в глазах начальника. Похоже, она решила таким способом отомстить и Антону, и его начальнику Грохольскому.
          Василий Порфирьевич сильно сомневался, что на самом деле существует «проблема отчётности трубомедницкого цеха», которую «вскрыла» Королёва. Она это сделала, чтобы найти себе работу, без работы она чувствовала себя ненужной, как будто её лишили родительской любви, и ей становилось страшно. Чтобы справиться со своим страхом, она очернила Антона в глазах начальника.
          Войдя в приёмную Гайдамаки, Василий Порфирьевич увидел Таню и Королёву, которая что-то увлечённо рассказывала ей. Там же был и Антон, который с неприязнью смотрел на Королёву. Видно было, что он помнит зло, которая она ему причинила... А сама Королёва, как видно, уже не помнила зла, которое причинила Антону. Порой Василию Порфирьевичу казалось, что Королёва была абсолютно уверена в том, что все её деяния – это абсолютное благо. Когда в комнату 220 приносили очередной приказ для ознакомления под роспись, Королёвой обычно некогда было его читать, и, чтобы не тратить на него своё драгоценное время, она спрашивала у Василия Порфирьевича:
          - Василий Порфирьевич, в этом приказе есть что-нибудь про наш отдел?
          И если он говорил, что про ПДО ничего нет, то она подписывала его, не глядя. Она ему доверяла, потому что знала точно: Василий Порфирьевич никогда не совершит подлость ни против неё, ни против кого-то другого. А сама совершала подлые поступки и против Василия Порфирьевича, и против остальных сослуживцев. Обычно человек, который сам совершает подлости, от других ожидает того же, и если Королёва доверяла Василию Порфирьевичу, против которого вела себя подло, то это означало, что она предельно цинично и осознанно пользуется положительными качествами других людей. Принцип Королёвой был примерно таков: «Я сейчас буду делать тебе больно, а ты веди себя хорошо, чтобы меня не расстроить». А о том, что Королёва умеет мстить, Василий Порфирьевич знал прекрасно.
          Самокуров, встретив Василия Порфирьевича на колоннаде, спросил:
          - Как там Ваша дамочка? Кажется, у неё крыша поехала.
          - Почему Вы так решили? - спросил Василий Порфирьевич.
          - Она назвала меня Василием Порфирьевичем! - пожаловался Самокуров, и его вид говорил о том, что слова Королёвой больно задели его.
          - Ну, Вы же сами сказали, что ей мозги не нужны!
          Василий Порфирьевич полагал, что уже достаточно хорошо изучил Королёву, поэтому знал, что она будет светиться от счастья, если ей удастся осуществить какую-нибудь подлость. А если после посещения начальника Королёва прятала от него глаза, то это был верный признак того, что она сказала Гайдамаке что-то подлое про него. И если Василий Порфирьевич всё ещё вынужден был работать с Королёвой, то это означало, что он ещё недостаточно изучил её.
          «Но сколько ещё мне придётся изучать Королёву? – задался вопросом Василий Порфирьевич. - И зачем мне вообще изучать Королёву? Может быть, изучение Королёвой — это ключ к моим отношениям с женой?»

          * * *
          Неумолимо приближался Новый год, Королёва пришла в приподнятом настроении и сказала Пешкину:
          - У меня появилась достаточно глубокая мысль. У нас должен быть Новый год, поэтому я купила ёлку.
          А Пешкину она поручила купить ёлочную мишуру.
          Королёва увидела на перегородке Пешкина бумажные кораблики, на которых стояли картонные рулончики от туалетной бумаги, и сказала ему:
          - Ты знаешь, Миша, трубы из рулончиков от туалетной бумаги на твоих корабликах - это топология, могут не понять!
          Пешкин тут же выбросил в урну трубы и кораблики.
          А Василий Порфирьевич был удивлён, что Королёва произнесла слово «топология», потому что под топологией «понимается учение о модальных отношениях пространственных образов — или о законах связности, взаимного положения и следования точек, линий, поверхностей, тел и их частей или их совокупности в пространстве, независимо от отношений мер и величин». Это понятие было слишком заумным даже для «самой умной» Королёвой. Скорее всего, Королёва имела в виду слово «патология», и Василий Порфирьевич был уверен, что слово «патология» не испугало бы Пешкина так сильно, как слово «топология». Что ж, как говорят в народе, «и на старуху бывает проруха».
          Королёва надела наушники и стала сама развешивать украшения, громким из-за наушников голосом спрашивая у Пешкина, правильно ли она их повесила. Василий Порфирьевич не принимал никакого участия в создании праздничной обстановки в комнате, Ильюшин тоже был безучастен. Королёвой это не понравилось, и она стала подпевать музыке, которую слушала в наушниках. Чтобы развесить на стенах мишуру, она стала вбивать в стену гвозди, которые вместе с молотком принесла из дома, и стук её молотка разносился по коридору власти.  Закончив, Королёва сказала самодовольно:
          - У нас получилось лучше, чем в БОП!
          - Потому что у нас есть Вы, а в БОП Вас нет! - восторженно воскликнул Пешкин, и Королёвой его слова очень понравились.
          Пришли две женщины из заводской лаборатории проверять микроклимат. Увидев гирлянды и шарики, развешенные Королёвой на всех плафонах, они спросили:
          - И не лень вам было так высоко забираться, чтобы повесить все это?
          - Не лень! - категорично заявила Королёва.
          Ильюшин включил через свои колонки новогодние песни: «В лесу родилась ёлочка», «Jingle Bells», «Happy New Year» и другие. Сослуживцы из других бюро стали по очереди приходить, чтобы посмотреть на украшенную комнату 220. У Василия Порфирьевича даже появилась ревность, что люди ходят смотреть и оценивать работу его конкурента, его непримиримого врага... А потом он понял: «Ведь они ходят в БАП, начальником которого являюсь именно я. Королёва старалась исключительно для того, чтобы потешить свои амбиции, а лавры достались и мне тоже, потому что никто на самом деле не знает, как всё происходило. Мне надо лишь принять этот дар с достоинством».
          Пришла Кожемякина, посмотрела на украшения, стала сдержанно разговаривать с Королёвой… И к своему удивлению вдруг выяснила, что Пешкин – подчинённый Морякова, а Королёва - подчинённая Дьячкова, и компьютер у неё тоже из бюро Дьячкова…
          «Вот что общение животворящее делает!» - невольно подумал Василий Порфирьевич.
          Королёва несколько раз ходила к Гайдамаке, закончила оформление заявки на улучшение программы DRAKAR и отдала её начальнику на подпись, поэтому находилась в перевозбуждённом от своего успеха состоянии. Она стала обсуждать этот вопрос с Ильюшиным, поскольку именно он, как уполномоченный по качеству, заставил её оформлять эту заявку, они оба сидели на своих местах, и им пришлось кричать через всю комнату.
          «Королёва всё-таки нашла способ замарать Ильюшина» - подумал Василий Порфирьевич, слушая их громкий разговор. Это был очень агрессивный жест, причём, в новом составе участников, и Василию Порфирьевичу пришлось включить музыку и надеть наушники. Он был подавлен, уничтожен бешеной энергией Королёвой. Но он очень любил музыку, и она настроила его эмоции на мажорную волну, которая помогла ему понять, что Королёва своей бешеной энергией задаёт настолько высокую планку устойчивости его самооценки, какой он никогда не имел за всю жизнь. После того, как их орбиты окончательно разойдутся в пространстве – а он был уверен в том, что их орбиты обязательно разойдутся – его самооценку очень трудно будет поколебать. И от него сейчас требовалось одно: выдержать эту энергию огромной силы. Ведь энергия, с которой он сейчас столкнулся, это, прежде всего, энергия человеческих эмоций, против которой он всегда был безоружен.  Чтобы стать устойчивым против эмоциональной энергии, чтобы приобрести иммунитет, ему нужно, как это ни парадоксально, какое-то время находиться рядом с Королёвой. Ему надо просто отсидеть положенное время рядом с ней, не пытаясь сбежать от неё. Но сколько часов он должен отсидеть рядом с Королёвой? Этого Василий Порфирьевич не знал. Но он знал, что Королёва - это его карма.
          А Королёвой весь день не давала покоя энергия, в конце дня она зашла в бюро МСЧ, пытаясь что-то выяснить, и Рогуленко спросила у неё:
          - Зачем тебе это надо?
          Мне хочется построить хороший пароход! – как всегда, пафосно ответила Королёва.
          - Мы без вашего DRAKAR и без ваших проработок построим хороший пароход! - мгновенно взвинтилась Рогуленко. Она возбудилась, как говорится, с пол оборота, потому что была недовольна Королёвой, которая всегда начинала кричать, приходя в их комнату, а приходила она к ним очень редко. А Василий Порфирьевич каждый день вынужден был находиться в этом истеричном крике уже в течение 10 месяцев! И он понял, что это испытание дано только ему: никто другой не способен выдержать подобное испытание. Пустырь, куда Ефимкин отправил его на субботник вместо молодёжи, вскоре перестал существовать, потому что это испытание было предназначено только Василию Порфирьевичу. Испытание в виде Королёвой тоже предназначено только ему, и это гарантия того, что их орбиты когда-нибудь разойдутся на бесконечно далёкое расстояние, чтобы никто другой не смог пройти это испытание и улучшить свою карму.
          Можно ли было считать нормальным поведение Королёвой? Нет! И примеров, подтверждающих такой ответ, было много. Когда Гайдамака пригласил Морякова и Королёву, чтобы обсудить, как переименовать вкладку процентовки технологических комплектов, Василий Порфирьевич предложил своё название - и тут же Королёва, не успев вникнуть в суть его предложения, перебила его и стала предлагать свои варианты. Потом Гайдамака пришёл к ним, предложил разместить в сети «Инструкцию пользователя программы DRAKAR», которую создал Василий Порфирьевич - и Королёва тут же вскочила и, закрывая Василия Порфирьевича от глаз начальника, стала излагать свои предложения. А если вспомнить, как она орала на него в присутствии Жеребцова? Королёва всем даёт понять, что она самая умная, и это вызывает у всех невольное сопротивление, не позволяющее оценивать её поведение как нормальное, адекватное.
          Василий Порфирьевич попытался, подобно Шерлоку Холмсу, применить дедукцию, то есть, решил исходить из того, что Королёва и в самом деле самая умная. Теоретически это было возможно. Он знал, что на свете существуют женщины, которые умнее мужчин. В школе с ним училась девочка, которая была умнее всех одноклассников, она легко решала такие математические задачки, которые даже ему, круглому отличнику, были не по зубам. Поэтому Василий Порфирьевич вполне мог допустить, что Королёва такая же умна, как эта девочка... Но тогда сразу возникали проблемы: если Королёва умнее всех, то она не должна обращаться за помощью к Слизкину и Пешкину! Но по факту она без них ничего не могла. Тогда почему Василий Порфирьевич должен терпеть её так долго? Он этого не знал. Тогда он пошёл другим путём: «А могу ли я считать совершенно нормальной собственную самооценку? Нет, не могу. Значит, мне придётся терпеть Королёву, чьё поведение никак нельзя назвать нормальным. И в этом нет ничего страшного. Присутствие не совсем нормальной Королёвой среди нормальных людей получило санкцию свыше только потому, что время её присутствия жёстко ограничено. Но когда истечёт срок присутствия Королёвой?» Василий Порфирьевич этого не знал. Зато он точно знал, что главный урок для него в этой ситуации заключается в том, чтобы он ни в коем случае не только не проявлял свой гнев против женщины, но даже не испытывал его. Это была очень трудная задача. Для кого-то она даже была невыполнимой.